Страница:
Они переглянулись. Леверлин побелел от злости.
– Ну, так, – сказал Сварог. – Слухи ничуть не преувеличены…
По краю пустого пространства вокруг столбов прохаживались воины, человек двадцать, в кольчугах старинного фасона, но добротных, вооруженные мечами и топорами. Огнестрельного оружия Сварог не заметил. Еще несколько человек складывали кучи хвороста вокруг столбов с привязанными к ним людьми, и на них покрикивал красовавшийся на черном коне субъект в кольчуге с серебряными накладными украшениями и баронской короне на лысоватой башке.
Сварог пригляделся к тем, у столбов. Девушка в бедном домотканом платье, довольно красивая. Скорее всего местная. А вот мужчина определенно не отсюда – высокий, темноволосый, с аккуратной бородкой, в изодранной, но совсем недавно роскошной одежде, синей с вышивкой золотом.
На шее у барона красовалось изящной работы золотое ожерелье с синими самоцветами – оно никак не вязалось с хозяином Готара, а вот на человеке в синем смотрелось бы весьма естественно – как и висевший при бедре барона меч в дорогих ножнах, с усыпанной рубинами рукоятью…
– Ну, с кого начнем? – спросил Леверлин сквозь зубы.
– Ты что, хочешь…
– А ты до конца досмотреть собираешься? – На узком лице студента не осталось ни бесшабашности, ни благодушия.
– Да нет, – сказал Сварог. – Просто…
– Не знал, можно ли на меня рассчитывать?
– Ну… в общем, да.
– Ну, в общем, я на тебя не обижаюсь, – передразнил Леверлин. – Знакомы без году неделя… Ладно. Забыли. Но если ты еще когда-нибудь решишь, что на меня нельзя полагаться, – не посмотрю, что ты милорд, Его небесное великолепие… – Студент огляделся. – Так. Время есть, они еще повозятся, только начали… Знаешь, этот, с бородкой, определенно моряк. Одежда у него стагарского пошива. Но не колдун, мочки ушей на месте. Стагарский волшебник им уже давно устроил бы стихийное бедствие. Колдовство у них специфическое, сугубо морское, но неплохо работает и возле реки, впадающей в море. Проливной дождь или ветер, такой, чтобы крыши срывало, – это и здесь пригодилось бы…
– Я делаю барона, – сказал Сварог. – Во-первых, он здесь главный и без него начнется сумятица, во-вторых, лошадь, оставшись без седока, начнет метаться, прибавит паники. Держи мне спину, только смотри, сам не подвернись…
Они говорили тихонько, но стоявшие рядом все же кое-что расслышали, стали потихоньку отодвигаться, насколько удалось.
– Вся загвоздка в этих, – кивнул Леверлин на толпу. – Если кинутся на подмогу хозяину – задавят массой…
– Живи ты в таком дерьме, ты бы его любил и защищал?
– Люди – существа непредсказуемые… Вдруг они не захотят лишаться ни такого зрелища, ни хозяина? Ну как, начнем сразу или с разговором?
– С разговором, – сказал Сварог. – Вот что, диспозиция меняется. Как только я начну, кидайся и режь на парне веревки. Уж он-то за барона драться не станет.
– Не стоит. Если его сначала пытали, а вполне могли, он весь ломаный, и толку от него будет чуть. Только время потеряю.
– Тоже верно… Идем?
Они прошли мимо воинов и направились прямо к барону. Теперь их видели все. Кто-то охнул. Они шагали легко, размашисто под взглядами сотен глаз. Сварог ощутил легкость во всем теле и почувствовал, что движется, как некая машина, без единого лишнего движения. Люди у костров перестали складывать хворост и таращились на них. Барон – тоже. «Сейчас он рявкнет, – подумал Сварог, – не может не рявкнуть… А этот вот белобрысый совсем мальчишка, жалко…»
– Эт-то что за франты? – раздалось наконец рявканье барона. – Что нужно?
Ощутив прилив веселой ярости, Сварог посмотрел снизу вверх в одутловатую харю. Его голос звучал невыносимо надменно:
– Я – лорд Сварог, граф Гэйр. Что здесь происходит?
– Я – Леверлин, граф Грелор, и хочу задать тот же вопрос.
Сварог убедился, что его имя барону незнакомо. Но вот титул – самый захудалый барон Пограничья не мог не знать, что «лордами» титулуют только ларов.
– Что я хочу, то здесь и происходит, – рявкнул барон. И добавил тише, чтобы не слышали его вояки: – Милорд, если Его Небесное Великолепие нарушает традиции и без должного почета разгуливает по нашей убогой земле, с ним по скудоумию нашему могут и бесчестно обойтись…
«А он не трус, – отметил Сварог. – Подонок, но не трус. И неплохо осведомлен о традициях…»
Барон гнусно усмехнулся:
– Ваше Небесное Великолепие, тридцать топоров – это тридцать топоров, как ни крути. Если вы соблаговолите дождаться окончания церемонии, я приму вас в своем замке с почетом, какой только способен оказать. Мы люди темные, но понимаем: иногда и высоким господам неба хочется развлечься на земле без лишней пышности…
Пожалуй, он готов был покончить дело миром. Вот только Сварог никак на это не мог согласиться. Он быстро огляделся. Воины, сбитые с толку вполне мирным разговором, содержания которого они не слышали, поступили, как все солдаты в подобных случаях: опустили оружие, расслабились, тупо ожидая, пока дело вернется к какой-то определенности.
Леверлин крикнул человеку у столба:
– У вас, случаем, не будет к нам просьбы?
Человек ответил быстро, но с достоинством:
– Господа, я никогда и ни у кого не просил помощи, но иногда приходится отбрасывать прежние привычки. Не могли бы вы развязать эти веревки и одолжить меч? Остальное я сделаю сам…
– Боюсь, церемонию придется отменить, барон, – сказал Сварог.
Шаур он держал в левой руке, нацелился сначала в конскую грудь. Однако, когда рука барона дернулась к мечу, передумал – живи, лошадка, ты одна ни в чем не виновата, – шагнул вперед и размахнулся топором, не особенно и широко.
Лезвие вошло в обтянутый кольчугой жирный бок – косо и глубоко. Барон еще валился с седла, брызгая кровью, а Сварог уже развернулся на каблуках к кучке воинов, выстрелил в ближайшего, пустил очередь звездочек в группу стоявших поодаль. К его радости, моментально начался вполне приличный переполох. Конь рванулся вперед, но Леверлин, ловкий и проворный, как кошка, схватил повод и одним махом взмыл в седло. Зрители шарахнулись кто куда, разноголосо вопя. Воины тоже не являли собой образец единства и боевой стойкости – кто остался на месте, кто откровенно пятился, лишь человек пять неуверенно двинулись к Сварогу.
Передний размахнулся топором для хорошего броска. Сварог, осклабясь, ждал. Топор тяжело полетел в его сторону – и срикошетил от невидимой преграды, отлетел вбок. На того, кто его бросал, это произвело неизгладимое впечатление, да и остальных потрясло. Сварог сделал выпад и обрубил половину клинка белобрысого сопляка, оказавшегося ближе всех. Леверлин волчком вертелся с конем, ожидая атаки, но никто на него пока не бросался. Со стороны немногочисленных зрителей, рискнувших остаться на месте, послышались крики:
– Лар! Лар!
Наступил самый интересный момент. Либо солдатня, превозмогши страх, навалится всем скопом, и тогда все завертится по-настоящему, либо они выиграли. Стало тихо, только раненые стонали и охали. И в этой тишине вдруг завопил Леверлин, во всю мочь, словно хотел докричаться до летучих замков:
– Ваганум! Ваганум!
Он кричал что-то еще, про клятву, кажется. И все вдруг изменилось самым решительным образом. Воины, собравшись в кучку на почтительном расстоянии от Сварога, аккуратно стали складывать все свое оружие наземь. Это было настолько неожиданно, что Сварог оглянулся – не въезжают ли на площадь конники князя Велема?
Ничего подобного.
Воины, покончив с разоружением, выстроились неровной шеренгой. Леверлин шел к нему, ведя коня в поводу, улыбаясь во весь рот:
– В Ремиденуме еще и прилежно зубрят науки…
– Детали, – только и сказал Сварог, все еще удивляясь.
– Бывает набег ради грабежа, бывает война, а в земном праве есть еще и ваганум. Когда пришлый дворянин побеждает в схватке владельца манора, чтобы самому сесть на его место. Конечно, тут свои условия: владелец вправе использовать всю свою вооруженную силу, а пришелец обязан иметь, самое большее, одного спутника. Потому, хоть для ваганума теоретически открыт даже Снольдер, на деле успеха можно добиться лишь в такой вот глуши. Особенно когда подданные не хотят защищать хозяина.
– Значит, теперь барон – ты?
– Не было у меня хлопот… – усмехнулся Леверлин. – Ты. Быстренько начинай командовать, время не ждет… Ну!
Сварог приосанился, принял позу, показавшуюся ему самой величественной, оперся на рукоять топора, указал на столбы и рявкнул:
– Отвязать!
Воины, не очень и удивившись, побрели к столбам. Сварог неуверенно оглянулся на молчавшую толпу и крикнул:
– Все прекрасно, ребята, вольности последуют!
– Идиот! – поморщился Леверлин. – Они ж к тебе сейчас с просьбами и нуждами кинутся, затопчут…
Толпа и в самом деле колыхнулась вперед, лица из тупых стали вполне человеческими, охваченными надеждой. Но воины по жесту Леверлина уже выстроились меж Сварогом и толпой, а Леверлин уже кричал, воздев руки:
– Спокойствие! Барону нужно время, чтобы разобраться с вашими нуждами! Вольности вам обещаны, и они будут! Стоять!
Подействовало. Толпа замерла в прежней позиции.
– Обрати-ка внимание на эти рожи…
Сварог обратил. Пятеро с нагло-угодливыми рожами холуев-любимчиков и одетый еще богаче пожилой субъект с лицом до того добродетельным и праведным, что мог оказаться лишь вором и сатрапом.
– Ага, – сказал Сварог понимающе. – Ну-ну… Он направился к приближенным покойного барона, махнул на ходу воинам, и они, уже успев подобрать оружие, заторопились следом.
– Управитель? – спросил Сварог.
Субъект с лицом праведника часто-часто закивал.
– А повесьте-ка его, пожалуй, – сказал Сварог. – Что это за управитель, если довел город до такого похабства?
Воины сграбастали управителя, но он с неожиданной резвостью вывернулся и пал в ноги, цепляясь за сапоги:
– Ваша светлость, я ж вам пригожусь…
– Ладно, оставьте его пока, – сказал Сварог. – Остальных вешайте.
Он плохо представлял, как именно следует управлять государством, пусть и крохотным, но по наитию решил: в таких случаях не мешает громогласно пообещать вольности и немедленно повесить наиболее запачканных деятелей прежнего режима. Для укрепления своего авторитета в массах и в целях борьбы с коррупцией. Народу такое поведение всегда нравилось. Особенно когда вешают самых упитанных.
Пятерку холуев до виселицы, торчавшей в уголке площади, так и не довели – толпа, оттеснив воинов, захлестнула и смяла бывших фаворитов. Началась шумная, азартная толчея. Управитель глянул в ту сторону, затрясся.
– Ну, поговорим о государственных делах, – сказал ему Сварог. – Здесь люди от природы такие бедные или барон все мало-мальски ценное сгреб в закрома родины?
– Барон, ваша светлость, барон, подлец, негодяй, мерзавец, скотина…
– Без лирики, – сказал Сварог. – Где же в таком случае баронские закрома?
– В Ронеро, ваша светлость, в банках Равены, барон собирался перебираться туда… Я знаю, где лежат все бумаги и счета… – Он вдруг кинулся к бездыханному телу недавнего хозяина и тут же вернулся, обеими руками протягивая Сварогу баронскую корону.
Сварог повертел ее, напялил на голову, подумал и кивнул:
– Ладно, поживешь пока. Скройся в замок и сиди там тихонечко. Холуев дотопчут, непременно про тебя вспомнят… – Он жестом отправил одного из воинов следом за управителем, а второго спросил: – Винный погреб в замке есть?
– Как же без него, ваша светлость?
– Выкатите-ка народу пару бочек, – милостиво распорядился Сварог. – Не больше. Так, чтобы пришлось по хорошему ковшу на рыло. Самим пока не брать в рот ни капли, а то повешу. Дома у тех холуев были хорошие?
– Лучшие в городе, ваша светлость.
– Разграбить, – сказал Сварог. – Но аккуратно. Чад и домочадцев на время этой веселой забавы увести в замок.
– А управителев дом? – с деловым интересом спросил служивый.
– Управителев дом дарю вам всем, моей верной дружине, – сказал Сварог.
– Выходит, мне теперь на управителевой дочке жениться можно? Она не против, да папаша рыло воротил…
– Женись, – сказал Сварог. – Но чтобы по всем правилам у меня, без блуда!
Судя по лицу вояки, дружина отныне готова была за нового барона в огонь и в воду.
– Ваша светлость, а какие будут распоряжения насчет девок!
– Которых? – не понял Сварог.
– У барона в замке – десять девок, как бы для рукоделия и кухонной работы…
– По домам всех.
– Да ведь прижились, стервы, нравится им…
– По домам, – сказал Сварог, повернулся к Леверлину: – Как у меня получается?
– Неплохо для начала. А дальше?
– Увидишь, – хмыкнул Сварог. – Я тут кое-что предпринял. Так, а где наш спасенный?
Человек в синем наряде стоял поблизости – уже со своим ожерельем на шее и мечом на поясе. Он с достоинством раскланялся:
– Милорд, я ваш неоплатный должник. Вас не обидело столь скупое изъявление благодарности?
– Ничуть, – сказал Сварог. – Коли это не секрет – как вас занесло на костер?
– Больно признаваться, милорд, но причина в излишней самонадеянности. Когда твое имя заслужит определенную репутацию на морях, забываешь, что на суше обстоит несколько иначе. Я неосмотрительно отправился на берег, взяв с собой лишь троих матросов. Увы, этот дикий уголок оказался одним из тех мест, где славное имя капитана Джагеддина совершенно неизвестно…
– Чем я могу вам помочь? Ваш корабль где-то поблизости?
– Милорд, если вы дадите мне оседланного коня, это будет с вашей стороны столь же неоценимой услугой… Поверьте, я очень спешу.
Он упорно избегал подробностей. Должно быть, имел на то веские причины. Что ж, не стоит лезть в чужую жизнь…
– Джагеддин, – припомнил Сварог. – Капитан «Призрака удачи»?
Капитан поклонился:
– Для меня большая честь, что милорду известно название моей ничтожной лохани…
– Не слышали ли вы в последние дни что-нибудь о капитане Зо?
Вопрос, видимо, нетактичный – Джагеддин слегка поморщился.
– Милорд, мы с капитаном Зо не интересуемся делами друг друга. Наши сложные отношения принимают порой самые разнообразные формы и выражения… Мы старые соперники. Во многом.
– Ну, в таком случае можете поздравить, – сказал Сварог сухо. – Похоже, выиграли вы – потому что оказались тем, кто просто-напросто пережил соперника…
И отвернулся. Он не обязан был вести галантные беседы с этим совершенно чужим удальцом, случайным встречным.
Джагеддин столь же сухо произнес за его спиной:
– Несмотря на всю сложность наших с Зо отношений, я никогда не стал бы мелко злорадствовать, узнав о его смерти. Как и он, узнав о моей. Хотя каждому из нас было бы приятно, пади соперник именно от его руки…
– Я вас и не подозреваю в мелочности чувств, – сказал Сварог. – Насчет коня сейчас распоряжусь. Удачи.
– И вам. Повторяю, я ваш должник.
Он коротко поклонился и отошел к спасенной от костра девушке.
– Провалиться мне на этом месте, он собирается взять ее с собой, – сказал Леверлин. – Ну, его дело. Знаменитый морской волк… Интересно, что он потерял в этой дыре?
– Не знаю, – сказал Сварог. – И знать не хочу. Хватит с меня загадок, со своим бы делом справиться… Ага, вон их ведут, голубчиков…
– Кого?
– Понимаешь ли… – сказал Сварог. – Я велел солдатам доставить того местного лавочника, у которого в городе самая лучшая репутация. И нашего беспалого. В мое отсутствие они тут будут распоряжаться втроем – прежний управитель, лавочник и беспалый. Три прохвоста будут бдительно следить друг за другом. Возможно, когда-нибудь они и сговорятся воровать в добром согласии, но такое случится не скоро. Как тебе реформы и преобразования? Распоряжусь ослабить налоги и тому подобное…
– Боюсь, жизнь не особенно улучшится. Так, самую чуточку.
– А что делать? – пожал плечами Сварог.
Через час он поднимался на корабль полноправным бароном, вольным ярлом, имевшим право возводить в дворянство подобно королям, унося с собой в мешке корону, половину казны (остальное оставил на хозяйство троице управителей) и пергаменты с печатями, которые ему в качестве новоявленного владетеля предстояло еще заверить у ближайшего императорского наместника. Как он узнал, в его полном и безраздельном владении отныне находились городок Готар, три десятка деревень, земли площадью четыреста пятьдесят три квадратных лиги и тысячи четыре народу. Что ему со всем этим делать, он решительно не представлял и надеялся, что в будущем все как-нибудь утрясется само собой…
Глава 6
– Ну, так, – сказал Сварог. – Слухи ничуть не преувеличены…
По краю пустого пространства вокруг столбов прохаживались воины, человек двадцать, в кольчугах старинного фасона, но добротных, вооруженные мечами и топорами. Огнестрельного оружия Сварог не заметил. Еще несколько человек складывали кучи хвороста вокруг столбов с привязанными к ним людьми, и на них покрикивал красовавшийся на черном коне субъект в кольчуге с серебряными накладными украшениями и баронской короне на лысоватой башке.
Сварог пригляделся к тем, у столбов. Девушка в бедном домотканом платье, довольно красивая. Скорее всего местная. А вот мужчина определенно не отсюда – высокий, темноволосый, с аккуратной бородкой, в изодранной, но совсем недавно роскошной одежде, синей с вышивкой золотом.
На шее у барона красовалось изящной работы золотое ожерелье с синими самоцветами – оно никак не вязалось с хозяином Готара, а вот на человеке в синем смотрелось бы весьма естественно – как и висевший при бедре барона меч в дорогих ножнах, с усыпанной рубинами рукоятью…
– Ну, с кого начнем? – спросил Леверлин сквозь зубы.
– Ты что, хочешь…
– А ты до конца досмотреть собираешься? – На узком лице студента не осталось ни бесшабашности, ни благодушия.
– Да нет, – сказал Сварог. – Просто…
– Не знал, можно ли на меня рассчитывать?
– Ну… в общем, да.
– Ну, в общем, я на тебя не обижаюсь, – передразнил Леверлин. – Знакомы без году неделя… Ладно. Забыли. Но если ты еще когда-нибудь решишь, что на меня нельзя полагаться, – не посмотрю, что ты милорд, Его небесное великолепие… – Студент огляделся. – Так. Время есть, они еще повозятся, только начали… Знаешь, этот, с бородкой, определенно моряк. Одежда у него стагарского пошива. Но не колдун, мочки ушей на месте. Стагарский волшебник им уже давно устроил бы стихийное бедствие. Колдовство у них специфическое, сугубо морское, но неплохо работает и возле реки, впадающей в море. Проливной дождь или ветер, такой, чтобы крыши срывало, – это и здесь пригодилось бы…
– Я делаю барона, – сказал Сварог. – Во-первых, он здесь главный и без него начнется сумятица, во-вторых, лошадь, оставшись без седока, начнет метаться, прибавит паники. Держи мне спину, только смотри, сам не подвернись…
Они говорили тихонько, но стоявшие рядом все же кое-что расслышали, стали потихоньку отодвигаться, насколько удалось.
– Вся загвоздка в этих, – кивнул Леверлин на толпу. – Если кинутся на подмогу хозяину – задавят массой…
– Живи ты в таком дерьме, ты бы его любил и защищал?
– Люди – существа непредсказуемые… Вдруг они не захотят лишаться ни такого зрелища, ни хозяина? Ну как, начнем сразу или с разговором?
– С разговором, – сказал Сварог. – Вот что, диспозиция меняется. Как только я начну, кидайся и режь на парне веревки. Уж он-то за барона драться не станет.
– Не стоит. Если его сначала пытали, а вполне могли, он весь ломаный, и толку от него будет чуть. Только время потеряю.
– Тоже верно… Идем?
Они прошли мимо воинов и направились прямо к барону. Теперь их видели все. Кто-то охнул. Они шагали легко, размашисто под взглядами сотен глаз. Сварог ощутил легкость во всем теле и почувствовал, что движется, как некая машина, без единого лишнего движения. Люди у костров перестали складывать хворост и таращились на них. Барон – тоже. «Сейчас он рявкнет, – подумал Сварог, – не может не рявкнуть… А этот вот белобрысый совсем мальчишка, жалко…»
– Эт-то что за франты? – раздалось наконец рявканье барона. – Что нужно?
Ощутив прилив веселой ярости, Сварог посмотрел снизу вверх в одутловатую харю. Его голос звучал невыносимо надменно:
– Я – лорд Сварог, граф Гэйр. Что здесь происходит?
– Я – Леверлин, граф Грелор, и хочу задать тот же вопрос.
Сварог убедился, что его имя барону незнакомо. Но вот титул – самый захудалый барон Пограничья не мог не знать, что «лордами» титулуют только ларов.
– Что я хочу, то здесь и происходит, – рявкнул барон. И добавил тише, чтобы не слышали его вояки: – Милорд, если Его Небесное Великолепие нарушает традиции и без должного почета разгуливает по нашей убогой земле, с ним по скудоумию нашему могут и бесчестно обойтись…
«А он не трус, – отметил Сварог. – Подонок, но не трус. И неплохо осведомлен о традициях…»
Барон гнусно усмехнулся:
– Ваше Небесное Великолепие, тридцать топоров – это тридцать топоров, как ни крути. Если вы соблаговолите дождаться окончания церемонии, я приму вас в своем замке с почетом, какой только способен оказать. Мы люди темные, но понимаем: иногда и высоким господам неба хочется развлечься на земле без лишней пышности…
Пожалуй, он готов был покончить дело миром. Вот только Сварог никак на это не мог согласиться. Он быстро огляделся. Воины, сбитые с толку вполне мирным разговором, содержания которого они не слышали, поступили, как все солдаты в подобных случаях: опустили оружие, расслабились, тупо ожидая, пока дело вернется к какой-то определенности.
Леверлин крикнул человеку у столба:
– У вас, случаем, не будет к нам просьбы?
Человек ответил быстро, но с достоинством:
– Господа, я никогда и ни у кого не просил помощи, но иногда приходится отбрасывать прежние привычки. Не могли бы вы развязать эти веревки и одолжить меч? Остальное я сделаю сам…
– Боюсь, церемонию придется отменить, барон, – сказал Сварог.
Шаур он держал в левой руке, нацелился сначала в конскую грудь. Однако, когда рука барона дернулась к мечу, передумал – живи, лошадка, ты одна ни в чем не виновата, – шагнул вперед и размахнулся топором, не особенно и широко.
Лезвие вошло в обтянутый кольчугой жирный бок – косо и глубоко. Барон еще валился с седла, брызгая кровью, а Сварог уже развернулся на каблуках к кучке воинов, выстрелил в ближайшего, пустил очередь звездочек в группу стоявших поодаль. К его радости, моментально начался вполне приличный переполох. Конь рванулся вперед, но Леверлин, ловкий и проворный, как кошка, схватил повод и одним махом взмыл в седло. Зрители шарахнулись кто куда, разноголосо вопя. Воины тоже не являли собой образец единства и боевой стойкости – кто остался на месте, кто откровенно пятился, лишь человек пять неуверенно двинулись к Сварогу.
Передний размахнулся топором для хорошего броска. Сварог, осклабясь, ждал. Топор тяжело полетел в его сторону – и срикошетил от невидимой преграды, отлетел вбок. На того, кто его бросал, это произвело неизгладимое впечатление, да и остальных потрясло. Сварог сделал выпад и обрубил половину клинка белобрысого сопляка, оказавшегося ближе всех. Леверлин волчком вертелся с конем, ожидая атаки, но никто на него пока не бросался. Со стороны немногочисленных зрителей, рискнувших остаться на месте, послышались крики:
– Лар! Лар!
Наступил самый интересный момент. Либо солдатня, превозмогши страх, навалится всем скопом, и тогда все завертится по-настоящему, либо они выиграли. Стало тихо, только раненые стонали и охали. И в этой тишине вдруг завопил Леверлин, во всю мочь, словно хотел докричаться до летучих замков:
– Ваганум! Ваганум!
Он кричал что-то еще, про клятву, кажется. И все вдруг изменилось самым решительным образом. Воины, собравшись в кучку на почтительном расстоянии от Сварога, аккуратно стали складывать все свое оружие наземь. Это было настолько неожиданно, что Сварог оглянулся – не въезжают ли на площадь конники князя Велема?
Ничего подобного.
Воины, покончив с разоружением, выстроились неровной шеренгой. Леверлин шел к нему, ведя коня в поводу, улыбаясь во весь рот:
– В Ремиденуме еще и прилежно зубрят науки…
– Детали, – только и сказал Сварог, все еще удивляясь.
– Бывает набег ради грабежа, бывает война, а в земном праве есть еще и ваганум. Когда пришлый дворянин побеждает в схватке владельца манора, чтобы самому сесть на его место. Конечно, тут свои условия: владелец вправе использовать всю свою вооруженную силу, а пришелец обязан иметь, самое большее, одного спутника. Потому, хоть для ваганума теоретически открыт даже Снольдер, на деле успеха можно добиться лишь в такой вот глуши. Особенно когда подданные не хотят защищать хозяина.
– Значит, теперь барон – ты?
– Не было у меня хлопот… – усмехнулся Леверлин. – Ты. Быстренько начинай командовать, время не ждет… Ну!
Сварог приосанился, принял позу, показавшуюся ему самой величественной, оперся на рукоять топора, указал на столбы и рявкнул:
– Отвязать!
Воины, не очень и удивившись, побрели к столбам. Сварог неуверенно оглянулся на молчавшую толпу и крикнул:
– Все прекрасно, ребята, вольности последуют!
– Идиот! – поморщился Леверлин. – Они ж к тебе сейчас с просьбами и нуждами кинутся, затопчут…
Толпа и в самом деле колыхнулась вперед, лица из тупых стали вполне человеческими, охваченными надеждой. Но воины по жесту Леверлина уже выстроились меж Сварогом и толпой, а Леверлин уже кричал, воздев руки:
– Спокойствие! Барону нужно время, чтобы разобраться с вашими нуждами! Вольности вам обещаны, и они будут! Стоять!
Подействовало. Толпа замерла в прежней позиции.
– Обрати-ка внимание на эти рожи…
Сварог обратил. Пятеро с нагло-угодливыми рожами холуев-любимчиков и одетый еще богаче пожилой субъект с лицом до того добродетельным и праведным, что мог оказаться лишь вором и сатрапом.
– Ага, – сказал Сварог понимающе. – Ну-ну… Он направился к приближенным покойного барона, махнул на ходу воинам, и они, уже успев подобрать оружие, заторопились следом.
– Управитель? – спросил Сварог.
Субъект с лицом праведника часто-часто закивал.
– А повесьте-ка его, пожалуй, – сказал Сварог. – Что это за управитель, если довел город до такого похабства?
Воины сграбастали управителя, но он с неожиданной резвостью вывернулся и пал в ноги, цепляясь за сапоги:
– Ваша светлость, я ж вам пригожусь…
– Ладно, оставьте его пока, – сказал Сварог. – Остальных вешайте.
Он плохо представлял, как именно следует управлять государством, пусть и крохотным, но по наитию решил: в таких случаях не мешает громогласно пообещать вольности и немедленно повесить наиболее запачканных деятелей прежнего режима. Для укрепления своего авторитета в массах и в целях борьбы с коррупцией. Народу такое поведение всегда нравилось. Особенно когда вешают самых упитанных.
Пятерку холуев до виселицы, торчавшей в уголке площади, так и не довели – толпа, оттеснив воинов, захлестнула и смяла бывших фаворитов. Началась шумная, азартная толчея. Управитель глянул в ту сторону, затрясся.
– Ну, поговорим о государственных делах, – сказал ему Сварог. – Здесь люди от природы такие бедные или барон все мало-мальски ценное сгреб в закрома родины?
– Барон, ваша светлость, барон, подлец, негодяй, мерзавец, скотина…
– Без лирики, – сказал Сварог. – Где же в таком случае баронские закрома?
– В Ронеро, ваша светлость, в банках Равены, барон собирался перебираться туда… Я знаю, где лежат все бумаги и счета… – Он вдруг кинулся к бездыханному телу недавнего хозяина и тут же вернулся, обеими руками протягивая Сварогу баронскую корону.
Сварог повертел ее, напялил на голову, подумал и кивнул:
– Ладно, поживешь пока. Скройся в замок и сиди там тихонечко. Холуев дотопчут, непременно про тебя вспомнят… – Он жестом отправил одного из воинов следом за управителем, а второго спросил: – Винный погреб в замке есть?
– Как же без него, ваша светлость?
– Выкатите-ка народу пару бочек, – милостиво распорядился Сварог. – Не больше. Так, чтобы пришлось по хорошему ковшу на рыло. Самим пока не брать в рот ни капли, а то повешу. Дома у тех холуев были хорошие?
– Лучшие в городе, ваша светлость.
– Разграбить, – сказал Сварог. – Но аккуратно. Чад и домочадцев на время этой веселой забавы увести в замок.
– А управителев дом? – с деловым интересом спросил служивый.
– Управителев дом дарю вам всем, моей верной дружине, – сказал Сварог.
– Выходит, мне теперь на управителевой дочке жениться можно? Она не против, да папаша рыло воротил…
– Женись, – сказал Сварог. – Но чтобы по всем правилам у меня, без блуда!
Судя по лицу вояки, дружина отныне готова была за нового барона в огонь и в воду.
– Ваша светлость, а какие будут распоряжения насчет девок!
– Которых? – не понял Сварог.
– У барона в замке – десять девок, как бы для рукоделия и кухонной работы…
– По домам всех.
– Да ведь прижились, стервы, нравится им…
– По домам, – сказал Сварог, повернулся к Леверлину: – Как у меня получается?
– Неплохо для начала. А дальше?
– Увидишь, – хмыкнул Сварог. – Я тут кое-что предпринял. Так, а где наш спасенный?
Человек в синем наряде стоял поблизости – уже со своим ожерельем на шее и мечом на поясе. Он с достоинством раскланялся:
– Милорд, я ваш неоплатный должник. Вас не обидело столь скупое изъявление благодарности?
– Ничуть, – сказал Сварог. – Коли это не секрет – как вас занесло на костер?
– Больно признаваться, милорд, но причина в излишней самонадеянности. Когда твое имя заслужит определенную репутацию на морях, забываешь, что на суше обстоит несколько иначе. Я неосмотрительно отправился на берег, взяв с собой лишь троих матросов. Увы, этот дикий уголок оказался одним из тех мест, где славное имя капитана Джагеддина совершенно неизвестно…
– Чем я могу вам помочь? Ваш корабль где-то поблизости?
– Милорд, если вы дадите мне оседланного коня, это будет с вашей стороны столь же неоценимой услугой… Поверьте, я очень спешу.
Он упорно избегал подробностей. Должно быть, имел на то веские причины. Что ж, не стоит лезть в чужую жизнь…
– Джагеддин, – припомнил Сварог. – Капитан «Призрака удачи»?
Капитан поклонился:
– Для меня большая честь, что милорду известно название моей ничтожной лохани…
– Не слышали ли вы в последние дни что-нибудь о капитане Зо?
Вопрос, видимо, нетактичный – Джагеддин слегка поморщился.
– Милорд, мы с капитаном Зо не интересуемся делами друг друга. Наши сложные отношения принимают порой самые разнообразные формы и выражения… Мы старые соперники. Во многом.
– Ну, в таком случае можете поздравить, – сказал Сварог сухо. – Похоже, выиграли вы – потому что оказались тем, кто просто-напросто пережил соперника…
И отвернулся. Он не обязан был вести галантные беседы с этим совершенно чужим удальцом, случайным встречным.
Джагеддин столь же сухо произнес за его спиной:
– Несмотря на всю сложность наших с Зо отношений, я никогда не стал бы мелко злорадствовать, узнав о его смерти. Как и он, узнав о моей. Хотя каждому из нас было бы приятно, пади соперник именно от его руки…
– Я вас и не подозреваю в мелочности чувств, – сказал Сварог. – Насчет коня сейчас распоряжусь. Удачи.
– И вам. Повторяю, я ваш должник.
Он коротко поклонился и отошел к спасенной от костра девушке.
– Провалиться мне на этом месте, он собирается взять ее с собой, – сказал Леверлин. – Ну, его дело. Знаменитый морской волк… Интересно, что он потерял в этой дыре?
– Не знаю, – сказал Сварог. – И знать не хочу. Хватит с меня загадок, со своим бы делом справиться… Ага, вон их ведут, голубчиков…
– Кого?
– Понимаешь ли… – сказал Сварог. – Я велел солдатам доставить того местного лавочника, у которого в городе самая лучшая репутация. И нашего беспалого. В мое отсутствие они тут будут распоряжаться втроем – прежний управитель, лавочник и беспалый. Три прохвоста будут бдительно следить друг за другом. Возможно, когда-нибудь они и сговорятся воровать в добром согласии, но такое случится не скоро. Как тебе реформы и преобразования? Распоряжусь ослабить налоги и тому подобное…
– Боюсь, жизнь не особенно улучшится. Так, самую чуточку.
– А что делать? – пожал плечами Сварог.
Через час он поднимался на корабль полноправным бароном, вольным ярлом, имевшим право возводить в дворянство подобно королям, унося с собой в мешке корону, половину казны (остальное оставил на хозяйство троице управителей) и пергаменты с печатями, которые ему в качестве новоявленного владетеля предстояло еще заверить у ближайшего императорского наместника. Как он узнал, в его полном и безраздельном владении отныне находились городок Готар, три десятка деревень, земли площадью четыреста пятьдесят три квадратных лиги и тысячи четыре народу. Что ему со всем этим делать, он решительно не представлял и надеялся, что в будущем все как-нибудь утрясется само собой…
Глава 6
МИЛОРД, КОТОРОГО НЕТ
Если Харлан и был заповедником злых колдунов и черных магов, на его внешнем облике это никак не отражалось. Попав в его пределы, Сварог видел по обоим берегам Итела самые обыкновенные селения, городки, пашни, пастбища, замки и храмы. На реке попадалось множество пузатых купеческих коггов и влекомых лошадьми барж, иногда величественно проплывали большие океанские корабли с иностранными флагами. Раза три встречались парусные военные фрегаты под харланскими вымпелами, а однажды пропыхтел колесный пароход с высокой черной трубой и пушками на палубе, но «Морская жемчужница» ничьего внимания не привлекала, словно стала невидимкой.
Столица Харлана Аран оказалась самым обыкновенным городом – не блиставшим умопомрачительной роскошью, но и не убогим. Она была разделена рекой пополам, берега повсюду забраны в камень, но ни одного моста Сварог не увидел – Ител здесь был в лигу шириной, и столь длинные мосты, возможно, просто не умели строить.
Сварог самонадеянно велел было капитану править к первому же попавшемуся причалу, но оказалось, что порядки здесь (как и в других державах, впрочем) жесткие: все, кто прибывал из-за границы водным путем, должны были причаливать в особой гавани, где их ждали таможенный досмотр, проверка бумаг и прочие прелести гостеприимства. Пришлось плыть дальше, соблюдая все предосторожности: наперерез в обоих направлениях сновали лодки, иные простенькие, иные с роскошными балдахинами, множеством гребцов, раскрашенные и покрытые резьбой.
– Одного я не пойму, – сказал Сварог Леверлину. – Какого черта они построили город по обоим берегам? Река-то широченная…
– Старинная традиция, – пожал плечами Леверлин. – Есть древнее поверье – только та столица благополучно просуществует до скончания времен, что стоит на обоих берегах реки. С военной точки зрения это приносит лишние хлопоты – такой город не окружить крепостной стеной. Но традиция, несмотря на все неудобства, держится стойко. Подозреваю, в прошлом, до Шторма, существовал какой-то великий город, расположенный на обоих берегах, воспоминания о его славе в такой вот форме и запечатлелись…
У нас в Равене есть великолепные мосты. И в Ноле тоже. А у харланцев нет ни денег, ни мастеров. Словом, богатый человек всегда заведет собственную лодку, а если у тебя и на перевозчика нет – сиди себе на своем берегу…
Встретили их сугубо по-деловому – на борт поднялся десяток солдат в темно-голубых мундирах со светло-синим шитьем, тут же разбежавшихся обшаривать корабль сверху донизу. За ними появился ужасно важный чиновник в коричневом кафтане, перепоясанном серебряным поясом с серебряной чернильницей – знаками Сословия Чернильницы – и нашивками канцеляриста. Чин был невеликий, третий от конца, но пыжился его носитель неимоверно, в продолжение досмотра расхаживал вдоль борта, заложив руки за спину, выпятив хилую грудь, украшенную из отличий лишь квадратной медалькой Бронзовое Перо и пряжкой за выслугу лет, не удостаивая прибывших на «Морской жемчужнице» и мимолетным взглядом. Хорошо еще, до личного обыска здесь не додумались, и Карах пересидел весь шмон в своем обычном укрытии, капюшоне плаща Сварога.
Обыск, впрочем, был недолгим. Чиновник проверил их документы с таким видом, словно заранее знал, что все это чистейшей воды подделка (хотя поддельных там была ровно половина), а новоприбывшие – воры, аферисты и убийцы. Закончив, он смерил всех проницательным взглядом – снизу вверх, сверху вниз, снизу вверх. Вообще-то с дворянами полагалось бы вести себя и почтительнее, но в пору очередных обострений с Ронеро ронерский граф был здесь персоной неавторитетной, а барон из Пограничья, к тому же еще не утвержденный имперским наместником, и вовсе презренной личностью. Пожевав губами, чиновник задумчиво сказал:
– Конечно, ничего подозрительного… да ведь и вообще ничего, ни постелей, ни вещичек, пара чарок да узел с едой… Вы откуда свалились, благородные лауры [11]и бравые морячки? Где-то я кой-кого из вас видел, уж не в Монторской ли тюрьме годика два назад, когда вас пятый раз выпускали после очередной отсидки?
Он играл столь фальшиво и бездарно, что не получил бы ангажемента и в странствующем балаганчике – разве что на роль колонны без речей. Но Сварог, прекрасно понимая, в чем тут намек, сказал лениво:
– Ну что вы, сударь, просто превратности жизни таковы, что иногда плывешь на чем придется…
И опустил в широкий коричневый карман пяток кругленьких золотых аргументов, чего чиновник словно бы и не заметил, но подобрел моментально:
– Да нет, насчет Менторской тюрьмы – это я перепутал. Столько людей мелькает… Ваши превратности жизни меня не касаются, лишь бы у нас вели себя благонравно.
Он хотел спуститься по трапу вслед за солдатами, злыми оттого, что лично им ничем не удалось поживиться. Сварог догнал его, сунул в карман еще одну монету;
– Не подскажете ли, где и как нам разыскать барона Дальга?
Чиновник удивился без всякого наигрыша:
– Но, лаур, его же похоронили позавчера… Несчастный случай на охоте.
Постоял, но, видя, что ничего больше не получит, сошел по трапу. Сварог с Леверлином переглянулись.
– Вот так, – хмуро сказал Сварог. – Несчастный случай…
– Думаешь?
– А какая нам разница? Нет больше барона. – Он лихорадочно искал выход. – Мы не привлечем внимания, если сразу двинемся к имперскому наместнику?
– Ни малейшего. В любой приемной наместника тьма народу с прошениями. От непризнанных изобретателей до нищих вдов.
– И никого не гонят?
– Зачем? – пожал плечами Леверлин. – Кому-то могут и подкинуть парочку монет, кого одарят красивой бумагой с красивыми печатями – читано со вниманием, благодарят за рвение, лорд и камергер такой-то…
– Пошли. Карах, как тебе это место?
– Плохое место, – не высовываясь, ответил домовой. – Не знаю, как и объяснить. Явного ничего не чувствуется, но словно бы в воздухе есть примесь… Как скверный запах, только это не запах…
– В общем, неуютно, – кивнул Сварог. На улицах за ними вроде бы не следили. Резиденция имперского наместника представляла собой роскошный дворец какой-то странной архитектуры – в небесах Сварог не видел ничего подобного. Видимо, здание специально так задумали, чтобы оно отличалось от любых других земных построек. Ограда была и вовсе уж необычной – затейливая решетка в два человеческих роста из лучей густо-алого цвета, временами мерцавших золотыми искрами.
– Прикоснешься – без руки останешься? – спросил Сварог.
– Или без головы, если головой, – кивнул Леверлин. – Странно, что приходится объяснять такие вещи лару. Ты посмотри, сколько ходатаев, долго придется торчать…
Очередь человек из пятидесяти – в основном с гильдейскими бляхами, но попадались и представители Семи Сословий, и дворяне – тянулась к небольшому, но богатому на архитектурные излишества домику, пурпурному с золотым, стоявшему вне решетки, у ворот, исполненных из переплетения того же алого цвета. Вдоль очереди прохаживались четверо полицейских в коричневом, и порядок стоял образцовый – едва выходил очередной проситель, следующий скрывался за пурпурной дверью с золотым гербом наместника. Кто-то почти сразу же оказывался снаружи, кто-то задерживался надолго, кто-то покидал канцелярию радостным, кто-то унылым, а один вылетел, словно его вытолкнули пинком, упал, вскочил, отряхнулся и под тихие смешки захромал прочь. На Сварога повеяло родным, полузабытым…
Он сунулся было к полицейским, представившись бароном и предъявляя золотые аргументы; но они, о диво, не оказали обычного своего волшебного действия – полицейский молча выдвинул меч на треть и бросил назад в ножны. Пришлось встать в очередь и проскучать часа три. Сварогу, как бывшему советскому человеку, это занятие было насквозь знакомо, и он особо не нервничал, но Леверлин, поджидавший его в сторонке, извелся вконец.
Когда подошла очередь Сварога, уже смеркалось.
За дверью оказалась не столь уж большая, но с невероятной роскошью отделанная комната без окон – узорчатый мрамор, яшма, малахит, драгоценные камни, золото, серебро, ковры, затейливая люстра с электрическими лампочками, висящая под потолком без всякой видимой опоры. Большой портрет Яны на стене, исполненный прямо-таки в лучших традициях соцреализма: она на троне, фигура едва видна из-за самоцветов, сплошь покрывших пышнейшее платье. Что до платья, Сварог в жизни не видел на юной императрице столь идиотского сооружения, никогда не видел ее столь величавой и надменной, а столь огромную корону она удержала бы на голове лишь с помощью магии. И все равно Сварог обрадовался ей, как живой. Показалось даже, будто он уже дома.
Раззолоченный чиновник сидел за золотым столом, усыпанным драгоценными камнями во всевозможных узорах и сочетаниях. Оба блистали, и стол, и чиновник, свет люстры окутывал их мириадами крохотных радуг. Любой земной житель себя не помнил бы от благоговения, но Сварог, осмотревшийся довольно откровенно, решил, что странное золотое украшение на горле чиновника – скорее всего ларингофон. А золотая серьга в левой мочке, закрывавшая всю ушную раковину, – приемник.
Столица Харлана Аран оказалась самым обыкновенным городом – не блиставшим умопомрачительной роскошью, но и не убогим. Она была разделена рекой пополам, берега повсюду забраны в камень, но ни одного моста Сварог не увидел – Ител здесь был в лигу шириной, и столь длинные мосты, возможно, просто не умели строить.
Сварог самонадеянно велел было капитану править к первому же попавшемуся причалу, но оказалось, что порядки здесь (как и в других державах, впрочем) жесткие: все, кто прибывал из-за границы водным путем, должны были причаливать в особой гавани, где их ждали таможенный досмотр, проверка бумаг и прочие прелести гостеприимства. Пришлось плыть дальше, соблюдая все предосторожности: наперерез в обоих направлениях сновали лодки, иные простенькие, иные с роскошными балдахинами, множеством гребцов, раскрашенные и покрытые резьбой.
– Одного я не пойму, – сказал Сварог Леверлину. – Какого черта они построили город по обоим берегам? Река-то широченная…
– Старинная традиция, – пожал плечами Леверлин. – Есть древнее поверье – только та столица благополучно просуществует до скончания времен, что стоит на обоих берегах реки. С военной точки зрения это приносит лишние хлопоты – такой город не окружить крепостной стеной. Но традиция, несмотря на все неудобства, держится стойко. Подозреваю, в прошлом, до Шторма, существовал какой-то великий город, расположенный на обоих берегах, воспоминания о его славе в такой вот форме и запечатлелись…
У нас в Равене есть великолепные мосты. И в Ноле тоже. А у харланцев нет ни денег, ни мастеров. Словом, богатый человек всегда заведет собственную лодку, а если у тебя и на перевозчика нет – сиди себе на своем берегу…
Встретили их сугубо по-деловому – на борт поднялся десяток солдат в темно-голубых мундирах со светло-синим шитьем, тут же разбежавшихся обшаривать корабль сверху донизу. За ними появился ужасно важный чиновник в коричневом кафтане, перепоясанном серебряным поясом с серебряной чернильницей – знаками Сословия Чернильницы – и нашивками канцеляриста. Чин был невеликий, третий от конца, но пыжился его носитель неимоверно, в продолжение досмотра расхаживал вдоль борта, заложив руки за спину, выпятив хилую грудь, украшенную из отличий лишь квадратной медалькой Бронзовое Перо и пряжкой за выслугу лет, не удостаивая прибывших на «Морской жемчужнице» и мимолетным взглядом. Хорошо еще, до личного обыска здесь не додумались, и Карах пересидел весь шмон в своем обычном укрытии, капюшоне плаща Сварога.
Обыск, впрочем, был недолгим. Чиновник проверил их документы с таким видом, словно заранее знал, что все это чистейшей воды подделка (хотя поддельных там была ровно половина), а новоприбывшие – воры, аферисты и убийцы. Закончив, он смерил всех проницательным взглядом – снизу вверх, сверху вниз, снизу вверх. Вообще-то с дворянами полагалось бы вести себя и почтительнее, но в пору очередных обострений с Ронеро ронерский граф был здесь персоной неавторитетной, а барон из Пограничья, к тому же еще не утвержденный имперским наместником, и вовсе презренной личностью. Пожевав губами, чиновник задумчиво сказал:
– Конечно, ничего подозрительного… да ведь и вообще ничего, ни постелей, ни вещичек, пара чарок да узел с едой… Вы откуда свалились, благородные лауры [11]и бравые морячки? Где-то я кой-кого из вас видел, уж не в Монторской ли тюрьме годика два назад, когда вас пятый раз выпускали после очередной отсидки?
Он играл столь фальшиво и бездарно, что не получил бы ангажемента и в странствующем балаганчике – разве что на роль колонны без речей. Но Сварог, прекрасно понимая, в чем тут намек, сказал лениво:
– Ну что вы, сударь, просто превратности жизни таковы, что иногда плывешь на чем придется…
И опустил в широкий коричневый карман пяток кругленьких золотых аргументов, чего чиновник словно бы и не заметил, но подобрел моментально:
– Да нет, насчет Менторской тюрьмы – это я перепутал. Столько людей мелькает… Ваши превратности жизни меня не касаются, лишь бы у нас вели себя благонравно.
Он хотел спуститься по трапу вслед за солдатами, злыми оттого, что лично им ничем не удалось поживиться. Сварог догнал его, сунул в карман еще одну монету;
– Не подскажете ли, где и как нам разыскать барона Дальга?
Чиновник удивился без всякого наигрыша:
– Но, лаур, его же похоронили позавчера… Несчастный случай на охоте.
Постоял, но, видя, что ничего больше не получит, сошел по трапу. Сварог с Леверлином переглянулись.
– Вот так, – хмуро сказал Сварог. – Несчастный случай…
– Думаешь?
– А какая нам разница? Нет больше барона. – Он лихорадочно искал выход. – Мы не привлечем внимания, если сразу двинемся к имперскому наместнику?
– Ни малейшего. В любой приемной наместника тьма народу с прошениями. От непризнанных изобретателей до нищих вдов.
– И никого не гонят?
– Зачем? – пожал плечами Леверлин. – Кому-то могут и подкинуть парочку монет, кого одарят красивой бумагой с красивыми печатями – читано со вниманием, благодарят за рвение, лорд и камергер такой-то…
– Пошли. Карах, как тебе это место?
– Плохое место, – не высовываясь, ответил домовой. – Не знаю, как и объяснить. Явного ничего не чувствуется, но словно бы в воздухе есть примесь… Как скверный запах, только это не запах…
– В общем, неуютно, – кивнул Сварог. На улицах за ними вроде бы не следили. Резиденция имперского наместника представляла собой роскошный дворец какой-то странной архитектуры – в небесах Сварог не видел ничего подобного. Видимо, здание специально так задумали, чтобы оно отличалось от любых других земных построек. Ограда была и вовсе уж необычной – затейливая решетка в два человеческих роста из лучей густо-алого цвета, временами мерцавших золотыми искрами.
– Прикоснешься – без руки останешься? – спросил Сварог.
– Или без головы, если головой, – кивнул Леверлин. – Странно, что приходится объяснять такие вещи лару. Ты посмотри, сколько ходатаев, долго придется торчать…
Очередь человек из пятидесяти – в основном с гильдейскими бляхами, но попадались и представители Семи Сословий, и дворяне – тянулась к небольшому, но богатому на архитектурные излишества домику, пурпурному с золотым, стоявшему вне решетки, у ворот, исполненных из переплетения того же алого цвета. Вдоль очереди прохаживались четверо полицейских в коричневом, и порядок стоял образцовый – едва выходил очередной проситель, следующий скрывался за пурпурной дверью с золотым гербом наместника. Кто-то почти сразу же оказывался снаружи, кто-то задерживался надолго, кто-то покидал канцелярию радостным, кто-то унылым, а один вылетел, словно его вытолкнули пинком, упал, вскочил, отряхнулся и под тихие смешки захромал прочь. На Сварога повеяло родным, полузабытым…
Он сунулся было к полицейским, представившись бароном и предъявляя золотые аргументы; но они, о диво, не оказали обычного своего волшебного действия – полицейский молча выдвинул меч на треть и бросил назад в ножны. Пришлось встать в очередь и проскучать часа три. Сварогу, как бывшему советскому человеку, это занятие было насквозь знакомо, и он особо не нервничал, но Леверлин, поджидавший его в сторонке, извелся вконец.
Когда подошла очередь Сварога, уже смеркалось.
За дверью оказалась не столь уж большая, но с невероятной роскошью отделанная комната без окон – узорчатый мрамор, яшма, малахит, драгоценные камни, золото, серебро, ковры, затейливая люстра с электрическими лампочками, висящая под потолком без всякой видимой опоры. Большой портрет Яны на стене, исполненный прямо-таки в лучших традициях соцреализма: она на троне, фигура едва видна из-за самоцветов, сплошь покрывших пышнейшее платье. Что до платья, Сварог в жизни не видел на юной императрице столь идиотского сооружения, никогда не видел ее столь величавой и надменной, а столь огромную корону она удержала бы на голове лишь с помощью магии. И все равно Сварог обрадовался ей, как живой. Показалось даже, будто он уже дома.
Раззолоченный чиновник сидел за золотым столом, усыпанным драгоценными камнями во всевозможных узорах и сочетаниях. Оба блистали, и стол, и чиновник, свет люстры окутывал их мириадами крохотных радуг. Любой земной житель себя не помнил бы от благоговения, но Сварог, осмотревшийся довольно откровенно, решил, что странное золотое украшение на горле чиновника – скорее всего ларингофон. А золотая серьга в левой мочке, закрывавшая всю ушную раковину, – приемник.