Бушков Александр Александрович. След пираньи

   – Все легкое. Снежок, «дикую хризантему», «бешеную лошадку»… Ну, не пора ли трогаться?
   – Самая пора, – хмыкнул Мазур, вставая. – Пошли… А как на это все смотрит прокурор? Суровый босс? – Ну, это давно было, я же сказала, ради эксперимента. Вовсе даже не втягивалась. Сначала, когда уезжаешь от родителей, хочется быть свободной, все на свете испробовать…
   – Как насчет секса?
   – Ну, естественно! – лихо ответила она, бодренько шагая рядом. – И белые бывали, и черные, однажды переспала с девушкой, вот только повторять что-то не было желания, хоть и не скажу, будто мне это не понравилось…
   – У меня было впечатление, что в ЦРУ насчет наркотиков весьма строго. Вышибают моментально…
   – При чем тут ЦРУ? – искренне удивилась она. – Я же говорю: все было давно, все эксперименты. Когда закончила колледж, была невыносимо респектабельной яппи, с репутацией недотроги и крайне целеустремленной юной дамы, мечтающей о карьере. Не исключено, из-за такой репутации они на меня и вышли, все тесты прошла прекрасно… Правда, дальше были колебания, в конце концов, ФБР, как потом и оказалось, больше напоминает обычную бюрократическую контору, чем питомник джеймсов бондов…
   – Прекрасно, – сказал Мазур, не останавливаясь. – Значит, ФБР? Джимен, точнее, дживумен?
   Посмотрел на нее, не в силах удержаться от откровенной улыбки. Очень уж сложная гамма переживаний играла у нее на лице. С одной стороны, прекрасно понимала, что прокололась и угодила в ловушку, с другой же – не могла ни сопротивляться бродящему в крови «Приливу», ни возмутиться толком и взять себя в руки, засекреченные медики дело знают…
   – Скотина, – сказала она вяло. – Это что, промывание мозгов? Ведь предупреждали, что доверять вам нельзя, несмотря на все ваши перемены…
   – Шагай, не останавливайся, – сказал Мазур. – Конечно, промывание мозгов. Ты еще не ощущаешь позывов вступить в коммунистическую партию? Ничего, сейчас потянет… Не обижайся, при чем тут коварные коммунисты… Участникам таких игр вообще доверять нельзя, на кого бы ни работали. Ты сама-то разве не морочила нам голову?
   – Но это же другое дело.
   – С чего бы вдруг? Лицедейство, милая, как его ни зови, сути своей не меняет… О чем бы тебя еще спросить? – Не надо, – попросила она в слабой попытке проявить решимость. – Это нечестно. Я просто выполняла задание, ставки были очень уж велики… Мы ведь работаем и за рубежом, ты, наверное, не знаешь…
   – Знаю.
   – За военными всегда необходим присмотр, – сказала Джен. – Они везде одинаковые, независимо от системы.
   – Ну, спасибо…
   – У них всегда будет тяга вести свою, самостоятельную игру.
   – Но ваши парни, как я понял, всерьез намерены погасить карьеру нашего живчика на взлете?
   – Ты ничего не понимаешь, – сказала Джен. – Знаешь, есть довольно модная теория насчет того, что преступниками становятся не предрасположенные к этому, а те, кто оказался в ситуации, когда закон можно нарушить, с их точки зрения, безнаказанно. Проблема соблазна. Дайте тысяче человек возможность наверняка украсть деньги – и, будьте уверены, процент тех, кто отказался из врожденной порядочности, будет весьма низким… – Она говорила чуть невнятно, строила фразы так, словно в минуту позабыла правила родного языка, щеки пылали: это вовсю действовал «Прилив». – Все мы – потенциальные преступники…
   – И ты?
   – Может быть, и я, меня же не ставили в такие условия…
   – Ну, это мы мигом, – сказал Мазур. – Полмиллиона долларов и российский паспорт за подробную информацию о ФБР. Как?
   – Нет. Я люблю свою страну…
   – Да я шучу, – сказал Мазур. – У вас там и так наверняка сидит табунок приличных «кротов»… Интересно, как это ты ухитрилась внедриться под видом помощницы прокурора? Я о вашей военной разведке всегда был лучшего мнения…
   – Все делалось в жуткой спешке, – призналась она. – У них просто не было времени на серьезную проверку, свистопляска стояла такая, что телефоны раскалились добела…
   – Прекрасно, – сказал Мазур. – Боялись, они начнут дергать президента за ниточки? – Дело даже не в президенте. Дреймен вытащил сюда одного из «гномов», и тот участвовал в охоте, это все должно быть на пленках…
   – «Гном» министерства финансов? – резко перебил Мазур.
   – Да, – сказала она, как автомат. – Один из них…
   – Бог ты мой… – вырвалось у Мазура.
   Уж он-то, знающий иные уголки Америки лучше, чем тамошние обитатели, прекрасно знал, что такое «гномы» министерства финансов. Неизвестно в точности, сколько их всего – до таких вещей не всегда способна докопаться и разведка. Личности их держатся в строжайшем секрете и от потенциального противника, и от своих собственных граждан. «Гном» – это специалист, знающий все методы защиты американских бумажных денег от подделки.
   Все до одного. «Гномы» знают тайны тех загадочных устройств, которые на территории США выносят безапелляционный приговор предъявленным для опознания долларам и всегда безошибочно отсеивают подделки, с каким бы мастерством те ни были исполнены. Сказки и легенды многих народов повествуют об удачниках, при знании соответствующих подходов отбиравших горшки с золотом у гномов и прочих лепреконов. Здесь картина та же: тот, кто надежно ухватит «гнома» за горло, сможет шлепать подделки, которые никто никогда в жизни не отличит от настоящих. При желании, если найдутся деньги на аппаратуру, фальшивые баксы можно печатать вагонами. Действительно, искушение чересчур уж грандиозно, и полагаться нельзя даже на генералов. Попробуйте представить себя на месте человека, владеющего таким секретом…
   – Я понимаю, мне теперь конец, – сказала Джен почти без выражения. – Вы же обязательно ухватитесь за эту информацию, как любой на вашем месте, будете выбивать из меня имена и детали…
   – Не хнычь, – задумчиво сказал Мазур. – У меня, понимаешь ли, нет приказа вылавливать «гномов», и я вовсе не обязан указывать в рапорте содержание всех посторонних разговоров…
   – Правда? Врешь ведь… Потом обязательно продашь…
   – Сколько в тебе оптимизма… – сказал Мазур. – Скажи-ка лучше, не врешь насчет ФБР? Может, это очередное прикрытие? – Ничего подобного, – запротестовала она. – Я – специальный агент ФБР, даже имя настоящее. Надо же мне было хорошо себя показать в этой истории с кассетами…
   – Которыми?
   – Опять-таки видео, – сказала она. – Два месяца назад. В Штаты ввозили из Швеции партии так называемого «зооделикатеса» – женщины трахаются с собаками и конями, мужики – со свиньями, с коровами… В общем, по некоторым признакам это попадало в категорию «федеральных преступлений» – не столько содержимое кассет, сколько методы и пути нелегального ввоза. Я отлично справилась, правда. Вот и поручили это задание, по прецеденту. Никто ведь не ждал особых неожиданностей, предполагалось, я просто буду присматривать за нашими мальчиками… ФБР знает о вашей совместной операции, но она, в принципе, руководство устраивает – лишь бы были твердые гарантии, что Дреймен ни за что не обоснуется в Белом Доме в каком бы то ни было качестве…
   – Интересные мы с тобой типы, – задумчиво сказал Мазур. – Такую бомбу в рюкзаке тащим… Может, махнем на все рукой и загоним по весу бриллиантов? Тебе определенно пойдет, если фунта два бриллиантов будет сверкать, где только удастся прицепить…
   – Не надо. Не хочу я таких бриллиантов. Страна покатится неизвестно куда…
   – Ладно уж, патриотка, – сказал Мазур. – Я шучу.
   – Ты правда не будешь меня закладывать?
   – Насчет правды… – протянул он. – Знаешь, будь мне лет на пятнадцать поменьше, я бы тебя с удовольствием заложил и считал бы, что исполняю свой долг. А сейчас я старый.
   – Ну уж…
   – Не в том смысле. Служака старый, вот что. С возрастом понимаешь, что приказы всегда следует исполнять от и до. И не более того. Иначе получаются сплошные неприятности и огорчения. Нет у меня прямого приказа тебя раскалывать – отсюда и будем танцевать…
   Он не кривил душой. С возрастом то ли умнеешь, то ли становишься ленив – в специфическом смысле. Ни к чему преподносить Глаголеву еще и этот секрет. Во-первых, Глаголев – чужой генерал, во-вторых, есть секреты, которые изначально следует закапывать поглубже. Нет гарантии, что тайна «гнома» не попадет к тем, кто и так нахапал выше крыши. Он знал достаточно, чтобы понимать: пинок по финансовой системе США вызовет реакцию во всем мире – с непредсказуемыми последствиями…
   – А условия какие-нибудь с твоей стороны будут? – спросила Джен.
   – А как же. Прямо здесь, под деревом. Нежно и обстоятельно.
   – Я так не могу, правда. Ты нормальный мужик, но я не привыкла этак вот расплачиваться…
   – Что, секрет «гнома» этого не стоит?
   – Ты настроен…
   – Да ладно, – сказал Мазур. – Это я развлекаюсь от скуки, для скоротания пути. Приятно хоть немного побыть джентльменом. Да и немного жаль тебя, бедолагу: даже если и наградят за эту операцию чем-нибудь круглым и блестящим, на груди носить, в отличие от военных, все равно не сможешь… ^[12]
   – Жалеть женщину – это мужской расизм…
   – Эк тебя замкнуло, – покрутил головой Мазур. – Я тебя жалею, как младшего боевого товарища, устраивает? Плох тот полковник, что не жалеет юных лейтенантов… Вот только пистолетик не отдам, не проси. Не из недоверия, а оттого, что в данных условиях твоя игрушка совершенно бесполезна. Это тебе не с наркоманами на улице перестреливаться… А вообще, что-то мы разленились. О деле забыли.
   Он достал приемник и прижал его к уху, не останавливаясь. Ничего особенного не услышал – атмосферные разряды, шорохи и трески. На пределе слышимости, правда, комариным звоном слышались голоса далеких радистов, но ни слова разобрать не удавалось. Не выключая приемника, выведя громкость на максимум, Мазур сунул его в нагрудный карман.
   – Нам далеко идти?
   – Пустяки, – сказал Мазур. – Километров триста.
   – Километр – это сколько?
   – Ну, боевая подруга, ты меня умиляешь… Километр ровно на шестьсот метров короче вашей мили, так что не столь уж жуткое расстояние… Потом пойдут населенные пункты. И вот тут-то для нас и начнется веселая жизнь… Нет, вон туда, – Мазур легонько повернул ее, взяв за плечи. – На ту горку. Осмотримся. Машинка уверяет, что здесь полно болот, да я и сам помню. И, кроме того, радиопереговоры идут относительно близко от нас, что мне не нравится… И, наконец, пора на ночлег определяться. Через часок эта проблема во всей красе встанет.
   – А зверей здесь много?
   – Звери нынче сытые, – сказал Мазур. – Главное, береги ноги, если подвернешь ногу или сломаешь – конец…
   – Что с тобой? У тебя вдруг лицо изменилось, словно привидение увидел…
   – Так, разные воспоминания, – медленно сказал он, чувствуя, как лицо становится застывшей маской. – Смотри-ка, под ногами определенно хлюпает, а дождя тут не было. Точно, болото…
   – Это опасно?
   – Есть болото, а есть трясина. Опасна именно трясина. В болоте, если не особенно глубокое, разве что перемажешься, как черт… Хотя и в болотах есть поганые местечки… Тихо!
   Он приостановился, поднес приемник к уху. Нет, не послышалось:
   – …расчетную точку, – пищал далекий голосок. – Выброска десанта начнется по графику.
   – …в подтверждение всех прежних приказов… на поражение…
   – Ну вот и дождались, – сказал Мазур. – Они не так уж и далеко. И не похоже, чтобы собирались брать в плен. Уж извини, но тут не до сладких колыбельных. Попадемся – обоим крышка.
   – Я понимаю…
   – Ну вот, тогда дыши, как прикажу, и никак иначе…
   Сверху ему открылась местность, только что виденная на экране процессора – в виде зеленых и синих изогнутых линий и скопища красных черточек, обрамленных цифрами и соответствующими значками. Левее, ближе к северу, начинаются болота. Вернее, заболоченная тайга. К югу, правее от избранного Мазуром маршрута, прогалин и лугов было гораздо больше…
   И над одной из прогалин как раз зависали в четком строю несколько крохотных вертолетов, опустившихся совсем низко над тускло-желтой равниной, над зарослями жухлой невысокой травы. Мазур рывком поднял к глазам бинокль.
   Пять машин – а дальше, у самого горизонта, видны еще вертушки, крохотные даже в окулярах его неслабого бинокля. Все как на подбор – транспортные. На траву из зависших в полуметре, не более, от земли машин цепочками выскакивают фигуры в камуфляже. Впрочем, не только в камуфляже – среди них там и сям виднеются марсианские силуэты в мешковатых комбинезонах противохимической защиты – куклуксклановские капюшоны, круглые очки, – разворачиваясь в шеренгу с похвальной выучкой, овчарки натягивают поводки, стелясь в азарте над землей длинными прыжками, без труда можно определить офицеров, энергично жестикулирующих, растягивающих длиннющую цепь пошире… Интересно, знают они, в чем дело, или им преподнесли нечто убедительно-весомое? Второе, скорее всего. Но стрелять хуже они от этого не станут, наоборот…
   Черт побери, их тут не меньше батальона, а если учесть и тех, что маячат на горизонте крохотными подвижными крупинками, получается вовсе грустно… Хорошо еще, что шеренги нацеливаются на отрезок пути, давно пройденный беглецами. И все равно…
   – Ходу, – сказал Мазур, беглым взглядом окинул напарницу, потом посмотрел на часы. Действие «Прилива» кончалось, на проворстве это не скажется, а вот мозги от вялости освободятся…
   – Куда?
   – В ту сторону, – показал он на отлогий склон. – Как себя чувствуешь, запоздалые переживания не колотят?
   Она приостановилась, словно прислушивалась к себе, пожала плечами:
   – Нет, в общем-то. Некогда, видимо…
   – Ну и прекрасно, – сказал он нетерпеливо. – Бежим!
   «Антисобакин» следовало беречь, расходовать по крошке – флакон довольно объемистый, но неизвестно, сколько им еще предстоит болтаться по тайге. Вот и выходит:
   пройденный путь смотрится этаким пунктиром – к иным участкам собаки совершенно нечувствительны, а иные смогут унюхать, нельзя же рассчитывать, что чутье отшибет у всех сразу Сможет ли погоня выстроить маршрут беглецов?
   Нет, рано. Но как только они определят примерное направление – жди сюрпризов. Вертолет позволил с маху переместиться на полторы сотни верст, но одновременно выдал само существование беглецов, снял все неясности. Теперь они знают: кто-то выжил после бомбежки. Быть может, сгоряча преувеличивают число уцелевших – то-то и подняли парочку батальонов, скоты…
   Мазур предусмотрительно срубил две молоденьких елочки, обрубил ветки, так что получилось две палки повыше человеческого роста. Вручил одну Джен:
   – Ваше копье, скво…
   – Что, драться?
   – Ох… – вздохнул он. – Нащупывать дорогу. Никогда не топала по болотам?
   – Не приходилось…
   – Прежде чем поставить ногу, прощупывай как следует. А то попадется «окошко», ухнешь туда, даже пискнуть «Боже, храни Америку!» не успеешь… Иди за мной, след в след. Провалишься – клади палку поперек.
   Он тщательно замаскировал низенькие пеньки и кучку лапника мхом и старой хвоей – чтобы походило издали на муравейник. И оба двинулись в глубь болота.
   Довольно скоро пятнистые штаны вымокли по колено. Холодная вода проникала в туго зашнурованные ботинки через верх – правда, вскоре она нагрелась от тела, прохлада стала привычной, не ощущалась уже. Мазур не собирался забираться далеко в болота – можно вляпаться так, что и в самом деле не вынырнешь, хотел всего лишь пройти по кромочке, чтобы оставить меж ними и погоней, если та возьмет след, широкую полосу. Да и опасно держаться на открытом месте – вдруг пошлют вертолеты?
   Перед болотом остановится любая собака, даже обученная должным образом туда не полезет, а сунется, все равно не возьмет след с поверхности ржавой воды… Беда в том, что его процессор оперировал цифрами солидными, самой мелкой единицей измерения взяв километр (представавший на крохотном экранчике, пожалуй, десятой долей миллиметра). И там, где граница болота четко светилась красным, в реальной жизни хлюпающая под ногами вода тянулась на десятки и десятки метров за пределы отмеченной территории. Убедившись, что от процессора сейчас толку нет, Мазур спрятал его в карман, застегнул на пуговицу и положился на звериное чутье, на прошлый опыт таежного уроженца.
   Болотные прогалины сменялись полосками сухой земли, украшенной лишь редкими березками, корявыми и хилыми, жесткой осокой, блекло-желтыми зарослями травы, название которой Мазур давно забыл. Временами они пересекали гривы – целые острова, широкие, обширные, поросшие то елями, то великанскими кедрами. Тогда можно было и припустить рысцой. Порой в стороне взлетали испуганные рябчики, тяжелые осенние глухари – судя по их реакции, охотники сюда захаживали не так уж редко. Однажды слева вдруг затрещало, словно через кусты пер трактор. Это оказался высоченный лось. Джен так и присела, разинув рот. Мазур без лишних уговоров дал ей легонький подзатыльник, подтолкнул вперед. Автомат он держал под рукой – на гриве можно столкнуться и с медведем, от неожиданности способным разобидеться и полезть в драку. На гривах полно грибов, ягод, кое-где, в кедрачах, земля усыпана шишками. И кормится тут самый разный лесной народ, от бурундука до «хозяина тайги»…
   Вновь – широченная полоса болота, голая равнина, утыканная вовсе уж редкими березками. Под ногами хлюпает, вздымаются крупные пузыри, ощущение такое, словно шагаешь по подвесному мостику или бесконечным качелям… Мазур старательно щупал дорогу палкой, поставив ногу в воду, чуть притопывал.
   «Окна» – штука и в самом деле коварная…
   Далеко позади послышалась автоматная очередь – едва различимая череда тихих, но звонких хлопков. Нервишки шалят? Или на медведя напоролись и шмальнули сгоряча? Джен дернулась ближе к нему.
   – Стоять! – бешеным шепотом скомандовал Мазур. – Не торопись, мать твою, иди, как я учил…
   И тронулся вперед, щупая палкой, как слепец. Это не трясина, к счастью, дно сухое, корни травы длинные, за годы срослись, образовав огромный ковер, но можно угодить и на прореху… А до дна порой бывает далеко, с головой ухнешь…
   – Далеко еще? – задала Джен насквозь идиотский вопрос.
   Он не ответил – сам не знал. Шагал, как робот, озабоченно отмечая, что тени становятся все длиннее, что сумерки скоро сгустятся. То и дело оглядывался на Джен – пора бы и устраивать ее на ночлег, а то свалится, захандрит от такого начала пути…
   Остановился перед неширокой, метров в двести, полосой ржавой воды, разделявшей две обширных гривы. Заботливо спросил:
   – Писать не хочешь?
   – Нет, спасибо, – серьезно ответила Джен, подула, отбрасывая со лба прядь мокрых волос. – Пойдем дальше, пока идется?
   – Подожди…
   Он решительно свернул вправо, подошел к кедру, всмотрелся.
   Когда-то, очень давно, на стволе сделали затес – столь широкий и глубокий, что дерево с раной так и не справилось, как ни затягивало нарастающей корой, осталось нечто вроде дупла. И из самой его серединки торчало нечто ядовито-зеленое…
   Мазур попробовал пальцем. Больше всего походило на окисленную медь – гвоздь? Ага, похоже. Годочков этому гвоздю должно быть поболе, чем ему самому, – как и кедру. Вот кого здесь не было за последние полсотни лет, так это лесорубов, кедры, как на подбор, матерые, вековые…
   Он поднял бинокль, мысленно продолжил прямую линию. На том берегу на стволе стоящего у самой воды кедра метрах в трех от земли виднелось столь же уродливое дупло, стянутая рана, и в центре ее – очередной медный гвоздь.
   – Пошли, – сказал он решительно. – Кто-то предусмотрительный оставлял отметочки, охотниками тут и не пахнет – им это ни к чему…
   Гвозди некогда были длиннющими – они и сейчас, конечно, такими остались, но ушли в кору по самую шляпку…
   В лесу было, как обычно, гораздо темнее, нежели на равнине.
   Мазур спешил, шаря взглядом по стволам. Но неведомый путник, озабоченный когда-то тем, чтобы проложить надежную систему указателей, поработал в свое время на совесть – даже теперь без труда можно было рассмотреть целую цепочку зеленых шляпок, забитых метрах в десяти одна от другой. Не исключено, в старые времена болото было поглубже, и путь через него знал лишь загадочный забивалыцик гвоздей – потому и вколачивал их, в общем, на виду…
   Мазур не особенно и удивился, когда впереди показалась небольшая избушка. Сумерки сгущались. Он хозяйственно прислонил к дереву обе палки, снял автомат с предохранителя и передал Джен фонарик, предупредив:
   – Пока не подойдем вплотную, не включай, в тайге свет далеко видно…
   Избушка, похоже, была поставлена в те времена, когда дедушка Мазура гулял по Невскому бравым новоиспеченным гардемарином, ревниво глядя, вовремя ли отдают честь нижние чины вкупе с городовыми… И работал тут не один человек – очень уж могучие бревна пошли некогда в дело. Даже крыша уцелела – плоские толстенные плахи, придавленные парочкой выворотней с обрубленными корнями. Окна напоминают бойницы – в избушке недурно можно отсидеться. Дверь заперта на огромный висячий замок. Обойдя избушку кругом, оценив окна-бойницы, Мазур опустил автомат – внутрь мог забраться разве что кто-то вроде бурундука или белки. Поблизости – яма с прозрачной водой, определенно родничок. В стену вбиты несколько проржавевших больших колец – коновязь?
   Он присмотрелся к замку, потом отступил, примерился и могучим пинком сокрушил его – замок за долгие годы превратился в комок ржавчины, изъевшей его до нутра, на землю упала лишь парочка рыже-черных железок, а остальное взвилось облаком тяжелой трухи. Дверь скрипнула, чуть подалась, но открыть ее сразу не удалось, пришлось прямо-таки выковыривать ножом проржавевшие трубчатые петли, а потом еще долго раскачивать толстые доски, сбитые широкими самоковаными полосами. В конце концов сломались и эти скрепы: решив не мудрствовать, Мазур пинками вышиб две доски, оставив остальные в неприкосновенности, – достаточно, чтобы человеку пролезть внутрь, и ладно…
   – Мы что, будем там ночевать? – спросила Джен, до того смирнехонько стоявшая в сторонке.
   – Ага, – сказал Мазур, отряхивая с себя тяжелые чешуи ржавчины. – Не на дереве же сидеть. Если нас тут достанут – что под крышей ты здесь ночуй, что на вольном воздухе, все одно… – и засмеялся. – Тьфу ты, поймал себя на том, что с утра по-русски не говорил…
   Изнутри потянуло устойчивым запашком гнили и запустения, но чистоплотная американочка носом уже не крутила – начала понемногу привыкать, успела перемазаться и употеть так, что на посторонние запахи уже не реагировала.
   Мазур, стоя на пороге, повел лучом. Неподъемный стол, две лавки, лежанки с кучей истлевшего тряпья…
   – Заходи, – сказал он, посторонившись. – Вытерпеть можно. Снимай быстренько штаны и все, что под ними, нужно выжать как следует, огонь я разводить не рискну…
   Поставил фонарик в уголке рефлектором вверх, вышел, отошел на несколько метров – нет, с дальнего расстояния совершенно незаметно будет, деревья заслоняют. Вернулся в избушку. Джен, сидевшая на лежанке с обнаженными ногами, дернулась чуть смущенно.
   – Сиди, – сказал он устало. – Какие тут светские приличия, да и женщин я видел во всех видах… – Расшнуровал свои ботинки, стащил брюки, шерстяное белье, принялся старательно выжимать. – Как и ты, надо полагать, мужчин… ага!
   – Что?
   – Колечко видишь? – он показал в полумрак. – Ну, точно… Там подвал. Надо глянуть.
   – Зачем? – устало спросила она.
   – А вдруг там клад. Вот будет обидно – груда золота, и не возьмешь с собой… Все равно делать нечего, а спать рано…
   Ему и в самом деле было любопытно – избушка ни капельки не походила на обычное охотничье зимовье, скорее уж на этакий таежный блокгауз. И вообще, когда это в глухой тайге, за пару сотен верст от ближайшего жилья, на двери навешивали замки? Нужно быть либо заматерелым скопидомом, одержимым патологической боязнью воров, либо предусмотрительным человеком, имеющим основания опасаться визита постороннего.
   Мазур попробовал люк. Кольцо проржавело лишь сверху, но за долгие годы крышка чуть ли не срослась с досками пола, пришлось старательно поработать ножом по контуру, а потом и выломать петли. Поднатужившись, рванул. Взлетело облачко древесной трухи, открылся черный проем, и оттуда шибануло застарелой затхлостью – однако не столь уж спертой, как он ожидал. Видимо, в подполье были продухи для вентиляции. Пережидая, пока туда проникнет немного свежего воздуха, Мазур оглянулся на спутницу. Покачал головой, подошел и приложил ладонь ко лбу. Жара нет, но девушку явственно трясло.
   – Ну-ка, вытяни очаровательные ножки, – сказал он, доставая флягу со спиртом. – Грех тратить столь качественный продукт на растирание, но здоровье дороже… Давай ногу и не дергайся, не до эротики тут.
   Старательно растерев ей ноги спиртом, решил на этом не останавливаться, извлек аптечку и принялся перебирать шприцы. Джен моментально отшатнулась.
   – Да ладно тебе, – сказал Мазур терпеливо. – На сей раз – вполне безобидное зелье, для страховки от простуды. После таких прогулок и у привычного человека ноги скрутит.
   – Знаю я твою фармацевтику…
   – Не суетись, – сказал Мазур. – Я и себе делаю, видишь? Та же в точности маркировка… Или у тебя есть еще секреты, вовсе уж смертоносные?
   – Да нет…
   – Тогда давай руку и не дергайся. Скинь все остальное – пропотело, мокрое… Бушлат накидывай прямо на голое, быстрее согреешься. Потом все же попробуем костерчик… – Он отступил на шаг от лежанки, критически окинул девушку взглядом. – Ну вот, добавить обольстительную улыбку к российскому бушлату на голое тело – и готов разворот для «Плейбоя». Под заголовком типа: «Новое мышление и мирное сотрудничество». Вообще, твоему шефу я бы намылил шею: посылать милую девочку в сибирские дебри…