руки. - Вы слышали о...
- Я что-то унюхал, - перебил я, поводя носом, - о нем-то я и не
подумал.
Я повернул голову налево. Индеец сидел на третьей табуретке у самой
стены. На нем поверх одежды была надета какая-то спецовка. Он сидел без
движения с закрытыми глазами, наклонив голову вперед, как будто он спал
здесь уже час.
Я снова посмотрел на Амтора. Он опять улыбался своей незаметной
улыбкой.
- Готов поспорить, что он заставляет высокопоставленных старушек терять
свои искусственные зубы, - сказал я. - Что он делает для вас за деньги -
сидит на ваших коленках и поет французские песни?
Он сделал нетерпеливый жест.
- Ближе к делу, пожалуйста.
- Прошлой ночью Мэрриот нанял меня и взял с собой в путешествие, целью
которого было выкупить одну штуковину, похищенную какими-то проходимцами.
Меня оглушили. Когда я пришел в себя, Мэрриот был мертв.
Ничто не изменилось в лице Амтора. Он не закричал, не побежал по стене.
Но реакция была резкой. Он разомкнул руки и уперся в край столика, словно
собирался его опрокинуть. Он сидел, как каменный лев у входа в Публичную
Библиотеку.
- Папиросы были найдены у него, - сказал я.
- Но не полицией, полагаю, так как ее здесь еще не было, - победно
посмотрел он на меня.
- Верно.
- Да, - очень ласково сказал он, - ста долларов было явно недостаточно.
- Все зависит от того, что вы собирались за них купить.
- Те сигареты у вас?
- Одна из них. Но они ничего не доказывают. Как вы сказали, кто угодно
мог иметь ваши карточки. Меня просто интересует, почему они были там, где
были. Пожалуйста, какие-нибудь мысли!
- Насколько хорошо вы знали Мэрриота? - почти дружески спросил он.
- Нисколько. Но я уже имею о нем некоторое представление. Оно до того
очевидно, что прилипло к нему сразу.
Амтор легко постукивал пальцами по столу. Индеец с крепко закрытыми
глазами, должно быть, все еще спал, положив подбородок на огромную грудь.
- Кстати, вы знакомы с миссис Грэйл, богатой дамой из Бэй Сити? -
поинтересовался я. Он безразлично кивнул.
- Да, я лечил ее. У нее был небольшой дефект речи.
- Вы хорошо над ней поработали, - сказал я. - Она говорит так же
хорошо, как я сейчас.
Это не позабавило его. Он все еще постукивал по столу. Я прислушался.
Что-то в этом стуке мне не нравилось. Он звучал, как код. Амтор сложил
руки и немного отклонился назад.
- Что мне нравится в этом деле, так это то, что все знают друг друга, -
сказал я. - Миссис Грэйл тоже знала Мэрриота.
- Откуда вы это взяли? - настороженно спросил он.
Я ничего не ответил.
- Вы должны рассказать полиции об этих папиросах, - посоветовал он.
Теперь я неопределенно пожал плечами.
- Вам интересно, почему я до сих пор не вышвырнул вас? - приятно, аж
под ложечкой похолодело, сказал Амтор. - Второй Посев может сломать вам
шею, как стебель сельдерея.
- Признаюсь, меня это интересует, - огрызнулся я.
- Кажется, у вас на происшедшее свой взгляд, есть какая-то теория?
Имейте в виду, выкупы я не плачу, особенно ни за что. Кроме того, у меня
много друзей. Но есть люди, которые хотели бы выставить меня в плохом
свете. Психиатры, сексопатологи, невропатологи, отвратительные человечки с
резиновыми молотками и полками, уставленными книгами. И, конечно же, все
они мои враги, а я для них - шарлатан. Так какая у вас теория?
Я попытался привести его в замешательство пристальным взглядом, но
ничего не получилось. Я почувствовал, что облизываю губы.
- Я не могу вас винить за то, что хотите скрыть. Об этом деле мне надо
немного поразмыслить. Возможно, вы более интеллигентный человек, чем мне
показалось. Я тоже ошибаюсь. А тем временем... - он положил руки на белый
шар.
- Я думаю, Мэрриот сам не вымогал у женщин, - сказал я. - А был
наводчиком у банды. Но кто говорил ему с какими женщинами связываться,
чтобы узнавать, когда и куда они выходят? Он сближался с ними, поил их,
вывозил в свет, а затем ускользал на мгновенье к телефону и рассказывал
соучастникам где действовать. Вот и вся моя версия.
- Вот, оказывается, как, - осторожно сказал Амтор, - вы представляете
Мэрриота в тесной связи со мной. Я чувствую небольшое отвращение к такой
версии.
Я подался вперед, и мое лицо теперь было на расстоянии фута от его
лица.
- Вы - шантажист. Как бы вы не выкручивались - это шантаж. И дело не в
визитке, Амтор. Как вы говорите, у любого они могут быть. Не в марихуане
даже - вы не будете заниматься такой дешевкой с вашими возможностями. Но
на обратной стороне каждой визитки ничего не написано, чистое место. А на
чистых местах, иногда бывает и на исписанных, проявляются какие-то
невидимые надписи.
Он сурово улыбнулся, но я едва ли заметил это. Его руки двигались по
белому шару.
Свет погас. Стало темно, хоть глаз выколи.
Я вскочил, отбросил стул ногой и вытащил пистолет из кобуры. Пиджак был
застегнут, и я малость промедлил. Ощутил всем телом волну воздуха, а
следом зловоние. В полной тьме индеец ударил меня сзади, прижал мои руки к
бокам и стал меня поднимать. Я бы мог пострелять вслепую, но особого толку
не было бы. И друзья далеко.
Я отпустил пистолет и схватил индейца за запястья. Они были сальными, и
мои руки соскользнули. Индеец поставил меня на место сильнейшим толчком,
голова чуть не отлетела. Теперь он схватил меня за запястья. И вывернул
мне руки. Уперся коленом в спину и согнул меня.
Я пытался неизвестно зачем закричать. Ловил ртом воздух и не мог
поймать. Индеец отшвырнул меня, в сторону и, когда я упал, обхватил
туловище ногами. Его руки добрались до моей шеи. До сих пор я иногда
просыпаюсь по ночам. Я чувствую эти руки и вонючий запах индейца. Я
чувствую, как дыхание борется и сдается под натиском потных пальцев. Тогда
я встаю, выпиваю глоток виски и включаю радио. Но не могу отмахнуться от
воспоминаний, о том, что я почти потерял сознание, когда увидел, что снова
зажегся свет, но уже кроваво-красный. Так увидели мои налившиеся кровью
глаза. Мимо проплыло лицо, и рука мягко притронулась ко мне, хотя другие
руки все еще сжимали мне горло.
Мягко, словно через вату, прозвучал голос:
- Пусть немного подышит.
Пальцы ослабли. Я вывернулся из них, но что-то сверкнуло, и я получил
жестокий удар по челюсти.
- Подними его на ноги, - все тот же голос. Индеец поставил меня на ноги
и потянул к стене, держа за вывернутые запястья.
- Любитель, - печально, как сама смерть, промурлыкал голос, и твердый
блестящий предмет снова ударил меня. И теплая струйка потекла по лицу. Я
лизнул ее и почувствовал привкус железа и соли. Легкая рука обшарила мои
карманы и занялась исследованием бумажника. Папироса исчезла, словно
растворилась в сизой дымке, которая расстилалась передо мной.
- Было три папиросы? - учтиво прозвучал голос, и я опять получил по
челюсти чем-то блестящим.
- Три, - выдавил я.
- А где, вы сказали, остальные?
- В моем кабинете, в столе.
Снова металлический удар по лицу.
- Возможно, вы лжете, но я смогу проверить.
Передо мной маленькими красными огоньками сверкнули ключи.
- Души его, - продолжал голос.
Железные пальцы впились в мое горло. Я схватился за один из них и
попытался вывернуть.
- Прекрасно. Он учится, - комментировал все тот же мягкий голос.
Снова что-то тяжелое со свистом сверкнуло в воздухе и двинуло меня в
челюсть, точнее, в ту штуку, которая еще сегодня днем была моей челюстью.
- Отпусти его. Он приручен, - тихо сказал голос. Тяжелые сильные руки
исчезли, я рванулся вверх и попытался стоять ровно, не качаясь. Амтор
мечтательно улыбался. Он держал мой пистолет в своей изящной руке,
направив прямо мне в грудь.
- Я бы мог проучить вас, но для чего? Грязный, ничтожный человек в
грязном ничтожном мире, не так ли? - он улыбнулся очень красиво.
Я, собрав остатки сил, ударил в эту улыбку кулаком. Удар получился не
таким уж плохим. Он отшатнулся.
Кровь потекла из обеих ноздрей, он удержался на ногах, распрямился и
снова поднял пистолет.
- Сядьте, дитя мое, - любезно предложил он. - Скоро ко мне придут
посетители. Я так рад, что вы ударили меня. Такая встряска очень помогает.
Я нащупал табуретку, сел на нее и опустил отяжелевшую голову,
коснувшись щекой столика с белым шаром. Шар снова мягко сиял. Свет его
очаровывал меня. Прекрасный свет и обволакивающая тишина.
Похоже, я засыпал с окровавленным лицом на белом столе, а стройный
красивый дьявол с пистолетом смотрел на меня и улыбался.
- Все в порядке, - прогромыхал кто-то. - Хватит тянуть резину.
Я открыл глаза и сел.
- Пошли в другую комнату, приятель!
Я встал, как во сне. Пришли в приемную с окнами на всех стенах. За
окнами - ночная темень.
За столом сидела женщина с многочисленными кольцами на пальцах. Плотный
коротышка удобно устроился в кресле возле нее. Меня легонько подтолкнули.
- Садись здесь, приятель.
Стул был ровный, удобный, но у меня не было настроения рассиживаться
здесь. Женщина за столом громко читала книгу. Короткий пожилой человек с
усиками слушал ее с отсутствующим выражением лица.
Амтор стоял у окна, всматриваясь вдаль, где, должно быть, спокойно
дышал океан, где был иной, манящий, таинственный мир. Он смотрел на океан
так, будто любил его. Повернув голову, Амтор бегло глянул на меня. Я
заметил, что кровь с лица он смыл, но нос увеличился раза в два. Я
невольно улыбнулся, но тут же сморщился от боли, губы растрескались.
- Ты повеселился, приятель? - голос того, кто уже помог мне прийти
сюда. - Вижу, повеселился, - сказав это, он стал передо мной. Не
трепещущий по ветру цветок, а за двести фунтов весом детина с гнилыми, в
черных точках, зубами и голосом циркового зазывалы. Быстр в движениях,
крепок, словно всю жизнь питался сырым мясом.
Сам себе командир. Есть такие полицейские, которым наплевать на
дубинку, с ним она или нет. Но в глазах его гнездился юмор. Широко
расставив ноги, он держал мой бумажник и царапал его ногтем большого
пальца, как будто ему доставляло огромное удовольствие портить вещи.
- Частный детектив, а, приятель? Из большого грязного города, а? Дело о
вымогательстве, а?
Шляпа на затылке, видны пыльные каштановые волосы, потные и темные на
лбу. Смешливые глаза в красных жилках.
Я потрогал свое горло. Глотка болит, как будто побывала под катком. У
этого индейца пальцы из закаленной стали.
Смуглая женщина перестала читать и закрыла книгу. Пожилой человек с
седыми усами кивнул и подошел к типу, который со мной разговаривал.
- Фараоны? - спросил я, потирая подбородок.
- А ты как думал, приятель?
Полицейский юмор. У усатого коротышки один глаз немного косил и
выглядел подслеповато.
- Не из Лос-Анджелеса, - сказал я, глядя на усатого. За этот глаз его
бы в Лос-Анджелесе уволили.
Верзила полицейский вернул мне бумажник. Я просмотрел его содержимое.
Деньги на месте. Визитки тоже. Все осталось без изменения. Я удивился.
- Скажи что-нибудь, приятель, - сказал здоровяк. - Что-нибудь, что
заставит нас полюбить тебя.
- Верните мой пистолет.
Он задумался. Я видел, как он думал. Было впечатление, что ему
наступили на мозоль.
- О, ты хочешь получить свой пистолет, приятель? - Он искоса посмотрел
на усатого. - Он хочет пистолет, - объявил крепыш коротышке и снова
посмотрел на меня.
- А для чего тебе пистолет, приятель?
- Я хочу застрелить индейца.
- О, ты хочешь застрелить индейца, приятель.
- Да, всего-то одного индейца.
Он посмотрел на усатого и громогласно поведал ему:
- Этот парень очень крут. Он хочет застрелить индейца.
- Послушай, Хемингуэй, не повторяй за мной, - попросил я.
- Я думаю, парень свихнулся, - сказал здоровяк, - он только что назвал
меня Хемингуэем. Как полагаешь, у него все дома?
Усатый кусал сигару и молчал. Высокий красавчик Амтор медленно
отвернулся от окна и мягко произнес:
- Возможно, он просто немного расстроился.
- Я просто не вижу причины, зачем ему называть меня Хемингуэем, -
волновался большой полицейский. - Меня зовут не Хемингуэй.
Тот, что постарше, сказал:
- Я не видел пистолета.
Оба они посмотрели на Амтора. Амтор сказал:
- Он у меня. Я отдам его вам, мистер Блейн.
Гнилозубый здоровяк немного присел и склонился, дыша мне в лицо:
- Зачем ты назвал меня Хемингуэем, приятель?
- Не при дамах же об этом... - ответил я.
Он выпрямился и посмотрел на усатого. Тот кивнул, повернулся и вышел
через открывшуюся в стене дверь. Амтор последовал за ним.
Наступила тишина. Женщина смотрела на крышку стола и хмурилась.
Большой полицейский смотрел на мою правую бровь и удивленно качал
головой из стороны в сторону. Дверь снова открылась, и усатый вернулся с
моей шляпой в руке. Молча отдал ее мне. Также без слов вытащил из кармана
и протянул мне. По весу "кольта" я понял, что он без патронов. Я воткнул
его под мышку и встал. Гнилозубый сказал:
- Поехали отсюда, приятель. Может быть, ветерок подбодрит тебя.
- О'кей, Хемингуэй.
- Опять он за старое, - печально вздохнул здоровяк. - Называет меня
Хемингуэем, потому что, видите ли, дамы присутствуют.
Наконец-то прорезался голос и у усатого:
- Поторопись!
Здоровяк взял меня под руку, и мы подошли к маленькому лифту.
Пройдя по узкому коридору вниз к черной двери, мы оказались на улице.
Воздух был чист и свеж, туманные испарения океана не забирались на такую
высоту. Я глубоко дышал.
У дома стояла машина, обычный "седан" с частным номером. Здоровяк все
еще держал мою руку. Открыв переднюю дверцу, он пожаловался:
- Это, конечно, не высший класс, приятель, но ветерок приведет тебя в
порядок. Тебя пока все устраивает? Мне не хотелось бы делать то, что тебе
не нравится, приятель.
- Где индеец?
Он покачал головой и впихнул меня в машину.
- О, да, индеец, - сказал он. - Тебе надо убить его стрелой из лука.
Таков закон. А индеец на заднем сиденье.
Я оглянулся. Никого там не было.
- Черт, его здесь нет. Его, наверное, выкрали, - зубоскалил здоровяк и
вполне искренне возмущался: - Ну ничего нельзя оставить в незапертой
машине!
- Поторопись, - подал голос усатый и сел на заднее сиденье. Здоровяк
Хемингуэй обошел машину, втиснул свой живот между рулем и сиденьем, и
"седан" тронулся с места. Мы развернулись и поехали вниз по бетонке,
окаймленной кустами герани. Холодный ветер поднимался с океана. Издалека
мигали звезды, но они были очень высоко и ни о чем не говорили.
Мы доехали до поворота и без спешки покатили по бетонной горной дороге.
- Как ты добрался сюда без машины, приятель?
- Амтор за мной ее прислал.
- Для чего, приятель?
- Должно быть, он хотел меня видеть.
- Хороший парень, - констатировал Хемингуэй. - Все отлично понимает.
Он сплюнул через плечо и, крутанув баранкой, прекрасно вписался в
очередной поворот.
- Он говорил, что ты звонил ему по телефону, пытался забросить удочку.
Но он считает, что лучше заранее познакомиться с парнем, с которым
предстоит иметь дело. Поэтому он и послал свою машину.
- Конечно, если он собирался вызвать знакомых фараонов. И мне точно не
понадобилась моя машина, - сказал я. - О'кей, Хемингуэй.
- Ага, опять? О'кей! У Амтора под столом микрофон, секретарша
записывает весь разговор. И когда мы пришли, она прочитала его мистеру
Блейну.
Я повернулся и посмотрел на мистера Блейна. Он мирно курил сигару и не
взглянул на меня.
- Черта с два она записала наш разговор, - сказал я. - Скорее всего, у
них наготове лежат эти записи, которые они заранее делают для таких
случаев.
- Может быть, ты бы рассказал нам, зачем хотел видеть этого парня, -
вежливо предложил Хемингуэй.
- Вас не устраивает уцелевшая половина моего лица?
- Ах, нет. Мы не такие ребята, - сказал он с широкой улыбкой.
- Вы довольно хорошо знаете Амтора, не так ли, Хемингуэй?
- Мистер Блейн знает. Я только подчиняюсь приказам.
- Кто такой мистер Блейн?
- Это джентльмен, сидящий на заднем сиденье.
- А кроме того, что он на заднем сиденье, что-нибудь из себя
представляет?
- А как же, конечно. Все знают мистера Блейна.
- Хорошо, - сказал я, внезапно почувствовав усталость. Потом было еще
больше поворотов, больше тишины, больше темноты, больше бетона и больше
боли.
Хемингуэй, сказал:
- Сейчас мы среди парней, женщин нет, о твоей поездке к Амтору уже
надоело трепаться, но одно еще меня беспокоит. Что же значит этот твой
Хемингуэй?
- Шутка, - сказал я. - Старая, старая шутка.
- А кто такой Хемингуэй?
- Парень, который все время говорит об одном и том же, пока ты,
наконец, не начинаешь верить в то, что он абсолютно прав.
- На это уходит чертовски много времени, - сказал здоровяк. - Для
сыщика у тебя слишком сложные мозги. Ты ходишь со своими зубами?
- Да, всего несколько пломб.
- Ты чертовски везуч, приятель.
Человек на заднем сиденье произнес:
- Хорошо. Поверни здесь направо.
- Понял.
Хемингуэй повернул "седан" на узкую утрамбованную дорогу, проходившую
по самому краю склона горы. Мы проехали еще с милю. Казалось, в мире
существовал только запах полыни.
- Здесь, - сказал усатый.
Хемингуэй остановил машину и включил ручной тормоз. Он перегнулся через
меня и открыл дверь.
- Ну что ж. Было приятно познакомиться с тобой, приятель. Но, даст бог,
больше не увидимся. Вылезай!
- Я что, отсюда пешком пойду домой?
С заднего сиденья донеслось:
- Пошевеливайся.
- Да, ты отсюда пойдешь домой, приятель. Это тебя устраивает?
- Конечно. У меня будет время кое о чем поразмыслить. К примеру о том,
что вы, парни, не из лос-анджелесской полиции. Но один из вас полицейский,
а, может быть, и оба. Я бы сказал, что вы фараоны из Бэй Сити. Мне
интересно, почему вы работаете не на своей территории.
- Ты так говоришь, будто уже все это доказал, приятель.
- Спокойной ночи, Хемингуэй.
Он не ответил. Они оба молчали. Я начал выбираться из машины и поставил
ногу на подножку. Голова кружилась.
Человек на заднем сиденье сделал резкое движение, которое я скорее
почувствовал спиной, чем увидел. Океан тьмы разверзся подо мной, очень
глубокий, намного глубже самой черной ночи.
Я нырнул в него. Дна не было.
В комнате не продохнуть от дыма.
Он висел в воздухе тонкими линиями, как завеса из микроскопических
капелек. В этой комнате я никогда раньше не был. В ней всего два окна с
решетками.
Я был в подавленном состоянии и ни о чем не думал. И чувствовал себя
так, как будто проспал целый год. Но дым беспокоил меня. Я лежал на спине
и думал о нем. Прошло довольно много времени, прежде чем я сделал глубокий
вдох, от которого заболели легкие.
Я заорал:
- Пожар!
Это меня рассмешило. Не знаю, что в этом было веселого, но я начал
хохотать. Однако смех мне не понравился, Он звучал, как смех сумасшедшего.
Нового крика хватило, чтобы где-то снаружи раздались быстрые шаги.
Щелкнул замок, и дверь распахнулась. Человек впрыгнул в комнату и запер за
собой дверь. Его правая рука потянулась к бедру.
Человек был мал ростом и неимоверно толст. Одет в белый халат. Глаза
черные и какие-то плоские, с серыми выпуклостями вместо век. Странные
глаза.
Я повернул голову на жесткой подушке и зевнул.
- Не обращай внимания, парень. Вырвалось само, - миролюбиво сказал я,
Он стоял, зло глядя на меня, его правая рука нависла над бедром. Зеленое
злобное лицо, черные плоские глаза, кожа на руках в серых пятнах.
- Может быть, ты снова хочешь оказаться в смирительной рубашке? -
прорычал он.
- Все в порядке, парень. Я очень долго спал, сны видел. Где я?
- Где надо.
- Похоже, приятное заведение, - сказал я. - Учтивые люди, хороший
воздух. Я бы поспал еще немного.
- Так-то будет лучше, - проворчал он и вышел. Дверь захлопнулась.
Щелкнул замок. Шаги затихли.
Толстяк не убрал дым. Он все еще висел посреди комнаты, как занавеска.
Он не растворялся, не уплывал, не шевелился. В комнату откуда-то
прорывался воздух, пригодный для дыхания, я его чувствовал, но дыму было
все равно, Он висел серой сетью, сплетенной тысячей пауков. Меня
заинтересовало, как пауков заставили работать вместе?
Фланелевая пижама. Как в больнице округа. На пижаме никаких деталей, ни
одного лишнего стежка. Грубый материал, воротник натирает шею, которая еще
болит. Я начал вспоминать. В горле пекло, словно там дюжина ссадин. "А,
индеец! О'кей, Хемингуэй. Вы хотите стать детективом? Хорошо зарабатывать?
Всего девять простых уроков! По окончании обеспечиваем значком", - я
рассуждал. Значит, я еще не на том свете.
Горло болело, но пальцы, ощупывающие его, ничего не чувствовали.
Казалось, что вместо пальцев - связка бананов. Посмотрел на руки. Пальцы
как пальцы. Так себе.
Была ночь. За окнами чернел необъятный мир. Белая полусфера светильника
свисала на трех медных цепях в центре комнаты. Вдоль кромки светильника
чередовались оранжевые и голубые выступы. Я уставился на них, одурев от
дыма. Вдруг эти выступы стали раскрываться, как маленькие картофелины, и
из них повысовывались головы. Кукольные, крошечные, но живые головы. На
меня смотрело личико в капитанской фуражке, пушистая блондинка в
разрисованной шляпке и худой человек с криво висящим галстуком, похожий на
официанта в пляжном ресторанчике. Он открыл рот и ухмыльнулся:
- Вы бы хотели бифштекс с кровью или его дожарить, сэр?
Я закрыл глаза, зажмурился, а когда их снова открыл, то увидел только
светильник из поддельного фарфора, висящий на трех цепях.
Но дым все еще неподвижно висел в воздухе. Я взял простыню за уголок и
вытер пот со лба онемевшими пальцами. Сдурел. Совсем сошел с ума.
Я сел на кровати, осторожно опустил босые ноги и коснулся пола.
Почувствовалось покалывание иголок и булавок. "Галантерея налево, мадам.
Исключительно большие булавки направо". Ноги начали твердо чувствовать
пол. Я встал. Но слишком резко. Ноги подкосились, и я, тяжело дыша,
схватился за край кровати, а голос, исходивший откуда-то снизу, повторял
одно и то же: "У тебя белая горячка... у тебя белая горячка... у тебя
белая горячка".
Я сделал первые шаги. Мотало, как пьяного. На маленьком эмалированном
столике, расположенном между двумя зарешеченными окнами, стояла начатая
бутылка виски. Я пошел к ней. Несмотря ни на что, в мире много хороших
людей. Например, парень, оставивший мне полбутылки виски. У него такое же
большое сердце, как надувной спасательный жилет.
Я дошел до столика и, положив бесчувственные руки на бутылку, поднес ее
ко рту. При этом вспотел так, как будто поднял один конец моста "Золотые
Ворота".
Я пил долго с неаккуратной жадностью. Затем осторожно поставил бутылку
на место и обтер ладонью подбородок. У виски был необычный, очень терпкий
вкус. Пока я осознал, что у виски странный вкус, я успел заметить
умывальник, втиснутый в угол комнаты. Меня вырвало.
Время, однако, текло. Агония рвоты, шатание, полубессознательное
состояние, висение на краю раковины и жалкие потуги издать крик о помощи
остались в прошлом.
Полегчало. Я доковылял до кровати и повалился на спину. И снова стал,
тяжело дыша, рассматривать дым. Он теперь виделся каким-то нереальным,
неясным.
Может быть, его вовсе не было, а мне он только привиделся. В следующее
мгновение дым внезапно исчез, и свет из белой полусферы резко выделил
каждый предмет.
Я снова сел. Большой деревянный стул стоял у стены возле двери. Была
еще одна дверь кроме той, через которую входил человек в белом халате.
Дверь в кладовку, должно быть. И, может, там висят мои вещи. Линолеум,
покрывающий пол, разделен на серые и зеленые квадраты. Стены покрашены в
белый цвет. Чистая комната. Кровать, обычная больничная койка, только
немного пониже и с прикрепленными к ней широкими кожаными ремнями на
местах запястий и лодыжек.
Комната хороша. Но как из нее побыстрее убраться?
Сейчас я уже чувствовал все свое тело. Голова раскалывалась, горло
болело, рука ныла. Что приключилось с рукой, я не мог припомнить. Закатав
рукав пижамы, я рассеянно посмотрел на руку. От локтя до плеча она была
покрыта следами от уколов. Вокруг каждого укола красовалось маленькое
бесцветное пятнышко с двадцатипятицентовую монету.
Наркотики. Меня ими нашпиговали, чтобы я не шумел. Может быть, вкололи
скополамин, чтобы я стал разговорчив. Слишком много наркотиков. Все
зависит от того, как ты сделан. Если крепок, то можешь прийти в себя.
Галлюцинации постепенно пройдут.
Стало ясно, что означают решетки на окнах и ремни на кровати, откуда
взялись маленькие лица, голоса, дым.
Я снова встал, но ноги не держали. И я ударился о противоположную
стену. Это заставило, задыхаясь, снова лечь. Все тело зудело, и я исходил
потом. Я чувствовал, как на лбу рождались капли пота, затем они медленно
скользили по носу и попадали на губы. Мой язык глупо слизывал их.
Я сел еще раз, дотянулся ногами до пола и встал.
- О'кей, Марлоу, - сказал я себе сквозь зубы. - Ты крепкий парень.
Шесть футов железного человека. Сто девяносто фунтов без одежды и с умытым
лицом. Крепкие мышцы и стальная челюсть. Ты можешь все вынести. Тебя
дважды огрели по голове, душили, били по лицу до потери сознания. Тебя
накачали наркотиками и держали здесь, ожидая, когда ты станешь таким же
сумасшедшим, как два вальсирующих мышонка. Ну что ж, посмотрим, сможешь ли
ты сделать что-нибудь стоящее, например, надеть брюки.
Сколько прошло времени, я не знал. У меня не было часов. Сердце
прыгало, как испуганная кошка. Лучше лечь и заснуть. Лучше расслабиться на
некоторое время. "Ты в плохой форме, приятель. О'кей, Хемингуэй, я слаб. Я
не смог бы повалить вазы с цветами, не смог бы сломать спичку. Ничего. Я
спокоен. Я иду. Я крепок. Я ухожу отсюда". Но снова лег на кровать.
На четвертый раз получилось немного лучше. Я дважды пересек комнату,
подошел к раковине, промыл ее, наклонился и стал пить воду из ладоней.
- Я что-то унюхал, - перебил я, поводя носом, - о нем-то я и не
подумал.
Я повернул голову налево. Индеец сидел на третьей табуретке у самой
стены. На нем поверх одежды была надета какая-то спецовка. Он сидел без
движения с закрытыми глазами, наклонив голову вперед, как будто он спал
здесь уже час.
Я снова посмотрел на Амтора. Он опять улыбался своей незаметной
улыбкой.
- Готов поспорить, что он заставляет высокопоставленных старушек терять
свои искусственные зубы, - сказал я. - Что он делает для вас за деньги -
сидит на ваших коленках и поет французские песни?
Он сделал нетерпеливый жест.
- Ближе к делу, пожалуйста.
- Прошлой ночью Мэрриот нанял меня и взял с собой в путешествие, целью
которого было выкупить одну штуковину, похищенную какими-то проходимцами.
Меня оглушили. Когда я пришел в себя, Мэрриот был мертв.
Ничто не изменилось в лице Амтора. Он не закричал, не побежал по стене.
Но реакция была резкой. Он разомкнул руки и уперся в край столика, словно
собирался его опрокинуть. Он сидел, как каменный лев у входа в Публичную
Библиотеку.
- Папиросы были найдены у него, - сказал я.
- Но не полицией, полагаю, так как ее здесь еще не было, - победно
посмотрел он на меня.
- Верно.
- Да, - очень ласково сказал он, - ста долларов было явно недостаточно.
- Все зависит от того, что вы собирались за них купить.
- Те сигареты у вас?
- Одна из них. Но они ничего не доказывают. Как вы сказали, кто угодно
мог иметь ваши карточки. Меня просто интересует, почему они были там, где
были. Пожалуйста, какие-нибудь мысли!
- Насколько хорошо вы знали Мэрриота? - почти дружески спросил он.
- Нисколько. Но я уже имею о нем некоторое представление. Оно до того
очевидно, что прилипло к нему сразу.
Амтор легко постукивал пальцами по столу. Индеец с крепко закрытыми
глазами, должно быть, все еще спал, положив подбородок на огромную грудь.
- Кстати, вы знакомы с миссис Грэйл, богатой дамой из Бэй Сити? -
поинтересовался я. Он безразлично кивнул.
- Да, я лечил ее. У нее был небольшой дефект речи.
- Вы хорошо над ней поработали, - сказал я. - Она говорит так же
хорошо, как я сейчас.
Это не позабавило его. Он все еще постукивал по столу. Я прислушался.
Что-то в этом стуке мне не нравилось. Он звучал, как код. Амтор сложил
руки и немного отклонился назад.
- Что мне нравится в этом деле, так это то, что все знают друг друга, -
сказал я. - Миссис Грэйл тоже знала Мэрриота.
- Откуда вы это взяли? - настороженно спросил он.
Я ничего не ответил.
- Вы должны рассказать полиции об этих папиросах, - посоветовал он.
Теперь я неопределенно пожал плечами.
- Вам интересно, почему я до сих пор не вышвырнул вас? - приятно, аж
под ложечкой похолодело, сказал Амтор. - Второй Посев может сломать вам
шею, как стебель сельдерея.
- Признаюсь, меня это интересует, - огрызнулся я.
- Кажется, у вас на происшедшее свой взгляд, есть какая-то теория?
Имейте в виду, выкупы я не плачу, особенно ни за что. Кроме того, у меня
много друзей. Но есть люди, которые хотели бы выставить меня в плохом
свете. Психиатры, сексопатологи, невропатологи, отвратительные человечки с
резиновыми молотками и полками, уставленными книгами. И, конечно же, все
они мои враги, а я для них - шарлатан. Так какая у вас теория?
Я попытался привести его в замешательство пристальным взглядом, но
ничего не получилось. Я почувствовал, что облизываю губы.
- Я не могу вас винить за то, что хотите скрыть. Об этом деле мне надо
немного поразмыслить. Возможно, вы более интеллигентный человек, чем мне
показалось. Я тоже ошибаюсь. А тем временем... - он положил руки на белый
шар.
- Я думаю, Мэрриот сам не вымогал у женщин, - сказал я. - А был
наводчиком у банды. Но кто говорил ему с какими женщинами связываться,
чтобы узнавать, когда и куда они выходят? Он сближался с ними, поил их,
вывозил в свет, а затем ускользал на мгновенье к телефону и рассказывал
соучастникам где действовать. Вот и вся моя версия.
- Вот, оказывается, как, - осторожно сказал Амтор, - вы представляете
Мэрриота в тесной связи со мной. Я чувствую небольшое отвращение к такой
версии.
Я подался вперед, и мое лицо теперь было на расстоянии фута от его
лица.
- Вы - шантажист. Как бы вы не выкручивались - это шантаж. И дело не в
визитке, Амтор. Как вы говорите, у любого они могут быть. Не в марихуане
даже - вы не будете заниматься такой дешевкой с вашими возможностями. Но
на обратной стороне каждой визитки ничего не написано, чистое место. А на
чистых местах, иногда бывает и на исписанных, проявляются какие-то
невидимые надписи.
Он сурово улыбнулся, но я едва ли заметил это. Его руки двигались по
белому шару.
Свет погас. Стало темно, хоть глаз выколи.
Я вскочил, отбросил стул ногой и вытащил пистолет из кобуры. Пиджак был
застегнут, и я малость промедлил. Ощутил всем телом волну воздуха, а
следом зловоние. В полной тьме индеец ударил меня сзади, прижал мои руки к
бокам и стал меня поднимать. Я бы мог пострелять вслепую, но особого толку
не было бы. И друзья далеко.
Я отпустил пистолет и схватил индейца за запястья. Они были сальными, и
мои руки соскользнули. Индеец поставил меня на место сильнейшим толчком,
голова чуть не отлетела. Теперь он схватил меня за запястья. И вывернул
мне руки. Уперся коленом в спину и согнул меня.
Я пытался неизвестно зачем закричать. Ловил ртом воздух и не мог
поймать. Индеец отшвырнул меня, в сторону и, когда я упал, обхватил
туловище ногами. Его руки добрались до моей шеи. До сих пор я иногда
просыпаюсь по ночам. Я чувствую эти руки и вонючий запах индейца. Я
чувствую, как дыхание борется и сдается под натиском потных пальцев. Тогда
я встаю, выпиваю глоток виски и включаю радио. Но не могу отмахнуться от
воспоминаний, о том, что я почти потерял сознание, когда увидел, что снова
зажегся свет, но уже кроваво-красный. Так увидели мои налившиеся кровью
глаза. Мимо проплыло лицо, и рука мягко притронулась ко мне, хотя другие
руки все еще сжимали мне горло.
Мягко, словно через вату, прозвучал голос:
- Пусть немного подышит.
Пальцы ослабли. Я вывернулся из них, но что-то сверкнуло, и я получил
жестокий удар по челюсти.
- Подними его на ноги, - все тот же голос. Индеец поставил меня на ноги
и потянул к стене, держа за вывернутые запястья.
- Любитель, - печально, как сама смерть, промурлыкал голос, и твердый
блестящий предмет снова ударил меня. И теплая струйка потекла по лицу. Я
лизнул ее и почувствовал привкус железа и соли. Легкая рука обшарила мои
карманы и занялась исследованием бумажника. Папироса исчезла, словно
растворилась в сизой дымке, которая расстилалась передо мной.
- Было три папиросы? - учтиво прозвучал голос, и я опять получил по
челюсти чем-то блестящим.
- Три, - выдавил я.
- А где, вы сказали, остальные?
- В моем кабинете, в столе.
Снова металлический удар по лицу.
- Возможно, вы лжете, но я смогу проверить.
Передо мной маленькими красными огоньками сверкнули ключи.
- Души его, - продолжал голос.
Железные пальцы впились в мое горло. Я схватился за один из них и
попытался вывернуть.
- Прекрасно. Он учится, - комментировал все тот же мягкий голос.
Снова что-то тяжелое со свистом сверкнуло в воздухе и двинуло меня в
челюсть, точнее, в ту штуку, которая еще сегодня днем была моей челюстью.
- Отпусти его. Он приручен, - тихо сказал голос. Тяжелые сильные руки
исчезли, я рванулся вверх и попытался стоять ровно, не качаясь. Амтор
мечтательно улыбался. Он держал мой пистолет в своей изящной руке,
направив прямо мне в грудь.
- Я бы мог проучить вас, но для чего? Грязный, ничтожный человек в
грязном ничтожном мире, не так ли? - он улыбнулся очень красиво.
Я, собрав остатки сил, ударил в эту улыбку кулаком. Удар получился не
таким уж плохим. Он отшатнулся.
Кровь потекла из обеих ноздрей, он удержался на ногах, распрямился и
снова поднял пистолет.
- Сядьте, дитя мое, - любезно предложил он. - Скоро ко мне придут
посетители. Я так рад, что вы ударили меня. Такая встряска очень помогает.
Я нащупал табуретку, сел на нее и опустил отяжелевшую голову,
коснувшись щекой столика с белым шаром. Шар снова мягко сиял. Свет его
очаровывал меня. Прекрасный свет и обволакивающая тишина.
Похоже, я засыпал с окровавленным лицом на белом столе, а стройный
красивый дьявол с пистолетом смотрел на меня и улыбался.
- Все в порядке, - прогромыхал кто-то. - Хватит тянуть резину.
Я открыл глаза и сел.
- Пошли в другую комнату, приятель!
Я встал, как во сне. Пришли в приемную с окнами на всех стенах. За
окнами - ночная темень.
За столом сидела женщина с многочисленными кольцами на пальцах. Плотный
коротышка удобно устроился в кресле возле нее. Меня легонько подтолкнули.
- Садись здесь, приятель.
Стул был ровный, удобный, но у меня не было настроения рассиживаться
здесь. Женщина за столом громко читала книгу. Короткий пожилой человек с
усиками слушал ее с отсутствующим выражением лица.
Амтор стоял у окна, всматриваясь вдаль, где, должно быть, спокойно
дышал океан, где был иной, манящий, таинственный мир. Он смотрел на океан
так, будто любил его. Повернув голову, Амтор бегло глянул на меня. Я
заметил, что кровь с лица он смыл, но нос увеличился раза в два. Я
невольно улыбнулся, но тут же сморщился от боли, губы растрескались.
- Ты повеселился, приятель? - голос того, кто уже помог мне прийти
сюда. - Вижу, повеселился, - сказав это, он стал передо мной. Не
трепещущий по ветру цветок, а за двести фунтов весом детина с гнилыми, в
черных точках, зубами и голосом циркового зазывалы. Быстр в движениях,
крепок, словно всю жизнь питался сырым мясом.
Сам себе командир. Есть такие полицейские, которым наплевать на
дубинку, с ним она или нет. Но в глазах его гнездился юмор. Широко
расставив ноги, он держал мой бумажник и царапал его ногтем большого
пальца, как будто ему доставляло огромное удовольствие портить вещи.
- Частный детектив, а, приятель? Из большого грязного города, а? Дело о
вымогательстве, а?
Шляпа на затылке, видны пыльные каштановые волосы, потные и темные на
лбу. Смешливые глаза в красных жилках.
Я потрогал свое горло. Глотка болит, как будто побывала под катком. У
этого индейца пальцы из закаленной стали.
Смуглая женщина перестала читать и закрыла книгу. Пожилой человек с
седыми усами кивнул и подошел к типу, который со мной разговаривал.
- Фараоны? - спросил я, потирая подбородок.
- А ты как думал, приятель?
Полицейский юмор. У усатого коротышки один глаз немного косил и
выглядел подслеповато.
- Не из Лос-Анджелеса, - сказал я, глядя на усатого. За этот глаз его
бы в Лос-Анджелесе уволили.
Верзила полицейский вернул мне бумажник. Я просмотрел его содержимое.
Деньги на месте. Визитки тоже. Все осталось без изменения. Я удивился.
- Скажи что-нибудь, приятель, - сказал здоровяк. - Что-нибудь, что
заставит нас полюбить тебя.
- Верните мой пистолет.
Он задумался. Я видел, как он думал. Было впечатление, что ему
наступили на мозоль.
- О, ты хочешь получить свой пистолет, приятель? - Он искоса посмотрел
на усатого. - Он хочет пистолет, - объявил крепыш коротышке и снова
посмотрел на меня.
- А для чего тебе пистолет, приятель?
- Я хочу застрелить индейца.
- О, ты хочешь застрелить индейца, приятель.
- Да, всего-то одного индейца.
Он посмотрел на усатого и громогласно поведал ему:
- Этот парень очень крут. Он хочет застрелить индейца.
- Послушай, Хемингуэй, не повторяй за мной, - попросил я.
- Я думаю, парень свихнулся, - сказал здоровяк, - он только что назвал
меня Хемингуэем. Как полагаешь, у него все дома?
Усатый кусал сигару и молчал. Высокий красавчик Амтор медленно
отвернулся от окна и мягко произнес:
- Возможно, он просто немного расстроился.
- Я просто не вижу причины, зачем ему называть меня Хемингуэем, -
волновался большой полицейский. - Меня зовут не Хемингуэй.
Тот, что постарше, сказал:
- Я не видел пистолета.
Оба они посмотрели на Амтора. Амтор сказал:
- Он у меня. Я отдам его вам, мистер Блейн.
Гнилозубый здоровяк немного присел и склонился, дыша мне в лицо:
- Зачем ты назвал меня Хемингуэем, приятель?
- Не при дамах же об этом... - ответил я.
Он выпрямился и посмотрел на усатого. Тот кивнул, повернулся и вышел
через открывшуюся в стене дверь. Амтор последовал за ним.
Наступила тишина. Женщина смотрела на крышку стола и хмурилась.
Большой полицейский смотрел на мою правую бровь и удивленно качал
головой из стороны в сторону. Дверь снова открылась, и усатый вернулся с
моей шляпой в руке. Молча отдал ее мне. Также без слов вытащил из кармана
и протянул мне. По весу "кольта" я понял, что он без патронов. Я воткнул
его под мышку и встал. Гнилозубый сказал:
- Поехали отсюда, приятель. Может быть, ветерок подбодрит тебя.
- О'кей, Хемингуэй.
- Опять он за старое, - печально вздохнул здоровяк. - Называет меня
Хемингуэем, потому что, видите ли, дамы присутствуют.
Наконец-то прорезался голос и у усатого:
- Поторопись!
Здоровяк взял меня под руку, и мы подошли к маленькому лифту.
Пройдя по узкому коридору вниз к черной двери, мы оказались на улице.
Воздух был чист и свеж, туманные испарения океана не забирались на такую
высоту. Я глубоко дышал.
У дома стояла машина, обычный "седан" с частным номером. Здоровяк все
еще держал мою руку. Открыв переднюю дверцу, он пожаловался:
- Это, конечно, не высший класс, приятель, но ветерок приведет тебя в
порядок. Тебя пока все устраивает? Мне не хотелось бы делать то, что тебе
не нравится, приятель.
- Где индеец?
Он покачал головой и впихнул меня в машину.
- О, да, индеец, - сказал он. - Тебе надо убить его стрелой из лука.
Таков закон. А индеец на заднем сиденье.
Я оглянулся. Никого там не было.
- Черт, его здесь нет. Его, наверное, выкрали, - зубоскалил здоровяк и
вполне искренне возмущался: - Ну ничего нельзя оставить в незапертой
машине!
- Поторопись, - подал голос усатый и сел на заднее сиденье. Здоровяк
Хемингуэй обошел машину, втиснул свой живот между рулем и сиденьем, и
"седан" тронулся с места. Мы развернулись и поехали вниз по бетонке,
окаймленной кустами герани. Холодный ветер поднимался с океана. Издалека
мигали звезды, но они были очень высоко и ни о чем не говорили.
Мы доехали до поворота и без спешки покатили по бетонной горной дороге.
- Как ты добрался сюда без машины, приятель?
- Амтор за мной ее прислал.
- Для чего, приятель?
- Должно быть, он хотел меня видеть.
- Хороший парень, - констатировал Хемингуэй. - Все отлично понимает.
Он сплюнул через плечо и, крутанув баранкой, прекрасно вписался в
очередной поворот.
- Он говорил, что ты звонил ему по телефону, пытался забросить удочку.
Но он считает, что лучше заранее познакомиться с парнем, с которым
предстоит иметь дело. Поэтому он и послал свою машину.
- Конечно, если он собирался вызвать знакомых фараонов. И мне точно не
понадобилась моя машина, - сказал я. - О'кей, Хемингуэй.
- Ага, опять? О'кей! У Амтора под столом микрофон, секретарша
записывает весь разговор. И когда мы пришли, она прочитала его мистеру
Блейну.
Я повернулся и посмотрел на мистера Блейна. Он мирно курил сигару и не
взглянул на меня.
- Черта с два она записала наш разговор, - сказал я. - Скорее всего, у
них наготове лежат эти записи, которые они заранее делают для таких
случаев.
- Может быть, ты бы рассказал нам, зачем хотел видеть этого парня, -
вежливо предложил Хемингуэй.
- Вас не устраивает уцелевшая половина моего лица?
- Ах, нет. Мы не такие ребята, - сказал он с широкой улыбкой.
- Вы довольно хорошо знаете Амтора, не так ли, Хемингуэй?
- Мистер Блейн знает. Я только подчиняюсь приказам.
- Кто такой мистер Блейн?
- Это джентльмен, сидящий на заднем сиденье.
- А кроме того, что он на заднем сиденье, что-нибудь из себя
представляет?
- А как же, конечно. Все знают мистера Блейна.
- Хорошо, - сказал я, внезапно почувствовав усталость. Потом было еще
больше поворотов, больше тишины, больше темноты, больше бетона и больше
боли.
Хемингуэй, сказал:
- Сейчас мы среди парней, женщин нет, о твоей поездке к Амтору уже
надоело трепаться, но одно еще меня беспокоит. Что же значит этот твой
Хемингуэй?
- Шутка, - сказал я. - Старая, старая шутка.
- А кто такой Хемингуэй?
- Парень, который все время говорит об одном и том же, пока ты,
наконец, не начинаешь верить в то, что он абсолютно прав.
- На это уходит чертовски много времени, - сказал здоровяк. - Для
сыщика у тебя слишком сложные мозги. Ты ходишь со своими зубами?
- Да, всего несколько пломб.
- Ты чертовски везуч, приятель.
Человек на заднем сиденье произнес:
- Хорошо. Поверни здесь направо.
- Понял.
Хемингуэй повернул "седан" на узкую утрамбованную дорогу, проходившую
по самому краю склона горы. Мы проехали еще с милю. Казалось, в мире
существовал только запах полыни.
- Здесь, - сказал усатый.
Хемингуэй остановил машину и включил ручной тормоз. Он перегнулся через
меня и открыл дверь.
- Ну что ж. Было приятно познакомиться с тобой, приятель. Но, даст бог,
больше не увидимся. Вылезай!
- Я что, отсюда пешком пойду домой?
С заднего сиденья донеслось:
- Пошевеливайся.
- Да, ты отсюда пойдешь домой, приятель. Это тебя устраивает?
- Конечно. У меня будет время кое о чем поразмыслить. К примеру о том,
что вы, парни, не из лос-анджелесской полиции. Но один из вас полицейский,
а, может быть, и оба. Я бы сказал, что вы фараоны из Бэй Сити. Мне
интересно, почему вы работаете не на своей территории.
- Ты так говоришь, будто уже все это доказал, приятель.
- Спокойной ночи, Хемингуэй.
Он не ответил. Они оба молчали. Я начал выбираться из машины и поставил
ногу на подножку. Голова кружилась.
Человек на заднем сиденье сделал резкое движение, которое я скорее
почувствовал спиной, чем увидел. Океан тьмы разверзся подо мной, очень
глубокий, намного глубже самой черной ночи.
Я нырнул в него. Дна не было.
В комнате не продохнуть от дыма.
Он висел в воздухе тонкими линиями, как завеса из микроскопических
капелек. В этой комнате я никогда раньше не был. В ней всего два окна с
решетками.
Я был в подавленном состоянии и ни о чем не думал. И чувствовал себя
так, как будто проспал целый год. Но дым беспокоил меня. Я лежал на спине
и думал о нем. Прошло довольно много времени, прежде чем я сделал глубокий
вдох, от которого заболели легкие.
Я заорал:
- Пожар!
Это меня рассмешило. Не знаю, что в этом было веселого, но я начал
хохотать. Однако смех мне не понравился, Он звучал, как смех сумасшедшего.
Нового крика хватило, чтобы где-то снаружи раздались быстрые шаги.
Щелкнул замок, и дверь распахнулась. Человек впрыгнул в комнату и запер за
собой дверь. Его правая рука потянулась к бедру.
Человек был мал ростом и неимоверно толст. Одет в белый халат. Глаза
черные и какие-то плоские, с серыми выпуклостями вместо век. Странные
глаза.
Я повернул голову на жесткой подушке и зевнул.
- Не обращай внимания, парень. Вырвалось само, - миролюбиво сказал я,
Он стоял, зло глядя на меня, его правая рука нависла над бедром. Зеленое
злобное лицо, черные плоские глаза, кожа на руках в серых пятнах.
- Может быть, ты снова хочешь оказаться в смирительной рубашке? -
прорычал он.
- Все в порядке, парень. Я очень долго спал, сны видел. Где я?
- Где надо.
- Похоже, приятное заведение, - сказал я. - Учтивые люди, хороший
воздух. Я бы поспал еще немного.
- Так-то будет лучше, - проворчал он и вышел. Дверь захлопнулась.
Щелкнул замок. Шаги затихли.
Толстяк не убрал дым. Он все еще висел посреди комнаты, как занавеска.
Он не растворялся, не уплывал, не шевелился. В комнату откуда-то
прорывался воздух, пригодный для дыхания, я его чувствовал, но дыму было
все равно, Он висел серой сетью, сплетенной тысячей пауков. Меня
заинтересовало, как пауков заставили работать вместе?
Фланелевая пижама. Как в больнице округа. На пижаме никаких деталей, ни
одного лишнего стежка. Грубый материал, воротник натирает шею, которая еще
болит. Я начал вспоминать. В горле пекло, словно там дюжина ссадин. "А,
индеец! О'кей, Хемингуэй. Вы хотите стать детективом? Хорошо зарабатывать?
Всего девять простых уроков! По окончании обеспечиваем значком", - я
рассуждал. Значит, я еще не на том свете.
Горло болело, но пальцы, ощупывающие его, ничего не чувствовали.
Казалось, что вместо пальцев - связка бананов. Посмотрел на руки. Пальцы
как пальцы. Так себе.
Была ночь. За окнами чернел необъятный мир. Белая полусфера светильника
свисала на трех медных цепях в центре комнаты. Вдоль кромки светильника
чередовались оранжевые и голубые выступы. Я уставился на них, одурев от
дыма. Вдруг эти выступы стали раскрываться, как маленькие картофелины, и
из них повысовывались головы. Кукольные, крошечные, но живые головы. На
меня смотрело личико в капитанской фуражке, пушистая блондинка в
разрисованной шляпке и худой человек с криво висящим галстуком, похожий на
официанта в пляжном ресторанчике. Он открыл рот и ухмыльнулся:
- Вы бы хотели бифштекс с кровью или его дожарить, сэр?
Я закрыл глаза, зажмурился, а когда их снова открыл, то увидел только
светильник из поддельного фарфора, висящий на трех цепях.
Но дым все еще неподвижно висел в воздухе. Я взял простыню за уголок и
вытер пот со лба онемевшими пальцами. Сдурел. Совсем сошел с ума.
Я сел на кровати, осторожно опустил босые ноги и коснулся пола.
Почувствовалось покалывание иголок и булавок. "Галантерея налево, мадам.
Исключительно большие булавки направо". Ноги начали твердо чувствовать
пол. Я встал. Но слишком резко. Ноги подкосились, и я, тяжело дыша,
схватился за край кровати, а голос, исходивший откуда-то снизу, повторял
одно и то же: "У тебя белая горячка... у тебя белая горячка... у тебя
белая горячка".
Я сделал первые шаги. Мотало, как пьяного. На маленьком эмалированном
столике, расположенном между двумя зарешеченными окнами, стояла начатая
бутылка виски. Я пошел к ней. Несмотря ни на что, в мире много хороших
людей. Например, парень, оставивший мне полбутылки виски. У него такое же
большое сердце, как надувной спасательный жилет.
Я дошел до столика и, положив бесчувственные руки на бутылку, поднес ее
ко рту. При этом вспотел так, как будто поднял один конец моста "Золотые
Ворота".
Я пил долго с неаккуратной жадностью. Затем осторожно поставил бутылку
на место и обтер ладонью подбородок. У виски был необычный, очень терпкий
вкус. Пока я осознал, что у виски странный вкус, я успел заметить
умывальник, втиснутый в угол комнаты. Меня вырвало.
Время, однако, текло. Агония рвоты, шатание, полубессознательное
состояние, висение на краю раковины и жалкие потуги издать крик о помощи
остались в прошлом.
Полегчало. Я доковылял до кровати и повалился на спину. И снова стал,
тяжело дыша, рассматривать дым. Он теперь виделся каким-то нереальным,
неясным.
Может быть, его вовсе не было, а мне он только привиделся. В следующее
мгновение дым внезапно исчез, и свет из белой полусферы резко выделил
каждый предмет.
Я снова сел. Большой деревянный стул стоял у стены возле двери. Была
еще одна дверь кроме той, через которую входил человек в белом халате.
Дверь в кладовку, должно быть. И, может, там висят мои вещи. Линолеум,
покрывающий пол, разделен на серые и зеленые квадраты. Стены покрашены в
белый цвет. Чистая комната. Кровать, обычная больничная койка, только
немного пониже и с прикрепленными к ней широкими кожаными ремнями на
местах запястий и лодыжек.
Комната хороша. Но как из нее побыстрее убраться?
Сейчас я уже чувствовал все свое тело. Голова раскалывалась, горло
болело, рука ныла. Что приключилось с рукой, я не мог припомнить. Закатав
рукав пижамы, я рассеянно посмотрел на руку. От локтя до плеча она была
покрыта следами от уколов. Вокруг каждого укола красовалось маленькое
бесцветное пятнышко с двадцатипятицентовую монету.
Наркотики. Меня ими нашпиговали, чтобы я не шумел. Может быть, вкололи
скополамин, чтобы я стал разговорчив. Слишком много наркотиков. Все
зависит от того, как ты сделан. Если крепок, то можешь прийти в себя.
Галлюцинации постепенно пройдут.
Стало ясно, что означают решетки на окнах и ремни на кровати, откуда
взялись маленькие лица, голоса, дым.
Я снова встал, но ноги не держали. И я ударился о противоположную
стену. Это заставило, задыхаясь, снова лечь. Все тело зудело, и я исходил
потом. Я чувствовал, как на лбу рождались капли пота, затем они медленно
скользили по носу и попадали на губы. Мой язык глупо слизывал их.
Я сел еще раз, дотянулся ногами до пола и встал.
- О'кей, Марлоу, - сказал я себе сквозь зубы. - Ты крепкий парень.
Шесть футов железного человека. Сто девяносто фунтов без одежды и с умытым
лицом. Крепкие мышцы и стальная челюсть. Ты можешь все вынести. Тебя
дважды огрели по голове, душили, били по лицу до потери сознания. Тебя
накачали наркотиками и держали здесь, ожидая, когда ты станешь таким же
сумасшедшим, как два вальсирующих мышонка. Ну что ж, посмотрим, сможешь ли
ты сделать что-нибудь стоящее, например, надеть брюки.
Сколько прошло времени, я не знал. У меня не было часов. Сердце
прыгало, как испуганная кошка. Лучше лечь и заснуть. Лучше расслабиться на
некоторое время. "Ты в плохой форме, приятель. О'кей, Хемингуэй, я слаб. Я
не смог бы повалить вазы с цветами, не смог бы сломать спичку. Ничего. Я
спокоен. Я иду. Я крепок. Я ухожу отсюда". Но снова лег на кровать.
На четвертый раз получилось немного лучше. Я дважды пересек комнату,
подошел к раковине, промыл ее, наклонился и стал пить воду из ладоней.