И тут шаг вперед сделала Машка, разом изменив расстановку фигур на доске. Резким движением откинула непослушную челку со лба и спокойно сказала:
   – Вам, ромалы, привет от Пашки-Пальчика...
   Опа! В стане противника возникло легкое замешательство. Смуглые быстро переглянулись, и копатель недоуменно дернул подбородком:
   – Эй, откуда Пашу знаешь?
   – Встречались... – с вызовом сказала Маша. – Ну так будем разговаривать нормально?
   На дороге лязгающе хлопнула дверца, судя по всему, не закрылась, последовал еще один удар, вовсе уж разъяренный, и хриплый голос о чем-то раздраженно поинтересовался на все том же незнакомом языке. «Жилетка» бросил взгляд на «пиджак», пожал плечами и что-то прокричал в ответ. Причем в его фразе отчетливо прозвучало «Паша-Пальчик».
   ...И тут Карташ вспомнил. Почти полтора месяца назад, товарный поезд, споро везущий их и два ящика проклятущей платины в Туркмению, станция где-то неподалеку от российско-казахской границы, бойкий цыган-шалопай, которого искали мелкие бандюшата тамошнего разлива... Точно: шалопай так и представился – Пашка-Пальчик. Которого, дескать, знают все цыгане от Москвы до самых до окраин и который дал им наводку. Если, мол, попадете в переплет, подавайтесь в любой табор и скажите, что от Паши-Пальчика, – цыгане должны помочь.
   Ага, ага... Стало быть, сие и есть местные ромалы... Умница, Машка, вовремя вспомнила о вагонном знакомце...
   По траве прошуршали шаги, и на сцену выступил еще один персонаж – очередной крючконос, невысокий коренастый цыган лет шестидесяти, с черной гривой волос и совершенно седой бородкой, с изрезанными глубокими морщинами лицом, однако с глазами голубыми, ясными и бессмысленными, как у младенца. Или как у профессионального убийцы. Он гневно что-то бросил «пиджаку» и «жилетке», резко повернулся к Маше. И сразу стало понятно, ктоглавный в этой троице.
   – Ну? – сварливо поинтересовался старикан. – Что еще за Паша-Пальчик? Я такого не знаю.
   «Врет, – понял Карташ. – Иначе так резво бы прискакал, козел нерусский...»
   – Пашка, сухопарый такой, приземистый, очень загорелый, – быстро сказал Таксист, тоже почуяв, куда ветер дует. – Мы видели его на железнодорожном переезде, недалеко от Казахстана...
   – Н-да? И что он вам сказал?
   – Сказал, что цыгане нам помогут, если мы на него сошлемся.
   – Правда, – честно добавила Маша, – он имел в виду ашхабадских цыган, мугати ашхабади. Но ведь все цыгане – это одна большая семья, или я ошибаюсь?..
   – Мугати ашхабади... И это все, что он сказал?
   – Вроде все... – Таксист пожал плечами.
   – Нет, – перебил Алексей. – Если дословно, то он сказал так... сейчас... он сказал, чтобы мы сказали: «Привет вам, ромалы, от Пашки-Пальчика. Кланяется Пашка и передает, что жив-здоров, чего и вам желает».
   Коренастый задумчиво пожевал ус и уже более миролюбиво спросил:
   – И чем же вы ему так понравились, что Пашка замолвил за вас словечко?
   – Да помогли там кое-чем... – осторожно ответил Карташ.
   – И от нас чего вы хотите?
   На шее предводителя блеснула золотая цепь толщиной пальца в три, надетая поверх полосатого серо-черного свитера.
   – До Шантарска не подбросите?..
   «Жилетка» вдруг разразился злобной тирадой, достаточно, прочем, сдержанной – не иначе, из уважения к сединам. Предводитель ромал презрительно ответил, потом в спор вступил и «пиджак». Цыгане курлыкали о своем минуты две, причем в разговоре то и дело проскальзывали слова «Пашка», «гадже» и «Пальчик», потом главный резко вскинул растопыренную ладонь, и подчиненным будто кляп с размаху в рот загнали. Старик повернулся к троице, сказал раздумчиво:
   – Мои сыновья, Леня и Руслан, считают, что вас нужно убить. Потому что вы оказались не в том месте и не в то время... – И вдруг круто спросил: – Что вы видели?
   Алексей помолчал и очень медленно проговорил:
   – Я клянусь своим Богом и вашим богом, если вы не православные, я клянусь жизнями моих друзей и всех родных и близких: мы вышли к дороге, увидели автомобиль, спрятались в кустах. А потом нас... нашли твои сыновья. Больше ничего.
   – Такими клятвами не разбрасываются, ты знаешь?
   – Я знаю.
   – Почему же вы спрятались?
   Карташ на мгновенье замялся и сказал:
   – Это долгая история, уважаемый... Если подвезти нас до Шантарска сложно, то предлагаю такой вариант: давайте разойдемся миром. Вы нас не видели, мы вас. Вы едете своей дорогой, мы ждем попутную ма...
   – Но – вы знаете Пашу-Пальчика, – перебил старик. – Но – вы не туристы, я же вижу, нет, вы опаснее любого туриста, от вас просто пахнетопасностью. Но – Пашка сказал вам заветное слово, а его слово для нас весит немало. Но – вы гадже, а мы не хотим лезть в проблемы гажде, у ромал хватает своих проблем... Но, но, но – сплошные «но»... Поэтому я, Михай Руденко, не могу решить этот вопрос. Пусть им занимается тот, кто поглавнее меня будет... Скажи мне только одно, гадже: недавно в городе Нижнекарске был большой шум. Вы имеете к этому отношение?
   – Увы, – мгновенно прокачав в мозгу варианты ответа и выбрав правдивый, вздохнул Алексей и обезоруживающе развел руками, – самое непосредственное. Одни плохие люди решили выкрасть нас у других плохих людей. Нам удалось бежать, и теперь нас наверняка ищут, так что предупреждаю сразу: мы беспокойные пассажиры...
   – Ни слова больше, – вторично поднял руку старик Руденко. – Мне это не интересно. Мы довезем вас до Шантарска. И вы будете иметь беседу с... ну, чтобы было вам понятно, с начальником табора. Он и решит вашу судьбу. Согласны?
   – С Басалаем? – негромко уточнил Гриневский.
   – Знаешь Басалая? – ухмыльнулся Михай. – Нет. Басалай... в отъезде. Вы будете говорить с его... заместителем. Согласны?
   – Да хоть с самим Будулаем, – сказал Карташ. – Нам бы побыстрее, а? Не ровен час, ментов на ноги поднимут...
   – Насчет этих злых повелителей мигалки и полосатых палок не беспокойтесь... Едем.
   – ...Интересно все же, что они там делали, ночью, в тайге, – пробормотала Маша, когда они подходили к «Ниве».
   Алексею мигом представилась себе живописная картинка: небольшая полянка посреди темного леса, залитая мертвенно-белым светом луны, где-то ухает филин, и два человека, отбрасывающие длинные тени, не люди – только силуэты, закапывающие нечто, обернутое в богатый ковер, на глубину этак метра два...
   Он пожал плечами, ответил нейтрально:
   – Наверное, грибы собирали.
   – Ага, – хмыкнула Машка. – Ночные грибники-экстремалы. А лопата потому, что они шампиньоны искали, да?
   – Ну вот, сама все понимаешь...
   – Леш, мы... мы выберемся?
   – Из которой из передряг, малыш?..
   Маша не нашлась, что сказать.
   ...Разместились: Алексей, Маша, Гриневский и «пиджак» по имени Леня на заднем сиденье, «жилетка»-Руслан на переднем, Михай Руденко за рулем. Водитель вырубил музыку, зажег дальний свет, повернул ключ...
   Завелась «Нива» разика с десятого, на всякую попытку тронуть себя с места отвечая то недоуменным кудахтаньем невключающегося зажигания, то яростным скрежетом шестерен в коробке передач, то издевательским воем мотора, работающего на повышенных оборотах, и все это под бэк-вокал Михася, шепотом матерящегося по-своему – не иначе, проклинающего тот день, когда он сел за баранку этого пылесоса. Таксист смотрел на сие безобразие, будто на его глазах вживую препарируют кошку, но молчал до поры до времени. Когда же терпение его наконец лопнуло и он открыл было рот, чтобы высказать все, что он думает по поводу совместимости потомственных конокрадов и коней железных, «Нива» сдалась и рванула со второй передачи.
   Полное складывалось впечатление, что Михай Руденко вел автомобиль впервые в жизни. На второй скорости он разогнал несчастную машину до пятидесяти кэ-мэ, со второй перескочил на четвертую и с четвертой уже не слезал, утопив педаль акселератора практически до упора и напрочь позабыв о понятии «тормоз». Как ему удавалось вписываться в повороты – одному богу известно, пассажиров нещадно кидало друг на друга, от одного борта к другому, визжали покрышки, мелькали километровые отметки и указатели направления на всяки-разны населенные пункты, в пучок дальнего света то и дело выскакивали стволы кедров, сосен и прочих елей, бросались прямиком на «Ниву», а потом непостижимым образом отпрыгивали в сторону, вновь уступая место бетонному серпантину... Карташ, сидючи справа, всерьез стал подумывать о том, что много лучше было бы им попасть в лапы Фрола или вернуться в плен к алюминиевому корольку – по крайней мере, и там, и там есть шанс выжить, однако... Однако Леня и Руслан воспринимали происходящее как само собой разумеющееся, однако мотор работал на удивление ровно, однако Гриневский начал смотреть на Руденко с легким недоумением, а потом и вовсе уж с нескрываемым уважением. Из чего Алексей сделал вывод, что пока все путем. Типа, так все и должно быть. Правильно боевая подруга сказала – экстремалы. Грибники-экстремалы, так и этак их маму цыганскую... Он успокаивающе сжал ее руку.
   А потом дорога перестала петлять, выровнялась, и «Нива» споро полетела вперед, рассекая ночь белым светом фар. И незаметно для себя, под урчание движка (как пить дать, форсированного), Карташ задремал, положив голову на плечо боевой подруги. Трудно сказать, какие такие защитные механизмы человеческого тела включились, но поток адреналина, хлещущий, аки Ниагара, по кровеносным сосудам, неожиданно пошел на убыль, мысли успокоились, вопросы, проблемы, загадки отошли на второй план, и Алексей погрузился в полудрему-полуявь. Молодчина организм, чует, что испытания еще не закончились, и автоматически перешел в режим «standby». «Ожидание» то бишь. Отдохнуть и поднакопить силенок перед очередным броском. Который, как показывает практика последнего времени, ждать себя не заставит.

Глава 11
Шоссе, но тоже в багровых

    Девятнадцатое сентября 200* года, 08.14.
   На гибэдэдэшный пост они напоролись у поворота на Зубатовку, когда уже почти рассвело – черт знает, сколько прошло времени, много. Карташ проснулся рывком, будто его толкнули в бок, резко сел. Небо на востоке было серым и холодным, тайга была серой, весь мир был серым. Накрапывал мелкий дождик, а «Нива», вот удивление, плавнопритормаживала перед освещенным двухэтажным домиком силикатного кирпича на обочине; наперерез цыганскому железному конику, размахивая светящимся жезлом, выбегал парнишечка в серой форме. Пыхтящий от усердия, совсем юный сержантик. На бойца засадного полка похожий столь же сильно, сколь и ромалы.
   – Ничего, гадже, – невозмутимо сказал Михай Алексею, останавливаясь, – обычное дело. Руслан с таможней договорится... Руслан!
   «Жилетка» неторопливо выполз из тачки, облокотился на приоткрытую дверцу, дожидаясь сержантика. Тот с бега перешел на степенный шаг, приблизился с видом вовсе уж гордым и несуетным, как и полагается истинному властелину автострады, и, придерживая болтающийся на плече автомат, бросил коротко:
   – Сержант Пономаренко. Документики на машину попрошу.
   – Володя, дорогой, не узнал, да? – расплылся в искреннейшей улыбке Руслан. – Мы же сегодня уже мимо тебя проезжали, забыл, а? Документы показывали. Ну на, посмотри еще раз... – При этих словах в карман сержанту перекочевала сложенная пополам бледно-зеленая бумажка.
   Сержант-Володя пополнения кармана вроде бы и не заметил, однако ж был явно сбит с толку. Он заглянул в салон, посмотрел на пассажиров и посмурнел еще больше.
   – Узнал, как не узнать, – почесал жезлом лоб. – Только тут петрушка такая получается... В общем, сводка поступила, что из зоны трое урок в рывок ушли, велели бдительность усилить, каждую тачку шмонать, даже подкрепление вон прислали... Ты уж не обижайся, Руслан, работа такая... Это кто у тебя сидит?
   Алексей прошелся взглядом по освещенным окнам гаишного поста. Шторы нигде не задернуты, силуэты в окнах вроде не маячат, на крошечной парковке одиноко мокнет черный «джип»...
   – Это? – «жилетка» обернулся на машину. – Это гости, брат. Домой едем, праздник у нас сегодня.
   – А... документы у гостей имеются? – Володя мельком оглянулся на пост, и Карташ подобрался.
   – Э, брат, тебе мало тех документов, что я тебе уже два раза показывал? Есть у них документы, какой нормальный человек сейчас без документов ходит!..
   На крыльцо вышел человек в форме, с «калашом», небрежно висящим на плече стволом вниз, лениво выщелкнул сигарету из пачки, захлопал себя по карманам в поисках зажигалки, стрельнул взглядом в сторону «Нивы»...
   – Ай, Руслан, перестань, – преспокойно сказал Карташ. – Служба, что ж мы, не понимаем, что ли. Сейчас, товарищ сержант, момент, будут вам документы... А что за подкрепление-то?
   Он неуклюже заворочался на тесном сиденье, полез в карман.
   – Да понаехали тут на ночь глядя хрен знает кто на «джипаре», – уныло сказал сержантик. – Не знаю я, майор с ними трендел...
   Человек на крыльце немного повернулся, закрывая огонек зажигалки от ветра, при этом автомат вроде как случайно соскользнул с его плеча...
   Карташ и сам не понимал, какая сила толкнула его на действие. Не иначе, включился тот самый биокомпьютер, который уже помог ему без особых потерь для здоровья выдержать шоковый удар от разрыва световой гранаты – там, в тайге, во время нападения людей Зубкова на поезд. Откуда, почему пахнуло опасностью, нет, не опасностью даже – смертью, было непонятно, но выискивать причинно-следственные связи времени не оставалось.
   Выходя из машины, Руслан положил обрез между сидений. Его-то Карташ и подхватил, одновременно дергая ручку и вываливаясь на мокрый асфальт, одновременно гаркая: «Гриня, засада!..»
   Больно ударился локтем, перекатился на бок, вскинул обрез...
   «Бах!..»
   «Так-так-так-так-так!..»
   Выстрел из дробовика и автоматная очередь слились. И все ж таки Карташ успел первым. Заряд дроби шибанул человека на крыльце в грудь, его смело с крыльца, как картонный манекен, однако за миг до того, прежде чем упокоиться навсегда, он успел вдавить курок. На конце «калашного» ствола расцвел ярко-желтый мерцающий цветок, в тарахтящем грохоте очереди звук удара пуль о металл и сдавленный чей-то вопль были почти не слышны. Карташ перекатился влево, обратно к машине, прямо в лужу, сбивая прицел противнику, и шарахнул из второго ствола по окнам поста, не целясь, просто чтоб тепригнулись, попрятались. Отбросил дробовик – все равно патронов больше нет, – вскочил на корточки, быстро огляделся...
   Открытую дверцу «Нивы» наискось пересекала цепочка аккуратных отверстий. А за ней был Руслан... Судя по всему, он так и не успел ничего понять, очередь прошила дверцу насквозь, и пули закончили свой путь в теле сына Михая. Руслан лежал навзничь, повернув к Алексею белое лицо с широко открытыми глазами, на котором застыло выражение легкого удивления, цветастая рубаха быстро темнела от крови. Рядом ворочался, стонал, прижимая ладошку к боку, давешний сержантик Володя. Его тоже, видать, зацепило. Автомат свалился с плеча, другой рукой он царапал асфальт и пытался до автомата дотянуться... Алексей метнулся к нему, подхватил «калаш», передернул затвор, досылая патрон. Услышал, как клацнула дверца «Нивы», – Леня выскочил из тачки как чертик из табакерки, пригнувшись, прыснул под защиту багажника, сжимая в обеих руках блестящий пистолет, непрерывно матерясь и путая русские слова с цыганскими. Таксиста с боевой подругой видно не было, Гриневский, едва завертелась карусель, бросил себя на Машку и повалил на пол, между сидений, закрывая своим телом от пуль... По крайней мере, Карташ истово в это верил. Один лишь Михай Руденко сидел за рулем истуканом, разинувши рот, с выпученными зенками, – пребывал в ступоре. Кретин кочевой, бля, будулай недоделанный, ведь мишень же великолеп...
   Все дальнейшее происходило быстро.
   В оконном проеме на первом этаже поста мелькнул силуэт, раздался одиночный выстрел, со звоном посыпалось стекло, и тут же грохнул ствол Лени-«пиджака».
   – По окнам бей! – яростным шепотом скомандовал Карташ. – А потом отца вытаскивай!..
   Нарисовался и Гриневский – волчком вывернулся из «Нивы», кинулся к углу поста. Уже с пистолетом в руке. Где-то раздобыл уже, черт уголовный...
   – Что с Машкой? – быстро спросил Алексей. Треснули выстрелы Лени.
   – Порядок, начальник!
   – Давай-ка прикрывай...
   – Нападение... на сотрудников... – в полузабытьи пробормотал сержантик Пономаренко, все еще шаря вокруг себя в поисках автомата. Глаза его закатились, открывая страшно блестящие белки.
   Карташ, конечно, мог бы объяснить ему, что «сотрудники», особливо проверяющие, не начинают палить почем зря без предупреждения, что «сотрудники», особливо проверяющие, носят форму, а не армейские штаны вкупе с милицейским бушлатом, и что проверяющие вряд ли станут раскатывать на «джипах» с частными номерами, что...
   Впрочем, на объяснения времени не было. Они действовали так, как будто всю жизнь бок о бок прослужили в каком-нибудь СОБРе, – не сговариваясь, скользнули к двери, Таксист ударом ноги распахнул ее и прижался к стене, Карташ пустил внутрь короткую очередь, прыгнул внутрь и сразу же влево. Следом на территорию поста проник Гриневский – и сразу же вправо. Стол, стул, телефон, пульт, разбитое окно, кушетка, возле кушетки в нелепой позе раскинувшееся тело в ментовской форме, в лапе «макаров», лестница на второй этаж...
   Оттуда, со второго этажа, ударила очередь, неприцельная, суматошная какая-то, посыпалась штукатурка. Карташ прошелся ответной очередью по верхним ступеням, рванулся к лестнице, выцеливая дичь... Ага, вот ты где! Человек стоял за углом, лихорадочно дергая затвор, – видать, патрон перекосодрючило. Ну, сие не моя вина. Не я первый начал, прости, дружок... Он вскинул автомат, и спустя три выстрела очередью труп неприятеля скатился к его ногам...
* * *
   ...Больше никого на посту не оказалось – равно как не оказалось документов и у двоих из присутствовавшего здесь квартета ментов. Впрочем, чего удивляться, картинка открывалась предельно ясная: сержантик Пономаренко и майор Ручкин (чей труп лежал у кушетки), были постовыми настоящими, с соответствующими корочками, бумажками и табельным оружием, а вот двое других, проверяющих якобы, на самом деле являлись теми самыми бойцами пресловутого засадного полка, прибывшими на «джипаре», – подкрепление якобы. Пономаренко тормознул «Ниву», один из пришлыхвышел глянуть, узнал... ну, тут и понеслось. При первых же выстрелах второй боец завалил майора и занял оборону. И вопрос – как это бедовый майор Ручкин допустил на пост столь явных «оборотней» даже без сопроводительных документов – не вставал: вон он, ответ, торчит из нагрудного кармашка Ручкина, несколько аккуратно сложенных пополам заокеанских купюр сотенного достоинства...
   – Жаль, что ты никого не оставил в живых, – сказал Леня. – Таких нельзя убивать сразу. Таких надо привезти в табор и там спрашивать...
   – Извини, так уж получилось... – вздохнул Карташ и спрятал в карман найденную на трупе у крыльца портативную рацию. – А этот твой приятель, сержант... с ним что?
   – Умер, – кратко ответил цыган, и Алексей не стал спрашивать, от чего – от раны или же по какой другой причине.
   Уже совсем рассвело, дождь усилился, стал злым, холодным. Михай, с лицом белее его собственной бороды, стоял на коленях возле мертвого Руслана, держал над телом снятый с себя свитер – прикрывая. Капли стекали по его жилистому торсу. Маша из машины не выходила, так и сидела, прижав ко рту ладони. Тело сержантика лежало на прежнем месте, тряпичная кукла. Михай бормотал под нос, и Карташ с трудом разбирал слова:
   – Дэвлалэ, Ту саро дыкхес... И амари бибахт... Мэ Тут мангав: потангинэ, Дэвлалэ... Пошун ман...
   «Молится, что ли...» – подумал Алексей.
   Руденко поднял голову и глухо сказал:
   – Прав я был, гадже. От вас опасностью так и разит... Но ваши собратья на этот раз промахнулись. На этот раз они обидели не своих – они обидели цыган. И душа Руслана не будет знать покоя, пока табор не отомстит...
   – Я говорил, – только и нашелся что ответить Карташ: – Мы – пассажиры беспокойные...
   Михай тяжело поднялся на ноги.
   – Знаю. Едем, гадже. Нам надо торопиться. Леня, помоги уложить Руслана...
   – С вашего позволения, отец, еще одно дело, – сказал Карташ.
   ...Они мчались сквозь утро, уносясь все дальше от горящего гибэдэдэшного поста все дальше и дальше. При помощи Гриневского Алексей постарался запутать следы как можно тщательнее – все четыре трупа в форме были отнесены на второй этаж, «джип» подогнан вплотную к крыльцу и примитивным образом подожжен. Рвануло – будьте-нате, огонь тут же перекинулся на здание, и к тому моменту, как «Нива» удалилась от места бойни на пару километров, полыхало уже вовсю, несмотря на дождь. И плевать, что пожар очень быстро привлечет внимание. Вот пусть и гадают, что тут произошло – то ли беглецы расстарались, то ли бандитские разборки имели место... Смущали, конечно, труп Руслана в багажнике и прошитая очередью дверь, но Леня, связавшись с кем-то по мобильнику, успокоил: их встретят на подъезде к городу и машину поменяют.
   – Одного не просекаю, – негромко сказал Гриневский, выруливая к городу – за «баранкой» теперь находился он, Михай сидел сзади, между Леней и Машей, глухо шепча молитвы. – Что-то уж больно куцую засаду на нас сработали. Или нас за людей не держат?
   – Наверное, просто никто из наших упрямых друзей не предполагал, что мы повстречаем ребят со стволами и что эти друзья будут знакомы с сержантиком, – подумав, ответил Алексей и посмотрел на пальцы. Пальцы дрожали. – Безоружных-то нас вывоволокли бы мигом и почикали, как куропаток... Ай, да что гадать, выкрутились и выкрутились...
   В кармане у него зашуршало, и сквозь треск помех донесся невнятный голос:
   – Каргин, мать твою, почему на связь не выходишь? Опять водку там жрете, сучары?..
   Карташ достал из кармана хрюкающую рацию-трофей, повертел в руках и выбросил в окно.
* * *
   ...Свернули они к Ольховке, самому, пожалуй, одиозному району Шантарска. Карташу тут еще бывать не доводилось, но наслышан о нем Алексей был весьма и теперь с прямо-таки детским любопытством смотрел в окно.
   Рассказывали, что Ольховка – это центр по торговле наркотой всевозможных категорий прихода, несовершеннолетними девочками, оружием и абсолютно всем, что запрещено законом. Рассказывали, что человек посторонний, случайно забредя в Ольховку, может сгинуть тут навсегда, совсем как в Гарлеме. Рассказывали, что здесь расположены резиденции местных наркокоролей, полководцев армий нищих и попрошаек, генералов воровского мира, цыганских баронов, паханов, бугров и авторитетов различных мастей...
   На первый же взгляд окраина Ольховки более всего напоминала деревеньку, мирно подыхающую от отсутствия денег, рабочей силы и желания творить счастье собственными руками. Покосившиеся деревянные домишки, рассохшиеся заборы, заросшие огородики и грядки... Где-то лениво, скорее для порядка, брехала собака, на дорогу, извилистую и колдобистую, с видом гордым и неприступным, как у привокзальной шлюхи, вышла тощая грязная курица, посмотрела на «Фольксваген Гольф», брезгливо отвернулась и удалилась обратно в придорожные кусты. («Ниву» на «Гольф» они сменили у самого въезда в Шантарск. Сие чудо немецкого автомобилестроения было подогнано двумя хмурыми ромалами; без лишних слов ромалы помогли перегрузить тело Руслана в багажник «Фольксвагена», молча обняли Михая, пересели в «Ниву» и были таковы.)
   Попетляв по ольховским закоулкам, импровизированный катафалк выехал к местам более цивилизованным – домишки теперь попадались все больше каменные, с башенками и горгульями, все больше за впечатляющими кирпичными заборами и, на первый взгляд, стоимостью в цифирку с не меньше чем шестью нулями зеленых американских долларов США, – и наконец свернул во двор строеньица скромного и нешибко богатого – одноэтажного ухоженного домика из шлакоблоков, остановился у крыльца. Невесть откуда набежала толпа женщин, закутанных в черные одеяния, чем-то напоминающие грузинские, машину тут же облепили чумазые детишки... Михай и Леня выбрались наружу, женщины, причитая в голос и не обращая на прочих ни малейшего внимания, обступили их и увели куда-то за угол – не иначе, цыганское радио (а скорее, мобильная связь) уже известило табор о несчастье с сыном Руденко. Карташ почувствовал себя неуютно, неизвестно, как воспримет таинственный баро, «начальник ромалов», появление чужаков на своей территории – тем более чужаков, так или иначе имеющих к смерти одного из семьи... Единственные русские в радиусе как минимум километра вышли из машины, и пацанят тут же как ветром сдуло; Алексей решил было, что детишки испугались их, но – нет. Не их. Через двор навстречу незваным гостям широким шагом двигался молодой человек в распахнутой на груди рубахе и замызганных джинсах, светловолосый и голубоглазый, однако, несомненно, так же принадлежащий к кочевому племени. Черт знает, какие такие черты и признаки выдавали в нем цыгана – не то маслянистый, хитроватый блеск глаз, не то офигенной толщины золотая цепь под грязной рубашкой. Он остановился шагах в пяти от машины, внимательно и без всякого выражения оглядел приезжих, кивнул каким-то своим мыслям. Сказал негромко: