Страница:
А потом произошло нечто ужасное.
Рекламный агент Дженни Кадин озиралась, чмокая, как рыбка гуппи в поисках корма. Ее взгляд упал на Джейни — и лицо превратилось в ледяную маску. Наклонившись к Дженни, она зашептала ей на ухо. Дженни Кадин покосилась на Джейни, широко раскрыла глаза, опустила голову и покивала. Вслед за чем Дженни и ее спутница встали и демонстративно удалились.
В ресторане повисла удивленная тишина, но, как всегда бывает в таких ситуациях, кто-то продолжал говорить. Это была женщина за соседним столиком. Ее слышал не весь ресторан, но до Джейни и Патти доносилось каждое слово. С тем же успехом она могла бы сидеть вместе с ними, так отчетливо ее было слышно.
— А все эти скандальные сестры — Джейни и Патти Уилкокс. Одну прозвали модельной проституткой, другая вышла замуж за рок-певца. Он обрюхатил какую-то певичку, и эта, помоложе, угодила в каталажку…
— Лучше уйдем! — взмолилась Патти, кидая на стол салфетку.
У Джейни закружилась голова. До ухода Дженни Кадин ее еще терпели, но теперь отношение ухудшилось, посетители уже не скрывали враждебности. Джейни уставилась в пол, стараясь не разреветься. «Переживу, — думала она. — Это еще не самое страшное Другим выпадало и не такое».
— Джейни… — тихонько позвала Патти.
— Если ты меня здесь оставишь, я умру, — сказала Джейни. Пришел официант с двумя тарелками салата. Он держался подчеркнуто холодно.
— Мы не будем есть горячее, — тихо сказала ему Патти. — Принесите, пожалуйста, счет.
— Конечно, — сказал официант, не глядя на них.
— Джейни, — не выдержала Патти, — зачем тебе все это? Разве ты не видишь, что все кончено?
Джейни не ответила. Она гоняла вилкой листок салата по тарелке.
— Зачем тебя сюда потянуло? — не унималась Патти. — За чем тебе вообще этот мир?
— Патти… — Джейни вздохнула.
— Конец, — повторила Патти. — Для нас с тобой Нью-Йорка больше не существует. Не знаю, как поступишь ты, а мы с Диггером переезжаем в Малибу. Мы купили дом. Диггер на год уходит из группы.
— Чудесно, — отозвалась Джейни безжизненным тоном. Казалось, она не слышала ни слова.
— Джейни… — Патти дотронулась до руки сестры, слегка ее тряхнула. — Придется тебе меня выслушать. Ты должна покинуть Нью-Йорк. Здесь для тебя ничего нет, может, никогда и не было. Тебе надо найти что-то настоящее. Ты живешь в мире фантазий. Это продолжается с тех пор, как ты вернулась тогда из Европы.
Джейни не ответила. Официант принес счет. Патти открыла сумочку, повозилась с бумажником и достала пять двадцатидолларовых бумажек. Положив деньги на стол, она встала.
— Слишком много, — прошептала Джейни. Патти молча на нее посмотрела.
Вид денег немного оживил Джейни: она тоже встала и с гордо поднятой головой прошагала через ресторан в вестибюль. Девушка в гардеробе молча подала им пальто. Когда они одевались, к ним вышел Уэсли.
— Джейни… — начал он. Она обернулась и прищурилась.
— Что, Уэсли? — Ее голос был холоден.
— Послушайте… — Он взял ее за руку и повел к двери. — Мы с вами старые друзья. Уверен, вы поймете то, что я вам сейчас скажу. — Джейни молчала. У нее пересохло во рту. — Сами знаете, как это устроено, — начал Уэсли полным сочувствия голо сом. — Клиенты — источник нашего существования. Главное для нас — привлечь правильную клиентуру. Если я совершу ошибку, босс меня убьет, я лишусь работы…
Джейни облизнула губы, глотнула.
— Простите. — И она протиснулась мимо него в дверь.
— Джейни! — Он выбежал за ней из ресторана на улицу. — Не держите на меня зла. Будь на то моя воля, я бы не возражал, чтобы вы у нас бывали каждый день. Но рекламный агент Дженни Кадин вне себя: она не желает, чтобы имя ее драгоценной подопечной появлялось рядом с модельной проституткой.
— Теперь это ей гарантировано.
— Джейни! — снова позвал Уэсли. Он потирал руки и слегка подпрыгивал, чтобы не замерзнуть. — Эта ситуация нравится мне. не больше, чем вам. Но я не могу рисковать местом.
— Я понимаю, — сказала Джейни.
Она уже не знала точно, где находится, в какую сторону ей идти. Она знала одно: надо высоко держать голову и не закрывать глаза. Глядя прямо перед собой, она быстро зашагала. Скоро ее нагнала Патти.
— Джейни! — крикнула она, задыхаясь.
Джейни обернулась. Судя по ее взгляду, она совершенно забыла о существовании Патти, в глазах у нее стояли слезы. Патти было больно за сестру, хотелось ее обнять, утешить, убедить, что все образуется. Но Джейни не остановилась. Она шла вперед, словно давно путешествовала по бескрайней пустыне и разучилась останавливаться.
— Видишь, Патти? — проговорила она на ходу. — Это я и пыталась тебе объяснить за ленчем. Я не позволю им меня остановить.
— Но, Джейни… — в отчаянии взмолилась Патти.
— Особенно теперь.
Сегодня я выходила, — сообщила Джейни Селдену. Она лежала голая в ванне, покрытая мыльными пузырьками. Вдоль ванны горели ароматизированные свечи.
— Я знаю, — отозвался Селден. Он старался скрыть раздражение, но не был уверен, что долго продержится. На его долю выпало немало плохих дней, но этот выдался наихудшим: сначала ленч с Виктором Матриком, теперь это… Джерри Гребоу звонил ему в три часа дня доложить о сообщении знакомого газетчика, уже слыхавшего о происшествии в «Динго». Завтра об этом должен был сообщить на первой странице «Пост».
— Знаешь? — переспросила Джейни. Селден видел, что ее уже ничто не удивляет.
— Мне звонил Джерри. — Сказав это, он ушел из ванной комнаты, чтобы переодеться в спальне. Все вечера теперь проходили одинаково. Ирония заключалась в том, что он наконец добился желаемого: они сидели дома, заказывая еду из городского или гостиничного ресторана, и смотрели телевизор.
— Чего бы тебе хотелось сегодня на ужин? — спросил он громко.
— Не знаю! — крикнула она в ответ. — Китайская кухня?
— Китайская была вчера.
— Индийская?
— Лично я предпочел бы бифштекс, — признался он. — Закажем ужин в номер. — На самом деле он не испытывал голода, но здравый смысл уроженца Среднего Запада подсказывал, что для поддержания сил надо хорошо питаться.
Селден снял костюм и надел кашемировый свитер с высоким воротом и джинсы. Он не видел смысла обсуждать последнее происшествие: сделанного не исправишь.
Он перешел в гостиную и сел на диван. Через минуту к нему присоединилась Джейни. Он включил телевизор. Передавали сводку новостей. В Бронксе прорвало водопровод, в подвале ресторана в Чайнатауне произошел пожар. Потом была реклама «Прозака» и анонс программы «Вечерние развлечения». «Кто увезет домой золотую статуэтку? — радостно вопрошала белокурая ведущая, будто это была самая насущная проблема на свете. — Сегодня вечером начинается отбор фильмов, претендующих на „Оскар“…»
Джейни посмотрела на мужа.
— Ты едешь на вручение «Оскара» в этом году?
Он покачал головой, не отводя взгляда от телеэкрана.
— Виктор Матрик против.
Она ответила неопределенным возгласом.
Этот разговор заставил Селдена в который раз с подробностями воспроизвести в памяти беседу с Матриком. Он ничего не забыл, просто реплики менялись местами, как яблоки в корзине, мысли весь день играли у него в голове в чехарду. Он встал и вышел в кухоньку налить себе водки.
— Хочешь чего-нибудь? — вежливо осведомился он.
— Ты наливаешь водку? — спросила Джейни. — Да.
— Тогда и мне налей.
Вот, значит, как они теперь будут жить, думал он, вынимая из буфета еще один стакан и кладя в него лед. Как два старика, бродящих по комнате на цыпочках и выпивающих, чтобы заглушать боль.
Но, наливая в ее стакан водку, Селден напомнил себе, что различие существует, и немалое: ему предстояло принять решение. Виктор поставил перед ним совершенно невыполнимую задачу, думал он сердито. Это как в Библии: там от Авраама требовалось принести в жертву сына, там царь Соломон предложил разрубить надвое младенца, чтобы решить спор… До сегодняшнего дня он воображал, что сможет избегать резких поступков и дождется, пока все утрясется. Он размышлял с растущим раздражением: он очень старался вести себя нормально. Как обычно, каждое утро являлся в свой офис, проводил совещания, ходил на деловые ленчи, управлял составлением программ. Но, как он ни старался, всё уже изменилось, и все это знали. В коридорах шептались, и чаще всего, слушая вполуха, как сценарист излагает ему очередную идею, секретарша рассказывает о детях, а Гордон хвастается сексуальными подвигами, Селден думал о своем: снова и снова переживал мысленно свое несчастье… Если бы только Джейни ему сказала, если бы не проявила такую скупость, если бы не купилась так задешево. В конце концов он утыкался в один и тот же неразрешимый вопрос: почему?
Потом он вздрагивал, поднимал глаза и замечал, что на него все смотрят. Им овладевала паника: вдруг он пропустил что-то важное?
…Селден вернулся в гостиную и подал Джейни стакан. Она взяла стакан со скупым «спасибо», даже не оторвав взгляда от телевизора.
На ней были модельные джинсы и футболка с надписью Vixen (ведьма) спереди лохматыми синими буквами — то и другое она носила, не снимая, после возвращения из Франции. Словно почувствовав на себе его взгляд, она поерзала и подтянула джинсы. Она регулярно принимала ванну, он это хорошо (даже слишком хорошо) знал, но джинсы и футболка уже стали бесформенными и выглядели несвежими. Он вспомнил высказывание Бернарда Шоу: «Красота хороша на первый взгляд; но кто на нее посмотрит, когда она три дня просидит дома?» Его ярость была так сильна, мысль «Нет, никто!» так горька, что ему было невыносимо думать о том, чтобы заняться с Джейни любовью, хотя они по-прежнему спали в одной постели. Стоило это представить, как перед глазами появлялся отвратительный, насмешливый Комсток Диббл с редкими рыжими волосами и дырой между зубами.
Селден сел и спросил:
— Зачем ты это сделала?
— Что сделала? — отозвалась она, не глядя на него.
— Вышла из отеля.
— Я послушалась совета Венди Пикколо.
— Что?! — недоверчиво воскликнул он. Она наконец повернулась к нему и таким тоном, будто говорила ему это уже много раз, отчеканила:
— Я разговаривала с Венди Пикколо. Она сказала, что рано или поздно мне придется выйти в город, и я согласилась.
Он поставил стакан и прищурился, хотя на самом деле был растерян.
— Не понимаю… Когда ты виделась с Венди Пикколо?
— Я с ней не виделась, — ответила Джейни терпеливо, как малому дитяти. — Я говорила с ней по телефону.
— Она тебе звонила? — недоверчиво спросил Селден.
— Да, звонила. Она звонит мне каждый день. Мы разговариваем.
— Значит, вы с Венди подруги?
— Правильно, — сказала Джейни, потягивая водку. Повернувшись к нему с осуждающим видом, она продолжила:
— Не надо так удивляться, Селден. Ты считаешь меня такой ужасной, что у меня уже не может быть подруг?
— Я действительно удивлен, — произнес Селден послушно. В последнее время ему все время приходилось разыгрывать с ней послушание.
— Напрасно. — Джейни встала, как будто ей что-то понадобилось на кухне. Ничего не произошло бы, если бы она не сказала:
— Не думаю, что ты против. Она ведь твоя добрая приятельница…
И эта женщина еще смеет быть агрессивной! Как с гуся вода! Когда она поймет, что натворила? Он уже больше не мог сдерживать злость: ярость вырвалась из него, как дикий зверь из клетки. До этой минуты ему удавалось держать себя в руках, он ни разу не терял в ее присутствии самоконтроля, не кричал на нее, не тряс, пальцем ее не тронул (хотя раз-другой так и подмывало), не рыдал перед ней, как ни хотелось. А теперь плотину прорвало.
— Оставь ее в покое! — гаркнул он.
Она отшатнулась — больше от удивления, чем от страха. Излиянию его гнева уже ничто не препятствовало.
— Ты не видишь, как к тебе теперь относятся? Как к вирусу, смертельной заразе. Ты загубила мою карьеру, превратила меня в посмешище. А посмотри, что ты сделала с беднягой Крейгом Эджерсом! Из-за тебя он не продал книгу Комстоку Дибблу, а теперь Диббл свергнут, и Крейг не получил из-за тебя несколько миллионов. — Селден раскраснелся и охрип. — Разве Крейг это заслужил? Бедняга всю жизнь работал на свой теперешний успех, а ты одним прикосновением своей зловредной волшебной палочки лишила его всех шансов. Так что если ты воображаешь, что теперь я позволю тебе приняться за Венди…
Джейни просто стояла и слушала. Селден не верил своим глазам. Она не пыталась защищаться, позволяя ему изрыгать обвинения, будто ей нравилось зрелище вышедшего из себя мужа…
Потом она отвернулась и вышла из комнаты.
Он знал в точности, что произойдет теперь. Она запрется в ванной комнате и отвернет краны. Зная, что он испуганно стоит за дверью, уже готовый идти на попятный, она будет его игнорировать, занимаясь омовением, словно ее тело сделано из драгоценного фарфора, а когда выйдет, то поведет себя так, будто ничего не случилось…
«Подожду, — решил он, все еще негодуя. — Просто подожду…»
Минут через десять вода перестала течь. Селден поспешил в спальню, припал ухом к двери ванной и услышал плеск — Джейни вошла в наполненную ванну.
— Джейни! — сказал он твердо. — Такое не смоешь водой, понимаешь? Твои ароматные мыльные пузырьки не помогут…
Но ответа не последовало. Он вздохнул и побрел обратно в гостиную.
Его гнев был, как обычно, коротким. Селден не был создан для длительного неистовства. В бизнесе он мог проявлять твердость, но Виктор Матрик был прав: такая женщина, как Джейни Уилкокс, была ему не по зубам. Он опустился на диван в унынии и закрыл лицо ладонями. Несмотря на все происшедшее, Селден ее по-прежнему любил, мысль о своей любви к ней была ему очень важна. Он бы не мог без этого обойтись, ведь, реши он, что любовь прошла, ему пришлось бы осветить безжалостным светом все, из чего состояла его жизнь; хуже всего было бы, если оказалось, что вся она соткана из притворства-Мужчины бывают поразительно бесхитростны в сердечных делах, и Селден Роуз принадлежал, на свою беду, к числу таких простаков. Он влюбился в Джейни Уилкокс в тот момент, когда она села с ним рядом на приеме у Мими, и с мужской целеустремленностью продолжал ее любить просто за то, что она существовала и что он никогда не сможет полностью ею обладать. Ему не так много от нее хотелось: чуть-чуть ответной любви, дозволения иногда осуществлять его желания — и чтобы была рядом. С неразумной слепотой мужчины, принимающего за любовь то, что любовью не является, он по-прежнему надеялся, что она его любит. Он искренне верил: если это так, то они, невзирая на все невзгоды, вместе выкарабкаются. Когда мужчина так влюбляется, женщина может чудовищно этим злоупотреблять; он способен ее ненавидеть, даже называть ее сумасшедшей, но его почти невозможно убедить, что это не настоящая любовь.
Женщины сложнее в делах сердечной привязанности. Они редко любят за то, что есть, им подавай то, что могло бы быть. Поэтому женщина многое прощает в любви, пока верит, что может чего-то достигнуть. Но когда она видит, что мужчина ей больше не помощник, что его действия стали вредными для ее образа жизни, то может разлюбить так же внезапно, как падает яблоко с яблони. Яблоко не повесишь обратно на ветку, и в любви не бывает возврата. Ее сердце оказывается закрытым для этого мужчины так плотно, словно он никогда не существовал.
Вот и Джейни Уилкокс, сидя в ванне и обстоятельно обдумывая свои отношения с Селденом Роузом, пришла к заключению, что с ним покончено.
Селден был ей уже ни к чему. Вспылив, он высказал все, что ей требовалось услышать. Он трус, слизняк: у него не хватило силы духа, чтобы отвести ее в «Динго», где никто не посмел бы сказать ему, главе «Муви тайм», что он нежеланный посетитель. Но у Селдена не нашлось для этого отваги, он даже не попытался ее защитить и впредь не попытается; он даже не верит в ее невиновность! Небольшая симпатия к нему, которая у нее еще оставалась, ушла без следа, как вода в песок.
Это даже не опечалило Джейни. Никогда больше она не прольет слез по мужчине — ни по селденам роузам, ни даже по зизи. Теперь ей надо только ждать. Несмотря на все случившееся, у нее оставалось могучее оружие — красота. Она знала, что, пока красива, с ней может произойти кое-что интересное. Непременно появится мужчина, который станет ее добиваться…
Впредь она будет осторожнее. Сердито смахивая с себя мыльные пузырьки, Джейни вспомнила Джорджа Пакстона. Если бы, если бы, гневно думала она. Джордж попытался ее уничтожить, но она еще жива. Надо, чтобы Пакстон понял: он ей должен. Ничего, она заставит его заплатить за содеянное.
Селден тем временем сидел в гостиной, неподвижный, как скала, и размышлял, как ему быть с Джейни. Сказав себе в который раз, что кругом проиграл, он машинально взглянул на стопку газет, которую Джейни задвинула в угол. Оба — Джейни, строившая в ванной недобрые планы, и Селден, переживавший, сидя на диване, — пришли к одному и тому же горькому заключению: единственным, кто выиграл от всего этого безобразия, был Джордж Пакстон.
17
Рекламный агент Дженни Кадин озиралась, чмокая, как рыбка гуппи в поисках корма. Ее взгляд упал на Джейни — и лицо превратилось в ледяную маску. Наклонившись к Дженни, она зашептала ей на ухо. Дженни Кадин покосилась на Джейни, широко раскрыла глаза, опустила голову и покивала. Вслед за чем Дженни и ее спутница встали и демонстративно удалились.
В ресторане повисла удивленная тишина, но, как всегда бывает в таких ситуациях, кто-то продолжал говорить. Это была женщина за соседним столиком. Ее слышал не весь ресторан, но до Джейни и Патти доносилось каждое слово. С тем же успехом она могла бы сидеть вместе с ними, так отчетливо ее было слышно.
— А все эти скандальные сестры — Джейни и Патти Уилкокс. Одну прозвали модельной проституткой, другая вышла замуж за рок-певца. Он обрюхатил какую-то певичку, и эта, помоложе, угодила в каталажку…
— Лучше уйдем! — взмолилась Патти, кидая на стол салфетку.
У Джейни закружилась голова. До ухода Дженни Кадин ее еще терпели, но теперь отношение ухудшилось, посетители уже не скрывали враждебности. Джейни уставилась в пол, стараясь не разреветься. «Переживу, — думала она. — Это еще не самое страшное Другим выпадало и не такое».
— Джейни… — тихонько позвала Патти.
— Если ты меня здесь оставишь, я умру, — сказала Джейни. Пришел официант с двумя тарелками салата. Он держался подчеркнуто холодно.
— Мы не будем есть горячее, — тихо сказала ему Патти. — Принесите, пожалуйста, счет.
— Конечно, — сказал официант, не глядя на них.
— Джейни, — не выдержала Патти, — зачем тебе все это? Разве ты не видишь, что все кончено?
Джейни не ответила. Она гоняла вилкой листок салата по тарелке.
— Зачем тебя сюда потянуло? — не унималась Патти. — За чем тебе вообще этот мир?
— Патти… — Джейни вздохнула.
— Конец, — повторила Патти. — Для нас с тобой Нью-Йорка больше не существует. Не знаю, как поступишь ты, а мы с Диггером переезжаем в Малибу. Мы купили дом. Диггер на год уходит из группы.
— Чудесно, — отозвалась Джейни безжизненным тоном. Казалось, она не слышала ни слова.
— Джейни… — Патти дотронулась до руки сестры, слегка ее тряхнула. — Придется тебе меня выслушать. Ты должна покинуть Нью-Йорк. Здесь для тебя ничего нет, может, никогда и не было. Тебе надо найти что-то настоящее. Ты живешь в мире фантазий. Это продолжается с тех пор, как ты вернулась тогда из Европы.
Джейни не ответила. Официант принес счет. Патти открыла сумочку, повозилась с бумажником и достала пять двадцатидолларовых бумажек. Положив деньги на стол, она встала.
— Слишком много, — прошептала Джейни. Патти молча на нее посмотрела.
Вид денег немного оживил Джейни: она тоже встала и с гордо поднятой головой прошагала через ресторан в вестибюль. Девушка в гардеробе молча подала им пальто. Когда они одевались, к ним вышел Уэсли.
— Джейни… — начал он. Она обернулась и прищурилась.
— Что, Уэсли? — Ее голос был холоден.
— Послушайте… — Он взял ее за руку и повел к двери. — Мы с вами старые друзья. Уверен, вы поймете то, что я вам сейчас скажу. — Джейни молчала. У нее пересохло во рту. — Сами знаете, как это устроено, — начал Уэсли полным сочувствия голо сом. — Клиенты — источник нашего существования. Главное для нас — привлечь правильную клиентуру. Если я совершу ошибку, босс меня убьет, я лишусь работы…
Джейни облизнула губы, глотнула.
— Простите. — И она протиснулась мимо него в дверь.
— Джейни! — Он выбежал за ней из ресторана на улицу. — Не держите на меня зла. Будь на то моя воля, я бы не возражал, чтобы вы у нас бывали каждый день. Но рекламный агент Дженни Кадин вне себя: она не желает, чтобы имя ее драгоценной подопечной появлялось рядом с модельной проституткой.
— Теперь это ей гарантировано.
— Джейни! — снова позвал Уэсли. Он потирал руки и слегка подпрыгивал, чтобы не замерзнуть. — Эта ситуация нравится мне. не больше, чем вам. Но я не могу рисковать местом.
— Я понимаю, — сказала Джейни.
Она уже не знала точно, где находится, в какую сторону ей идти. Она знала одно: надо высоко держать голову и не закрывать глаза. Глядя прямо перед собой, она быстро зашагала. Скоро ее нагнала Патти.
— Джейни! — крикнула она, задыхаясь.
Джейни обернулась. Судя по ее взгляду, она совершенно забыла о существовании Патти, в глазах у нее стояли слезы. Патти было больно за сестру, хотелось ее обнять, утешить, убедить, что все образуется. Но Джейни не остановилась. Она шла вперед, словно давно путешествовала по бескрайней пустыне и разучилась останавливаться.
— Видишь, Патти? — проговорила она на ходу. — Это я и пыталась тебе объяснить за ленчем. Я не позволю им меня остановить.
— Но, Джейни… — в отчаянии взмолилась Патти.
— Особенно теперь.
Сегодня я выходила, — сообщила Джейни Селдену. Она лежала голая в ванне, покрытая мыльными пузырьками. Вдоль ванны горели ароматизированные свечи.
— Я знаю, — отозвался Селден. Он старался скрыть раздражение, но не был уверен, что долго продержится. На его долю выпало немало плохих дней, но этот выдался наихудшим: сначала ленч с Виктором Матриком, теперь это… Джерри Гребоу звонил ему в три часа дня доложить о сообщении знакомого газетчика, уже слыхавшего о происшествии в «Динго». Завтра об этом должен был сообщить на первой странице «Пост».
— Знаешь? — переспросила Джейни. Селден видел, что ее уже ничто не удивляет.
— Мне звонил Джерри. — Сказав это, он ушел из ванной комнаты, чтобы переодеться в спальне. Все вечера теперь проходили одинаково. Ирония заключалась в том, что он наконец добился желаемого: они сидели дома, заказывая еду из городского или гостиничного ресторана, и смотрели телевизор.
— Чего бы тебе хотелось сегодня на ужин? — спросил он громко.
— Не знаю! — крикнула она в ответ. — Китайская кухня?
— Китайская была вчера.
— Индийская?
— Лично я предпочел бы бифштекс, — признался он. — Закажем ужин в номер. — На самом деле он не испытывал голода, но здравый смысл уроженца Среднего Запада подсказывал, что для поддержания сил надо хорошо питаться.
Селден снял костюм и надел кашемировый свитер с высоким воротом и джинсы. Он не видел смысла обсуждать последнее происшествие: сделанного не исправишь.
Он перешел в гостиную и сел на диван. Через минуту к нему присоединилась Джейни. Он включил телевизор. Передавали сводку новостей. В Бронксе прорвало водопровод, в подвале ресторана в Чайнатауне произошел пожар. Потом была реклама «Прозака» и анонс программы «Вечерние развлечения». «Кто увезет домой золотую статуэтку? — радостно вопрошала белокурая ведущая, будто это была самая насущная проблема на свете. — Сегодня вечером начинается отбор фильмов, претендующих на „Оскар“…»
Джейни посмотрела на мужа.
— Ты едешь на вручение «Оскара» в этом году?
Он покачал головой, не отводя взгляда от телеэкрана.
— Виктор Матрик против.
Она ответила неопределенным возгласом.
Этот разговор заставил Селдена в который раз с подробностями воспроизвести в памяти беседу с Матриком. Он ничего не забыл, просто реплики менялись местами, как яблоки в корзине, мысли весь день играли у него в голове в чехарду. Он встал и вышел в кухоньку налить себе водки.
— Хочешь чего-нибудь? — вежливо осведомился он.
— Ты наливаешь водку? — спросила Джейни. — Да.
— Тогда и мне налей.
Вот, значит, как они теперь будут жить, думал он, вынимая из буфета еще один стакан и кладя в него лед. Как два старика, бродящих по комнате на цыпочках и выпивающих, чтобы заглушать боль.
Но, наливая в ее стакан водку, Селден напомнил себе, что различие существует, и немалое: ему предстояло принять решение. Виктор поставил перед ним совершенно невыполнимую задачу, думал он сердито. Это как в Библии: там от Авраама требовалось принести в жертву сына, там царь Соломон предложил разрубить надвое младенца, чтобы решить спор… До сегодняшнего дня он воображал, что сможет избегать резких поступков и дождется, пока все утрясется. Он размышлял с растущим раздражением: он очень старался вести себя нормально. Как обычно, каждое утро являлся в свой офис, проводил совещания, ходил на деловые ленчи, управлял составлением программ. Но, как он ни старался, всё уже изменилось, и все это знали. В коридорах шептались, и чаще всего, слушая вполуха, как сценарист излагает ему очередную идею, секретарша рассказывает о детях, а Гордон хвастается сексуальными подвигами, Селден думал о своем: снова и снова переживал мысленно свое несчастье… Если бы только Джейни ему сказала, если бы не проявила такую скупость, если бы не купилась так задешево. В конце концов он утыкался в один и тот же неразрешимый вопрос: почему?
Потом он вздрагивал, поднимал глаза и замечал, что на него все смотрят. Им овладевала паника: вдруг он пропустил что-то важное?
…Селден вернулся в гостиную и подал Джейни стакан. Она взяла стакан со скупым «спасибо», даже не оторвав взгляда от телевизора.
На ней были модельные джинсы и футболка с надписью Vixen (ведьма) спереди лохматыми синими буквами — то и другое она носила, не снимая, после возвращения из Франции. Словно почувствовав на себе его взгляд, она поерзала и подтянула джинсы. Она регулярно принимала ванну, он это хорошо (даже слишком хорошо) знал, но джинсы и футболка уже стали бесформенными и выглядели несвежими. Он вспомнил высказывание Бернарда Шоу: «Красота хороша на первый взгляд; но кто на нее посмотрит, когда она три дня просидит дома?» Его ярость была так сильна, мысль «Нет, никто!» так горька, что ему было невыносимо думать о том, чтобы заняться с Джейни любовью, хотя они по-прежнему спали в одной постели. Стоило это представить, как перед глазами появлялся отвратительный, насмешливый Комсток Диббл с редкими рыжими волосами и дырой между зубами.
Селден сел и спросил:
— Зачем ты это сделала?
— Что сделала? — отозвалась она, не глядя на него.
— Вышла из отеля.
— Я послушалась совета Венди Пикколо.
— Что?! — недоверчиво воскликнул он. Она наконец повернулась к нему и таким тоном, будто говорила ему это уже много раз, отчеканила:
— Я разговаривала с Венди Пикколо. Она сказала, что рано или поздно мне придется выйти в город, и я согласилась.
Он поставил стакан и прищурился, хотя на самом деле был растерян.
— Не понимаю… Когда ты виделась с Венди Пикколо?
— Я с ней не виделась, — ответила Джейни терпеливо, как малому дитяти. — Я говорила с ней по телефону.
— Она тебе звонила? — недоверчиво спросил Селден.
— Да, звонила. Она звонит мне каждый день. Мы разговариваем.
— Значит, вы с Венди подруги?
— Правильно, — сказала Джейни, потягивая водку. Повернувшись к нему с осуждающим видом, она продолжила:
— Не надо так удивляться, Селден. Ты считаешь меня такой ужасной, что у меня уже не может быть подруг?
— Я действительно удивлен, — произнес Селден послушно. В последнее время ему все время приходилось разыгрывать с ней послушание.
— Напрасно. — Джейни встала, как будто ей что-то понадобилось на кухне. Ничего не произошло бы, если бы она не сказала:
— Не думаю, что ты против. Она ведь твоя добрая приятельница…
И эта женщина еще смеет быть агрессивной! Как с гуся вода! Когда она поймет, что натворила? Он уже больше не мог сдерживать злость: ярость вырвалась из него, как дикий зверь из клетки. До этой минуты ему удавалось держать себя в руках, он ни разу не терял в ее присутствии самоконтроля, не кричал на нее, не тряс, пальцем ее не тронул (хотя раз-другой так и подмывало), не рыдал перед ней, как ни хотелось. А теперь плотину прорвало.
— Оставь ее в покое! — гаркнул он.
Она отшатнулась — больше от удивления, чем от страха. Излиянию его гнева уже ничто не препятствовало.
— Ты не видишь, как к тебе теперь относятся? Как к вирусу, смертельной заразе. Ты загубила мою карьеру, превратила меня в посмешище. А посмотри, что ты сделала с беднягой Крейгом Эджерсом! Из-за тебя он не продал книгу Комстоку Дибблу, а теперь Диббл свергнут, и Крейг не получил из-за тебя несколько миллионов. — Селден раскраснелся и охрип. — Разве Крейг это заслужил? Бедняга всю жизнь работал на свой теперешний успех, а ты одним прикосновением своей зловредной волшебной палочки лишила его всех шансов. Так что если ты воображаешь, что теперь я позволю тебе приняться за Венди…
Джейни просто стояла и слушала. Селден не верил своим глазам. Она не пыталась защищаться, позволяя ему изрыгать обвинения, будто ей нравилось зрелище вышедшего из себя мужа…
Потом она отвернулась и вышла из комнаты.
Он знал в точности, что произойдет теперь. Она запрется в ванной комнате и отвернет краны. Зная, что он испуганно стоит за дверью, уже готовый идти на попятный, она будет его игнорировать, занимаясь омовением, словно ее тело сделано из драгоценного фарфора, а когда выйдет, то поведет себя так, будто ничего не случилось…
«Подожду, — решил он, все еще негодуя. — Просто подожду…»
Минут через десять вода перестала течь. Селден поспешил в спальню, припал ухом к двери ванной и услышал плеск — Джейни вошла в наполненную ванну.
— Джейни! — сказал он твердо. — Такое не смоешь водой, понимаешь? Твои ароматные мыльные пузырьки не помогут…
Но ответа не последовало. Он вздохнул и побрел обратно в гостиную.
Его гнев был, как обычно, коротким. Селден не был создан для длительного неистовства. В бизнесе он мог проявлять твердость, но Виктор Матрик был прав: такая женщина, как Джейни Уилкокс, была ему не по зубам. Он опустился на диван в унынии и закрыл лицо ладонями. Несмотря на все происшедшее, Селден ее по-прежнему любил, мысль о своей любви к ней была ему очень важна. Он бы не мог без этого обойтись, ведь, реши он, что любовь прошла, ему пришлось бы осветить безжалостным светом все, из чего состояла его жизнь; хуже всего было бы, если оказалось, что вся она соткана из притворства-Мужчины бывают поразительно бесхитростны в сердечных делах, и Селден Роуз принадлежал, на свою беду, к числу таких простаков. Он влюбился в Джейни Уилкокс в тот момент, когда она села с ним рядом на приеме у Мими, и с мужской целеустремленностью продолжал ее любить просто за то, что она существовала и что он никогда не сможет полностью ею обладать. Ему не так много от нее хотелось: чуть-чуть ответной любви, дозволения иногда осуществлять его желания — и чтобы была рядом. С неразумной слепотой мужчины, принимающего за любовь то, что любовью не является, он по-прежнему надеялся, что она его любит. Он искренне верил: если это так, то они, невзирая на все невзгоды, вместе выкарабкаются. Когда мужчина так влюбляется, женщина может чудовищно этим злоупотреблять; он способен ее ненавидеть, даже называть ее сумасшедшей, но его почти невозможно убедить, что это не настоящая любовь.
Женщины сложнее в делах сердечной привязанности. Они редко любят за то, что есть, им подавай то, что могло бы быть. Поэтому женщина многое прощает в любви, пока верит, что может чего-то достигнуть. Но когда она видит, что мужчина ей больше не помощник, что его действия стали вредными для ее образа жизни, то может разлюбить так же внезапно, как падает яблоко с яблони. Яблоко не повесишь обратно на ветку, и в любви не бывает возврата. Ее сердце оказывается закрытым для этого мужчины так плотно, словно он никогда не существовал.
Вот и Джейни Уилкокс, сидя в ванне и обстоятельно обдумывая свои отношения с Селденом Роузом, пришла к заключению, что с ним покончено.
Селден был ей уже ни к чему. Вспылив, он высказал все, что ей требовалось услышать. Он трус, слизняк: у него не хватило силы духа, чтобы отвести ее в «Динго», где никто не посмел бы сказать ему, главе «Муви тайм», что он нежеланный посетитель. Но у Селдена не нашлось для этого отваги, он даже не попытался ее защитить и впредь не попытается; он даже не верит в ее невиновность! Небольшая симпатия к нему, которая у нее еще оставалась, ушла без следа, как вода в песок.
Это даже не опечалило Джейни. Никогда больше она не прольет слез по мужчине — ни по селденам роузам, ни даже по зизи. Теперь ей надо только ждать. Несмотря на все случившееся, у нее оставалось могучее оружие — красота. Она знала, что, пока красива, с ней может произойти кое-что интересное. Непременно появится мужчина, который станет ее добиваться…
Впредь она будет осторожнее. Сердито смахивая с себя мыльные пузырьки, Джейни вспомнила Джорджа Пакстона. Если бы, если бы, гневно думала она. Джордж попытался ее уничтожить, но она еще жива. Надо, чтобы Пакстон понял: он ей должен. Ничего, она заставит его заплатить за содеянное.
Селден тем временем сидел в гостиной, неподвижный, как скала, и размышлял, как ему быть с Джейни. Сказав себе в который раз, что кругом проиграл, он машинально взглянул на стопку газет, которую Джейни задвинула в угол. Оба — Джейни, строившая в ванной недобрые планы, и Селден, переживавший, сидя на диване, — пришли к одному и тому же горькому заключению: единственным, кто выиграл от всего этого безобразия, был Джордж Пакстон.
17
Селден Роуз в своем кабинете смотрел как зачарованный на маленькие настольные часы. Прошла минута, было 10:03, стало 10:04. Он чувствовал себя как Дороти из «Волшебника из страны Оз», заточенная в замок злой ведьмы и следящая за песчинками, утекающими вниз в песочных часах. Жить ему оставалось ровно шесть часов, пятьдесят пять минут, сорок три секунды.
Прошло две недели с того рокового дня, когда Виктор Матрик пригласил его на ленч. Время почти вышло; еще несколько часов — и все кончится.
Решения же по-прежнему не было.
Проснувшись этим утром, он несколько минут смотрел на спящую жену, стараясь лучше запомнить ее лицо. Кожа у нее была гладкая, без единой морщинки, цвета слоновой кости. Щеки слегка розоватые, губы цвета спелой вишни. Он никогда не понимал, зачем она пользуется розовой губной помадой, когда у нее такой красивый естественный цвет губ; впрочем, многое в ней было ему непонятно. Ее глаза были крепко закрыты, словно она не желала просыпаться, сжатые, как у ребенка, кулачки подпирали во сне подбородок.
— Я люблю тебя, — прошептал он. — О, как я тебя люблю…
Ему захотелось убрать мягкую светлую прядь с ее лба, но лучше было ее не будить. Догадывается ли она, что ее ждет?..
…Нет, подумал он, глядя в кабинете на часы. Он не сделает этого. Не пожертвует женой ради должности.
Необходимо было подвести черту. Человек, способный выполнить требование Виктора Матрика, должен быть лишен души. Все годы своей работы он наблюдал таких людей — сначала в Лос-Анджелесе, теперь в Нью-Йорке-и считал их «людьми-стручками»: внешне люди как люди, они были лишены настоящих человеческих чувств. Очень часто именно такие люди достигали в своих областях деятельности наибольших высот, но Селден всегда над ними смеялся, испытывая презрение и облегчение человека, уверенного, что ему для роста не придется им уподобиться, а значит, по определению стоящего выше их.
Еще десять месяцев назад, прибыв в Нью-Йорк, он верил, что сумеет взобраться на вершину «Сплатч Вернер» и даже, упорно трудясь и творя добро, сможет претендовать на место самого Виктора Матрика. Но теперь он прозрел и понял, что этому не бывать.
С другой стороны, если бы он сделал то, чего потребовал Виктор, — избавился от Джейни, это восприняли
Бы как поступок воина, не берущего пленных. Всем пришлось бы с ним считаться, он вызывал бы страх. Несомненно, он продвинулся бы по службе. А потом завел бы третью жену, более соответствующую образу, приветствуемому в корпорации, — такую примерно, как Додо Бланшетт.
Что будет, если он не последует «совету» Виктора? Быстрого увольнения не произойдет — это слишком рискованно, может подтолкнуть его на подачу иска о дискриминации (дискриминация по признаку супруги — это что-то новенькое!). Нет, его просто поставят в невыносимое положение, начнут лишать полномочий и в конце концов превратят в беспомощного обладателя стола и секретарши. Далее секретаршу переведут в другой отдел, а его сошлют в тесный кабинет, где он станет делить секретаршу с кем-то еще. В итоге он будет вынужден уволиться… При иных обстоятельствах он бы сумел, быть может, найти другую работу. Вернулся бы в Лос-Анджелес и поступил в одну из крупных кинокомпаний на должность, которая приносила бы миллион долларов в год. Но сейчас к нему относились как к простофиле, женившемуся на проститутке вместо того, чтобы просто ей платить, как делают все.
А ведь он всю жизнь так напряженно трудился! От этих мыслей Селден горестно уронил голову. Работа была его радостью и спасением. Всякий раз, когда он запускал в производство очередной фильм и появлялся на съемочной площадке в первый день работы, всякий раз, когда фильм выходил на экраны и он узнавал о больших кассовых сборах, всякий раз, когда его фильм выигрывал награду, когда он получал повышение, он чувствовал пьянящий восторг, как будто ему принадлежала Вселенная. Первая жена утверждала, что его приверженность работе и достижениям разрушила их брак: мол, если бы он уделял ей больше внимания, то она, возможно, не завела бы роман со своим сотрудником. Узнав о ее измене, он сначала опустил руки, особенно когда выяснилось, что это длилось последние два года их брака и что она до того обнаглела, что устроила любовнику Рождество в Аспене, где сама отдыхала с Селденом… Тот однажды обедал в обществе этого типа, ни о чем не догадываясь. Он никогда не любил Шейлу так, как потом Джейни, и женился на ней, искупая вину — после пяти лет близости она предъявила ему ультиматум. Тогда ему показалось, что легче сдаться, чем устраивать эту возню — поиск новой женщины.
Если бы выбирать пришлось между работой и Шейлой, то Селден сделал бы выбор не задумываясь. Но Шейла никогда не поставила бы его в такое положение, ей не хватило бы для этого воображения. Другое дело Джейни: у нее был дар втягивать в свои проблемы всех окружающих, всем им причинять при этом боль. Он мысленно сравнивал ее с сиреной, своим пением завлекающей моряков на рифы…
Селден опять посмотрел на часы: 10:43.
Единственным, кто не разбился об эти рифы, оказался Джордж. Джордж не только ничего не проиграл, он даже купил компанию Комстока. Хоть бы ногу себе вывихнул — так нет же…
На часах было уже 10:45. Он снял трубку и позвонил Джорджу.
У себя дома Джордж Пакстон культивировал красоту, но к рабочему месту относился по-деловому. Один из его принципов гласил, что нечего транжирить деньги. Поэтому его просторный кабинет был строгим. Здесь Джордж сделал себе только две поблажки: накрыл пол толстым индийским шелковым ковром, специально заказанным Мими, и терпел на стене собственный портрет размером пять на десять футов, за который Мими заплатила художнику Дамиену Хэрсту полмиллиона долларов, решив, что это будет ее свадебный подарок жениху.
В кабинете был длинный ряд окон с пластмассовыми ставнями, из которых открывался вид на небоскребы Среднего Манхэттена. В центре стояли жесткие черные диванчики и кресла в стиле Ле Корбюзье. В двух креслах сейчас восседали Джордж и Селден. Они пили кофе из синих бумажных стаканчиков с эмблемой ближайшего греческого ресторанчика. Селден считал, что встреча проходит неудачно.
— У тебя нет выбора, Селден, — говорил ему Джордж. — Взгляни на ситуацию логически. Ты знаком с Джейни каких-то во семь-девять месяцев, а проработал больше двадцати лет…
Джордж отхлебнул кофе. Он считал, что Селден слишком упрямится. Пора ему понять, как поступить. Все дело в самомнении, это оно его сгубило. Если он будет и впредь тешить свое самолюбие, ему конец.
Селден посмотрел в окно. В офисе на том же этаже небоскреба напротив сидел за компьютером и говорил по телефону незнакомый мужчина. Сказать Джорджу, что он по-прежнему любит Джейни? Нет, это лишнее проявление слабости. Он взял со стеклянного столика стаканчик с кофе.
— Вдруг все это ошибка? — спросил он. — Тогда это то же самое, что казнь невиновного…
— Смерть никому, кажется, не грозит, — возразил Джордж со вздохом. — Ситуация поганая, но ты должен смотреть в лицо фактам. Веди себя как взрослый человек! Ты хочешь быть игроком или будешь дальше разыгрывать дурня?
— Если бы существовал способ… — промямлил Селден.
— Господи, Селден! — воскликнул Джордж неприязненно. — Ты знаешь не хуже любого другого, что значит быть руководителем компании. Это значит прежде всего уметь принимать тяжелые решения. Легкие не в счет — на это у нас есть помощники.
— Она почему-то считает виноватым тебя, Джордж, — сказал Селден с легким упреком.
Прошло две недели с того рокового дня, когда Виктор Матрик пригласил его на ленч. Время почти вышло; еще несколько часов — и все кончится.
Решения же по-прежнему не было.
Проснувшись этим утром, он несколько минут смотрел на спящую жену, стараясь лучше запомнить ее лицо. Кожа у нее была гладкая, без единой морщинки, цвета слоновой кости. Щеки слегка розоватые, губы цвета спелой вишни. Он никогда не понимал, зачем она пользуется розовой губной помадой, когда у нее такой красивый естественный цвет губ; впрочем, многое в ней было ему непонятно. Ее глаза были крепко закрыты, словно она не желала просыпаться, сжатые, как у ребенка, кулачки подпирали во сне подбородок.
— Я люблю тебя, — прошептал он. — О, как я тебя люблю…
Ему захотелось убрать мягкую светлую прядь с ее лба, но лучше было ее не будить. Догадывается ли она, что ее ждет?..
…Нет, подумал он, глядя в кабинете на часы. Он не сделает этого. Не пожертвует женой ради должности.
Необходимо было подвести черту. Человек, способный выполнить требование Виктора Матрика, должен быть лишен души. Все годы своей работы он наблюдал таких людей — сначала в Лос-Анджелесе, теперь в Нью-Йорке-и считал их «людьми-стручками»: внешне люди как люди, они были лишены настоящих человеческих чувств. Очень часто именно такие люди достигали в своих областях деятельности наибольших высот, но Селден всегда над ними смеялся, испытывая презрение и облегчение человека, уверенного, что ему для роста не придется им уподобиться, а значит, по определению стоящего выше их.
Еще десять месяцев назад, прибыв в Нью-Йорк, он верил, что сумеет взобраться на вершину «Сплатч Вернер» и даже, упорно трудясь и творя добро, сможет претендовать на место самого Виктора Матрика. Но теперь он прозрел и понял, что этому не бывать.
С другой стороны, если бы он сделал то, чего потребовал Виктор, — избавился от Джейни, это восприняли
Бы как поступок воина, не берущего пленных. Всем пришлось бы с ним считаться, он вызывал бы страх. Несомненно, он продвинулся бы по службе. А потом завел бы третью жену, более соответствующую образу, приветствуемому в корпорации, — такую примерно, как Додо Бланшетт.
Что будет, если он не последует «совету» Виктора? Быстрого увольнения не произойдет — это слишком рискованно, может подтолкнуть его на подачу иска о дискриминации (дискриминация по признаку супруги — это что-то новенькое!). Нет, его просто поставят в невыносимое положение, начнут лишать полномочий и в конце концов превратят в беспомощного обладателя стола и секретарши. Далее секретаршу переведут в другой отдел, а его сошлют в тесный кабинет, где он станет делить секретаршу с кем-то еще. В итоге он будет вынужден уволиться… При иных обстоятельствах он бы сумел, быть может, найти другую работу. Вернулся бы в Лос-Анджелес и поступил в одну из крупных кинокомпаний на должность, которая приносила бы миллион долларов в год. Но сейчас к нему относились как к простофиле, женившемуся на проститутке вместо того, чтобы просто ей платить, как делают все.
А ведь он всю жизнь так напряженно трудился! От этих мыслей Селден горестно уронил голову. Работа была его радостью и спасением. Всякий раз, когда он запускал в производство очередной фильм и появлялся на съемочной площадке в первый день работы, всякий раз, когда фильм выходил на экраны и он узнавал о больших кассовых сборах, всякий раз, когда его фильм выигрывал награду, когда он получал повышение, он чувствовал пьянящий восторг, как будто ему принадлежала Вселенная. Первая жена утверждала, что его приверженность работе и достижениям разрушила их брак: мол, если бы он уделял ей больше внимания, то она, возможно, не завела бы роман со своим сотрудником. Узнав о ее измене, он сначала опустил руки, особенно когда выяснилось, что это длилось последние два года их брака и что она до того обнаглела, что устроила любовнику Рождество в Аспене, где сама отдыхала с Селденом… Тот однажды обедал в обществе этого типа, ни о чем не догадываясь. Он никогда не любил Шейлу так, как потом Джейни, и женился на ней, искупая вину — после пяти лет близости она предъявила ему ультиматум. Тогда ему показалось, что легче сдаться, чем устраивать эту возню — поиск новой женщины.
Если бы выбирать пришлось между работой и Шейлой, то Селден сделал бы выбор не задумываясь. Но Шейла никогда не поставила бы его в такое положение, ей не хватило бы для этого воображения. Другое дело Джейни: у нее был дар втягивать в свои проблемы всех окружающих, всем им причинять при этом боль. Он мысленно сравнивал ее с сиреной, своим пением завлекающей моряков на рифы…
Селден опять посмотрел на часы: 10:43.
Единственным, кто не разбился об эти рифы, оказался Джордж. Джордж не только ничего не проиграл, он даже купил компанию Комстока. Хоть бы ногу себе вывихнул — так нет же…
На часах было уже 10:45. Он снял трубку и позвонил Джорджу.
У себя дома Джордж Пакстон культивировал красоту, но к рабочему месту относился по-деловому. Один из его принципов гласил, что нечего транжирить деньги. Поэтому его просторный кабинет был строгим. Здесь Джордж сделал себе только две поблажки: накрыл пол толстым индийским шелковым ковром, специально заказанным Мими, и терпел на стене собственный портрет размером пять на десять футов, за который Мими заплатила художнику Дамиену Хэрсту полмиллиона долларов, решив, что это будет ее свадебный подарок жениху.
В кабинете был длинный ряд окон с пластмассовыми ставнями, из которых открывался вид на небоскребы Среднего Манхэттена. В центре стояли жесткие черные диванчики и кресла в стиле Ле Корбюзье. В двух креслах сейчас восседали Джордж и Селден. Они пили кофе из синих бумажных стаканчиков с эмблемой ближайшего греческого ресторанчика. Селден считал, что встреча проходит неудачно.
— У тебя нет выбора, Селден, — говорил ему Джордж. — Взгляни на ситуацию логически. Ты знаком с Джейни каких-то во семь-девять месяцев, а проработал больше двадцати лет…
Джордж отхлебнул кофе. Он считал, что Селден слишком упрямится. Пора ему понять, как поступить. Все дело в самомнении, это оно его сгубило. Если он будет и впредь тешить свое самолюбие, ему конец.
Селден посмотрел в окно. В офисе на том же этаже небоскреба напротив сидел за компьютером и говорил по телефону незнакомый мужчина. Сказать Джорджу, что он по-прежнему любит Джейни? Нет, это лишнее проявление слабости. Он взял со стеклянного столика стаканчик с кофе.
— Вдруг все это ошибка? — спросил он. — Тогда это то же самое, что казнь невиновного…
— Смерть никому, кажется, не грозит, — возразил Джордж со вздохом. — Ситуация поганая, но ты должен смотреть в лицо фактам. Веди себя как взрослый человек! Ты хочешь быть игроком или будешь дальше разыгрывать дурня?
— Если бы существовал способ… — промямлил Селден.
— Господи, Селден! — воскликнул Джордж неприязненно. — Ты знаешь не хуже любого другого, что значит быть руководителем компании. Это значит прежде всего уметь принимать тяжелые решения. Легкие не в счет — на это у нас есть помощники.
— Она почему-то считает виноватым тебя, Джордж, — сказал Селден с легким упреком.