И вот уже наяву Цезарь услышал шум – еще вдалеке – отдаленный гул моторов. Ночной город тревожно вздрагивал от этих звуков. Рокот нарастал, накатывал морским прибоем. Ночную тьму прорезали огни фар, и к резиденции Цезаря подкатывали одно за другим роскошные авто. Преторианцы, заранее предупрежденные, пропускали ночных гостей. Квинт вошел в атрий. А за ним – гладиаторы. Вся центурия в полном составе. Знакомые лица: Авреол, Красавчик, Кусака… Клодии нет. Но Элий и не ожидал увидеть Клодию.
   – Ни одно клеймо не сгорело на алтаре, – сказал Красавчик за всех. – Что ж такое получается? А? Неужто завтра ни одно желание не исполнится?!
   – А ты не догадывался, что так и будет?
   Красавчик пожал плечами.
   – Мое дело сражаться… Но за такие фокусы надо убивать. – Он не уточнил – кого.
   – Всемогущие боги нас больше не слышат! – Авреол патетически вскинул руки.
   – Гибель грозит дивнослаженной мира громаде![45] Утром все мы проснемся в новом неведомом мире. Что мы скажем людям?
   – Скажем, что лавочка закрылась, – неожиданно встрял в разговор Квинт.
   Однако, встретившись глазами с Цезарем, поспешно ретировался за мраморный светильник.
   – Зачем тогда игры? – спросил Кусака. «А зачем тогда мы?» – спросил кто-то. Или только подумал? А Цезарь угадал.
   «А Рим зачем?» – ответил Элий так же мысленно. И такая тоска его охватила, такая пустота под ребрами…
   – Надо ехать к Руфину, – предложил Красавчик.
   – Выслушаем, что скажет Цезарь. Он – бывший гладиатор, – возразил Красавчик.
   – Императорский совет принял решение выплатить страховку и денежные премии, – голос Элия звучал глухо. – Этот вопрос был решен заранее.
   Тишина. Такая тишина, что закладывает уши. Даже дыхания не слышно.
   – Моя мать умирает… я хотел взять клеймо… – донесся сзади, от самых дверей молодой растерянный голос.
   – И все?.. Цезарь, это все?! – Красавчик растерянно обвел взглядом товарищей. Все отворачивались, прятали глаза. – Мир, получается, рухнул…
   – А что еще могут сделать люди, когда боги отказываются им помогать? – зачем-то выкрикнул Квинт, высунувшись из-под локотка мраморной Психеи.
   Элий молчал.
   «Исполни желания, мой гладиатор! Сначала – хорошие, дурные – потом…»
   Клодия поднялась на деревянный помост таверны, отобрала у барда испанскую кифару и, ударив по струнам, пропела вновь куплет. Желания ей мнились псами, бегущими по следу. Они разрывали людей на куски – буквально.
   – Кто-нибудь что-нибудь понимает? Я лично нет. – Она вернула барду кифару и сошла в зал. Запоздалая, сильно пьяная публика аплодировала ей с жаром.
   Клодия похлопала в ответ.
   – Прошу всех завтра на арену. Вместо меня. А я… удаляюсь… Прощальный визит… последний бой… Я возвращаюсь в Рим, к моим друзьям, им так грустно без меня… – Она всхлипнула и смахнула ладонью пьяную слезу.
   – Мой кот! Кто видел моего котика? – жалобно закричал толстенький человечек в коротенькой ночной тунике, протискиваясь среди посетителей. – Его похитили… двое мальчишек… двое противных мальчишек… Вот след… – Человек опустился на колени на истертый мозаичный пол. – Видите! Кровь и платина… след… я вижу… мой котик… мой гений…
   Хозяин, привыкший к этому спектаклю, поставил перед толстяком миску с молоком. Человек вылакал молоко, вылизал миску. Потом лизнул запястье и принялся «умываться» за ухом, как сытый кот. Посетители смотрели на человека, переговаривались, шутили. Многие находили спектакль забавным. «Умывшись», человек улегся в углу на коврик, свернулся клубком и заурчал, как положено урчать коту после обеда.
   – Он сам стал своим гением, – шепнул кто-то. – Мне бы так…
   Клодия уселась за столик. Деревянное кресло напротив занял незнакомец. Странный посетитель, прозрачный. Сквозь его голову и плечи можно было различить стену таверны с замазанными жидкими белилами предвыборными надписями.
   – Ты несчастна? – спросил Прозрачный и подлил в чашу Клодии вина.
   – Хочется кого-нибудь убить, – процедила сквозь зубы гладиаторша и, опрокинув чашу, призналась: – Я схожу с ума.
   – До сумасшествия тебе еще далеко. Или я ничего не понимаю в сумасшедших, – хихикнул Прозрачный. При этом изо рта его вылетело облачко голубоватого пара.
   Коснулось губ Клодии. Ей вдруг стало беспричинно весело. Но лишь на мгновение.
   А потом – тошнее прежнего.
   – В предыдущей жизни мы были счастливы. Я и он… – зашептала Клодия в прозрачное ухо собеседника. – Мы любили друг друга. А теперь разлучены. Он не обращает на меня внимания. Он – Цезарь… А я никто. Я для него только друг… Но почему?!. Скажи… в новой жизни мы вновь будем вместе… скажи… ты знаешь…
   – Не забудь свою любовь, когда будешь пить воду Леты. И тогда…
   – О нет, я не забуду… Подумаешь, вода Леты. – Она сама наполнила чашу до краев. – Я из Флегетона могу выпить… Я все могу…
   Утром Элий не поехал в амфитеатр. Не мог смотреть на бои гладиаторов. Это было слишком тяжело, слишком унизительно. Открытое пурпурное авто едва тащилось по забитой людьми улице. Цезаря узнавали – порой чаще, чем хотелось бы, и приветствовали взмахами цветных платков. Какая-то женщина в застиранной, потерявшей цвет тунике неподвижно замерла на перекрестке, прислонившись к подножию статуи и не обращая внимания на проезжающие авто. Она и сама была будто из камня – землисто-серая кожа, остановившийся взгляд.Только туника лежала отнюдь не скульптурными складками. Камень не может так износиться и истлеть. Напротив, скульптуры куда чаще теряют головы и руки, а драпировки, как прежде, лежат изысканными складками. Женщина казалась неуловимо знакомой. Но Элий не мог вспомнить, где мог ее видеть. Элий вышел из машины и подошел к ней. Тронул за руку.
   – Что-то случилось?
   Она шевельнулась, глаза глянули Элию в лицо. А в них такая боль…
   – Мое клеймо выиграло. Да, только что… в первом поединке… В первом…
   Муж у меня в больнице. Шансов поправиться мало… Один к двадцати был шанс. Но клеймо-то выиграло. Я поехала в больницу. Сразу. И мне сказали… сказали, что мой муж умер… Клеймо выиграло, и он тут же умер… – проговорила она, глядя куда-то мимо Элия. – Я продала магазин, чтобы купить клеймо. Самое лучшее клеймо Авреола…
   Теперь Элий понял, на кого похожа женщина. На него самого. Такой же взгляд – чуточку сумасшедший. Взгляд человека без гения.
   – Ты получишь страховку. – Это все, что мог сказать Элий.
   – Зачем мне теперь деньги? Женщина повернулась и пошла, шатаясь, не обращая внимания на авто. Как будто была пьяна.
   – Клеймо выиграло, и человек тут же умер. Это как наказание, – заметил Квинт. – Провинились гении, а боги наказали людей. Но кто знает, может, люди тоже виноваты?
   – Не знал, что ты любишь философствовать… Они свернули за угол и тут же попали в пробку. Впереди, столкнувшись друг с другом, застыло штук двадцать авто. Одна из машин горела. Люди метались в панике. Клубясь в узком проеме между домами, выплывал плотный голубоватый туман. Туман имел странный четко очерченный контур, и в центре его, уплотнившись до молочно-белой ватности, проглядывало человеческое лицо. От огромной туши тянулись непрерывно извивающиеся белые щупальца. Люди напрасно пытались ускользнуть от них. Человек в форме вигила размахивал мечом, пытаясь отбиться от твари, но споткнулся и упал. Тотчас щупальце обвилось вокруг его шеи. Вигил конвульсивно задергался, лицо побагровело. Элий выскочил из авто, на ходу срывая мешающую тогу. Квинт пытался остановить Цезаря, но Элий его оттолкнул. Клинок привычно вышел из ножен. Взмах меча, и щупальце упало на землю. Полупрозрачная кожица тут же обмякла, на мостовую хлынула мутная, дурно пахнущая жидкость. Вигил корчился подле, срывая ошметки мертвой плоти с шеи и судорожно втягивая воздух. Чудовище подалось вверх и зависло на уровне второго этажа. Оно заняло всю улицу от начала до конца – голова упиралась в площадь, хвост терялся в проулке. А на мостовой под мутной тенью огромной туши лежали неподвижно люди.
   – Кто бы ты ни был, – заорал Элий, – убирайся! – И взмахнул мечом.
   Чудовище подалось вверх еще на фут. Элию почудилось, что туманный монстр глядит на него с удивлением. Квинт подскочил сзади, держа меч наготове. Вигилы тоже подоспели, но идти вперед не торопились.
   – Что за тварь? – крикнул Элий, не оборачиваясь, ибо боялся пропустить любое движение монстра.
   – В первый раз вижу, – отозвался кто-то из «неспящих».
   – Знаешь, Цезарь, на что эта дрянь похожа? – сказал Квинт. – На знаменитый аквилёйский туман.
   Тварь в самом деле походила на сгустившееся облако. Но при этом в центре мелочно-белого пульсирующего круга Элий без труда различал серые водянистые глаза и что-то похожее на длинную жабью пасть, усеянную частыми рыбьими зубами. Кожа монстра вдруг начала уплотняться, и тогда все увидели, что в блестящей и влажной поверхности отражаются городские улицы, золоченые крыши храмов и оранжевый купол дворца Большого Совета.
   – Убирайся! – вновь заорал Элий. – Или я велю послать за огнеметами!
   Казалось, монстр понял угрозу, ибо взмыл вверх и понесся, вытягиваясь длинной белесой змеей в бледном небе. Завитки тумана клубились вокруг его посверкивающего в лучах солнца влажного тела. Вигилы, видя, что тварь не собирается больше нападать, кинулись к лежащим на мостовой. Но все были уже мертвы. Лишь вигилу, которого Элий вырвал из лап чудовища, посчастливилось остаться в живых. Спасенный плакал и смеялся одновременно и совсем обезумел. Он схватил Элия за локти и, встряхивая руки, повторял непрерывно:
   – Цезарь, я твой должник! Повторял до тех пор, пока друзья его не увели.
   Элий двинулся к проулку, из которого, как из норы, выполз монстр. Улица была пустынна, люди боялись высунуться наружу. Лишь одна дверь на мгновение приоткрылась, но тут же захлопнулась.
   Элий в сопровождении Квинта добрался до перекрестка. Перед ним высилось здание с портиком из белых колонн коринфского ордера. На фронтоне была выбита надпись золотыми буквами:
   «Медицинский центр имени Галена». Элий толкнул массивную дубовую дверь. Атрий был полон народу. Тем неестественнее была мертвая тишина внутри. Все смотрели на Элия и не могли двинуться с места. Его неровные шаги гулко отдавались под сводами. Он шел к людям, а они медленно пятились, будто он тоже превратился в монстра.
   – Чудовище улетело из города! – Никакого ответа. Казалось, они и не рады, что тварь исчезла. – Кто-нибудь видел, откуда оно выползло?
   Все по-прежнему молчали.
   – Кто-то должен был видеть…
   – Я, – донесся мальчишеский голосок. Люди медленно расступились. Паренек подался вперед. Худенький белокожий мальчик лет восьми в коротенькой линялой тунике.
   – Я, – вновь выдохнул малыш едва слышно.
   Элий взял его за руку.
   – Идем, покажешь мне это место.
   – Я… я боюсь.
   – Не бойся. Видишь – у меня меч. Я ударил чудовище, и оно удрало. Если оно явится, я вновь его ударю. Я был гладиатором.
   – Гладиатором? Здорово! – воскликнул мальчонка, и страх его испарился.
   Наверняка он не знал, кто перед ним, не обратил внимания на пурпур туники. Ткань цвета свернувшейся крови еще ничего для него не означала. Мальчишка вывел Элия из центрального здания и повел по боковой дорожке к кирпичному одноэтажному домику. На обитой металлом двери висела бронзовая табличка. «Радиологическая лаборатория». Элий толкнул дверь, но она Оказалась закрыта.
   – Не здесь, там еще один вход.
   Они обошли вокруг домика и оказались перед маленькой дверкой, скрытой кудрями разросшегося плюща. Плющ был необыкновенно пышен, с крупными блестящими листьями. Сквозь зелень виднелась надпись, выбитая на бронзовой табличке:
   «Склад». Эта дверь оказалась незапертой, и они вошли. Внутри пахло затушенным костром. Так воняет от гениев, утративших власть и сосланных на землю.
   – Значит, оно выползло отсюда? – уточнил Элий.
   – Ну да, мы с Марком пришли, отворили дверь, а оно и сидит.
   – А зачем вы сюда пришли с Марком?
   – За этими штуками. – Мальчишка ткнул на лежащие в ящике серые цилиндры с блестящими крышками.
   Элий наклонился, стараясь рассмотреть странные цилиндры, и вдруг попятился.
   – Мы с ними играем, – пояснил мальчонка.
   – Вы брали их отсюда?!
   Мальчонка кивнул. Элий вытолкнул ребенка за дверь и повернулся к Квинту.
   – Знаешь, что это такое? Это отработанные «пушки» от аппаратов Z-лучей.
   Те, что используются в лучевой терапии. Они должны храниться в свинцовых емкостях. А здесь валяются просто так, без присмотра. Мальчик облучился. И не только он. Гений Империи говорил мне, что Z-лучи для него опасны. А то, что мы видели… тот, кого мы видели… был когда-то гением Аквилеи. Он превратился в чудовище, и, быть может, не он один. Гении метаморфируют…
   – Метаморфируют, – зачем-то повторил Квинт.
   – Z-лучи превращают гениев в монстров. Ты представляешь, что может произойти, если об этом узнают?
   Квинт на всякий случай кивнул, хотя представлял смутно.
   Они вышли из склада. Разумеется, Цезарь сейчас же прикажет упаковать «пушки» в свинцовые контейнеры. Но облучение уже произошло. И что будет дальше?
   Какие еще чудища вылезут из воды, явятся из воздуха, выползут из тумана?

Глава 16
Игры гениев

   «Игры остановлены. Вчера Август и Цезарь возвратились из Аквилеи в Рим…»
   «Цезарь сообщил, что в ближайшее время выступит в сенате с предложением о создании префектуры гениев. „Бывшие гении нуждаются в помощи людей“, – со стороны человека, разоблачившего заговор гениев, такое заявление кажется более чем странным».
   «Ни одно желание не исполнилось. По Аквилейским клеймам выплачиваются страховые суммы. Минимальная компенсация – сто тысяч сестерциев».
   «Клодия Галл отказалась отвечать на вопросы репортеров и заперлась в своем доме на Эсквилинском холме».
   «» Будущее Рима – это его молодежь. Я представляю единственную прогрессивную партию – партию молодежи!» – заявил Бенит Пизон».
«Акта диурна», 15-й день до Календ ноября[46]
   Обычное заседание сената, и отнюдь не Иды[47]. Первым выступал Макций Проб.
   – …Молодые? Они как чистая бумага. Им только кажется, что они сами делают записи. На самом деле за них пишут родители, друзья, кумиры и гении. И тут… гении исчезают. Молодые строчат на страницах, что кому заблагорассудится. Строчат и приходят в восторг от написанного. Не понимая, что это галиматья. Надо гениям их как-то опекать. Ведь они здесь, пока здесь. Порой ближе, чем раньше. Так в чем же дело?.. – он замолчал.
   Забыл и остаток речи и вообще, что хотел сказать. Сел на место. Руки нервно теребили тогу.
   «Будто перед смертью», – подумал Макций Проб. Поднялся сенатор Пульхр.
   – …Мы дадим молодым наших гениев, пусть учат, пусть наставляют… – длинная неестественная пауза. – Как нас прежде…
   Сенаторы зашумели.
   – Предлагаю создать второй сенат из наших гениев…– заявил консул Силан.
   И тут же поднялся его гений. Худой, бледный, с длинными седыми волосами, он походил на поэта, которые часто разгуливают в тени портиков и читают свои сочинения прохожим, хватая несчастные жертвы за тоги. Гений заговорил.
   – Если люди заключат союз с гениями, желания смогут исполняться, как прежде. Гении изыщут способ общения с богами отсюда, с земли. Для этого прежде всего надо создать специальную коллегию гениев…
   Силан согласно кивал в такт его словам…
   – Это заговор! – выкрикнул Луций Галл. Никто из сенаторов не обратил на его возглас внимания.
   Вигил, стоявший у входа, кинулся наружу. Кто-то вцепился в его броненагрудник. Короткая схватка. Меч в непривычной руке гения повернулся и ударил плашмя… Чей-то крик.
   – …предлагаю поставить вопрос на голосование… – услышал будто со стороны Макций Проб свой голос. Какой вопрос? О чем? Создать коллегию из гениев? Но они же как люди… Как они докричатся с земли до небес?..
   – Император не подпишет такой закон! – вновь подал голос Луций Галл.
   «А вдруг подпишет? – подумал Макций Проб. – Вдруг его тоже по ночам посещает бывший гений и ведет с императором долгие-долгие беседы…»
   – Отныне Римом будут править гении! – провозгласил консул Силан.
   Вошел гений Макция Проба и уселся на скамью рядом со своим бывшим подопечным.
   «Как все легко вернулось… как легко мы подчинились… как?» – вопросы вертелись в голове старого сенатора, но уста оставались наглухо запечатанными. Он не мог разомкнуть губ, как ни старался. Лишь желваки играли под желтой кожей на скулах.
   Репортеры щелкали фотоаппаратами. В курии гениев набралось «человек» сорок, может, чуть больше. Но им не возражали. Многие сенаторы не пришли. Некоторые накрыли головы полами тог, дабы продемонстрировать свое несогласие.
   Подобный протест развеселил кое-кого из гениев.
   – Теперь настал наш час, – повторил гений Силан.
   Кажется, все были готовы с этим согласиться. Bо всяком случае, в течение нескольких минут заговорщику никто не возражал.
   – Свяжись с Палатином, узнай, что там, – приказал гений консула Силана гению Макция Проба. – Если император наш, то и Рим наш.
   Элий в это утро проснулся поздно. Какая непростительная роскошь – транжирить на сон драгоценное утреннее время. Однако дрему нелегко сбросить, хотя солнечные лучи давно заливают спальню. Элий протянул руку, надеясь коснуться волос Летиции… Но кровать была пуста, и простыни успели остыть. Минутное раздражение… или смутная тревога… что-то нехорошее, как привкус во рту после вечерней пирушки… Элий поднялся, накинул тунику.И тут услышал шагина лестнице.Шаги Летиции – безошибочно он узнавал ее походку. Но она была не одна: кто-то шел за нею. И не один… Вместо того чтобы рвануться к двери, Элий опустился на кровать. Дверь в спальню распахнулась, и на пороге в самом деле появилась Летиция в халате из махрового хлопка. С влажных волос на лицо стекали капли воды. А за спиной ее маячил незнакомец – низкорослый, тощий, левой рукой он вцепился юной женщине в волосы, правой приставил к горлу пленницы нож. Так вдвоем, ступая шаг в шаг, они вошли в спальню и остановились. Летиция не отрывала взгляда от Элия. «Спаси!» – будто кричал ее полуоткрытый рот. Еще один незнакомец, куда крупнее первого, протиснулся в спальню и встал подле кровати рядом с Цезарем. Обнаженный клинок в его руке рассыпал по маленькой комнате сверкающие блики.
   Элий не двигался. И не издавал ни звука. Тогда появился Гэл. В темном плаще из грубой ткани: будто нарочно избрал он наряд плебея, тогда как его бывший подопечный щеголял в пурпуре. Гэл не мог разглядеть лица Цезаря – солнечные лучи били гению в лицо. Гений заговорил:
   – Видишь ли. Цезарь, ты парень несговорчивый, а нам, гениям, сегодня надо провернуть одно дельце… ну, может, не за один день, может, за месяц, за два… Но сегодня мы начинаем. И твое сотрудничество нам необходимо. Летиция уйдет с нами. А вместо нее останется не менее прекрасная женщина. – Гэл повернулся и щелкнул пальцами. Этот оскорбительный жест, которым когда-то хозяева подзывали рабов, был неуместен даже в отношении слуги. В комнате появилась юная женщина в платье из белого виссона. Очень-очень похожая на Летицию. Эта лже-Летти задорно улыбнулась и подмигнула Элию.
   – Миром будут править гении. Это желание для нас когда-то исполнил Хлор. И вот мы решили его осуществить…
   – Для вас ли… – бесцветным голосом произнес Элий и отвернулся.
   – Если ты нас предашь, настоящая Летиция умрет. Так что тебе придется выполнить нашу маленькую просьбу. Ведь ты все сделаешь для спасения любимой жены…
   – Разумеется, – отвечал Элий.
   Правая рука его взметнулась. Сверкнуло в солнечном луче лезвие кинжала. Коротышка схватился за шею и, хрипя, стал заваливаться назад. Летиция отскочила к стене. Элий рванул пурпурную драпировку кровати и одним движением замотал в ткань стоящего рядом гения. Прежде чем тот догадался, что же произошло, меч его оказался в деснице Цезаря. Бывший гладиатор вонзил клинок в копошащийся тряпичный кокон. И тут раздался выстрел. Стреляла лже-Летиция. И промахнулась. Толи дрогнула рука гения, то ли клейменное желание вновь защитило – пуля угодила в оконное стекло. Элий рванулся вперед. Меч вошел женщине под левую грудь. Лицо ее мгновенно сделалось белым, прозрачным, будто слепленным из утреннего тумана, побелели даже волосы, а вокруг головы засветился платиновый ореол. Элий застыл от ужаса… Несмотря на все эти нечеловеческие метаморфозы, сходство с Летицией было поразительным. И Элию показалось, что он пронзил мечом собственную жену. Элий выдернул клинок. Красная с платиновым ореолом кровь брызнула на стену и пол. Настоящая Летиция ахнула. Элий повернулся. Летиция, бледная, как ее бывший гений, медленно оседала на пол. Цезарь перемахнул через кровать, что разделяла его и Летти, обнял юную женщину и прижал к себе. Воспользовавшись внезапным замешательством, Гэл бросился вон из спальни.
   – Цела?
   Летиция не ответила. Медленно выдохнула. И… Элий понял, что она не вздохнула снова… Ее глаза закатились, тело обмякло и сделалось вдруг неестественно тяжелым…. Он убил ее, убив гения! Элий приник к ее губам и вдохнул воздух ей в рот. Она открыла глаза.
   – Летти! – он тряхнул ее за плечо. Она всхлипнула. А раз всхлипнула – значит, вдохнула. Жива! Жива! Элий прижал ее к себе.
   – Уйдем отсюда, – едва слышно попросила она.
   – Цезарь…-раздалось сзади.
   Элий обернулся. На пороге стоял Квинт. Одной рукой он держался за косяк, второй – за голову. Из-под волос к переносице стекала струйка крови.
   – О боги… – только и выдохнул фрументарий, оглядывая забрызганные кармином и платиной стены.
   Элий закутал Летицию в одеяло. Она вся дрожала.
   – Думаю, стены долго придется отмывать, – раздался знакомый хриплый голос.
   И, отстранив Квинта, в спальню протиснулся Курций. – Как ты сумел от них отбиться. Цезарь?
   – Мой гений не знал, что с некоторых пор я держу кинжал под подушкой. Как Катон Утический… – Элий сделал попытку улыбнуться.
   – Давно слежу за этой братией. Ну что за твари! Богов не сумели свергнуть, так нам решили нагадить, – вздохнул Курций. – К счастью, мой гений мертв. А твой, полагаю нет?
   – Именно так. Сколько с тобой людей? – спросил Элий.
   – Центурия вигилов и контуберния преторианцев с центурионом Секстом Сабином во главе.
   – Объяснять некогда. Слушай и выполняй. От того, насколько ты будешь ловок и смел, зависит судьба Рима.
   – Ну да, да, судьба Рима, о чем же еще ты можешь толковать!
   Квинт шагнул вперед, споткнулся о мертвого гения, едва не упал, ухватился за столик, опрокинул, шлепнулся сам рядом с кроватью.
   – Плохо соображаю, – пробормотал фрументарий и стер краем простыни кровь со лба.
   – Центурион Курций, ты отправишься на Палатин. К императору. Немедленно, – приказал Цезарь.
   – Он как будто не давал мне аудиенции.
   – Не имеет значения. Прорвись во дворец. Убей гения императора.
   – Ты понимаешь, какой приказ отдаешь?
   – Вполне. Скажи, на что согласится человек, лишь бы Рим не узнал, что это именно он организовал лабораторию Триона и велел финансировать разработку ядерной бомбы? Ведь это преступление?
   – По закону Империи – государственная измена.
   – Император не может совершить подобное преступление. Иначе он перестанет быть императором.
   – Я предупреждал Августа…
   – Бесполезно. Пока гений жив, он будет шантажировать своего подопечного.
   Выполняй приказ. Как Цезарь я наравне с Августом обладаю Высшим Империумом[48].
   – Но ты не можешь убивать людей без суда.
   – Это не убийство. Это подавление мятежа. Курций, решение принято.
   Осталоситолько его выполнить.
   – О боги! Мы клянемся гением императора… а ты велишь убить.
   – Будешь клясться и впредь. После того, как убьешь.
   – Я не могу…
   – Можешь! Я только что убил гения Летиции у нее на глазах. И еще двух гениев, не ведаю чьих. Гений императора не лучше их и не хуже.
   Курций тяжело вздохнул и стиснул зубы. Убить гения императора! Да как после этого он будет жить…
   – Ты уверен, что гений императора сейчас во дворце? – спросил вигил.
   – Уверен. Я беру отряд преторианцев и направляюсь в курию. Квинт пока останется здесь вместе с Летицией. У тебя есть надежные люди для ее охраны?..
   – Негении? – зачем-то уточнил Курций.
   – Именно – негении.
   – Найдутся…
   Элий шагнул к двери.
   – Кстати, ты не сделал мне «тест на гениальность», – усмехнулся Курций. —Вдруг я гений и ловко тебя провел…
   Элий обернулся:
   – Это лишнее. – Он кивнул на безобразный ожог на руке вигила. – Наша жизнь не оставляет отметин на наших гениях.
   Бенит шел по улице в сопровождении двух номенклаторов[49]. Те шепотом называли имена встречных граждан, если то были граждане из шестой трибы. Бенит подходил, здоровался, участливо спрашивал о жене и детях, интересовался делами. Ухищрение, старое как Рим, срабатывало.