– Это и есть наш счастливый жених? – раздался позади вкрадчивый голос.
   – Да, это он.
   Лоррейн с дурацкой улыбкой стояла позади какого-то ублюдка. На его мерзкой харе сияла такая же дурацкая улыбка. Счастливый жених? Что она делает, какого черта она рассказала этому типу про их личные дела? О Боже. Старый извращенец с брюшком, рыжими крашеными волосами и огромным носом, как у попугая. Гиббонс глядел на желтый сантиметр на его шее. Потом он посмотрел на Лоррейн и вздохнул. Черт, это, наверно, и называется любовью. Иначе зачем бы ему выносить все это безобразие.
   – Если вы пройдете за мной, сэр, я сниму мерки и все будет в полном порядке.
   Гиббонс ничего не ответил, только подтянул брюки и зашагал вслед за ним в примерочную кабину. Там продавец широким жестом пригласил Гиббонса подняться на возвышение перед трехстворчатым зеркалом. Гиббонс поднялся и поглядел на свои отражения в зеркалах. Там он увидел троих мужиков в мешковатых брюках и расшнурованных ботинках, готовящихся купить костюм, который им совсем не по вкусу. Троих разнесчастных женатиков. Он ухмыльнулся в зеркало просто для того, чтобы доказать себе, что это именно он.
   – Ну а теперь мы застегнем пуговицы.
   Ублюдок сзади обхватил Гиббонса за талию. Гиббонс инстинктивно схватил его за запястья.
   – Я могу сделать это и сам, – буркнул он.
   – Как вам угодно, – невозмутимо ответил продавец. Похоже, ему нравится, когда с ним обращаются по-мужски грубо, подумал Гиббонс.
   Продавец одернул полы пиджака и разгладил материю на спине. Он продолжал бегать пальцами по спине Гиббонса, подтягивая и разглаживая ткань, что-то расстроенно бормоча и вздыхая. Гиббонс поглядел через плечо, не понимая, что тот делает.
   – У вас какие-то проблемы? – спросил он.
   – Ну... пожалуй. – Продавец продолжал что-то выделывать с пиджаком. – Вы стоите сейчас прямо, сэр? Пиджак не слишком хорошо сидит на вас.
   Гиббонс ухмыльнулся и поймал в зеркале взгляд Лоррейн. Продавец все еще одергивал пиджак, пытаясь понять, в чем неувязка. Затем нашел то, что искал, слева под мышкой. Гиббонс расстегнул пиджак и сунул руку туда, где в кобуре лежала его пушка. Его «кольт-кобра» 38-го калибра, с которым Гиббонс не разлучался на протяжении всей своей службы в ФБР. Продавец уставился на револьвер. Он прямо-таки помертвел от ужаса.
   – Не могли бы вы немного сделать посвободнее с этой стороны? – спросил Гиббонс, пытаясь подавить ухмылку.
   Продавец откашлялся.
   – Как вам угодно, сэр.
   – Да, мне угодно, – сказал Гиббонс.
   – А мне не угодно, – заявила Лоррейн. Вид у нее был разъяренный. – Тебе непременно нужно было брать его с собой? – прошипела она ему в ухо.
   – Я всегда беру его, когда иду покупать новый костюм. Иначе будет жать под мышкой.
   – Это свадебный костюм. К чему тебе револьвер на свадьбе?
   – Но ведь я покупаю костюм не ради одного раза. После свадьбы я смогу ходить в нем на работу. А как, черт возьми, ты думаешь?
   Она ничего не ответила. Он знал, что она хотела сказать, но промолчала. Еще один дурной симптом, свидетельствующий о предсвадебной лихорадке. Никаких ссор. Исключительная доброжелательность. Она, верно, опасалась, что он может дать деру, если слишком пережать. Из всех кошмаров, которые происходили с ней теперь, этот был самым жутким.
   Лоррейн поджала губы и кивнула.
   – Ну конечно. Ты абсолютно прав, – сказала она и отошла назад.
   Черт побери! Он просто бесился, когда она вела себя так. В последнее время она молча проглатывала все, что бы он ни говорил, старательно делая вид, будто все идет превосходно. Он знал, что она не любит, когда он носит с собой револьвер и работает на улице, но за прошедшие два месяца она ни разу даже не заикнулась об этом. Все что угодно, лишь бы не перевернуть лодку, лишь бы доплыть до тихой семейной гавани. О Боже!
   – Сэр, я уверен, что мы сможем приспособить пиджак к вашему... вашему...
   – К моей пушке.
   – Вот именно. Я уверен, что наш портной сумеет подогнать пиджак, как вы желаете.
   Вид у продавца был весьма нервный.
   – Прекрасно. Так сделайте это.
   Продавец кивнул и снова стал орудовать сантиметром, мелком, булавками. На этот раз действовал он чрезвычайно аккуратно.
   Гиббонс попытался поймать в зеркале взгляд Лоррейн, но она не смотрела в его сторону. Наступила фаза молчаливого страдания несправедливо обиженной мученицы.
   – Ты слышала что-нибудь в последние дни о Тоцци? – спросил он.
   Лоррейн любила своего двоюродного брата, нянчила его, когда он был еще ребенком. Гиббонс знал, что своим вопросом сумеет отвлечь ее.
   Лоррейн подняла глаза и пожала плечами.
   – Почти ничего. Тетя Кончитта сказала, что он заскакивал к ней несколько недель назад. Она говорит, что вид у него был весьма несчастный, но он ничего не рассказывал о себе. Сказала, что он рассердился, когда она спросила, все ли у него в порядке. Она позвонила потом мне и спросила, не знаю ли я, что у него случилось. Она уверена, что у него какие-то неприятности.
   – Твои родственники вечно воображают, что что-то случилось, – заметил Гиббонс. – Это у них в крови.
   Проклятые мнительные итальянцы. Все они таковы. Лоррейн снова пожала плечами.
   – Может, и так, но тетя Кончитта очень наблюдательна для своего возраста. Она была совершенно права насчет Дэниела.
   – Кого?
   – Дэниела. Моего бывшего мужа. Того парня, который сбежал от меня.
   – Ах да. Мистер Бернстейн.
   Еще один извращенец, подумал Гиббонс.
   – Тетя Кончитта с первой же встречи заподозрила в нем что-то неладное. И оказалась права. У этого ублюдка была жена в Миссури и невеста в Торонто.
   – И к тому же он оказался гомиком, так ведь?
   Гиббонс взглянул в зеркало на реакцию продавца. Тот не поднимал головы, целиком сосредоточившись на втыкании булавок. Должно быть, опасался, что его пристрелят, если он скажет хоть слово.
   – Он был бисексуалом. Да и вообще, это только слухи. Мы так и не уверены до конца.
   Лицо Лоррейн преобразилось. Исчезла идиотская улыбка, оно обрело прежнюю, неподвластную времени привлекательность. Порой оно бывало похоже на прекрасную картину. Лицо, которое можно изучать годами, но никак не удается запечатлеть в памяти. Именно на такой Лоррейн Гиббонс и собирался жениться.
   – Словом, ублюдок, – прошептала она ему.
   – Извините, сэр, – зашептал продавец, боясь прерывать их беседу. – Нужны ли манжеты на брюках?
   Гиббонс поглядел вниз на стоящего на коленях продавца.
   – Никаких манжет.
   Продавец, казалось, трясся от страха, боясь уколоть Гиббонса.
   – А что слышно о девице Тоцци? Той, рыжей. Он еще с нею?
   – Роксана? – Лоррейн покачала головой. – С ней все кончено. Не думаю, что у нее выдержали бы нервы. Последний раз, когда я говорила с Майклом...
   – А когда это было?
   – По меньшей мере недель пять или шесть назад.
   – И что же он сказал?
   – Он что-то говорил о том, что Роксана оставила сообщение на его автоответчике, после того как он не видел ее несколько месяцев, но он решил не звонить ей. Не стоило того, сказал он. У них было мало общего, заявил Майкл.
   Гиббонсу это известие не понравилось. Послать ко всем чертям бывшую подружку, когда она делает первый шаг к примирению? Дурной знак – похоже, он сжигает за собой мосты. Может, Тоцци пытается покончить с прежней жизнью, чтобы начать новую? Может, он в самом деле решил переметнуться?
   – Он говорил что-нибудь еще? Ну, о том, как у него дела, чем он занимается? Ты понимаешь?
   – Издеваешься? Когда это вы рассказываете о том, чем вы занимаетесь? Настоящие мужчины всегда держат язык за зубами.
   Продавец занялся рукавами, одернул их, чтобы определить длину.
   – Сэр, собираетесь ли вы носить с этим пиджаком французские манжеты?
   Гиббонс мрачно посмотрел на него.
   – А как вы думаете?
   Продавец нервно откашлялся.
   – Я думаю, что нет, сэр, – пробормотал он.
   Когда он отмечал длину рукава, руки его заметно дрожали, но ему все же удалось провести довольно прямую линию. Профессиональная работа даже под угрозой насилия.
   – Знаешь, о чем я думаю? – спросила Лоррейн.
   Гиббонс посмотрел на нее в зеркало. Всякая привлекательность исчезла с ее лица. Вид у нее снова был вполне идиотский.
   Она сморщила нос.
   – Как насчет еды для гостей? Обычные блюда вроде цыплят всем надоели. Может, заказать что-нибудь неожиданное?
   – Твои родичи не едят ничего неожиданного. Если у нас не будет спагетти, они просто не придут.
   – Мои родственники не такие дураки, как ты думаешь. Во всяком случае, некоторые из них, – рассердилась Лоррейн.
   – Вы позволите мне дать вам совет, мэм? – спросил вдруг продавец, стоя на коленях. Прежде чем продолжить, он опасливо покосился на Гиббонса. – Прошлой осенью я был на весьма своеобразной свадьбе в Хэмптонсе. Они подавали гостям блюда индейской кухни, и все остались очень довольны.
   – В самом деле? – заинтригованно спросила Лоррейн.
   Гиббонс вытаращил глаза. Они что, издеваются?
   Продавец явно чувствовал себя куда свободнее с Лоррейн и охотно пустился в детальное описание индейской свадьбы. Лоррейн, похоже, разбиралась в том, о чем он рассказывал, но Гиббонсу было совсем неинтересно выяснять, что означают всякие «паппадам», «пакорасы» и прочее.
   По лицу Лоррейн было заметно, что новая идея воодушевила ее. Все, что касалось свадебных приготовлений, неизменно воодушевляло ее в последнее время – она легко загоралась, вот и сейчас она продолжала выспрашивать продавца.
   Когда этот ублюдок перешел к основному блюду – что-то вроде тушеного ягненка под кисломолочным соусом, – в животе у Гиббонса заурчало. Он хотел было заткнуть болтливого мерзавца, но они уже довели себя до полного исступления, в упоении разглагольствуя о приготовлении индейских кушаний.
   Черт побери! Стоя перед зеркалом с булавками, воткнутыми повсюду, словно над ним совершался ритуал черной магии, он вдруг понял, отчего некоторыми женатыми мужчинами овладевает неодолимое желание сбежать от своих жен и начать новую жизнь, подобно мистеру Бернстейну. Или, может быть, подобно Майку Тоцци.

Глава 5

   Сестра Сесилия Иммордино повернула за угол на перекрестке Сорок третьей улицы и Девятой авеню, придерживая под порывами ветра вуаль и юбку черного монашеского одеяния и скосив глаза за большими очками. Она посмотрела на величественные облака на голубом небе и позволила легкой улыбке появиться на губах. Солнце ярко светило, и в воздухе ощущалось дыхание весны. Прекрасный день, чтобы ее молитвы были наконец услышаны. Сестра Сесилия была преисполнена самых радужных надежд. О, Господь Всемогущий, после долгих молитв дозволь свершиться этому сегодня.
   Сабатини Мистретта, босс ее брата Сэла, ковылял по тротуару, нахмурившись из-за сильного ветра, гуляющего по улице. Маленький, толстый и довольно неотесанный; в минуты раздражения Сэл называл его жабой. Сестра Сесилия была готова понять Сэла, но полагала, что подобная характеристика недопустима, не важно, верна она или нет. Совершенно очевидно, что Господь желает, чтобы мистер Мистретта был боссом, и уже поэтому к нему следует относиться с почтением. Даже если он и в самом деле похож на жабу.
   Пока они шли вверх по Девятой авеню, она не оставляла без внимания ни одну заблудшую душу, встретившуюся им на пути, – праздные бездельники у дверей, похотливые молодые женщины, торгующие собственным телом, наркоманы с безумными глазами, забывшие о собственных духовных и физических потребностях, живущие бездумно, точно неразумные твари, и обретающие лишь временное успокоение после очередной порции наркотиков. Примечательно, думала она, что Господь в своем всеведении и мудрости предусмотрел такое множество видов человеческого падения, и все во имя того, чтобы показать людям, каким путем им ни в коем случае не следует идти. К несчастью, люди не обращают должного внимания на подобные примеры, вот почему некоторым приходится жертвовать собою, чтобы спасти заблудших.
   Поджидая на Сорок четвертой улице зеленого сигнала светофора, она предупредительно спустилась с тротуара и отошла на расстояние вытянутой руки от мистера Мистретты, чтобы не подчеркивать, что она выше ростом. Она не хотела раздражать его, особенно в столь великий день, когда от его согласия зависело, станут ли наконец реальностью ее давние мечты. Больше ей не придется отказывать в приюте из-за недостатка места бедным девушкам, несчастным созданиям, которые вполне могут закончить свои дни на улице, подобно легионам других обездоленных. Нет, Сэл не допустит этого. Он дал ей обещание много лет назад, уверив ее, что все сделает, как только позволят финансовые возможности. А Сэл был человеком слова. Как-никак они были правильно воспитаны.
   И вот теперь, после долгих лет ожидания и молитв, он наконец сможет заработать достаточно денег и сделать солидное пожертвование, в котором она нуждалась, чтобы начать строительство нового здания для приюта Марии Магдалины, приюта для незамужних матерей, которым она руководила в Джерси-Сити. Все, что сейчас требовалось, – это согласие мистера Мистретты, только и всего, и она была уверена, что мистер Мистретта не обманет ожиданий бедных девушек. Она вознесла мольбы Непорочной Деве Марии, которая не раз помогала ей в таких делах.
   Загорелся зеленый свет, и они начали переходить улицу. Мистретта глянул назад через плечо.
   – Видишь того парня с курчавыми волосами, Сил? В коричневом пиджаке?
   Сестра Сесилия подняла вуаль и обернулась.
   – Вижу.
   – Переодетый охранник. Ходит за мной по пятам, – сказал Мистретта громким шепотом. – Этот парень целыми днями следит за мной, с тех пор как меня перевели сюда под домашний арест. Почему им было не оставить меня на эти последние месяцы в тюрьме? Нет, заявили они, так, мол, вам будет легче вернуться к нормальной жизни. Чушь. Они меня не проведут. Одна из их обычных уловок. Дали мне немного свободы, позволили гулять днем по улицам и решили, что подловят меня на чем-нибудь. Но я разгадал их планы. Проклятые идиоты.
   Сестра Сесилия кивнула. Мистер Мистретта всегда был очень осторожен. Пока он находился в тюрьме, он не принимал никаких посетителей, кроме жены и Сесилии. Раз в месяц один из ребят Сэла отвозил ее в Пенсильванию, чтобы она могла помолиться с ним в комнате для свиданий; они возносили молитвы, сидя за длинным игровым столом, а охранники стояли рядом, наблюдая за ними. Сэл говорил, что мистер Мистретта параноик. Нет, он был просто очень осмотрительным человеком. Он мог бы встретиться с Сэлом хотя бы теперь, когда находился в Центре социальной реабилитации. Он ведь был свободен целыми днями, только на ночь ему приходилось возвращаться под охрану. Но мистер Мистретта не желал видеть никого, пока не выйдет на свободу. В конце концов, с ним и так обошлись слишком сурово, засадив в тюрьму за неуплату налогов. Бесчеловечно поступать так с бизнесменом только за то, что он проявляет предприимчивость в делах.
   – Посмотри-ка туда, – сказал он раздраженно.
   – Куда?
   – На крышу. Там, на другой стороне улицы. Видишь? Они считают себя очень умными.
   Лишь спустя минуту она поняла, о чем он говорил, – трое мужчин в грязных спецовках покрывали гудроном крышу старого многоквартирного дома. Один мужчина поднимал бадьи с горячим гудроном на лебедке, а другие, похоже, раскатывали его катками. На тротуаре стоял еще один рабочий, возле визжащей вонючей машины, которая, кажется, подогревала гудрон. На машине виднелась грязная, полустертая надпись «Стайвезан руфингинк».
   Мистретта покачал головой и попытался усмехнуться. Бедняга, его усмешка никогда не выглядела таковой. Сестра Сесилия покраснела, вспомнив еще одно замечание Сэла. Тоже весьма точное. Сэл говорил, что, когда видишь усмешку Мистретты, кажется, будто его мучают колики.
   – Это столь очевидно, что невозможно поверить, – зашептал он. – Идиоты. То, что они держат, вовсе не катки. Это новые особые устройства. Знаешь, о чем я говорю? Устройства, чтобы прослушивать нас. Они устанавливают их в витринах магазинов, стекла вибрируют от слов, сказанных нами. Один парень в тюрьме рассказывал мне про это. Вот идиоты. – Он покачал головой и снова попытался усмехнуться. – Послушай. Ничего не говори, пока мы тут. Хорошо? Не стоит доставлять им такое удовольствие.
   Сестра Сесилия послушно кивнула. Очень предусмотрительно с его стороны. Она-то думала, что те люди просто покрывают гудроном крышу. Сесилия опустила вуаль и скосила глаза, глядя на крышу. Как он догадался? Поразительно. Это еще раз доказывает, почему именно он стал главой семейства.
   Они молча дошли до следующего квартала. На углу Сорок пятой улицы она обернулась и снова заметила высокого мужчину с курчавыми волосами. Он был всего в десяти футах и смотрел прямо на нее. Господь Всемогущий! Он был так близко, что мог подслушать их разговор. Как же ей спросить разрешения у мистера Мистретты, если этот человек ходит за ними по пятам? Она нахмурила брови.
   Они пересекли улицу и прошли мимо винной лавки, владелец которой пытался вытолкать прочь назойливого бездельника. Она посмотрела, не отстанет ли от них преследователь, хотя бы для того, чтобы помочь хозяину лавки, пока с ним не случился сердечный приступ, но тот даже не остановился. Сестра Сесилия недовольно нахмурилась. Это лишний раз доказывает, сколь мало они чтят закон и порядок. Предпочитают мучить несчастного бизнесмена, который уже заплатил свой долг перед обществом, чем помочь человеку, которого третирует явный злоумышленник. Господи, спаси их души.
   На следующем углу они снова постояли у светофора, потом пересекли Девятую авеню. Отсюда уже было видно узкое церковное здание из красного кирпича, зажатое между жилыми строениями; крытая шифером колокольня возвышалась над окружающими зданиями. Сестра Сесилия улыбнулась, увидев название в стеклянной витрине на кирпичном фронтоне. Римский католический храм Милосердной Девы Марии. Так же назывался и госпиталь, где лечили Сэла, когда он был болен. Сесилия отерла слезу в уголке глаза. Это был знак свыше, добрый знак. Мистер Мистретта не обманет ожиданий несчастных девушек.
   Они поднялись по каменным ступеням, и мистер Мистретта открыл тяжелую дубовую дверь. В храме было сумрачно, ощущался запах горящих восковых Свечей и едва уловимое благоухание фимиама после недавнего отпевания. Они опустили пальцы в белую мраморную чашу со святой водой и перекрестились, затем прошли в неф и сели на скамью вблизи алтаря. Церковь была пуста. Сестра Сесилия заметила, что пол был покрыт старым потрескавшимся линолеумом с рисунком под мрамор и перед алтарем не было распятия, только простой деревянный крест с безыскусной резьбой. Вероятно, очень бедный приход.
   Она уже доставала из кармана четки, как вдруг заметила свет, падающий из открытой входной двери. Потом дверь захлопнулась, и свет исчез. Послышались приближающиеся шаги. Краем глаза она увидела высокого курчавого человека. О Господи, только не это!
   Звук шагов был громкий и размеренный. Человек подошел к их скамье, остановился в проходе и сел прямо позади них. Она быстро заморгала и прижала руку к животу. Она чувствовала спиной его взгляд. Он сидел сзади, глядя на них и даже не пытаясь делать вид, будто пришел помолиться. Мало того, что сам сатана послал его сюда, чтобы порушить все ее надежды. Этот нечестивец держался нагло и вызывающе, не выказывая никакого уважения к тому месту, где находился. Типичный продукт воспитания в государственной школе. Просто невероятно. Оскорбленная в лучших чувствах, сестра Сесилия обернулась и посмотрела ему прямо в глаза.
   Она подняла четки, держа крест перед его лицом.
   – Молодой человек, мы рады приветствовать вас, если вы пришли сюда для молитвы, – строго сказала она.
   Мистретта тоже обернулся.
   – А, Сэперстейн, присаживайтесь к нам. – Мистретта держал в руке черные четки. – Можете попользоваться моими.
   Сэперстейн растерянно переводил взгляд с одного на другого.
   – Нет, благодарю вас, – пробормотал он, поднялся и отошел в сторону, наблюдая за ними из прохода.
   Они опустились на колени на мягкие подушечки, пристроив локти на спинках передних скамей, и начали молиться.
   – Пресвятая Дева Мария, благословенная Господом среди жен...
   Голос Мистретты был низким и грубоватым, голос Сесилии – звонким и чистым. Они молились вместе, как то бывало прежде в тюрьме.
   Они закончили первую молитву Деве Марии, и оба зажали между большим и указательным пальцами первую четку. Следующую молитву Мистретта начал уже один.
   – Сэлу было сделано очень интересное предложение, – проговорила она, подстраиваясь под ритм молитвы. – Ему нужно ваше разрешение, чтобы заняться этим.
   Она чуть повернулась к нему, чтобы он лучше слышал ее слова. Так она передавала ему сообщения в тюрьме. Это была его идея. Он говорил, что его низкий бас перекроет ее голос, даже если их будут подслушивать. Он никогда не забывал об осторожности.
   – Это предложил ему Рассел Нэш.
   Мистретта посмотрел на нее. Глаза у него были чуть навыкате. Она вдруг почувствовала резкую боль в боку. Следовало съесть что-нибудь перед приходом сюда, но она слишком нервничала сегодня утром, а поведение Мистретты ничуть ее не успокаивало. Он поглядывал на нее весьма подозрительно.
   – Сэл просил передать вам, что мистер Нэш не вернул деньги, которые он должен «Сивью пропертис». Он сделал встречное предложение, вместо того чтобы отдать деньги, двадцать девять...
   – ...И благословен будь плод чрева твоего, Иисус. – Мистретта заглушил ее голос и кивнул. Он прекрасно знал, сколько именно должен ему Рассел Нэш.
   Сестра Сесилия откашлялась и поправила очки. Она понимала, что должна как следует объяснить все, показать выгоду этой сделки, заставить его понять. Если он скажет «нет», приют Марии Магдалины будет по-прежнему тесниться в старом кирпичном строении, и многим девушкам будет отказано в помощи. Как было отказано в приюте Пресвятой Деве Марии перед Рождеством Христовым. Нет, это недопустимо. Она не может позволить ему сказать «нет». Сейчас все зависело только от нее самой.
   – Вы, должно быть, читали в газетах о боксерском поединке, который устраивает и финансирует мистер Нэш в Атлантик-Сити? – спросила она, стараясь, чтобы не дрожал голос.
   Когда он закончил молитву и перешел к следующей, она тоже взяла следующую четку.
   – Мистер Уокер против мистера Эппса.
   Мистретта снова кивнул.
   – Господь пребывает с тобою...
   – Если, как все ожидают, мистер Уокер выиграет бой – ведь он чемпион, – он получит немного больше семнадцати миллионов долларов. А если выиграет мистер Эппс, он получит только восемь с половиной миллионов.
   Такое положение дел не казалось Сесилии справедливым, но она продолжала рассказывать дальше именно так, как они отрепетировали это с Сэлом. Сэл уверял ее, что спокойный деловой рассказ – самый надежный способ получить согласие Мистретты.
   – Мистер Нэш хочет, чтобы Сэл убедил чемпиона проиграть бой.
   Мистретта снова поглядел на нее выпученными, жабьими глазами. Сердце ее, казалось, перестало биться от ужаса. Но тут она заметила краем глаза раскрашенную скульптуру в углу, и ей сразу полегчало. Святой Иуда с пылающим сердцем в руке. Святой покровитель самых безнадежных дел.
   Она откашлялась.
   – Если вы дадите Сэлу разрешение действовать, мистер Нэш предлагает чемпиону незарегистрированные выплаты в три миллиона долларов через офшорную фирму на Каймановых островах.
   Ей было немного неловко произносить такие слова, как «незарегистрированные выплаты», здесь, в церкви, но Сэл сказал, что именно так нужно говорить, чтобы убедить босса. Она продолжала уверять себя, что все это делается только ради несчастных девушек, этих бедняжек.
   – Три миллиона долларов – это почти вдвое больше того, что получил бы мистер Уокер в качестве приза, после того как ему пришлось бы заплатить менеджеру, устроителям и все налоги. Разумеется, мистер Нэш предпочел бы видеть победителем Эппса, чтобы не платить такой большой приз. И если Сэл будет уверен, что победит Эппс, мистер Нэш обещает выплатить пять миллионов из денег, сэкономленных на призе в счет его долга за землю под...
   – Пресвятая Дева Мария...
   Мистретта вновь оборвал ее рассказ. Он прекрасно помнил, за какую землю мистер Нэш должен был заплатить ему. Ну конечно, конечно...
   Сестра Сесилия кашлянула в кулак. Подражать монотонному чтению молитвы было нелегко, голос срывался, но нужно было продолжать.
   – Но самая интересная часть этого плана, как заверил мистер Нэш, заключается в том, что семейство может заключить столько пари... – Она снова откашлялась, поглядела на пустой крест и опустила глаза. – Вы сможете заключить столько пари, сделать столько ставок, сколько захотите, заранее зная, что Эппс победит.
   Она уставилась на деревянную скамью впереди, стараясь не глядеть на распятие на своих четках. Она продолжала думать о несчастных девушках. Нужно убедить его.
   – Сэл надеется, что вы позволите ему сделать ставки на те тридцать миллионов, которые вы оставили под его контролем. В зависимости от хода поединка, – сердце ее часто билось, – мы можем получить от ста двадцати до ста пятидесяти миллионов долларов.