Когда он ворвался в пещеру, на его губах играла нетерпеливая улыбка. Поттер торопливо взваливал один из рюкзаков с ружьями на спину здоровяка-Ладисласа. Хамиль спокойно стоял над вторым рюкзаком. Кивнув Ньюфстеду, командир повстанцев быстро проговорил:
– Ну наконец-то! Ладно – хотя бы теперь не копайтесь – завтра я жду вас на базе!
В ответ Ньюфстед прожег Хамиля яростным взглядом, но промолчал и моментально взвалил рюкзак на свою жилистую спину. Продев в лямки руки, он бросил назад Майклу.
– Готов, Вайерман? – давай, пошли!
Переводя взгляд от Хамиля к рюкзаку на спине Ньюфстеда, застыв на месте как громом пораженный, Майкл Вайерман спросил:
– Разве вы не будете драться? Вы что же, собираетесь бросить своих людей?
Хамиль даже не удосужил его ответом – вслед за Ладисласом он направлялся к выходу из пещеры. Поттер обернулся и смущенно взглянул на Майкла.
– Мы решили разделиться. Встретимся в условленном месте – Ньюфстед знает. В конце концов, ружья… здесь все равно надеяться не на что…
– Надевай свой мешок! – оглушительно гаркнул в ухо Майклу Ньюфстед.
Ладислас уже исчез, да и Хамиль превратился в смутных очертаний фигуру, торопливо взбирающуюся вверх по склону оврага и быстро растворяющуюся в тумане. Поттер махнул рукой и принялся карабкаться следом.
Майкл Вайерман закинул за спину свой вещмешок и затянул лямки. Без слов подхватив ружье свое и Ньюфстеда, вдыхая и выдыхая туман, он бросился за своим новым напарником к другому склону оврага.
3
4
– Ну наконец-то! Ладно – хотя бы теперь не копайтесь – завтра я жду вас на базе!
В ответ Ньюфстед прожег Хамиля яростным взглядом, но промолчал и моментально взвалил рюкзак на свою жилистую спину. Продев в лямки руки, он бросил назад Майклу.
– Готов, Вайерман? – давай, пошли!
Переводя взгляд от Хамиля к рюкзаку на спине Ньюфстеда, застыв на месте как громом пораженный, Майкл Вайерман спросил:
– Разве вы не будете драться? Вы что же, собираетесь бросить своих людей?
Хамиль даже не удосужил его ответом – вслед за Ладисласом он направлялся к выходу из пещеры. Поттер обернулся и смущенно взглянул на Майкла.
– Мы решили разделиться. Встретимся в условленном месте – Ньюфстед знает. В конце концов, ружья… здесь все равно надеяться не на что…
– Надевай свой мешок! – оглушительно гаркнул в ухо Майклу Ньюфстед.
Ладислас уже исчез, да и Хамиль превратился в смутных очертаний фигуру, торопливо взбирающуюся вверх по склону оврага и быстро растворяющуюся в тумане. Поттер махнул рукой и принялся карабкаться следом.
Майкл Вайерман закинул за спину свой вещмешок и затянул лямки. Без слов подхватив ружье свое и Ньюфстеда, вдыхая и выдыхая туман, он бросился за своим новым напарником к другому склону оврага.
3
Ньюфстед остановился только тогда, когда они добрались до гребня горы и перевалили его. Уперев рюкзак в невысокий камень, он прохрипел:
– Отдых. Две минуты.
Пот покрывал его лицо сплошь и стекал вниз ручьями, старая обтрепанная рубаха промокла, хоть выжимай. Они выбрались из туманного облака и оказались на горячем солнце, которое Майкла однако совсем не согревало, а лишь добавляло к ознобу странные колкие ощущения по всему телу. Обхватив себя руками, он опустился на корточки.
– Давай я понесу немного ружья, – предложил он.
Ньюфстед презрительно фыркнул.
– Ты слишком медлительный. Долго копаешься. Если ты будешь нести рюкзак, а они решат гнаться за нами, то с тобой обязательно поймают. Еще затеешь привал со вторым завтраком или что-нибудь в этом роде – ты ведь у нас парень основательный.
Майкл отлично помнил о том, как медленно приходил в себя утром. Ньюфстеду совсем необязательно было напоминать ему об этом.
– В тумане они вряд ли заметили, как мы ушли. Никто за нами не гонится.
– Думаешь? А что скажешь про лес, там внизу? Там тоже никого нет?
Ньюфстед толчком отделился от камня и встал прямо.
– Давай поменьше болтать. Нет времени копаться, впереди у нас долгий и трудный путь. Нужно спуститься с этой горы, пройти через лес и подняться на следующую гору.
Можно было только удивляться тому, как быстро короткий отдых восстановил силы Ньюфстеда. Глядя на то, как землянин проворно движется вниз по склону, ловко балансируя с тяжеленным рюкзаком за плечами, словно тот был частью его тела, Майкл внезапно понял, что Ньюфстед может иди вот так, хоть в гору, хоть с горы, неопределенно долгое время – что только такой же крепкий и выносливый человек как он, Ньюфстед, сможет загнать его и заставить упасть без сил.
Это была та степень выносливости, которой Майкл Вайерман, со всей его тщательной подготовкой под руководством опытнейших инструкторов ОЦС, никогда не мечтал достигнуть. Но это давало надежду для будущего Земли. С ударными группами из бойцов подобных Ньюфстеду, в достатке обеспеченными нормальным современным оружием, а не отбитым в бою у пришельцев пополам с кухонными ножами, наверняка считалась бы регулярная армия любого мира. Совместно с обученными частями бронетехники и артиллерии, при поддержке с воздуха, да еще при внешней блокаде планеты силами флота ОЦС, армия из таких солдат способна была изничтожить гарнизон пришельцев даже без высадки частей центаврианских коммандос – достаточно было одного человека в качестве советника. С точки зрения ОЦС такой способ ведения военных действий был конечно же наилучшим. Никаких потерь в людях, весьма экономно в боеприпасах и технике. Чистая и аккуратная компания новейшего образца, предоставляющая возможность землянам полностью насладиться мстительным действом на своей территории и выполнить всю грязную работу.
Это вполне возможно, подумал Майкл Вайерман. Такое вполне выполнимо.
Он и раньше мог представить себе подобный сценарий развития событий и никогда не сомневался в его успехе, но сейчас, увидев, как реально дела обстоят на месте, потерял идеалистическую часть своей уверенности. Ньюфстед – мрачный и несимпатичный угрюмец Ньюфстед – должен был стать олицетворением его надежды.
От Ньюфстеда и освободительной войны Майкл обратился мыслями к Хамилю, с кем у него не было связано ничего другого, кроме все время нарастающих подозрений, но прежде чем он успел решить по этому поводу хоть что-то, они достигли границы леса, и Ньюфстед, мгновенно замерев как вкопанный, вскинул руку приказывая остановиться и Майклу.
– Теперь, Вайерман, слушай внимательно и наматывай на ус, – ровным и холодным тоном заговорил он. – В лесу самое опасное место. В горах у нас был шанс заметить противника раньше, чем тот нападет на нас. Но там, под деревьями, остается только молиться. Ты нам нужен, также как и Поттер, потому что если тот не дойдет, то кроме тебя у нас другого инструктора не останется, потому прошу, сделай мне одолжение и не дай себя убить. Не своди с моей спины глаз как с задницы сладкой девки. Следи за мной в оба глаза и, оказавшись там, где был я, делай то же самое, что делал я. Если я иду быстро, ты тоже иди быстро, если я шел медленно, и ты иди медленно. Не говори, не рыгай и не икай, не чешись. Не делай резких неожиданных движений. Рот держи широко открытым, но забудь о том, что им можно пользоваться для чего-то еще, кроме дыхания. Смотри то вправо, то влево и прислушивайся. Нюхай ветер. Прислушивайся ко всем звукам, но еще внимательней прислушивайся к тишине. Через каждые пять шагов задирай голову и осматривай верхушки деревьев. Запомни накрепко – человек никогда не смотрит вверх выше уровня своих глаз, это против его природы, но ты должен делать так обязательно. Иди за мной след в след и ни шага в сторону, ни полшага.
– Все время следи за мной. Следи за моими ушами – если я услышу что-нибудь, они дернутся – я серьезно говорю. Если я остановлюсь, ты останавливайся тоже. Следи за моими руками. Если я делаю что-то, ты повторяешь это в точности, повторяешь быстро, но вдумчиво и не торопясь. Если что-то случится, не приближайся ко мне, даже если, по-твоему, ты сможешь сделать это бесшумно. Что бы ни случилось, молчи, не говори мне ни слова. Если в нас начнут стрелять, в ответ стреляй только тогда, когда будешь точно уверен в том, что тебя заметили. Выжидай, может быть они пройдут мимо. Если они пойдут ко мне, но все еще не будут видеть тебя, не стреляй – разобраться с ними это мое дело. Даже не пытайся ввязываться.
Глаза Ньюфстеда угрожающе блеснули, и Майкл понял, что возражать или спорить сейчас нечего даже и думать.
– Ладно, – наконец бросил Ньюфстед, – ну что, все запомнил?
– Думаю, да.
Ньюфстед провел языком под верхней губой.
– Ладно, пошли…
Он забрал у Майкла Вайермана свое ружье и первым двинулся между деревьями в глубь леса, лавируя между стволами с женственной грацией, огибая сучья и купы кустарников почти впритирку, но не прикасаясь к ним, совершая почти балетные па и никогда не опираясь о землю ступней полностью. Изо всех сил стараясь выполнять полученные указания, Майкл шел за Ньюфстедом следом. Поначалу все его усилия были бесполезны – по сравнению с землянином он был страшно неловок и неуклюж. Настойчивые волны озноба сотрясали теперь его тело с регулярностью морского прибоя и весьма охлаждали его оптимизм, но несмотря на лихорадку, происходящее доходило до его сознания достаточно отчетливо, чтобы нанести изрядный урон его самолюбию. Он не сомневался в том, что со своими неловкими потугами копировать Ньюфстеда смешон для стороннего наблюдателя. Циркового медведя, вперевалку шествующего вокруг арены за дрессировщицей, вот кого он скорее всего напоминал. Однако он был настойчив, и через несколько десятков минут чувство неловкости ушло от него. Он был уверен, что в нем хватит настойчивости и он добьется своего, и пускай не скоро, но займет надлежащее место в армии Освобождения Земли. Нужно попробовать себя под огнем, пронеслось у него в голове.
Через два часа они добрались до приятного и аккуратного бора, земля между соснами в котором была плотно присыпана одеялом из скользких игл. Здесь почти перестали попадаться кусты, и единственным укрытием для них стали сосновые стволы, стволы редкие и совершенно голые, сучья на которых начинались в нескольких ярдах над головой. Майкл Вайерман, не отрывающий глаз от спины Ньюфстеда, шагающего в двадцати футах впереди, заметил, что тот начал ступать особенно осторожно и делать словно бы паузы между шагами. Землянин определенно нервничал, поводил старым исцарапанным ружьем пришельцев из стороны в сторону и странно, по-змеиному изгибался верхней половиной тела, посматривая на сумрачные стволы вокруг прищуренными глазами.
Он слушает тишину, вдруг сообразил Майкл Вайерман. Откуда-то издалека, из-за приземистого лесистого холмика впереди донеслось приглушенное раттатата!, и Майкл понял, что там идет бой. Однако вокруг них, и справа и слева, и спереди и сзади, царила абсолютная, полная тишина.
Взметнувшаяся вверх рука Ньюфстеда, обращенная ладонью назад, вне всякого сомнения означала сигнал к остановке. Постояв немного, землянин снова двинулся вперед, указав Майклу пока оставаться на месте.
Звук выстрела нельзя было спутать ни с чем – стреляли из ружья с дистанции не более пятидесяти футов. Это был глухой и тупой гром, выплеск почти первородной враждебности и насилия. Удар пули заставил левую руку Ньюфстеда резко дернуться вверх и назад, развернул его тело и швырнул на землю. Пробив руку землянина навылет, пуля впилась в сосновый ствол позади него с характерным чавкающим звуком, сбив немного коры. Несколько мгновений Ньюфстед извивался на земле и отчаянно мотал головой, потом одним могучим конвульсивным рывком достиг укрытия за ближайшей сосной, заставив Майкла задохнуться от удивления. Присев за укрытием на корточки и положив ружье на крюк правой руки, Ньюфстед подтолкнул правой рукой и зажал раздробленное предплечье левой между своим телом и сосновым стволом и, опершись так и закрепившись, снова вскинул оружие на уровень прицела. Все прошлые мнения Майкла о нем как о бойце мгновенно сменились новыми, еще более высокими – настоящий бульдог, а не человек, такое упрямство. И как истинный боец, Ньюфстед не мог не видеть, что пойман в ловушку и не в силах сменить позицию. Майкл понимал это тоже.
Под сенью сосен снова повисла тишина. Майкл Вайерман стоял совершенно неподвижно. Он словно врос в землю, чуть пригнувшись и выставив перед собой свое центаврианское ружье, готовое к бою, но не видя ни одной цели. Он не замечал впереди ничего, кроме небольшой кучки кустарника и дальше, перед началом подъема на холм, купы сосен, растущих чуть гуще. Прямо перед этими соснами сидел за своим деревом Ньюфстед.
Майкл выстроил линию полета пули – проследил глазами от точки, где свинец впился в дерево, дальше туда, где он пробил руку землянина, и вверх к рядам сосен. Стрелок мог скрываться только там, нигде более подходящего места для засады видно не было. Но линия выстрела, воссозданная им, вела от него вправо, из чего следовало, что любой находящийся там не видел его ни до выстрела, ни после. И вполне вероятно, что если он сумеет сейчас передвинуться незаметно правее и сделать круг, то подберется к неприятелю с фланга на расстояние, позволяющее открыть прицельный огонь.
Если бы не могильная тишина, висящая над рощицей, он наверняка так остался бы стоять на своем месте. Но выстрелов больше не было, не было слышно также и скрипа игл под чьими-то ногами. По всему выходило, что силы атаковавших были малы настолько, что даже возможность сопротивления одного раненного человека заставляла их действовать с осмотрительностью.
Майкл Вайерман понял все это и сделал свои выводы. Многочисленный противник уже давно бы взял их в клещи и уничтожил перекрестным огнем. Большой отряд наступал бы открыто, чтобы вызвать огонь Ньюфстеда и затеять с ним нечто вроде смертельного теннисного финала, где мяч гоняется из угла в угол.
Рататат! – снова донеслось откуда-то издали. Под левой ногой Ньюфстеда начала собираться небольшая лужица крови, расползающимся пятном пропитывающая иглы вокруг. Майкл осмотрелся и приметил справа от себя приглашающий проход между двумя жидкими кустами. Открыв рот, он глубоко и бесшумно вздохнул и сделал по направлению к кустам первый шаг.
Стоило лишь начать, а дальше все пошло легко. Не забывая о том, что он новичок, Майкл крался с преувеличенной осторожностью, двигаясь почти вдвое медленнее, чем следовало. Проложив с исходной точки маршрут, он от души надеялся, что двигается не отступая от него ни на шаг. Примерно через каждые пять или шесть шагов он бросал опасливые взгляды налево, все время ожидая оттуда появления противника. Он отчетливо понимал, что если ошибся в своих догадках, что если среди сосен скрывается целый отряд, то его шансы остаться в живых практически равны нулю. Но если он остановится сейчас и повернет назад или останется на новом месте, в любом случае, ожидая развития дальнейших событий и врастая корнями в землю, он будет выглядеть более чем глупо. Годы пребывания под знаком ревностного патриота Земли в равнодушной ко всему центаврианской школе развили в нем, никогда не желающим быть смешным, почти нечеловеческую чувствительность к малейшим отклонениями от золотой середины меры, и потому он шел вперед, продолжал красться, дрожа от предчувствия неизбежной развязки, сходя с ума от волнения и задыхаясь. Не будь по этому поводу специального запрета Ньюфстеда, он с удовольствием остановился бы сейчас и как следует отдышался.
Стремление двигаться как можно медленней, осторожность, напряжение и предчувствие схватки, все это разрывало его на части, все тянуло каждое в свою сторону. То, что должно случится вскоре, будет шквалом ружейного огня и молниеносных неудержимых бросков из стороны в сторону. Его воображение уже стремилось вперед, увлекая за собой его почти лишившееся сил тело. Усилием воли он подавил в себе нарастающее отчаяние от необходимости не спешить, красться, ступать на цыпочках тщательно глядя под ноги.
Он увидел их внезапно. За стволами двух соседних сосен сидели на корточках двое мужчин и не сводя глаз следили за неподвижным рюкзаком Ньюфстеда, краем высовывающимся из-за его укрытия. В тот же миг один из мужчин услышал Майкла. Вайерман отчетливо увидел, как на шее у него дрогнули и поднялись дыбом волоски. Человек испустил предупредительный крик и откатился в сторону, даже не оглянувшись на то место, откуда доносился услышанный им звук.
Если бы после этого незнакомец не вскинул ружье, то возможно остался бы жив. Левая рука Майкла Вайермана конвульсивно стиснула цевье центаврианского автоматического ружья, а указательный палец правой раз за разом принялся придавливать курок. Он полил свинцом обоих мужчин, сосны, за которыми они прятались, и усыпанную сосновыми иглами землю между ними – от ударов пуль иглы взрывались и взлетали в воздух; ткань на куртках расстреливаемых им людей вминалась пулями внутрь их тел.
Ньюфстед нашел его через несколько минут – он стоял и смотрел на убитых. Это были грязные бородатые люди в истрепанной засаленной одежде. Землянин взглянул на Майкла и фыркнул носом.
– А с кем, ты думал, мы здесь воюем? – спросил он. – С пришлыми что ль?
– Да, – отозвался Майкл. – Да, я так думал.
– Отдых. Две минуты.
Пот покрывал его лицо сплошь и стекал вниз ручьями, старая обтрепанная рубаха промокла, хоть выжимай. Они выбрались из туманного облака и оказались на горячем солнце, которое Майкла однако совсем не согревало, а лишь добавляло к ознобу странные колкие ощущения по всему телу. Обхватив себя руками, он опустился на корточки.
– Давай я понесу немного ружья, – предложил он.
Ньюфстед презрительно фыркнул.
– Ты слишком медлительный. Долго копаешься. Если ты будешь нести рюкзак, а они решат гнаться за нами, то с тобой обязательно поймают. Еще затеешь привал со вторым завтраком или что-нибудь в этом роде – ты ведь у нас парень основательный.
Майкл отлично помнил о том, как медленно приходил в себя утром. Ньюфстеду совсем необязательно было напоминать ему об этом.
– В тумане они вряд ли заметили, как мы ушли. Никто за нами не гонится.
– Думаешь? А что скажешь про лес, там внизу? Там тоже никого нет?
Ньюфстед толчком отделился от камня и встал прямо.
– Давай поменьше болтать. Нет времени копаться, впереди у нас долгий и трудный путь. Нужно спуститься с этой горы, пройти через лес и подняться на следующую гору.
Можно было только удивляться тому, как быстро короткий отдых восстановил силы Ньюфстеда. Глядя на то, как землянин проворно движется вниз по склону, ловко балансируя с тяжеленным рюкзаком за плечами, словно тот был частью его тела, Майкл внезапно понял, что Ньюфстед может иди вот так, хоть в гору, хоть с горы, неопределенно долгое время – что только такой же крепкий и выносливый человек как он, Ньюфстед, сможет загнать его и заставить упасть без сил.
Это была та степень выносливости, которой Майкл Вайерман, со всей его тщательной подготовкой под руководством опытнейших инструкторов ОЦС, никогда не мечтал достигнуть. Но это давало надежду для будущего Земли. С ударными группами из бойцов подобных Ньюфстеду, в достатке обеспеченными нормальным современным оружием, а не отбитым в бою у пришельцев пополам с кухонными ножами, наверняка считалась бы регулярная армия любого мира. Совместно с обученными частями бронетехники и артиллерии, при поддержке с воздуха, да еще при внешней блокаде планеты силами флота ОЦС, армия из таких солдат способна была изничтожить гарнизон пришельцев даже без высадки частей центаврианских коммандос – достаточно было одного человека в качестве советника. С точки зрения ОЦС такой способ ведения военных действий был конечно же наилучшим. Никаких потерь в людях, весьма экономно в боеприпасах и технике. Чистая и аккуратная компания новейшего образца, предоставляющая возможность землянам полностью насладиться мстительным действом на своей территории и выполнить всю грязную работу.
Это вполне возможно, подумал Майкл Вайерман. Такое вполне выполнимо.
Он и раньше мог представить себе подобный сценарий развития событий и никогда не сомневался в его успехе, но сейчас, увидев, как реально дела обстоят на месте, потерял идеалистическую часть своей уверенности. Ньюфстед – мрачный и несимпатичный угрюмец Ньюфстед – должен был стать олицетворением его надежды.
От Ньюфстеда и освободительной войны Майкл обратился мыслями к Хамилю, с кем у него не было связано ничего другого, кроме все время нарастающих подозрений, но прежде чем он успел решить по этому поводу хоть что-то, они достигли границы леса, и Ньюфстед, мгновенно замерев как вкопанный, вскинул руку приказывая остановиться и Майклу.
– Теперь, Вайерман, слушай внимательно и наматывай на ус, – ровным и холодным тоном заговорил он. – В лесу самое опасное место. В горах у нас был шанс заметить противника раньше, чем тот нападет на нас. Но там, под деревьями, остается только молиться. Ты нам нужен, также как и Поттер, потому что если тот не дойдет, то кроме тебя у нас другого инструктора не останется, потому прошу, сделай мне одолжение и не дай себя убить. Не своди с моей спины глаз как с задницы сладкой девки. Следи за мной в оба глаза и, оказавшись там, где был я, делай то же самое, что делал я. Если я иду быстро, ты тоже иди быстро, если я шел медленно, и ты иди медленно. Не говори, не рыгай и не икай, не чешись. Не делай резких неожиданных движений. Рот держи широко открытым, но забудь о том, что им можно пользоваться для чего-то еще, кроме дыхания. Смотри то вправо, то влево и прислушивайся. Нюхай ветер. Прислушивайся ко всем звукам, но еще внимательней прислушивайся к тишине. Через каждые пять шагов задирай голову и осматривай верхушки деревьев. Запомни накрепко – человек никогда не смотрит вверх выше уровня своих глаз, это против его природы, но ты должен делать так обязательно. Иди за мной след в след и ни шага в сторону, ни полшага.
– Все время следи за мной. Следи за моими ушами – если я услышу что-нибудь, они дернутся – я серьезно говорю. Если я остановлюсь, ты останавливайся тоже. Следи за моими руками. Если я делаю что-то, ты повторяешь это в точности, повторяешь быстро, но вдумчиво и не торопясь. Если что-то случится, не приближайся ко мне, даже если, по-твоему, ты сможешь сделать это бесшумно. Что бы ни случилось, молчи, не говори мне ни слова. Если в нас начнут стрелять, в ответ стреляй только тогда, когда будешь точно уверен в том, что тебя заметили. Выжидай, может быть они пройдут мимо. Если они пойдут ко мне, но все еще не будут видеть тебя, не стреляй – разобраться с ними это мое дело. Даже не пытайся ввязываться.
Глаза Ньюфстеда угрожающе блеснули, и Майкл понял, что возражать или спорить сейчас нечего даже и думать.
– Ладно, – наконец бросил Ньюфстед, – ну что, все запомнил?
– Думаю, да.
Ньюфстед провел языком под верхней губой.
– Ладно, пошли…
Он забрал у Майкла Вайермана свое ружье и первым двинулся между деревьями в глубь леса, лавируя между стволами с женственной грацией, огибая сучья и купы кустарников почти впритирку, но не прикасаясь к ним, совершая почти балетные па и никогда не опираясь о землю ступней полностью. Изо всех сил стараясь выполнять полученные указания, Майкл шел за Ньюфстедом следом. Поначалу все его усилия были бесполезны – по сравнению с землянином он был страшно неловок и неуклюж. Настойчивые волны озноба сотрясали теперь его тело с регулярностью морского прибоя и весьма охлаждали его оптимизм, но несмотря на лихорадку, происходящее доходило до его сознания достаточно отчетливо, чтобы нанести изрядный урон его самолюбию. Он не сомневался в том, что со своими неловкими потугами копировать Ньюфстеда смешон для стороннего наблюдателя. Циркового медведя, вперевалку шествующего вокруг арены за дрессировщицей, вот кого он скорее всего напоминал. Однако он был настойчив, и через несколько десятков минут чувство неловкости ушло от него. Он был уверен, что в нем хватит настойчивости и он добьется своего, и пускай не скоро, но займет надлежащее место в армии Освобождения Земли. Нужно попробовать себя под огнем, пронеслось у него в голове.
Через два часа они добрались до приятного и аккуратного бора, земля между соснами в котором была плотно присыпана одеялом из скользких игл. Здесь почти перестали попадаться кусты, и единственным укрытием для них стали сосновые стволы, стволы редкие и совершенно голые, сучья на которых начинались в нескольких ярдах над головой. Майкл Вайерман, не отрывающий глаз от спины Ньюфстеда, шагающего в двадцати футах впереди, заметил, что тот начал ступать особенно осторожно и делать словно бы паузы между шагами. Землянин определенно нервничал, поводил старым исцарапанным ружьем пришельцев из стороны в сторону и странно, по-змеиному изгибался верхней половиной тела, посматривая на сумрачные стволы вокруг прищуренными глазами.
Он слушает тишину, вдруг сообразил Майкл Вайерман. Откуда-то издалека, из-за приземистого лесистого холмика впереди донеслось приглушенное раттатата!, и Майкл понял, что там идет бой. Однако вокруг них, и справа и слева, и спереди и сзади, царила абсолютная, полная тишина.
Взметнувшаяся вверх рука Ньюфстеда, обращенная ладонью назад, вне всякого сомнения означала сигнал к остановке. Постояв немного, землянин снова двинулся вперед, указав Майклу пока оставаться на месте.
Звук выстрела нельзя было спутать ни с чем – стреляли из ружья с дистанции не более пятидесяти футов. Это был глухой и тупой гром, выплеск почти первородной враждебности и насилия. Удар пули заставил левую руку Ньюфстеда резко дернуться вверх и назад, развернул его тело и швырнул на землю. Пробив руку землянина навылет, пуля впилась в сосновый ствол позади него с характерным чавкающим звуком, сбив немного коры. Несколько мгновений Ньюфстед извивался на земле и отчаянно мотал головой, потом одним могучим конвульсивным рывком достиг укрытия за ближайшей сосной, заставив Майкла задохнуться от удивления. Присев за укрытием на корточки и положив ружье на крюк правой руки, Ньюфстед подтолкнул правой рукой и зажал раздробленное предплечье левой между своим телом и сосновым стволом и, опершись так и закрепившись, снова вскинул оружие на уровень прицела. Все прошлые мнения Майкла о нем как о бойце мгновенно сменились новыми, еще более высокими – настоящий бульдог, а не человек, такое упрямство. И как истинный боец, Ньюфстед не мог не видеть, что пойман в ловушку и не в силах сменить позицию. Майкл понимал это тоже.
Под сенью сосен снова повисла тишина. Майкл Вайерман стоял совершенно неподвижно. Он словно врос в землю, чуть пригнувшись и выставив перед собой свое центаврианское ружье, готовое к бою, но не видя ни одной цели. Он не замечал впереди ничего, кроме небольшой кучки кустарника и дальше, перед началом подъема на холм, купы сосен, растущих чуть гуще. Прямо перед этими соснами сидел за своим деревом Ньюфстед.
Майкл выстроил линию полета пули – проследил глазами от точки, где свинец впился в дерево, дальше туда, где он пробил руку землянина, и вверх к рядам сосен. Стрелок мог скрываться только там, нигде более подходящего места для засады видно не было. Но линия выстрела, воссозданная им, вела от него вправо, из чего следовало, что любой находящийся там не видел его ни до выстрела, ни после. И вполне вероятно, что если он сумеет сейчас передвинуться незаметно правее и сделать круг, то подберется к неприятелю с фланга на расстояние, позволяющее открыть прицельный огонь.
Если бы не могильная тишина, висящая над рощицей, он наверняка так остался бы стоять на своем месте. Но выстрелов больше не было, не было слышно также и скрипа игл под чьими-то ногами. По всему выходило, что силы атаковавших были малы настолько, что даже возможность сопротивления одного раненного человека заставляла их действовать с осмотрительностью.
Майкл Вайерман понял все это и сделал свои выводы. Многочисленный противник уже давно бы взял их в клещи и уничтожил перекрестным огнем. Большой отряд наступал бы открыто, чтобы вызвать огонь Ньюфстеда и затеять с ним нечто вроде смертельного теннисного финала, где мяч гоняется из угла в угол.
Рататат! – снова донеслось откуда-то издали. Под левой ногой Ньюфстеда начала собираться небольшая лужица крови, расползающимся пятном пропитывающая иглы вокруг. Майкл осмотрелся и приметил справа от себя приглашающий проход между двумя жидкими кустами. Открыв рот, он глубоко и бесшумно вздохнул и сделал по направлению к кустам первый шаг.
Стоило лишь начать, а дальше все пошло легко. Не забывая о том, что он новичок, Майкл крался с преувеличенной осторожностью, двигаясь почти вдвое медленнее, чем следовало. Проложив с исходной точки маршрут, он от души надеялся, что двигается не отступая от него ни на шаг. Примерно через каждые пять или шесть шагов он бросал опасливые взгляды налево, все время ожидая оттуда появления противника. Он отчетливо понимал, что если ошибся в своих догадках, что если среди сосен скрывается целый отряд, то его шансы остаться в живых практически равны нулю. Но если он остановится сейчас и повернет назад или останется на новом месте, в любом случае, ожидая развития дальнейших событий и врастая корнями в землю, он будет выглядеть более чем глупо. Годы пребывания под знаком ревностного патриота Земли в равнодушной ко всему центаврианской школе развили в нем, никогда не желающим быть смешным, почти нечеловеческую чувствительность к малейшим отклонениями от золотой середины меры, и потому он шел вперед, продолжал красться, дрожа от предчувствия неизбежной развязки, сходя с ума от волнения и задыхаясь. Не будь по этому поводу специального запрета Ньюфстеда, он с удовольствием остановился бы сейчас и как следует отдышался.
Стремление двигаться как можно медленней, осторожность, напряжение и предчувствие схватки, все это разрывало его на части, все тянуло каждое в свою сторону. То, что должно случится вскоре, будет шквалом ружейного огня и молниеносных неудержимых бросков из стороны в сторону. Его воображение уже стремилось вперед, увлекая за собой его почти лишившееся сил тело. Усилием воли он подавил в себе нарастающее отчаяние от необходимости не спешить, красться, ступать на цыпочках тщательно глядя под ноги.
Он увидел их внезапно. За стволами двух соседних сосен сидели на корточках двое мужчин и не сводя глаз следили за неподвижным рюкзаком Ньюфстеда, краем высовывающимся из-за его укрытия. В тот же миг один из мужчин услышал Майкла. Вайерман отчетливо увидел, как на шее у него дрогнули и поднялись дыбом волоски. Человек испустил предупредительный крик и откатился в сторону, даже не оглянувшись на то место, откуда доносился услышанный им звук.
Если бы после этого незнакомец не вскинул ружье, то возможно остался бы жив. Левая рука Майкла Вайермана конвульсивно стиснула цевье центаврианского автоматического ружья, а указательный палец правой раз за разом принялся придавливать курок. Он полил свинцом обоих мужчин, сосны, за которыми они прятались, и усыпанную сосновыми иглами землю между ними – от ударов пуль иглы взрывались и взлетали в воздух; ткань на куртках расстреливаемых им людей вминалась пулями внутрь их тел.
Ньюфстед нашел его через несколько минут – он стоял и смотрел на убитых. Это были грязные бородатые люди в истрепанной засаленной одежде. Землянин взглянул на Майкла и фыркнул носом.
– А с кем, ты думал, мы здесь воюем? – спросил он. – С пришлыми что ль?
– Да, – отозвался Майкл. – Да, я так думал.
4
В сумерках Майкл Вайерман сидел на корточках возле неширокого веселого ручейка, змеящегося в поросшей кустарником долине-междугорье. Его спина болела невыносимо, он едва мог выпрямиться. Сбросив на землю тюк с ружьями и забыв о нем, он поспешно завернулся в одеяло и теперь безуспешно пытался согреться и унять дрожь. Где-то в глубине его черепа раздавался тихий, но настойчивый и изводящий звон. Каждый раз, когда он сглатывал, в его ушах болезненно стреляло. Суставы ныли и горели огнем и, несмотря на страшный озноб, горячая липкая испарина покрывала все его тело и лицо.
Сидящий неподалеку Ньюфстед наново перевязывал раненную левую руку при помощи правой руки и зубов и время от времени украдкой поглядывал на него.
– Знаешь, – наконец подал голос землянин. – В этих горах пришлые не ходят. Они не дураки и не суются сюда. Бесполезно пытаться вести боевые действия против разрозненных групп при помощи регулярных частей, в особенности в горах. Это классика военной науки.
– Очень интересно, – глухо пробормотал в ответ Майкл.
Раз подав голос, Ньюфстед уже не унимался – его обуял неудержимый приступ разговорчивости. Возможно он чувствовал себя в долгу у Майкла. Его манера говорить и держаться при этом существенно не изменилась – презрительная насмешка по-прежнему была в его голосе вместе с отчетливым удивлением наивности Майкла – но теперь Ньюфстед объяснял ему что-то, снисходил до этого, а не просто отдавал приказы. Было ясно, что подобное обращение давалось Ньюфстеду нелегко, и он определенно чувствовал себя неловко. Но что-то принуждало землянина поступать так, и он с жаром искал повод для разговора. Несмотря на свое довольно туманное состояние в тот момент, все это Майкл Вайерман не без удовольствия отметил для себя, не забывая при этом ни на секунду о черной земле под собственными ногтями, забившейся туда, когда он выкапывал могилы для двоих убитых и хоронил их, а потом посыпал свежую землю иглами для маскировки.
– По правде говоря, пришлым здесь и делать-то особенно нечего, – продолжил тем временем Ньюфстед. – Никакой угрозы для них мы не представляем. Более того, они предпочитают, чтобы мы сидели здесь, а не путались у них под ногами в городах, создавая там неприятности. Никто не любит в своем районе хулиганов. Недовольные разогревают страсти, они вредны уже хотя бы тем, что непокорны; для них нужно содержать тюрьмы и концлагеря. В тюрьмах и концлагерях за заключенными нужен хоть какой-то уход и кормежка. Поэтому пришлые решили оставить нас в покое… а мы… а мы решили оставить в покое их.
– Уделив основное внимание междоусобной войне.
– Людям нужно что-то есть, у нас это одна из главных проблем, – резко и сурово отозвался Ньюфстед.
– И как же вы решаете эту проблему?
Ньюфстед щелкнул языком.
– Что сказать – фермерам в здешних горах приходится платить двойной налог, только и всего.
После того как солнце окончательно скрылось за горизонтом, в долине похолодало. Одеяло почти не спасало Майкла от холода. Он покачивался вперед и назад, перемещая вес тела с пяток на мыски.
– Может быть, разведем небольшой костер? – наконец решился предложить он.
– Если хочешь скорее сдохнуть, то давай, валяй.
Из горла Майкла непроизвольно вырвался холодный смешок.
– Вот что мы сделаем – найдем здесь какую-нибудь нору, – сказал тогда Ньюфстед, – и будем там по-очереди спать. Завтра нам останется всего ничего – только подняться на следующую гору. От подножия начинается территория Хамиля. Там и погреемся.
– Хамиль, – повторил Майкл, скривив губы.
Ньюфстед произвел звук, который можно было назвать смехом только на половину.
– Хамиль просто клоун. Без меня и Ладисласа он не сумел бы даже штаны утром застегнуть. Вот, например, вчера вечером я говорю ему, что рядом с лагерем мы заметили незнакомца. И что, ты думаешь, он мне ответил? Он сказал, что теперь, когда у него есть ружья, никто не посмеет на него напасть. Вот таким вот образом. А зачем еще, по его мнению, кому-то на нас нападать? С чего он взял, что никто не догадается о том, что мы не взяли с собой патронов для этих ружей? Кого-кого, а Хамиля все знают отлично. Он назначил место рандеву в двадцати милях от своего основного лагеря потому, что не хотел, чтобы кто-нибудь узнал о том, где тот находится. Но боеприпасы он с собой брать не захотел, потому что тащить их тяжело, да и потерять в дороге можно. Вместо этого он потерял всех людей, которые должны были нести ружья, и в результате нам с тобой и Ладисласу с твоим приятелем приходится корячиться самим. И что в итоге? В итоге остается еще девятьсот ружей, которые мы должны как-то получить – их сбросят прямехонько к нам на базу, потому что другого способа нет. Но Хамиль спокоен на этот счет, потому что если пришлые прознают про ружья и решат разбомбить нас, то у него на этот случай будут наготове на базе сто ружей. С сотней ружей он будет сражаться со штурмовиками!
Ньюфстед сплюнул себе под ноги.
– Знаешь, что эти ружья значат для Хамиля? – спросил после этого он. – Это самое главное событие в его жизни – вот что они значат для него. Вот почему он носится будто цыпленок с отрубленной головой. Теперь он может ходить важно как индюк, потому что стал шишкой на ровном месте, а тут еще эта чертова бумага о присвоении звания генерала как нельзя кстати. Все, о чем он когда-то мечтал перед зеркалом, наконец сбывается. Разве он сможет вести себя в такой обстановке разумно?
Забыв о своей обычной маске презрительной раздражительности, Ньюфстед все больше и больше горячился. Было ясно, что намеренно или нет, он разбередил свою старую рану.
Задумчиво подняв бровь, Майкл Вайерман кивнул на рюкзак с ружьями и заметил:
– Если ты так на все это смотришь, тогда я не понимаю, почему бы тебе не забрать это оружие себе и не создать где-нибудь свой собственный отряд?
– Я мог бы конечно это сделать, – с горечью отозвался Ньюфстед. – Можно напасть на блокпост пришлых и раздобыть там патронов. С полусотней ружей и нормальными парнями я мог бы отвоевать в этих горах местечко и для себя. Но что будет потом? Как только ружья перестанут стрелять, придет конец и мне.
Ньюфстед дал волю чувствам и больше не следил за выражением лица. Даже в темноте можно было различить на нем высвобождающуюся ярость и злобу, во всем их блеске и остроте.
– За всю свою жизнь Хамиль сделал только две умные вещи. Вторая из них – это то, что он сберег радиопередатчик и установил контакт с вашими людьми. Первое произошло с ним по чистой случайности тридцать лет назад. Он был совершенно никчемным человеком, все, за что он ни брался, заканчивалось провалом. И тогда он попытался добыть себе место возле общественной кормушки. Он выхлопотал себе это жалкое звание лейтенанта запаса. И посмотри, что это звание принесло ему теперь.
Что было бы, окажись это радио в руках такого человека, как я, например? Ну, я бы связался с вами и сказал: «Эй, это Джо Ньюфстед, я хочу освобождать Землю. А ну-ка, сбросьте мне оружие». Знаешь, что произошло бы потом? Секретные агенты ОЦС немедленно принялись бы копаться в секретных архивах последнего земного правительства, которые находятся теперь в руках пришельцев, и разыскали бы там мое старое полицейское досье. Только бы и видел я после этого мои ружья. Но Хамиль – который пальцем не пошевелил, когда пришельцы напали на нас, который сдал свой батальон без единого выстрела – он без труда получил тысячу ружей, и не только это.
Ньюфстед задыхался от волнения.
– На месте Хамиля мог быть любой человек – вот что самое обидное. Я просто с ума схожу, когда начинаю думать об этом. Если тебе удалось наладить поставку оружия, то плевать, кто ты, Хамиль или кто-то еще. Как только оружие появилось, стало неважно, сколько человек сейчас находится на его стороне – сотня, десяток или вообще ни одного. Они все теперь встанут за него горой. И неважно, как сильно они ненавидели Хамиля прежде – теперь все чуют, откуда дует ветер. И всем все до лампочки, никто и слова ему не скажет. Он теперь официальный парень – у него в руках монополия, он имеет лояльную армию, чтобы защищать себя.
Лицо Ньюфстеда исказилось судорогой.
– Он просто бабуин – волосатый важный бабуин, такой осанистый и дурацкий позер. У него есть единственное достоинство, и оно же самое главное и нужное, ты сталкиваешься с этим сразу же, как только видишь его – он здорово верит в свои собственные позы, вот такой он идиот. Он верит в то, что держит судьбу планеты в своих руках – воображает себя величайшим вождем всех народов. Его вера настолько крепка, что порой, черт возьми, хочется поверить в это самому, так он умеет убеждать.
Это то главное, что различает меня и его. Я тоже мог бы вести себя как ведет он, но сохранять при этом такую же серьезную и невозмутимую физиономию я не могу, это выше моих сил. Я умнее его, но он может нести чушь с деловым видом – вот почему я должен играть вторую скрипку при бабуине.
Шатаясь под тяжкой ношей, выслушивая ругательства Ньюфстеда за спиной, Майкл Вайерман кое-как сумел добрести до лагеря Хамиля на вершине следующей горы. По другую сторону горы у самого горизонта показались геометрически правильные кварталы города. Но здесь, в горах, люди обитали в хлипких хибарах и раскинутых под деревьями навесах, среди невыносимой вони, которая неизменно появляется вокруг лагеря, слишком долго остающегося на одном месте. Из-под деревьев навстречу им вышли грязные оборванные люди. Мухи набросились на них почти в ту же секунду.
Сидящий неподалеку Ньюфстед наново перевязывал раненную левую руку при помощи правой руки и зубов и время от времени украдкой поглядывал на него.
– Знаешь, – наконец подал голос землянин. – В этих горах пришлые не ходят. Они не дураки и не суются сюда. Бесполезно пытаться вести боевые действия против разрозненных групп при помощи регулярных частей, в особенности в горах. Это классика военной науки.
– Очень интересно, – глухо пробормотал в ответ Майкл.
Раз подав голос, Ньюфстед уже не унимался – его обуял неудержимый приступ разговорчивости. Возможно он чувствовал себя в долгу у Майкла. Его манера говорить и держаться при этом существенно не изменилась – презрительная насмешка по-прежнему была в его голосе вместе с отчетливым удивлением наивности Майкла – но теперь Ньюфстед объяснял ему что-то, снисходил до этого, а не просто отдавал приказы. Было ясно, что подобное обращение давалось Ньюфстеду нелегко, и он определенно чувствовал себя неловко. Но что-то принуждало землянина поступать так, и он с жаром искал повод для разговора. Несмотря на свое довольно туманное состояние в тот момент, все это Майкл Вайерман не без удовольствия отметил для себя, не забывая при этом ни на секунду о черной земле под собственными ногтями, забившейся туда, когда он выкапывал могилы для двоих убитых и хоронил их, а потом посыпал свежую землю иглами для маскировки.
– По правде говоря, пришлым здесь и делать-то особенно нечего, – продолжил тем временем Ньюфстед. – Никакой угрозы для них мы не представляем. Более того, они предпочитают, чтобы мы сидели здесь, а не путались у них под ногами в городах, создавая там неприятности. Никто не любит в своем районе хулиганов. Недовольные разогревают страсти, они вредны уже хотя бы тем, что непокорны; для них нужно содержать тюрьмы и концлагеря. В тюрьмах и концлагерях за заключенными нужен хоть какой-то уход и кормежка. Поэтому пришлые решили оставить нас в покое… а мы… а мы решили оставить в покое их.
– Уделив основное внимание междоусобной войне.
– Людям нужно что-то есть, у нас это одна из главных проблем, – резко и сурово отозвался Ньюфстед.
– И как же вы решаете эту проблему?
Ньюфстед щелкнул языком.
– Что сказать – фермерам в здешних горах приходится платить двойной налог, только и всего.
После того как солнце окончательно скрылось за горизонтом, в долине похолодало. Одеяло почти не спасало Майкла от холода. Он покачивался вперед и назад, перемещая вес тела с пяток на мыски.
– Может быть, разведем небольшой костер? – наконец решился предложить он.
– Если хочешь скорее сдохнуть, то давай, валяй.
Из горла Майкла непроизвольно вырвался холодный смешок.
– Вот что мы сделаем – найдем здесь какую-нибудь нору, – сказал тогда Ньюфстед, – и будем там по-очереди спать. Завтра нам останется всего ничего – только подняться на следующую гору. От подножия начинается территория Хамиля. Там и погреемся.
– Хамиль, – повторил Майкл, скривив губы.
Ньюфстед произвел звук, который можно было назвать смехом только на половину.
– Хамиль просто клоун. Без меня и Ладисласа он не сумел бы даже штаны утром застегнуть. Вот, например, вчера вечером я говорю ему, что рядом с лагерем мы заметили незнакомца. И что, ты думаешь, он мне ответил? Он сказал, что теперь, когда у него есть ружья, никто не посмеет на него напасть. Вот таким вот образом. А зачем еще, по его мнению, кому-то на нас нападать? С чего он взял, что никто не догадается о том, что мы не взяли с собой патронов для этих ружей? Кого-кого, а Хамиля все знают отлично. Он назначил место рандеву в двадцати милях от своего основного лагеря потому, что не хотел, чтобы кто-нибудь узнал о том, где тот находится. Но боеприпасы он с собой брать не захотел, потому что тащить их тяжело, да и потерять в дороге можно. Вместо этого он потерял всех людей, которые должны были нести ружья, и в результате нам с тобой и Ладисласу с твоим приятелем приходится корячиться самим. И что в итоге? В итоге остается еще девятьсот ружей, которые мы должны как-то получить – их сбросят прямехонько к нам на базу, потому что другого способа нет. Но Хамиль спокоен на этот счет, потому что если пришлые прознают про ружья и решат разбомбить нас, то у него на этот случай будут наготове на базе сто ружей. С сотней ружей он будет сражаться со штурмовиками!
Ньюфстед сплюнул себе под ноги.
– Знаешь, что эти ружья значат для Хамиля? – спросил после этого он. – Это самое главное событие в его жизни – вот что они значат для него. Вот почему он носится будто цыпленок с отрубленной головой. Теперь он может ходить важно как индюк, потому что стал шишкой на ровном месте, а тут еще эта чертова бумага о присвоении звания генерала как нельзя кстати. Все, о чем он когда-то мечтал перед зеркалом, наконец сбывается. Разве он сможет вести себя в такой обстановке разумно?
Забыв о своей обычной маске презрительной раздражительности, Ньюфстед все больше и больше горячился. Было ясно, что намеренно или нет, он разбередил свою старую рану.
Задумчиво подняв бровь, Майкл Вайерман кивнул на рюкзак с ружьями и заметил:
– Если ты так на все это смотришь, тогда я не понимаю, почему бы тебе не забрать это оружие себе и не создать где-нибудь свой собственный отряд?
– Я мог бы конечно это сделать, – с горечью отозвался Ньюфстед. – Можно напасть на блокпост пришлых и раздобыть там патронов. С полусотней ружей и нормальными парнями я мог бы отвоевать в этих горах местечко и для себя. Но что будет потом? Как только ружья перестанут стрелять, придет конец и мне.
Ньюфстед дал волю чувствам и больше не следил за выражением лица. Даже в темноте можно было различить на нем высвобождающуюся ярость и злобу, во всем их блеске и остроте.
– За всю свою жизнь Хамиль сделал только две умные вещи. Вторая из них – это то, что он сберег радиопередатчик и установил контакт с вашими людьми. Первое произошло с ним по чистой случайности тридцать лет назад. Он был совершенно никчемным человеком, все, за что он ни брался, заканчивалось провалом. И тогда он попытался добыть себе место возле общественной кормушки. Он выхлопотал себе это жалкое звание лейтенанта запаса. И посмотри, что это звание принесло ему теперь.
Что было бы, окажись это радио в руках такого человека, как я, например? Ну, я бы связался с вами и сказал: «Эй, это Джо Ньюфстед, я хочу освобождать Землю. А ну-ка, сбросьте мне оружие». Знаешь, что произошло бы потом? Секретные агенты ОЦС немедленно принялись бы копаться в секретных архивах последнего земного правительства, которые находятся теперь в руках пришельцев, и разыскали бы там мое старое полицейское досье. Только бы и видел я после этого мои ружья. Но Хамиль – который пальцем не пошевелил, когда пришельцы напали на нас, который сдал свой батальон без единого выстрела – он без труда получил тысячу ружей, и не только это.
Ньюфстед задыхался от волнения.
– На месте Хамиля мог быть любой человек – вот что самое обидное. Я просто с ума схожу, когда начинаю думать об этом. Если тебе удалось наладить поставку оружия, то плевать, кто ты, Хамиль или кто-то еще. Как только оружие появилось, стало неважно, сколько человек сейчас находится на его стороне – сотня, десяток или вообще ни одного. Они все теперь встанут за него горой. И неважно, как сильно они ненавидели Хамиля прежде – теперь все чуют, откуда дует ветер. И всем все до лампочки, никто и слова ему не скажет. Он теперь официальный парень – у него в руках монополия, он имеет лояльную армию, чтобы защищать себя.
Лицо Ньюфстеда исказилось судорогой.
– Он просто бабуин – волосатый важный бабуин, такой осанистый и дурацкий позер. У него есть единственное достоинство, и оно же самое главное и нужное, ты сталкиваешься с этим сразу же, как только видишь его – он здорово верит в свои собственные позы, вот такой он идиот. Он верит в то, что держит судьбу планеты в своих руках – воображает себя величайшим вождем всех народов. Его вера настолько крепка, что порой, черт возьми, хочется поверить в это самому, так он умеет убеждать.
Это то главное, что различает меня и его. Я тоже мог бы вести себя как ведет он, но сохранять при этом такую же серьезную и невозмутимую физиономию я не могу, это выше моих сил. Я умнее его, но он может нести чушь с деловым видом – вот почему я должен играть вторую скрипку при бабуине.
Шатаясь под тяжкой ношей, выслушивая ругательства Ньюфстеда за спиной, Майкл Вайерман кое-как сумел добрести до лагеря Хамиля на вершине следующей горы. По другую сторону горы у самого горизонта показались геометрически правильные кварталы города. Но здесь, в горах, люди обитали в хлипких хибарах и раскинутых под деревьями навесах, среди невыносимой вони, которая неизменно появляется вокруг лагеря, слишком долго остающегося на одном месте. Из-под деревьев навстречу им вышли грязные оборванные люди. Мухи набросились на них почти в ту же секунду.