Ксения Букша
Мы живем неправильно

РАССКАЗЫ

Третьеклассница

   В группе продленного дня она кажется самой высокой, потому что куртка коротковата и штаны тоже.
   Залезает (громоздится) на домик детской площадки, срывает шапку:
   – Мария Владимировна! Смотрите, там радуга за тучами!
   Педагог Мария Владимировна, женщина в возрасте, не сразу понимает, чего от нее хотят. Реагирует так:
   – Слезай оттуда сейчас же, бессовестная! Это построено для маленьких детей, а ты вон какая дылда! Сейчас сломаешь!
   Анна не слезает, а ложится на домик, как мишка на теремок, размахивает длинными руками и ногами и хохочет. Только когда Мария Владимировна отворачивается, Анна быстро слезает с домика.
   Серое сырое небо, если приглядеться, действительно переливается чуть заметными блеклыми красками. Снег выпал три часа назад и уже начинает подтаивать.
   Симпатичный карапуз в комбинезончике стоит рядом с мамой и размышляет, хочет он на качели или нет. Анна летит с другого конца площадки, хватается за чужое дитя и втаскивает его на качели. Малыш собирается заплакать. Женщина отнимает его у Анны.
   – Я помогу! – кричит Анна.
   – Спасибо. Видишь, он боится.
   – А надо ему объяснить, чтоб не боялся. Тут же нет ничего страшного.
   Женщина молчит. Анна снова хватает ребенка.
   – Не трогай его, пожалуйста, – говорит мамочка. – Он тебя боится.
   «Меня?!» – думает Анна, пожимает плечами и отходит. В глубине души она понимает, что не бояться ее нельзя. Она – нелепая, ни на что не похожая девица. Во всяком случае, ни на что хорошее. Она – все, финиш, дальше некуда, приехали. Самая худшая из всех.
   На краю площадки – залепленная снегом ржавая карусель. Анна пробует ее раскрутить. Карусель со скрежетом поддается. Анна бежит по кругу, потом отталкивается ногой и ложится на сиденье, так что голова и руки свешиваются вниз, в снег.
   – Анна! – окрик Марии Владимировны. – Прекрати сейчас же! С ума сошла?
   Карусель быстро останавливается, а Анне хочется крутиться еще. Тогда она раскидывает руки в стороны и кружится на месте, топоча в снегу старыми мамиными сапогами. Качели, деревья, окна, кусты, машины, собаки, коляски сливаются в радужно-серое гудящее месиво, в ушах стоит такой же невнятный, серо-радужный гул. Анна хохочет, закрывает глаза, падает в снег, лежит. Под веками пробегают пятна света. Кровь шуршит в ушах. Так шуршали мышки в сене, летом, в деревне у бабушки.
   Сквозь гул доносится голос Марии Владимировны:
   – Анна! Мы уходим!
   Тогда она поднимается и бежит за всеми, расплескивая слякоть.
   Анне дали денег на завтрак. Как обычно, тридцать рублей. В школьном буфете на эти деньги можно купить сосиску в тесте, компот и конфету.
   Раньше Анна любила сосиски в тесте. А теперь почему-то разлюбила. Может быть, каждодневные сосиски просто надоели ей. Любовь не выдержала проверки временем. Так бывает.
   Поэтому Анна не покупает сосиску. И конфету не покупает, и компот.
   Она доходит до конца столовки. Там – дверь на кухню, открытая. На кухне пар, как в бане, гремят алюминиевые котлы, ходят толщенные тетки в грязных белых халатах. Открыта дверь на улицу, грузчики заносят какие-то ящики и ставят их у стены.
   Мандарины! В Анне просыпается охотничий азарт. Дождавшись, когда грузчики уйдут за следующим ящиком, Анна быстро, мелкими шагами, пригнувшись, пробегает по коридору и запускает руки в ящик. Каждой рукой, а у Анны их две, она ухватывает аж по пять мандаринов! Как ей это удается?! Так же быстро, не рассуждая, девчонка запихивает мандарины под горло водолазки. Холодные и круглые, они проваливаются вниз, к резинке колготок, к поясу юбки. Анна в три прыжка преодолевает расстояние до столовки. Она чувствует дикий восторг. Ее никто не заметил! Теперь можно… Теперь можно… Не чувствуя голода, Анна взлетает на четвертый этаж. Заходит в класс, высыпает мандарины в портфель.
   Входит белобрысый Арсений Житков, ведет носом, замечает Анну.
   – О-о, мандаринчики. Угостишь? Пожалуйста!
   – На, – делится Анна.
   – Спасибо! – говорит воспитанный Арсений. – Даша, Юля, идите сюда, тут Анна мандаринчики раздает!
   Юля и Даша спешат к Анниной парте, протягивают ладошки, получают мандарины:
   – Сегодня твой день рождения, да?
   – Да, – опрометчиво говорит Анна.
   – Поздравляем.
   День рождения Анны – двадцать пятое июля. В классе у нее нет подруг, и знать об этом некому. Правда, все дни рождения можно проверить в конце классного журнала. Но девочки об этом не догадываются.
   Из столовки возвращается стайка учеников. Юля кричит:
   – Идите сюда, у Аньки день рождения!
   – О, – говорят девочки, – поздравляем! С днем рождения, Аня!
   Мандарины быстро кончаются. Ведь Анна украла всего десять штук.
   – Подождите, – говорит она, – сейчас из раздевалки принесу.
   Никто, в общем-то, не просит и не требует у нее мандаринов. Но ведь на день рождения обычно угощают весь класс. Так что Анна бежит по лестнице вниз. Столовая уже пуста. За дверью в кухню тихо. Ящики с мандаринами все так же стоят у стены. Быстрыми руками Анна набирает мандарины за пазуху.
   Вдруг она слышит за спиной озадаченные матюки:
   – О, бля-аа-ть, так во-от это кто-о, бля…
   Рассуждать некогда. Анна перепрыгивает через ящики и выскакивает в приоткрытую дверь, – на улицу. Там легкий мороз, снег, лужи. Анна обегает школу, бухает входной дверью, – быстрее! быстрее! – через ступеньку, придерживая рукой водолазку, отягощенную мандаринами, ловя ртом пыльный воздух (и тут звенит звонок!) врывается в класс, спешит на свое место. Подставляет портфель, приподнимает водолазку (в классе шумно, ученики садятся по местам) и сгружает фрукты. Учебник, правда, теперь не достать, тетрадка где-то на дне.
   Входит учительница. Им дали в этом году новую. Зовут – Людмила Алексеевна, молодая и добрая. Хоть и кричит, но не зверствует.
   – Здравствуйте, ребята, – говорит она. – Как приятно пахнет мандаринами! Как в Новый год!
   – Это у Ани Пугачевой день рождения, – слышатся голоса.
   – Кстати, – говорит Аня, – кому не хватило мандаринов? Берите!
   Мандарины передаются по рядам.
   – Людмила Алексеевна, а это вам, – говорит Анна, поднося три мандарина учительнице.
   – Шкурки не разбрасываем, все складываем в мусорное ведро! – кричит Людмила Алексеевна. – Так, а теперь все сели! Давайте поздравим Анну и подарим ей подарок!
   Учительница уж точно могла бы проверить по журналу, когда у Анны день рождения. Но ей даже не приходит в голову, что Анна может соврать. Какой смысл? Поэтому Людмила Алексеевна просто проходит к шкафу, достает оттуда подарок – книгу о правилах этикета – и с улыбкой вручает ее Анне.
   – С днем рождения! – говорит она. – У тебя юбилей?
   – Нет, мне исполняется девять, – врет Анна. – Я же на год раньше пошла.
   Мало ли что. Вдруг десятилетним надо делать какие-нибудь особенные прививки или еще что-нибудь, о чем она не знает.
   – А-а, – говорит учительница и думает: «Теперь ясно, почему девочка отстает от класса. Ее слишком рано отдали в школу».
   – Похлопаем Анне, – говорит она.
   Все хлопают.
   Тут открывается дверь. Заходит буфетчица в белом халате, завуч, грузчик.
   – Так, это тут, – говорит буфетчица, принюхиваясь и замечая кучу мандариновых шкурок в ведре.
   Сумрачный продленный день подходит к концу. В опустевшем классе – три головы за партами: на задней – Витька и Паша вместе решают задачки; на первой парте сидит Анна и мучительно трудно делает упражнение по русскому языку. Над ней нависает Мария Владимировна.
   – Так, вот это что за слово?
   – «Школа».
   – Прочитай, что ты написала. По буквам. И, в…
   – И-в-к-ла. – Анна хохочет. – Как это я?!
   – Не знаю. Не знаю.
   – Ой, у меня голова уже не думает, миленькая Мария Владимировна. Давайте, я дома доделаю.
   – Ведь не доделаешь, – Мария Владимировна смотрит на часы.
   – Честное слово! – клянется Анна.
   – Что у тебя с мандаринами сегодня произошло? Как это вообще могло прийти в голову – красть?!
   Анна краснеет и бормочет что-то насчет первого и последнего раза. Мария Владимировна озабоченно хмурится.
   – Тебе очень повезло, что ты попалась. В противном случае ты могла бы ощутить собственную безнаказанность…
   – Да-да, очень противный случай! – горячо поддерживает ее Анна.
   Мария Владимировна тяжело встает и обращается к Паше и Вите:
   – Мальчики, если хотите, могу вас домой отпустить!
   – О, – оживляется Витька. – Здорово! Спасибо!
   – Только вы сразу домой пойдете.
   – Конечно, домой! Куда же еще! Спасибо, Марина Владимировна!
 
   Толстый Пашка, бритый налысо двоечник Витька и Анна выходят из школы. На спинах болтаются рюкзаки.
   Анна говорит:
   – Поехали на Сенную?
   – Чего мы там не видели?
   – Ну поехали, – упрашивает Анна, – я вам там что-то интересное покажу!
   Мальчишки переглядываются.
   Анна ведет их на остановку. Разбрызгивая грязные лужи, подъезжает маршрутка. Они забираются внутрь, хлопают дверью, маршрутка набирает скорость.
   – Оплачиваем проезд, – напоминает им водитель.
   Дети затаивают дыхание.
   – Сейчас, – подает голос Анна. – Я ищу, чтоб без сдачи!
   Маршрутка перелетает через мост, тормозит на чью-то поднятую руку; Анна подает знак, и все трое вываливаются из маршрутки и отбегают подальше, в сквер. Водитель их не преследует.
   – Ой, не могу, как смешно! – хохочет Анна.
   Витька тоже хохочет. Паша завязывает шнурок.
   – Ты нам хотела что-то показать интересное.
   – Это на Сенной, – повторяет Анна. Уж на Сенной-то точно найдется что-нибудь интересное, думает она.
   Наконец они, расхристанные и потные, выходят на Сенную площадь. Анна быстро оглядывается кругом. Ничего, совсем ничего необычного. Ну, буквы. Рекламы. Телеэкран на крыше дома.
   – Смотрите, – таинственно объявляет она. – Вон тот большой балкон – видите?
   – На четвертом этаже?
   – Да.
   – Ну, видим.
   – Через три минуты там появится привидение.
   Мальчики переглядываются.
   – Мы не верим, – говорит Паша. Двоечник Витька злобно пинает Анну по ноге и говорит:
   – Ты, сука. На хрена мы сюда перлись так долго.
   Паша говорит:
   – Вить, пошли, заодно я тебе там такие игровые автоматы покажу… Сюда мой папаня играть ходит, тут о*енные игровые автоматы… У тебя есть деньги?
   – Мелочь есть.
   – Пошли! – они уходят.
 
   Вокруг темнеет. Ходят продавцы золотых часов. Нищие жмутся по обочинам. Люди столпились у пешеходного перехода.
   Анна вдруг вспоминает, что у нее есть тридцать рублей, не потраченные на завтрак. Она быстро оглядывается. В пятнадцати шагах от нее китаец в грязном желтом пуховике торгует всякой прекрасной ерундой. Карандаши, наборы ниток на катушках, пластиковые собачки – нажмешь, она откроет рот и покажет язык.
   Анна покупает упаковку бенгальских огней. Открывает. Подходит к курящему парню:
   – Дяденька, подожгите мне, пожалуйста.
   Парень поджигает одну из палочек. Анна поднимает ее над головой и кричит:
   – Люди! Радуйтесь жизни! Пусть эти яркие звездочки дарят вам счастье и радость во всем мире!
   На нее косятся. Она поджигает одну свечу за другой, пытаясь всовывать их, горящие, в руки прохожим. Большинство отказывается. Свечи вспыхивают, гаснут, Анна отбрасывает обгоревшие палки и чувствует настоящий восторг.

Мы живем неправильно

   Дождь сыпал с сентябрьского неба мелким кислым горохом. Праздничный кораблик стоял у пристани, разубранный цветными лентами. Любовь Аркадьевна Столичная, пиар-директор агентства «Континуум», взволнованно вытирала руки о меню и быстро глядела по сторонам. Вечеринка в честь трехлетия агентства «Континуум» (коммерческая недвижимость, рекламные акции, выставки и ярмарки) все никак не могла начаться. Ждали начальство: генерального директора, господина Черемисинова, и финансового директора, господина Аминова. Меж тем журналисты уже начали разбирать накрытый стол. Зверски качало. Кораблик был невелик, и теперь мокрый ветер рвал его с привязи. Гигантский торт занимал весь стол, даже два стола, сдвинутые вместе, так что посередине торта уже образовалась опасная трещина. Впрочем, Любовь Аркадьевна трудностей не боялась; напротив, она была к ним готова. Уже не первый год она работала с господином Черемисиновым, и он всегда был доволен ее организаторским талантом. В хорошую погоду шум пиар-отдела был слышен за несколько километров.
   Вот и теперь, хоть погоду и нельзя было считать по стандартным меркам хорошей, пиар-директор набрала в легкие воздуха и громко провозгласила:
   – Гас-па-даа! Ждем начальство! Начальство не опаздывает, начальство задерживается! Не отрываемся от коллектива! Все уже едут и с минуты на минуту будут здесь!
   И Любовь Столичная зорко оглядела гостей, которые, понятное дело, стали послушно рассаживаться за столики, – все, кроме парочки в углу. Директор по развитию Илья Редькин, по виду – типичный Вуди Аллен, сидел на диванных подушках и снисходительно пил шампанское из пластикового стаканчика, а рядом с ним расположилась агент по недвижимости Алиса Розенбаум, молодая, густо накрашенная брюнетка с большой грудью. Илья Редькин вполголоса иронизировал, а Алиса Розенбаум хохотала над всеми его шутками.
   Пиар-директор незамедлительно подошла к ним и приказала:
   – А вы что, Илья, Алиса? Проходите, пожалуйста, в зал!
   – Да, да, мы уже идем, – приветливо помахал рукой директор по развитию.
   – Обещали шторм и бурю на море. Может быть, мы перевернемся? – с надеждой сказала Алиса Розенбаум.
   – Маловероятно, – сказал Илья Редькин.
   В эту минуту у пристани, осыпаемой мелким дождиком, притормозил «бра-бус», из которого выскочили генеральный директор Черемисинов и финансовый директор Аминов. Оба молниеносно метнулись к кораблику, перепрыгнули на него и ворвались в зал, на ходу пожимая всем руки.
   – А вот и наше начальство! – оглушительно завопила Любовь Аркадьевна, схватив микрофон. – Крчппп-виууууу… – сладив с микрофоном, пиар-директор продолжила: – Уважаемый коллектив, я прошу всех занять места за столами, все уже в сборе, поэтому мы не будем дольше задерживать отправление и сейчас поплывем!
   – Чтобы справиться со штормом, нам придется выйти в открытое море, – сказала Алиса Розенбаум, усаживаясь.
   – Она прирожденная тамада, наш пиар-директор, – сказал Илья Редькин, тоже усаживаясь.
   Они оказались за одним столиком с юной журналисткой, призванной освещать мероприятие.
   – Давайте познакомимся, – сказала юная журналистка.
   – Давайте лучше поскорее откроем шампанское, – сказала Алиса Розенбаум. – Очень хочется нажраться.
   – Меня зовут Света, – сказала юная журналистка. – А фамилия у меня, вы даже не представляете себе, какая.
   – Розенбаум, что ли? – спросила Алиса Розенбаум.
   – Нет! Моя фамилия – Ляшкевич-Гуркевич-Паньженьская, – произнесла журналистка.
   – Ух ты, – сказал Илья Редькин. – Наверное, вы полька?
   – Моя бабка даже не умеет говорить по-русски, – вспыхивая от удовольствия, кивнула юная журналистка. – Только по-польски. Она польская дворянка, правда живет в Москве. Во время реституции…
   – Польские дворянки занимаются реституцией? – удивилась Алиса Розенбаум. – А сколько лет вашей бабушке?
   – Это довольно занятно, то, что вы рассказываете, – рассеянно заметил Илья Редькин и стал открывать шампанское.
   – Постойте! Я сама! – воскликнула журналистка Света и, выхватив у Ильи бутылку, принялась выковыривать пробку из горлышка.
   – Господа!!! – прокричала в микрофон Любовь Столичная. – Сегодня нашему агентству «Континуум» исполняется три года!!! Мы все обожаем наше агентство! И чрезвычайно рады, что именно сегодня, четырнадцатого сентября, в этот прекрасный вечер!..
   – Я принесу вам салатика, – сказала журналистка Илье.
   – Мне тоже заодно! – крикнула ей вслед Алиса Розенбаум.
   – …приглашаю к микрофону генерального директора нашего агентства «Континуум», нашего замечательного, гениального директора Александра Петровича Черемисинова! Александр Петрович, просим!!!
   Господин Черемисинов пробрался меж стульев и вышел на подиум. Это был большой, добрый на вид мужик с усталыми, оттянутыми вниз глазами. Обычно его фирмы, с легкостью возводимые из стандартных деталей, так же бесшумно и легко разбирались спустя полгода-год после регистрации. Но к агентству «Континуум» господин Черемисинов испытывал нежность. Совесть, что ли, в нем заговорила, а только «Континуум» незаметно для всех стал настоящим, человеческим, реальным бизнесом – шумным, бестолковым и немного прибыльным.
   Поэтому господину Черемисинову захотелось раз в жизни сказать что-нибудь сердечное.
   – Уважаемые господа! Я рад приветствовать вас в этот знаменательный день трехлетия нашей, так сказать, фирмы, – начал он, тоскливо чувствуя, что язык уводит его на суконную дорожку. – Путь, пройденный нами за эти три года, был непрост. Однако стратегия развития…
   – Несчастный, как его корежит, – посочувствовала Алиса Розенбаум.
   – Чего вы хотите, он весь день заседал, – сказал Илья Редькин.
   – Мой первый муж, за которого я вышла в пятнадцать лет, тоже очень любил произносить речи, – сказала журналистка. – В ту пору я работала прорабом на стройке.
   – А сейчас какой у вас муж по номеру? – заинтересовалась Алиса Розенбаум.
   – … И мы еще не раз соберемся вместе на пяти-, десяти– и пятидесятилетие! – блеснул наконец красноречием господин Черемисинов и с облегчением отдал микрофон пиар-директору.
   – Выпьем! – сказала Алиса Розенбаум. Илья хотел наполнить бокалы, но журналистка Света опередила его.
   – Сидите! Я сама.
   – Вы – феминистка? – спросил Илья. – Вы приносите мне салатик и наливаете шампанское. Вообще-то это должен делать я.
   – Да уж, – поддержала его Алиса Розенбаум. – Вот именно.
   – Когда я работала в «Уолл-стрит Джорнал», я никогда не позволяла мужу надевать на меня пальто, – возразила журналистка Света.
   – А снимать? – поинтересовалась Алиса Розенбаум.
   – Какая, однако, богатая у вас биография, – сказал Илья Редькин. – Простите, у женщин не спрашивают, но – сколько вам лет? Вы выглядите не более чем на двадцать.
   – Мне девятнадцать, – сказала журналистка, разулыбавшись.
   – А мне – сто шестнадцать, – сказала Алиса Розенбаум. – И у меня девятнадцать правнуков… Посмотрите, мы выходим в открытое море.
   Кораблик действительно понемногу выплывал из устья Невы в море. По берегам тянулись заводы и склады.
   – Какая унылая местность, – сказала журналистка Света. – Когда я работала помощницей архитектора Захи Хадид…
   – Так вы и у Захи Хадид успели поработать?! – удивился Илья Редькин.
   – Ну не то что прямо у нее, – поправилась Света, – просто я училась на дизайнера и некоторое время посещала ее семинар в Лондоне.
   – А я просто обожаю промзону, – сказала Алиса Розенбаум. – В веселом грохоте огня и звона… Вы случайно никогда не работали сталеваром? Или хотя бы не торговали железом на лондонской товарной бирже?
   – Нет, к сожалению, не торговала, – сказала Света.
   – Почему вы сожалеете об этом? – сказала Алиса Розенбаум. – У вас еще есть время доесть укушенное. Кстати, кто-нибудь принесет мне еды?
   – Я принесу, – поспешно вызвалась журналистка и побежала к шведскому столу.
   – И еще водки, – крикнула ей вслед Алиса Розенбаум.
   – Жутко милая девушка эта Света, – сказал Илья Редькин. – Боже, Любовь Аркадьевна выходит на сцену. У меня какое-то плохое предчувствие.
   – Игра! – объявила в микрофон пиар-директор. – Сейчас я попрошу выйти на сцену всех молодых карьеристов и карьеристок… Евгений, Жанна, Илья, Артем, мальчики, мальчики! И девочки тоже, не стесняемся, Лида, Алиса, Наташа… Не стесняемся! Не отрываемся от коллектива! Сейчас будет весело!
   – Не пойду, – сказала Алиса.
   – Я тоже не пойду, – сказал Илья. – Пусть как хотят.
   – Эта игра развивает командный дух! И укрепляет взаимоотношения в коллективе! Так… Прошу! Свои ручки хорошо, а ручки соседа лучше… взялись за руки… так… а теперь пошли, пошли по кругу…
   В колонках заиграла музыка. Любовь Аркадьевна запела:
   – Дружно танцуем мы, тра-та-та, тра-та-та, танец веселый наш – это ламбада!
   – Кошмар, – сказала Алиса Розенбаум. – Слово «коллектив» надо запретить.
   – Когда я работала в «Уолл-стрит Джорнал», – вставила вернувшаяся журналистка Света, – мы всегда по праздникам ходили играть в пейнтбол.
   – Совершенно верно, – изумился Илья Редькин. – В «Уолл-стрит Джорнал» действительно играют в пейнтбол по праздникам.
   – Ну, а вы думаете, я все вру?! – обиделась журналистка Света.
   – Отлично! Похлопаем участникам! Не расходимся, нет, никуда не расходимся, Алексей, куда вы пошли? Нет-нет, это еще только начало! А ну-ка: свои коленочки хорошо, а коленочки соседа лучше! Илья, присоединяйтесь!
   Половина агентства уже стояла, напряженно раскорячившись и схватившись за коленки стоящих рядом сотрудников.
   – Илья, мы вас ждем! Мы без вас не начнем! – зажигала пиар-директор.
   – Не отрывайтесь от коллектива! – крикнул господин Черемисинов от своего стола.
   – Будьте вы прокляты, – вполголоса сказал Илья и встал.
   – Жуть, – сказала Алиса Розенбаум.
   Илья обреченно подошел к кругу, раскорячился и ухватился за коленки стоявших рядом людей.
   – Дружно танцуем мы, тра-та-та, тра-та-та! – завопила пиар-директор. – Танец веселый наш – это ламбада! Свои пяточки хорошо, а пяточки соседа лучше… Не отрываемся от коллектива!..
 
   Корабль между тем вышел в открытое море. Небоскребы Васильевского острова развернулись в линию. Стремительно темнело. Качка усилилась. Стулья слегка ездили туда-сюда. Пальто раскачивались на вешалках.
   – Сейчас нас накроет, – сказала Алиса Розенбаум в пространство. – Мы потонем, как «Титаник». Буль-буль.
   – Ну, и кто победил в нашем конкурсе?! Выбирайте! Выбирайте! Дольше всех продержались двое, наш финансовый директор господин Аминов и наш генеральный директор господин Черемисинов! Выбираем победителя?!
   – Как можно выбирать между карьерой и зарплатой? – сказала Алиса.
   – Мой второй муж… – сказала журналистка, но тут так качнуло, что на пару секунд погас свет.
   Дамы издали дружное «ах», некоторые опрокинули на себя бокалы, а круг распался и частично повалился на пол. Пользуясь суматохой, Илья быстро вернулся за стол и стал пить водку.
   – Вот как нас здоровски качает! – подтвердила в микрофон пиар-директор. – Не волнуемся, все будет хорошо, все будет прекрасно в этот прекрасный вечер! – тут ей пришлось схватиться за столб и пару раз крутануться вокруг него, так что провод микрофона обвился вокруг столба и ее ног. – Е… ешьте, пейте и веселитесь!
   – Женщина-кремень, – сказал Илья. – Это надо выпить.
   – Как вы думаете, какая сейчас температура воды за бортом? – спросила Алиса Розенбаум. – Минут пять хотя бы мы продержимся?
   – Когда мы с моим вторым мужем путешествовали по Гималаям…
   К столику подошел, приятно улыбаясь, представитель «Официальной газеты» Гриша Петренко.
   – Привет, Илья! – сказал Петренко и протянул через стол ладонь для рукопожатия.
   Но тут сильно качнуло, и журналист обвился вокруг столба, а Илья ухватился для равновесия, за вилку и нож.
   – Какой Илья?! – изумился он. – Вы меня с кем-то пут-те, мл-члк!
   – А-а, так это же Григорий Петренко! – узнала журналистка Света. – Это же вы раньше публиковали всякие скандальные…
   – Нет! – замотал головой Петренко. – Вы меня тоже с кем-то путаете! – и он поспешно удалился.
   – Все-таки если мы потонем, нехорошо перед смертью общаться с такими, как Петренко, – тихо сказал Илья ему вслед.
   Алиса Розенбаум прыснула и пролила шампанское на журналистку Свету и на себя.
   – Вот если бы все хоть немного почаще об этом думали, мир был бы гораздо лучше! – сказала журналистка Света. – Когда я работала в «Зюддойче Цайтунг», мне поручили освещать черные дыры…
   – Вредная, должно быть, работенка! – хохотнула Алиса. – Господи прости! – это кораблик снова сильно качнуло. – Интересно, там капитан есть хоть какой-нибудь?!
   – Пойдемте скажем ему, чтобы поворачивал к городу, – сказал Илья, с трудом поднимаясь из-за стола. – А то мы так в Сто… Стокгольм уплывем.
   – А теперь, – сказала на сцене пиар-директор Любовь Столичная, – конкурс среди руководства компании!..
   – Уходим, – быстро сказал Илья, схватил девушек под руки, и они помчались к дверям.
   – Не отрывайтесь от коллектива! – донесся до них разбойничий свист пиар-директора, но они уже были снаружи.
 
   Снаружи…
   Там хлестал сильный дождь, заливая со всех сторон палубу, снопы света от прожекторов перемешивались с потоками воды, ветер дул порывами.
   У края борта стоял генеральный директор агентства «Континуум» господин Черемисинов. Рыдая, он держал за обе руки финансового директора господина Аминова, который болтался за бортом, в потеках дождя и потоках света.
   – Мы живем неправильно! – орал господин Аминов душераздирающим голосом. – Мы живем неправильно!
   – Мы живем непра-а-авильно! – диким воем вторил ему господин Черемисинов.
   – Мы живем непра-а-авильно!! – дуэтом выло руководство агентства «Континуум», праздновавшего внизу свое трехлетие.