Как ты ни относись к приметам и суевериям, но вскоре пролилась большая кровь!
   Вскоре начались уже не мелкие стычки, а самая настоящая русско-индейская война 1802-1805 гг. Безусловно, по сравнению с теми войнами, что вела в те же и последующие годы Россия с европейскими неприятелями, ее сравнивать нельзя - но по меркам Русской Америки это была именно большая, настоящая, серьезная война, самая крупная за всю историю наших американских владений…
    Зажигали,как легко догадаться, воинственные тлинкиты-ко-лоши. Впоследствии они (уже имевшие представление о некоем подобии пиара) сваливали вину на русских и подчиненных им аборигенов - дескать, до того достали своими насилиями и прочими злоупотреблениями, что не выдержали гордые сердца благородных краснокожих, и они со слезами на глазах вырыли топоры войны…
   Действительно, «пришельцы» были не без греха. Алеуты порой грабили индейские захоронения и расхищали запасы вяленой рыбы - а однажды по каким-то оставшимся неизвестными поводам убили семью одного из тлинкитских вождей. Но по большому счету это были те самые мелкие трения и взаимные кражи-грабежи - стычки, которые здесь творились на всем протяжении неписаной индейско-эскимосской истории задолго до прихода русских…
   Колоши обижались еще, что русские посадили в кандалы некоего знатного и авторитетного индейца - но в том-то и суть, что угодил этот местный «авторитет» в колодки за то, что отнял у алеутов две каланьих шкуры и сети для ловли тюленей… Прикажете его за это пирожными кормить и медаль на шею повесить? Англичане в подобных случаях вообще шлепали виновного на месте - а заодно кучу его ни в чем не повинных родственников и односельчан…
   Главная причина, о чем колоши помалкивали, была та, о которой я уж упоминал: русские разрушили сложившуюся тлин-китскую микроимперию, огребавшую дань со всех слабых соседей. И колошам ужасно хотелось вернуть эти вольготные времена…
   В глубокой тайне составилась целая коалиция против русских, к которой, кроме главных колошских родов, примкнули индейцы из племен хайда-кайгани и цимшина (которые обитали довольно далеко и никакого «произвола русских» на себе не испытывали). В селении Хуцнуву зимой состоялся съезд индейских вождей, где они тщательно спланировали одновременное нападение на крепость Михайловскую (ее еще именовали Новоархангельском) на острове Ситха, на русские поселения, поисковые партии и промысловые флотилии.
   Многозначительная подробность: индейцы отнюдь не сами по себе набрались стратегического мышления. В помянутом селении зимовало американское судно «Глоуб», капитан которого Кэннингхэм давно уже продавал колошам ружья, порох и боеприпасы и прямо подстрекал разрушить Новоархангельск: тогда, мол, притеснители русские отсюда волей-неволей уберутся, и останутся только американские капитаны, которые колошам как родные братья: и пушнину покупают по божеской цене, и огненной водой поят от пуза, и ружей привезут сколько угодно… Так что план массированного удара по русским был разработан с участием Кэннингхэма и его людей, поставивших индейцам не только ружья, но и несколько пушечек-фальконетов. Как выражаются герои голливудских фильмов, ничего личного -просто-напросто «бостонцы» хотели избавиться от русских конкурентов, с очаровательной простотой выбирая те средства, что были под рукой. В конце концов, сами они рук не пачкали, а краснокожие… что с них взять, с дикарей?
   Однако, как поется в русской солдатской песенке: гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить…
   Разработанный американским капитаном план одновременного захвата Новоархангельска и крепости Якутат, а также слаженных нападений на все промысловые партии претворялся в жизнь уже не им, а воинственными индейскими вождями. Горячие колош-ские парни плевать хотели на стратегию и координацию…
   А потому они еще до назначенного срока атаковали в устье реки Алсек промысловиков под начальством Ивана Кускова. Кусков, будущий основатель Русской Калифорнии, даром что сугубо штатский человек, командовал неплохо. Первую атаку индейцев он отбил - и не поддался на индейскую уловку, когда колоши притворным «бегством в беспорядке» рассчитывали заманить русских под огонь своих укрытых в лесу фальконетов. Отведя своих людей на близлежащий островок, Кусков ружейным огнем отбил еще несколько атак. Видя, что на победу рассчитывать нечего, индейцы вступили в переговоры, и Кусков, согласившись на перемирие, увел свой отряд в Якутат - который колошам уже нечего было и думать захватить внезапным налетом…
   Одним словом, старательно проработанный американцами план провалился. Но Новоархангельск все же был колошами захвачен…
   В день штурма там было всего около двадцати русских, один поступивший к ним на службу американский матрос, несколько больных алеутов-промышленников, их жены и дети. В середине дня началось…
   Промышленник Абросим Плотников (один из двух русских, уцелевших в той резне) оставил подробное описание взятия Но-воархангельска. Шестьсот колошей под командованием того самого «верховного вождя» Скаутлельта и его племянника Котле-ана, клявшихся Баранову в вечной дружбе, окружили казарму и открыли ружейную стрельбу по окнам. С моря тут же появились 62 каноэ, на которых плыли не менее тысячи индейцев…
   Горсточка русских какое-то время пыталась отстреливаться от этой оравы, но силы были неравны, и вскоре казарма загорелась - причем подожгли ее не индейцы, а участвовавшие в бою на их стороне бледнолицые.На чью сторону тут же перешел и тот американец…
   Кто были эти белые, историки не пришли к согласию до сих пор. Одни считают их матросами Генри Барбера, направленными им к индейцам «засланными казачками». Другие утверждают, что это были дезертиры с американского судна «Дженни» капитана Крокера, сбежавшие на берег еще три года назад. Как бы там ни было, эти семеро «бледнолицых» самым активным образом участвовали в разгроме Новоархангельска - хотя потом клялись и божились, что индейцы их, мол, насильно заставили, но русские источники свидетельствуют, что пошли на это янке-сы по доброй воле, мало того, заранее указали индейцам слабые места в обороне крепости…
   Вскоре все защитники крепости, за исключением Плотникова и еще пары человек, были перебиты, а вслед за ними - женщины и дети. Скальпы сняли со всех - первобытная индейская мораль в таких случаях прямо предписывала вырезать все, что движется…
   Через день колоши напали на промысловую партию, которая возвращалась в Новоархангельск, не зная о том, что крепость уже сожжена дотла. Биограф Баранова К. Т. Хлебников, основываясь на рассказах уцелевших, писал: «Колоши, уже приготовленные, преследовали партию и, наблюдая движение оной, выжидали удобнейшаго места и большей беспечности от утомленных трудными переездами алеут. Едва сии последние предались сладкому сну, как колоши во многолюдстве, но без шуму, вышед из густаго лесу и во мраке ночи подойдя на близкое расстояние, быстро осмотрели стан и потом с криками набросились на сонных, не дали им времени подумать о защите и почти наповал истребили их пулями и кинжалами».
   Погибло 165 алеутов, спаслись немногие…
   И вот тут по какому-то странному совпадению неподалеку от дымящихся руин Новоархангельска бросил якорь бриг «Юни-корн» («Единорог») под командованием Генри Барбера. А чуть позже пришли еще два американских судна: «Глоуб» того самого Кэннингхэма и «Алерт» некоего Джона Эббетса. Учитывая подбор участников, ни о каком совпадении, понятно, и речи быть не может. Знали вороны, куда слетаться…
   И тут Барбер провернул одну из самых успешных грязных сделок в своей путаной жизни. Он пригласил на борт Скаутлельта и Котлеана - как пообещал, попить огненной воды и поговорить о взаимовыгодной торговле. Однако, едва опрокинув по стаканчику, приказал заковать обоих вождей в кандалы, а на берег велел передать, если ему не выдадут немедленно всех пленных и захваченную в Новоархангельске пушнину, индейские «главнокомандующие» окажутся на нок-рее.
   Рей, если кто запамятовал, - это горизонтально прикрепленный к мачте брус, на котором и крепятся паруса. Нок-рей - самая оконечность рея, удобнейшее место на корабле, если требуется кого-нибудь повесить.
   Две петли многозначительно покачивались, колыхаемые ветерком. Скаутлельт и Котлеан грамотой не владели, романов Фенимора Купера не читали (романов этих к тому же еще в природе не существовало), а потому и не знали, что настоящий краснокожий вождь обязан героически умирать с боевой песней на устах, проклиная бледнолицых собак последними словами…
   Умирать им как раз и не хотелось. Их воины поначалу попытались вождей освободить - подплыли к «Единорогу» и принялись рубить борта топорами. Но Барбер шарахнул по ним из пушек, разнес немало каноэ картечью и ядрами, а уцелевших захватил в плен. Позже Эббетс (вроде бы единственный приличный человек в этой компании) именно этих пленных обменял на пленных новоархангельских алеуток (правда, одного вождя все же повесили за то, что тот, пока его ловили, свернул челюсти парочке матросов).
   В общем, Скаутлельт и Котлеан, спасая свою шкуру, вернули и новоархангельских пленных, и пушнину (около двух тысяч шкур калана, целое состояние). Барбер их, как ни удивительно, отпустил живыми - благороднейшей души человек, ведь мог и повесить…
   Это и называется - вор у вора дубинку украл. Скаутлельт и Котлеан оказались в положении тех персонажей из грубого анекдота, что бесплатно дерьма наелись. Всю их добычу Барбер прибрал дочиста - а ведь вожди именно из-за этой груды мехов, а не зыбкого морального удовлетворения устроили разгром Новоар-хангельска. Однако петля - аргумент убедительнейший. И поплыли оба на бережок, горько сокрушаясь о драгоценных шкурах калана. В полном соответствии с песней Асмолова: «как говорится, мордой об асфальт…»
   Барбер отвез пленных на Кадьяк, к Баранову, и там… запросил за них выкуп! Именно так, не вернул безвозмездно, а выкуп потребовал: он, дескать, несколько дней этих людей поил-кормил, как за родным отцом, ухаживал… короче говоря, мистер Баранов, напили-наели они на пятьдесят тысяч рублей…
    СтолькоБаранов, конечно, не заплатил - но, спасая своих людей, все же вынужден был выложить десять тысяч (мехами). Как вы уже, наверное, догадались, об оказавшемся в трюме «Единорога» пушном складе Новоархангельска Барбер и не заикнулся: знать ничего не знает, индейцы, народ дикий, все дочиста сожгли, и пушнину тоже…
   Чтобы представить, как паскуда Барбер озолотился на чужом несчастье, нужно непременно растолковать, сколько стоила на рынке одна шкура калана: в Охотске - 75 руб., а в китайском порту Кантон за нее и до двухсот платили. Шкур Барбер поимел две тысячи семьсот - да еще на десять тысяч рублей получил от Баранова мехов за пленных.
   Пират, короче говоря. Однако, что самое интересное, у него нашлись защитнички в наше время - и не в Америке, как можно бы подумать, а в России, среди коллектива авторов под руководством академика Болховитинова, выпустившего трехтомник «История Русской Америки». Великолепная работа, в значительной степени послужившая основой для этой книги - вот только порой иные авторы дают такие оценки белым событиям и людям, что диву даешься…
   Один из членов бравого авторского коллектива глубокомысленно изрекает: «В научно-популярной литературе Барбера нередко именуют "пиратом". Его, конечно, нельзя причислить к лику святых (ну, спасибочки и на том, милостивец! - А. Б.),но пиратом он все же не был, поскольку не занимался профессиональным морским разбоем».
   Ну что тут скажешь… Корабли в море Барбер, действительно, не грабил. Ну а как быть с работорговлей (поставлял черных рабов индейцам), историей с новоархангельскими мехами и выкупом за жертв индейского нападения? Между прочим, знаменитейший английский пират Генри Морган тоже в основном не корабли захватывал - он с оравой своих бандюков брал приступом на суше города, после чего отнимал все до последнего медяка. И тем не менее английские историки отчего-то именуют его именно «пиратом».
   Ох уж мне эти отечественные интеллигенты с требованием юридически оттачивать формулировки! Причем почему-то чуть ли не всякий раз стремление к аптекарской точности служит не на пользу жертве, а к обелению преступника. Дивны дела твои, Господи… В общем, Николай Петрович Резанов, знаток ситуации, именовал Барбера «разбойником» - на этой формулировке и остановимся…
   Новоархангельск пал, но та самая спланированная американцами операция по повсеместному истреблению служащих Компании и взятию нескольких крепостей провалилась. Баранов, стиснув зубы, стал готовить ответный удар…
   По грустной иронии судьбы именно в год падения Новоар-хангельска Баранов получил повышение - теперь ему подчинялась вся Русская Америка. Кроме того, по ходатайству Резанова Сенат присвоил Баранову чин коллежского советника (соответствовавший армейскому полковнику). Сделано это было не из желания подбодрить его или вознаградить за труды - причины были гораздо серьезнее. Нужно было как можно выше поднять авторитет правителя Русской Америки в глазах состоявших на службе в Компании господ морских офицеров - вроде помянутого скандалиста подпоручика Талина. Офицеры, как я уже говорил, поголовно были дворянами. Сегодняшнему читателю трудно представить, какие в России Александра I имел преимущества самый плюгавый и захудалый дворянин перед прочими российскими подданными, столь благородным званием не обремененными. Говоря современным языком, гнул распальцов-ку по беспределу - а при малейшем отпоре писал в инстанции доносы «об оскорблении дворянского звания», что оскорбителям сулило нешуточные неприятности… Любое недоразумение в эполетах могло пыжиться перед Барановым (и пыжилось!), визжа: «Я - дворянин, а ты кто, харя неумытая?»
   Согласно тогдашним правилам, чин коллежского советника давал право на потомственное дворянство - так что теперь Баранов был надежно защищен от выпендрежниковв златотканых эполетах. Правда, официальная бумага о присвоении Баранову высокого чина дошкандыбаладо Русской Америки только весной 1804 г., через полтора года. А до тех пор пришлось вытерпеть всякое. В том числе и господина флотского лейтенанта Николая Хвостова, командира бригантины «Св. Елизавета», с которым мы еще не раз встретимся на страницах этой книги. Вояка был храбрый, и для России сделал немало - но, как у многих, был у него один-единственный недостаток: водочку потреблял не стопками, а ведрами. А, выкушав ведерочко-другое, что ни ночь шлялся по Павловской гавани и колотил стекла в окнах (почему-то именно к безвинным стеклам у него была лютая неприязнь). И этак вот - целую зиму, на протяжении которой ему пришлось торчать на Аляске. Можно представить, как он осточертел обывателям, но что они могли поделать с дворянином и морским офицером? По воспоминаниям очевидца, с Хвостовым предпочитал не связываться и сам Баранов: «Александр Андреевич редкую ночь от него не запирался». Можно себе представить, что это был за буян и дебошир, если от него закрывался на засов сам Писарро российский…
   Тем временем в своем третьем походе погиб рудознатец Галактионов, вновь пустившийся на поиски месторождения меди. Зимой его и туземца-переводчика убили индейцы атна. Правда, чуть позже убийц схватили другие индейцы, дружественные русским, и отвезли к Баранову. Тот, не мучаясь интеллигентским гуманизмом, изгнал их на далекий, малообитаемый островок Укамок «навечно» - и они там просидели несколько десятков лет (последний умер уже после 1840 г., когда самого Баранова давным-давно не было в живых).
   Другой рудознатец, Семен Баженов, прошедший по тем же местам пятьсот верст, смерти от индейцев избежал - один из вождей атна всерьез собрался содрать с него скальп, но Баженова спасла женщина из того же племени, до этого побывавшая у русских в заложницах (каков сюжет для приключенческого романа?!).
   Новоархангельск индейцы захватили и уничтожили в июне 1802 г. - а предпринять ответный поход Баранов смог только в апреле 1804-го. К этому времени индейское НАТО уже распалось, некоторые сильные тлинкитские племена предпочли заключить с Барановым мир (особенно помог успеху мирных переговоров Иван Кусков, взявший в плен сына одного из влиятельных вождей). Баранов в который раз обвел индейцев вокруг пальца: якобы в знак вечного мира распорядился сжечь на отмели свое собственное суденышко «Св. Ольга», что соответствовало каким-то индейским ритуалам. Колоши и не подозревали об истинной подоплеке дела: «Св. Ольга» пришла в совершеннейшую ветхость, и сожгли ее русские исключительно для того, чтобы, как тогда практиковалось, извлечь из пепла металлические детали…
   Итак, Баранов выступил.Это был самый настоящий военный поход, выглядевший крайне внушительно: 350 байдар с 800 алеутами, почти поголовно вооруженными ружьями, 19 русских под командой Ивана Кускова с тремя фальконетами, три парусных корабля Компании, на передовом - Баранов в неизменной кольчуге под одеждой, с пистолетами за поясом… В общем, серьезная флотилия.
   Баранов, интуитивный стратег, поплыл не прямо к острову Ситхе, а по гигантской дуге мимо превеликого множества островков - чтобы продемонстрировать силищу,поскольку индейцы по-другому не понимали. По дороге он еще и бил каланов, которых его люди добыли более полутора тысяч.
   Легко догадаться, что колоши, заслышав о приближении флотилии, бросали свои селения и прятались по лесам. Все подряд Баранов не разорял - но жилища и укрепления тех, кто принимал участие в недавних нападениях, выжигал безжалостно. На всем протяжении плавания дым уходил в хмурое аляскинское небо…
   Этот рейс тянулся пять месяцев. Придя в Ситхинский залив, русские, к своей немалой радости, встретили там самый настоящий военный корабль: 142-пушечную «Неву» под командованием капитан-лейтенанта Ю. Лисянского, участника первого русского кругосветного плавания (подробнее об этом - в следующей главе). И разузнали кое-что о приготовлениях колошей: они, оказалось, построили неподалеку большую деревянную крепость с несколькими пушками (интересно, не обошлось ли и тут без американских консультантов?)…
   Тут в заливе показалось большое индейское каноэ. Баркас с «Невы», не мешкая, пошел на перехват и накрыл лодку из фаль-конетов. Громыхнуло так, что небо задрожало, каноэ взлетело на воздух - оказалось, индейцы везли на нем изрядный запас пороха для своей крепости. Эффектное, надо полагать, было зрелище…
   «Гарнизоном» безымянной тлинкитской крепости, как быстро выяснилось, командовал тот же Котлеан. Он сначала вступил было с Барановым в переговоры, но крепость сдать отказывался. Тогда Баранов решил идти на штурм, как ни отговаривал его Лисянский, предлагавший ограничиться бомбардировкой.
   Поначалу с бомбардировки и начали: все имевшиеся в наличии суда во главе с «Невой» подошли к берегу и открыли ожесточенный огонь из всех имевшихся в наличии пушек. Особенного толку от этого не получилось: разрывных бомб не было, а ядра, пущенные из пушек небольшого калибра, частокола из толстых бревен не пробивали, к тому же индейцы накопали внутри много подземных убежищ, где и отсиживались.
   Начался штурм. Моряки с «Невы» под командой лейтенанта Арбузова с одним орудием шли с одной стороны, Баранов и лейтенант Повалишин при четырех пушках - с другой. Колоши огрызались из ружей и фальконетов. Русские подобрались к воротам и стали лупить по ним ядрами в упор. Но воинство Баранова не вынесло ожесточенной пальбы из крепости и начало отступать. Ничего удивительного: кроме горсточки военных моряков, это были в подавляющем большинстве охотники на морского зверя, непривычные к таким баталиям. Котлеан, распахнув ворота, кинулся в контратаку, но отступление русских прикрыли пушки с «Невы».
   Ситуация замерла на той точке, которая в шахматах именуется цейтнот. Несколько дней русские пушки лупили по крепости, а индейские - по осаждающим. Особого урона от этого ни одна из сторон не понесла. Оставалось выяснить, у кого нервы крепче…
   Слабее они оказались у Котлеана, сообразившего наконец, что не индейское это дело - крепости защищать. Индейцы видели, что Баранов настроен решительно и всерьез опасались, что в случае взятия их твердыни он все окрестные деревья живописно украсит размалеванными колошами. Котлеан однажды уже стоял под петелькой, не так давно, и повторять сей печальный опыт ему определенно не хотелось…
   В конце концов под покровом ночной тьмы индейцы тихонечко выбрались из крепости и драпанули в горы. Ни люди Баранова, ни военные моряки не имели опыта осады крепостей и потому не окружили укрепление сплошным кольцом.
   Уже позже станет известно, что среди нескольких сотен сидевших в крепости индейцев были три американских матроса…
   Войдя в крепость, русские и алеуты увидели жуткое зрелище, опять-таки решительно расходившееся с благостными образами краснокожих из романов Купера. Колоши опасались, что при ночном отступлении собаки выдадут их лаем, а грудные младенцы - плачем. И потому, перед тем как выбраться из крепости, тихонечко передушили своих собственных собак и своих собственных младенцев.
   Своих собственных. Таковы уж были установления первобытной жизни, по которым тлинкиты жили: если возникала производственная необходимость, можно преспокойно придушить и собственного ребенка. Бабы новых нарожают.
   Помянутые сотрудники академика Болховитинова в своем трехтомнике попробовали как-то смягчить эту неприглядную историю. Вот что пишет один из них: «В крепости были обнаружены лишь две старухи и несколько убитых детей, вероятно, рабов». Самое грязное шулерство кроется в том, что в примечании к этой фразе автор отсылает читателя к «сочинению Ю. Ли-сянского» - при этом не цитируя самого капитан-лейтенанта, а лишь упоминаяего книгу. Придурок, ага. Как будто никто, кроме него, не в состоянии отыскать оригинал…
   Так вот, самЛисянский описывает увиденное совершенно иначе: «Самое варварское зрелище, которое могло даже и самое ожесточайшее сердце привести в содрогание. Полагая, что по голосу младенцев и собак мы можем отыскать их в лесу, сит-хинцы предали их всех смерти».
   Как видим, речь, несомненно, идет о собственныхдетях колошей, а не о каких-то малолетних «рабах». А впрочем, разве убийство маленького раба «приличнее», чем убийство собственного ребенка? Мышление нашей исторической интеллигенции - штука заковыристая, умом его не понять и аршином общим не измерить…
   Кстати, часть пленных, захваченных в набеге на Новоархан-гельск и промысловые партии, колоши принесли в жертву во время очередной молитвы своему Маниту. Такая уж у них была милая привычка вдобавок к прочим - регулярно устраивать человеческие жертвоприношения…
   Как ни удивительно, те две индейские старухи, которых русские обнаружили в опустевшей крепости, были живы. Люди Баранова собрали там больше сотни собственных ядер, а в качестве трофея захватили две индейские пушки, купленные колошами у янкесов.
   Через некоторое время, выждав, пока Баранов остынет, явился Котлеан просить мира. Баранов (при штурме раненный в руку) его не повесил, хотя имел к тому полную возможность - простил, заключил мир и даже подарил на память жезл с орлиными перьями и гербом Российской империи.
   Не прошло и года, как Баранов заново отстроил Новоархан-гельск - возвел крепость с двадцатью пушками, склады, казармы, сушильни для мехов, а в завершение построил и себе дом с садиком (правда, предусмотрительно окруженным частоколом). Той же осенью индейцы захватили и сожгли укрепление Якутат и уничтожили крупную партию промысловиков под начальством Демьяненкова. На этом и закончилась самая крупная русско-индейская война тех лет. Ее жертвами стали примерно 45 русских и 230 алеутов, а ущерб от уничтоженного имущества превышал полмиллиона рублей.
   Эта война ныне совершенно забыта. Случись это с американцами, они давным-давно написали бы не одну сотню исторических трудов и приключенческих романов, сняли не одну сотню фильмов. Материал и в самом деле богатейший, согласитесь. Перестрелки и погони, потеря крепости и ее возвращение после шестидневного сражения, русские в индийском плену, прямо-таки кинематографическое спасение рудознатца Баженова с помощью индейской скво, взрыв каноэ с грузом пороха, удачные и неудачные попытки Баранова вызволить пленников от индейцев «из глубинки», дерзкий побег от тлинкитов Дмитрия Ларионова, сына начальника якутатской крепости и алеутки (он провел в плену десять лет, прежде чем смог вырваться). Да мало ли великолепной фактуры? Увы, наши Дюма и Вальтер Скотты смотрели дружно куда угодно, кроме Русской Америки…
   Современники Баранова оценивали его заслуги высоко. Именно за возвращение Ситхи Баранов по ходатайству графа Румянцева в 1806 г. получил от императора орден Св. Анны 2-й степени.
   А в это время на Гавайских островах в тамошних кабаках пьянствовал Барбер и орал во всеуслышание, что он непременно как-нибудь нагрянет на Кадьяк, спалит артиллерийским огнем все русские укрепления и выгонит Баранова из Америки.
   Барбер ухитрился опять отличиться: провернул еще одно рэкетирское мероприятие. Некий американский шкипер «одолжил» у Баранова двадцать пять алеутов, но назад, как обещал, так и не привез - бросил где-то в Калифорнии. Там их встретил Барбер, привез Баранову и вновь «благородно» потребовал за спасение десять тысяч. Баранов отдал - подавись, мол…