Страница:
– Вот-вот! Были преступники - стали никто, и звать никак… Хорошо, что ты совсем не изменился! А то я уж начал побаиваться, не опознался ли часом, - Ястреб заговорщицки подмигнул. - Просто вышвырни придурков из города. Я бы на их месте возвращаться не стал.
– Я очень надеюсь, что ни один из вас никогда не вернётся в мой город. Нет, я хочу быть в этом уверен! Полностью! Моя гуманность не беспредельна. Ты меня хорошо понял?!
– Понял, не дурак.
– Хорошо. Значит, поступим так. Я объявляю вас сообщниками. Раскаявшимися. В преступлениях столь ужасающих, что виселицы вам недостаточно. Четвертовать наш палач не обучен. Поэтому - отдадим вас на съедение чудищу. Стражники - надёжные люди, они доставят вас на границу Дремотных лесов. Там отпустят. Старой дорогой вдоль границы леса отправитесь в Стрелецк. Оттуда - куда хотите, но чем дальше, тем лучше. Это - моё последнее предложение. Устраивает?!
Пеона, меж тем, снова затрясло, но теперь уже от страха. Он совершенно не понимал, зачем этот страшный человек опять занимается поиском оправданий, вместо того чтобы, в самом деле, просто взять да и вздёрнуть всех четверых при полном ободрении и поддержке толпы. Но, очевидно, Ястреб имел над ним некую тайную власть.
– А как же наши лошади?! Осуждённым на лютую смерть полагается идти пешком! А мы, знаешь ли, в дороге поиздержались. Если и последнего лишимся - даже и не знаю, доберёмся ли до Стрелецка.
– Хорошо. Лошади со всей поклажей будут ждать вас на постоялом дворе «У Пня». И ещё по пятьсот монет у каждого в седельной сумке. Но только чтоб никогда вас здесь больше не видеть!
Поначалу небольшую процессию сопровождала толпа, на ходу выплёскивающая остатки агрессии. Но по мере того, как жилые кварталы сменялись полузаброшенными, энтузиазм постепенно стихал, граждане один за другим незаметно сворачивали в переулки или просто отставали, и в район бывших складов и мастерских вступили лишь Ястреб, Пеон, Ствол со Стеблем и пятеро стражников.
Некоторое время тишину нарушали лишь стук шагов, да сдавленное постанывание братьев, да завывание ветра, да ещё загадочные шорохи, поскрипывания и позвякивания, периодически доносившиеся из остовов полуразобранных зданий. Даже Ястреб был непривычно молчалив и задумчив.
Стражники настороженно вертели головами, а когда дорогу преградила обрушившаяся стена и пришлось идти в обход, сбились в тесную группку и вовсе перестали обращать внимание на конвоируемых. Самый молодой, дёрнувшись на очередной шорох, потянул из ножен меч. Лишь после этого сержант собрался с силами и разрядил напряжение остротой. Каламбур по поводу неаппетитного вида Ствола и Стебля получился громоздким даже по казарменным меркам, но все охотно заржали и смеялись до тех пор, пока ещё кто-то не выразил шутливое сожаление, что чудище - не дракон: сопровождать предназначенных на съедение девственниц было бы куда как веселее.
Тут уж все стали наперебой вспоминать разные забавные случаи с девственницами, драконами и прочими чудовищами. От простых девственниц плавно перешли к принцессам, от анекдотов - к случаям из жизни. И, наконец, кто-то спросил:
– А знаете, почему бывший Нелюдимый Волшебник с Края Призаморья теперь зовётся Добрым Волшебником из замка Зрачок?
Стражники отреагировали с воодушевлением - видимо, спросивший считался у них хорошим рассказчиком. Тот, для порядка, слегка поотнекивался, мол, это, вообще-то, долгая история, но раз уж все так настаивают… Все заверили, что будут слушать и не перебивать, сколько потребуется.
– Так вот, раньше этот волшебник и в самом деле был страшно нелюдимым. Таким Нелюдимым, что даже сам с собой с трудом уживался. Бывало, так на себя разозлится, что специально прольёт какао на любимую книгу. И тут же, сам себе в отместку, схватит любимую чашку - и об стену вдребезги! Ростом его Мера не обидела - так он специально дверные проёмы в замке спроектировал пониже, чтобы стукаться лбом о притолоку.
Хуже того, фамильяры у него не приживались. Дохли или даже просто сбегали. А волшебнику без фамильяра - никак. Вроде бы, подумаешь, ну ручной зверёк, говорящая записная книжка… ну даже пусть помощник, если особенно смышлёный. А, однако, вот! Заниматься магией без фамильяра - всё равно, что пить без собутыльника. Чревато для душевного здоровья.
В общем, хоть и не был он пока что полным психом, но к этому всё шло. И вроде бы всем на это было наплевать - кроме профсоюза. Как-никак, старейший из членов правления, кавалер прямоходящей доски почёта и прочая и прочая. Впадёт в буйство - последствий не оберёшься. Вон, скандал с Влюблённым Волшебником до сих пор ещё не повсюду улёгся. Ну, с тем, который всем подряд женщинам насильно примеривал безразмерную туфельку…
– Точно! Вон, Корыто всякий раз, как напьётся - допрашивает жену, точно ли она там, у Волшебника в гареме, только танцу живота обучалась.
– Ага, а потом они полночи соседям спать мешают. Сначала думали - он её бьёт…
– Дурак он был, этот Влюблённый Волшебник. Умыкнул бы мою - я бы жаловаться не стал, ещё и спасибо сказал бы, - вздохнул сержант. - Хотя на её ногу, может, и безразмерная туфелька не налезла бы.
– Так, ну вы совсем обратно на баб переключились, или я дальше рассказываю?! В общем, лучшие умы сели думать, что делать. Думали долго, а сделать решили вот что: подарить Нелюдимому Волшебнику нового фамильяра. Но не какого-нибудь, а такого, чтобы был его самого неуживчивей и при этом мог за себя постоять. Тогда либо волшебник перевоспитается, либо зверушка его просто сожрёт - тоже неплохо.
Подходящих тварей в Призаморье, слава Доброхоту, водится немного: василиски, драконы да ещё, пожалуй, коренные имчане. Остановились на драконе. Как раз и повод подходящий подвернулся: юбилей Отца-основателя. По этому случаю устроили торжественное собрание, как водится - с вручением памятных подарков ветеранам. Кому достались золотые часы, кому - почётная грамота с золотым тиснением, а Нелюдимому Волшебнику - золочёная драконья уздечка. Он сразу почуял неладное, но гордость взыграла, да и не принято от подарков отказываться. Особенно если в торжественной обстановке.
Теперь надо было как-то добираться с подарочком домой. А дракон был большой бескрылый - вроде того, с которым сражался сэр Дубина.
– Знаем, - подтвердил сержант, - самая поганая порода. Достоинство у них одно: жрут всё подряд. А всё остальное - недостатки. Главное, умные, гады, но ловко прикидываются тупыми, когда им надо.
– Это уже потом оказалось главным. А сначала было важнее, что на ковёр-самолёт дракон никак не помещался, а уменьшить фамильяра магией Волшебнику та же гордость не позволила. Так и вёл его в поводу до самых Белых болот.
Ну, довёл кое-как, а дальше как? Единственная гать к острову, где стоит замок Зрачок, прогнила и затонула - так давно к нему никто не ходил в гости, а брести наугад через трясину шибко умная зверюга отказалась напрочь. Так что хочешь - не хочешь (да и лишних глаз там уже никаких не было), а пришлось Нелюдимому Волшебнику готовить уменьшающее заклинание.
Ну что, умники, кто расскажет, как готовятся заклинания? Небось, думаете, что надо только щелкнуть пальцами, сказать «трах-тибидох», и готово? А вот и нет! Сначала надо отобрать по рецепту ингредиенты всякие, смешать в нужной пропорции, вскипятить или там выпарить, провести предварительные обряды… иногда целых несколько дней на это уходит. Получается такой полуфабрикат, вроде замороженной котлеты. А уж потом, в нужный момент, трах-тибидох! - и заклинание срабатывает.
У любого нормального волшебника в кармане мантии всегда имеется запас таких полуфабрикатов на всякий случай. А уж у ненормального и подавно. Но есть ещё одна тонкость: чем мощнее заклинание, тем меньше оно может храниться, пока не протухнет. Само собой, уменьшающего заклинания такой силы, чтобы подействовала на драконью тушу, у Нелюдимого Волшебника с собой не нашлось. Зато под рукой нашлось всё необходимое, чтобы приготовить его прямо на месте. И вот развёл он огонь и давай чертить знаки, размахивать руками, выкрикивать мудрёные слова, швырять в котёл порошки и травы… короче, колдовал он долго и тщательно, ничего кругом не замечая. А тем временем дракон потихоньку подползал всё ближе.
И вот, наконец, у Волшебника всё уже было готово: оставалось только показать пальцем и трах-тибидохнуть. Распрямил он поясницу, утёр пот со лба, повернулся к дракону и увидел… - рассказчик выдержал драматическую паузу, - во-первых, наставленный прямо на него драконий коготь, во-вторых, раззявленную драконью пасть, а в-третьих, услышал, как эта самая пасть проговаривает ключевое слово!
– Трах-тибидох?!
– Ну, на самом деле другое слово. Но, в общем, главное, что от него заклинание сработало, и Волшебник в мгновение ока сделался меньше былинки. Или даже пылинки…
– Что-то ты заврался, - встрял самый младший из стражников. - Я его недавно видел в городе, так он был самого обыкновенного размера.
– Да?! Ну, раз так - давай тогда сам и рассказывай, как он снова стал обыкновенным.
Остальные товарищи дружно поддержали рассказчика, и тот, успокоившись, продолжил:
– Другой спросил бы, как старый Ухват: неужели же всякий, кто знает ключевое слово, может использовать заклинание? А я бы ответил, что кроме самого Волшебника - только его фамильяр… Ну, да ладно. В общем, быть бы Незадачливому Волшебничку (так он теперь начал прозываться) растоптанным или же съеденным. Но тут, на его счастье, налетел ветерок, подхватил его и понёс.
Ветерок был молодой, порывистый - летел быстро, наигрался не скоро. А когда наигрался, приземлил Волшебничка не на твёрдую землю, а на клумбу в дворцовом саду. Прямо на лепесток цветка, над которым склонилась принцесса.
Принцессу звали Ясноглазка, и садовые прогулки ей, вообще-то, были не очень-то по душе. То ли дело верховые! А фехтование и стрельба ей нравились гораздо больше, чем танцы и вышивание…
– Погоди-ка, это не та ли Ясноглазка, что собственноручно зарубила Чернодура?!
– Она самая. И с великаном Наплюем тоже она разделалась.
– Вот же крутая деваха! Я бы с такой без пряников заигрывать не стал.
– Да она, небось, страшная, как твоя жизнь!
– А я слышал - симпатичная, только очень уж своенравная.
– Да заткнитесь вы уже! Нормальная девка, не корова и не швабра, всё при ней. А что не женственная - так это, как говорится, на вкус и цвет. Сама она по этому поводу не особо комплексовала, пока не влюбилась в соседского прекрасного принца, Пеона. Тот был парень гламурный, ей не чета… Но даже и тогда, вместо того чтобы зарёвывать подушку, проявила характер. Принялась прокачивать женственность. И по саду она прогуливалась не для удовольствия, а для эстетического развития.
Так вот, сгребла принцесса Волшебничка в кулак вместе с цветком: кто, мол, такой и зачем вторгся? Не шпион ли?! Тот и не подумал отпираться, сразу же всё рассказал. Помощи, само собой, попросил. А Ясноглазка - она хоть и влюблённая была, но не дура. Просто у неё все мысли были повёрнуты в одну сторону. И предложила она Незадачливому Волшебничку вот что: она ему - убежище и поддержку, он ей - приворотное заклинание, да помощнее. Волшебничек согласился.
Ясноглазка быстренько закупила всё что надо, доставила секретно во дворец, зазвала Пеона в гости под каким-то дипломатическим предлогом. Оставалось только уединиться с ним в интимной ситуации. Принцесса всё заранее продумала в подробностях: как заговорит о погоде, об искусстве, как предложит осмотреть замок, как он возьмёт её под руку… Только вот как она ни старалась, дальше погоды продвинуться не могла. При этом обмахивалась закрытым веером, всё время спотыкалась на каблуках и валилась всем телом прямо на Пеона - короче, вела себя как полная баба-дура. В конце концов, она просто схватила его в охапку и молча потащила в сад. А там уже Незадачливый Волшебничек засел в засаде с приворотным заклинанием наготове.
И вот, как только парочка показалась в пределах видимости, Волшебничек наставил на них палец, и…
– И вот за это его и переименовали в Доброго?!
– Ты сам в Молчаливого переименуешься, или тебе помочь? - угрожающе поинтересовался сержант. - Ну, и что там дальше было?
– А дальше получилось так, что волшебничка подвело его же собственное мастерство. Заклинание, которое его уменьшило, он сам и состряпал. А халтурить он не любил, да и не умел, - так что помимо роста и веса уменьшилось в нём вообще всё, в том числе и волшебная сила. И вот этот факт он позабыл учесть, когда готовил приворотное заклинание, - так что оно вышло сильным, но поверхностным. Ну, чтобы вам, похабникам, было понятнее, можно сказать: толстым, но коротким.
И вот: вместо вечной высоковозвышенной любви получилась у него мгновенная вспышка неудержимой животной страсти. Так что Пеон, умопомрачившись, завалил Ясноглазку прямо на клумбу и поимел, как сумел, - а она, вся в шоке, почти и не сопротивлялась.
А когда вспышка угасла… Ну, Пеон, вообще-то, был неплохим парнем, но, по своей гламурности, просто не представлял, что ему делать в такой ситуации. Так что он просто сбежал.
– Ничего себе! Вот из-за таких принцев бабы и обзывают нас козлами.
– Ты на себя-то посмотри! И потом, он же был под заклинанием.
– Да этих баб вообще не поймёшь: то ли она не сопротивляется потому, что в шоке, то ли ей самой хочется, но стесняется…
– Короче, как только Ясноглазка пришла в сознание, тут же пришла и в ярость. Требовать какой-то там женитьбы ей и в голову не пришло - такой уж гордый характер. Сразу объявила войну.
Причём Волшебничка ни на секунду не заподозрила - только Пеона обвинила во всём. А Волшебничек сам сознаваться не спешил, хоть и совестно ему было. Пеону тоже было совестно, но война есть война, да и не решал он ничего в собственном королевстве - вся власть была у первого министра, он же и главнокомандующий. А тот был уверен в победе, потому что как раз незадолго до этого нанял в армию дракона. Того самого: дракон хоть и не особо был ручной, но всё-таки вырос в неволе и сам себе пропитание добывать не умел. А потому, избавившись от хозяина, вскоре сам продал себя в рабство за харчи. Такое вот совпадение.
И вот в назначенный день выстроились по краям бранного поля: с одного края войско, и с другого воинство. Перед войском - принцесса Ясноглазка с Незадачливым Волшебничком на плече, в лёгких доспехах эльфийского образца (то есть прикрывающих лишь самое необходимое) и без шлема, чёрными косами по ветру. Перед воинством - прекрасный принц Пеон с драконом на поводке. Едва завидев обидчика, Ясноглазка, забыв даже подать сигнал к атаке, выхватила меч, пришпорила коня и поскакала вперёд. Дракон, которого перед битвой не кормили для злобности, увидел одинокую добычу, взревел и затопотал навстречу, волоча за собой Пеона. Все остальные и в затылках почесать не успели, как они уже встретились в центре поля.
Принцесса на полном скаку, не разводя церемоний, взмахнула мечом и снесла дракону башку. Дракон сдох, и от этого заклинание, наложенное на Волшебничка, развеялось, и тот увеличился до нормальных габаритов. Поскольку он в это время сидел у Ясноглазки на плече, та потеряла равновесие и упала с коня. А драконья туша, оседая наземь, придавила ей ноги, так что дна осталась совершенно беспомощной. Увидев это, главнокомандующий Пеоновой армией скомандовал атаку и сам поскакал впереди, наставив копьё принцессе прямо в грудь. Дракона он мысленно тут же списал с довольствия, с непонятным старикашкой решил разобраться как-нибудь потом, а своего принца привычно в расчёт не принял. И зря. Потому что Пеон с первого же взгляда на Ясноглазку в её естественном виде влюбился по уши. И понял, что если она погибнет - то и ему, значит, жить будет больше незачем. В общем, он сам толком и не понял, как так получилось, что он закрыл её своим телом.
Все остальные не поняли вообще ничего. Только Ясноглазка поняла, что, пожалуй, Пеона всё-таки можно простить - если, конечно, выживет и женится. А Волшебник понял, что если он прямо сейчас не исправит ситуацию, то не простит себя никогда. Что-то у него там, в голове, перезамкнуло от потрясений. И колданул он так, что не только Леонова рана зажила, но и у самого молодого солдата мигом затянулись порезы от бритья.
Вот с этого самого момента он и стал Добрым Волшебником с Края Призаморья. А в фамильяры взял себе крысу, с которой познакомился в Ясноглазкином замке.
Пеон последние несколько минут еле сдерживался, чтобы не заявить, что вовсе не так всё было на самом деле (по крайней мере, что касается его самого и Ясноглазки). И не сдержался бы, успей рассказчик добавить что-нибудь ещё. Но тут последний переулок кончился, и процессия остановилась на широкой полосе голой земли между городом и лесом.
– Всё, пришли, - облегчённо выдохнув, сообщил сержант. - Это и есть Старая дорога. Стрелецк - направо.
На первый взгляд лес выглядел вполне обыкновенно: травы снизу, кроны сверху. Кажущиеся неестественно сочными краски резали уставший от созерцания ржавчины и серого камня глаз. Солнечные блики на красноватых стволах придавали картине оттенок торжественности, но ничего такого особо зловещего Пеон не почувствовал.
Сама дорога выглядела гораздо интереснее: хоть она и пролегала между двумя стенами - живой и каменной - как по дну ущелья, но вся была освещена ярким солнечным светом: ни город, ни лес не отбрасывали тени на утрамбованный грунт.
– Вот ведь раньше умели на совесть, - пробормотал сержант. И уже в полный голос добавил: - Ну вот, теперь вы - люди свободные, мы - люди по-прежнему подневольные, не поминайте лихом, если что.
Сказав это, он кивнул своим подчинённым, и двое из них парой хорошо отработанных движений скрутили Ствола и Стебля, а ещё двое, выхватив кинжалы, приставили по лезвию к многострадальным шеям каждого из братьев.
– Мы Люди подневольные, - повторил сержант, - у нас есть приказ господина графа, и мы его выполняем. Приказано так: в Стрелецк идут только двое. Либо вы двое идёте прямо, то есть в лес, и тогда эти двое, живые и невредимые, идут в Стрелецк. Либо вы двое идёте в Стрелецк, а эти вот - уже совсем никуда не идут. Понятно?
Пеон оглянулся на Ястреба. Тот отвёл взгляд, пробурчал что-то вроде «сам заварил - сам и расхлёбывай» и принялся, задрав голову, с демонстративным вниманием разглядывать крыши складов.
Что ж, в таком случае Пеону не нужно было ничего решать, он и так прекрасно знал, как ему следует поступить. Точно так же, как поступил в аналогичной ситуации его дед, король Железная Крыша. Правда, в тот раз кучка бунтовщиков захватила в заложники самого Пеона, тогда ещё малолетнего принца. И требовали они прекращения кровопролитных и разорительных, хотя и победоносных, войн. Король тогда изрёк: «Принц - это всего лишь принц, а интересы государства - это интересы народа, и ни внешний, ни внутренний враг не заставит меня ими поступиться». Во всяком случае, именно в таком виде его слова вошли в историю. Хотя Пеон, зная своего деда, был уверен, что на самом деле тот высказался куда как короче и решительней. Так или иначе, Железная Крыша без колебаний перешёл от слов к делу. С не знающим пощады волшебным мечом в руках он первым ворвался в захваченное смутьянами здание и лично зарубил семерых. Несмотря на то, что никто, как выяснилось, на самом деле не собирался убивать ребёнка (и обращались с ним не хуже, чем во дворце), немногих сдавшихся в плен на следующий же день повесили на площади. «Слабаки! - сказал король. - Запомни, внук: никогда не берись за дело, если не готов идти до конца».
На следующей же неделе Пеона услали от греха подальше в интернат при имской Академии. Вслед за ним отправилось и большинство наследников знатных залужанских семей. А ещё через полгода старый король исчез при загадочных обстоятельствах вместе со своим мечом. На престол вступил мягкосердечный отец Пеона (некоторые даже называли его мягкотелым), который первым же делом помирился со всеми соседями. Тем самым то ли доведя до логического конца, то ли предав дело своего воинственного отца (последней точки зрения придерживалось большинство Леоновых товарищей по интернату).
Нет, всё-таки не стоило Пеону погружаться в размышления. Как сказал один чудаковатый принц перед тем, как погибнуть на дуэли, «с практической точки зрения склонность к раздумьям и трусость - это одно и то же». И вот, пожалуйста: Пеон замялся, запутавшись в мотивах и намерениях. С одной стороны, он твёрдо знал, что должен добиваться своей цели, игнорируя угрозы. С другой стороны, разве его цель не состояла как раз в том, чтобы спасти Ствола и Стебля? То есть жалости к бандитам он по-прежнему не испытывал ни малейшей: вполне вероятно, что они действительно заслужили смерть. Но ведь если они сейчас погибнут, то получится, что весь недавний страх и унижение - зря! Опять же, в Стрелецке он ничего не забыл, а вот к кресту, нацарапанному на загадочной карте, интереса не потерял. И потом, если уж на то пошло, необязательно ведь углубляться в лесной массив: достаточно скрыться за деревьями, а затем, сделав крюк, снова выйти на дорогу…
– Не смотри на меня так, не я это придумал, - заявил сержант. - По мне, так гораздо проще было бы вас скрутить, раскачать за руки - за ноги, да и зашвырнуть подальше. Но господину графу видней.
Кстати, да! С третьей (или уже с четвёртой?) стороны, Пеон чувствовал во всём этом какой-то подвох, только вот не мог понять, какой.
В тот самый момент, когда он уже совсем было собрался принять какое-нибудь решение, Ястреб молнией метнулся к Пеону, вскинул руку - в кулаке у него оказалась зажата стрела с чёрным оперением. Спустя мгновение самый молодой из стражников, охнув, начал оседать на землю: ещё одна такая же стрела вонзилась ему в спину. С крыши ближайшего склада раздались вопли - один разочарованный, один радостный и ещё несколько просто леденящих душу.
– Гоблины! - истошно заорал сержант. Стражники, мигом позабыв про заложников, бросились бежать - почему-то не в сторону леса, где можно было бы укрыться за деревьями, а обратно в переулок, навстречу новым выстрелам. Ствол со Стеблем торопливо заковыляли за ними следом.
Ястреб выхватил из воздуха ещё одну стрелу, на сей раз предназначавшуюся ему самому. Раненный стражник попытался подняться. Пеон, пригибаясь, подбежал к нему, подхватил, подставил плечо, поволок к лесу. Парнишка, покряхтывая, в такт с Пеоном сосредоточенно переставлял ноги. На последнем полушаге он, наконец, поднял голову - и внезапно лицо его, до того выражавшее лишь страдальческое недоумение, перекосилось от ужаса.
Прохрипев что-то нечленораздельное, стражник с неожиданной силой отпихнулся от Пеона. Пеон потерял равновесие, оступился и упал. Точнее, полетел кубарем.
Пеон падал долго - кувыркаясь, перекатываясь, пытаясь уцепиться за ломкие ветки кустов, оцарапывая руки, ушибаясь всеми частями тела - и, наконец, относительно благополучно приземлился на мягкий травяной ковёр.
Убедившись, что остался жив и даже не получил серьёзных повреждений, он сразу же полез обратно по склону невесть откуда взявшегося обрыва. Чем выше он забирался, тем круче становился склон, пока не стал неприступной отвесной стеной. Пеон задрал голову, чтобы посмотреть, далеко ли до края, и чуть было снова не покатился на дно: края не было. Склон поднимался всё выше, выше и ещё немного выше, а потом начинал загибаться внутрь и, в конце концов, переходил в горизонтальную поверхность - как будто несколько минут назад Пеон свалился на дно гигантской кастрюли, которую тут же закрыли крышкой. На этой «крышке» тоже росли деревья (верхушками вниз), протекал, не проливаясь, ручей, а прямо над собой Пеон увидел вцепившуюся в склон человеческую фигурку. Довольно неприглядного вида: чумазую, со свежей ссадиной на щеке и с таким выражением лица, какое бывает только у человека, увидевшего в небе своё отражение.
Пеон осторожно спустился вниз, улёгся на траву, закинув руки за голову, и попытался осмыслить ситуацию. Ситуация осмыслению не поддавалась и это не добавляло ему душевного комфорта. Не то чтобы Пеон привык всегда держать ситуацию под контролем (хотя, теоретически, положение и обязывало), скорее уж наоборот - считал себя человеком вялым, слабовольным и нерешительным. Но зато отнюдь не глупым.
Ну, по крайней мере, не узколобым и не пустоголовым: любая мысль, даже самая масштабная, размещалась в его голове с комфортом. Правда, только одна за раз, но хоть какая-нибудь мысль там крутилась обязательно. Оттого-то он так смущался и затруднялся с ответом, когда Ясноглазка в полумраке спальни вдруг нежно, но настойчиво спрашивала: «О чём ты сейчас думаешь?». Ну невозможно же объяснить любимой, что хотя в твоей голове сейчас переписывается сегодняшний указ или проговариваются завтрашние переговоры, или систематизируется ещё какая-нибудь совершенно не связанная с данным моментом ерунда, но вся эта ерунда нисколько не мешает тебе бездумно наслаждаться прелестью этого самого чудесного момента…
Тут Пеон осознал, что за последние несколько дней впервые вспомнил о жене. И устыдился. То есть не то чтобы он забывал о ней хоть на секунду… Нет, просто «помнить» и «вспомнить» - разные вещи, хоть слова и похожи.
– Я очень надеюсь, что ни один из вас никогда не вернётся в мой город. Нет, я хочу быть в этом уверен! Полностью! Моя гуманность не беспредельна. Ты меня хорошо понял?!
– Понял, не дурак.
– Хорошо. Значит, поступим так. Я объявляю вас сообщниками. Раскаявшимися. В преступлениях столь ужасающих, что виселицы вам недостаточно. Четвертовать наш палач не обучен. Поэтому - отдадим вас на съедение чудищу. Стражники - надёжные люди, они доставят вас на границу Дремотных лесов. Там отпустят. Старой дорогой вдоль границы леса отправитесь в Стрелецк. Оттуда - куда хотите, но чем дальше, тем лучше. Это - моё последнее предложение. Устраивает?!
Пеона, меж тем, снова затрясло, но теперь уже от страха. Он совершенно не понимал, зачем этот страшный человек опять занимается поиском оправданий, вместо того чтобы, в самом деле, просто взять да и вздёрнуть всех четверых при полном ободрении и поддержке толпы. Но, очевидно, Ястреб имел над ним некую тайную власть.
– А как же наши лошади?! Осуждённым на лютую смерть полагается идти пешком! А мы, знаешь ли, в дороге поиздержались. Если и последнего лишимся - даже и не знаю, доберёмся ли до Стрелецка.
– Хорошо. Лошади со всей поклажей будут ждать вас на постоялом дворе «У Пня». И ещё по пятьсот монет у каждого в седельной сумке. Но только чтоб никогда вас здесь больше не видеть!
Поначалу небольшую процессию сопровождала толпа, на ходу выплёскивающая остатки агрессии. Но по мере того, как жилые кварталы сменялись полузаброшенными, энтузиазм постепенно стихал, граждане один за другим незаметно сворачивали в переулки или просто отставали, и в район бывших складов и мастерских вступили лишь Ястреб, Пеон, Ствол со Стеблем и пятеро стражников.
Некоторое время тишину нарушали лишь стук шагов, да сдавленное постанывание братьев, да завывание ветра, да ещё загадочные шорохи, поскрипывания и позвякивания, периодически доносившиеся из остовов полуразобранных зданий. Даже Ястреб был непривычно молчалив и задумчив.
Стражники настороженно вертели головами, а когда дорогу преградила обрушившаяся стена и пришлось идти в обход, сбились в тесную группку и вовсе перестали обращать внимание на конвоируемых. Самый молодой, дёрнувшись на очередной шорох, потянул из ножен меч. Лишь после этого сержант собрался с силами и разрядил напряжение остротой. Каламбур по поводу неаппетитного вида Ствола и Стебля получился громоздким даже по казарменным меркам, но все охотно заржали и смеялись до тех пор, пока ещё кто-то не выразил шутливое сожаление, что чудище - не дракон: сопровождать предназначенных на съедение девственниц было бы куда как веселее.
Тут уж все стали наперебой вспоминать разные забавные случаи с девственницами, драконами и прочими чудовищами. От простых девственниц плавно перешли к принцессам, от анекдотов - к случаям из жизни. И, наконец, кто-то спросил:
– А знаете, почему бывший Нелюдимый Волшебник с Края Призаморья теперь зовётся Добрым Волшебником из замка Зрачок?
Стражники отреагировали с воодушевлением - видимо, спросивший считался у них хорошим рассказчиком. Тот, для порядка, слегка поотнекивался, мол, это, вообще-то, долгая история, но раз уж все так настаивают… Все заверили, что будут слушать и не перебивать, сколько потребуется.
– Так вот, раньше этот волшебник и в самом деле был страшно нелюдимым. Таким Нелюдимым, что даже сам с собой с трудом уживался. Бывало, так на себя разозлится, что специально прольёт какао на любимую книгу. И тут же, сам себе в отместку, схватит любимую чашку - и об стену вдребезги! Ростом его Мера не обидела - так он специально дверные проёмы в замке спроектировал пониже, чтобы стукаться лбом о притолоку.
Хуже того, фамильяры у него не приживались. Дохли или даже просто сбегали. А волшебнику без фамильяра - никак. Вроде бы, подумаешь, ну ручной зверёк, говорящая записная книжка… ну даже пусть помощник, если особенно смышлёный. А, однако, вот! Заниматься магией без фамильяра - всё равно, что пить без собутыльника. Чревато для душевного здоровья.
В общем, хоть и не был он пока что полным психом, но к этому всё шло. И вроде бы всем на это было наплевать - кроме профсоюза. Как-никак, старейший из членов правления, кавалер прямоходящей доски почёта и прочая и прочая. Впадёт в буйство - последствий не оберёшься. Вон, скандал с Влюблённым Волшебником до сих пор ещё не повсюду улёгся. Ну, с тем, который всем подряд женщинам насильно примеривал безразмерную туфельку…
– Точно! Вон, Корыто всякий раз, как напьётся - допрашивает жену, точно ли она там, у Волшебника в гареме, только танцу живота обучалась.
– Ага, а потом они полночи соседям спать мешают. Сначала думали - он её бьёт…
– Дурак он был, этот Влюблённый Волшебник. Умыкнул бы мою - я бы жаловаться не стал, ещё и спасибо сказал бы, - вздохнул сержант. - Хотя на её ногу, может, и безразмерная туфелька не налезла бы.
– Так, ну вы совсем обратно на баб переключились, или я дальше рассказываю?! В общем, лучшие умы сели думать, что делать. Думали долго, а сделать решили вот что: подарить Нелюдимому Волшебнику нового фамильяра. Но не какого-нибудь, а такого, чтобы был его самого неуживчивей и при этом мог за себя постоять. Тогда либо волшебник перевоспитается, либо зверушка его просто сожрёт - тоже неплохо.
Подходящих тварей в Призаморье, слава Доброхоту, водится немного: василиски, драконы да ещё, пожалуй, коренные имчане. Остановились на драконе. Как раз и повод подходящий подвернулся: юбилей Отца-основателя. По этому случаю устроили торжественное собрание, как водится - с вручением памятных подарков ветеранам. Кому достались золотые часы, кому - почётная грамота с золотым тиснением, а Нелюдимому Волшебнику - золочёная драконья уздечка. Он сразу почуял неладное, но гордость взыграла, да и не принято от подарков отказываться. Особенно если в торжественной обстановке.
Теперь надо было как-то добираться с подарочком домой. А дракон был большой бескрылый - вроде того, с которым сражался сэр Дубина.
– Знаем, - подтвердил сержант, - самая поганая порода. Достоинство у них одно: жрут всё подряд. А всё остальное - недостатки. Главное, умные, гады, но ловко прикидываются тупыми, когда им надо.
– Это уже потом оказалось главным. А сначала было важнее, что на ковёр-самолёт дракон никак не помещался, а уменьшить фамильяра магией Волшебнику та же гордость не позволила. Так и вёл его в поводу до самых Белых болот.
Ну, довёл кое-как, а дальше как? Единственная гать к острову, где стоит замок Зрачок, прогнила и затонула - так давно к нему никто не ходил в гости, а брести наугад через трясину шибко умная зверюга отказалась напрочь. Так что хочешь - не хочешь (да и лишних глаз там уже никаких не было), а пришлось Нелюдимому Волшебнику готовить уменьшающее заклинание.
Ну что, умники, кто расскажет, как готовятся заклинания? Небось, думаете, что надо только щелкнуть пальцами, сказать «трах-тибидох», и готово? А вот и нет! Сначала надо отобрать по рецепту ингредиенты всякие, смешать в нужной пропорции, вскипятить или там выпарить, провести предварительные обряды… иногда целых несколько дней на это уходит. Получается такой полуфабрикат, вроде замороженной котлеты. А уж потом, в нужный момент, трах-тибидох! - и заклинание срабатывает.
У любого нормального волшебника в кармане мантии всегда имеется запас таких полуфабрикатов на всякий случай. А уж у ненормального и подавно. Но есть ещё одна тонкость: чем мощнее заклинание, тем меньше оно может храниться, пока не протухнет. Само собой, уменьшающего заклинания такой силы, чтобы подействовала на драконью тушу, у Нелюдимого Волшебника с собой не нашлось. Зато под рукой нашлось всё необходимое, чтобы приготовить его прямо на месте. И вот развёл он огонь и давай чертить знаки, размахивать руками, выкрикивать мудрёные слова, швырять в котёл порошки и травы… короче, колдовал он долго и тщательно, ничего кругом не замечая. А тем временем дракон потихоньку подползал всё ближе.
И вот, наконец, у Волшебника всё уже было готово: оставалось только показать пальцем и трах-тибидохнуть. Распрямил он поясницу, утёр пот со лба, повернулся к дракону и увидел… - рассказчик выдержал драматическую паузу, - во-первых, наставленный прямо на него драконий коготь, во-вторых, раззявленную драконью пасть, а в-третьих, услышал, как эта самая пасть проговаривает ключевое слово!
– Трах-тибидох?!
– Ну, на самом деле другое слово. Но, в общем, главное, что от него заклинание сработало, и Волшебник в мгновение ока сделался меньше былинки. Или даже пылинки…
– Что-то ты заврался, - встрял самый младший из стражников. - Я его недавно видел в городе, так он был самого обыкновенного размера.
– Да?! Ну, раз так - давай тогда сам и рассказывай, как он снова стал обыкновенным.
Остальные товарищи дружно поддержали рассказчика, и тот, успокоившись, продолжил:
– Другой спросил бы, как старый Ухват: неужели же всякий, кто знает ключевое слово, может использовать заклинание? А я бы ответил, что кроме самого Волшебника - только его фамильяр… Ну, да ладно. В общем, быть бы Незадачливому Волшебничку (так он теперь начал прозываться) растоптанным или же съеденным. Но тут, на его счастье, налетел ветерок, подхватил его и понёс.
Ветерок был молодой, порывистый - летел быстро, наигрался не скоро. А когда наигрался, приземлил Волшебничка не на твёрдую землю, а на клумбу в дворцовом саду. Прямо на лепесток цветка, над которым склонилась принцесса.
Принцессу звали Ясноглазка, и садовые прогулки ей, вообще-то, были не очень-то по душе. То ли дело верховые! А фехтование и стрельба ей нравились гораздо больше, чем танцы и вышивание…
– Погоди-ка, это не та ли Ясноглазка, что собственноручно зарубила Чернодура?!
– Она самая. И с великаном Наплюем тоже она разделалась.
– Вот же крутая деваха! Я бы с такой без пряников заигрывать не стал.
– Да она, небось, страшная, как твоя жизнь!
– А я слышал - симпатичная, только очень уж своенравная.
– Да заткнитесь вы уже! Нормальная девка, не корова и не швабра, всё при ней. А что не женственная - так это, как говорится, на вкус и цвет. Сама она по этому поводу не особо комплексовала, пока не влюбилась в соседского прекрасного принца, Пеона. Тот был парень гламурный, ей не чета… Но даже и тогда, вместо того чтобы зарёвывать подушку, проявила характер. Принялась прокачивать женственность. И по саду она прогуливалась не для удовольствия, а для эстетического развития.
Так вот, сгребла принцесса Волшебничка в кулак вместе с цветком: кто, мол, такой и зачем вторгся? Не шпион ли?! Тот и не подумал отпираться, сразу же всё рассказал. Помощи, само собой, попросил. А Ясноглазка - она хоть и влюблённая была, но не дура. Просто у неё все мысли были повёрнуты в одну сторону. И предложила она Незадачливому Волшебничку вот что: она ему - убежище и поддержку, он ей - приворотное заклинание, да помощнее. Волшебничек согласился.
Ясноглазка быстренько закупила всё что надо, доставила секретно во дворец, зазвала Пеона в гости под каким-то дипломатическим предлогом. Оставалось только уединиться с ним в интимной ситуации. Принцесса всё заранее продумала в подробностях: как заговорит о погоде, об искусстве, как предложит осмотреть замок, как он возьмёт её под руку… Только вот как она ни старалась, дальше погоды продвинуться не могла. При этом обмахивалась закрытым веером, всё время спотыкалась на каблуках и валилась всем телом прямо на Пеона - короче, вела себя как полная баба-дура. В конце концов, она просто схватила его в охапку и молча потащила в сад. А там уже Незадачливый Волшебничек засел в засаде с приворотным заклинанием наготове.
И вот, как только парочка показалась в пределах видимости, Волшебничек наставил на них палец, и…
– И вот за это его и переименовали в Доброго?!
– Ты сам в Молчаливого переименуешься, или тебе помочь? - угрожающе поинтересовался сержант. - Ну, и что там дальше было?
– А дальше получилось так, что волшебничка подвело его же собственное мастерство. Заклинание, которое его уменьшило, он сам и состряпал. А халтурить он не любил, да и не умел, - так что помимо роста и веса уменьшилось в нём вообще всё, в том числе и волшебная сила. И вот этот факт он позабыл учесть, когда готовил приворотное заклинание, - так что оно вышло сильным, но поверхностным. Ну, чтобы вам, похабникам, было понятнее, можно сказать: толстым, но коротким.
И вот: вместо вечной высоковозвышенной любви получилась у него мгновенная вспышка неудержимой животной страсти. Так что Пеон, умопомрачившись, завалил Ясноглазку прямо на клумбу и поимел, как сумел, - а она, вся в шоке, почти и не сопротивлялась.
А когда вспышка угасла… Ну, Пеон, вообще-то, был неплохим парнем, но, по своей гламурности, просто не представлял, что ему делать в такой ситуации. Так что он просто сбежал.
– Ничего себе! Вот из-за таких принцев бабы и обзывают нас козлами.
– Ты на себя-то посмотри! И потом, он же был под заклинанием.
– Да этих баб вообще не поймёшь: то ли она не сопротивляется потому, что в шоке, то ли ей самой хочется, но стесняется…
– Короче, как только Ясноглазка пришла в сознание, тут же пришла и в ярость. Требовать какой-то там женитьбы ей и в голову не пришло - такой уж гордый характер. Сразу объявила войну.
Причём Волшебничка ни на секунду не заподозрила - только Пеона обвинила во всём. А Волшебничек сам сознаваться не спешил, хоть и совестно ему было. Пеону тоже было совестно, но война есть война, да и не решал он ничего в собственном королевстве - вся власть была у первого министра, он же и главнокомандующий. А тот был уверен в победе, потому что как раз незадолго до этого нанял в армию дракона. Того самого: дракон хоть и не особо был ручной, но всё-таки вырос в неволе и сам себе пропитание добывать не умел. А потому, избавившись от хозяина, вскоре сам продал себя в рабство за харчи. Такое вот совпадение.
И вот в назначенный день выстроились по краям бранного поля: с одного края войско, и с другого воинство. Перед войском - принцесса Ясноглазка с Незадачливым Волшебничком на плече, в лёгких доспехах эльфийского образца (то есть прикрывающих лишь самое необходимое) и без шлема, чёрными косами по ветру. Перед воинством - прекрасный принц Пеон с драконом на поводке. Едва завидев обидчика, Ясноглазка, забыв даже подать сигнал к атаке, выхватила меч, пришпорила коня и поскакала вперёд. Дракон, которого перед битвой не кормили для злобности, увидел одинокую добычу, взревел и затопотал навстречу, волоча за собой Пеона. Все остальные и в затылках почесать не успели, как они уже встретились в центре поля.
Принцесса на полном скаку, не разводя церемоний, взмахнула мечом и снесла дракону башку. Дракон сдох, и от этого заклинание, наложенное на Волшебничка, развеялось, и тот увеличился до нормальных габаритов. Поскольку он в это время сидел у Ясноглазки на плече, та потеряла равновесие и упала с коня. А драконья туша, оседая наземь, придавила ей ноги, так что дна осталась совершенно беспомощной. Увидев это, главнокомандующий Пеоновой армией скомандовал атаку и сам поскакал впереди, наставив копьё принцессе прямо в грудь. Дракона он мысленно тут же списал с довольствия, с непонятным старикашкой решил разобраться как-нибудь потом, а своего принца привычно в расчёт не принял. И зря. Потому что Пеон с первого же взгляда на Ясноглазку в её естественном виде влюбился по уши. И понял, что если она погибнет - то и ему, значит, жить будет больше незачем. В общем, он сам толком и не понял, как так получилось, что он закрыл её своим телом.
Все остальные не поняли вообще ничего. Только Ясноглазка поняла, что, пожалуй, Пеона всё-таки можно простить - если, конечно, выживет и женится. А Волшебник понял, что если он прямо сейчас не исправит ситуацию, то не простит себя никогда. Что-то у него там, в голове, перезамкнуло от потрясений. И колданул он так, что не только Леонова рана зажила, но и у самого молодого солдата мигом затянулись порезы от бритья.
Вот с этого самого момента он и стал Добрым Волшебником с Края Призаморья. А в фамильяры взял себе крысу, с которой познакомился в Ясноглазкином замке.
Пеон последние несколько минут еле сдерживался, чтобы не заявить, что вовсе не так всё было на самом деле (по крайней мере, что касается его самого и Ясноглазки). И не сдержался бы, успей рассказчик добавить что-нибудь ещё. Но тут последний переулок кончился, и процессия остановилась на широкой полосе голой земли между городом и лесом.
– Всё, пришли, - облегчённо выдохнув, сообщил сержант. - Это и есть Старая дорога. Стрелецк - направо.
На первый взгляд лес выглядел вполне обыкновенно: травы снизу, кроны сверху. Кажущиеся неестественно сочными краски резали уставший от созерцания ржавчины и серого камня глаз. Солнечные блики на красноватых стволах придавали картине оттенок торжественности, но ничего такого особо зловещего Пеон не почувствовал.
Сама дорога выглядела гораздо интереснее: хоть она и пролегала между двумя стенами - живой и каменной - как по дну ущелья, но вся была освещена ярким солнечным светом: ни город, ни лес не отбрасывали тени на утрамбованный грунт.
– Вот ведь раньше умели на совесть, - пробормотал сержант. И уже в полный голос добавил: - Ну вот, теперь вы - люди свободные, мы - люди по-прежнему подневольные, не поминайте лихом, если что.
Сказав это, он кивнул своим подчинённым, и двое из них парой хорошо отработанных движений скрутили Ствола и Стебля, а ещё двое, выхватив кинжалы, приставили по лезвию к многострадальным шеям каждого из братьев.
– Мы Люди подневольные, - повторил сержант, - у нас есть приказ господина графа, и мы его выполняем. Приказано так: в Стрелецк идут только двое. Либо вы двое идёте прямо, то есть в лес, и тогда эти двое, живые и невредимые, идут в Стрелецк. Либо вы двое идёте в Стрелецк, а эти вот - уже совсем никуда не идут. Понятно?
Пеон оглянулся на Ястреба. Тот отвёл взгляд, пробурчал что-то вроде «сам заварил - сам и расхлёбывай» и принялся, задрав голову, с демонстративным вниманием разглядывать крыши складов.
Что ж, в таком случае Пеону не нужно было ничего решать, он и так прекрасно знал, как ему следует поступить. Точно так же, как поступил в аналогичной ситуации его дед, король Железная Крыша. Правда, в тот раз кучка бунтовщиков захватила в заложники самого Пеона, тогда ещё малолетнего принца. И требовали они прекращения кровопролитных и разорительных, хотя и победоносных, войн. Король тогда изрёк: «Принц - это всего лишь принц, а интересы государства - это интересы народа, и ни внешний, ни внутренний враг не заставит меня ими поступиться». Во всяком случае, именно в таком виде его слова вошли в историю. Хотя Пеон, зная своего деда, был уверен, что на самом деле тот высказался куда как короче и решительней. Так или иначе, Железная Крыша без колебаний перешёл от слов к делу. С не знающим пощады волшебным мечом в руках он первым ворвался в захваченное смутьянами здание и лично зарубил семерых. Несмотря на то, что никто, как выяснилось, на самом деле не собирался убивать ребёнка (и обращались с ним не хуже, чем во дворце), немногих сдавшихся в плен на следующий же день повесили на площади. «Слабаки! - сказал король. - Запомни, внук: никогда не берись за дело, если не готов идти до конца».
На следующей же неделе Пеона услали от греха подальше в интернат при имской Академии. Вслед за ним отправилось и большинство наследников знатных залужанских семей. А ещё через полгода старый король исчез при загадочных обстоятельствах вместе со своим мечом. На престол вступил мягкосердечный отец Пеона (некоторые даже называли его мягкотелым), который первым же делом помирился со всеми соседями. Тем самым то ли доведя до логического конца, то ли предав дело своего воинственного отца (последней точки зрения придерживалось большинство Леоновых товарищей по интернату).
Нет, всё-таки не стоило Пеону погружаться в размышления. Как сказал один чудаковатый принц перед тем, как погибнуть на дуэли, «с практической точки зрения склонность к раздумьям и трусость - это одно и то же». И вот, пожалуйста: Пеон замялся, запутавшись в мотивах и намерениях. С одной стороны, он твёрдо знал, что должен добиваться своей цели, игнорируя угрозы. С другой стороны, разве его цель не состояла как раз в том, чтобы спасти Ствола и Стебля? То есть жалости к бандитам он по-прежнему не испытывал ни малейшей: вполне вероятно, что они действительно заслужили смерть. Но ведь если они сейчас погибнут, то получится, что весь недавний страх и унижение - зря! Опять же, в Стрелецке он ничего не забыл, а вот к кресту, нацарапанному на загадочной карте, интереса не потерял. И потом, если уж на то пошло, необязательно ведь углубляться в лесной массив: достаточно скрыться за деревьями, а затем, сделав крюк, снова выйти на дорогу…
– Не смотри на меня так, не я это придумал, - заявил сержант. - По мне, так гораздо проще было бы вас скрутить, раскачать за руки - за ноги, да и зашвырнуть подальше. Но господину графу видней.
Кстати, да! С третьей (или уже с четвёртой?) стороны, Пеон чувствовал во всём этом какой-то подвох, только вот не мог понять, какой.
В тот самый момент, когда он уже совсем было собрался принять какое-нибудь решение, Ястреб молнией метнулся к Пеону, вскинул руку - в кулаке у него оказалась зажата стрела с чёрным оперением. Спустя мгновение самый молодой из стражников, охнув, начал оседать на землю: ещё одна такая же стрела вонзилась ему в спину. С крыши ближайшего склада раздались вопли - один разочарованный, один радостный и ещё несколько просто леденящих душу.
– Гоблины! - истошно заорал сержант. Стражники, мигом позабыв про заложников, бросились бежать - почему-то не в сторону леса, где можно было бы укрыться за деревьями, а обратно в переулок, навстречу новым выстрелам. Ствол со Стеблем торопливо заковыляли за ними следом.
Ястреб выхватил из воздуха ещё одну стрелу, на сей раз предназначавшуюся ему самому. Раненный стражник попытался подняться. Пеон, пригибаясь, подбежал к нему, подхватил, подставил плечо, поволок к лесу. Парнишка, покряхтывая, в такт с Пеоном сосредоточенно переставлял ноги. На последнем полушаге он, наконец, поднял голову - и внезапно лицо его, до того выражавшее лишь страдальческое недоумение, перекосилось от ужаса.
Прохрипев что-то нечленораздельное, стражник с неожиданной силой отпихнулся от Пеона. Пеон потерял равновесие, оступился и упал. Точнее, полетел кубарем.
Пеон падал долго - кувыркаясь, перекатываясь, пытаясь уцепиться за ломкие ветки кустов, оцарапывая руки, ушибаясь всеми частями тела - и, наконец, относительно благополучно приземлился на мягкий травяной ковёр.
Убедившись, что остался жив и даже не получил серьёзных повреждений, он сразу же полез обратно по склону невесть откуда взявшегося обрыва. Чем выше он забирался, тем круче становился склон, пока не стал неприступной отвесной стеной. Пеон задрал голову, чтобы посмотреть, далеко ли до края, и чуть было снова не покатился на дно: края не было. Склон поднимался всё выше, выше и ещё немного выше, а потом начинал загибаться внутрь и, в конце концов, переходил в горизонтальную поверхность - как будто несколько минут назад Пеон свалился на дно гигантской кастрюли, которую тут же закрыли крышкой. На этой «крышке» тоже росли деревья (верхушками вниз), протекал, не проливаясь, ручей, а прямо над собой Пеон увидел вцепившуюся в склон человеческую фигурку. Довольно неприглядного вида: чумазую, со свежей ссадиной на щеке и с таким выражением лица, какое бывает только у человека, увидевшего в небе своё отражение.
Пеон осторожно спустился вниз, улёгся на траву, закинув руки за голову, и попытался осмыслить ситуацию. Ситуация осмыслению не поддавалась и это не добавляло ему душевного комфорта. Не то чтобы Пеон привык всегда держать ситуацию под контролем (хотя, теоретически, положение и обязывало), скорее уж наоборот - считал себя человеком вялым, слабовольным и нерешительным. Но зато отнюдь не глупым.
Ну, по крайней мере, не узколобым и не пустоголовым: любая мысль, даже самая масштабная, размещалась в его голове с комфортом. Правда, только одна за раз, но хоть какая-нибудь мысль там крутилась обязательно. Оттого-то он так смущался и затруднялся с ответом, когда Ясноглазка в полумраке спальни вдруг нежно, но настойчиво спрашивала: «О чём ты сейчас думаешь?». Ну невозможно же объяснить любимой, что хотя в твоей голове сейчас переписывается сегодняшний указ или проговариваются завтрашние переговоры, или систематизируется ещё какая-нибудь совершенно не связанная с данным моментом ерунда, но вся эта ерунда нисколько не мешает тебе бездумно наслаждаться прелестью этого самого чудесного момента…
Тут Пеон осознал, что за последние несколько дней впервые вспомнил о жене. И устыдился. То есть не то чтобы он забывал о ней хоть на секунду… Нет, просто «помнить» и «вспомнить» - разные вещи, хоть слова и похожи.