Чергинец Николай. За секунду до выстрела

   Он часто приходил к Татьяне Андреевне и ее детям в их небольшую двухкомнатную квартиру, предоставленную им после гибели Мочалова, и подолгу сидел, не находя слов утешения. Алексей видел, как неожиданное горе надломило Татьяну Андреевну. Похудевшая, задумчивая, она часами отрешенно сидела молча.
   Как-то в воскресенье, когда Купрейчик вместе с женой были у Мочаловых, к нему подошел Ваня. Высокий, черноглазый, с упрямой складкой у рта, очень похожий на отца, он тихо сказал:
   — Алексей Васильевич, я бы хотел с вами поговорить. — И, не дожидаясь ответа, вышел в соседнюю комнату.
   Купрейчик пошел следом. Ваня прикрыл поплотнее дверь и посмотрел в глаза дяди:
   — Я хочу после школы пойти в милицию. Как вы на это смотрите? — И, не дав Купрейчику даже рта раскрыть, с жаром сказал: — Поймите, я обязан продолжить дело отца! Я хочу бороться с нечистью.
   Купрейчик обнял парня за плечи:
   — По-моему, ты правильно решил, Ваня. Оканчивай школу, готовься к этой нелегкой работе.
   В комнату вошла Татьяна Андреевна. Она сразу же поняла, о чем шла речь, и, обращаясь к сыну, сказала:
   — Что, опять ты за свое? Прекрати сейчас же! Не пущу я тебя в милицию.
   — Мамочка, не обижайся, но я впервые в жизни не послушаю тебя. Пойми, я еще при жизни папы так решил, и он меня поддержал. А сейчас я обязан работать в милиции. Это — цель моей жизни.
   Купрейчика назначили начальником отделения милиции, где раньше работал Мочалов. На плечи молодого начальника легли новые заботы.
   Алексей чувствовал, как внимательно присматриваются к нему подчиненные. Мочалова очень любили и уважали в отделении и нового начальника встретили с некоторой настороженностью. Купрейчик понимал, что только от него зависит, будет ли он пользоваться авторитетом у сотрудников. Коллектив был хороший. Дух Мочалова чувствовался: людей приучать к порядку и дисциплине не надо было. Купрейчик часто бывал в райкоме партии, откровенно рассказывал секретарю о своих трудностях, переживаниях и сомнениях. Секретарь райкома не жалел времени для нового начальника милиции, и это помогло ему быстрее освоиться на новом месте.
   Когда в город неожиданно приехал Славин, Купрейчик просил начальника управления направить его к нему в отделение. Но полковник, узнав, что Купрейчик и Славин двоюродные братья, не согласился. Так и оказались они в разных отделениях милиции, территории обслуживания которых граничили друг с другом. Алексей и Владимир виделись довольно часто. Разница в годах у них была небольшая, ну, а различие в звании и служебное положение роли для них не играли...
   Сегодня Купрейчик решил уйти домой не позже семи вечера. Причина была весомой: у Нади — день рождения, и Алексей обещал ей обязательно быть пораньше. В гости к себе они пригласили Мочаловых и Славиных.
   Купрейчик предупредил своего заместителя о том, что его вечером не будет, опечатал сейф и вышел из кабинета. В коридоре ему повстречался парень. Его лицо капитану показалось знакомым. Парень сказал:
   — Здравствуйте, я к вам!
   «Так это же сын Мани Жовель», — вспомнил Купрейчик.
   — Это ты, Толя? Здравствуй!
   Купрейчик вернулся в кабинет и предложил парню стул. В сердце болью отозвались недавние события. Маня Жовель не была причастна к деятельности банды Корунова, она помогла сотрудникам милиции, да и Толя в трудную для Купрейчика минуту показал себя молодцом, однако видеть сейчас его Алексею было тяжело. Пересилив себя, он сказал:
   — Слушаю тебя, Толя.
   — Меня мама к вам прислала. Меня двое хлопцев уговаривают сегодня ночью пойти с ними на «дело». Они хотят столовую обворовать. Там на ночь много денег остается.
   — Кто они?
   — Соседские. Ленька Коломиец и Сашка Андриевский. Они хлопцы неплохие, но у Леньки батька пьяница, а его друг, дядя Вася, в столовой этой работает. Вот дядя Вася и подговорил Леньку и Сашку. А им страшно, поэтому они меня с собой зовут. Я рассказал маме. Она мне и приказала разыскать вас. Мама просила, чтобы Леню и Сашу в тюрьму не садили. Они ребята хорошие, раньше о таких делах между ними даже разговора не было. В первый раз это они затеяли.
   — Я верю тебе, Толя.
   Купрейчик задумался. Он понимал, что Маня доверяет ему, иначе она не решилась бы на такой шаг. Понимал капитан и Толю, которого окружающие его взрослые люди учили быть скрытным, никому не рассказывать о том, что знает. И вот теперь этот паренек пришел в милицию сообщить о готовящейся краже. Капитан должен был проявить и такт, и понимание.
   Купрейчик спросил:
   — А этот дядя Вася собирается пойти с вами?
   — Не знаю. Но мне кажется, что нет. Он, наверное, хочет, чтобы мы украли деньги и отдали ему, а он нам за это заплатит.
   — Как его фамилия?
   — Не знаю. Об этом надо у отца Леньки спросить, они же дружат.
   — Кто еще знает дядю Васю?
   — Я совсем выпустил из виду: его хорошо знает Драбуш, дружок Прутова, у которого вы жили на квартире.
   Купрейчик вспомнил, как он сидел в компании Корунова, Прутова и его друзей, а в дом неожиданно вместе с Драбушем зашел Толя Жовель. Алексей не сдержался и спросил:
   — Толя, а что ты подумал, когда меня увидел у Прутова?
   — А, это когда мы с Драбушем за санками приходили? Мне сначала показалось, что вы и вправду вместе с ними, но потом вспомнил, что вы маме лекарство приносили, и еще то, что через три дня маму вызвали в райисполком и нам помощь оказали, а моих младших брата и сестру в школу-интернат устроили. Мы с мамой тогда догадались, что все это благодаря вам сделали. Я понимал, что вы не такой, как они. И если вы находитесь в их компании, то так, очевидно, надо. Поэтому ничего не сказал, решил, что мне лучше помолчать и сделать вид, что вас не знаю.
   — Смотри ты какой?! Соображаешь правильно.
   Капитан поблагодарил паренька за сообщение и сказал, что примет необходимые меры. Толя вышел, а Алексей снова вспомнил Мочалова. Это по его ходатайству многодетной матери Мане Жовель была оказана помощь.
   Купрейчик снял трубку с аппарата и пригласил к себе заместителя. Через несколько минут в дверях появился высокий подтянутый майор:
   — Звали, Алексей Васильевич?
   — Присаживайтесь, Марат Михайлович. — Купрейчик колебался, поручать ли заместителю такое дело. Характер у майора был крутой. Он считал, что любой человек, совершивший даже мелкое правонарушение, должен сидеть на скамье подсудимых. На вид опрятный, говоривший всегда правильные слова, Баранник на деле был высокомерен, заносчив и относился к людям бездушно, считал правильным только свое мнение. Эти качества и сыграли, очевидно, свою отрицательную роль, когда встал вопрос о замене Мочалова. Не любили майора и сотрудники. Но сейчас делать было нечего. Он вынужден был поручить довольно деликатное дело Бараннику. Купрейчик подробно рассказал ему, чего парень приходил в милицию.
   — Я хочу вас попросить, Марат Михайлович, внимательно разобраться с этим делом.
   — Все ясно, Алексей Васильевич, эту операцию я проведу лично. — В уме майор уже прикидывал, как все это будет выглядеть. Понял его мысли и Купрейчик. Его заместитель даже не подумал о том, чтобы не допустить хищения, а хотел схватить ребят на месте преступления и таким образом продемонстрировать всем, и в первую очередь начальству, что Баранника зря не назначили на более высокий пост. Лицо Купрейчика стало хмурым, он сухо спросил:
   — Как вы намерены действовать?
   — Очень просто. Возьму трех-четырех архаровцев, засяду возле столовой, и, когда преступники вылезут из нее с денежками, мы их и возьмем...
   — Но ведь они, Марат Михайлович, не преступники, а дети. И стоит ли нам из них делать преступников?
   — Милиция, уважаемый Алексей Васильевич, преступников не делает и преступления не порождает...
   — Если мы, работники милиции, будем так думать и поступать, то будем порождать или, по крайней мере, способствовать появлению преступников. Поэтому слушайте мой приказ: ваша задача состоит в том, чтобы послать людей к Коломийцу и Андриевскому, отобрать у ребят в присутствии их родителей объяснения. Я уверен, что они скажут правду. Необходимо установить данные этого дяди Васи и сразу доставить его в отделение. После этого мы с вами, если сможем доказать его вину в подготовке совершения преступления и вовлечении детей в преступную деятельность, возбудим против него уголовное дело.
   — А что будем делать с пацанами?
   — Ничего. Побеседуем с ними, предупредим родителей, и хватит.
   — Как это хватит? — возмутился Баранник и недоверчиво посмотрел на Купрейчика. — Что-то я вас не пойму, товарищ капитан! Знаете ли вы, что на фронте к тем, кто потакал врагу, применяли самые строгие меры воздействия, вплоть до крайней?..
   Удивительное спокойствие охватило вдруг обычно горячего Купрейчика. Он продолжал смотреть на своего заместителя, а сам почему-то помимо своей воли подумал: «Надо форму носить, а то все хожу в гражданском. Он даже не знает, что я воевал».
   — Перестаньте, майор, вы же ведь не были на фронте. Откуда вам знать, как там люди друг к другу относились. Я отменяю свой приказ. — Купрейчик увидел на лице майора явное удовлетворение. Тот, очевидно, по-своему понял его слова. — И отстраняю вас от выполнения этой, как вы назвали, операции и поручу ее другому. Вы свободны.
   Баранник встал и, высоко держа голову, вышел из кабинета. Купрейчик несколько минут смотрел на дверь, за которой исчез заместитель, и думал: «В том, что он был далеко от фронта, в тылу, конечно, не его воля. Но вот как мне с ним работать? Как доверять?» Капитан поднялся, вызвал начальника отделения уголовного розыска и поручил ему разобраться с делом ребят...
   Купрейчик шел домой с тяжелым чувством неудовлетворенности. «Вроде кто-то на меня ведро помоев выплеснул», — вяло думал он, шагая по еще залитой солнцем, зеленой улице.
   Но спустя несколько минут он, улыбаясь, войдет в дом и протянет жене, своей Надюше, цветы...

40
ЛЕЙТЕНАНТ СЛАВИН

   У занятых людей время всегда бежит быстро. Славину тоже не хватало рабочего дня. Даже ночью, приходя домой, Славин упрекал себя в том, что не успел чего-то сделать. Он старался как можно быстрее довести дело по ограблению Лазаркевич до конца. Установил и допросил десятки людей из тех, кто часто бывал в клубе строителей. Почти все они помнили Жору, который для оперативника уже стал какой-то мифической фигурой, так как далее его имени дело не шло. Никто не мог сказать, кто он и откуда. Славин и участковый инспектор Рогозин, на участке которого находился клуб строителей, вместе с Марушко и Бородько на протяжении недели объезжали вечерами клубы и танцевальные площадки, но Жора как сквозь землю провалился. Славин считал, что подозреваемый не мог уехать из города, в противном случае зачем ему угрожать Марушко.
   Владимир был у себя в кабинете, когда туда заглянул дежурный, тот пожилой старшина, которого все звали Степанычем, и сказал:
   — Славин, тебя к телефону дивчина какая-то просит.
   — А симпатичная? — весело спросил Подрезов.
   — Аж сердце замирает, — улыбнулся Подрезову старшина. — Она сначала тебя спрашивала, а я ей сказал, что тебя нет, и предложил ей Славина. Она помялась немного и согласилась.
   В дежурной комнате Владимир взял лежавшую на столе телефонную трубку:
   — Славин слушает вас!
   Он тут же услышал взволнованный девичий голос:
   — Товарищ Славин, здравствуйте! Вас беспокоит Лебедко, подруга Лазаркевич, помните такую?
   — Конечно, помню, Аня, здравствуйте! Слушаю вас.
   — Знаете, я встретила одну девушку. Она тоже хорошо знает того бандита, и мне кажется, что ее рассказ вас заинтересует.
   — Где она?
   — Вот, рядом со мной. Дать ей трубку?
   — Нет, погодите, как ее фамилия?
   — Сваткова.
   — Имя, отчество?
   — Лера... Валерия Леонидовна.
   — Так вот что, Аня, вы молодец, что позвонили! Я вас очень прошу, приезжайте вместе с ней сюда, в отделение.
   — Когда, сейчас?
   — Конечно, я вас жду.
   Было слышно, как Лебедко говорит о предложении Славина Сватковой.
   — Хорошо, едем.
   Потирая руки, Владимир вернулся в кабинет.
   Подрезов спросил:
   — Ну, кто там так рвался поговорить?
   Славин сообщил о звонке.
   — Что ж, дожидайся, а я пошел домой. Сегодня мне наш усатый разрешил побыть вечер с семьей.
   — Не усатый, а Петр Первый.
   — Почему Петр Первый?
   — А ты не обратил внимания, что он очень похож на царя?
   — Пожалуй, ты прав. Честное слово, прав! Значит, теперь он не усатый, а Петр Первый. Ну ладно, пока!
   — Будь здоров! Привет Юле.
   — Спасибо. Кстати, она мне напоминала, чтобы я тебя опять к нам в гости пригласил. Обещала, что голубцы еще вкуснее, чем тогда, будут...
   Вскоре в дверь постучали, и на пороге появилась Лебедко.
   — Можно?
   — Входите, входите, Аня.
   В кабинет несмело вошла Лебедко, а за нею темноволосая миловидная девушка. Славин пригласил их сесть, и Лебедко, кивнув головой на девушку, сказала:
   — Это Лера Сваткова. Мы с ней знакомы давно. Сегодня встретились, и... Ну, Лера, рассказывай...
   Сваткова, чуть заикаясь от волнения, заговорила:
   — Аня мне рассказала об Ире Лазаркевич. Так вот, со мной могло то же самое случиться. В апреле на танцах в Доме офицеров я познакомилась с этим Жорой.
   — А почему вы думаете, что это он? — спросил Славин.
   — Он, точно он! Все повадки его, одет так же. Только он тогда в кожаном пальто ходил. На этом пальто хорошо видны перешитые пуговицы, наверное, его раньше носил более худой человек. Он меня несколько раз провожал домой. Как-то мы заговорили об одежде. Собственно, он сам завел разговор на эту тему. На мой вопрос, где он работает, он засмеялся и говорит, что там, где имеются красивые вещи. В этот вечер он мне сказал, что если мне нужна модная одежда и обувь, то он может помочь. Я посоветовалась с мамой и решила купить себе лакированные туфли. Когда я ему сказала об этом, он засмеялся и говорит: «Зачем же из пушки по воробьям стрелять? Спроси у подруг, кому что нужно, бери деньги, подъедем на одну из моих баз и там все возьмем. Я ведь знаю вас, девчат: стоит одной появиться в новых туфлях, как все начнут приставать к тебе, чтобы достала такие же». Не понравился мне тогда этот разговор, и я передумала покупать. Он, наверное, почуял это, мы еще раза два встретились и больше не виделись.
   — Вы его еще где-нибудь встречали?
   — Видела. Он вместе с каким-то парнем однажды ехал в трамвае. Я вошла в вагон, а они в этот момент проходили мимо, о чем-то разговаривали и весело смеялись. Вышли они из трамвая на Долгобродской. Перешли улицу и пошли в сторону Комаровки. Когда трамвай поехал, то я увидела их снова. Они входили в подъезд большого дома.
   — Вы запомнили, в какой подъезд они вошли?
   — Да, запомнила. Я могу, если хотите, показать.
   — Больше нигде его не встречали?
   — Нет.
   — А как выглядел его знакомый?
   — Я его видела мельком, но если бы встретила, наверняка бы узнала. А вот Жору я запомнила хорошо. Если хотите, могу нарисовать.
   — Давайте, — задорно сказал Славин, — попробуйте! Вот вам бумага, карандаш, устраивайтесь поудобнее за столом и начинайте, а мы пока с Аней побеседуем.
   Славин сел за стол Подрезова, а Лебедко устроилась напротив. Владимир спросил:
   — Аня, как вы думаете, откуда у Ирины оказалось пять тысяч рублей?
   — Наверное, родители дали.
   — Нет, они видели, что у нее появилось более пяти тысяч рублей, но что это за деньги — не знают. Я вас хочу попросить, Аня, чтобы вы спросили, не давал ли кто-нибудь из девушек Ирине денег для покупки каких-либо вещей.
   — Вы считаете, что этот бандит предложил ей купить что-либо?
   — Да, считаю.
   — Хорошо, я поговорю с девчатами.
   — И еще. Постарайтесь найти как можно больше людей, кто знает в лицо Жору, а также тех, кому Ирина могла рассказать о нем.
   Скрипнула дверь, и Славин увидел сестру.
   — Володя, можно тебя на минутку?
   Славин извинился перед девушками и вышел в коридор, а Женя подала ему листок бумаги. Он развернул его и увидел, что это телеграмма. Прочитал и радостно взглянул на сестру:
   — Значит, приезжает?
   — Да, в семь тридцать утра. Можно я пойду вместе с тобой ее встречать?
   — Посмотрим. Ну, а теперь жми домой, сестренка, готовьтесь к встрече, а я пошел работать...
   В кабинете Сваткова как раз закончила рисовать.
   — Все, готово. Посмотрите!
   Лейтенант уже давно заучил приметы Жоры и мысленно представлял его лицо, но когда он взял рисунок, был сильно удивлен: парень выглядел именно так, как он и думал.
   — Вы молодчина, Лера. У меня к вам просьба. — Славин подошел к своему столу, выдвинул ящик, отыскал там две первые попавшиеся под руки фотографии молодых мужчин и показал их Сватковой:
   — Не могли бы вы нарисовать вот этих?
   — Сейчас?
   — Ага.
   — Если вам надо, то пожалуйста. Давайте еще бумагу.
   И девушка взялась за работу. Глядя на фотографии, она быстро нарисовала мужчин. Сходство было поразительным. Славин восхищенно смотрел на готовые рисунки и расхваливал девушку. А та, радостная и несколько смущенная, стояла у стола и не знала, куда деть свои руки.
   — Слушайте, Лера, если вдруг мне придется искать человека, которого со слов надо будет нарисовать, я буду обращаться к вам. Как вы на это смотрите?
   — Без энтузиазма, — улыбнулась девушка, — но если понадобится, всегда помогу.
   — Договорились. На прощание у меня к вам только одна просьба: если увидите Жору или узнаете что-либо о нем, позвоните мне.
   Девушки ушли, а Славин направился в дежурную часть.
   — Слушай, Степаныч, выручи меня. Пошли свой грузовик за двумя девушками.
   — Знаешь, парень, сегодня ты целый день только и возишься с молодыми девушками.
   — Я же по делу. Мне надо с ними срочно опознание провести.
   — Давай адреса, вижу, что все равно от тебя не отцепишься.
   Славин быстро написал адреса Бородько и Марушко, а сам вернулся в кабинет, достал бланки протоколов опознания личности по фотографии и, чтобы меньше терять времени, когда появятся девушки, начал заполнять их.
   Через полчаса девушки были доставлены в отделение. Первой Жору опознала Марушко. Владимир положил перед ней три рисунка. Она взглянула на них и сразу ткнула пальцем в тот, где был изображен Жора.
   — Вот он! Что, может, уже поймали?
   — Пока нет, но поймаем.
   Он быстро закончил все формальности и пригласил Бородько. Девушка тоже, не мешкая, уверенно указала на тот же рисунок.
   Оформив протокол, Славин обратился к обеим:
   — Девушки, посмотрите внимательно на этот рисунок. Может, здесь какой-нибудь детали не хватает?
   Девушки долго смотрели, но ничего дополнить не смогли. Славин поблагодарил их и отпустил, а сам снова пошел к старшине.
   — Степаныч, как только появится шофер, ты его направь в управление. — Он протянул рисунок, на котором был изображен Жора, старшине. — Там есть дежурный эксперт, пусть он быстро сфотографирует этот рисунок, и фотографии надо сегодня же развезти по всем отделениям. В пояснении надо писать, что этот преступник напал в лесу на гражданку Лазаркевич.
   — Слушай, Славин, — возмутился старшина, — ты что, думаешь, мне больше делать нечего и я буду целый день только твои вопросы решать: то девчат привези и отвези их обратно, то теперь в управление машину гони...
   — Подожди, Степаныч, — перебил его лейтенант, — привезти девушек — это была моя просьба, а вот что касается рисунка, то это — приказ. И не морщись, сам знаешь, что с такими вещами тянуть нельзя. Он сегодня может попасть в милицию за что-нибудь, и его спокойно отпустят. Ищи тогда ветра в поле. Ясно? — Славин в душе чертыхнулся: «Опять это горчаковское слово». Старшина уже не спорил. Взял рисунок, внимательно посмотрел на него, стараясь запомнить, и ответил:
   — Ясно, сделаем...

41
РИТА

   Славин, растерянный и счастливый, стоял на перроне и глядел на толпу прибывших и встречающих. Он боялся пропустить Риту. Рядом с букетом цветов стояла Женя. Она тоже напряженно всматривалась в лица девушек, пытаясь по тем чертам, которые она запомнила на фотографии, узнать гостью.
   Владимир увидел Риту. В руках у нее было два больших чемодана. Рита смотрела по сторонам и искала его. Владимир бросился к ней. Обнимая Риту, он прошептал ей на ухо:
   — Наконец-то. Я так тебя ждал, так ждал!
   Подбежала Женя, и девушки обнялись и поцеловались. Чемоданы отдали Володе, а сами шли весь путь впереди. Владимир шел следом и удивлялся, как могла Рита нести такие тяжелые чемоданы, которые ему даже за короткое время руки оторвали. Они сели в трамвай и вскоре были дома.
   Анастасия Георгиевна, вытирая счастливые слезы, говорила:
   — Как бы мне хотелось, чтобы сейчас здесь был отец!
   Когда все сидели за столом, Владимир спросил:
   — Рита, а как удалось уговорить начальство отпустить тебя?
   — Ой, и не спрашивай! Целую баталию выдержала, но добилась своего. Правда, наш начальник медотдела оказался молодцом. Уговаривал меня остаться, грозил, что не отпустит, а сам писал вышестоящему начальству рапорты с просьбой перевести меня на работу в Минск. Когда я об этом узнала перед отъездом, очень удивилась и растрогалась. Меня перевели сюда, сказали, что место в общежитии дадут.
   Владимир поднялся со своего места:
   — Вы продолжайте чаевничать, а я — на работу.
   — На какую работу? — возмутилась Женя. — Человек только приехал, а ты уже бросаешь его на произвол судьбы.
   — Ну, во-первых, не на произвол судьбы, а на попечение родных матери и сестры, а во-вторых, служба есть служба. Тем более, — он, как бы оправдываясь, взглянул на Риту, — у меня действительно неотложное дело, и медлить нельзя.
   Рита улыбнулась:
   — Ничего мы с ним, товарищи, не сделаем, пусть идет.
   Владимир вышел из дому и чуть не бегом направился в отделение, а Сваткова была уже там. Славин извинился за опоздание, и они сразу же направились к тому дому, в подъезд которого входил однажды Жора со своим знакомым.
   Девушка уверенно показала на подъезд:
   — Вот сюда они вошли.
   — Не ошибаетесь?
   — Нет, зрительная память у меня хорошая, не знаю почему, но мне хорошо запомнился этот подъезд.
   — Хорошо. Спасибо вам, Лера. Вы можете идти, а я побуду немного здесь.
   Славин прошел вдоль дома, вошел во двор. Чувствовалось, что жильцы здесь любят порядок. Ровными рядами были высажены деревца, зеленел кустарник, на аккуратных клумбах росли цветы. Как и предполагал Владимир, подъезд, на который указывала ему девушка, был проходным. Значит, Жора вместе с дружком мог войти в него с улицы и выйти во двор. Славин решил посмотреть, нельзя ли через двор пройти в другой. К его огорчению, оказалось, что можно. Двор хотя и был обнесен высоким забором, но в нем было несколько больших дыр, и Жора, если хорошо знает город, мог воспользоваться этим путем.
   «Предположим худшее, — думал старший оперуполномоченный, — Жора воспользовался подъездом, чтобы сократить путь. Из этого следует, что он входит в какой-то дом поблизости. Двор граничит с дворами двух домов, расположенных по улице Красной, а там — выход к Пугачевской улице. Но сейчас нужно обследовать этот дом, а точнее квартиры, находящиеся в подъезде. В доме шесть этажей. Надо посмотреть, сколько в подъезде квартир».
   Он вернулся к дому и вошел в подъезд. На первом этаже было четыре квартиры. Владимир поднялся на второй этаж — тоже четыре. Получалось, что в подъезде двадцать четыре квартиры.
   Славин направился в отделение. Выяснил, кто из участковых уполномоченных обслуживает этот дом, и зашел к Горчакову.
   Горчаков был человеком дела. Он выслушал Владимира и сразу же приказал дежурному разыскать лейтенанта Квашу. Кваша в это время оказался в отделении и через несколько минут уже был в кабинете Горчакова.
   Участковый был низкого роста, с кривыми ногами, а брюки-галифе и сапоги подчеркивали эти недостатки. Но Квашу это нисколько не огорчало. Он доказывал, что рожден для кавалерии, и требовал от начальства, чтобы за ним обязательно закрепили лошадь. Работал Кваша хорошо.
   Горчаков, топорща усы, обошел участкового и, глядя на него сверху, подмигивая Славину, ворчал:
   — Распустил ты, Кваша, бандюг у себя на участке, распустил... Да и людей не знаешь... это ясно, что не знаешь...
   — Как так, товарищ майор, людей не знаю? — попытался спорить Кваша, но начальник перебил его:
   — А ты не спорь, а то в аттестации напишу, что споришь с начальством.
   Кваша видел, что начальник в хорошем расположении духа, и, тоже подмигнув Славину, весело возразил:
   — Товарищ майор, а я помню, как неделю назад вы, распекая капитана Мальчукова, обещали ему в аттестации написать, что он до такой степени обленился, что даже перестал пререкаться с начальством. Подскажите, Семен Антонович, как мне быть, пререкаться с вами или не пререкаться?
   — Я тебе подскажу, я тебе подскажу... — продолжал кружить вокруг подчиненного майор. — Хороши у меня сотруднички: один пытается вспомнить, что когда, где начальник, — он поднял указательный палец, — кому-то сказал, другой дошел до того, что начальника с царем сравнивает.
   Славин хмыкнул: «Уже передали!»
   — Так это же только внешне, товарищ майор, — оправдывался он.
   — А почему внешне? Я не возражал бы на такого человека быть похожим и внутренне.