Как же отнестись к этой чуть сумбурной исповеди? Вранье? А зачем? Что выигрывает Лара, если все подозрения лягут на Томку? Да ни черта, похоже. Она все правильно разложила по полочкам: ни одной из них не стать полноправной наследницей, не отщипнуть чувствительную долю из немаленького состояния Гвоздя… но при нынешнем положении дел, то бишь при живом Гвозде. Лара выигрывает не в пример больше, нежели Тамара. В конце-то концов, его собеседница права: в ее ситуации подвальные забавы можно и перетерпеть, не иглы под ногти загоняют. Зато остаешься царствующей королевой, в достатке и покое…
   Если взглянуть с этой точки зрения на случившееся в тайге, то сам собой напрашивается неутешительный вывод: Лара в своих подозрениях абсолютно права. Потому и прикончили одного Вову Котовского, что он представлял для Томки нешуточную угрозу. А Мазура потому и не трогали, чтобы свою ненароком не зацепить… Убедительно? Вполне. Конечно, в нашей жизни хватало железных версий, которые при вдумчивой разработке оказывались пустышкой, а то и дезинформацией… но ведь пока что все прекрасно укладывается, а? И мотивы насквозь жизненны, и действия понятны…
   – Ну, что же? – пытливо на него уставившись, спросила Лара. – Мне выступить посредником меж вами и Вовой?
   – Да, пожалуй, – сказал Мазур после нескольких секунд мнимого сосредоточенного раздумья. – Интересный поворот, грешно его не разрабатывать…
   Лара гибко выпрямилась, и он встал следом. Стоя совсем близко, глядя ему в глаза, она тихонько сказала:
   – Ну вот я и в вашей власти… Жутковато, знаете ли…
   – Бросьте, – сказал Мазур без улыбки. – Я и в самом деле в иных отношениях ужасно старомодный человек…
   – Интересно, вы меня жалеете хоть немножко?
   – Немножко – да, – ответил он честно. – Чуточку. Простите, я отвык размякать душой. Да и жалеть отвык. Но этой чуточки вам вполне хватит, честное слово…
   Она выглядела почти спокойной – сильная женщина, с характером мало смахивавшая на запуганную овечку. Такая не станет грястись в уголке, когда на кону – ее благополучие и жизнь… Впрочем, и Томка, как он успел заметить, не из слабеньких. Оказался меж двумя жерновами, надо же… Но никуда не денешься, придется распутывать ребус с учетом всего, что только что узнал…
   – Смахните песок, – она подала Мазуру пушистое полотенце и повернулась спиной.
   Он добросовестно выполнил просьбу – но если час назад мужские инстинки непременно играли бы на той самой периферии сознания, то сейчас От прикосновений к этому великолепному телу в душе ничто не ворохнулось, он уже был по темечко в сложных раздумьях и нарождавшихся комбинациях…
   – Спасибо, – сказала Лара, глядя ему в глаза с непонятным выражением, до смысла которого он предпочел не докапываться.
   Даже когда она мимолетно погладила Мазура по щеке, он остался совершенно спокоен – лишь подумал мельком, что охранники этого видеть никак не могли, и слава богу.
   – Вы, случайно, не знакомы с Семеном Задуреевым? – спросил он, поднимая брюки с травы и тщательно отряхивая их от песка.
   Лара, надевавшая юбку, тут же ответила, не оборачиваясь:
   – Конечно. Конкурент в некотором смысле… Впрочем, он в последнее время так хлещет, что серьезных успехов от него не дождаться…
   – А как у него отношения с Тамарой?
   – Он на нее работал одно время… но сейчас, кажется, они расплевались. Водочка… Вы что, успели с ним свести знакомство?
   – Ага, – сказал Мазур. – Чисто случайно. Знакомый моих знакомых. Значит, его разрабатывать бесполезно?
   – По-моему, бесполезно, – сказала Лара. – К настоящим делам его ни один здравомыслящий человек подпускать не стал бы. Совсем спился, бедолага, никакой обязательности. За стаканом все выложит.
   Вспомнив свои собственные впечатления, Мазур подумал, что спорить с этим утверждением трудно. И все же, все же…
   – Идите к машине, Лара, – сказал он беззаботно. – Я задержусь на минутку кустик полить…
   Подождав, когда она отдалится, зашел за тополь, достал мобильник и быстренько настучал один из вызубренных номеров.
   – Слушаю, Панкратов, – после третьего писка раздался голос Гвоздя.
   – Это я, – сказал Мазур.
   – Я понял.
   – Наш общий друг, которому вчера не повезло… – сказал Мазур, ломая голову над обтекаемыми формулировками. – Который меня встречал в первый мой день в Шантарской губернии…
   – Я понял, – энергично перебил Гвоздь. – В чем проблема?
   – У него есть городская квартира…
   – Ну да.
   – На улице с очень длинным названием…
   – Да.
   – Начинается с той же буквы, что и мой титул…
   – Я все понял, – нетерпеливо перебил Гвоздь. – В чем проблема, говорите кратенько?
   – Мне нужно туда попасть. Срочно. Так, чтобы это выглядело случайностью. Чтобы не я был инициатором…
   – Зачем?
   – Потом объясню.
   – Что-то хотите поискать?
   «Быстро соображает, черт, – подумал Мазур. – Что же придумать-то? Еще вздумает сам нагрянуть и сунуть нос…»
   – Вы мне, кажется, предоставили известную самостоятельность? – спросил он напористо. – Позвольте уж, я и буду действовать в одиночку, а потом непременно отчитаюсь о результатах…
   Какое-то время на другом конце радиочастоты царило молчание – Гвоздь думал.
   – Хорошо, – сказал он наконец. – Вы человек взрослый, сами все понимаете… Какое содействие нужно?
   – Попасть в квартиру. И открыть сейф.
   – Так… Вы где сейчас?
   – На правом берегу.
   – Один в машине?
   – Ну конечно, – лихо солгал Мазур.
   – Так… – протянул Гвоздь. – Подъезжайте на известную вам улицу. Ребята будут ждать во дворе. Они вас знают в лицо, сами подойдут. С ними в квартиру и подниметесь. Что еще?
   – Все, – сказал Мазур. Нажал крохотную клавишу, сунул телефон в карман пиджака и быстро зашагал по берегу к непорочно белевшим вдали машинам. Настроение чуточку повысилось.
 
   …Правда, буквально минут через сорок оно опять упало до самой низкой отметки – когда, войдя в квартиру на Каландаришвили с двумя высокими неразговорчивыми ребятками, он с порога увидел совершеннейший разгром. Квартира была перевернута вверх ногами качественно и беззастенчиво. А корейский сейф с двумя замочными скважинами и цифровым диском оказался распахнут настежь, как ресторанная дверь в час пик. Какие-то бумаги в нижнем отделении валялись, но в них можно было и не заглядывать – вряд ли те, кто все это устроил, могли оставить то, за чем пришли…
   Он все же просмотрел бумаги – и напрасно. Того, что его интересовало, там, конечно же, не было…

ГЛАВА ШЕСТАЯ
АНГЕЛ СМЕРТИ ПРОШЕЛЕСТЕЛ

   Мобильник он отключил, не доезжая доброго километра до места встречи – а потом, подумав, гарантии ради сунул его в бардачок. Давно было известно в узких кругах, что это чудо техники, оставаясь включенным, может служить не только микрофоном для подслушки, но и радиомаячком, выдающим местопребывание владельца чуть ли не с точностью до метра. Разумеется, если пущена в ход надлежащая аппаратура – а поскольку в данный момент не было уверенности в обратном, не стоит и рисковать…
   Хвоста за ним вроде бы не было – когда Мазур нахально поставил машину там, где стоянка была запрещена категорически, все ехавшие следом так и проехали мимо. Сидя за рулем, он внимательно следил за обогнавшими. Нет, никто даже не притормозил, не попытался высадить пассажира…
   Выключив мотор, он вылез. «Волга» так и осталась стоять прямо под запрещающим знаком, но, учитывая ее номера, можно было не бояться неприятностей. Он поймал себя на том, что эти декорации ему чуточку нравятся: максимально облегчающие жизнь автомобильные номера и телефоны, приятное ощущение того, что тебя в темпе вытащат из любых почти хлопот примчавшиеся, как пожарная команда Папины ребятушки. Дело не в личных амбициях – пожалуй, он впервые работал в столь тепличных условиях, настолько прикрытый со всех сторон, пусть и не самыми приятными людьми. Последнюю четверть века все обычно обстояло с точностью до наоборот, весь мир шел на него войной, или по крайней мере держал враждебный нейтралитет. Грех не выиграть в таких вот обстоятельствах, господин контр-адмирал…
   Описанный Михасем дом он узнал сразу – и не сбился с ритма, шагал в прежнем темпе.
   Только оказавшись прямо напротив подъезда, резко повернул туда. Оглядываться не стал – но, вбежав в полутемное парадное, отпрянул за угол.
   Тишина. Никто не кинулся следом – то ли не было хвоста, то ли хвост попался опытный, не купившийся на столь дешевую приманку. Мазур свернул в низкий, столь же темный коридорчик, миновал двери двух квартир, дернул ручку третьей двери – и очутился на параллельной улице. Чтобы успеть за ним, обежав дом кругом, любому хвосту пришлось бы нестись со скоростью мотоцикла, что заранее нереально…
   Перейдя на другую сторону, он ускорил шаг. Свернул за угол, дождался зеленого света на переходе, увернулся от белого джипика, нахально этот зеленый свет проигнорировавшего – за рулем, надменно вздернув подбородок, восседала загорелая соплюшка в красном купальнике, чья-то, надо полагать, игрушечка, потому что подлинные хозяева жизни, как Мазур успел убедиться, к окружающим их благам относятся не в пример спокойнее.
   Вот так и гробят дешевые случайности тщательно продуманную операцию, подумал он сердито, глядя, как белый джипик неумело мечется из ряда в ряд. Две секунды промедления, скорость на пяток километров больше – и отдавила бы ногу, девочка-сосунок, лишив подвижности… И поди раскрой здешние пахнущие смертью ребусы, прыгая на костылях – пусть даже тебя будет бережно поддерживать под локотки с полдюжины крепких ребят…
   Жигуль стоял в условленном месте. Мазур, согнувшись в три погибели, влез в тесную машинешку, и она сорвалась с места.
   Михась молчал – и что-то чересчур уж часто посматривал в зеркальце заднего вида, без всякой на то необходимости, по твердому убеждению Мазура, метнулся в соседний ряд меж двумя машинами (одна возмущенно рявкнула сигналом), с отчаянным визгом покрышек свернул вправо.
   – За тобой что, хвост? – спросил Мазур.
   – Да ну, с чего ты взял… Привычка.
   Показалось Мазуру, или в самом деле ответ прозвучал как-то неубедительно?
   – Ну, как успехи? – спросил он нетерпеливо.
   – Успехи… – Михась нервно хмыкнул. – Извини, не могу пока что похвастаться особенными успехами. Что ты хочешь, ежели приходится копать неофициально, личные контакты напрягать… Много ли за сутки успеешь… Короче, предварительный расклад такой: в этом городе немало специфического народца, который с превеликим удовольствием потеснил бы твоего Гвоздя на том или ином направлении – и каждый второй, не считая каждого первого, без особых моральных препонов отправил бы его к праотцам. Не своими руками, конечно. Но все это – на стадии мечтаний. Прошел первый угар рыночных реформ, знаешь ли, торопыг большей частью перестреляли. Нынешний народец уже научился просчитывать последствия, не рубить сук, на котором сидит, по одежке протягивать ножки… Завистники-недоброжелатели, таким образом, за стадию светлых мечтаний не выходят…
   – Но кто-то же все это устроил?
   – Вот тут и начинается сплошная темень, – сказал Михась. – С одной стороны, ни один из элементов сложившейся системы пока что не замечен в попытке осуществления каких-то активных планов. С другой же… Здесь безусловно действует кто-то весьма профессиональный, поскольку работает мастерски, и холодный, как удав, потому что через «двухсотых» переступает, как через бревна… Ты нее помнишь, как на ученом языке называется соединение несовместимых понятий?
   – Катахреза, – нетерпеливо сказал Мазур.
   – Вот именно, полная и законченная катахреза имеет место быть… Среди здешних инициатора всей этой чертовщины, очень похоже, искать не стоит… а на внешний источник воздействия так просто не выйдешь. У нас еще двенадцать дней…
   – Одиннадцать с половиной, – мрачно поправил Мазур.
   – Ну да, правильно… Я тебя убедительно прошу: не раскисай и не нервничай. В конце-то концов, мы тоже – система… И умеем ходить стенка на стенку. И не Гвоздю, знаешь ли, на нас серьезно наезжать…
   – И это все, что ты мне сейчас сказать можешь? – глядя в сторону, спросил Мазур.
   – Увы, адмирал… Повторяю: твой некто – определенно не отсюда. Это некая внешняя сила – любую местную на данном этапе уже вычислили бы либо ребята твоего, прости, патрона, либо мы или смежники… Ты-то сам ни на какую ниточку так и не наступил импортным штиблетом?
   – Черт его знает… – сказал Мазур. – Послушай-ка… Ты слышал что-нибудь о «черных копателях»? О канале нелегальной торговли антиквариатом с той стороной границы? В конце концов, вы – контрразведка, обязаны такие вещи отслеживать…
   – Интересно, – сказал Михась. – Ты что, зацепил кончик…
   – Я пока что чисто теоретически спрашиваю. Залетела мне в уши некая информацию, вот и хочу проконсультироваться у знающего человека – есть такая беда, или мне лапшу вешают?
   – Да нет, – серьезное казал Михась. – Я бы никак не сказал, что тебе лапшу вешают… Есть в здешних местах этот веселый бизнес. И мы такие вещи, конечно, отслеживать должны – где контрабанда в пограничной полосе, там непременно рано или поздно примажется разведка, сам понимаешь… Иногда гораздо выгоднее не свои метастазы пускать, а примазываться к чисто уголовным тропиночкам, поскольку…
   – Ох, да не читай ты мне лекцию, – сказал Мазур. – Я сам – практик.
   – Извини… Словом, есть отрывочная информация, есть парочка мелких шестерок, пойманных на горячем, но цепочка, канал пока что не вскрыта. Хотя она существует, безусловно. Здешний нелегальный антиквариат из курганов и могильников уже в Сингапуре всплывал, в Тайбэе… За кордоном цены выше на пару порядков, чем на внутреннем рынке, а посему, по законам природы, наблюдается перетекание товара в зону более приятных цен. Это не моя область, другой отдел, но кое-какое представление имею. У тебя есть какие-нибудь конкретные персонажи, которых можно вдумчиво взять за галстук и ласково постучать ими о стену?
   Мазур усмехнулся, чуточку кривя душой:
   – Если бы они были, я бы к тебе на свиданки не бегал…
   – Жаль. Скажу по секрету, сугубо между нами… Град-столица ужасно интересуется тем самым каналом, про который ты говоришь. Буквально несколько дней назад сориентировали не только нас, но и смежников, кулачком ласково по столу постучали, не кто иной, как Самарин, навещал наши края. Так что, если у тебя есть концы, сдавай побыстрее.
   – Говорю же, нет никаких концов. Краем уха слышал об этих делах…
   – Да? А на монгольской границе не ты ли вчера отметился? В сагайской столице легонький переполох – там у милицейского начальства сидят очумевшие археологи и живописно повествуют, как на них напала банда, но ее в два счета размотали по кустам некие шантарские частные охраннички. И кое-кто это дело активно заминает, стремясь, чтобы личности славных героев, благородно выступивших на защиту мирных граждан, не мелькали в казенной писанине…
   – Ну, так уж получилось, – неохотно сказал Мазур. – Мы туда приехали с самыми что ни на есть мирными целями, но тут полезли из кустов доморощенные басмачи, начали людей стрелять и девушек охальничать… Вот только мне и в самом деле ни к чему, чтобы мелькали мои анкетные данные в казенной писанине. На кой хрен мне медаль «За отличие в охране общественного порядка»? И так хватает побрякушек… Значит, ничего конкретного у тебя нет?
   – Нет пока.
   – А нет ли у тебя под рукой спеца-искусствоведа? – решившись, спросил Мазур. – Знающего и надежного, из тех, что под допусками ходят…
   – Поищем. В какой области спец? Картины, археология, ювелирка?
   – Сам не знаю пока, – уклончиво ответил Мазур. – Мне бы с ним побеседовать сначала, а там и определим точно область… Знаешь, как это бывает? Крутятся в голове смутные версии, но никак не хотят в картинку сложиться… И не кривлю я душой, я просто не хочу скороспелыми мыслишками делиться. Слушай, а что это ты оглядываешься? Такое впечатление, что за тобой хвосты топают.
   – Да брось ты, – поморщился Михась. – Выдумаешь…
   – Впечатление такое.
   – Впечатление… У меня вот впечатление, что ты упорно не договариваешь чего-то важного. А ведь, прости за хамство, я тебя частным порядком прикрываю, как могу…
   – Спасибо.
   – Кушайте на здоровье, – фыркнул Михась. – Тебя где высадить?
   – А назад вернись, если не трудно, на то же место.
 
   …Отпирая свою «Волгу», он уже нисколечко не сомневался: что-то важное осталось недосказанным и с другой стороны. Михась, как и Мазур, знал гораздо больше, чем сказал – но вот мотивы окутаны туманом. Одно ясно: есть канал, есть, не врет Лара нисколечко. У старого знакомого, едва он услышал о «черных копателях», глазки загорелись и ноздри трепетнули, как у ищейки. Впрочем, на то он и контрразведка. А в данном вопросе контрразведка научена богатым опытом: там, где через границу контрабандисты проложили канальчик, рано или поздно замаячат за камушком или кустиком уши сопредельной спецслужбы. Интересно, это версия? А почему бы и нет? Если поверить, что наш некто пришел извне…
   Он аккуратно притер машину в промежуток меж двумя старыми толстыми тополями. Вылез и взбежал по ступенькам магазина «Радость», заранее изображая на лице игривую беззаботность.
   В зале с картинами было пусто. Из соседней комнаты тут же показалась белокурая валькирия Танечка, ослепительно улыбнулась ему, как знакомому. Точнее, как клиенту, которому ничего не стоит извлечь из кармана восемьсот баксов в уплату за древний чугун… Выгодно выступать в такой роли, ничего не скажешь.
   – А вы все расцветаете, Татьяна, милая Татьяна? – сказал Мазур игриво, поигрывая ключами от машины с непринужденностью заправского буржуя. – Знаете, я не хочу показаться неоригинальным и пошлым, вы наверняка выслушиваете такое по сто раз на дню, но все же… Как вы посмотрите, если я вас приглашу в какое-нибудь респектабельное местечко? Клянусь фамильным безменом, у меня нет низменных намерений – всего-то хорошее вино и пара медленных танцев… И, как предел эротических фантазий – пожатие ручки у вашего подъезда…
   Она вырвала руку из пальцев Мазура – как ему показалось, даже с некоторой брезгливостью, на миг погасила профессиональную улыбку. Что-то напрочь непонятное ему просквозило в этот миг.
   И тут же улетучилось, перед ним вновь стояла милая девочка, заученно улыбавшаяся выгодному клиенту респектабельного магазина:
   – Извините, неосуществимо…
   – Ну что вы, я понимаю, – сказал Мазур с самой обаятельной из своих улыбок. – Где уж нам, дряхлым денежным мешкам, состязаться с белозубой молодежью… А не подскажете ли, Сергей Климентьевич на рабочем месте имеется?
   Танечка легонько вздохнула:
   – Да нет, собственно…
   – Понятно, – сказал Мазур с опытностью завсегдатая. – Нет молодца сильнее винца, а? Он здесь вообще-то? (Танечкин взгляд машинально ерзнул на миг в сторону служебных помещений.) Может, мне его поднять удастся? Дело очень уж срочное и выгодное.
   – Ох, сомневаюсь, – сказала она задумчиво.
   – Но я попробую, можно?
   – Не знаю даже…
   На счастье Мазура, в зал энергично ворвалась странноватая девица в красных шортах, желтой маечке и бритой налысо головой, с натугой волочившая прямоугольный предмет, небрежно завернутый в грубую оберточную бумагу. Предмет походил на картину, а сама девица, соответственно – на эксцентричную мастерицу кисти и резца. Она завопила с порога:
   – Танюша, солнышко, дай аванс, клапана ж горят!
   Почувствовав, что сейчас валькирии безусловно не до него, Мазур проворно прошмыгнул в комнату, где размещалась в стеклянном шкафу «частная коллекция». На знакомом столике снова красовались пустые бутылки в компании немудреной российской закуски, но не было ни единой живой души. Как человек, уже знакомый с этим заведением, храмом то ли изящных искусств, то ли пошлой торговли, то ли всего вместе, Мазур вышел в другую дверь. Следовало, не откладывая, проверить кое-какие свои предположения, пусть и казавшиеся насквозь безумными. Есть испытанные народные методы приведения в чувство забулдыг, даже весьма неподъемных. А разбуженный человек, пребывающий в глубоком похмелье, пуглив и податлив, что доказано многолетней практикой, из него веревки вить можно при некотором опыте…
   Мазур бесцеремонно распахнул дверь крохотной комнатки в самом дальнем углу. Тяжелый воздух был настолько пропитан парами алкоголя и табачищем, что его вполне можно было кроить на пласты водолазным ножом. Босыми подошвами к двери на коротком диванчике возлежал бесчувственный господин Задуреев, Семен Климентьевич, свесив правую руку, где стояла полупустая литровая бутылка огненной воды и валялась пачка сигарет.
   Бесшумно проскользнув внутрь, Мазур взял экс-художничка за щуплое плечо. Приготовился тряхнуть как следует…
   Медленно разжал пальцы. Присмотрелся. Нагнувшись, прижал ладонь к шее, нащупывая артерию – и, прежде чем определил, что пульса нет, вновь ощутил ту же стылую коченелость.
   Без усилий перевернул тело на спину. Голова мотнулась нелепо, безвольно, жутко, как чайник на веревочке.
   «Ай-яй-яй», – холодно подумал Мазур.
   На трупе была полосатая рубашка, бежевые полосочки узкие, а белые, наоборот, раза в три шире. И на такой вот белой полосе прямо напротив сердца, торчала из груди обмотанная синей прозаической изолентой круглая рукоятка чего-то наподобие заточки. Крови не наблюдалось. Всажена, такое впечатление, опытной рукой. Судя по состоянию тела, это стряслось не менее часа назад…
   Вмиг уложив тело в прежнем положении, Мазур шарахнулся к двери словно за ним гнались черти со всего света. Однако никто не ворвался в пропахшую водкой и табаком комнатушку, никто не хватал его за руки, не махал под носом наручниками – следовательно, это не было ловушкой, поставленной персонально на него. Это просто ликвидация, судя по первым впечатлениям, исполненная не без изящества. Пока что, по крайней мере, никто не всполошился, не заметил вовсе…
   Вернувшись в комнату с «частной коллекцией», он закурил и плюхнулся в кресло. Безнадежности не ощущалось, но в голове царил сумбур. Быть может, наш некто решил таким образом оборвать некую ниточку – а может, все гораздо незамысловатее, и кто-то из постоянных собутыльников, сводя неведомые счеты или в приливе белой горячки… В данную минуту, сугубо частным порядком бесполезно и пробовать докопаться до истины…
   – Ну как? – не без любопытства спросила Танечка, сложив руки на груди и глядя на него сверху вниз.
   – Вы были правы, очаровательная, – сказал Мазур. – Добудиться невозможно. Здоровый алкогольный сон.
   – Я же говорила… Мне виднее.
   Она выглядела совершенно спокойной, безмятежной мраморной статуей. Ничегошеньки не знает, или? Мазур в жизни видывал немало людей, стоявших после только что совершенного ими убийства с еще более безмятежными физиономиями – между прочим, и женщины среди таковых числились… Но как тут узнать точно?
   – Может, я вам могу чем-нибудь помочь? Если, конечно, речь идет не о… медленных танцах.
   – Слушайте, а ведь… – протянул Мазур с видом человека, только что ушибленного в темечко гениальной идеей. – Вы в картинах разбираетесь?
   – Я, знаете ли, институт искусств закончила, – вздернув безукоризненный греческий носик, ответила валькирия.
   – Вот и прекрасно… – оживился Мазур. – Знаете, ваш Семен Климентьевич не так давно ездил с одной девушкой в Кара-Мылык, в сагайскую столицу, и купил там у бабушки некие картины…
   – Я знаю. – сказала Танечка.
   Показалось ему, или ее взгляд мгновенно стал напряженным, опасливым?
   – А кто их купил, вы не в курсе?
   – Понятия не имею, – ответила она мгновенно.
   Не показалось, черт возьми, не показалось! Напряглась, стервочка, явственно!
   – Жаль…
   – А что такое?
   – Даже не знаю, как сказать… – пожал плечами Мазур. – Понимаете, я у той же самой бабули купил картину. Надо бы посоветоваться с понимающим человеком…
   – Приносите, – сказала Танечка, огромным усилием воли сохраняя спокойствие. – Посмотрим. Что за картина?
   – Да так, – сказал Мазур. – Скорее не картина, а этюд. Страхолюдный такой мужик вроде лешего, рот разинул, словно орет на кого-то… И появились у меня идеи… нет, это, конечно, ерунда сплошная, но чем черт не шутит… – он поднялся. – В общем, я вам принесу показать…
   Встал и пошел к двери. Обернулся неожиданно резко – и вновь убедился, что ему не мерещится. Валькирия едва смогла сменить исказившую личико злую гримасу на улыбку… Он стрелял наугад и попал в точку, он сам не знал еще, куда именно попал, но это был самый центр неведомой мишени…
   – Да, а до скольки вы работаете? – спросил Мазур, убедительно притворившись, будто ничего не заметил.
   – До семи вечера.
   – Обязательно приеду…
   Спустившись по ступенькам, Мазур горестно подумал: как скудны все-таки возможности, пусть даже учитывая поддержку всемогущего г-на Гвоздя. Сейчас бы поставить на прослушку телефон магазина, она обязательно позвонит кому-то, быть может, уже звонит, вот незадача-то. И ошибки быть не может, ее словно пыльным мешком с полуфунтом ржавых гвоздей внутри по темечку припечатали… Это что бы оно ни было, вокруг тех картин самым недвусмысленным образом заворачивается…