Страница:
Семеро баловней судьбы приехали радостные и веселые, предвкушая наслаждение удачной охотой на пернатую дичь, водившуюся в этой местности в изобилии.
Как назло, как раз накануне ночью браконьеры прошлись тут с сетью и изловили всю живность. Парижские немвроды остались ни с чем.
После роскошного завтрака у миллионера-гурманаnote 15 хмельные гости, насмотревшись на охотничьи трофеи хозяина и наслушавшись рассказов о дальних странствиях, решили отправиться на корабле в большое путешествие по странам, где водятся крупные звери.
Предстояло посетить сперва Экваториальную и Южную Африку, потом Азию. Андре Бреванн был избран начальником будущей экспедиции.
Друзья дали друг другу слово через два месяца собраться в Гавере и на том расстались.
Бреванн прибыл в Париж, где прямо с вокзала направился к своему другу Виктору Гюйону, по прозвищу Фрике, с которым когда-то совершил кругосветное путешествие. Узнав, что Андре хочет взять его в новые странствия, юноша бросил работу и поехал в Брест подбирать экипаж будущей яхты.
Он зашел проститься к приятелю Барбантону — бывшему унтеру колониальной жандармерии, тоже участнику кругосветных приключений.
Семейная жизнь Барбантона не задалась. Супруга бравого солдата сумела развести в домашнем очаге адово пламя, и бедняга тосковал о том времени, когда жил среди каннибаловnote 16.
Узнав, что его друг отправляется путешествовать, жандарм решился ехать с ним в Брест, а все имущество оставить жене.
Тем временем Бреванн побывал в Англии, где купил шикарную яхту. Он привел судно в Гавр. Парижанин ждал его там с жандармом и экипажем.
Все приготовления были окончены, наступил час отплытия. В этот самый момент Андре получил семь посланий — все его приятели отказались от поездки.
Казалось, груды, хлопоты, издержки — все пропало.
Ну уж нет! Комнатные путешественники струсили, изменили? Тем хуже для них. Бреванн отправился в путь с парижанином и жандармом. Яхта называлась «Голубая Антилопа».
Они высадились в Экваториальной Африке и в Сьерра-Леоне охотились на львов — там их великое множество, а также спасли от смерти европейскую даму, которую огромная горилла уволокла на глазах телохранителей. Особенно изумило это происшествие жандарма — дама оказалась его женой.
Оправившись от потрясения, она объяснила своим спасителям, зачем приехала в Африку: через несколько дней после отъезда мадам Барбантон узнала, что по лотерейному билету выиграла триста тысяч франков. Но выигрыш ей не выдали. Для этого требовалась доверенность от мужа. Решительная женщина принялась разыскивать беглеца, навела справки и с первым пароходом уплыла в Сьерра-Леоне.
В заключение она показала лотерейный билет, спрятанный в медальон, и попросила оформить в консульстве доверенность.
— Мы еще подумаем, — ответил насмешливо Барбантон.
Вернувшись во Фритаун, они узнали, что в городе свирепствует желтая лихорадка. Бреванн предложил путешественнице место на яхте. Такого жандарм уже не мог вынести. Стоило ли преодолевать по морю тысячу двести километров, чтобы оказаться на одном корабле со своим домашним тираном?
В ту же ночь он сбежал с судна вместе с двумя неграми. И начались несчастья. Сначала Андре упал и сломал себе ногу. Затем у мадам Барбантон пропал медальон со счастливым билетом.
Фрике отправился на поиски жандарма: снарядил паровую шлюпку, взял с собой двух матросов-европейцев и трех негров (один из них сенегалец) и поплыл вверх по реке Сьерра-Леоне. Он полагал, что Барбантон мог выбрать только этот путь, так как в городе свирепствовала эпидемия.
Ловко выспросив сенегальца, молодой человек узнал, что один из беглецов, негр-мандинг Сунгойя, был у себя на родине вождем, но его лишили трона и продали в рабство. Он поступил на службу к Бреванну для того, чтобы бежать, как только яхта окажется где-нибудь поближе к его родине.
Как все африканцы, Сунгойя был суеверен до крайности и верил в разные гри-гри (амулеты). Когда белую женщину спасли от гориллы, он решил, что у нее есть фетиш необыкновенной силы. За могущественный талисман Сунгойя принял медальон с билетом. «Я овладею им, сделаюсь непобедимым и верну себе престол», — вообразил он и утащил медальон у спящей дамы.
На рейде, расспросив лодочников, юноша узнал, что жандарм поплыл вверх по реке с двумя неграми. Парижанин отправился следом. В пути не обошлось без схваток с крокодилами и гиппопотамами. Наконец шлюпка достигла места, где враги Сунгойи устроили засаду. Шлюпку не пропустили. Француз отослал ее обратно, а сам пошел сушей.
После многочисленных приключений он добрался до поселка Сунгойи и застал там одетого в полную форму жандарма, обучающего воинов племени европейскому строю. В битве за престол Сунгойя одержал победу, но с племенными повел себя жестоко. Возмущенные Фрике и Барбантон решили покинуть его.
Черный монарх согласился отпустить их лишь после того, как они убьют слона, потому что его подданным стало нечего есть: за время войны вся провизия кончилась.
Сунгойя, его воины и оба француза отправились на поиски слонов. Внезапно на короля дикарей, шедшего первым, набросилась гигантская змея и утащила в болото. Змею с трудом нашли. Она была занята заглатыванием несчастного.
Фрике убил и распотрошил ее, вытащив мертвеца. С шеи вождя он снял злополучный медальон, нанял у туземцев лодку и через три дня с другом и несколькими неграми прибыл во Фритаун. Там с ужасом увидел на «Голубой Антилопе» желтый флаг и рядом перетянутый национальный. Это означало, что на борту покойник. Уж не Андре ли?
Но умер матрос. Друзья вступили на борт в момент выноса гроба. Бреванн рассказал, что госпожа Барбантон во время эпидемии на яхте проявила редкое мужество и самоотверженно ухаживала за больными. В конце концов она заразилась и едва не умерла, но теперь выздоравливает. Характер женщины изменился до неузнаваемости. Делая добро, неизбежно становишься добрым сам.
Вместо прежней ведьмы старый жандарм обрел добрую, кроткую жену.
«Голубая Антилопа» ушла в Капстад. Оттуда после карантина Барбантоны уехали в Европу, счастливые и богатые.
Фрике и Андре решили продолжать путешествие вдвоем.
Бреванн предложил отправиться в Бирму. Это рай для охотника: там есть тигры, носороги, слоны, леопарды, буйволы, черные пантеры, рыси, речные бобры, бабируссыnote 17, антилопы; много и пернатой дичи: около двадцати видов фазанов, павлины…
— Павлины? .. Дикие? .. Неужели? — изумился Фрике.
— В невероятном количестве… И еще индюки, тетерева, рябчики, куропатки, голуби, аисты, калао, попугаи, разнообразнейшие колибри.
— И вся эта благодать в одной стране? В таком случае едем!
«Голубая Антилопа» отправилась в Рангун — столицу Английской Бирмы, находящуюся под 16°45' северной широты и 96°4' восточной долготы. В пути — останавливались ненадолго у островов Соединения и на Цейлоне. После тридцатипятидневного счастливого плавания яхта бросила якорь у Рангуна.
Англичане совершенно отрезали независимую Бирму от моря, захватив себе прибрежную область. В Бирму можно было попасть только по реке Иравади.
Эта река в полтора раза длиннее Рейна, но, как все индокитайские реки, очень извилиста и судоходство по ней затруднено. Поэтому проплыть тысячу двести километров от Рангуна до Бама можно только на судах небольшого водоизмещения. Одна английская компания держит тут пароходство и буксирует шаландыnote 18 с различным грузом.
Бреванн приехал в Индокитай вовсе не за тем, чтобы сидеть в английских владениях. Поэтому он пробыл в Рангуне ровно столько времени, сколько требовалось для приготовления к большой экспедиции во внутренние области.
Яхту с капитаном решили оставить на рейде, а по реке плыть в паровой шлюпке, погрузив в нее оружие, провизию, одежду и лагерные принадлежности.
Андре взял с собой двух кочегаров-матросов, сенегальца-лаптота и двух негров, участвовавших в экспедиции Фрике по Сьерра-Леоне. Шлюпку привязали к буксирному пароходу. Проигрывая в скорости, друзья выигрывали в безопасности.
Мравади впадает в море огромной дельтой. Река Рангун — это, собственно, один из рукавов дельты, в который впадает речка Пегу и множество других, отчего он расширяется до такой степени, что к городу могут подходить суда даже водоизмещением в полторы тысячи тонн. Но выше артерия значительно сужается, так что без лоцмана не обойтись.
После однодневного плавания путешественники достигли местечка Ниунгуна, где поток соединяется с основным руслом реки. Отсюда целых пять дней тащились до Мидая, английского таможенного поста в четырех километрах от англо-бирманской границы.
В сущности, это простая деревня, ничего собой не представляющая. Но положение на границе сделало Мидай очень важным пунктом. Французская администрация измучила бы Андре всевозможными таможенными придирками. Начался бы досмотр груза, содрали бы в качестве пошлины солидную сумму. Для богатого человека это не существенно, но потребовало бы массу времени, что всегда очень скучно и потому хуже убытка.
Англичане поступили иначе. Досмотр производил сам управляющий таможней с младшими чиновниками.
Бреванн отрекомендовался и коротко объяснил, что он путешественник, а не купец, прибыл на яхте из Франции, побывав в Сьерра-Леоне, где охотился на львов.
Англичанин, сам ярый спортсмен, как все британцы, вежливо поклонился французу и произнес два слова:
— All right! note 19
Шлюпка прошла под орудиями форта, мимо цитадели и редута на песчаном острове.
Французский флаг, редкий гость в этих местах, обменялся салютом с британским, и путешественники миновали границу.
Бреванн, по рекомендации капитана буксирного парохода, нанял лоцмана и решил плыть дальше на свой страх и риск.
До друзей доходили рассказы о разнообразной дичи в окрестных лесах. После долгого вынужденного бездействия очень хотелось размяться и пострелять.
Их добычей стали два гигантских аиста из породы марабуnote 20 с великолепными белыми перьями, к которым так неравнодушны модницы.
На следующий день Андре собрался пройти в глубь страны вверх по реке Джен, левому притоку Иравади, впадающему в нее при Магуе.
Вот тут-то, устав от общения с лоцманом, знавшим по-английски лишь несколько слов, он и послал юношу на берег найти переводчика и запастись провиантом.
Мы уже видели, что парижанин успешно исполнил оба поручения, да еще и уложил тигра-людоеда.
ГЛАВА 4
Бреванн, оставшийся на шлюпке с двумя европейцами и негром, очень встревожился, когда получил от Фрике записку. Друг извещал его, что отправляется в поход на тигра-людоеда.
— Уж он всегда выдумает что-нибудь этакое! — ворчал Андре. — Ему кажется простой забавой схватиться со старым громадным тигром — а я изволь тут изнемогать от жары и тревоги.
… Наступила ночь. Тревога француза все возрастала. Но вот на берегу задвигались многочисленные огни, послышались радостные крики. Он улыбнулся, произнеся:
— Тигр убит. Бирманцы чествуют моего шального мальчика.
И не ошибся. Вскоре появились люди с факелами, оравшие во все горло. За ними чинно двигались четыре туземца с чем-то вроде носилок, на которых лежали останки тигра. И наконец, показался Фрике с винтовкой за плечами. Вид у него был самый победоносный. Процессию сопровождали переводчик, слуга-негр и мальчик. Шествие замыкали крестьяне, тащившие разную живность и свежие овощи. Они громогласно прославляли своего спасителя.
Бреванн радостно встретил парижанина и его свиту.
Молодой человек взволнованно пожал руку друга. Затем представил переводчика:
— Вот вам толмач, господин Андре. Он родом из Пондишери, следовательно, наш индийский соотечественник. А вы, господин Минграсами, знайте, что этот джентльмен — господин Андре Бреванн, наш общий начальник.
Индус поднял над чалмой руки, степенно и величественно поклонился.
— Буду служить вам, сударь, верой и правдой. Я настоящий француз и ненавижу англичан.
— Ты говоришь по-бирмански?
— Так же бегло, как и по-французски.
— Хорошо. Завтра условимся с тобой насчет жалованья.
— Я вполне полагаюсь на вас, сударь, и, кроме того, считаю большой честью быть на службе у французов.
— А вот этот мальчуган, продолжал юноша, подводя Ясу, — будет нашим новобранцем, я его усыновил.
— Как! Еще один приемыш! — добродушно улыбнулся Бреванн.
— Всего лишь третий. К тому же мой бывший негритенок Мажесте уже вырос, а китайчонок Виктор скоро сделается мандариномnote 21. Знаете, господин Андре, я был глубоко несчастлив до встречи с вами и потому не могу равнодушно видеть покинутых детей или сирот. Рад, что и вы их любите.
— У него нет ни отца, ни матери?
— Его мать стала последней жертвой Людоеда…
— Ты хорошо сделал, Фрике. Я очень рад прибавлению семейства.
— Если б вы знали, как он понятлив… Я его скоро выучу болтать по-французски. И какой храбрец! Представьте, он согласился служить приманкой для тигра и даже бровью не повел.
— Но я тебя так и не поздравил с удачной охотой, — продолжал Андре. — Это был великолепный почин на азиатском берегу!
— Стараюсь следовать вашим урокам и подыскал уже новый объект для наших винтовок.
— Ты меня совсем избалуешь.
— От переводчика я узнал, что здешние места изобилуют чудными тетеревами. Полагаю, вы не прочь отведать тетерок?
— Это очень вкусная птица, но только известно ли тебе, что она крайне пуглива и охота на нее требует сноровки.
— Мне об этом уже сказали, но все-таки надеюсь на удачу. У нас неплохие шансы.
— Думаешь?
— Да. Переводчик Сами (он просил обращаться к нему кратко) гарантирует успех. «Будьте спокойны, — сказал он мне, услащая свою речь бесконечными высокопарностями, я приведу проводника, и вы добудете столько дичи, сколько душе будет угодно. У него есть животное, умеющее брать след тетеревов и особенно тетерок». Тетерев и тетерка — для меня все равно. Я сторонник полного равноправия полов на вертеле. Затем я спросил, как же мы проберемся через чащу? «Очень просто, ответил толмач, — расчистим дорогу нашими дахами… » Я привел с собой рекомендованного Сами человека. Это вон тот старик, который жует бетельnote 22 с невозмутимостью бронзового идола; через плечо у него перекинута плетеная корзинка из прутьев. Вы согласитесь оставить его при себе?
— Еще бы! После того, что ты рассказал, трудно предполагать неудачу.
— Эй! Сами!
— Что вам угодно, сударь?
— Пригласи старика поужинать. Поручаю его тебе.
— Все будет улажено. Он устроился на берегу реки на подстилке из листьев. А я разведу огонь на всю ночь и приготовлю ужин.
— Хорошо. Чего хотят эти люди?
— Вернуться в деревню.
— Раздай им вот эти деньги. — Бреванн достал из кармана кошель.
Пять минут спустя бирманцы удалились, громко прославляя щедрость и храбрость европейцев.
На другой день, с зарей, два друга приготовились идти на охоту. Они выпили по чашке горячего кофе с сухарями и по рюмке можжевеловой водки — отличное профилактическое средство от гибельной лесной лихорадки. Старик бирманец также получил хорошую закуску и выпивку, отчего пришел в полный восторг. Он дал подробные наставления толмачу, а тот перевел их французам.
Итак, предстояло, разбившись на две группы, идти параллельно на расстоянии в семь-восемь шагов. Одну группу возглавит старик, другую — переводчик. Они станут расчищать дорогу. Андре и Фрике будут вооружены ружьями шестнадцатого калибра и гринеровскими двустволками. Замкнет процессию пара негров с винтовками крупного калибра.
Индусу и старику бирманцу не полагалось другого оружия, кроме даха — местной сабли, напоминавшей скорее тесак — толстого, тяжелого, без заостренного конца.
Бирманцы традиционно используют его в домашнем обиходе, подобно секачу южных американцев и мачете мексиканцев, хотя им далеко не так удобно колоть дрова, крошить табак, резать мясо, рубить прутья, бамбук, сдирать кору с пальм, рассекать лианы и ветки. Рукоятка у него длинная, деревянная, так что при необходимости можно действовать обеими руками. Ножны сделаны из двух выдолбленных изнутри досок, скрепленных проволокой или металлическими обручами.
У местных жителей из средних слоев дах имеет точно такую же форму, но рукоятка и ножны более или менее богато украшены; дерево и простой рог заменены слоновой или носорожьей костью, проволока, гвоздики и обручи сделаны из серебра или золота. У богатых охотников на обручи насажены драгоценные камни, ножны обтянуты выделанной кожей и тоже покрыты украшениями.
Это национальное оружие и орудие труда служит также и знаком отличия. Когда император хочет отметить заслуги своего сановника, он жалует ему дах с ножнами, обвитыми серебряным или золотым листом. Такую награду обычно несет впереди сановника кто-нибудь из его свиты. Кавалеристы пристегивают дах наискось к седлу или перебрасывают на ремне за спину. Пехотинцы закладывают за фартук или носят просто в руках, на плече, не вынимая из ножен. Без даха ни один бирманец, будь он богат или беден, не сделает и шагу.
Французы ожидали, что их проводники, вырубая чащу, поднимут шум, и были очень удивлены той ловкостью, с какой индус и бирманец бесшумно срезали ветви. Внезапно тишину нарушил призывный крик тетерева.
Охотники прошли еще шагов пятьдесят. Крик повторился совсем близко, будто тетерев сидел прямо перед ними. Но тут Бреванн нечаянно наступил на веточку. Раздался гулкий хруст. Из чащи послышался сдавленный хрип, потом тревожный шорох крыльев, и над деревьями поднялась огромная птица. Андре выждал, когда она выровняла полет, и выстрелил. Птица перевернулась в воздухе и упала на землю.
Даже флегматичный старик вытаращил свои узенькие глазки и с глубоким почтением уставился на охотника. В этот же момент негр проворно сунул свою винтовку хозяину и как змея уполз в чащу. Минут через пять он с ликованием притащил роскошного тетерева весом килограммов пять. Черно-серые перья переливались голубыми, зелеными, лиловыми оттенками.
— Господин Андре, поздравляю! — прозвучал из-за кустов веселый голос Фрике. — Ловко сделано!
— Что же ты сам не стрелял, когда от шума взлетели все здешние пернатые?
— Я просто растерялся и не знал, в которого целиться. Фр-р-ю! .. Потом яростное хлопанье крыльев — и ничего. Нет, мне еще долго нужно практиковаться, чтобы научиться сбивать птиц на лету.
— Знаешь что? Присоединяйся ко мне, будем охотиться вдвоем. Пойдем за стариком, видишь, он делает какие-то знаки. Жаль, я их не понимаю. Сами, что ему нужно?
— Он говорит, что тетеревов больше нет. Ваш выстрел всех их спугнул.
— Вижу.
— Остались одни тетерки.
— Где же они?
— Не знаю, сударь, но вот этот «знаток» нам сейчас укажет. Извольте взглянуть.
Старик поставил свою корзину на землю и снял крышку. Французы невольно вздрогнули, увидев на дне огромную змею.
— И чего мы испугались? — пожал плечами Андре. — Точно дети! Ведь это безобиднейший уж.
— Очень странная легавая для охоты на тетеревов, — заметил Фрике.
Проводник вынул из корзинки пресмыкающееся длиной метра два, с колпачком на голове, как у охотничьего сокола. Снял его, привесил колокольчик, открыл ужу пасть и, плюнув туда своей слюной, окрашенной кровавым цветом бетеля, отпустил на свободу, пошептав какие-то странные слова, похожие на заклинание.
Уж стрелой бросился в кусты. Мгновение — и след его простыл, но громкое позвякивание колокольчика слышалось еще долго. Вскоре за деревьями закричала птица, захлопали крылья.
— Тетерка! — опознал Минграсами. — Она сидит на гнезде и защищает яйца.
— Подползи-ка туда, мой друг, — попросил Бреванн парижанина.
Тот хотел уже нагнуться, но бирманец удержал его рукой.
Он издал резкий свист и знаком показал юноше, что надо хорошенько поискать между деревьями.
— О, вижу, вижу! Бедненькая! Она сидит на яйцах.
— Стреляй.
— Не могу! .. Ведь это будущая мать.
— Без нежностей. Охота есть охота. Ведь нам нужно кормить людей.
Тетерка, вероятно под натиском невидимого врага, тяжело взлетела. Фрике сделал два выстрела и оба раза промахнулся.
— Черт возьми! — выругался он.
Раздался третий выстрел. Несчастная птица, описав большой круг над гнездом, грузно шмякнулась на землю.
Старик свистнул еще резче и повелительнее. Огромный уж как бы нехотя приполз обратно. Хозяин водворил его опять в корзинку и восторженно поглядел на Андре. Его другом он остался недоволен — тот плохо стрелял. Охотники пошли дальше. Лес заметно редел. Пройдя шагов сто, бирманец остановился. Чутье подсказывало ему, что нужно снова открывать корзину.
— Еще одно гнездо! — пояснил переводчик.
Парижанин бросился за ужом, идя на звук колокольчика.
Опять испуганно кричала и хлопала крыльями тетерка. Молодой человек подкрался ближе и замер от неожиданности: наседка, как бы ощетинившись, нахохлилась, откинулась назад и, выставив вперед когти, крутилась, защищая гнездо. Она отчаянно старалась спасти яйца от змеи, нанося той удары клювом.
Но уж нисколько не боялся ни крика птицы, ни когтей. Он вился кольцами вокруг несчастной и гипнотизировал ее холодными тусклыми глазами. Танец его все убыстрялся. Наконец измученная, истомленная тетерка упала навзничь, словно в припадке каталепсииnote 23. В этот момент уж проворно вполз в гнездо — то была простая ямка в земле, — схватил одно яйцо, раздавил челюстями, вытянул с видимым наслаждением желток, потом принялся за другое, за третье.
— Приятного аппетита, красавчик, — подошел на цыпочках Фрике. — А я тем временем овладею нашей курочкой, не истратив ни одной дробинки.
Но парижанин жестоко ошибся.
Как только змея оставила птицу, та пришла в себя и яростно набросилась на врага, собиравшегося ухватить ее за шею. Жестоко исцарапав его, она едва не выклюнула ему глаз.
Молодой человек, не имея возможности применить оружие на столь близком расстоянии, срочно ретировался, прыская на ходу со смеху. Насытившийся уж пополз следом — его свистком позвал хозяин.
— Что случилось? — спросил Андре, заинтригованный этим непонятным бегством.
— Ничего не случилось. Бешеная тетерка, вот и все. Вам приходилось наблюдать, как большие собаки убегают от наседки с цыплятами?
— Да, приходилось.
— Так вообразите же себе пятикилограммовую курицу, прыгающую вам в лицо, бешено царапающуюся, слепо тыкающую клювом куда попало — словом, разъяренная пернатая хищница, да и только. Я чуть глаза не лишился. Ей-богу, тигр не так страшен, как она.
— Что же ты теперь будешь делать?
— Да ничего. Мог бы вернуться и пристрелить ее, но за столь необыкновенное мужество дарую ей жизнь. Во всяком случае, очень рад, что старик показал нам такой интересный способ охоты, и долго еще буду помнить «легавого ужа». Нам не поверят, если мы расскажем об этом в Европе.
ГЛАВА 5
Экскурсия по берегу Джен понравилась друзьям, и они решили спуститься по этой же реке до места ее слияния с Иравади, и затем уже по самой Иравади проникнуть вглубь Бирмы.
Шлюпка была прекрасная, машина великолепная, кочегар превосходный, лоцман опытный, — и, казалось, впереди наших путешественников ожидают одни только удовольствия. Однако лоцман с каждым часом становился мрачнее и мрачнее. Это чересчур бросалось в глаза. Бреванн обратился к переводчику за разъяснениями.
Минграсами, или просто Сами, как сто уже давно стали звать, осведомился у лоцмана, почему тот в таком дурном настроении. Произошел короткий, но эмоциональный разговор.
— Что он сказал?
— Лоцман отказывается от службы, сударь.
— Вот как! Чем же ему у нас плохо?
— Неплохо. Напротив, он говорит, ему очень хорошо. Но дело в том, что с вами непременно случится беда, и он боится оказаться виновником несчастья в глазах местных властей.
Как назло, как раз накануне ночью браконьеры прошлись тут с сетью и изловили всю живность. Парижские немвроды остались ни с чем.
После роскошного завтрака у миллионера-гурманаnote 15 хмельные гости, насмотревшись на охотничьи трофеи хозяина и наслушавшись рассказов о дальних странствиях, решили отправиться на корабле в большое путешествие по странам, где водятся крупные звери.
Предстояло посетить сперва Экваториальную и Южную Африку, потом Азию. Андре Бреванн был избран начальником будущей экспедиции.
Друзья дали друг другу слово через два месяца собраться в Гавере и на том расстались.
Бреванн прибыл в Париж, где прямо с вокзала направился к своему другу Виктору Гюйону, по прозвищу Фрике, с которым когда-то совершил кругосветное путешествие. Узнав, что Андре хочет взять его в новые странствия, юноша бросил работу и поехал в Брест подбирать экипаж будущей яхты.
Он зашел проститься к приятелю Барбантону — бывшему унтеру колониальной жандармерии, тоже участнику кругосветных приключений.
Семейная жизнь Барбантона не задалась. Супруга бравого солдата сумела развести в домашнем очаге адово пламя, и бедняга тосковал о том времени, когда жил среди каннибаловnote 16.
Узнав, что его друг отправляется путешествовать, жандарм решился ехать с ним в Брест, а все имущество оставить жене.
Тем временем Бреванн побывал в Англии, где купил шикарную яхту. Он привел судно в Гавр. Парижанин ждал его там с жандармом и экипажем.
Все приготовления были окончены, наступил час отплытия. В этот самый момент Андре получил семь посланий — все его приятели отказались от поездки.
Казалось, груды, хлопоты, издержки — все пропало.
Ну уж нет! Комнатные путешественники струсили, изменили? Тем хуже для них. Бреванн отправился в путь с парижанином и жандармом. Яхта называлась «Голубая Антилопа».
Они высадились в Экваториальной Африке и в Сьерра-Леоне охотились на львов — там их великое множество, а также спасли от смерти европейскую даму, которую огромная горилла уволокла на глазах телохранителей. Особенно изумило это происшествие жандарма — дама оказалась его женой.
Оправившись от потрясения, она объяснила своим спасителям, зачем приехала в Африку: через несколько дней после отъезда мадам Барбантон узнала, что по лотерейному билету выиграла триста тысяч франков. Но выигрыш ей не выдали. Для этого требовалась доверенность от мужа. Решительная женщина принялась разыскивать беглеца, навела справки и с первым пароходом уплыла в Сьерра-Леоне.
В заключение она показала лотерейный билет, спрятанный в медальон, и попросила оформить в консульстве доверенность.
— Мы еще подумаем, — ответил насмешливо Барбантон.
Вернувшись во Фритаун, они узнали, что в городе свирепствует желтая лихорадка. Бреванн предложил путешественнице место на яхте. Такого жандарм уже не мог вынести. Стоило ли преодолевать по морю тысячу двести километров, чтобы оказаться на одном корабле со своим домашним тираном?
В ту же ночь он сбежал с судна вместе с двумя неграми. И начались несчастья. Сначала Андре упал и сломал себе ногу. Затем у мадам Барбантон пропал медальон со счастливым билетом.
Фрике отправился на поиски жандарма: снарядил паровую шлюпку, взял с собой двух матросов-европейцев и трех негров (один из них сенегалец) и поплыл вверх по реке Сьерра-Леоне. Он полагал, что Барбантон мог выбрать только этот путь, так как в городе свирепствовала эпидемия.
Ловко выспросив сенегальца, молодой человек узнал, что один из беглецов, негр-мандинг Сунгойя, был у себя на родине вождем, но его лишили трона и продали в рабство. Он поступил на службу к Бреванну для того, чтобы бежать, как только яхта окажется где-нибудь поближе к его родине.
Как все африканцы, Сунгойя был суеверен до крайности и верил в разные гри-гри (амулеты). Когда белую женщину спасли от гориллы, он решил, что у нее есть фетиш необыкновенной силы. За могущественный талисман Сунгойя принял медальон с билетом. «Я овладею им, сделаюсь непобедимым и верну себе престол», — вообразил он и утащил медальон у спящей дамы.
На рейде, расспросив лодочников, юноша узнал, что жандарм поплыл вверх по реке с двумя неграми. Парижанин отправился следом. В пути не обошлось без схваток с крокодилами и гиппопотамами. Наконец шлюпка достигла места, где враги Сунгойи устроили засаду. Шлюпку не пропустили. Француз отослал ее обратно, а сам пошел сушей.
После многочисленных приключений он добрался до поселка Сунгойи и застал там одетого в полную форму жандарма, обучающего воинов племени европейскому строю. В битве за престол Сунгойя одержал победу, но с племенными повел себя жестоко. Возмущенные Фрике и Барбантон решили покинуть его.
Черный монарх согласился отпустить их лишь после того, как они убьют слона, потому что его подданным стало нечего есть: за время войны вся провизия кончилась.
Сунгойя, его воины и оба француза отправились на поиски слонов. Внезапно на короля дикарей, шедшего первым, набросилась гигантская змея и утащила в болото. Змею с трудом нашли. Она была занята заглатыванием несчастного.
Фрике убил и распотрошил ее, вытащив мертвеца. С шеи вождя он снял злополучный медальон, нанял у туземцев лодку и через три дня с другом и несколькими неграми прибыл во Фритаун. Там с ужасом увидел на «Голубой Антилопе» желтый флаг и рядом перетянутый национальный. Это означало, что на борту покойник. Уж не Андре ли?
Но умер матрос. Друзья вступили на борт в момент выноса гроба. Бреванн рассказал, что госпожа Барбантон во время эпидемии на яхте проявила редкое мужество и самоотверженно ухаживала за больными. В конце концов она заразилась и едва не умерла, но теперь выздоравливает. Характер женщины изменился до неузнаваемости. Делая добро, неизбежно становишься добрым сам.
Вместо прежней ведьмы старый жандарм обрел добрую, кроткую жену.
«Голубая Антилопа» ушла в Капстад. Оттуда после карантина Барбантоны уехали в Европу, счастливые и богатые.
Фрике и Андре решили продолжать путешествие вдвоем.
Бреванн предложил отправиться в Бирму. Это рай для охотника: там есть тигры, носороги, слоны, леопарды, буйволы, черные пантеры, рыси, речные бобры, бабируссыnote 17, антилопы; много и пернатой дичи: около двадцати видов фазанов, павлины…
— Павлины? .. Дикие? .. Неужели? — изумился Фрике.
— В невероятном количестве… И еще индюки, тетерева, рябчики, куропатки, голуби, аисты, калао, попугаи, разнообразнейшие колибри.
— И вся эта благодать в одной стране? В таком случае едем!
«Голубая Антилопа» отправилась в Рангун — столицу Английской Бирмы, находящуюся под 16°45' северной широты и 96°4' восточной долготы. В пути — останавливались ненадолго у островов Соединения и на Цейлоне. После тридцатипятидневного счастливого плавания яхта бросила якорь у Рангуна.
Англичане совершенно отрезали независимую Бирму от моря, захватив себе прибрежную область. В Бирму можно было попасть только по реке Иравади.
Эта река в полтора раза длиннее Рейна, но, как все индокитайские реки, очень извилиста и судоходство по ней затруднено. Поэтому проплыть тысячу двести километров от Рангуна до Бама можно только на судах небольшого водоизмещения. Одна английская компания держит тут пароходство и буксирует шаландыnote 18 с различным грузом.
Бреванн приехал в Индокитай вовсе не за тем, чтобы сидеть в английских владениях. Поэтому он пробыл в Рангуне ровно столько времени, сколько требовалось для приготовления к большой экспедиции во внутренние области.
Яхту с капитаном решили оставить на рейде, а по реке плыть в паровой шлюпке, погрузив в нее оружие, провизию, одежду и лагерные принадлежности.
Андре взял с собой двух кочегаров-матросов, сенегальца-лаптота и двух негров, участвовавших в экспедиции Фрике по Сьерра-Леоне. Шлюпку привязали к буксирному пароходу. Проигрывая в скорости, друзья выигрывали в безопасности.
Мравади впадает в море огромной дельтой. Река Рангун — это, собственно, один из рукавов дельты, в который впадает речка Пегу и множество других, отчего он расширяется до такой степени, что к городу могут подходить суда даже водоизмещением в полторы тысячи тонн. Но выше артерия значительно сужается, так что без лоцмана не обойтись.
После однодневного плавания путешественники достигли местечка Ниунгуна, где поток соединяется с основным руслом реки. Отсюда целых пять дней тащились до Мидая, английского таможенного поста в четырех километрах от англо-бирманской границы.
В сущности, это простая деревня, ничего собой не представляющая. Но положение на границе сделало Мидай очень важным пунктом. Французская администрация измучила бы Андре всевозможными таможенными придирками. Начался бы досмотр груза, содрали бы в качестве пошлины солидную сумму. Для богатого человека это не существенно, но потребовало бы массу времени, что всегда очень скучно и потому хуже убытка.
Англичане поступили иначе. Досмотр производил сам управляющий таможней с младшими чиновниками.
Бреванн отрекомендовался и коротко объяснил, что он путешественник, а не купец, прибыл на яхте из Франции, побывав в Сьерра-Леоне, где охотился на львов.
Англичанин, сам ярый спортсмен, как все британцы, вежливо поклонился французу и произнес два слова:
— All right! note 19
Шлюпка прошла под орудиями форта, мимо цитадели и редута на песчаном острове.
Французский флаг, редкий гость в этих местах, обменялся салютом с британским, и путешественники миновали границу.
Бреванн, по рекомендации капитана буксирного парохода, нанял лоцмана и решил плыть дальше на свой страх и риск.
До друзей доходили рассказы о разнообразной дичи в окрестных лесах. После долгого вынужденного бездействия очень хотелось размяться и пострелять.
Их добычей стали два гигантских аиста из породы марабуnote 20 с великолепными белыми перьями, к которым так неравнодушны модницы.
На следующий день Андре собрался пройти в глубь страны вверх по реке Джен, левому притоку Иравади, впадающему в нее при Магуе.
Вот тут-то, устав от общения с лоцманом, знавшим по-английски лишь несколько слов, он и послал юношу на берег найти переводчика и запастись провиантом.
Мы уже видели, что парижанин успешно исполнил оба поручения, да еще и уложил тигра-людоеда.
ГЛАВА 4
Возвращение с триумфом. — Старый охотник и его таинственный помощник. — Дах — национальное оружие. — Истребитель тигров бежит от тетерки.
Бреванн, оставшийся на шлюпке с двумя европейцами и негром, очень встревожился, когда получил от Фрике записку. Друг извещал его, что отправляется в поход на тигра-людоеда.
— Уж он всегда выдумает что-нибудь этакое! — ворчал Андре. — Ему кажется простой забавой схватиться со старым громадным тигром — а я изволь тут изнемогать от жары и тревоги.
… Наступила ночь. Тревога француза все возрастала. Но вот на берегу задвигались многочисленные огни, послышались радостные крики. Он улыбнулся, произнеся:
— Тигр убит. Бирманцы чествуют моего шального мальчика.
И не ошибся. Вскоре появились люди с факелами, оравшие во все горло. За ними чинно двигались четыре туземца с чем-то вроде носилок, на которых лежали останки тигра. И наконец, показался Фрике с винтовкой за плечами. Вид у него был самый победоносный. Процессию сопровождали переводчик, слуга-негр и мальчик. Шествие замыкали крестьяне, тащившие разную живность и свежие овощи. Они громогласно прославляли своего спасителя.
Бреванн радостно встретил парижанина и его свиту.
Молодой человек взволнованно пожал руку друга. Затем представил переводчика:
— Вот вам толмач, господин Андре. Он родом из Пондишери, следовательно, наш индийский соотечественник. А вы, господин Минграсами, знайте, что этот джентльмен — господин Андре Бреванн, наш общий начальник.
Индус поднял над чалмой руки, степенно и величественно поклонился.
— Буду служить вам, сударь, верой и правдой. Я настоящий француз и ненавижу англичан.
— Ты говоришь по-бирмански?
— Так же бегло, как и по-французски.
— Хорошо. Завтра условимся с тобой насчет жалованья.
— Я вполне полагаюсь на вас, сударь, и, кроме того, считаю большой честью быть на службе у французов.
— А вот этот мальчуган, продолжал юноша, подводя Ясу, — будет нашим новобранцем, я его усыновил.
— Как! Еще один приемыш! — добродушно улыбнулся Бреванн.
— Всего лишь третий. К тому же мой бывший негритенок Мажесте уже вырос, а китайчонок Виктор скоро сделается мандариномnote 21. Знаете, господин Андре, я был глубоко несчастлив до встречи с вами и потому не могу равнодушно видеть покинутых детей или сирот. Рад, что и вы их любите.
— У него нет ни отца, ни матери?
— Его мать стала последней жертвой Людоеда…
— Ты хорошо сделал, Фрике. Я очень рад прибавлению семейства.
— Если б вы знали, как он понятлив… Я его скоро выучу болтать по-французски. И какой храбрец! Представьте, он согласился служить приманкой для тигра и даже бровью не повел.
— Но я тебя так и не поздравил с удачной охотой, — продолжал Андре. — Это был великолепный почин на азиатском берегу!
— Стараюсь следовать вашим урокам и подыскал уже новый объект для наших винтовок.
— Ты меня совсем избалуешь.
— От переводчика я узнал, что здешние места изобилуют чудными тетеревами. Полагаю, вы не прочь отведать тетерок?
— Это очень вкусная птица, но только известно ли тебе, что она крайне пуглива и охота на нее требует сноровки.
— Мне об этом уже сказали, но все-таки надеюсь на удачу. У нас неплохие шансы.
— Думаешь?
— Да. Переводчик Сами (он просил обращаться к нему кратко) гарантирует успех. «Будьте спокойны, — сказал он мне, услащая свою речь бесконечными высокопарностями, я приведу проводника, и вы добудете столько дичи, сколько душе будет угодно. У него есть животное, умеющее брать след тетеревов и особенно тетерок». Тетерев и тетерка — для меня все равно. Я сторонник полного равноправия полов на вертеле. Затем я спросил, как же мы проберемся через чащу? «Очень просто, ответил толмач, — расчистим дорогу нашими дахами… » Я привел с собой рекомендованного Сами человека. Это вон тот старик, который жует бетельnote 22 с невозмутимостью бронзового идола; через плечо у него перекинута плетеная корзинка из прутьев. Вы согласитесь оставить его при себе?
— Еще бы! После того, что ты рассказал, трудно предполагать неудачу.
— Эй! Сами!
— Что вам угодно, сударь?
— Пригласи старика поужинать. Поручаю его тебе.
— Все будет улажено. Он устроился на берегу реки на подстилке из листьев. А я разведу огонь на всю ночь и приготовлю ужин.
— Хорошо. Чего хотят эти люди?
— Вернуться в деревню.
— Раздай им вот эти деньги. — Бреванн достал из кармана кошель.
Пять минут спустя бирманцы удалились, громко прославляя щедрость и храбрость европейцев.
На другой день, с зарей, два друга приготовились идти на охоту. Они выпили по чашке горячего кофе с сухарями и по рюмке можжевеловой водки — отличное профилактическое средство от гибельной лесной лихорадки. Старик бирманец также получил хорошую закуску и выпивку, отчего пришел в полный восторг. Он дал подробные наставления толмачу, а тот перевел их французам.
Итак, предстояло, разбившись на две группы, идти параллельно на расстоянии в семь-восемь шагов. Одну группу возглавит старик, другую — переводчик. Они станут расчищать дорогу. Андре и Фрике будут вооружены ружьями шестнадцатого калибра и гринеровскими двустволками. Замкнет процессию пара негров с винтовками крупного калибра.
Индусу и старику бирманцу не полагалось другого оружия, кроме даха — местной сабли, напоминавшей скорее тесак — толстого, тяжелого, без заостренного конца.
Бирманцы традиционно используют его в домашнем обиходе, подобно секачу южных американцев и мачете мексиканцев, хотя им далеко не так удобно колоть дрова, крошить табак, резать мясо, рубить прутья, бамбук, сдирать кору с пальм, рассекать лианы и ветки. Рукоятка у него длинная, деревянная, так что при необходимости можно действовать обеими руками. Ножны сделаны из двух выдолбленных изнутри досок, скрепленных проволокой или металлическими обручами.
У местных жителей из средних слоев дах имеет точно такую же форму, но рукоятка и ножны более или менее богато украшены; дерево и простой рог заменены слоновой или носорожьей костью, проволока, гвоздики и обручи сделаны из серебра или золота. У богатых охотников на обручи насажены драгоценные камни, ножны обтянуты выделанной кожей и тоже покрыты украшениями.
Это национальное оружие и орудие труда служит также и знаком отличия. Когда император хочет отметить заслуги своего сановника, он жалует ему дах с ножнами, обвитыми серебряным или золотым листом. Такую награду обычно несет впереди сановника кто-нибудь из его свиты. Кавалеристы пристегивают дах наискось к седлу или перебрасывают на ремне за спину. Пехотинцы закладывают за фартук или носят просто в руках, на плече, не вынимая из ножен. Без даха ни один бирманец, будь он богат или беден, не сделает и шагу.
Французы ожидали, что их проводники, вырубая чащу, поднимут шум, и были очень удивлены той ловкостью, с какой индус и бирманец бесшумно срезали ветви. Внезапно тишину нарушил призывный крик тетерева.
Охотники прошли еще шагов пятьдесят. Крик повторился совсем близко, будто тетерев сидел прямо перед ними. Но тут Бреванн нечаянно наступил на веточку. Раздался гулкий хруст. Из чащи послышался сдавленный хрип, потом тревожный шорох крыльев, и над деревьями поднялась огромная птица. Андре выждал, когда она выровняла полет, и выстрелил. Птица перевернулась в воздухе и упала на землю.
Даже флегматичный старик вытаращил свои узенькие глазки и с глубоким почтением уставился на охотника. В этот же момент негр проворно сунул свою винтовку хозяину и как змея уполз в чащу. Минут через пять он с ликованием притащил роскошного тетерева весом килограммов пять. Черно-серые перья переливались голубыми, зелеными, лиловыми оттенками.
— Господин Андре, поздравляю! — прозвучал из-за кустов веселый голос Фрике. — Ловко сделано!
— Что же ты сам не стрелял, когда от шума взлетели все здешние пернатые?
— Я просто растерялся и не знал, в которого целиться. Фр-р-ю! .. Потом яростное хлопанье крыльев — и ничего. Нет, мне еще долго нужно практиковаться, чтобы научиться сбивать птиц на лету.
— Знаешь что? Присоединяйся ко мне, будем охотиться вдвоем. Пойдем за стариком, видишь, он делает какие-то знаки. Жаль, я их не понимаю. Сами, что ему нужно?
— Он говорит, что тетеревов больше нет. Ваш выстрел всех их спугнул.
— Вижу.
— Остались одни тетерки.
— Где же они?
— Не знаю, сударь, но вот этот «знаток» нам сейчас укажет. Извольте взглянуть.
Старик поставил свою корзину на землю и снял крышку. Французы невольно вздрогнули, увидев на дне огромную змею.
— И чего мы испугались? — пожал плечами Андре. — Точно дети! Ведь это безобиднейший уж.
— Очень странная легавая для охоты на тетеревов, — заметил Фрике.
Проводник вынул из корзинки пресмыкающееся длиной метра два, с колпачком на голове, как у охотничьего сокола. Снял его, привесил колокольчик, открыл ужу пасть и, плюнув туда своей слюной, окрашенной кровавым цветом бетеля, отпустил на свободу, пошептав какие-то странные слова, похожие на заклинание.
Уж стрелой бросился в кусты. Мгновение — и след его простыл, но громкое позвякивание колокольчика слышалось еще долго. Вскоре за деревьями закричала птица, захлопали крылья.
— Тетерка! — опознал Минграсами. — Она сидит на гнезде и защищает яйца.
— Подползи-ка туда, мой друг, — попросил Бреванн парижанина.
Тот хотел уже нагнуться, но бирманец удержал его рукой.
Он издал резкий свист и знаком показал юноше, что надо хорошенько поискать между деревьями.
— О, вижу, вижу! Бедненькая! Она сидит на яйцах.
— Стреляй.
— Не могу! .. Ведь это будущая мать.
— Без нежностей. Охота есть охота. Ведь нам нужно кормить людей.
Тетерка, вероятно под натиском невидимого врага, тяжело взлетела. Фрике сделал два выстрела и оба раза промахнулся.
— Черт возьми! — выругался он.
Раздался третий выстрел. Несчастная птица, описав большой круг над гнездом, грузно шмякнулась на землю.
Старик свистнул еще резче и повелительнее. Огромный уж как бы нехотя приполз обратно. Хозяин водворил его опять в корзинку и восторженно поглядел на Андре. Его другом он остался недоволен — тот плохо стрелял. Охотники пошли дальше. Лес заметно редел. Пройдя шагов сто, бирманец остановился. Чутье подсказывало ему, что нужно снова открывать корзину.
— Еще одно гнездо! — пояснил переводчик.
Парижанин бросился за ужом, идя на звук колокольчика.
Опять испуганно кричала и хлопала крыльями тетерка. Молодой человек подкрался ближе и замер от неожиданности: наседка, как бы ощетинившись, нахохлилась, откинулась назад и, выставив вперед когти, крутилась, защищая гнездо. Она отчаянно старалась спасти яйца от змеи, нанося той удары клювом.
Но уж нисколько не боялся ни крика птицы, ни когтей. Он вился кольцами вокруг несчастной и гипнотизировал ее холодными тусклыми глазами. Танец его все убыстрялся. Наконец измученная, истомленная тетерка упала навзничь, словно в припадке каталепсииnote 23. В этот момент уж проворно вполз в гнездо — то была простая ямка в земле, — схватил одно яйцо, раздавил челюстями, вытянул с видимым наслаждением желток, потом принялся за другое, за третье.
— Приятного аппетита, красавчик, — подошел на цыпочках Фрике. — А я тем временем овладею нашей курочкой, не истратив ни одной дробинки.
Но парижанин жестоко ошибся.
Как только змея оставила птицу, та пришла в себя и яростно набросилась на врага, собиравшегося ухватить ее за шею. Жестоко исцарапав его, она едва не выклюнула ему глаз.
Молодой человек, не имея возможности применить оружие на столь близком расстоянии, срочно ретировался, прыская на ходу со смеху. Насытившийся уж пополз следом — его свистком позвал хозяин.
— Что случилось? — спросил Андре, заинтригованный этим непонятным бегством.
— Ничего не случилось. Бешеная тетерка, вот и все. Вам приходилось наблюдать, как большие собаки убегают от наседки с цыплятами?
— Да, приходилось.
— Так вообразите же себе пятикилограммовую курицу, прыгающую вам в лицо, бешено царапающуюся, слепо тыкающую клювом куда попало — словом, разъяренная пернатая хищница, да и только. Я чуть глаза не лишился. Ей-богу, тигр не так страшен, как она.
— Что же ты теперь будешь делать?
— Да ничего. Мог бы вернуться и пристрелить ее, но за столь необыкновенное мужество дарую ей жизнь. Во всяком случае, очень рад, что старик показал нам такой интересный способ охоты, и долго еще буду помнить «легавого ужа». Нам не поверят, если мы расскажем об этом в Европе.
ГЛАВА 5
Дурное настроение лоцмана. — Жертвоприношение Гаутаме. — Туземное судно. — «Буода останется доволен». — Иравади. — Бирманские столицы. — К тековым лесам.
Экскурсия по берегу Джен понравилась друзьям, и они решили спуститься по этой же реке до места ее слияния с Иравади, и затем уже по самой Иравади проникнуть вглубь Бирмы.
Шлюпка была прекрасная, машина великолепная, кочегар превосходный, лоцман опытный, — и, казалось, впереди наших путешественников ожидают одни только удовольствия. Однако лоцман с каждым часом становился мрачнее и мрачнее. Это чересчур бросалось в глаза. Бреванн обратился к переводчику за разъяснениями.
Минграсами, или просто Сами, как сто уже давно стали звать, осведомился у лоцмана, почему тот в таком дурном настроении. Произошел короткий, но эмоциональный разговор.
— Что он сказал?
— Лоцман отказывается от службы, сударь.
— Вот как! Чем же ему у нас плохо?
— Неплохо. Напротив, он говорит, ему очень хорошо. Но дело в том, что с вами непременно случится беда, и он боится оказаться виновником несчастья в глазах местных властей.