Страница:
- Да, ваше величество. Вполне.
- Ну, а потом: - сказал Сварог, подмигнув. - А потом вновь сядете на корабли и проплывете вдоль побережья Трех Королевств. Туда начали совершенно беззаконным образом высаживаться лоранцы, строить там что-то, знамена водружать: У нас нет войны с Лораном. Но я не намерен терпеть такие выходки:
- Я понял, государь!
Усмешка на лице полковника была достаточно умной и тонкой, и Сварог успокоился.
- Вот в этом случае я вас не ограничиваю, - тонко улыбнувшись, признался Сварог. - Кроме, конечно, рыцарских правил ведения: нет, не войны, какая же это война? Скажем, рыцарских правил наведения порядка в наших отдаленных землях: У вас есть ко мне просьбы? Скажем, младший братец, которому нужно повышение, или деньги, или что-то еще?
Он видел по лицу полковника, что тот на краткий миг едва не поддался искушению, уже открыл было рот, чтобы о чем-то все же попросить, но в последний момент преодолел себя, подтянулся и посерьезнел:
- Думается, об этом пока рано говорить, государь:
"А из него будет толк, - одобрительно подумал Сварог, глядя вслед полковнику, строевым шагом покидавшему Рубиновый зал. - Не стоит полагаться на тех, кто начинает просить, ничегошеньки еще не сделав".
Он повернулся навстречу бесшумно скользнувшему в зал министру полиции, на чьей уродливой физиономии сквозь обычную бесстрастность все же просвечивала гордость за хорошо проделанную работу. И одобрительно кивнул:
- Неплохо. Изящно было проделано.
- Осмелюсь заметить, вы проявили незаурядную мудрость, государь. В самом деле, не стоило брать их поодиночке, по домам. Вы подняли тех, кто был повышен, принародно, тем самым:
- Повязал, что уж там, - усмехнулся Сварог жестко. - Вы ведь это хотели сказать? А насчет мудрости: Начинаете льстить?
- Самую чуточку, ваше величество, - сказал министр полиции без выражения. Так полагается: Разрешите продолжать аресты по плану? Всех, кто станет выражать недовольство, протестовать, вслух ругать вас:
- Только не увлекайтесь, - сказал Сварог. - Гораздо хуже те, кто станет рукоплескать мудрому решению короля, но про себя-то затаит:
- Будьте уверены, государь, - бдим: Ваше поручение касательно розыска дворян, именуемых графиня Чари и барон Шедарис, выполнено. Данные дворяне, в соответствии с данными мне инструкциями, доставлены во дворец вежливо.
- Зовите немедленно, - сказал Сварог.
- Осмелюсь попросить ваше величество немного подождать: В приемной давно уже дожидается Мастер Печальных Церемоний с бумагами для доклада: Требующими вашей незамедлительной резолюции.
- Требует - примем, - сказал Сварог, чуть поморщившись. - Давайте его сюда, я постараюсь побыстрее:
Этим пышным и совершенно непонятным для непосвященного титулом именовался не главный похоронщик, как можно было подумать, а главный палач, на которого Сварогу хотелось взглянуть еще и из чистого любопытства. Он, разумеется, прекрасно понимал, что глава над палачами сам никого не потчует раскаленным железом и не рубит голов, но все равно ожидал увидеть нечто подобное министру полиции. В Рубиновый зал, однако, вошел пухленький седой господин в мундире королевского секретаря и золотых очках, добрый и домашний на вид, походивший по первому впечатлению то ли на университетского профессора, то ли на архивариуса, любителя певчих птичек, аккуратно подающего нищим. Сварог даже подумал, что министр полиции что-то перепутал и запустил к нему не того, но под мышкой у импозантного седого господина была кожаная папка со зловещей эмблемой в виде золотого топора особой формы в черном круге, так что никаких сомнений не осталось:
- Опять смертные приговоры? - спросил Сварог в лоб, едва указав визитеру на стул без подлокотников и мягкого сиденья, положенный тому по чину.
- На сей раз все обстоит наоборот, государь, - приятным голосом отозвался Мастер Печальных Церемоний, бережно выкладывая перед Сварогом папку. - Вам предстоит рассмотреть бумаги по королевским помилованиям особого рода.
"Эт-то еще что такое? - растерянно подумал Сварог. - Кто бы подсказал:"
Недолго думая, он сказал почти весело:
- Милейший Мастер, признаюсь честно: я представления не имею, что такое королевские помилования особого рода. В Глане мне с этим не приходилось сталкиваться:
- В сущности, это совсем несложно, государь, - ответил лейб-палач. - Так уж исстари заведено, это давняя традиция: Любой приговоренный к смертной казни или пожизненной каторге вправе обратиться к вашему величеству с просьбой о помиловании - это и будет простое помилование. А помилование особого рода - это прошение, гласящее, что его автору известен некий важный секрет, особо серьезная тайна, позволяющая ее обладателю просить о смягчении наказания. Как правило, если выяснится, что автор не лгал и тайна его достаточно важна, король милует осужденного - смертник получает пожизненную каторгу, а каторжанин, говоря профессиональным жаргоном, "вечник", - сокращение срока лет до двадцати.
- И что, часто открывается что-то по-настоящему важное?
- Очень редко, государь, - сокрушенно признал лейб-палач. - Добрых три четверти ходатаев попросту морочат голову, рассчитывая вырвать пару недель жизни или сбежать, когда их повезут указать закопанный клад. Почему-то среди этой публики - должно быть, в силу неразвитости и лености ума - особенно популярны историйки о богатых кладах. Впрочем, иногда, крайне редко, они не врут: В любом случае механизм отработан. Все обставляется так, что сбежать по дороге решительно невозможно: сажают его, голубчика, в клетку, ставят клетку на повозку: Тут уже не сбежишь. Я вам принес девять прошений. О четырех могу вам сказать заранее, что это чистейшая выдумка: они касались как раз кладов, но ни один, несмотря на все старания, не найден. Еще четыре сообщили под видом "важнейших тайн" обычные сплетни из жизни иностранных дворов, которые и так известны нашей разведке. А вот девятый: Признаюсь, я в растерянности, государь. Содержание выглядит бредом сумасшедшего чистейшей воды, но его автор впечатления безумца никак не производит. Как всегда бывает в спорных случаях, я сам с ним встречался, и он оставил странное впечатление: С одной стороны, история бредовая. С другой же: В прошлом году в Равене, как мне под большим секретом сообщил министр полиции, произошло нечто похожее:
- Дайте посмотреть, - сказал Сварог.
- Первый сверху лист, государь. Сам он едва умеет держать перо в руке, царапает, как курица лапой, - моряк, что вы хотите, эта публика грамотой не обременена. Но мы, как полагается, сделали копию - каллиграфическим почерком, работал опытный писец. Извольте взглянуть.
Сварог прочитал первые строчки. Пробормотав "Так-так-так:", заглянул в конец, вновь вернулся к началу, пробежал документ взглядом, бросил его на стол:
- Где смертник?
- В тюрьме, конечно. Здесь, в Равене.
- Сколько потребуется времени, чтобы его сюда доставить? - быстро спросил Сварог.
- Я думаю, около часа, - подняв глаза к потолку и старательно пошевелив губами, ответил лейб-палач. - Нужно, как следует из инструкций, заковать его в дополнительные кандалы, соединить их железным прутом, чтобы максимально ограничить движения: Следует обезопасить ваше величество от любых:
- К лешему ваши инструкции! - бесцеремонно прервал Сварог. - Там, в приемной, девушка, лейтенант Арбалетчиков. Она поедет с вами в качестве конвоя. Могу вас заверить, это лучше любых кандалов, какие вы только сумели измыслить: Идите и передайте ей мой приказ: заключенного доставить сюда немедленно. И передайте министру полиции, чтобы пропустил ко мне двух дворян, которых он привез: Живо!
Означенный министр полиции, пропустив в кабинет привезенных, попытался было задержаться, словно бы невзначай, но Сварог решительно отправил его прочь тем самым повелительным мановением руки, коему уже неплохо научился, опробовав на подданных в двух королевствах. Вышел из-за стола, направился навстречу былым сподвижникам, на ходу громко констатировав:
- Отлично выглядите, господа дворяне, вид прямо-таки цветущий. Чудеса делает с человеком спокойная жизнь законопослушного обывателя:
- Вот именно, - мрачно сказал бывший капрал Вольных Топоров, а ныне полноправный барон. - Всякие пакости такая жизнь с человеком делает:
Сварог присмотрелся к ним. Тетку Чари даже и неудобно было теперь вульгарно именовать теткой - натуральная графиня, каким-то чудом обретшая степенную стать. Теперь она выглядела лет на десять моложе - конечно же, трудами парикмахеров, портних и "художников благородных лиц" (так изящно здесь назывались гримеры для благородных). Сияющая дворянская корона, драгоценности, орден: Само совершенство, приходилось делать над собой усилие, чтобы вспомнить ее в простеньком платье, хозяйкой полурассыпавшейся корчмы в Пограничье, бодро осыпающей матерками незатейливую публику:
- Ну почему же - пакости? - сказал Сварог весело. - Посмотрите на графиню, любезный барон, - помолодела, похорошела:
- И не говорите, командир, - отозвалась она прежним разбитным голосом. - Вы не поверите: гвардейские лейтенанты стойку делают и намекают насчет койки - иные даже в возвышенных стихах.
- А она и рада хвостом вертеть, - мрачно сказал Шедарис. - Недавно проткнул одного такого поэта - шуму было:
- Потому что деревенщиной ты был, Шег, деревенщиной и остался, не понять тебе никак, что такое благородное обхождение, - живо отпарировала Тетка Чари.
- Почему? Я же его проткнул не вертелом в переулке, а вызвал на дуэль по-благородному, как барону и положено. Нечего было совать всякую похабщину.
- Горе ты мое! "Тонкий стан" и "упругие перси" - это не похабщина, а поэтические эпитеты. Ну, подал молодой человек стихи с подобающей галантностью:
- Ага, - еще мрачнее сказал бывший капрал. - А перед тем долго тебя гладил по этим самым поэтическим эпитетам.
- Ну, так уж и гладил! В танце кавалер имеет право прикасаться к даме, а дама имеет право кокетничать в пределах допустимого. - Она вздохнула. - Вот так и живем, государь. Никакой светской жизни. Стоит мне с кем-то потанцевать или позубоскалить, мой обормот начинает зубьями скрежетать и прикидывать, как бы на дуэль вызвать бедного кавалера. Никак я ему не могу втолковать: даже верная подруга имеет право и глазами поиграть, и поддержать фривольные словесные игры:
- По балам так и порхает, - сообщил Шедарис угрюмо.
- Должна же я душу отвести за все, что недобрала в нищей юности и пиратской молодости, осьминог ты насморочный?!
- Вот так и живем, командир: Хоть в Волчьи Головы подавайся.
Сварог присмотрелся к нему внимательно. Обнаружил те же симптомы, что и у Бони с Паколетом: упитанные щеки отвисли, второй подбородок наметился, талия подозрительно раздалась до тех пределов, когда именовать ее талией уже язык не поворачивается.
- Хорош, ваше величество? - перехватил Шедарис его критический взгляд. Самого с души воротит. По утрам бегаю две лиги туда, две назад, с мечами прыгаю часа два, а когда и старую пушчонку поднимаю - у меня в замке на заднем дворе отыскалась, валялась без лафета, дуло мусором забили: Думаете, помогает? Ничего подобного. Брюхо отвисает, как вымя у коровы: Командир, можно, я вопрос поставлю дерзко? Вы, похоже, не зазнались ничуть, с вами можно попросту, как в старые времена: Если готовится война или какое-нибудь рисковое предприятие вроде прежнего, я бы с удовольствием тряхнул стариной: Честное слово. Я не мальчик, за слова отвечаю. Просто: просто погубит меня такая жизнь в конце концов.
- А ведь он дело говорит, командир, - согласилась Тетка Чари, вмиг потеряв прежний кураж. - Раньше жилось беднее, но гораздо интереснее. И под смертью ходили, и спали под кустом, а все равно жизнь была настоящая. Что у меня теперь? Кавалеры стишки кропают да норовят со всем галантерейным обхождением в койку уложить, а то и вовсе где-нибудь в темном переходе к пыльной стенке притиснуть и платьишко задрать. Сначала льстит, потом надоедает, а там хоть волком вой никакой особой разницы с простыми кабацкими танцульками. Все отличие в том, что шкипер норовил грудяшки потискать и корешок на язычок положить, а галантерейный маркиз хочет к персям припасть и жаждет, чтоб мои лепестки розы вокруг его нефритового жезла сомкнулись:
- Это кто же жаждет? - громко сопя, спросил Шедарис с совершенно зверским лицом. - Тот баран в синем бархате?
Тетка Чари отмахнулась:
- Да это я так, для примера: Одним словом, никакой разницы. Сядешь поболтать со знатными клушами - вскорости от тоски так зеваешь, что челюсть того и гляди хрупнет. Ленточки да рюшечки, да туфельки с острым носком, из ратагайской замши: Кому из них удалось при храпящем в другом крыле законном муже с лейтенантиком перепихнуться и вовремя его в окошко выпроводить, чей муженек к праздникам непременно получит повышение, кому благосклонно улыбнулся сам министр: Как подумаю, что мечтала когда-то в знатные дамы выбиться, - тоска берет! Кто ж знал, что этот их высший свет - такое болото: Туфельки с пряжечками, туфельки без пряжечек, корсажик на три пуговички, мушка над левой бровью означает, что дама холодна, а над правой - вовсе даже наоборот: Вперехлест через мамашу морского черта, я ж сорок абордажей помню: или уж тридцать-то точно: Командир, может, нам с Шегом по старой памяти и отыщется местечко, чтобы тряхнуть недавней стариной? А то я при такой жизни, право слово, или любовника заведу, или пущу этих гусынь по морской матери в три загиба с четырьмя кандибобрами:
- Сговорились вы, что ли? - сказал Сварог задумчиво. - Я-то полагал, что устроил вам жизнь, как мог, подыскал тихую пристань:
- Тошно в тихой пристани, командир. И плесенью пахнет, - сказала Тетка Чари уныло. - Рановато мы на берег списались, вот что. Оказывается, еще годочков десять погулять по морям не мешало бы. Давеча получили письмо от Бони, накарябал, что заедает его тоска неописуемая, и собираются они с Паколетом к тебе ехать, чтобы выяснить, не предвидится ли войны или приключений: Тебе они не писали?
- Не писали, - ответил Сварог рассеянно. - Сами нагрянули. Здесь они, куда им деться. Может, это судьба? - Он посмотрел поверх плеча Шедариса - там, маяча в приоткрытой двери, подавал загадочные знаки министр полиции. - Сядьте-ка в уголке да послушайте. Есть интересное дельце:
Жаждущий помилования выглядел так, как и обязан был выглядеть постоялец уголовной тюрьмы, - грязный, заросший, вонючий. Сварог невольно отодвинулся подальше. Он успел бегло просмотреть и экстракт прегрешений, и приговор суда дело было насквозь житейское. Морячок с богатым жизненным опытом, попробовавший и вольной пиратской житухи, и речной контрабанды, устроил в портовом кабачке переполох с поножовщиной, порезал двух случайных собутыльников, дешевую девку и слугу, а кабатчика ухитрился убить до смерти - и, не останавливаясь на достигнутом, тем же тесаком прикончил полицейского. За все это в совокупности королевский прокурор вполне резонно приговорил буяна к отправке на те незамысловатые танцульки, где пляшут с Конопляной Тетушкой.
Министр полиции, бдительно поместившись меж Сварогом и босым грязнейшим субъектом - сквозь дыры в лохмотьях у того там и сям просвечивали татуировки, поначалу прямо-таки потел от усердия, но Мара так многозначительно играла кинжалом, а смертник так искренне ее боялся, что даже человек-бульдог успокоился, видя, что заключенный в надежных руках.
- Ну, давай, - сказал Сварог, подойдя к приоткрытому окну, чтобы быть поближе к свежему ветерку. - Облегчай душу, рожа:
Моряк, с надеждой таращась на него сквозь падавшие на глаза лохмы, принялся складно и подробно рассказывать: как в прошлом году, аккурат в месяце Фионе, его шхуну наняли для какой-то загадочной поездки двое обходительных господ, судя по выговору, манжетам и воротникам, явные горротцы; как он моментально почуял, что дело грязное, но, получив горсть золотых кругляков, конечно, согласился; как с наступлением ночи на борт погрузили огромный, наглухо заколоченный ящик и приказали выходить в море; как часов через пять плавания они оказались на рейде Джетарама, лигах в трех от берега; как эти загадочные господа, не по-господски ловко орудуя гвоздодером и клещами, выломали боковую стенку у ящика, предварительно придвинув его к борту, - и оттуда проворно выполз, перевалился через низенький фальшборт и ухнул в море самый на вид обыкновенный коричневый тюлень из тех, кого называют "морскими собаками"; как после этого наниматели приказали уходить на всех парусах куда угодно, лишь бы подальше. Вскоре, оглянувшись, моряк прекрасно рассмотрел в семеловом свете, как море за спиной вспучилось огромаднейшей волной, самым натуральным мареном[05], - и этот марен, заслоняя звезды, помчал к берегу со скоростью призового скакуна:
Битый жизнью морячок, повидавший столько, что иному хватило бы на семь жизней, в совпадения не верил. Инстинктом хищного зверя моментально связав тюленя и невесть откуда взявшийся марен (которому его наниматели ничуть не удивились), он, не раздумывая долго, рыбкой нырнул за борт с того места, где стоял. Что ему, несомненно, и спасло жизнь - вынырнув далеко от суденышка, чтобы глотнуть воздуха, он услышал на борту пистолетную пальбу: два обходительных господина с горротским выговором в лихорадочном темпе избавлялись от свидетелей, которых и было-то всего трое: По нему тоже стреляли, но не попали в темноте, а плавал он отлично. Возможно, наниматели, перебив экипаж, и пустились бы за ним в погоню на захваченной шхуне, но тут на море началось волнение от обрушившейся на порт и отхлынувшей гигантской волны. Он ушел на глубину, думал уже, что не выгребет, однако выплыл в полном изнеможении и ушел берегом. Никого из своих ребят он больше не видел, как и почти новенькой шхуны. О разрушениях, причиненных мареном, он узнал на другой день - вся округа только об этом и толковала: марен выбросил на берег два новехоньких военных фрегата и множество суденышек поменьше, разрушил склады с военно-морским имуществом, погубил тысячи две народу:
"И сорвал отсылку подкреплений на остров Брай, где в то время как раз разыгралась очередная ронерско-горротская войнушка, - прокомментировал про себя Сварог. - Помню, как же. Слышал об этом марене:"
Жестом велев Маре вывести вонючего рассказчика в приемную, он обернулся. Тетка Чари вскочила:
- А помните, как мою гостиницу спалила эта стерва? Словно зажигательной бомбой вспыхнула! Прекрасно помню, как она от меня шмыгнула в комнату - и там моментально полыхнуло:
- Вот именно, - сказал Сварог. - А вторая такая же дамочка, тоже удивительным образом вспыхнув, спалила домик Паколетовой бабки с нею самой и с полицейским:
"И дворняга, - добавил он мысленно. - Точнее, пастуший волкодав, который тоже превратился в бомбу и уничтожил ворота крепости и Корромир. Здесь у нас кое-что другое - не зажигательная бомба, а рукотворный марен, но этот висельник прав, какие, к лешему, совпадения:"
- Здесь, пожалуй что, есть зацепка, - сказал он и, не теряя времени, повернулся к министру полиции. - Таверна "Ржавый якорь", чей хозяин познакомил этого субъекта с горротцами: Конечно, они и его могли убрать: а если нет? Если были заранее уверены, что смогут без шума прикончить всех на шхуне?
- Разрешите:
- И моментально! - прикрикнул Сварог. Министр полиции опрометью бросился отдавать приказы.
- Интересные дела, командир, - сказал Шедарис, моментально стряхнувший всякую меланхолию. - Сдается мне, ты и не собираешься жирком обрастать:
- Я бы с удовольствием, - сказал Сварог. - Только вот не дают мне покоя, хоть ты тресни. Не успеешь расположиться у камина в домашних шлепанцах, как прибегают звать на трон или, бери выше, спасать империю:
- Куда с оружием приходить? - деловито спросил Шедарис.
Сварог взглянул на них, увидел в глазах тот же серьезный, рассудочный азарт, что и в недавние времена, - и уже не пытался отговаривать. Они были взрослыми и сами все понимали. Похоже, это и впрямь судьба - собраться вновь Странной Компании, плечом к плечу, на всем галопе рвануться прочь от спокойной жизни:
- Сюда, - сказал он спокойно. - Завтра же поутру.
И в голове у него сама собой зазвучала старая песенка: "Но, слава богу, есть друзья и, слава богу, у друзей есть шпаги:"
Глава 17
НЕ ТОЛЬКО ШПАГИ:
Здесь, в маленьком домике с высоким крыльцом и горбатой крышей, не изменилось ничего: ярко пылал камин, а на столе горела лампа под колпаком из тончайшего фарфора, белого, с просвечивающими синими рыбами и алыми водорослями. Серый кудлатый пес пастушеской породы лежал в углу, положив голову на лапы. Вот только задевались куда-то пузатые серебряные чарки, и принесенную Сварогом по старой памяти "Кабанью кровь" пришлось разливать по простым глиняным стаканам. У него осталось стойкое впечатление, что мэтр Анрах вступил в печальную полосу финансовых неурядиц: и парочка картин пропала со стены, и не было больше на столике безвкусной, но довольно дорогой серебряной вазы. Книг, правда, прибавилось.
Вступив в круг света, Анрах осторожно положил на стол черный кожаный мешок с бумагами покойного протектора. И сам он ничуть не изменился: пожилой шустрячок, низенький, лысый и крючконосый, с венчиком седых курчавых волос вокруг лобастого черепа. "А у него дела и впрямь плохи, - подумал Сварог сочувственно. - Щеки ввалились. Раньше неплохую закуску выставлял, а теперь принес горсточку изюма на фарфоровом блюдце вместо старого серебряного, и лицо при этом было очень уж виноватое:"
- И каковы же ваши впечатления, мэтр? - спросил он с интересом. Заслуживает ли это внимания, и насколько? Видите ли, сам я сплошь и рядом не могу определить ценность иных исследований, иногда вообще не понимаю, о чем идет речь:
- Ну что вам сказать: - Мэтр Анрах взял стакан и отпил пару добрых глотков. - Вы меня заинтриговали, барон: Простите, я еще не привык называть вас "государем":
- Именуйте, как вам удобнее, - махнул рукой Сварог.
- Вы меня всерьез заинтриговали, - признался Анрах. - Судя по размаху идей и направлений поиска, по явной дерзости мысли и полному отсутствию преклонения да что там, простого уважения - перед авторитетами, автор, во-первых, не вовлечен в систему официальной науки, во-вторых, вовсе не стремился к признанию. У него наверняка есть неплохое состояние - некоторые исследования требовали дальних поездок, работы в архивах, приобретения редких и дорогих книг. Он упоминает некоторые труды, существующие буквально в нескольких экземплярах, древние инкунабулы - и, к стыду своему признаюсь, о трех из них я только слышал, но никогда не держал в руках. Возьмем хотя бы "Хронограф атмосферических явлений и феноменов". Есть только два экземпляра - один в горротской королевской библиотеке, другой на Сильване, у царя Гипербореи. Меж тем у вашего книжника, судя по постоянным ссылкам, была под рукой своя книга, третий экземпляр. А "Второе путешествие шкипера Ратами к Ледяным Берегам" известно лишь по двум десяткам цитат в древних трудах, но ваш знакомый пишет так, словно держал под рукой полный вариант: Кроме того:
Сварог деликатно прокашлялся.
- Простите, я, похоже, увлекся, - сказал Анрах. - Безусловно, автор этих заметок вряд ли заслуживает того, чтобы включить его в число крупных ученых, но, как богатый дилетант, достиг вершин. Иные наметки по-настоящему ценны, жаль, что не развернуты в большие работы. Право же, он умен, начитан и дерзок в суждениях. Я могу с ним познакомиться? Нам нашлось бы о чем поговорить.
- Он умер, - сказал Сварог.
- Жаль, - сказал Анрах искренне. - Очень жаль. Я сам не имею никакого отношения к официальной науке: после того, как она сама сделала именно такой вывод, - горько усмехнулся он. - Так что нам было бы о чем и поговорить, и поспорить. Я, например, в толк не возьму, почему он изо всех мифологических фигур, носящих титул Безумцев, занялся исключительно Зодчим. С точки зрения завлекательности, ореола тайны, привлекающего в первую очередь богатых дилетантов, были бы предпочтительнее Безумный Часовщик, Безумный Пастух, Музыкант или, на худой конец, Рисовальщик. Но нет, его почему-то привлекал именно Безумный Зодчий, он должен был выбросить астрономическую сумму денег, всерьез ища реальные корни мифа: Впрочем, его, безусловно, не интересовали материальные стороны иных тайн - что интересно, вашего книжника совершенно не привлекали пресловутые клады острова Диори. А ведь подавляющее большинство тех, кто занимается тайнами Ледяного Острова, в первую очередь, как собака на кость, бросаются на любые упоминания о кладах, сокровищах, легендарных истуканах в человеческий рост, вырезанных из цельного самоцвета: Я мог его знать?
- Не знаю, были ли вы знакомы: - сказал Сварог. - Барон Гинкар. Это его бумаги.
- Протектор? Ведь не было другого барона Гинкара:
- Именно, - кивнул Сварог. - Была у него тайная страстишка, как у других тихушное пьянство или девочки. Он был тайным книжником, знаете ли:
Мэтр Анрах долго сидел молча, с растерянным, мрачным лицом. Потом прошептал так тихо, что Сварог едва расслышал:
- Ну, а потом: - сказал Сварог, подмигнув. - А потом вновь сядете на корабли и проплывете вдоль побережья Трех Королевств. Туда начали совершенно беззаконным образом высаживаться лоранцы, строить там что-то, знамена водружать: У нас нет войны с Лораном. Но я не намерен терпеть такие выходки:
- Я понял, государь!
Усмешка на лице полковника была достаточно умной и тонкой, и Сварог успокоился.
- Вот в этом случае я вас не ограничиваю, - тонко улыбнувшись, признался Сварог. - Кроме, конечно, рыцарских правил ведения: нет, не войны, какая же это война? Скажем, рыцарских правил наведения порядка в наших отдаленных землях: У вас есть ко мне просьбы? Скажем, младший братец, которому нужно повышение, или деньги, или что-то еще?
Он видел по лицу полковника, что тот на краткий миг едва не поддался искушению, уже открыл было рот, чтобы о чем-то все же попросить, но в последний момент преодолел себя, подтянулся и посерьезнел:
- Думается, об этом пока рано говорить, государь:
"А из него будет толк, - одобрительно подумал Сварог, глядя вслед полковнику, строевым шагом покидавшему Рубиновый зал. - Не стоит полагаться на тех, кто начинает просить, ничегошеньки еще не сделав".
Он повернулся навстречу бесшумно скользнувшему в зал министру полиции, на чьей уродливой физиономии сквозь обычную бесстрастность все же просвечивала гордость за хорошо проделанную работу. И одобрительно кивнул:
- Неплохо. Изящно было проделано.
- Осмелюсь заметить, вы проявили незаурядную мудрость, государь. В самом деле, не стоило брать их поодиночке, по домам. Вы подняли тех, кто был повышен, принародно, тем самым:
- Повязал, что уж там, - усмехнулся Сварог жестко. - Вы ведь это хотели сказать? А насчет мудрости: Начинаете льстить?
- Самую чуточку, ваше величество, - сказал министр полиции без выражения. Так полагается: Разрешите продолжать аресты по плану? Всех, кто станет выражать недовольство, протестовать, вслух ругать вас:
- Только не увлекайтесь, - сказал Сварог. - Гораздо хуже те, кто станет рукоплескать мудрому решению короля, но про себя-то затаит:
- Будьте уверены, государь, - бдим: Ваше поручение касательно розыска дворян, именуемых графиня Чари и барон Шедарис, выполнено. Данные дворяне, в соответствии с данными мне инструкциями, доставлены во дворец вежливо.
- Зовите немедленно, - сказал Сварог.
- Осмелюсь попросить ваше величество немного подождать: В приемной давно уже дожидается Мастер Печальных Церемоний с бумагами для доклада: Требующими вашей незамедлительной резолюции.
- Требует - примем, - сказал Сварог, чуть поморщившись. - Давайте его сюда, я постараюсь побыстрее:
Этим пышным и совершенно непонятным для непосвященного титулом именовался не главный похоронщик, как можно было подумать, а главный палач, на которого Сварогу хотелось взглянуть еще и из чистого любопытства. Он, разумеется, прекрасно понимал, что глава над палачами сам никого не потчует раскаленным железом и не рубит голов, но все равно ожидал увидеть нечто подобное министру полиции. В Рубиновый зал, однако, вошел пухленький седой господин в мундире королевского секретаря и золотых очках, добрый и домашний на вид, походивший по первому впечатлению то ли на университетского профессора, то ли на архивариуса, любителя певчих птичек, аккуратно подающего нищим. Сварог даже подумал, что министр полиции что-то перепутал и запустил к нему не того, но под мышкой у импозантного седого господина была кожаная папка со зловещей эмблемой в виде золотого топора особой формы в черном круге, так что никаких сомнений не осталось:
- Опять смертные приговоры? - спросил Сварог в лоб, едва указав визитеру на стул без подлокотников и мягкого сиденья, положенный тому по чину.
- На сей раз все обстоит наоборот, государь, - приятным голосом отозвался Мастер Печальных Церемоний, бережно выкладывая перед Сварогом папку. - Вам предстоит рассмотреть бумаги по королевским помилованиям особого рода.
"Эт-то еще что такое? - растерянно подумал Сварог. - Кто бы подсказал:"
Недолго думая, он сказал почти весело:
- Милейший Мастер, признаюсь честно: я представления не имею, что такое королевские помилования особого рода. В Глане мне с этим не приходилось сталкиваться:
- В сущности, это совсем несложно, государь, - ответил лейб-палач. - Так уж исстари заведено, это давняя традиция: Любой приговоренный к смертной казни или пожизненной каторге вправе обратиться к вашему величеству с просьбой о помиловании - это и будет простое помилование. А помилование особого рода - это прошение, гласящее, что его автору известен некий важный секрет, особо серьезная тайна, позволяющая ее обладателю просить о смягчении наказания. Как правило, если выяснится, что автор не лгал и тайна его достаточно важна, король милует осужденного - смертник получает пожизненную каторгу, а каторжанин, говоря профессиональным жаргоном, "вечник", - сокращение срока лет до двадцати.
- И что, часто открывается что-то по-настоящему важное?
- Очень редко, государь, - сокрушенно признал лейб-палач. - Добрых три четверти ходатаев попросту морочат голову, рассчитывая вырвать пару недель жизни или сбежать, когда их повезут указать закопанный клад. Почему-то среди этой публики - должно быть, в силу неразвитости и лености ума - особенно популярны историйки о богатых кладах. Впрочем, иногда, крайне редко, они не врут: В любом случае механизм отработан. Все обставляется так, что сбежать по дороге решительно невозможно: сажают его, голубчика, в клетку, ставят клетку на повозку: Тут уже не сбежишь. Я вам принес девять прошений. О четырех могу вам сказать заранее, что это чистейшая выдумка: они касались как раз кладов, но ни один, несмотря на все старания, не найден. Еще четыре сообщили под видом "важнейших тайн" обычные сплетни из жизни иностранных дворов, которые и так известны нашей разведке. А вот девятый: Признаюсь, я в растерянности, государь. Содержание выглядит бредом сумасшедшего чистейшей воды, но его автор впечатления безумца никак не производит. Как всегда бывает в спорных случаях, я сам с ним встречался, и он оставил странное впечатление: С одной стороны, история бредовая. С другой же: В прошлом году в Равене, как мне под большим секретом сообщил министр полиции, произошло нечто похожее:
- Дайте посмотреть, - сказал Сварог.
- Первый сверху лист, государь. Сам он едва умеет держать перо в руке, царапает, как курица лапой, - моряк, что вы хотите, эта публика грамотой не обременена. Но мы, как полагается, сделали копию - каллиграфическим почерком, работал опытный писец. Извольте взглянуть.
Сварог прочитал первые строчки. Пробормотав "Так-так-так:", заглянул в конец, вновь вернулся к началу, пробежал документ взглядом, бросил его на стол:
- Где смертник?
- В тюрьме, конечно. Здесь, в Равене.
- Сколько потребуется времени, чтобы его сюда доставить? - быстро спросил Сварог.
- Я думаю, около часа, - подняв глаза к потолку и старательно пошевелив губами, ответил лейб-палач. - Нужно, как следует из инструкций, заковать его в дополнительные кандалы, соединить их железным прутом, чтобы максимально ограничить движения: Следует обезопасить ваше величество от любых:
- К лешему ваши инструкции! - бесцеремонно прервал Сварог. - Там, в приемной, девушка, лейтенант Арбалетчиков. Она поедет с вами в качестве конвоя. Могу вас заверить, это лучше любых кандалов, какие вы только сумели измыслить: Идите и передайте ей мой приказ: заключенного доставить сюда немедленно. И передайте министру полиции, чтобы пропустил ко мне двух дворян, которых он привез: Живо!
Означенный министр полиции, пропустив в кабинет привезенных, попытался было задержаться, словно бы невзначай, но Сварог решительно отправил его прочь тем самым повелительным мановением руки, коему уже неплохо научился, опробовав на подданных в двух королевствах. Вышел из-за стола, направился навстречу былым сподвижникам, на ходу громко констатировав:
- Отлично выглядите, господа дворяне, вид прямо-таки цветущий. Чудеса делает с человеком спокойная жизнь законопослушного обывателя:
- Вот именно, - мрачно сказал бывший капрал Вольных Топоров, а ныне полноправный барон. - Всякие пакости такая жизнь с человеком делает:
Сварог присмотрелся к ним. Тетку Чари даже и неудобно было теперь вульгарно именовать теткой - натуральная графиня, каким-то чудом обретшая степенную стать. Теперь она выглядела лет на десять моложе - конечно же, трудами парикмахеров, портних и "художников благородных лиц" (так изящно здесь назывались гримеры для благородных). Сияющая дворянская корона, драгоценности, орден: Само совершенство, приходилось делать над собой усилие, чтобы вспомнить ее в простеньком платье, хозяйкой полурассыпавшейся корчмы в Пограничье, бодро осыпающей матерками незатейливую публику:
- Ну почему же - пакости? - сказал Сварог весело. - Посмотрите на графиню, любезный барон, - помолодела, похорошела:
- И не говорите, командир, - отозвалась она прежним разбитным голосом. - Вы не поверите: гвардейские лейтенанты стойку делают и намекают насчет койки - иные даже в возвышенных стихах.
- А она и рада хвостом вертеть, - мрачно сказал Шедарис. - Недавно проткнул одного такого поэта - шуму было:
- Потому что деревенщиной ты был, Шег, деревенщиной и остался, не понять тебе никак, что такое благородное обхождение, - живо отпарировала Тетка Чари.
- Почему? Я же его проткнул не вертелом в переулке, а вызвал на дуэль по-благородному, как барону и положено. Нечего было совать всякую похабщину.
- Горе ты мое! "Тонкий стан" и "упругие перси" - это не похабщина, а поэтические эпитеты. Ну, подал молодой человек стихи с подобающей галантностью:
- Ага, - еще мрачнее сказал бывший капрал. - А перед тем долго тебя гладил по этим самым поэтическим эпитетам.
- Ну, так уж и гладил! В танце кавалер имеет право прикасаться к даме, а дама имеет право кокетничать в пределах допустимого. - Она вздохнула. - Вот так и живем, государь. Никакой светской жизни. Стоит мне с кем-то потанцевать или позубоскалить, мой обормот начинает зубьями скрежетать и прикидывать, как бы на дуэль вызвать бедного кавалера. Никак я ему не могу втолковать: даже верная подруга имеет право и глазами поиграть, и поддержать фривольные словесные игры:
- По балам так и порхает, - сообщил Шедарис угрюмо.
- Должна же я душу отвести за все, что недобрала в нищей юности и пиратской молодости, осьминог ты насморочный?!
- Вот так и живем, командир: Хоть в Волчьи Головы подавайся.
Сварог присмотрелся к нему внимательно. Обнаружил те же симптомы, что и у Бони с Паколетом: упитанные щеки отвисли, второй подбородок наметился, талия подозрительно раздалась до тех пределов, когда именовать ее талией уже язык не поворачивается.
- Хорош, ваше величество? - перехватил Шедарис его критический взгляд. Самого с души воротит. По утрам бегаю две лиги туда, две назад, с мечами прыгаю часа два, а когда и старую пушчонку поднимаю - у меня в замке на заднем дворе отыскалась, валялась без лафета, дуло мусором забили: Думаете, помогает? Ничего подобного. Брюхо отвисает, как вымя у коровы: Командир, можно, я вопрос поставлю дерзко? Вы, похоже, не зазнались ничуть, с вами можно попросту, как в старые времена: Если готовится война или какое-нибудь рисковое предприятие вроде прежнего, я бы с удовольствием тряхнул стариной: Честное слово. Я не мальчик, за слова отвечаю. Просто: просто погубит меня такая жизнь в конце концов.
- А ведь он дело говорит, командир, - согласилась Тетка Чари, вмиг потеряв прежний кураж. - Раньше жилось беднее, но гораздо интереснее. И под смертью ходили, и спали под кустом, а все равно жизнь была настоящая. Что у меня теперь? Кавалеры стишки кропают да норовят со всем галантерейным обхождением в койку уложить, а то и вовсе где-нибудь в темном переходе к пыльной стенке притиснуть и платьишко задрать. Сначала льстит, потом надоедает, а там хоть волком вой никакой особой разницы с простыми кабацкими танцульками. Все отличие в том, что шкипер норовил грудяшки потискать и корешок на язычок положить, а галантерейный маркиз хочет к персям припасть и жаждет, чтоб мои лепестки розы вокруг его нефритового жезла сомкнулись:
- Это кто же жаждет? - громко сопя, спросил Шедарис с совершенно зверским лицом. - Тот баран в синем бархате?
Тетка Чари отмахнулась:
- Да это я так, для примера: Одним словом, никакой разницы. Сядешь поболтать со знатными клушами - вскорости от тоски так зеваешь, что челюсть того и гляди хрупнет. Ленточки да рюшечки, да туфельки с острым носком, из ратагайской замши: Кому из них удалось при храпящем в другом крыле законном муже с лейтенантиком перепихнуться и вовремя его в окошко выпроводить, чей муженек к праздникам непременно получит повышение, кому благосклонно улыбнулся сам министр: Как подумаю, что мечтала когда-то в знатные дамы выбиться, - тоска берет! Кто ж знал, что этот их высший свет - такое болото: Туфельки с пряжечками, туфельки без пряжечек, корсажик на три пуговички, мушка над левой бровью означает, что дама холодна, а над правой - вовсе даже наоборот: Вперехлест через мамашу морского черта, я ж сорок абордажей помню: или уж тридцать-то точно: Командир, может, нам с Шегом по старой памяти и отыщется местечко, чтобы тряхнуть недавней стариной? А то я при такой жизни, право слово, или любовника заведу, или пущу этих гусынь по морской матери в три загиба с четырьмя кандибобрами:
- Сговорились вы, что ли? - сказал Сварог задумчиво. - Я-то полагал, что устроил вам жизнь, как мог, подыскал тихую пристань:
- Тошно в тихой пристани, командир. И плесенью пахнет, - сказала Тетка Чари уныло. - Рановато мы на берег списались, вот что. Оказывается, еще годочков десять погулять по морям не мешало бы. Давеча получили письмо от Бони, накарябал, что заедает его тоска неописуемая, и собираются они с Паколетом к тебе ехать, чтобы выяснить, не предвидится ли войны или приключений: Тебе они не писали?
- Не писали, - ответил Сварог рассеянно. - Сами нагрянули. Здесь они, куда им деться. Может, это судьба? - Он посмотрел поверх плеча Шедариса - там, маяча в приоткрытой двери, подавал загадочные знаки министр полиции. - Сядьте-ка в уголке да послушайте. Есть интересное дельце:
Жаждущий помилования выглядел так, как и обязан был выглядеть постоялец уголовной тюрьмы, - грязный, заросший, вонючий. Сварог невольно отодвинулся подальше. Он успел бегло просмотреть и экстракт прегрешений, и приговор суда дело было насквозь житейское. Морячок с богатым жизненным опытом, попробовавший и вольной пиратской житухи, и речной контрабанды, устроил в портовом кабачке переполох с поножовщиной, порезал двух случайных собутыльников, дешевую девку и слугу, а кабатчика ухитрился убить до смерти - и, не останавливаясь на достигнутом, тем же тесаком прикончил полицейского. За все это в совокупности королевский прокурор вполне резонно приговорил буяна к отправке на те незамысловатые танцульки, где пляшут с Конопляной Тетушкой.
Министр полиции, бдительно поместившись меж Сварогом и босым грязнейшим субъектом - сквозь дыры в лохмотьях у того там и сям просвечивали татуировки, поначалу прямо-таки потел от усердия, но Мара так многозначительно играла кинжалом, а смертник так искренне ее боялся, что даже человек-бульдог успокоился, видя, что заключенный в надежных руках.
- Ну, давай, - сказал Сварог, подойдя к приоткрытому окну, чтобы быть поближе к свежему ветерку. - Облегчай душу, рожа:
Моряк, с надеждой таращась на него сквозь падавшие на глаза лохмы, принялся складно и подробно рассказывать: как в прошлом году, аккурат в месяце Фионе, его шхуну наняли для какой-то загадочной поездки двое обходительных господ, судя по выговору, манжетам и воротникам, явные горротцы; как он моментально почуял, что дело грязное, но, получив горсть золотых кругляков, конечно, согласился; как с наступлением ночи на борт погрузили огромный, наглухо заколоченный ящик и приказали выходить в море; как часов через пять плавания они оказались на рейде Джетарама, лигах в трех от берега; как эти загадочные господа, не по-господски ловко орудуя гвоздодером и клещами, выломали боковую стенку у ящика, предварительно придвинув его к борту, - и оттуда проворно выполз, перевалился через низенький фальшборт и ухнул в море самый на вид обыкновенный коричневый тюлень из тех, кого называют "морскими собаками"; как после этого наниматели приказали уходить на всех парусах куда угодно, лишь бы подальше. Вскоре, оглянувшись, моряк прекрасно рассмотрел в семеловом свете, как море за спиной вспучилось огромаднейшей волной, самым натуральным мареном[05], - и этот марен, заслоняя звезды, помчал к берегу со скоростью призового скакуна:
Битый жизнью морячок, повидавший столько, что иному хватило бы на семь жизней, в совпадения не верил. Инстинктом хищного зверя моментально связав тюленя и невесть откуда взявшийся марен (которому его наниматели ничуть не удивились), он, не раздумывая долго, рыбкой нырнул за борт с того места, где стоял. Что ему, несомненно, и спасло жизнь - вынырнув далеко от суденышка, чтобы глотнуть воздуха, он услышал на борту пистолетную пальбу: два обходительных господина с горротским выговором в лихорадочном темпе избавлялись от свидетелей, которых и было-то всего трое: По нему тоже стреляли, но не попали в темноте, а плавал он отлично. Возможно, наниматели, перебив экипаж, и пустились бы за ним в погоню на захваченной шхуне, но тут на море началось волнение от обрушившейся на порт и отхлынувшей гигантской волны. Он ушел на глубину, думал уже, что не выгребет, однако выплыл в полном изнеможении и ушел берегом. Никого из своих ребят он больше не видел, как и почти новенькой шхуны. О разрушениях, причиненных мареном, он узнал на другой день - вся округа только об этом и толковала: марен выбросил на берег два новехоньких военных фрегата и множество суденышек поменьше, разрушил склады с военно-морским имуществом, погубил тысячи две народу:
"И сорвал отсылку подкреплений на остров Брай, где в то время как раз разыгралась очередная ронерско-горротская войнушка, - прокомментировал про себя Сварог. - Помню, как же. Слышал об этом марене:"
Жестом велев Маре вывести вонючего рассказчика в приемную, он обернулся. Тетка Чари вскочила:
- А помните, как мою гостиницу спалила эта стерва? Словно зажигательной бомбой вспыхнула! Прекрасно помню, как она от меня шмыгнула в комнату - и там моментально полыхнуло:
- Вот именно, - сказал Сварог. - А вторая такая же дамочка, тоже удивительным образом вспыхнув, спалила домик Паколетовой бабки с нею самой и с полицейским:
"И дворняга, - добавил он мысленно. - Точнее, пастуший волкодав, который тоже превратился в бомбу и уничтожил ворота крепости и Корромир. Здесь у нас кое-что другое - не зажигательная бомба, а рукотворный марен, но этот висельник прав, какие, к лешему, совпадения:"
- Здесь, пожалуй что, есть зацепка, - сказал он и, не теряя времени, повернулся к министру полиции. - Таверна "Ржавый якорь", чей хозяин познакомил этого субъекта с горротцами: Конечно, они и его могли убрать: а если нет? Если были заранее уверены, что смогут без шума прикончить всех на шхуне?
- Разрешите:
- И моментально! - прикрикнул Сварог. Министр полиции опрометью бросился отдавать приказы.
- Интересные дела, командир, - сказал Шедарис, моментально стряхнувший всякую меланхолию. - Сдается мне, ты и не собираешься жирком обрастать:
- Я бы с удовольствием, - сказал Сварог. - Только вот не дают мне покоя, хоть ты тресни. Не успеешь расположиться у камина в домашних шлепанцах, как прибегают звать на трон или, бери выше, спасать империю:
- Куда с оружием приходить? - деловито спросил Шедарис.
Сварог взглянул на них, увидел в глазах тот же серьезный, рассудочный азарт, что и в недавние времена, - и уже не пытался отговаривать. Они были взрослыми и сами все понимали. Похоже, это и впрямь судьба - собраться вновь Странной Компании, плечом к плечу, на всем галопе рвануться прочь от спокойной жизни:
- Сюда, - сказал он спокойно. - Завтра же поутру.
И в голове у него сама собой зазвучала старая песенка: "Но, слава богу, есть друзья и, слава богу, у друзей есть шпаги:"
Глава 17
НЕ ТОЛЬКО ШПАГИ:
Здесь, в маленьком домике с высоким крыльцом и горбатой крышей, не изменилось ничего: ярко пылал камин, а на столе горела лампа под колпаком из тончайшего фарфора, белого, с просвечивающими синими рыбами и алыми водорослями. Серый кудлатый пес пастушеской породы лежал в углу, положив голову на лапы. Вот только задевались куда-то пузатые серебряные чарки, и принесенную Сварогом по старой памяти "Кабанью кровь" пришлось разливать по простым глиняным стаканам. У него осталось стойкое впечатление, что мэтр Анрах вступил в печальную полосу финансовых неурядиц: и парочка картин пропала со стены, и не было больше на столике безвкусной, но довольно дорогой серебряной вазы. Книг, правда, прибавилось.
Вступив в круг света, Анрах осторожно положил на стол черный кожаный мешок с бумагами покойного протектора. И сам он ничуть не изменился: пожилой шустрячок, низенький, лысый и крючконосый, с венчиком седых курчавых волос вокруг лобастого черепа. "А у него дела и впрямь плохи, - подумал Сварог сочувственно. - Щеки ввалились. Раньше неплохую закуску выставлял, а теперь принес горсточку изюма на фарфоровом блюдце вместо старого серебряного, и лицо при этом было очень уж виноватое:"
- И каковы же ваши впечатления, мэтр? - спросил он с интересом. Заслуживает ли это внимания, и насколько? Видите ли, сам я сплошь и рядом не могу определить ценность иных исследований, иногда вообще не понимаю, о чем идет речь:
- Ну что вам сказать: - Мэтр Анрах взял стакан и отпил пару добрых глотков. - Вы меня заинтриговали, барон: Простите, я еще не привык называть вас "государем":
- Именуйте, как вам удобнее, - махнул рукой Сварог.
- Вы меня всерьез заинтриговали, - признался Анрах. - Судя по размаху идей и направлений поиска, по явной дерзости мысли и полному отсутствию преклонения да что там, простого уважения - перед авторитетами, автор, во-первых, не вовлечен в систему официальной науки, во-вторых, вовсе не стремился к признанию. У него наверняка есть неплохое состояние - некоторые исследования требовали дальних поездок, работы в архивах, приобретения редких и дорогих книг. Он упоминает некоторые труды, существующие буквально в нескольких экземплярах, древние инкунабулы - и, к стыду своему признаюсь, о трех из них я только слышал, но никогда не держал в руках. Возьмем хотя бы "Хронограф атмосферических явлений и феноменов". Есть только два экземпляра - один в горротской королевской библиотеке, другой на Сильване, у царя Гипербореи. Меж тем у вашего книжника, судя по постоянным ссылкам, была под рукой своя книга, третий экземпляр. А "Второе путешествие шкипера Ратами к Ледяным Берегам" известно лишь по двум десяткам цитат в древних трудах, но ваш знакомый пишет так, словно держал под рукой полный вариант: Кроме того:
Сварог деликатно прокашлялся.
- Простите, я, похоже, увлекся, - сказал Анрах. - Безусловно, автор этих заметок вряд ли заслуживает того, чтобы включить его в число крупных ученых, но, как богатый дилетант, достиг вершин. Иные наметки по-настоящему ценны, жаль, что не развернуты в большие работы. Право же, он умен, начитан и дерзок в суждениях. Я могу с ним познакомиться? Нам нашлось бы о чем поговорить.
- Он умер, - сказал Сварог.
- Жаль, - сказал Анрах искренне. - Очень жаль. Я сам не имею никакого отношения к официальной науке: после того, как она сама сделала именно такой вывод, - горько усмехнулся он. - Так что нам было бы о чем и поговорить, и поспорить. Я, например, в толк не возьму, почему он изо всех мифологических фигур, носящих титул Безумцев, занялся исключительно Зодчим. С точки зрения завлекательности, ореола тайны, привлекающего в первую очередь богатых дилетантов, были бы предпочтительнее Безумный Часовщик, Безумный Пастух, Музыкант или, на худой конец, Рисовальщик. Но нет, его почему-то привлекал именно Безумный Зодчий, он должен был выбросить астрономическую сумму денег, всерьез ища реальные корни мифа: Впрочем, его, безусловно, не интересовали материальные стороны иных тайн - что интересно, вашего книжника совершенно не привлекали пресловутые клады острова Диори. А ведь подавляющее большинство тех, кто занимается тайнами Ледяного Острова, в первую очередь, как собака на кость, бросаются на любые упоминания о кладах, сокровищах, легендарных истуканах в человеческий рост, вырезанных из цельного самоцвета: Я мог его знать?
- Не знаю, были ли вы знакомы: - сказал Сварог. - Барон Гинкар. Это его бумаги.
- Протектор? Ведь не было другого барона Гинкара:
- Именно, - кивнул Сварог. - Была у него тайная страстишка, как у других тихушное пьянство или девочки. Он был тайным книжником, знаете ли:
Мэтр Анрах долго сидел молча, с растерянным, мрачным лицом. Потом прошептал так тихо, что Сварог едва расслышал: