Пока обходилось – обслуга, наводившая там и сям порядок, недовольно косилась на припозднившихся гуляк, но сделать замечание, конечно же, не смела. Как и зевавший охранник у одного из поворотов коридора.
   Какое-то время они выигрывали. Мальчики господина Белова до самой последней минуты обязаны были сохранять на борту весь прежний уклад жизни, а следовательно, с носителями валюты продолжали носиться, как с писаной торбой.
   По крайней мере до тех пор, пока не узреют их лиц – или пока они не вторгнутся на служебную территорию…
   В диком несоответствии с моментом – видимо, чтобы чем-то занять мысли Мазур пытался догадаться, что же произошло на дорофеевской «Вере» восемьдесят лет назад. Кингстоны по пустякам не открывают. Должно быть, на пароходе случилось нечто, в отдельных своих деталях напоминавшее происходящее сейчас на «Достоевском», – среди экипажа оказались люди местного ревкома, стремившиеся помешать кровососу смыться за границу с народным добром. Возможно, началась перестрелка – не зря ржавый револьвер отыскался в трюме, куда не мог попасть просто так, ни с того ни с сего. И есть сильные подозрения, что кингстоны открыть распорядился сам Дорофеев, личность крутая и вряд ли страдавшая голубиной кротостью. А может, все было наоборот и кингстоны открыли «товарищи». Скажем, чтобы загнать купчину вместе с его сокровищами в шлюпку. Бесполезно, все равно сейчас не отыщешь истину…
   – Кончайте орать, – негромко распорядился Мазур. – Начинаются опасные места. И без гуманизма, ребятки, я вас душевно умоляю.
   Собственно, если разобраться, они не наводили порядок в силу имеющихся полномочий и не боролись с криминальным элементом – просто-напросто готовились драться до последнего за свою шкуру. Но так уж все причудливо перепутано в жизни, что одно плавно перетекает в другое, война испокон веков, если отбросить шелуху призывов и лозунгов, была не более чем борьбой каждого за собственную шкуру, главное, чтобы твой интерес совпадал с интересом командиров, совпадение это как раз и называется пышными словесами вроде «военных действий» или «выполнения задания»…
   Навстречу попался матрос – на опытный взгляд, невооруженный. Вряд ли он что-то заподозрил, но здесь уже начинались служебные помещения, и он заступил дорогу. Не надеясь, должно быть, на свои лингвистические способности, принялся энергичными жестами показывать, что посторонним тут находиться нельзя. Видя, что его упорно не понимают, попытался объясниться:
   – Ферботен… Хальт… Да мать вашу… Ноу трекинг, ю андерстенд? Гоу хоум! Хоум! Ноу турист, здесь сэйлор, сэйлор хоум… Как же вам, бухарям, растолковать… Ноу хоум турист, ит из хоум сэйлорз…
   Кацуба аккуратно вырубил его отточенным ударом. Поставил рядом с лежащим бутылку шампанского, чтобы у того, кто его обнаружит, не сразу появились дельные мысли касаемо происшедшего. Они двинулись дальше, уже молча, не шатаясь.
   Оп-паньки! За поворотом бдительно выдвинулся наперерез рослый охранник, рука уже покоилась в районе пояса. Нехороший взгляд, вполне бдительный…
   – Стендап! Джентльменз, сори…
   Мазур ударил его под нижнюю челюсть, потом в основание черепа, не теряя времени, полез под пиджак. Пушечка с глушителем, запасная обойма… Нашенский клиент.
   Больше всего он боялся одного – что радиостанция уже выведена из строя. Умом понимал, что нападающие до последней секунды постараются поддерживать у всех остальных иллюзию, будто на корабле не происходит ровным счетом ничего тревожащего, но в глубине души холодел от умеренного профессионального страха. Не всегда события идут по логике, даже у профи бывают свои выверты…
   Пнул дверь и ворвался первым, уже сбросив с головы дурацкую простыню. По жилочкам на миг расплылось умиротворяющее тепло – радист обернулся с испуганным лицом, а перед ним мигали лампочки, покачивались стрелки, словом, все выглядело целым и готовым к работе. Какой там гуманизм, некогда… Кацуба с ходу упер в ухо радисту глушитель и шепотом рявкнул:
   – В угол!
   Бесцеремонно придал ускорение коленкой, сел за пульт и надел наушники. Радист торчал в углу, прилежно держа руки на затылке, Даша держала его под прицелом своего незаряженного пистолета, и все краешком глаза косились на Кацубу – настал тот самый пресловутый момент, когда все решается.
   – Все, ребята, – сказал Кацуба, сдернув наушники, криво улыбаясь. – Рекомендуют продержаться хотя бы полчаса, сторожевик выходит…
   Мазур взглянул на часы – если пленный не соврал, сейнер вот-вот должен появиться поблизости, остались считанные минуты. Он решительно отобрал у Кацубы пистолет и передал Даше:
   – Здесь и сидите, обе. Действия по обстоятельствам… – шагнул к отшатнувшемуся радисту, за шиворот выдернул его из угла, толкнул за пульт. – Стучи СОС, Маркони. Беспрерывно. Понял? Понял, спрашиваю? – и для пущей убедительности потрогал затылок вспотевшего от страха радиста толстым глушителем.
   Радист отчаянно закивал:
   – Ч-что сообщать?
   – Захвачен вооруженной бандой, – сказал Мазур. – Дуй!
   Кивнул Кацубе, и оба кинулись в коридор. Настало время работать без малейшего промедления, не тратя ни секунды на бесполезные движения.
   «Ничего нового, – подумал он, несясь к ходовой рубке. – Все то же самое продержитесь, ребята… А про то, что пограничный корабль может и не выйти к „Достоевскому“, сейчас лучше не думать…»
   Он с маху остановился, кинулся назад. У двери радиорубки притормозил и открыл ее медленно, чтобы Рыжая сгоряча не влепила пулю. Запаренный радист старательно работал, Даша сторожила его, устроившись в уголке, Джен сидела рядом, старательно держа разряженный Дашин пистолет, чтобы тоже производить впечатление.
   Ничего им не объясняя – некогда было, Мазур кинулся шарить по шкафчикам. Наткнувшись на двухлитровую бутыль должного вида, выдернул стеклянную пробку, принюхался. Похоже. спирт был неразбавленный. Прихватив бутыль с собой, выскочил в коридор, махнул майору. В ходовую рубку они ворвались, бесцеремонно распахнув дверь пинком. Ага! Мазур с разбега угодил носком ботинка господину Белову в довольно больное место, добавил коленом, почти не обращая внимания на отшатнувшегося вахтенного офицера, выдернул пистолет из-под пиджака. Так и есть, та же «беретка». Кинул ее Кацубе, повернулся к рулевому:
   – Курс прежний…
   Оглянулся на стрелки машинного телеграфа – «Достоевский» шел в соответствии с отметкой «самый малый», конечно же, готовились к рандеву с сейнером, не блиставшим высокой скоростью. Наскоро обыскал вахтенного, ничего не найдя, тычком отправил в угол. Нагнулся над курсографом, присмотрелся к блестящей иголочке, автоматически чертившей на карте бледно-синюю линию. Линия, если ее продолжать, вскоре должна была упереться в тот самый безымянный островок. Нагнулся, упер глушитель в щеку Белова:
   – Где твои люди, сука? Где, спрашиваю?
   – Я же за каждым не слежу…
   Главное было – не дать ему опомниться. Мазур легонько врезал по губам рукояткой:
   – Убью, морда…
   – Трое на постах, остальные на нижней палубе, – прошептал Белов, глядя снизу вверх зло и растерянно. – Готовятся…
   – Ждут сейнер?
   – Да. У вас нет шансов…
   – Сейчас ты скомандуешь…
   – Ничего я не буду командовать! – моментально сориентировавшись, взвизгнул Белов. – Мне еще жизнь не надоела!
   – Я ж тебя шлепну, – ласково пообещал Мазур.
   – Один черт, – сообщил Белов, глядя прозрачными от ярости глазами. – Ставки предельные, ты понял, идиот? Я не ручаюсь, что у меня в группе нет дублера, который при необходимости…
   «А что, вполне возможно, – подумал Мазур. – Не столь уж новый и оригинальный ход, но должный эффект всегда оказывает. Второй, тайный командир, до поры не проявляющий себя…»
   – Ты сам встречаешь сейнер? – спросил Мазур.
   – Конечно.
   – Последовательность действий?
   Белов невольно оглянулся на вахтенного с рулевым, прямо-таки оцепеневших от полного непонимания происходящего, но после очередного удара пистолетом решился:
   – Они поднимают баллоны на корабль, разносят по ключевым точкам, все надевают противогазы, и… Потом зачистка…
   – Не звезди, – сказал Мазур. – Корабль еще надо довести до острова, а ты вряд ли с этим справишься…
   – Я и не говорю, что умею, – огрызнулся Белов. – Там на сейнере есть спец, газ пустят в последнюю минуту, в виду острова…
   – Слушайте, что тут творится? – отважился вахтенный.
   Проигнорировав его, Мазур кивнул Кацубе:
   – Это хозяйство на тебе. А мы пошли. – Поднял Белова и толкнул к двери, напутствовав: – Если начнешь дергаться или побежишь, пеняй не себя, падло, в воздух палить не буду…
   Они оказались в коридоре. Подталкивая Белова стволом пистолета в поясницу, Мазур погнал его в сторону нижней палубы. Задача была непростая – держать под мышкой бутыль со спиртом, ухитряясь не выронить, наблюдать за конвоируемым, чтобы не выкинул какого фортеля, да вдобавок фиксировать происходящее вокруг, чтобы кто-нибудь не выскочил за спиной…
   Они рысцой спешили по коридорам, еще носившим следы только что отшумевшего маскарада: потушена половина ламп, повсюду болтаются гроздья сморщившихся воздушных шариков, пол устлан пестрым мусором, а уж конфетти… Две уборщицы, возившиеся в дальнем конце зала, уставились на них, но Мазур наддал, что есть силы тыча стволом в спину Белову, и они проскочили, прежде чем женщины успели приглядеться.
   – Слушай, ну не будь ты дураком… – задыхаясь, просипел Белов. – Договоримся, заплатим…
   – Пулей? – хмыкнул Мазур, не сбавляя темпа. – Да зачем же я вам нужен, таким крутым?
   – Ситуация… Договоримся…
   – Молчать! Вперед!
   Это не охранник налетел на них, а они на него – выскочив из-за угла.
   Парень поразительно быстро оценил обстановку, увидев взмыленного босса и за его спиной Мазура, выглядевшего отнюдь недоброжелательно, подозрительного сверх меры с точки зрения любого сторожевого пса…
   Кажется, он и пистолет заметил. Не было времени гадать, кто это такой мальчик с двойным дном, посвященный боевик или обычный бодигард…
   Мазур выстрелил. Как он ни спешил, следовало проверить… Нагнулся, полез под пиджак. От сердца отлегло, когда там обнаружился такой же пистолет, как тот, что был у него в руке. Так, теперь быстренько извлечь из него обойму, и запасную не забыть…
   Белов двигался быстрее, чем Мазур от него ожидал. Но удар, вполне профессиональный, пропал впустую – Мазур попросту упал на спину, выбросил ногу, зацепил, сбил… Ударил так. чтобы ошеломить, но не оглушить.
   Воспользовался секундной передышкой, чтобы заменить обойму на полную.
   Казалось, время несется мимо, словно поезд, грохоча и погромыхивая…
   Женский вскрик сзади. Мазур обернулся, увидел уборщицу, с отвисшей челюстью созерцавшей эту картину: труп на полу, человек с пистолетом в руке, второй поднимается, потирая коленку…
   Но не стрелять же в нее! Мазур погрозил пистолетом и рявкнул:
   – Исчезни!
   Она с воплем унеслась за угол. Совсем плохо. Вскорости вся охрана кинется спасать босса, искренне веря, что его обижает плохой парень…
   – Вперед, тварь! Дорогу показывай, Сусанин!
   Позади еще слышались заполошные вопли уборщицы.
   – Вот здесь, – показал Белов.
   Глянув в иллюминатор и убедившись, что проводник не соврал, Мазур с превеликим удовольствием врезал ему по затылку – по причине полной бесполезности отныне этого типа для всего происходящего. Конечно, из него получится отличный язык, но это – если все получится. Если пограничный корабль все-таки придет…
   Он посмотрел в иллюминатор на двери. Оказалось, прибыл в самую пору внизу, на темной воде, виднелся сейнер, метрах в сорока, маневрировавший с крайней осторожностью. На топе единственной мачты вопреки морским правилам горел один-единственный огонь, зеленый, надстройка ярко освещена, видно, что на палубе, задрав головы, стояли несколько человек.
   Что до борта «Достоевского» – возле опущенного трапа стояли трое, все, конечно же, спиной к Мазуру, один перевесился наружу, держа в руке мегафон, готовился подавать советы. Чертовски нагло себя ведут, но в этом свой резон – даже если кто-то из команды или пассажиров увидит приближающееся к борту лайнера суденышко, ничего не заподозрит: недоумевать, конечно, будет, однако ему и в голову не придет усматривать в происходящем криминал. С какой стати? Не южные моря, пиратов здесь не видывали со времен Иоанна Грозного…
   Оглянувшись и убедившись, что коридор за его спиной пуст, Мазур мысленно прокрутил последовательность действий, рванул на себя тяжелую дверь и, выскочив на палубу, как чертик из коробочки, вскинул пистолет, держа его в обеих руках. Некогда было миндальничать и сожалеть. Пистолет трижды дернулся в руке, привычно, легонько. Тот, что стоял, перегнувшись за борт, так и улетел туда головой вперед. Вскоре послышался всплеск, не особенно и шумный.
   Мазур подбежал к борту, кинув мимолетный взгляд не лежащих и убедившись, что правки не требуется. Оглядевшись вправо-влево, поднял прислоненный к борту короткий автомат с глушителем, передернул затвор. Поставил назад.
   Посмотрел на сейнер.
   Тот приближался. Они не могли не видеть свалившегося за борт человека, но палуба все же была слабо освещена, должно быть, сами постарались для вящей конспирации. Озадачатся, конечно, забеспокоятся, но будут выполнять приказ пока что не узрели ничего, наглядно свидетельствовавшего бы о провале операции. В конце концов, это случайного свидетеля могли отправить за борт… Или он себя убаюкивал такими мыслями, приписывая противнику излишнюю глупость?
   Похоже, пока угадывал правильно. Фигуры на палубе сейнера, насколько удавалось рассмотреть, определенно сообразили, что в продуманном плане произошли некие импровизации. Но видели ли, как упали те двое? Напряженно всматриваются, и в блудливых ручонках металлические предметы поблескивают…
   Но сейнер-то приближается… Мазур рассмотрел заботливо подвешенные на правом борту автопокрышки, двух человек в ярко освещенной надстройке – один держал возле уха предмет, очень напоминавший радиотелефон. Черт, знать бы, что нового произошло на «Достоевском»…
   Он нагнулся, вытащил из кармана заранее запасенный (будучи в радиорубке, оторвал) кусок простыни. Намочил его спиртом, обвязав горловину.
   – Эй, что там? – окликнули снизу.
   Распрямившись, как пружина, Мазур чиркнул зажигалкой – и банка полетела прямо в окно надстройки, зазвенели стекла, мигом позже взметнулось синевато-прозрачное пламя.
   Он понимал, что это не бутылка с «коктейлем Молотова». В общем, погасят шустро. Но на несколько секунд противник был ошеломлен – а вслед за тем Мазур, положив ствол автомата на борт, открыл огонь по рубке сейнера, по ярко освещенным фигурам. Он высадил весь магазин, пройдясь очередью и по палубе. Запасных рядом что-то не видно – и он отбросил бесполезный автомат.
   Сейнер беспомощно болтался на волнах, встав почти перпендикулярно к борту «Достоевского», колотясь о него носом. Над головой вжикнули пули, высоко вверху разлетелся иллюминатор, посыпались какие-то обломки.
   Согнувшись за фальшбортом, Мазур усмехнулся – они палили из чертовски неудобной позиции, то попадая в борт лайнера, то вышибая иллюминаторы. Переместился вправо, взмыл на миг над бортом и послал вниз еще три пули. Никого не задел. Насколько он понял, к штурвалу сейнера все еще никто не встал – те, что были на палубе, старательно пытались попасть в Мазура, а это было задачей нелегкой даже для опытных стрелков… Выстрелил еще раз, выскочив там, где его вряд ли ждали, – у него-то пространства для маневра нашлось с избытком, бегай вдоль борта, пока не надоест… Не следовало забывать и о тылах. Временами он, согнувшись в три погибели, заглядывал в оставшуюся распахнутой дверь – но коридор был пуст.
   Нате вам! Над головой вдруг вспыхнула целая гроздь прожекторов, залив палубу, где разместился Мазур, ослепительным светом. Это как прикажете понимать?
   Пущенные снизу пули звонко ударяли в борт, рикошетили с визгом. Черт, а ведь Белов может и очухаться…
   За всеми хлопотами так и не нашлось времени глянуть на часы. Когда собрался наконец, обнаружил, что стекло разбито, стрелки нелепо выгнулись.
   Ударился запястьем, конечно, пуля никак не могла достать…
   Он посмотрел в морс – чернота и звезды, ничего больше, берег как раз в той стороне, куда он смотрит, но никаких признаков спешащего на выручку сторожевика…
   Топот в коридоре?
   Поколебавшись секунду, он бросился туда. Как ни крути, а высадка противника, похоже, сорвана, на «Достоевском» определенно возникла суета, свидетельствующая, что уборщица все же подняла тревогу. Повсюду включают прожекторы, лампы над головой уже горят не через одну, а всей цепочкой, что-то разворачивается, и вряд ли в таких условиях парни с сейнера пойдут на абордаж – засветились, обнаружены, кранты…
   Нет, не стоит себя убаюкивать. Он сам пошел бы до конца – еще не поздно добиться своего даже в этих условиях, просто «пропавших без вести» будет гораздо больше, чем найденных на потерпевшем крушение корабле, только и всего… Над лежащим Беловым склонилась темноволосая девушка в белой блузке и кружевном передничке. Увидев Мазура, так и обомлела.
   – Иди отсюда, дура! – рявкнул он, недвусмысленно махнув пистолетом. – Иди отсюда, говорю!
   Торопливо кивая, она выпрямилась, стала отступать в глубь коридора. Мазур повернулся к двери… То ли он заметил что-то неправильное, то ли чутье сработало. Но на миг позже, чем следовало…
   Все произошло одновременно. Нажав на спуск, Мазур ощутил, как раскаленным железом со всего размаху ширкнуло по голове над левым ухом. На долю секунды запоздал уклониться, и девка его достала, но она уже запрокидывалась, вторая пуля Мазура кинула ее к переборке, пистолет выпал из руки, и она замерла нелепой куклой.
   Достала, сука… В голове шумело. Мазур шагнул вперед, сорвал с нее передник, скомкал и прижал к голове, невольно взвыв про себя от боли. Он не мог определить сейчас, задета кость или сорвало кожу, но чувствовал, как легонький комок кружев быстро намокает кровью.
   Выбежал на палубу, пошатнувшись, задев плечом переборку. В два счета задраил дверь снаружи. Голова кружилась. Холод его немного привел в чувство. Мазур шагнул к борту – сейнер, сразу видно, уже обрел рулевого, качается метрах в трех от «Федора», ничуть не выказывая желания пуститься наутек…
   Пуля вжикнула над самой макушкой. Он выстрелил в ответ, отпрянул, слыша, как молотят в дверь изнутри чем-то тяжелым. И увидел далеко в море тонюсенькую, ослепительную полосочку – именно так в ночи выглядит прожектор корабля…
   Колени подкашивались – то ли от радости, то ли от потери крови. Плохо только, что, когда он вновь взглянул в море, уже не смог отличить далекий луч прожектора от пляшущих перед глазами искр. «Слишком много для нас с тобой… – пронеслось в туманящемся сознании. – Слишком много для нас с тобой, майор, а мы уже не юнцы…»
   Голова кружилась, перед глазами колыхались искорки, заслоняя луч прожектора, – если только он был, если это и в самом деле приближались погранцы. Колоссальным усилием воли заставляя себя держаться, Мазур, стиснув пистолет, сидел у фальшборта и, честно говоря, подбадривал себя исключительно старым присловьем «морских дьяволов»: «Мы так часто возвращались, ребята, что это вошло в привычку…» Повторял это, пока были силы удерживать пистолет.