— А вам случайно не попадалось полуразбитое судно, кажущееся игрушкой волн, зато умеющее удирать, как самый быстроходный корабль? — командир крейсера.
   — Капитан, — помрачнел Казаван, — это судно мне действительно встретилось. Одним ударом оно могло бы разрезать мой корабль пополам. Я не трус… я марселец, тем не менее… признаюсь, дрожал, как ребенок! Дело было ночью… самоходный понтон разворачивался, словно собрался вернуться на материк, и вдруг задел нас… еще чуть-чуть, и нам пришел бы конец… Я слышал гудение механизма… По-видимому, на борту кто-то был.
   — Это все, не так ли?
   — Клянусь Божьей матерью, капитан, мне бы пушку и экипаж из военных моряков, я бы дознался, что там в трюмах… однако, сеньор Рафаэль Кальдерон ждет…
   — Свои железки?
   — Конечно.
   — И вы ограничены временем?
   — Признаюсь, да, но если вы почтите визитом нашу«Рону»…
   — Спасибо, капитан Казаван, и до свидания.
   — До свидания, капитан де Вальпре. — Гость быстропокинул корабль.
   — Темная, мерзкая личность, — пробормотал де Вальпре.
   — Не зря капитанов торговых судов часто зовут пройдохами, — заметил доктор. — Надо честно сказать, на моей родине их многовато.
   — Да, Марсель — жуткое сборище жулья. И боюсь, посетивший нас жулик — сообщник преследуемых нами негодяев.
   — И каковы же ваши планы, капитан?
   — Э! Черт возьми, стоит ли говорить, как мне хотелось бы произвести досмотр на борту «Роны», но не будет ли это погоней за тенью? Этак легко упустить настоящую добычу! Когда негодяй рассказывал о вымышленной встрече с «понтоном», он просто пытался обвести меня вокруг пальца.
   В это время «Рона» отсалютовала флагом и направилась на север со скоростью морской птицы. А наш крейсер двинулся к американским берегам.
   Мариус Казаван спустился по трапу и вошел без стука в просторную каюту. Какой-то человек, закрыв руками лицо, сидел за столом. Приход марсельца положил конец его раздумьям. Человек этот был не кто иной, как американец Флаксан, капитан невольничьего корабля!..
   — Все в порядке?.. Они ничего не заподозрили?
   — Ничего.
   — Черт возьми! Надо иметь дьявольскую сообразительность, чтобы в изысканном трехмачтовике распознать самоходный понтон. Кто мог предположить, что спустя восемь часов разбитый на куски бушприт соберут вновь, что поднимутся мачты, а на них появятся снасти, что корпус оденется в жемчужно-серую рубашку и, наконец, что «оборудование сахарных заводов» — «машины» из плоти и крови, а не из железа?.. Скажите, а наших людей вы видели?
   — Только Марсиаля.
   — А где были трое других?
   — Двое у машин, третий на вахте.
   — Прекрасно. Принимайте вахту, Мариус, и берите курс на север. Завтра повернем на Риу-Гранди-ду-Сул.
   — Рафаэль Кальдерон получит товар только после того, как груз будет доставлен нашим друзьям из Патуса.
   — Хорошо.
   — Кстати, двое новичков ни о чем не догадываются. Спят сном праведников. Двадцать капель настойки опия в доброй порции тростниковой водки погрузили их в глубочайший сон.
   — Великолепно. Этот великий простак Ибрагим счел делом чести обеспечить их благополучие, не посвящая в свои дела.
   — В конце концов, клятву нарушать не стоит. Но дело есть дело…
   Вот так загадочное судно стало «Роной», а через тридцать шесть часов превратилось в «Джорджа Вашингтона», который, согласно секретным предписаниям, должен был в свое время и в определенном месте уничтожить пароход «Вилль-де-Сен-Назер».
   А перед этим состоялась дуэль между Фрике и немцем Фрицем, та самая страшная схватка, закончившаяся смертью последнего.
   Однако как капитан «Эклера» узнал о зловещем плане морских разбойников и сумел подойти почти вплотную к тому месту, где разыграется душераздирающая сцена кораблекрушения? Да совершенно случайно. Ведь беседа между Флаксаном и Мариусом Казаваном, игравшем роль капитана французского торгового судна, была совершенно откровенной.
   Но вначале о том, как разворачивались события на борту крейсера. Из разговора капитана Флаксана и Мариуса Казавана стало ясно, что среди экипажа «Эклера» есть предатели. Слишком поздно французские военные моряки поняли, каким образом и с каким дьявольским искусством их сумели обмануть.
   На следующий день после описанных событий один из матросов «Эклера» стал жертвой странного и имевшего трагические последствия происшествия.
   Вывалился из гнезда крюк, поддерживавший брамсель, и рухнул на шею вахтенного матроса. Это был человек, которого Мариус Казаван назвал Марсиалем.
   Пострадавшего тут же отнесли в лазарет. Доктор осмотрел рану; черепная коробка продавлена, торчат два осколка теменной кости по правую и левую сторону затылочного столба, причем каждое из отверстий — размером в пятифранковую монету и глубиной в сантиметр. Было очевидно, что осколки костей повредили мозговую оболочку.
   Раненый с застывшими глазами, вывернутыми губами, со сжатыми кулаками не подавал признаков жизни. И если бы не прерывистое, со свистом дыхание, его можно было бы принять за труп.
   Доктор действовал быстро — не говоря ни слова, быстро обрил несчастному голову. Повреждения оказались по-настоящему серьезными, если не сказать фатальными. Чтобы дать матросу хоть какие-то шансы на жизнь, надо было срочно освободить мозг от костных осколков.
   Вот что сделал опытный врач: достал из сумки замысловатый инструмент — щипцы для удаления инородных тел, похожие на те, которыми пользуются бондари[251] для вылавливания провалившихся в бочки затычек. Затем доктор с огромнейшими предосторожностями ввел стальные щипчики в рану, захватил обломок кости и стал медленно тянуть к себе.
   Эта манипуляция, совершенная с чрезвычайной точностью, дала явный результат. Освободившийся мозг восстановил свой объем, наладилось кровообращение, больной застонал, похоже, возвращаясь к жизни.
   — Неплохо, — произнес хирург с довольным видом. — И все же у бедняги обязательно разовьется менингит, а тогда… настанет самое трудное время. Нагноения не избежать… Ладно, остается надеяться на лучшее. Вот чертов крюк, чего наделал!
   И доктор стал принимать простейшие, зато самые действенные при данных обстоятельствах меры: промывал рану, все время менял компрессы из пресной воды, давал слабительное из каломели[252] и ялапы[253], накладывал нарывной пластырь на затылок, применял отвлекающие средства для снятия побочных явлений с внутренних органов, обливал голову больного холодной водой. Несмотря на постоянный уход и всесторонее лечение, состояние матроса ухудшалось.
   Начался бред. Ужасный бред. Фантомы[254] преследовали несчастного, с посинелых губ срывались обрывки фраз:
   — Да., слушаюсь… сделано!.. Повинуюсь… за деньги!.. Вперед!.. Вот спасшиеся… смелее… Убей!.. Еще одно преступление… какая важность?.. Так надо… правильно? Убей!.. Убей!.. Я не матрос… как… вот этот… я…
   Пострадавший говорил о совершенно посторонних вещах непрерывно, грустно и монотонно, как это бывает во время бреда. И вдруг кошмар вернулся.
   — А!.. А!.. Работорговцы.. Миллионеры!.. Страховые премии… «черное дерево»… Флаксан!.. Способный человек… «Вашингтон»… Мариус Казаван… «Рона»… корпус… пустяки… одно и то же… Одно и то же судно… Капитан… «Эклер»… Безумие… Послушай… капитан… они удрали… Слушай, — обратился раненый к доктору, уставившись на него воспаленными глазами, не отводя безумного взгляда. — Слушай… Я мерзавец… меня сюда устроили… чтобы… О! Нет… Да… Ладно… Я из банды… и Казаван… и Флаксан… «Рона», это его… я видел… Ты знаешь… пароход… пароход из Монтевидео[255] …называется… именем города… ох!., да, «Вилль-де-Сен-Назер»!.. Его прикончат носовым тараном… Два миллиона страховки… да, на нашу долю… Ох! Я говорю, тридцать пять градусов, сорок два градуса… да-да, тридцать пять, сорок два. В открытом море… тридцать пять… сорок два…
   И несчастный, измученный жаром, впал в коматозное состояние[256] и едва слышно повторял, хрипло дыша:
   — Тридцать пять, сорок два!
   Доктор немедленно повернулся к присутствовавшему рядом капитану. Оба были невероятно потрясены.
   В бреду матрос выдал тайну готовившегося преступления. Что думать, что предпринять и, главное, можно ли верить этим отрывочным сведениям?
   Капитан второго ранга и хирург осознавали: запланировано одно из ужасных кораблекрушений, подобных тем, что уже не раз регистрировались в анналах[257] морского флота.
   Этот человек, долго скрывавшийся под маской матроса, безусловно, принадлежал к группе самых отъявленных негодяев, которые заставляли мир содрогаться от безнаказанности совершаемых ими преступлений.
   Марсиаль упорно называл географическую точку, где, по-видимому, известный всем пароход «Вилль-де-Сен-Назер» будет взят на абордаж и потоплен.
   Сведения раненого через сорок восемь часов подтвердились. И судно направилось в сторону Монтевидео, а точнее, в точку, координаты которой все время преследовали больного.
   Капитан торопился прибыть туда как можно скорее. Почему? Если признания больного не подтвердятся, то сожженные впустую тонны угля — небольшая потеря. Если же раненый сказал правду, то надо во что бы то ни стало предотвратить преступление.
   Тут состояние Марсиаля несколько улучшилось. На смену спазмам, скрежету зубов, рвоте пришел относительный покой. Казалось, он пришел в себя.
   — Спасен! — произнес капитан.
   — Погиб! — возразил доктор.
   И действительно, через двенадцать часов окостенела шея, на лице появилась гримаса, суженные до того зрачки внезапно расширились, начались страшные конвульсии, затем пульс стал редким… Матрос захрипел… завыл… застонал… из носа полилась кровь, раненый подпрыгнул, точно от электрического разряда, принялся в отчаянии ловить пустоту скрюченными руками… Затем отрывисто закричал:
   — «Сен… Назер»… Убей… убей… Смелее… чтоб никто не спасся.
   И грузно рухнул.
   — Он умер, — произнес доктор.
   Командир корабля немедленно прекратил преследование невольничьего судна, справедливо решив, что неминуемо встретится с ним в той самой точке, координаты которой настойчиво повторял умирающий.
   Только бы успеть! Однако «Эклер», выведенный предателями из строя, прибыл слишком поздно…
   Преступление свершилось. «Виль-де-Сен-Назер» погиб со всеми, кто находился на борту.

ГЛАВА 5

   Почему Фрике крикнул: «Сантьяго»?Ножом по рее. — Человек за бортом!Кто слабак?Сигналы в ночи.Работорговцы в Риу-Гранди.Озеро Патус.Двойной побег.«Памперо» дышит в грозу.Смертная тоска.Спасен, но какой ценой!..Бесполезное заклинание.Это и есть парижанин.Собака не всегда друг человека.Охота на беглеца.«Саладеро».Сто тысяч кило мяса.Мне бы хотелось бифштекс.Последствия наказания негра и китайца.Фрике зарежут, поджарят или повесят?И опять парижанин.Лошадь-спасительница.Фрике соперничает с четвероруким наездником.
   Потрясенный и остолбеневший Фрике, сидя верхом на рее, стал свидетелем леденящей душу сцены. «Джордж Вашингтон» протаранил и разворотил «Виль-де-Сен-Назер». Пронзительные крики страха и отчаяния пассажиров на палубе потерпевшего крушение судна смешались с глухими стонами рабов на «корабле-хищнике».
   Ведь человеческий груз, как бы рационально он ни был размещен на судне, не обладает устойчивостью кип хлопка и мешков сахара-сырца.
   Но разве это важно для морских разбойников? Если кто из чернокожих, к несчастью, пострадает, то отправится за борт, вот и все. Другим места больше останется.
   Хотя гамен понимал, что его новые товарищи — отпетые негодяи, но ему даже в голову не приходило, что эти люди способны на столь отъявленное злодейство.
   Первой мыслью парижанина было броситься в воду и влавь добраться до военного корабля. Однако капитан Флаксан, обладавший поистине дьявольской проницательностью, дал понять парижанину: любая попытка к бегству повлечет за собой смертный приговор негритенку.
   Так что бедный Мажесте все время, пока «Виль-де-Сен-Назер» находился в поле зрения, пребывал в кандалах под стражей, причем охранник получил приказ вышибить у него мозги, если Фрике ослушается приказа. А гамен слишком любил младшего черного брата, чтобы рисковать его жизнью, и потому сидел смирно.
   И все-таки, когда при свете прожектора юноша узнал «Эклер» — ему даже показалось, что он видит отважного Андре и симпатичное лицо доктора, — он чуть было не заплакал от отчаяния.
   Фрике хотел броситься с высоты мачты вниз, но тотчас же вспомнил о Мажесте… Парижанин закричал что было сил: если уж ему не суждено свидеться с друзьями, то пусть они хотя бы узнают, где он находится!
   Фрике как-то услышал: невольничий корабль направляется в Сантьяго[258]. Так пусть же узнают об этом два отважных сердца, два человека силы и действия, не боявшиеся ничего на суше и на море. Доктор и Андре поймут, узнают голос дорогого гамена и направятся через некоторое время на его поиски. И возглас «Сантьяго!» пронзил пространство, как зов трубы.
   Стоя на палубе, друзья содрогнулись. Фрике во власти морских разбойников! Не успел последний звук слететь с губ маленького парижанина, как железная рука схватила его за горло.
   — Собачье отродье! Я вырву твой змеиный язык, — прорычал вахтенный матрос на плохом французском, — а тебя разрежу на куски…
   Не отпуская руку с горла хрипящего гамена, матрос попытался выхватить клинок, зажав ножны зубами.
   В это мгновение корабль покачнулся и бандит, чтобы не потерять равновесие, вцепился обеими руками за рею. Фрике на секунду освободился от мертвой хватки противника и сумел быстро вытащить свой смертоносный охотничий нож — одного удара таким ножом достаточно, чтобы уложить быка.
   — Давай сразимся! Пока соберешься вырвать мне язык, сам получишь!
   Эта схватка на высоте шестидесяти футов обещала быть краткой, свирепой и завершиться гибелью одного из противников.
   Матрос ударил первым, гамен же ловко уклонился от удара. Тогда бандит метнул нож, который, пролетев над головой гамена, ударился о деревяшку и переломился пополам.
   Фрике молниеносно кинулся и всадил противнику нож в глотку по самую рукоятку, да так, что крепкое лезвие ножа пришпилило матроса к деревянному брусу.
   Море верно хранит доверенные ему тайны, и юный парижанин хотел, чтобы бездыханное тело упало не на палубу, а в воду: в таком случае смерть негодяя останется загадкой. Лучше, если бы это выглядело как несчастный случай. Будучи осмотрительным, Фрике оставил нож в ране, чтобы не натекла кровь. Ибо красные капли, падающие с мачты, наверняка вызовут подозрения. Гамен медленно подполз к краю реи и с силой толкнул труп матроса. Раздался всплеск падения, и прозвучал отчаянный, всем знакомый крик:
   — Человек за бортом!
   Кормовой вахтенный одним ударом топора высвободил спасательный круг.
   Поясним происшедшее. Судно имеет на корме огромный спасательный круг, рядом с которым круглые сутки дежурит вахтенный матрос. Этот матрос обязан по сигналу «Человек за бортом!» бросить спасательный круг в воду на достаточно длинном канате.
   Корабль при этом ложится в дрейф. Когда на море сильное волнение, то терпящий бедствие может сразу не заметить круга. Поэтому днем из футляра в момент падения круга выскакивает флажок.
   Ночью вместо флажка применяется фальшфейер, который зажигается от запала, приводимого в действие таким же механизмом, каким выпускается флажок. Горит фальшфейер примерно полчаса.
   Итак, «корабль-хищник» бросил спасательный круг. Зажегся фальшфейер.
   С уст вахтенного офицера слетела богохульная ругань.
   — Ты что?.. Хочешь, чтобы нас повесили?.. Идем без регламентных огней… а тут жжем фальшфейер?.. Дурак!.. Этот сволочной крейсер мгновенно нас засечет.
   — Но, капитан… человек за бортом!
   — Пусть подохнет!.. Черт побери! Вперед!.. Вернуть круг… загасить фальшфейер!..
   Огонь потушили мокрой шваброй. Но поздно. Горизонт осветила вспышка, и снаряд, посланный одним из неунывающих наводчиков «Эклера», повредил гик[259].
   — Счастье, что идем на машине, — с жаром проговорил офицер, — иначе эти черти укокошили бы нас.
   Во время этого короткого эпизода Фрике медленно слез с вышки и с невинным видом, точно ему только что не угрожала смертельная опасность, смешался с матросами. Экипаж живо обсуждал происшествие, однако никто не мог сказать, почему человек оказался за бортом.
   — Ага! — произнес гамен себе под нос. — Чисто сработано. Зато сколько народу набежало! Какой сброд! Только бы с Мажесте ничего не случилось.
   Вряд ли кто-нибудь заметил, как матроса сбросили в море. Офицер же на вахте искренне полагал: бедняга свалился за борт по неосторожности.
   К счастью для Фрике, никто больше не расслышал его отчаянного призыва — иначе столь неосторожное восклицание могло бы стать поводом для смертного приговора. Но все обошлось. Что ж, превосходно!
   В конце концов, наш друг был человеком совестливым, и лишь на первый взгляд казалось, что он легко несет свою ношу. Черт возьми! Он же жизнью рисковал, разве не ясно? В любом случае схватка оказалась законной самозащитой.
   Через два дня, а точнее, две ночи после столь драматических событий «Джордж Вашингтон», полностью освобожденный от мачт и голый, как понтон, появился недалеко от южноамериканского берега провинции Риу-Гранди-ду-Сул.
   Где-то в отдалении горели огоньки, словно красные точки, едва различимые сквозь кромешный мрак.
   «Судно-хищник» подходило медленно и тихо, на палубе не было ни души. Единственный матрос нес вахту на носу. Капитан стоял у штурвала, расположенного возле аккумуляторных батарей, и вел корабль по одному ему известному маршруту.
   На северном направлении ночь прорезала ярким свечением белая ракета.
   Через несколько минут в южном направлении взлетела зеленая ракета. Судно, замедлившее движение после пуска первой ракеты, после второй — ускорило ход. Путь свободен. Корабль храбро вошел в пролив Риу-Гранди-де-Сан-Педро.
   Этот водный поток, весьма короткий, широкий и быстрый, соединяет океан с озером Патус. Если взглянуть на карту Южной Америки, то на меридиональном выступе Бразилии легко заметить большую провинцию.
   Начинающаяся на юго-западе на границе с Уругваем, граничащая на западе с Парагваем, омываемая на востоке океаном, эта территория площадью не менее двух тысяч восемьсот сорока двух квадратных мириаметров[260], простирается до провинции Парана, то есть до двадцать пятой параллели.
   Это и есть Риу-Гранди-ду-Сул — провинция, где живут всего триста десять тысяч жителей, из которых сто девяносто тысяч свободных и сто двадцать тысяч рабов!..
   Вы не ошиблись: сто двадцать тысяч рабов!..
   Теперь понятно, почему туда направлялось невольничье судно?
   Капитан Флаксан был не единственным, кто поставлял живой товар собственникам столь обширных владений. Богачи, попирая священные законы человеческой морали, бросали современному цивилизованному обществу наглый вызов: имели рабов.
   На плоском, унылом, сером берегу находится цепочка лагун, образующих два крупных озера, похожих на балтийские «гафы» (слово «гаф» датского происхождения и означает «море» или «значительная часть моря», немцы же пользуются им как наименованием заливов в землях Померании).
   Первое озеро, или «гаф», — Лагоа-Мирин — расположено на юге и частично принадлежит Уругваю. Второе — Патус — находится к северу от первого и представляет собой небольшое море эллипсообразной формы более сорока лье в длину и двадцати в ширину.
   Итак, «Джордж Вашингтон» приступил к выгрузке рабов, восемь дней задыхавшихся в глубинах трюма.
   Во время плавания Фрике постоянно думал о свободе и решил бежать во что бы то ни стало.
   Гамен частично поделился планами с Мажесте, которого после исчезновения крейсера выпустили из-под стражи. Естественно, негритенок полностью одобрил план друга. Для него не существовало выбора, ввязываться ли в авантюру или оставаться на месте, — он следовал за Фрике.
   Если бы парижанин пожелал остаться на «Джордже Вашингтоне», Мажесте сказал бы: «Хорошо!» А коль скоро гамен намеревался бежать, то чернокожий произнес: «Да!»
   В первые дни надзор был не слишком тщательный, и оба молодых человека чувствовали себя относительно свободно. Капитан был на берегу как дома и не боялся разоблачений, ибо местные власти терпимо относились к столь одиозным сделкам.
   Разгрузка велась средь бела дня. И если бы невольничий корабль вновь претерпел метаморфозы, то лишь для того, чтобы избежать встречи с крейсерами, постоянно ведущими наблюдение за столь подозрительным проходом в Патус.
   Поскольку глубина не позволяла пристать к берегу, корабль остановился в двух километрах от побережья. Эта неожиданность расстроила планы Фрике, который, естественно, рассчитывал убежать ночью, выпрыгнув на берег.
   Звезды ярко сияли. Был примерно час ночи. Небо оставалось чистым. Внезапно подул с суши сухой, резкий удушливый ветер, не нагонявший ни единого облачка. Это был памперо[261], ураган пампы[262], подобный тайфуну[263] в морях, омывающих Китай, или самуму[264] в Сахаре.
   Волны вздымались, с шумом накатывались друг на друга.
   — Знаешь, Мажесте, — обратился Фрике к товарищу, — дело, похоже, идет на лад. Этот шквал станет нашим помощником. Черт! Такого упускать нельзя. Мы перелезем через бушприт, осторожно спустимся по якорной цепи.
   — Моя все делает так, — тихо ответил Мажесте.
   — Как только окажемся в воде, поплывем к берегу. Где-нибудь да вылезем. Хорошо бы попался какой-нибудь храбрый малый, который бы дал нам кров и пищу. Ну, а потом видно будет.
   Судно прочно стояло на якоре, и, поскольку мачты сняли, буре нечем было поживиться. Правда, волны то и дело набегали на палубу, но вода тотчас же уходила через широко открытые сливные люки.
   — Несчастные негры! — приготовившись к прыжку, пробормотал Фрике. — Что с ними станет? Похоже, месье Флаксан — отчаянный мерзавец! Пошли, Мажесте!
   Негритенок перегнулся через бушприт и пропал из виду.
   Не теряя ни минуты, парижанин совершил тот же самый маневр и, не тратя сил на спуск по цепи, бросился в огромную волну.
   — Все в порядке! Поплыли к мысу! Смешно, ветер дует с суши, и волна оттаскивает меня от берега. Черт, что это?.. А, отлично, — проговорил юноша, разглядев среди гребешков эбеновый силуэт негритенка, выделявшийся пятном на фоне белой пены. — Вот это да, нас несет приливное течение. Да здравствует течение! Да здравствует прилив! А ты, братец, следуй за мной.
   Фрике по обыкновению произносил монологи, сражался с громадными волнами, однако быстро плыл к берегу. Вдруг гамен заметил короткую и яркую вспышку, похожую на молнию.
   — Это еще что такое?
   Шум волн помешал расслышать звуки выстрелов с корабля.
   Через мгновение до Фрике долетел пронзительный человеческий крик.
   Юноше стало не по себе.
   Что случилось? Неужели на борту «Джорджа Вашингтона» побег двух друзей заметили? Увы! Глаза «корабля-хищника» всегда раскрыты, а ружья заряжены.
   В тот момент, когда негритенок показался средь белой пены, раздался выстрел вахтенного офицера. Пуля попала в беднягу. Мажесте вскрикнул от боли и отчаяния. Немного придя в себя, он решил привлечь к себе внимание бандитов и дать возможность своему названому брату добраться до берега.
   Уловка сработала. Работорговцы быстро обнаружили точку, откуда донесся крик, и предпочли на время забыть о втором беглеце.