До восьми часов была еще масса времени, и я решила заглянуть в парикмахерскую. Но выбрала не дорогой салон, который обычно посещала, а маленькую парикмахерскую за драмтеатром, где стригли дешево и без затей. Толстая девица, беспрерывно жующая "Стиморол", обкорнала меня под мальчика и намазала волосы краской цвета "баклажан", бывшей в моде в прошлом, а то и позапрошлом сезоне. Сорок минут я просидела в темном уголке, закрывшись древним журналом "Огонек".
Осмотрев в зеркале результаты деятельности девицы, я осталась довольна, чтобы узнать меня в этой банальной стриженой девчонке с подбитым носом, нужно быть настоящим физиономистом и уж, как минимум, снять с меня темные очки, с которыми я теперь не расставалась. Я поправила свою новую прическу и только тут обратила внимание на обручальное кольцо. Вот идиотка! Я так к нему привыкла, что забыла снять. А сделать это нужно было обязательно, слишком уж оно примечательно - узкий платиновый ободок с двумя маленькими бриллиантами - белым и голубым. И видели это кольцо как минимум трое - Галина Петровна, бармен и девица в парикмахерской. Это если не считать Мурзилку и Сидоровну, но те вряд ли разбираются в ювелирных украшениях. Я быстренько стащила кольцо с пальца и сунула его в Севкин бумажник. Кстати, и бумажник нужно спрятать, мало ли что. Хотя там оставалась еще одна нетронутая пока кредитная карточка. Нужно ли рисковать? Вдруг третий банк оказался умнее всех и заблокировал ее, узнав о смерти владельца.
У меня были весьма относительные представления о порядках в банках и работе со счетами и карточками. Но я знала, что сильно рискую, если карточка не сработает прямо в зале банка, поэтому отправилась искать подходящий банкомат и обнаружила его в вестибюле самой большой в городе гостиницы.
Там стояло их штук пять разных и я потрудилась на славу - выкачала еще изрядную сумму, а главное, не привлекла к себе внимание. Очевидно, Игорек считал, что карточки сгорели в машине вместе с владельцем, и не счел нужным обратиться в банки или это мог сделать только сам Севка. Ничего другого я просто подумать не могла, зная скаредность Пестова. Конечно, рано или поздно он узнает про снятые суммы, а может и не узнает, какого черта ему сообщат, ведь он не наследник. Опекуном Егорки наверняка станет Сима. А Сима всегда относилась к Игорьку с явным предубеждением, стараясь при его появлении сразу куда-нибудь исчезнуть.
Вообще-то, я вела себя крайне неосторожно и даже легкомысленно, но меня гнала вперед мысль о том, что для осуществления моих планов нужны будут деньги, и немалые. И к тому же, не исключена возможность того, что нам с Егоркой придется скрываться, а делать это без денег практически невозможно. Вот ведь, наконец-то я поняла силу денег. А до этого всю свою жизнь я провела, ничего не зарабатывая и почти ничего не тратя самостоятельно. Все, что у меня было - шубки, драгоценности, одежду и обувь, даже косметику и милые безделушки, сначала покупали мне родители, а после свадьбы - Севка. Конечно, я любила пройтись по магазинам и ткнуть пальчиком в надраенную до блеска витрину, но не больше. Самостоятельно я покупала только детские вещи и игрушки для Егорки, да и то делала это в сопровождении Севки или охранника, таскавших за мной пакеты с покупками.
Теперь вдруг я стала на удивление расчетливой, и хотя мое знание жизни было весьма и весьма ограниченным, экстремальность ситуации, в которую я попала, заставляла действовать. Я даже дом умудрилась купить, а теперь собираюсь на встречу с настоящим бандитом Чухонцем. Кстати, я так и не узнала, где находится этот самый "Пеликан" и что это за заведение. Наверняка, самый что не на есть притон.
Мне пришлось приобрести в ближайшем газетном киоске увесистый справочник "Желтые страницы", напичканный рекламой. В нем были адреса разных фирм, магазинов и тому подобного. Страницы с рекламой я безжалостно выдрала и выкинула. "Пеликан" отыскался в списке ресторанов и располагался он вблизи вокзала. Я решила, что стоит заранее поехать туда и оглядеться, к тому же время обеда давно наступило и прошло, а я, чтобы наесть морду, должна была питаться регулярно и обильно.
Подходя к дому по указанному в справочнике адресу, я обратила внимание на то, что весь его первый этаж был выкрашен в глупый розовый цвет. В центре фасада располагалась вывеска с жирной хохлатой птицей, усеянной электрическими лампочками. Очевидно, в темноте птичка сияла ослепительным светом, но сейчас был день, и лампочки придавали несуразному пеликану странную пупырчатость. Я вошла в маленькое фойе и не обнаружила в нем ни одной живой души. Но пахло вполне прилично - жареным мясом и свежей зеленью, и это меня успокоило. В зале посетителей было явно маловато, что объяснялось временем.
Нормальные люди уже пообедали, а ужинать было еще рано.
Я устроилась в уголке за большим кустом китайской розы и принялась листать меню. Потом заказала подскочившему официанту салат из сыра с орехами и ветчиной, харчо и свинину в кляре. Зал ресторана был небольшим и напоминал о пятидесятых годах - французские шторы, большие растения в кадках, а на стенах развешены натюрморты. Из всего этого так и перло ханжеством. Интересно, какой контингент собирается здесь по вечерам? Судя по качеству блюд и по их ценам, отнюдь не бедный. В то же время, в нашем с Севкой кругу данное заведение не звучало, а значит, бомонд здесь не тусовался.
Немного успокоенная, я допила кофе с миндальным пирожным (так и ощущала, как все эти корзиночки, эклеры и бисквиты с кремом жирным слоем ложатся на мои бедра, плечи и лицо) и закурила. Ну и жизнь я веду - пью, курю и обжираюсь, а как же мои витаминные салатики, мюсли и ежедневные занятия на тренажерах, чтобы быть в форме? Никому это сейчас не нужно, потому что все это я делала ради Севки.
Украдкой я вытерла слезы под очками и покинула "Пеликан".
Чтобы скоротать время я отправилась в кинотеатр неподалеку и посмотрела какой-то дурацкий боевик и половину не менее дурацкой мелодрамы. В восемь часов я вышла из темного зала, где мне не угрожала опасность быть узнанной, и вернулась в ресторан. В фойе у дверей на этот раз маячил здоровенный веснушчатый амбал в камуфляже. Я спросила у него, пришел ли уже Чухонец. Амбал удивленно оглядел меня с ног до головы, но кивнул в сторону зала:
- Там он, третий столик от эстрады у стены.
На эстраде сладкоголосая девочка пела про безответную любовь, покачивая порочными бедрами и закатывая глазки. За указанным столиком я обнаружила высокого костлявого мужчину с сальными волосиками и обильной перхотью на плечах и направилась к нему. Наперерез мне двинулся метрдотель с предложением занять свободный столик, но я отстранила его и непринужденно уселась напротив Чухонца. Тот только бровь слегка приподнял и закурил. Я тоже достала сигареты, и он протянул мне горящую зажигалку. Так мы и курили, изучающе уставившись друг на друга. Нужно сказать, что выдержка у него оказалась лучше. Сделав еще одну затяжку, я тихо проговорила:
- У меня проблемы и мне кое-что от вас нужно. Разумеется, не даром.
Он опять выгнул бровь, но продолжал молчать. Я разозлилась. Кем этот урка себя мнит? Стивеном Сигалом? Я обернулась и поманила официанта, ненавязчиво топчущегося в отдалении. Он подошел.
- Боржоми со льдом, - велела я.
Но официант, не торопился выполнять заказ и вопросительно уставился на Чухонца. Тот помедлил и слегка кивнул. Официант немедленно испарился. Чухонец все так же молча взял нож принялся намазывать на хлеб тонкий слой черной икры из стоящей перед ним вазочки. На его руке я заметила наколку в виде маленького парусника. Наконец он сделал себе бутерброд и положил его на тарелку. Потом задумчиво потер переносицу и спросил:
- Что нужно? - Голос его оказался на удивление высоким и каким-то дребезжащим.
- Мне нужны, как минимум, документы. Паспорт и права на вождение машины.
- А как максимум? - Он взялся намазывать еще один бутерброд. Вот ведь зараза!
- Мне нужен пистолет. С глушителем. Желательно, "вальтер" или "беретта". И патроны - два десятка.
Мне очень хотелось пить, и я оглянулась, ища официанта. Тот топтался на прежнем месте с подносом, на котором стоял большой хрустальный стакан. Чухонец, не глядя, махнул рукой, и официант моментально подскочил и поставил передо мной позвякивающий льдинками "Боржоми". Я с облегчением глотнула холодную минералку и снова взяла сигарету. Чухонец зажег мне ее и, не спеша, поинтересовался:
- Кто меня рекомендовал? - Сам он закуривать не стал и взялся за третий бутерброд. Он что хочет накормить ими весь ресторан?
- Колыч.
- И как он?
- Говорят, вчера повязали.
- Говорят, повязали... - вздохнул Чухонец и стал есть первый бутерброд.
Я молча курила. Ох, непросто иметь дело с криминальными элементами, я не привыкла так разговаривать. И хлеб он ел, манерно оттопырив мизинец. Сплошной моветон!
- Завтра в шесть за холодильником, - наконец произнес Чухонец и, заглянув в мой стакан, сделал официанту знак принести ему такой же.
- За каким холодильником? - опешила я, почему-то представив себе старенький "ЗИЛ" Галины Петровны.
- Обойдешь мясокомбинат, там есть заброшенный холодильник. Я подъеду к шести. Не опаздывай и приходи одна. Принесешь фотографии - на паспорт и на права. Ксивы верные, не фуфло, ствол не засвеченный, поэтому цена такая, пояснил он, черкнул что-то на бумажной салфетке и небрежно подтолкнул ее ко мне.
Надпись "1100 $" меня не смутила. Я понятия не имела, сколько на самом деле могут стоить пистолет и фальшивые документы. Поэтому глянула на салфетку, кивнула, встала и, не прощаясь, покинула зал ресторана.
Ну вот, свершилось, я проторила дорожку к криминалу. Устала я от этого Чухонца ужасно и, выйдя на улицу, без затей отловила частника на стареньких "жигулях" и отправилась в Шушановку.
Дом стоял темный и молчаливый. Я отыскала в условленном месте ключ и вошла. Внутри мало что изменилось, только стены пестрели светлыми прямоугольниками там, где раньше висели фотографии, да исчез с дивана фарфоровый котенок и две хрустальные вазочки с буфета. Все остальное, включая вязаную скатерть на круглом столе, посуду и плюшевые думочки, Галина Петровна оставила мне. Я закрыла изнутри ставни на окнах и задернула их тюлевыми шторами. Потом доплелась до своей пышной постели и мгновенно уснула.
***
На этот раз мне приснился сон - ржавые осенние лужи, настоянные на сухой листве, через которые я перепрыгивала, идя по бесконечной аллее. В конце аллеи меня ждал какой-то очень дорогой мне человек, и я была уверена, что все мои беды закончатся, как только я с ним встречусь. Но аллея вела далеко в чащу старого парка, и я очень спешила, опасаясь, что человек уйдет, не дождавшись меня.
Проснулась я, задыхаясь, с колотящимся сердцем, и долго приходила в себя. Но тонкие солнечные лучи, пробивающиеся через ставни и шевелящиеся от колыханья летней листвы за окном, выглядели такими жизнерадостными, что я, в конце концов, вылезла из-под одеяла и в одной футболке босиком прошлепала а кухню. Поставив чайник на плитку, я залезла в буфет и обнаружила там множество баночек с вареньем и ванильные сухарики. Кофе не было, и пришлось заваривать чай. Из купленных накануне продуктов я соорудила два чудовищной величины бутерброда с сыром, ветчиной и толстым слоем масла. Когда я впихивала в себя остатки второго бутерброда, в дверь кто-то осторожно поскребся. Я натянула джинсы и пошла открывать. На крылечке топтался мелкий плешивый мужичок, явно страдающий от желанья опохмелиться. Увидев меня, он несколько оробел и представился:
- Сосед я ваш, извиняйте. Вот, познакомиться решил. Вчерась Петровна съехала и сказала, что, значит, новые хозяева поселяются. Так что с новосельицем вас!
Я критически осмотрела несуразную фигуру и представилась:
- Меня Ларисой зовут. А вас?
- А нас - Григорием, Гриней то есть. А супружницу мою Настей кличут. Так что мы вас вечерком к себе ждем, чтоб, значит, ваше новоселье по-соседски отпраздновать.
Понятно, желают пьянку закатить по уважительному поводу. Этого мне еще не хватало! Тут за забором раздался зычный вопль. Я вздрогнула, а Гриня даже бровью не повел, продолжая вопросительно смотреть мне в рот. Вопль повторился, на этот раз я разобрала слова "Гришка" и "паразит". Через секунду за невысоким забором, разделяющим мой и соседний дворы, появилась гренадерская фигура в ситцевом сарафанчике.
Могучая дама перегнулась через заборчик, ухватила прислоненную к нему палку и запустила ею в сторону крыльца. От столь значительного усилия, она утомилась и ненароком задремала, наполовину свесившись с забора. Гриня подмигнул мне и спросил:
- Видала? Не баба, а Илья Муромец! Разве ж еще такую найдешь? И не смотри, что ругается, вообще-то она у меня ласковая и тихая.
Я с сомнением уставилась на "тихую" Настю и поняла, что она тоже нуждается в хорошей опохмелке.
Вздохнув, я нашарила в кармане хрустящую бумажку и протянула ее Грине.
- Давай, сосед, гони в магазин и отпразднуй с Настей мое новоселье, а то у меня забот полон рот, я сегодня поздно вернусь.
- Дак мы тебя дождемся, не сомневайся! - радостно завопил мужик, схватил купюру и, засовывая ее в карман дырявых штанов, поспешил со двора, выкрикивая супруге обещания немедленно ее утешить и порадовать.
Избавившись от аборигена, я вернулась в дом и стала собираться в город. Я опять накрасилась до неузнаваемости, надела длинную юбку и босоножки на плоской подошве. Потом, подумав, напихала в лифчик ваты, и натянула трикотажную кофту с большими поролоновыми подплечниками. Теперь из зеркала на меня смотрела аппетитная приземистая, несколько вульгарная бабенка. Если учесть, что я обычно носила короткие юбки и каблуки не ниже двенадцати сантиметров высотой... В общем, я решила ехать на собственные похороны. И никакие доводы о рискованности такого решения не действовали.
Мой внутренний голос просто захлебывался от негодования. Брызжа слюной, он пытался остановить меня и не дать совершить глупость, о которой я буду жалеть всю оставшуюся жизнь. Но я послала его подальше и отправилась на другой конец города.
До двух часов, когда должны были состояться похороны, оставалось время, и я по пути заехала в моментальную фотографию, где снялась на паспорт и права.
Подъезжая на троллейбусе к кладбищу, я украдкой засунула за щеки кусочки ваты, как делала героиня романов Марининой, когда хотела изменить внешность. Заглянув зеркальце, я мрачно полюбовалась своим еще не принявшим нормальный вид носом и хомячьим щечками, свисающими из-под больших темных очков.
Рожа была такая, что внутренний голос был вынужден заткнуться и только изредка трусливо поскуливал.
Около кладбища я увидела множество автомобилей, в основном иномарок. Людей было неожиданно мало, и я решила, что основная толпа собралась внутри церкви, где шло отпевание. Поэтому я осторожно ушла как можно дальше и присела у какой-то могилки на скамеечку, из-за кустов наблюдая за входом в церковь. В горле встал маленький твердый комок, и я никак не могла его проглотить. Словно со стороны я наблюдала за собой и ужасалась - вот сейчас, в освещенном свечами и лампадами храме отпевают меня и моего мужа, а я, душа неприкаянная, нахожусь снаружи и жду, пока похоронят меня и мою жизнь. Несмотря на жаркий полдень, мне стало вдруг зябко от мысли, что осталась я на этом свете случайно, что меня уже оплакал мой сынуля. Слава Богу, хоть и грех так говорить, что мои родители не дожили до этого дня.
Я вспомнила, как умер неожиданно папа - сердце не выдержало простой операции по удалению аппендицита. Севка тогда только начал работать его заместителем, и первым примчался к нам. Собственно, с этого и началось наше с ним сближение. Он был все время с нами, помогал организовать похороны, поддерживал нас с мамой. И остался рядом и после похорон. Мы поженились через четыре месяца. Мама дождалась рождения Егорки и умерла, угаснув от рака. Потом уже я поняла, что она не хотела лечить болезнь, не хотела растягивать мучения, не хотела продолжать жизнь, потерявшую смысл после смерти папы. А я вот живу и собираюсь жить дальше, потому что у меня есть мой малыш и ему без меня будет очень плохо.
Тут я очнулась и увидела, что из церкви повалила толпа, с боковых дорожек тоже подходили люди, и я, словно загипнотизированная, поднялась и направилась к паперти. Когда я подошла, закрытые гробы уже вынесли - два огромных полированных дубовых прямоугольника, очень солидные и дорогие гробы. Перед ними шел священник с кадилом. Толпа расступилась. Из дверей появилась группа людей в черном. Я отступила за куст жасмина и, затаив дыханье, смотрела на Игорька и Симу, ведущих за обе руки Егорку. Его тонкая шейка была напряженно вытянута, он вертел головой во все стороны и выглядел таким растерянным, что сердце мое сжалось и превратилось в пульсирующую точку. На секунду мне показалось, что он заметил меня, но его заслонили фигуры мужчин - друзей, коллег Севки. Из своих подруг я заметила только Любу Симонову, но она, одетая в скромный темный костюмчик, держалась поодаль от основной группы.
Процессия двигалась по главной аллее, потом свернула, и я поняла, что она направляется туда, где находились могилы моих родителей. Севка и Сима родились и выросли в Иванове, там же была похоронена их мать, а про отца они никогда не вспоминали, словно его вовсе не было. Я пошла параллельной дорожкой и вышла к двум знакомым березам с другой стороны. Близко не подходила, встала опять за кустами. Батюшка что-то говорил напевным голосом. Я увидела, что Сима плачет. Игорек тоже усердно изображал скорбь и даже смахивал несуществующие слезы. Егорка стоял, завороженно глядя на огромную открытую могилу. Я ахнула - Севку похоронят вместе с чужой женщиной! Меня неудержимо потянуло вперед, хотелось выкрикнуть, что я жива, что убийца моего мужа стоит рядом с его гробом.
Но я продолжала стоять, не чувствуя ног, взмывая вверх и оттуда заглядывая в черный, пугающий своими размерами, провал могилы. Тревожный запах ладана летел вместе со мной над белыми надгробьями, над венками и корзинами с белыми и красными цветами, над стаей черных мужчин и пестрой толпой любопытных. Еще минута, и моя душа навсегда бы улетела в безмятежное сияющее небо, чтобы оттуда камнем упасть в страшную яму.
Меня спасла тонкая, но прочная нить, которую держал в своих маленьких руках мой сын. Я вернулась и увидела, как гробы стали опускать вниз. В стороне, за деревьями оркестр заиграл тихо и печально. Кто-то заголосил, застучала земля, которую бросали горстями в могилу. Потом взялись за лопаты и быстро ее засыпали, соорудили широкий холмик. Публика стала расходиться, только черные мужчины продолжали топтаться вокруг, укладывая венки и цветы. Сима, склонив голову, повела все время оглядывающегося Егорку к выходу. Он не плакал, и что-то настойчиво спрашивал у нее. Я увидела, как их нагнал Игорек, взял Симу за руку.
И тут что-то заставила меня повнимательнее посмотреть на них. Сима не отняла руку, сжала ладонь Игорька и, обернувшись к нему, как будто улыбнулась ему краем губ. Так они и шли, не обращая внимания на Егорку, не отрывая взгляда друг от друга. Меня поразила такая перемена в отношениях. Это не было похоже на обычное сочувствие, казалось, они были близкими, родными людьми. А ведь я много раз была свидетелем того, как, мягко говоря, прохладно относилась Сима к Игорьку. Севка шутил, что у его сестрицы аллергия на Пестова. Игорек в отместку часто подшучивал над Симой, и отнюдь не безобидно. В общем, общались они, как кошка с собакой. Откуда бы сейчас взяться такому взаимопониманию? Или мне показалось?
Я украдкой шла за ними, уже не думая, что меня могут узнать. Неприятный, могильный холод внутри с каждой минутой становился все сильнее. Я поняла, что задумал Игорек , - устранив Егорку, он охмурит Симу и завладеет всеми деньгами Севки. Вот его цель. Значит, времени у меня совсем мало. Вряд ли он сделает это, пока не пройдут девять и сорок дней, ведь неминуемо придется устраивать поминки, все будут интересоваться, где наш сын. А потом, когда про нас забудут, как это обычно бывает, можно не стесняться.
Я с трудом заставила себя свернуть в сторону и присесть на скамейку, еще немного и я бы бросилась к ним, вырвала бы у них Егорку и погубила бы все. Я просидела на кладбище долго, курила, плакала, снова курила. Потом, когда никого не осталось, пошла к могиле и положила на нее сорванную ветку цветущего шиповника. Могила, укрытая слоем венков и букетов, выглядела неприлично нарядной, словно праздничный торт.
Внезапно появилась странная пожилая женщина, одетая в выцветшее зимнее пальто. Остановившись у могилы, она заголосила, запричитала, потом стала поправлять цветы, жадно ощупывая и комкая их лепестки.
Она с таким самозабвением рылась в цветах, совершенно не обращая внимание на меня, словно искала что-то очень важное и ценное. Потом, ни с того ни с сего, она стала приплясывать и кружиться вокруг могилы. Я завороженно смотрела на этот жуткий танец до тех пор, пока женщина, поддернув под пальто сползшую юбку, не ушла, шмыгая носом и что-то бормоча себе под нос. Опомнившись, я поняла, что могу опоздать на встречу с Чухонцем, и заторопилась.
Расспросив, как лучше доехать к мясокомбинату, я поехала на автобусе. Людей было немного, и мне удалось сесть к окну. Сидевшие сзади две пожилые женщины оживленно обменивались впечатлениями от сегодняшних похорон. Вначале я не прислушивалась, раздраженно улавливая только отдельные восклицания:
"А гробы-то, гробы, Никитишна! Дорогущие, небось!", "Совсем сгоревшие были, мало чего осталось-то" и "Мальчонку-то жалко". Но фраза: "А жена-то его беременная была. На третьем месяце. Мне деверь сказал, он в милиции работает" прозвучала, словно набат.
Я обмерла. Оказывается, неизвестная женщина ждала ребенка! Но почему судебная экспертиза не определила, что погибла совсем не я? Ведь сейчас медицина позволяет устанавливать личность по многим факторам - по крови, по зубам, по ДНК, даже я это знала. Но я никогда не обращалась к стоматологам в нашем городе - дважды проверяла зубы в заграничных клиниках, но лечить не приходилось никогда! Это была одна из редкостных особенностей моего организма - зубы у меня были удивительно крепкие. Мама как-то упоминала, что у моего прадеда до самой смерти зубы были, как у бобра, и он грыз ими грецкие орехи для всей семьи. Кровь у меня первой группы, самой распространенной. А анализ ДНК, скорее всего, просто не провели. Зачем? Уехал Севка со мной, в машине - два трупа, все и так ясно.
Но ведь у погибшей женщины был муж и он знал, что она должна была приехать к нему в санаторий.
Неужели до сих пор ее не хватились? Ведь она была беременной, и любой нормальный мужчина непременно заволновался бы... Наверняка ее ищут и даже не подозревают, что она уже похоронена. Нужно обязательно постараться узнать, кем была наша невезучая попутчица, и сообщить родственникам, когда можно будет.
Я глянула на часы и поняла, что катастрофически опаздываю, ведь еще нужно пересесть на трамвай.
Пришлось выскакивать из автобуса и ловить частника. На дребезжащем старом "фольксвагене" я подкатила к мясокомбинату и чуть ли не галопом кинулась обегать его по пересеченной местности.
Чухонец опоздал к холодильнику на четыре минуты. Подкатил на черном "мерседесе" по ухабистой дороге с другой стороны. Я топталась на месте, не зная, как себя вести - подойти или ждать, пока ко мне не подойдут. Чухонец не торопясь, вывалился из автомобиля и призывно махнул мне рукой. Я приблизилась и увидела на заднем сидении плешивого коротышку.
- Фотографии принесла? - не утруждая себя приветствием, буркнул Чухонец.
Я молча протянула конверт. Чухонец небрежно сунул конверт коротышке, взял меня под руку и потащил в сторону холодильника. Мы углубились в густой высокий бурьян. Там он достал из кармана завернутый в тряпку пистолет. Развернул и протянул мне. Я осторожно взяла в руки знакомое оружие.
"Беретта", не новая, но вполне подходящая. Я подняла глаза:
- Глушитель?
Он также молча достал из другого кармана сверток поменьше. Там был глушитель и коробка с патронами. Я навернула глушитель, проверила, заряжена ли обойма и оглянулась, подыскивая цель. Выстрел в росший неподалеку куст чертополоха прозвучал на открытом воздухе практически неслышно. Пуля срезала верхушку с лиловыми пушистыми цветками. Чухонец одобрительно усмехнулся:
- Ну что, довольна?
Я кивнула и, завернув опять пистолет в тряпицу, сунула его в сумку. Наконец-то пригодился мой спортивный разряд по пулевой стрельбе. В школе и институте я занималась в секции только потому, что ненавидела уроки физкультуры, легкую атлетику и всяческие спортивные игры. Быстрые движения и необходимость, подгоняя себя, опережать других, выводили меня из равновесия. Очевидно, сказывалась моя природная лень. Стрельба и шахматы вот единственное, что мне подходило. Но для шахмат требовался еще и аналитический ум, а с этим были явные проблемы. Вот я и дырявила мишени, ведь тех, кто ходил в секции, освобождали от физкультуры. Особых способностей у меня не было, но я все же получила второй взрослый разряд. После свадьбы стреляла редко, только из Севкиного "вальтера", но "беретта" мне всегда нравилась больше, муж даже обещал мне подарить такой пистолет, но все время забывал, хотя я даже разрешение выправила. И где оно теперь? Лежит дома в сейфе с документами.
Осмотрев в зеркале результаты деятельности девицы, я осталась довольна, чтобы узнать меня в этой банальной стриженой девчонке с подбитым носом, нужно быть настоящим физиономистом и уж, как минимум, снять с меня темные очки, с которыми я теперь не расставалась. Я поправила свою новую прическу и только тут обратила внимание на обручальное кольцо. Вот идиотка! Я так к нему привыкла, что забыла снять. А сделать это нужно было обязательно, слишком уж оно примечательно - узкий платиновый ободок с двумя маленькими бриллиантами - белым и голубым. И видели это кольцо как минимум трое - Галина Петровна, бармен и девица в парикмахерской. Это если не считать Мурзилку и Сидоровну, но те вряд ли разбираются в ювелирных украшениях. Я быстренько стащила кольцо с пальца и сунула его в Севкин бумажник. Кстати, и бумажник нужно спрятать, мало ли что. Хотя там оставалась еще одна нетронутая пока кредитная карточка. Нужно ли рисковать? Вдруг третий банк оказался умнее всех и заблокировал ее, узнав о смерти владельца.
У меня были весьма относительные представления о порядках в банках и работе со счетами и карточками. Но я знала, что сильно рискую, если карточка не сработает прямо в зале банка, поэтому отправилась искать подходящий банкомат и обнаружила его в вестибюле самой большой в городе гостиницы.
Там стояло их штук пять разных и я потрудилась на славу - выкачала еще изрядную сумму, а главное, не привлекла к себе внимание. Очевидно, Игорек считал, что карточки сгорели в машине вместе с владельцем, и не счел нужным обратиться в банки или это мог сделать только сам Севка. Ничего другого я просто подумать не могла, зная скаредность Пестова. Конечно, рано или поздно он узнает про снятые суммы, а может и не узнает, какого черта ему сообщат, ведь он не наследник. Опекуном Егорки наверняка станет Сима. А Сима всегда относилась к Игорьку с явным предубеждением, стараясь при его появлении сразу куда-нибудь исчезнуть.
Вообще-то, я вела себя крайне неосторожно и даже легкомысленно, но меня гнала вперед мысль о том, что для осуществления моих планов нужны будут деньги, и немалые. И к тому же, не исключена возможность того, что нам с Егоркой придется скрываться, а делать это без денег практически невозможно. Вот ведь, наконец-то я поняла силу денег. А до этого всю свою жизнь я провела, ничего не зарабатывая и почти ничего не тратя самостоятельно. Все, что у меня было - шубки, драгоценности, одежду и обувь, даже косметику и милые безделушки, сначала покупали мне родители, а после свадьбы - Севка. Конечно, я любила пройтись по магазинам и ткнуть пальчиком в надраенную до блеска витрину, но не больше. Самостоятельно я покупала только детские вещи и игрушки для Егорки, да и то делала это в сопровождении Севки или охранника, таскавших за мной пакеты с покупками.
Теперь вдруг я стала на удивление расчетливой, и хотя мое знание жизни было весьма и весьма ограниченным, экстремальность ситуации, в которую я попала, заставляла действовать. Я даже дом умудрилась купить, а теперь собираюсь на встречу с настоящим бандитом Чухонцем. Кстати, я так и не узнала, где находится этот самый "Пеликан" и что это за заведение. Наверняка, самый что не на есть притон.
Мне пришлось приобрести в ближайшем газетном киоске увесистый справочник "Желтые страницы", напичканный рекламой. В нем были адреса разных фирм, магазинов и тому подобного. Страницы с рекламой я безжалостно выдрала и выкинула. "Пеликан" отыскался в списке ресторанов и располагался он вблизи вокзала. Я решила, что стоит заранее поехать туда и оглядеться, к тому же время обеда давно наступило и прошло, а я, чтобы наесть морду, должна была питаться регулярно и обильно.
Подходя к дому по указанному в справочнике адресу, я обратила внимание на то, что весь его первый этаж был выкрашен в глупый розовый цвет. В центре фасада располагалась вывеска с жирной хохлатой птицей, усеянной электрическими лампочками. Очевидно, в темноте птичка сияла ослепительным светом, но сейчас был день, и лампочки придавали несуразному пеликану странную пупырчатость. Я вошла в маленькое фойе и не обнаружила в нем ни одной живой души. Но пахло вполне прилично - жареным мясом и свежей зеленью, и это меня успокоило. В зале посетителей было явно маловато, что объяснялось временем.
Нормальные люди уже пообедали, а ужинать было еще рано.
Я устроилась в уголке за большим кустом китайской розы и принялась листать меню. Потом заказала подскочившему официанту салат из сыра с орехами и ветчиной, харчо и свинину в кляре. Зал ресторана был небольшим и напоминал о пятидесятых годах - французские шторы, большие растения в кадках, а на стенах развешены натюрморты. Из всего этого так и перло ханжеством. Интересно, какой контингент собирается здесь по вечерам? Судя по качеству блюд и по их ценам, отнюдь не бедный. В то же время, в нашем с Севкой кругу данное заведение не звучало, а значит, бомонд здесь не тусовался.
Немного успокоенная, я допила кофе с миндальным пирожным (так и ощущала, как все эти корзиночки, эклеры и бисквиты с кремом жирным слоем ложатся на мои бедра, плечи и лицо) и закурила. Ну и жизнь я веду - пью, курю и обжираюсь, а как же мои витаминные салатики, мюсли и ежедневные занятия на тренажерах, чтобы быть в форме? Никому это сейчас не нужно, потому что все это я делала ради Севки.
Украдкой я вытерла слезы под очками и покинула "Пеликан".
Чтобы скоротать время я отправилась в кинотеатр неподалеку и посмотрела какой-то дурацкий боевик и половину не менее дурацкой мелодрамы. В восемь часов я вышла из темного зала, где мне не угрожала опасность быть узнанной, и вернулась в ресторан. В фойе у дверей на этот раз маячил здоровенный веснушчатый амбал в камуфляже. Я спросила у него, пришел ли уже Чухонец. Амбал удивленно оглядел меня с ног до головы, но кивнул в сторону зала:
- Там он, третий столик от эстрады у стены.
На эстраде сладкоголосая девочка пела про безответную любовь, покачивая порочными бедрами и закатывая глазки. За указанным столиком я обнаружила высокого костлявого мужчину с сальными волосиками и обильной перхотью на плечах и направилась к нему. Наперерез мне двинулся метрдотель с предложением занять свободный столик, но я отстранила его и непринужденно уселась напротив Чухонца. Тот только бровь слегка приподнял и закурил. Я тоже достала сигареты, и он протянул мне горящую зажигалку. Так мы и курили, изучающе уставившись друг на друга. Нужно сказать, что выдержка у него оказалась лучше. Сделав еще одну затяжку, я тихо проговорила:
- У меня проблемы и мне кое-что от вас нужно. Разумеется, не даром.
Он опять выгнул бровь, но продолжал молчать. Я разозлилась. Кем этот урка себя мнит? Стивеном Сигалом? Я обернулась и поманила официанта, ненавязчиво топчущегося в отдалении. Он подошел.
- Боржоми со льдом, - велела я.
Но официант, не торопился выполнять заказ и вопросительно уставился на Чухонца. Тот помедлил и слегка кивнул. Официант немедленно испарился. Чухонец все так же молча взял нож принялся намазывать на хлеб тонкий слой черной икры из стоящей перед ним вазочки. На его руке я заметила наколку в виде маленького парусника. Наконец он сделал себе бутерброд и положил его на тарелку. Потом задумчиво потер переносицу и спросил:
- Что нужно? - Голос его оказался на удивление высоким и каким-то дребезжащим.
- Мне нужны, как минимум, документы. Паспорт и права на вождение машины.
- А как максимум? - Он взялся намазывать еще один бутерброд. Вот ведь зараза!
- Мне нужен пистолет. С глушителем. Желательно, "вальтер" или "беретта". И патроны - два десятка.
Мне очень хотелось пить, и я оглянулась, ища официанта. Тот топтался на прежнем месте с подносом, на котором стоял большой хрустальный стакан. Чухонец, не глядя, махнул рукой, и официант моментально подскочил и поставил передо мной позвякивающий льдинками "Боржоми". Я с облегчением глотнула холодную минералку и снова взяла сигарету. Чухонец зажег мне ее и, не спеша, поинтересовался:
- Кто меня рекомендовал? - Сам он закуривать не стал и взялся за третий бутерброд. Он что хочет накормить ими весь ресторан?
- Колыч.
- И как он?
- Говорят, вчера повязали.
- Говорят, повязали... - вздохнул Чухонец и стал есть первый бутерброд.
Я молча курила. Ох, непросто иметь дело с криминальными элементами, я не привыкла так разговаривать. И хлеб он ел, манерно оттопырив мизинец. Сплошной моветон!
- Завтра в шесть за холодильником, - наконец произнес Чухонец и, заглянув в мой стакан, сделал официанту знак принести ему такой же.
- За каким холодильником? - опешила я, почему-то представив себе старенький "ЗИЛ" Галины Петровны.
- Обойдешь мясокомбинат, там есть заброшенный холодильник. Я подъеду к шести. Не опаздывай и приходи одна. Принесешь фотографии - на паспорт и на права. Ксивы верные, не фуфло, ствол не засвеченный, поэтому цена такая, пояснил он, черкнул что-то на бумажной салфетке и небрежно подтолкнул ее ко мне.
Надпись "1100 $" меня не смутила. Я понятия не имела, сколько на самом деле могут стоить пистолет и фальшивые документы. Поэтому глянула на салфетку, кивнула, встала и, не прощаясь, покинула зал ресторана.
Ну вот, свершилось, я проторила дорожку к криминалу. Устала я от этого Чухонца ужасно и, выйдя на улицу, без затей отловила частника на стареньких "жигулях" и отправилась в Шушановку.
Дом стоял темный и молчаливый. Я отыскала в условленном месте ключ и вошла. Внутри мало что изменилось, только стены пестрели светлыми прямоугольниками там, где раньше висели фотографии, да исчез с дивана фарфоровый котенок и две хрустальные вазочки с буфета. Все остальное, включая вязаную скатерть на круглом столе, посуду и плюшевые думочки, Галина Петровна оставила мне. Я закрыла изнутри ставни на окнах и задернула их тюлевыми шторами. Потом доплелась до своей пышной постели и мгновенно уснула.
***
На этот раз мне приснился сон - ржавые осенние лужи, настоянные на сухой листве, через которые я перепрыгивала, идя по бесконечной аллее. В конце аллеи меня ждал какой-то очень дорогой мне человек, и я была уверена, что все мои беды закончатся, как только я с ним встречусь. Но аллея вела далеко в чащу старого парка, и я очень спешила, опасаясь, что человек уйдет, не дождавшись меня.
Проснулась я, задыхаясь, с колотящимся сердцем, и долго приходила в себя. Но тонкие солнечные лучи, пробивающиеся через ставни и шевелящиеся от колыханья летней листвы за окном, выглядели такими жизнерадостными, что я, в конце концов, вылезла из-под одеяла и в одной футболке босиком прошлепала а кухню. Поставив чайник на плитку, я залезла в буфет и обнаружила там множество баночек с вареньем и ванильные сухарики. Кофе не было, и пришлось заваривать чай. Из купленных накануне продуктов я соорудила два чудовищной величины бутерброда с сыром, ветчиной и толстым слоем масла. Когда я впихивала в себя остатки второго бутерброда, в дверь кто-то осторожно поскребся. Я натянула джинсы и пошла открывать. На крылечке топтался мелкий плешивый мужичок, явно страдающий от желанья опохмелиться. Увидев меня, он несколько оробел и представился:
- Сосед я ваш, извиняйте. Вот, познакомиться решил. Вчерась Петровна съехала и сказала, что, значит, новые хозяева поселяются. Так что с новосельицем вас!
Я критически осмотрела несуразную фигуру и представилась:
- Меня Ларисой зовут. А вас?
- А нас - Григорием, Гриней то есть. А супружницу мою Настей кличут. Так что мы вас вечерком к себе ждем, чтоб, значит, ваше новоселье по-соседски отпраздновать.
Понятно, желают пьянку закатить по уважительному поводу. Этого мне еще не хватало! Тут за забором раздался зычный вопль. Я вздрогнула, а Гриня даже бровью не повел, продолжая вопросительно смотреть мне в рот. Вопль повторился, на этот раз я разобрала слова "Гришка" и "паразит". Через секунду за невысоким забором, разделяющим мой и соседний дворы, появилась гренадерская фигура в ситцевом сарафанчике.
Могучая дама перегнулась через заборчик, ухватила прислоненную к нему палку и запустила ею в сторону крыльца. От столь значительного усилия, она утомилась и ненароком задремала, наполовину свесившись с забора. Гриня подмигнул мне и спросил:
- Видала? Не баба, а Илья Муромец! Разве ж еще такую найдешь? И не смотри, что ругается, вообще-то она у меня ласковая и тихая.
Я с сомнением уставилась на "тихую" Настю и поняла, что она тоже нуждается в хорошей опохмелке.
Вздохнув, я нашарила в кармане хрустящую бумажку и протянула ее Грине.
- Давай, сосед, гони в магазин и отпразднуй с Настей мое новоселье, а то у меня забот полон рот, я сегодня поздно вернусь.
- Дак мы тебя дождемся, не сомневайся! - радостно завопил мужик, схватил купюру и, засовывая ее в карман дырявых штанов, поспешил со двора, выкрикивая супруге обещания немедленно ее утешить и порадовать.
Избавившись от аборигена, я вернулась в дом и стала собираться в город. Я опять накрасилась до неузнаваемости, надела длинную юбку и босоножки на плоской подошве. Потом, подумав, напихала в лифчик ваты, и натянула трикотажную кофту с большими поролоновыми подплечниками. Теперь из зеркала на меня смотрела аппетитная приземистая, несколько вульгарная бабенка. Если учесть, что я обычно носила короткие юбки и каблуки не ниже двенадцати сантиметров высотой... В общем, я решила ехать на собственные похороны. И никакие доводы о рискованности такого решения не действовали.
Мой внутренний голос просто захлебывался от негодования. Брызжа слюной, он пытался остановить меня и не дать совершить глупость, о которой я буду жалеть всю оставшуюся жизнь. Но я послала его подальше и отправилась на другой конец города.
До двух часов, когда должны были состояться похороны, оставалось время, и я по пути заехала в моментальную фотографию, где снялась на паспорт и права.
Подъезжая на троллейбусе к кладбищу, я украдкой засунула за щеки кусочки ваты, как делала героиня романов Марининой, когда хотела изменить внешность. Заглянув зеркальце, я мрачно полюбовалась своим еще не принявшим нормальный вид носом и хомячьим щечками, свисающими из-под больших темных очков.
Рожа была такая, что внутренний голос был вынужден заткнуться и только изредка трусливо поскуливал.
Около кладбища я увидела множество автомобилей, в основном иномарок. Людей было неожиданно мало, и я решила, что основная толпа собралась внутри церкви, где шло отпевание. Поэтому я осторожно ушла как можно дальше и присела у какой-то могилки на скамеечку, из-за кустов наблюдая за входом в церковь. В горле встал маленький твердый комок, и я никак не могла его проглотить. Словно со стороны я наблюдала за собой и ужасалась - вот сейчас, в освещенном свечами и лампадами храме отпевают меня и моего мужа, а я, душа неприкаянная, нахожусь снаружи и жду, пока похоронят меня и мою жизнь. Несмотря на жаркий полдень, мне стало вдруг зябко от мысли, что осталась я на этом свете случайно, что меня уже оплакал мой сынуля. Слава Богу, хоть и грех так говорить, что мои родители не дожили до этого дня.
Я вспомнила, как умер неожиданно папа - сердце не выдержало простой операции по удалению аппендицита. Севка тогда только начал работать его заместителем, и первым примчался к нам. Собственно, с этого и началось наше с ним сближение. Он был все время с нами, помогал организовать похороны, поддерживал нас с мамой. И остался рядом и после похорон. Мы поженились через четыре месяца. Мама дождалась рождения Егорки и умерла, угаснув от рака. Потом уже я поняла, что она не хотела лечить болезнь, не хотела растягивать мучения, не хотела продолжать жизнь, потерявшую смысл после смерти папы. А я вот живу и собираюсь жить дальше, потому что у меня есть мой малыш и ему без меня будет очень плохо.
Тут я очнулась и увидела, что из церкви повалила толпа, с боковых дорожек тоже подходили люди, и я, словно загипнотизированная, поднялась и направилась к паперти. Когда я подошла, закрытые гробы уже вынесли - два огромных полированных дубовых прямоугольника, очень солидные и дорогие гробы. Перед ними шел священник с кадилом. Толпа расступилась. Из дверей появилась группа людей в черном. Я отступила за куст жасмина и, затаив дыханье, смотрела на Игорька и Симу, ведущих за обе руки Егорку. Его тонкая шейка была напряженно вытянута, он вертел головой во все стороны и выглядел таким растерянным, что сердце мое сжалось и превратилось в пульсирующую точку. На секунду мне показалось, что он заметил меня, но его заслонили фигуры мужчин - друзей, коллег Севки. Из своих подруг я заметила только Любу Симонову, но она, одетая в скромный темный костюмчик, держалась поодаль от основной группы.
Процессия двигалась по главной аллее, потом свернула, и я поняла, что она направляется туда, где находились могилы моих родителей. Севка и Сима родились и выросли в Иванове, там же была похоронена их мать, а про отца они никогда не вспоминали, словно его вовсе не было. Я пошла параллельной дорожкой и вышла к двум знакомым березам с другой стороны. Близко не подходила, встала опять за кустами. Батюшка что-то говорил напевным голосом. Я увидела, что Сима плачет. Игорек тоже усердно изображал скорбь и даже смахивал несуществующие слезы. Егорка стоял, завороженно глядя на огромную открытую могилу. Я ахнула - Севку похоронят вместе с чужой женщиной! Меня неудержимо потянуло вперед, хотелось выкрикнуть, что я жива, что убийца моего мужа стоит рядом с его гробом.
Но я продолжала стоять, не чувствуя ног, взмывая вверх и оттуда заглядывая в черный, пугающий своими размерами, провал могилы. Тревожный запах ладана летел вместе со мной над белыми надгробьями, над венками и корзинами с белыми и красными цветами, над стаей черных мужчин и пестрой толпой любопытных. Еще минута, и моя душа навсегда бы улетела в безмятежное сияющее небо, чтобы оттуда камнем упасть в страшную яму.
Меня спасла тонкая, но прочная нить, которую держал в своих маленьких руках мой сын. Я вернулась и увидела, как гробы стали опускать вниз. В стороне, за деревьями оркестр заиграл тихо и печально. Кто-то заголосил, застучала земля, которую бросали горстями в могилу. Потом взялись за лопаты и быстро ее засыпали, соорудили широкий холмик. Публика стала расходиться, только черные мужчины продолжали топтаться вокруг, укладывая венки и цветы. Сима, склонив голову, повела все время оглядывающегося Егорку к выходу. Он не плакал, и что-то настойчиво спрашивал у нее. Я увидела, как их нагнал Игорек, взял Симу за руку.
И тут что-то заставила меня повнимательнее посмотреть на них. Сима не отняла руку, сжала ладонь Игорька и, обернувшись к нему, как будто улыбнулась ему краем губ. Так они и шли, не обращая внимания на Егорку, не отрывая взгляда друг от друга. Меня поразила такая перемена в отношениях. Это не было похоже на обычное сочувствие, казалось, они были близкими, родными людьми. А ведь я много раз была свидетелем того, как, мягко говоря, прохладно относилась Сима к Игорьку. Севка шутил, что у его сестрицы аллергия на Пестова. Игорек в отместку часто подшучивал над Симой, и отнюдь не безобидно. В общем, общались они, как кошка с собакой. Откуда бы сейчас взяться такому взаимопониманию? Или мне показалось?
Я украдкой шла за ними, уже не думая, что меня могут узнать. Неприятный, могильный холод внутри с каждой минутой становился все сильнее. Я поняла, что задумал Игорек , - устранив Егорку, он охмурит Симу и завладеет всеми деньгами Севки. Вот его цель. Значит, времени у меня совсем мало. Вряд ли он сделает это, пока не пройдут девять и сорок дней, ведь неминуемо придется устраивать поминки, все будут интересоваться, где наш сын. А потом, когда про нас забудут, как это обычно бывает, можно не стесняться.
Я с трудом заставила себя свернуть в сторону и присесть на скамейку, еще немного и я бы бросилась к ним, вырвала бы у них Егорку и погубила бы все. Я просидела на кладбище долго, курила, плакала, снова курила. Потом, когда никого не осталось, пошла к могиле и положила на нее сорванную ветку цветущего шиповника. Могила, укрытая слоем венков и букетов, выглядела неприлично нарядной, словно праздничный торт.
Внезапно появилась странная пожилая женщина, одетая в выцветшее зимнее пальто. Остановившись у могилы, она заголосила, запричитала, потом стала поправлять цветы, жадно ощупывая и комкая их лепестки.
Она с таким самозабвением рылась в цветах, совершенно не обращая внимание на меня, словно искала что-то очень важное и ценное. Потом, ни с того ни с сего, она стала приплясывать и кружиться вокруг могилы. Я завороженно смотрела на этот жуткий танец до тех пор, пока женщина, поддернув под пальто сползшую юбку, не ушла, шмыгая носом и что-то бормоча себе под нос. Опомнившись, я поняла, что могу опоздать на встречу с Чухонцем, и заторопилась.
Расспросив, как лучше доехать к мясокомбинату, я поехала на автобусе. Людей было немного, и мне удалось сесть к окну. Сидевшие сзади две пожилые женщины оживленно обменивались впечатлениями от сегодняшних похорон. Вначале я не прислушивалась, раздраженно улавливая только отдельные восклицания:
"А гробы-то, гробы, Никитишна! Дорогущие, небось!", "Совсем сгоревшие были, мало чего осталось-то" и "Мальчонку-то жалко". Но фраза: "А жена-то его беременная была. На третьем месяце. Мне деверь сказал, он в милиции работает" прозвучала, словно набат.
Я обмерла. Оказывается, неизвестная женщина ждала ребенка! Но почему судебная экспертиза не определила, что погибла совсем не я? Ведь сейчас медицина позволяет устанавливать личность по многим факторам - по крови, по зубам, по ДНК, даже я это знала. Но я никогда не обращалась к стоматологам в нашем городе - дважды проверяла зубы в заграничных клиниках, но лечить не приходилось никогда! Это была одна из редкостных особенностей моего организма - зубы у меня были удивительно крепкие. Мама как-то упоминала, что у моего прадеда до самой смерти зубы были, как у бобра, и он грыз ими грецкие орехи для всей семьи. Кровь у меня первой группы, самой распространенной. А анализ ДНК, скорее всего, просто не провели. Зачем? Уехал Севка со мной, в машине - два трупа, все и так ясно.
Но ведь у погибшей женщины был муж и он знал, что она должна была приехать к нему в санаторий.
Неужели до сих пор ее не хватились? Ведь она была беременной, и любой нормальный мужчина непременно заволновался бы... Наверняка ее ищут и даже не подозревают, что она уже похоронена. Нужно обязательно постараться узнать, кем была наша невезучая попутчица, и сообщить родственникам, когда можно будет.
Я глянула на часы и поняла, что катастрофически опаздываю, ведь еще нужно пересесть на трамвай.
Пришлось выскакивать из автобуса и ловить частника. На дребезжащем старом "фольксвагене" я подкатила к мясокомбинату и чуть ли не галопом кинулась обегать его по пересеченной местности.
Чухонец опоздал к холодильнику на четыре минуты. Подкатил на черном "мерседесе" по ухабистой дороге с другой стороны. Я топталась на месте, не зная, как себя вести - подойти или ждать, пока ко мне не подойдут. Чухонец не торопясь, вывалился из автомобиля и призывно махнул мне рукой. Я приблизилась и увидела на заднем сидении плешивого коротышку.
- Фотографии принесла? - не утруждая себя приветствием, буркнул Чухонец.
Я молча протянула конверт. Чухонец небрежно сунул конверт коротышке, взял меня под руку и потащил в сторону холодильника. Мы углубились в густой высокий бурьян. Там он достал из кармана завернутый в тряпку пистолет. Развернул и протянул мне. Я осторожно взяла в руки знакомое оружие.
"Беретта", не новая, но вполне подходящая. Я подняла глаза:
- Глушитель?
Он также молча достал из другого кармана сверток поменьше. Там был глушитель и коробка с патронами. Я навернула глушитель, проверила, заряжена ли обойма и оглянулась, подыскивая цель. Выстрел в росший неподалеку куст чертополоха прозвучал на открытом воздухе практически неслышно. Пуля срезала верхушку с лиловыми пушистыми цветками. Чухонец одобрительно усмехнулся:
- Ну что, довольна?
Я кивнула и, завернув опять пистолет в тряпицу, сунула его в сумку. Наконец-то пригодился мой спортивный разряд по пулевой стрельбе. В школе и институте я занималась в секции только потому, что ненавидела уроки физкультуры, легкую атлетику и всяческие спортивные игры. Быстрые движения и необходимость, подгоняя себя, опережать других, выводили меня из равновесия. Очевидно, сказывалась моя природная лень. Стрельба и шахматы вот единственное, что мне подходило. Но для шахмат требовался еще и аналитический ум, а с этим были явные проблемы. Вот я и дырявила мишени, ведь тех, кто ходил в секции, освобождали от физкультуры. Особых способностей у меня не было, но я все же получила второй взрослый разряд. После свадьбы стреляла редко, только из Севкиного "вальтера", но "беретта" мне всегда нравилась больше, муж даже обещал мне подарить такой пистолет, но все время забывал, хотя я даже разрешение выправила. И где оно теперь? Лежит дома в сейфе с документами.