– Чего изволите?
   – Есть, пить, ночевать, – сказал Сварог. – Все эти удовольствия можете предоставить или только некоторые?
   – Все, ваша милость, если есть денежки, – ответил детина. На правом запястье у него Сварог заметил синюю татуировку – русалка с огромной пивной кружкой. Похоже, морская тематика не ограничивалась вывеской.
   – Расседлать, ваша милость?
   – Расседлай, – сказал Сварог. У него самого это до сих пор получалось довольно неуклюже. Детина, ничуть не удивившись, принялся за работу.
   Сварог заметил, что и у него получается не лучше. Карах смирнехонько притаился в откинутом капюшоне плаща.
   Сварог стоял, прислонившись плечом к столбу, наблюдал с интересом, как детина возится с пряжками и ремнями, беззвучно чертыхаясь поднос.
   – Где плавал? – напрямик спросил Сварог.
   Детина не стал вздрагивать и цепенеть. Буркнул, не отрываясь от работы:
   – Везде помаленьку.
   – Фогороши в городе есть?
   – Где их нет? Позвать?
   – Зови.
   – Гулять будете, ваша милость?
   – Немножко.
   – С радости или с горя?
   – А что, есть разница?
   – Еще какая, – хмыкнул детина. – Почему-то с радости все спокойно обходится, а как завернет кто с горем, непременно норовит, подлец – уж простите, ваша милость, – запалить таверну. Вы из которых?
   – Пожалуй, с горя, – сказал Сварог. – Правда, нет у меня такой привычки – палить таверны.
   «И вообще, я в таверне впервые в жизни», – мысленно добавил он.
   – Мне что, – сказал детина. – Мое дело предупредить – хоть воды поблизости и навалом, за баловство с огнем и по башке схлопотать можно.
   Будь вы хоть харланский герцог.
   – Там герцогиня.
   – Будь вы хоть сама харланская герцогиня.
   – Учту, – сказал Сварог.
   В таверне и в самом деле никого почти не было. За одним столом молча потребляли пиво серьезные люди – четверо гуртовщиков с бычьими головами на бляхах Серебряной гильдии. Судя по гербам, гуртовщики были ронерские. За другим столом тихонько резалась в кости компания – на вид сплошь темные личности непонятного сословия, числом восемь. За третьим, уронив голову в блюдо с кое-как обглоданными копчеными ребрышками, мирно похрапывал субъект в довольно приличном камзоле. Остальные столы, десятка полтора, пустовали.
   Сварог подошел к стойке. Из задней комнаты, вытирая руки передником, вышла тетка лет сорока, с крепкой, отнюдь не расплывшейся фигуркой, не лишенная секс-эппила, но сущая бой-баба на вид. Если это и есть жена боцмана, боцман прочно сидит под каблуком.
   – А налейте-ка мне, хозяйка, чего-нибудь для начала, – сказал Сварог, прислоняя к стойке топор.
   Хозяйка налила ему из кувшина в большой оловянный стакан. Он попробовал – одна из разновидностей здешнего коньяка, не самая скверная.
   Выпил до половины, посмотрел на хозяйку, а хозяйка посмотрела на него:
   – Это вы гулять собрались?
   – Да какая там гульба, – сказал Сварог. – Легкое расслабление тела и души, с должной музыкой. С горя, признаться, но таверну поджигать не намерен, не беспокойтесь.
   – Перек пошел за фогорошами. Девок поискать? Тут этот промысел не особо процветает, ну да шлюхи везде сыщутся.
   – Уж это точно, – философски сказал Сварог и допил остальное. – Только ну их к черту. Не тянет что-то.
   – Это Вольного Топора-то?
   – Вы меня, хозяйка, не шибко пытливо расспрашивайте, я и врать не буду, – сказал Сварог.
   – Тоже верно…
   – Вы и в самом деле жена боцмана?
   – Вдова, – сказала хозяйка. – Вместе плавали, пока мой дурак не сотворил последнюю в его жизни глупость…
   – Это какую?
   – Знаете, ваша милость, вы тоже не всюду нос суйте, вот и поладим.
   Если тетка Чари будет помнить про все глупости, свои и мужнины…
   – Понятно, – сказал Сварог. – А на «Божьем любимчике» плавать не доводилось?
   Тетка Чари посмотрела на него крайне внимательно и помолчала, словно ждала чего-то. Не дождавшись, пожала плечами:
   – Так ведь каждый прохиндей про себя думает, что он – божий любимчик…
   Но в глазах у нее определенно что-то этакое мелькнуло.
   – Бросьте, – сказал Сварог. – Я здесь человек новый, да не вчера родился. Конечно, есть какой-то тайный знак для своих или пароль, но я его не знаю… Вы мне только одно скажите: за последние два дня «Божий любимчик» здесь проходил?
   Он поднял руку так, чтобы она увидела перстень Борна. Сам не знал, откуда такая уверенность, но русалку Переку явно наколол тот же умелец, что разрисовал иных моряков капитана Зо.
   – Ни слуху, ни духу… – мотнула головой тетка Чари.
   – Так… – Сварог повесил голову. – Тогда налейте еще, что ли.
   Она плеснула в стакан и задумчиво сказала:
   – Может, проще будет вас сразу со двора взашей вышибить? Не люблю я загадок и не люблю, когда чего-то не понимаю…
   – Да ладно вам, – сказал Сварог. – Переночую и поеду. И никакого от меня беспокойства. Вы мне лучше соберите поесть, я и в самом деле жрать хочу…
   – А этот, что в капюшоне у вас сидит?
   – Что, видно?
   – Ухо торчит. А теперь спряталось.
   – Да он безобидный, – сказал Сварог.
   – Сама знаю. Когда была маленькой, в деревне, у нас в амбаре целых два жили. Косу мне заплетали. Ну, вон туда садитесь, что ли.
   Он забрал топор и уселся за массивный стол. Тетка Чари, сделав несколько рейсов от стойки, понаставила перед ним тарелок и кувшинов.
   – Ага, вот и фогороши ваши идут, торопятся, голубчики, с похмелья небось…
   Она принесла стопку оловянных стаканчиков, вложенных один в другой, – для фогорошей, рассевшихся за столом и откровенно потиравших руки.
   – За знакомство? – Сварог поднял стакан, разглядывая их.
   Народ был колоритный – музыканты из снольдерских степей, в синих штанах, желтых рубашках и красных жилетах, все потертое и штопаное, но на шеях сверкают диковинные золотые украшения, а на пальцах – массивные золотые перстни с крупными самоцветами. Этой привилегии – носить кольца с драгоценными камнями – завидовали все сословия и гильдии, ибо подобным правом обладали одни дворяне.
   – Как же это вы, ребятки, всей этой красоты с похмелья не спустили? – спросил Сварог.
   Старший, черный, как ворон, усач, сверкнул ослепительными зубами:
   – С Сильваны, должно быть, ваша милость? Обычаев наших не знаете?
   Подыхать будем, а не пропьем. Традиция. Фогорош может ходить хоть голым, но если он при сабле и драгоценностях – чести его урона нет. Ваше здоровье! Музыку лучше слушать после пары наперсточков, а чтобы играть и петь душевно, потребно этих наперсточков не меньшее количество. Посему поднимем и опростаем, не унижая себя закуской! У вас печаль или вовсе наоборот?
   – Хороший человек умер, – сказал Сварог, ощущая уже после чарки коньяка приятную сдвинутость сознания. – А потому урежьте-ка «Тенью жизнь промчалась», да так, чтобы…
   – И никак иначе! – успокаивающе поднял ладонь старший. – Дело знакомое весьма и насквозь. Гей!
   Они встали, разобрали инструменты – две явные скрипки, нечто похожее на гитару, только прямоугольное, обвешанный колокольчиками бубен, – переглянулись, кивнули друг другу и действительно урезали так, что все кабацкие шумы и все печали отодвинулись невероятно далеко, осталась только мелодия, удивительным образом и лихая, и горестная:

 
Гей, сдвинем чары!
Трещат пожары,
Звенят клинки и мчатся скакуны.
Милорды, где вы?
Заждались девы,
Хоть мы бывали девам неверны…
Тенью жизнь промчалась!
Тенью жизнь промчалась!
Тенью жизнь промчалась!
Не плачьте обо мне.
Тенью жизнь промчалась!
Тенью жизнь промчалась!
Бешено умчалась
На белом скакуне…
И уже не наши
И мечи, и чаши,
Под тобою пляшет
Белый аргамак,
Знающий дорогу
К черту или к богу.
Конь мой белый, трогай…

 
   Скрипка рыдала над самой его головой, потом фогороши разомкнули кольцо, кружили меж столиков, то приближаясь к Сварогу, то отдаляясь, полузакрыв глаза, ничего не видя вокруг, ни на миг не прекращая игры.
   Сварог поднял глаза – трое из числа темных личностей сидели напротив и выразительно поглядывали на свои пустые стаканы, прихваченные со стола.
   Сварог налил им, пригляделся внимательно – рожи были самые продувные.
   – Внесем ясность, – сказал он, полез в карман, вытащил пригоршню серебра и аккуратно высыпал на стол. – Вот это все, что у меня есть. И я могу по-мужски угостить винцом кого-нибудь, но ужасно злюсь, когда меня, сиротиночку, хотят обидеть… Усекли?
   У него оставалось еще десятка три монет в потайном кармане, но об этом он не стал распространяться.
   – Нет, такого даже грабить жалко, – сказал один, не отрывая, как и остальные, завороженного взгляда от серебряных кружочков. – Как дите малое…
   – Не понял, – сказал Сварог.
   – Мы, ваша милость, не записные душегубы и не святые, – сказал собеседник. – Так, посередке где-то болтаемся. Потому что тут, в Пограничье, не любят чересчур уж сволочного люда, но и святым здесь никак не житье. Мой папа – умнейший был человек, хоть и сплясал в конце концов с Пеньковой Старушкой[5] – всегда меня учил, что не стоит грабить того, кто тебе непонятен, а то боком может выйти… Вы что, сударь мой, никогда не слышали, что в Пограничье, в противоположность всему остальному миру, серебро не в пример дороже золота?
   – Слышал, – сказал Сварог.
   – Но не слышали, насколько дороже. Иначе не стали бы все это на стол вываливать. Вечереет, в кабаке народишко скопляется, и не все такие осмотрительные, как мы, не у всех был такой мудрый папа, как у меня, так что вы от греха подальше все это спрячьте… – Он придвинул Сварогу деньги, ухитрившись при этом ловким движением мизинца отправить две монеты себе в рукав. И тут же поднял руку, подперев щеку ладонью, чтобы монеты провалились поглубже к локтю. – Значит, что? Значит, в здешних делах вы совершенно не разбираетесь, и вам, сдается мне, ох как пригодятся люди, которые за десяток серебрушек дадут дельный совет насчет чего угодно. А то и поручение выполнят за умеренную плату. Другие за вас и больше бы дали.
   – Это кто? – тихо спросил Сварог, перегнувшись к нему.
   – Да ездят тут всякие…
   Сварог сгреб монеты, отсчитал десять и положил перед ним, а остальные спрятал.
   – Это за советы или за ответы на вопросы?
   – За ответы, – сказал Сварог.
   – Ваша милость, тут четвертый день крутятся харланские шпики с полными карманами серебряных и ищут, кто бы согласился для них хватать всех едущих из Ямурлака.
   – Значит, вы настолько честные, что предпочитаете десяток серебряных полному карману?
   – Расклад такой, что именно так и выходит. Потому что – гораздо безопаснее. Парочка из тех шпиков уже пляшет с Конопляной Тетушкой. Не любят у нас харланцев. А молодой князь, хоть и сопляк, себя поставить сумел. Словом, мы вас предупредили. Народ здесь разный, так что я бы на вашем месте долго в Руте не задерживался. У тетки Чари вам будет безопасно, но разговоры подадут. Уже по всему городу болтают, как вы этого черта на базаре замочили, только что наши ребята пришли, рассказали. А когда все, кто здесь пьет, по домам разойдутся, все будут знать, где вы на постое имеете честь обретаться.
   – Тогда перейдем к советам, – сказал Сварог, сделал знак фогорошам, чтобы продолжали. – Вот еще восемь.
   – До десяти двух не хватает…
   – Восемь, да две в рукаве – десять, нет?
   Прохвост рассмеялся и, сложив ладонь ковшиком, смел монеты со стола себе в пригоршню:
   – Верно, десять… Что вам посоветовать?
   – Как мне побыстрее попасть в Харлан.
   Вот теперь темные личности по-настоящему удивились:
   – Но ведь они вас ищут…
   – И тем не менее, – сказал Сварог.
   – Ну, вам виднее. Может, они просто не хотят, чтобы вы в Харлан добрались, а может, прятаться и в самом деле лучше там, где светлее. Мой папа тоже, бывало, краденое прятал в лавочке аккурат напротив резиденции квартального полицмейстера… Утречком садитесь на коня и скачите вниз по реке, в Адари. У нас здесь одни рыбацкие лодки да два княжеских корабля, а в Адари – приличный по меркам Пограничья порт. За два десятка серебряных вам шикарную посудину продадут – с палубой, трюмом, каютой, капитаном и тремя корабельными патентами на три разных названия… А если отыщете в кабаке «Петух и пивная кружка» такого Брюхана Тубо и сложите пальцы вот так, – он показал, – да отсыплете ему еще пяток, он сам для вас и разыщет, что нужно, пока пиво пьете, вам и бегать не придется.
   – Ладно, – сказал Сварог. – Но если что…
   – Под землей найдете, дело ясное, – кивнул тот. – Не сомневайтесь, все честно. Только с князем не связывайтесь, он у нас романтик, голову задурит, и пропадете…
   – А ну-ка, брысь отсюда! – цыкнула неизвестно когда подкравшаяся хозяйка.
   – Тетка Чари, да мы вполне мирно беседуем… – Собеседник Сварога вскочил и примирительно развел руками.
   – Соколик мой, я таких на нок-рее вешала… – тихонько сообщила тетка Чари.
   Вряд ли она шутила – темные личности сразу поскучнели и, учтиво раскланявшись со Сварогом, заторопились прочь, однако тетка Чари мгновенно извлекла из-под передника нечто напоминавшее деревянные грушевидные нунчаки, сгребла самого разговорчивого за запястье и крутанула так, что тот взвыл.
   – Стоять, выползок черепаший! Ваша милость, деньги у них забирать будете?
   – Не надо, они их честно заработали, – сказал Сварог.
   – Ну-ну… Все равно – брысь! – Она присела рядом со Сварогом. – Надоели, не клиенты, а сплошная шпана. Нет, пора закрывать все к русалочьей матери и перебираться в Ронеро, полузабытую милую отчизну.
   Благо про нас там все и забыли, все сроки давности вышли, гончие листы давно не кружат…
   Сварог вежливо помолчал. Хозяйка посидела, слушая музыку, вздохнула и сказала, как показалось Сварогу, со значением:
   – Знала я одного штурмана, ужасно любил, когда ему играли «Тенью жизнь промчалась». И все говорил, что закажет ее по себе вместо заупокойной…
   Сварог выдохнул:
   – Может, мы и разных штурманов имеем в виду, но мне отчего-то кажется, что одного.
   – Вы не из Старой Гавани едете?
   – От Старой Гавани остались одни головешки, – сказал Сварог. – И три мачты из воды торчат. «Божий любимчик» должен был нас ждать…
   – А Зо? С ним что?
   – Мы… ну, в общем, мы прорвались поодиночке, – сказал Сварог. – Может, Зо просто припозднился. Может, там на дне вовсе и не «Божий любимчик»…
   – Ну да, – горько усмехнулась тетка Чари. – В таких делах, голубчик мой, обходится без всяких «может». Говорила я своему дураку. И Вентрасу говорила…
   – Вентрас в Винете, – вырвалось у Сварога.
   Тетка Чари нисколечко не удивилась:
   – То-то и оно…
   – А что такое эта Винета?
   – Как вам еще до сих пор голову не оторвали? Ведь ничегошеньки не знаете… А интересно, знаете хоть, на кого вы жутко похожи?
   – Знаю, – сказал Сварог. – До чего мир тесен…
   – Мир-то большой, только вы бродите по старым дорогам вашего двойника, вот и нарываетесь. Вы, часом, не сын?
   – Вот уж нет, – сказал Сварог. – Долго объяснять, вам наскучит. Я и сам еще не разобрался до конца в иных странностях.
   – Понятно. Может, вам чем помочь? Вы, конечно, не наш, но явно как-то с нашими повязаны…
   – Спасибо, сам справлюсь. Скажите, если эти прохвосты что-то посоветовали, на них можно полагаться?
   – Можно. И рады бы положить грех на душу, да помнят, где живут. Если что, я им устрою грустную жизнь на фоне сплошных неприятностей… Утром уедете?
   – Скорее всего.
   – А выскочить из этого дела никак не можете?
   – Не хочу.
   – Ох, беда с вами, с идейными, – вздохнула тетка Чари. – Не умеете вовремя остановиться. Правда, мой дурень был не из идейных, да тоже не сумел остановиться вовремя. Вот и крутись теперь слабая женщина со всем хозяйством…
   – А Перек?
   – Перек хорошо умеет махать абордажным топором да лазить по мачтам. А для хозяйства нужна смекалка. Ничего, вскорости начну собираться в Ронеро, подожду пару дней, вдруг Зо на горизонте все же обозначится…
   – Если появится, скажите ему, что я ушел в Харлан.
   – Тоже, нашли место. Сплошные колдуны. Одно меня утешает: если эти твари, шары чертовы, пойдут дальше, от Харлана половинка останется…
   – А вас не беспокоит, что они пойдут еще дальше?
   – Они ж не могут переходить реки. Разве что найдется сволочь, устроит им мост. Достаточно натянуть шелковинку поперек реки, иной нечисти это, что мост каменный…
   – Боюсь, сволочь отыскалась, – сказал Сварог. – Один сегодня был на базаре. В человеческом виде.
   – А я решила, брехня.
   – Я сам видел.
   – Нет, пора отсюда сматываться. Уж если стали людьми оборачиваться…
   Значит, его и в самом деле угрохали?
   – Да как раз я его и… – сказал Сварог.
   – Идите вы! Я-то думала, брехня, пришел старый Шовер, а этот, не сбрехнувши, чарку ко рту не поднесет… – осеклась, уставилась через плечо Сварога. – Вот сюрприз! Князь!
   Сварог обернулся. Гомон приутих, даже фогороши заиграли потише. В дверях стоял светловолосый юноша, почти мальчишка. Вокруг высокой тульи шляпы поблескивает княжеская корона, на груди серебряная цепь (хотя согласно законам геральдики князю полагается носить золотую, строго определенного фасона).
   Двое в кирасах и рокантонах[6] вошли следом, встали по сторонам двери. Тот, что проверял сегодня на окраине документы Сварога, кивком показал на него князю. Князь направился к столу. Солдаты остались у двери. Тетка Чари проворно вскочила:
   – Ваше сиятельство, честь какая… соизвольте снизойти, чем богаты…
   На них таращились со всех сторон. Вспомнив, в какой он личине обретается, Сварог встал и низко поклонился, приложив обе руки к груди.
   – Я Ведем, князь Рута, – сказал юноша. – Где мы можем поговорить?
   Тетка Чари побежала впереди:
   – Сюда, ваше сиятельство, тут ни одна живая душа… – Она распахнула дверь в просторную заднюю комнату, выскочила, вернулась с огромным подносом. – Чем богаты…
   – Поставьте и уходите, – бросил князь. – Станете подслушивать – повешу.
   Тетка Чари, пятясь, вывалилась за порог и тщательно прикрыла тяжелую дверь, схваченную поперек коваными железными полосами. Князь нервно прошелся по комнате, сел на скамью, посмотрел на Сварога:
   – Садитесь. Кто вы?
   – Путешественник, – сказал Сварог.
   – Куда направляетесь?
   – Вниз по реке.
   Сварог задумался – отчего это князь так вежлив? Обычно любой, обладающий гербом, «тыкает» Вольному Топору без зазрения совести – если только чувствует силу на своей стороне. Странное поведение для полновластного хозяина, привыкшего походя грозить виселицей встречным-поперечным…
   Князь смотрел на него напряженно и беспомощно. Сварог ждал, скрестив руки на груди. Снаружи не долетало ни звука, дверь была сработана на совесть.
   – Что у вас за странный флаг? – спросил наконец Сварог.
   – Это флаг Пограничья. – Князь задрал подбородок с видом гордым и непреклонным.
   – А зачем там белая полоса?
   – Потому что на нашей земле – беда.
   – Зачем там меч, я уже понемногу догадываюсь, – сказал Сварог. – Интересно, а Пограничье знает, что у него такой флаг?
   Князь понял иронию, к тому же спохватился наконец, что инициатива ушла у него из рук. И рассердился:
   – Я вас могу и повесить…
   – А смысл какой? – поднял брови Сварог.
   Князь показал ему согнутую серебряную звездочку, должно быть угодившую в стену:
   – Ваша?
   – Да, я обронил несколько на площади… – сказал Сварог.
   Звездочка вдруг полетела в него. Сварог не шелохнулся, и звездочка отскочила от его груди, словно отброшенная ударом невидимой теннисной ракетки.
   – Ну конечно, – сказал князь. – Следовало ожидать. Снизошли к нам поразвлечься?
   В его голосе прозвучали такое презрение и ярость, что Сварогу стало не по себе.
   – Не совсем, – сказал Сварог. – Верить или нет, дело ваше, но у меня серьезное дело. И я не ищу ссор… если мне их не навязывают.
   – Я вам не собираюсь навязывать ссору.
   – Тогда зачем же вы на меня вызверились? – тихо, даже ласково спросил Сварог. – Никого не трогаю, пью вино, честно сказать, по весьма печальному поводу…
   – Простите, – сказал князь. – Я понимаю, что лично вы ни в чем не виноваты…
   – А кто виноват и в чем?
   Князь прошел к столу, налил себе черной «драконьей крови». Постоял с чаркой в руке, резко задрав голову, осушил до дна. Повернулся к Сварогу:
   – Все хуже и хуже. Они уже начали оборачиваться людьми, и кто-то помогает им пересекать реку… Думаете, не найдутся люди, которые станут им помогать?
   – Ну, не столь уж я хорошего и высокого мнения о человечестве, – сказал Сварог. – Конечно, найдутся, уже нашлись… Чего вы от меня-то хотите?
   Князь схватил его за рукав, приблизил яростное и упрямое, совершенно мальчишеское лицо:
   – Я сам не знаю, чего хочу. Но их нужно остановить. Вам уютно и спокойно там, наверху, вас все это не касается. А мы живем здесь. И отступаем, отступаем… Они уже расхаживают по эту сторону реки…
   – Я понимаю, – мягко сказал Сварог. – Но я, честное слово, не могу поубивать их всех. Одному такое не по силам.
   – Я просил аудиенции у императрицы, – сказал князь. – Здесь, понятное дело, нет имперского наместника, пришлось ехать в Ронеро. Мне ответили, что ее величество удостаивает аудиенции лишь правителей юридически признанных государств. Понимаете? Мы, здешние властители, имеем все права вольных ярлов, можем возводить в дворянство, но нас как бы не существует.
   Имеющие глупость здесь обитать – словно бы призраки. С юридической точки зрения.
   – Ну, она же наверняка и не знала о вашей просьбе, – сказал Сварог. – В таких случаях наместник сам решает…
   – Разве нам от этого легче? Конечно, мы всегда можем перебраться в какое-нибудь из соседних государств, принять подданство, многие так и поступили. Я, несомненно, останусь при прежнем титуле… Но здесь – наша родина. Мы хотим жить на родине. Однако не в силах отстоять ее сами. А для вас смести их с лица земли было бы детской забавой…
   «Положеньице, – подумал Сварог. – Кто бы мог представить, что придется принимать упреки за всех, благоденствующих сейчас в небесах? Не рассказывать же ему свою историю? Даже если поверит, то чем ему это поможет?»
   Князь ему нравился – из таких сопляков, бывало, получались отличные солдаты. Если только их не убивало в первом же бою.
   – Иногда кажется, я сойду с ума, – сказал князь. – Или соберу людей, мы переправимся через реку и постараемся перебить их, сколько сможем…
   – И много вы соберете людей на такое предприятие?
   – Мало. Но нет сил сидеть и смотреть. Нет терпения ждать, когда сбудется пророчество. В него уже и не верят…
   – Какое пророчество? – заинтересовался Сварог.
   – Из Кодекса Таверо.
   – А что там сказано?
   – Неужели не знаете? Говорят, у вас там, наверху, богатейшие библиотеки.
   – Я, вертопрах такой, редко навещал библиотеки, в чем сейчас искренне каюсь…
   – «Когда Сатана пошлет глаза свои на землю, и они, пятерясь и десятерясь, нечистыми ордами заполонят многие области из ныне цветущих, сея зло, рухнут могучие государства, а иные, отделенные от угрозы землями, не имеющими королей, в слепоте своей и гордыне будут полагать, что избавлены от напасти, но это – ненадолго. И единственным путем к избавлению станет пришествие отмеченного Богом Серого Рыцаря, во многом схожего с фигурой шакра-чатуранджа, именуемой Серый Ферзь, ибо тому рыцарю суждено пройти долгий путь по дороге неведения меж Добром и Злом. И предсказанное мною не есть предначертанье – ибо кому ведомы помыслы Господни? Лишь самому Господу. Но если миру суждено спастись от Глаз Сатаны, его спасет Серый Рыцарь, отыскавший Златовласую Привратницу, единственную, кому под силу запереть замок на двери, которой нет; о которой все будут думать, что она есть, а о призраке станут полагать, что он жив и обладает горячей кровью; принцессу, дочь короля, жестокого короля Длинной Земли».
   – Чертовски внятно, признаться, – сказал Сварог. – Изложено простым и ясным языком, понятным каждому дураку…
   – С пророчествами так и обстоит. Предсказатели не всегда могут облечь в простые и ясные слова то смутное, что им открылось… Но за девятьсот лет сбылись многие из пророчеств Таверо.
   – Да, я слышал.
   – Конкретные указания здесь все же есть, – сказал князь. – Девятьсот лет назад, когда жил Таверо, никто не мог понять, что подразумевается под Длинной Землей. Но триста лет спустя Конхобар разделился на два королевства – Ронеро и Глан. На одном из древних языков, употреблявшихся книжниками и алхимиками, Ронеро как раз и означает – «Длинная Земля».
   Нынешний король носит прозвище Ужасный, а принцесса Делия – светловолосая…
   – Только вот в конце – полная невнятица.
   – Да, согласен… – Князь поднял серебряную звездочку. – Как вы это делаете?
   – Есть у меня метатель… – Сварог следил, как меняется лицо князя, и легко угадал его мысли. – И не просите, не отдам. В чужих руках эта вещь все равно не станет работать. Я попробую что-нибудь для вас сделать… – Фразочка получилась пошлая, но другой Сварог не нашел.