Джексон попытался поднять руку на пробу. Ее тут же пронзила острая боль; рука казалась сплошной, цельной, состоящей из единой толстой кости.
   – Спасибо, док, – поблагодарил он лекаря, который стоял неподалеку и критически рассматривал свое произведение. Джексон попробовал поработать кистью. Кисть была безжизненна. Он принялся колотить рукой о бедро, стараясь восстановить циркуляцию крови.
   – А что за работа? – спросил он Первого амрса.
   – Сейчас увидишь.
   Первый жестом указал ему на заднюю дверь.
   – За дверью, пройдешь комнату и повернешь направо.

3

   Джексон так и сделал. Здешний Первый амрс и молодой амрс, который привел Джексона сюда, пошли следом. Док попробовал было увязаться за ними, но Первый только лишь взглянул на него через плечо и бросил:
   – Нет.
   Док повернулся и поплелся обратно.
   Коридор, в который Джексону велели повернуть, увел его вглубь Шипа амрсов. Проход был узким, скудно освещенным тусклым сиянием, льющимся из полупрозрачных панелей, висящих под низким металлическом потолком. Ощущение было таким, как будто они идут через чью-то грудную клетку – через равные промежутки потолок и стены овального коридора по кругу обегали выдающиеся над поверхностью переборки. Каждой переборке соответствовала открытая дверь, аккуратно упрятанная в стену. Между переборками в стене коридора так же имелись двери, все по левую руку от Джексона, но они были закрыты. Иногда за этими дверями горел свет, который было видно сквозь имеющиеся в них "глазки", а иногда нет. Иногда из-за дверей доносились шумы определенно машинного происхождения; иногда из-за них шел типичный гул Шипа, который здесь был более звучным и здоровым, чем в Шипе людей. Но по внешнему виду этих, закрывающих внутренности Шипа дверей, Джексон ничего сказать не мог.
   Коридор изгибался то в одну, то в другую сторону; пару раз поворот совершался почти под прямым углом. Ориентируясь по звукам, сначала становящимся все громче и громче, а затем затихающим, Джексон рассудил, что он и его провожатые идут сейчас по проходу сквозь Шип, что, конечно, было удобнее, чем огибать Шип снаружи. По дороге они миновали несколько лестниц, занимающих половину коридора и уходящих в круглые люки, вырезанные под потолком. В двух случаях эти люки были закрыты, а металлические скобы лестниц были тусклыми и гладкими. Люк – черный круг у вершины третьей лестницы, был открыт, а сама лестница была исцарапана. Вдоль лестницы и перед ней на стенах были видны вытертые и блестящие полосы, там, где крылья амрсов задевали их множество раз. Джексон представил себе амрсов, поднимающихся и опускающихся по этой лестнице без конца, потом обернулся и посмотрел на своих провожатых, прижавшихся к стене и продвигающихся бочком, чтобы обогнуть лестницу и идти по коридору дальше.
   Коридор закончился в большой комнате. Оказавшись в ней, Джексон увидел еще двух амрсов – молодого и пухлого, и уже знакомого ему, тощего, ученого.
   – Ты собираешься показать ему это прямо сейчас? – спросил у Первого тощий.
   – Сильнее он все равно уже не станет.
   – Нет… хотя, да, конечно, все они потом слабеют. Однако, известно, что они обладают этой своей удивительной способностью экономить запасенную энергию. Потрясающе, если вдуматься. Действительно, отмечено, что ни один из них не берет с собой в пустыню пропитание, и как мы все хорошо это знаем, будучи пойманными, они функционируют здесь еще некоторое время без корма. В то время как среди нас трудно найти существо, способное вынести отсутствие пищи более одного дня…
   – Как отметил ученый муж, постигший много более чем я, – встрял в разговор молодой и толстенький амрс, – эти существа предположительно способны распределять энергетическое потребление по времени. Они могут переводить себя, если так можно выразиться, в состояние выживания, в котором, пребывая в состоянии пониженной физической и умственной активности, они потребляют много меньше энергии, растягивая тем самым время своего существования. Из проведенного ученым мужем исследования опытных образцов следует, что, возможно, стимулируя этих существ, скажем болью, можно переводить их обратно в более действенные состояния – конечно, с меньшим периодом существования, но зато более продуктивно по отношению к требуемому результату…
   К речи молодого амрса никто не проявил ни малейшего интереса, включая и тощего ученого амрса, который изо всех сил старался не обращать на своего соседа внимания, смотрел по сторонам, или на худой конец делал вид, что он полностью поглощен собственными размышлениями. Тощий разглядывал стены, двери, даже потолок, а голос его молодого соратника постепенно становился все громче и громче. Джексон же вообще не желал слышать ничего про боль, из каких бы там состояний она не помогала выводить. Молодой амрс, взявший Джексона в плен, смотрел на толстого так, как обычно смотрит на фермера-ровесника Почтенный, конечно если только он не прикидывает при этом, как его половчей убить. Кончилось тем, что Первый амрс вежливо сказал толстому:
   – Заткнись, – и тот с готовностью последовал этому совету.
   – Там, откуда ты пришел, молодежь тоже обучается ремеслу? – спросил Первый Джексона.
   – Только гону. Фермерство идет само по себе. Вода на поля течет из Шипа, а плуги пашут прямо, что бы ты с ними не делал.
   – Это означает, что мы лучше вас, – заключил Первый. – Заткнуться обоим, – бросил он в сторону тощего, который снова начал было разевать свой клюв. – Вы здесь уже достаточно поэкспериментировали. Толку все равно нет.
   Первый амрс подтолкнул Джексона к двери концом крыла.
   – Иди туда и взгляни на это, – приказал он.
   Оказавшись за дверью, Джексон увидел там нечто, определенно напомнившее ему маленький Шип. Суживающееся вверху веретено возносилось в воздух на высоту, может быть, в дюжину человеческих ростов. Однако это сооружение было острее Шипа и имело еще три острия отходящих от его тела вниз – на них оно и стояло. Сооружение имело отверстия-входы, похожие на глотки, зияющие над землей. Сделано оно было из того же самого материала, что и Шип; в ого очертаниях, в острой верхушке и широко распахнутых пастях было что-то хитрое и недоброе.
   – Что это? – спросил Джексон.
   – Это Предмет. Он стоит здесь с самого начала мира. Видишь, вон там? – спросил Первый, указав на бок сооружения. Там была лестница, спускающаяся вниз и обрывающаяся в трех футах над землей. Джексон присмотрелся внимательней: вверху лестница заканчивалась у закрытого люка. Но у этого люка не было вращающейся ручки. Ничего – только овальная щель в металле. Покрутив головой и отступая немного то в одну, то в другую сторону, Джексон разглядел на люке маленькие блики от царапин; царапины были не глубокими.
   – Это дверь, не так ли? – сказал Первый амрс.
   – Похоже на то, – согласился с ним Джексон. – А разве вы этого не знаете?
   – Сказано, что это дверь. Она может говорить, и наш ученый муж объяснил мне часть ее слов. – Первый бросил уничтожающий взгляд на тощего. – По крайней мере ничего другого никто мне пока больше не говорил, – сухо добавил он.
   – Я потратил много времени на то, чтобы разобрать ее речь, – истово забубнил тощий ученый амрс. – Я работал с опытными образцами…
   – Заткнись, – тихо попросил его Первый.
   Джексон еще раз осмотрел Предмет с верху до низу. При этом не открыв для себя ничего нового, за исключением того, что земля под Предметом была черной, как будто обоженной. Это было не очень понятно – казалось что кто-то, давным-давно, разводил там костры; возможно так же давно, как само начало времен. В остальном в Предмете не было ничего примечательного. Он просто стоял здесь и все. Никаких голосов, вроде: "Я дверь", слышно не было.
   – И что ты хочешь, чтобы я с этой штукой сделал?
   – Хочу, чтобы ты забрался по лестнице и открыл дверь, – сказал Первый амрс.
   – И все?
   – Фу! Все существа моего вида, попытавшиеся сделать это, были убиты… за исключением некоторых, которые понесли при этом чрезвычайно тяжелые увечья и сильно разозлились. И с тех пор зареклись подходить к этой двери близко. Все твои сородичи, пытавшиеся открыть ее до тебя, потерпели неудачу. Но дверь не убивала их. И они могли творить с ней все что угодно и как угодно долго, пока не умирали от голода.

Глава восьмая

1

   Ах, вот оно как, – подумал Джексон, ощущая в себе слабость и отвращение. Теперь он смотрел на дверь Предмета и на его лестницу не отрываясь. В том, что смертельно уставший, однорукий, сообразительный, не спавший уже черт знает сколько и столько же не евший, лишенный надежды человек, все-таки сможет туда взобраться без вреда для себя, он не сомневался. Несмотря ни на что. Джексон снова перевел взгляд на дверь. Но у этой проклятой штуковины нет ручки. Ладно. Он заставил себя стронуться с места и не торопясь дойти до лестницы.
   Остановившись прямо у подножия Предмета, он выяснил две вещи – первое, что Предмет был очень высоким; а второе, что он находился здесь уже очень давно, потому что три его острия, три стойки, на которых он покоился, казалось, вросли в землю. Складывалось такое впечатление, что как будто он прямо из этой земли и происходит. Вид у концов его стоек был в точности таким же, как у стен домишек вокруг родного Шипа Джексона – да и у самого Шипа тоже, что греха таить – вид такой, как будто все это выбилось из-под земли, которая теперь выперла немного по краям и растрескалась, и до сих пор росло и будет расти еще может быть дюжину дюжин лет, пока наконец не умрет и не рухнет плашмя.
   Джексон взялся рукой за четвертую ступеньку лестницы снизу и подергал, проверяя прочность. Ступенька даже не дрогнула. Было видно, что ступеньки начинаются из-под люка. Еще Джексон заметил, что каждая ступенька-скоба имеет в себе небольшой сустав или шарнир, как будто эта лестница могла быть собрана, сложена и втянута в люк, а там спрятана в каком-то довольно-таки небольшом по объему месте. Или как будто ее можно отцепить, сложить и унести прочь, а когда нужно, прицепить обратно. Но если это были шарниры, то в данный момент они держались прочно. Джексон приложил ухо к Предмету, который оказался теплым, и услышал в нем тихое гудение. Само собой – все, что может говорить, должно иметь сердце.
   Он оглянулся назад и посмотрел на группу амрсов. Они наблюдали за ним с заметным интересом. Над его головой начали появляться другие амрсы – проходившие и, вероятно, просто слонявшиеся бездельники, заметившие вдруг, что еще одно существо чужого им рода пытается сладить с говорящей дверью.
   Один из таких зрителей вдруг кинулся вниз и пролетел над головой Джексона.
   – Хаа, Мокрый Дьявол! Лезь вверх, вверх!
   После этого амрс-насмешник поднялся до уровня двери Предмета, после чего еще раз спикировал вниз к Джексону, сложив крылья за спиной, и взлетел на свое место. Про себя Джексон отметил, что издевательство могло бы показаться более зрелищным, осмелься амрс дотронуться до двери.
   Слегка подпрыгнув, Джексон ухватился за одну из скоб лестницы, подтянул и поставил на нижнюю ступень ногу и начал подъем.
   Интересно, что металл Предмета не был ни горячим, ни холодным.
   Даже при том, что Джексону приходилось держаться за ступени одной рукой, подъем этот представлялся ерундой по сравнению со спуском на собственном заду на дно птичьего мира. По правде говоря, он чувствовал себя сейчас совсем неплохо. С попавшим в его положение человеком могли случиться и гораздо худшие вещи, его же просто попросили забраться по лестнице. Джексон задумался: что же такое Предмет на самом деле.
   У самого подножия лестница отстояла от тела Предмета на приличное расстояние. Но чем выше Джексон поднимался, тем плотнее лестница прижималась к боку Предмета. Очень скоро его глаза были уже в нескольких дюймах от Предмета, и тогда он заметил то, что ничуть его не ободрило. Это были радужные в дневном свете, жирные пятна, оставшиеся от тех, кто поднимался и опускался по этой лестнице до него. Джексон остановился и замер, рассматривая эти пятна, прижавшись к уютному, не горячему и не холодному, гудящему металлу.
   Фу, сказал он сам себе, и снова пополз вверх и продолжал подъем уже без остановки, пока не добрался до самого верха лестницы. Лестница упиралась в небольшую открытую дверцу, не широкую и не узкую, откинутую на шарнирах вниз, так чтобы прикрыть собой отверстие в боку Предмета от всего, что могло быть брошено в это место с земли. Назначением этой дверцы было прикрывать собой лестницу, после того как ту сложат, поднимут и уберут вверх, не оставляя за собой ничего, кроме шва на корпусе Предмета. Когда глаза Джексона оказались на одном уровне с этой дверцей, он увидел, что в щели между нею и корпусом Предмета застряло что-то, а именно: отломленная человеческий палец, кость – уже высохшая и без мяса. Именно в это мгновение сверху у него над головой глухо зарычали: "Уааэннмееннне. Уэээааа двэээхрр ууэээаасяяя ооллльоо-лльяяя ллюуууэээее. Фффуусссее ииныыррее ыыысссннееыыы вввоооомммыыы ббеееууудд уууннныыыэээнннныыы бббееесс бхреееевуууубрееешжжжэээяяяя".
   Джексон поднял голову и посмотрел на дверь. Ничего не происходило. Дверь снова начала рычать: "Уааэннмееннне. Уэээааа двэээхрр ууэээаасяяя…"
   Он спустился по лестнице обратно.
   – Ты потрясен, не правда ли? – спросил его Первый амрс, дожидающийся уже около подножия лестницы.
   – Похоже на урчание в животе, – ответил Джексон.
   Потом посмотрел на тощего ученого.
   – Он сказал, что смог перевести это бормотание?
   Первый проследил за взглядом Джексона и чуть поднял в том же направлении крыло. Тощий выступил вперед, наполненный знаниями до краев и готовый излиться.
   – С тем чтобы исключить рычащие и грохочущие звуки, я проговаривал эти слова десятки раз сам с разной скоростью и высотой тона, а также давал указания нижестоящим повторять их для меня множеством способов в соответствии с моими указаниями. Я собрал и проанализировал мнения многочисленных свидетелей этого эксперимента, с целью получения среднего и обобщенного. На основании достигнутого консенсуса, – голос тощего принял горделивую окраску подводящего итоги, – выяснилось, что дверь в самом начале произносит звуки, отдаленно напоминающие наши слова "Объявлена тревога". За этим следует выражение, приблизительно соответствующее слову "предмет". Где-то в середине имеется сочетание звуков, в которых можно расслышать наше слово "люк"…
   – Заткнись, – сказал ему Джексон, к немалому потрясению некоторых и изумлению Первого. – Ты хочешь сказать, что оно говорит так же как мы, только немного странно?
   Тощий со слезами на глазах посмотрел на Джексона, как смотрит вслед своей уходящей с Почтенным смеющейся дочери, фермер.
   – Да, это так.
   – Я хочу узнать о чем она говорит. Может быть у него что-то со ртом?
   – Может быть, – согласился Первый амрс.
   – Из этого вот что выходит, – нагло продолжил Джексон. – Это штуковина очень здоровая. Раньше я знал, что в мире имеются такие существа как вы, и такие как я, а теперь оказалось, что есть еще третий вид. Если эта штука стоит здесь со дня начала времен, то может быть она говорит о том, как эти времена начались. Может быть она и есть то, что этим временам положило начало.
   – Слушай ты, мокрая дрянь – держи свой язык подальше от теологии!
   Хозяином этих слов оказался молодой амрс, который взял Джексона в плен и привел его сюда, но до сих пор не произнесший ни звука и даже рта ни разу не открывший. Неожиданное пробуждение способности к произведению членораздельных звуков в юном охотнике, заставило Джексона слегка напрячься и приготовиться. Но внешне он никак не проявил это, только чуть повернулся в сторону своего пленителя и спокойно процедил сквозь зубы:
   – О чем это ты там говоришь?
   – Не обращай внимания, – успокоил Первый молодого воина. У предводителя амрсов эти слова прозвучали как вежливая замена излюбленного "Заткнись!" – Это существо невежественно. Послушай, здесь все в порядке и под наблюдением… можешь отправиться домой и сообщить своей родне, что сегодня ты был лучше многих. Иди домой. Прямо сейчас.
   Молодой амрс подпрыгнул в воздух.
   – Я вознагражден, – торжественно и благодарно объявил он Первому амрсу, после чего сильными взмахами крыльев послал свое тело вперед и вверх со скоростью брошенной в солнце стрелы, распевая с высоты на все лады: "Я был лучше многих! Я был лучше многих!" Набрав высоту, он начал долгий и плавный спуск вниз к одному из множества домов на ножках, все время безостановочно выкрикивая одно и то же. Джексон некоторое время слушал его пронзительные крики, постепенно затихшие вдали.
   Первый амрс взглянул на Джексона и пожал плечами.
   – Кроме звуков из собственного живота, тебе стоит прислушаться еще кое к чему. Главное – если ты будешь продолжать задевать местные суеверия, то у тебя может не хватить времени даже на то, чтобы проголодаться как следует. Может ведь случиться и так, что рядом с тобой не окажется достаточно просвещенных людей, чтобы спасти тебя.
   – Наша ситуация очень сложна, – подхватил ученый амрс. – Известно, существуют два Шипа и два мира, и два вида живых существ, и мы знаем, что все это было создано в одно и то же время. Одно создано во имя добра, другое во имя зла. Пройдя эту точку, мы попадаем дальше во владения религии.
   – Один из величайших пророков, откровениям которого мне довелось быть свидетелем в годы юности, сказал, что с того момента, когда нам становится понятна ценность Шипа, неизбежным становится появление религии, из которой логически вытечет, что творить как добро, так и зло способна каждая личность на своем месте. Это стоило великому пророку падения с высоты со сломанными крыльями – его низвергли те, кто не был согласен с подобным усложнением общепринятой этики. Простейший же взгляд на вещи сводится к тому, что наш мир несет в себе добро, а ваш – зло, а раз мы живем в добром мире, то и сами мы люди добрые.
   – Будем говорит как разумные люди – мы допускаем наличие в тебе определенной проницательности. Так вот, разум позволяет нам понять, что тот факт, что ваш и наш типы живых существ не способны жить в мирах друг друга, является не более чем ошибкой созидания. Но факт этот необычайно сложен для понимания тех, кто обладает сознанием чувствительным, но бескультурным. Ты только что был этому свидетелем.
   – А также и тому, – добавил Первый, – каким храбрецом был этот, пускай эмоциональный, но достойный молодой человек, решившийся отправиться в твой мир, чтобы захватить нечто столь законченно злое и отвратное, чем являешься ты. И это не принимая во внимание то, что он рисковал при этом жизнью – потому что, кто в таком возрасте верит в собственную смерть.
   Первый посмотрел на Джексона со значением.
   Джексон ответил на его взгляд молчанием. Во-первых, он не слишком понял, что вообще значит слово "теология". Задумчивость видимо была написана у него на лице, потому что в это самый момент пробудился молодой ученый амрс, видимо почувствовавший, что пришло время вставить словцо и ему:
   – Да вы только посмотрите на него! Он же ни бельмеса не понимает! Предлагаю тезис: "Эти существа не имеют концепции исходного зла!"
   – А следовательно, невинны! – яростно заорал на молодого тощий амрс. – Молчи же! Молчи! – тощий замахал крыльями, истерически прыгая с ноги на ногу и вздымая пыль. Он был стар и двигался с трудом и на Джексона особого впечатления не производил, но молодой коллега тощего таких проявлений раздражения испугался и быстро пошел на попятную, понурив голову. Выражение его лица было таким, словно он только что упал на беговой дорожке, да еще на глазах у самого Филсона – неутомимого, мудрого и мертвого Филсона. Тупым тебя делает то, чего ты боишься, решил Джексон.

2

   – Видишь ли, – сказал Первый амрс Джексону, – мы обязаны узнать, что скрывается внутри Предмета. На то есть много причин.
   Первый бросил быстрый взгляд на тощего, который взволнованно приглаживал руками растрепавшуюся бахрому и бормотал что-то себе под нос.
   – Обязаны по разным причинам, основанным преимущественно на ощущениях. Но таков наш единственный ключ к разгадке природы и целей Созидания. В течение многих поколений мы изучали Шип и выяснили, что он всего лишь машина. Все что мы при этом узнали, это то, как он работает и где изнашивается. А изнашивается он во многих местах. С другой стороны, вот перед нами Предмет, и он может говорить. Возможно, что внутри него что-то есть. И возможно то, что есть у него внутри, способно говорить более внятно.
   – Говорить о чем? – спросил Джексон.
   Первый кивнул.
   – Отлично подмечено. Никто не сказал пока о том, что с этим не будет проблем. Никто не думает, что ответ будет так просто найти. Но мы обязаны начать. Потому что лучше уже не станет. И мы не можем пустить все на самотек. Среди нас есть множество таких, кто безразличен к этому и будет безразличен до тех пор, покуда небо не упадет им на голову. Все что их занимает, это еда для утоления голода, вода для утоления жажды, и пространство для полета. И пока все это у них имеется, вообразить себе, что когда-нибудь этого не станет, они не могут. Но мы знаем о том, что Шип когда-то умрет. С ним закончиться все остальное – это будет последний день мира.
   – Но среди нас есть некоторые, кто не может жить в довольстве с мыслью об этом, при том даже, что нет сомнения, что жить в довольстве возможно. И в довольстве умереть задолго до того, как ответ действительно потребуется. Есть особого свойства причуды, определенное беспокойство в некоторых умах, которые не позволяют этим людям успокаиваться отдаленностью срока. То, что в один прекрасный день станет реальностью для всех, реально для них уже сейчас.
   Джексон вежливо слушал.
   – Так вот, я не питаю к тебе зла, мальчик. Если бы у нас здесь была подходящая для тебя еда, я приказал бы дать ее тебе. Для того чтобы ты старался открыть эту дверь. Другие могут питать к тебе зло, но я – нет. Я понимаю, что внутри мы с вами очень похожи. И мне по душе, что ты не как все. Я тоже не как все, среди своего народа.
   Первый указал крылом на Предмет.
   – Там меня и искалечило.
   – Я не мог оставить его в покое. Я решил забраться внутрь через одно из его отверстий, но я был слишком неуклюжим для этого. Мы все неуклюжи там, где нужно ходить или ползать, потому что мы рождены для полета. Так вот, эта неуклюжесть спасла мне жизнь. Я сорвался и упал на землю. Из жерла ударил фонтан огня – для того чтобы вычистить меня вон, так я сейчас думаю. Но я уже отползал в сторону. Но огонь все равно подхватил меня и отбросил на большое расстояние. Как говорится – заплатил за собственную глупость. Я лежал на земле обоженный и кричал не переставая, а они все стояли вокруг, смеялись и повторяли это самое: заплатил за собственную глупость. И тогда я решил, что либо должен ими править, либо мне не стоит жить вообще.
   – У этого Предмета я в долгу. Я в долгу перед тем, что родился не таким как все. И говорю тебе, ты тоже не такой как все и тоже в долгу.
   – Я сделаю все, что будет нужно, для того чтобы добиться от тебя максимально возможного результата. Повторяю еще раз, если ты этого не понял, оно допускает к себе только существ твоего рода, и не допускает подобных мне. Мои собратья не могут ни подняться на вершину этой лестницы, ни прикоснуться к двери Предмета. Если кто-нибудь из нас пытается это сделать, в двери рождается сила и расплющивает смельчака, вырывает у него глаза и бросает мертвым оземь. Тебе же и таким как ты разрешено царапать щель двери, забираться в жерла Предмета и голодать у ее подножия сколько угодно.
   Первый амрс тяжело вздохнул.
   – И еще одно. Если Предмет создан в момент начала времен, то скорее всего он был создан, так же как и Шипы, для существ твоего типа.
   Первый быстро взглянул на собственную четырехпалую ладонь.
   – Отсюда следует, что то, что сидит внутри и производит этот шум, вероятнее всего не воспримет тебя как врага. Оно может быть даже поможет тебе. Почему бы тебе не взять да и не поверить в то, что там внутри тебя ждет еда? Как же не оказать другу гостеприимство? Я думаю, что у тебя все получится. Ты очень похож на меня, и будь мое тело таким же, как у тебя, я думаю, что давно бы уже достиг всего чего хотел.
   Могу спорить, что ты действительно в этом уверен, подумал Джексон. Но вслух сказал:
   – С тем, что вы и мы схожи, я согласен. Знаешь, в моем Шипу есть один человек, с кем, я не сомневаюсь, ты бы с удовольствием провел время. Просто за разговорами. Сравнивая проблемы. Делясь мыслями.
   Видно было, что Первый амрс его не понял. Он смотрел сейчас на Джексона так, как Джексон обычно смотрит на людей, пользующихся словами типа теология. Ну что же, решил Джексон, значит так. Если ты Первый, то можешь сколько угодно говорить о том, что под кожей все существа похожи, но принять то, что кто-то может догадаться об этом вместе с тобой и думать так же красиво, как ты, ты не можешь.
   Точно так же, как и я в детстве думал, что мир один, и занятие в нем только одно – гон. Джексон посмотрел вокруг себя: на амрсов, на еду голубого цвета, которую он не мог съесть, на дома на ножках, на небо, полное парящих существ, на Предмет. Как бы мне хотелось, подумал он, как бы мне хотелось, чтобы я по-прежнему жил там, вместе с фермерами и Почтенными, и ничего бы не знал, и по-прежнему думал так же.