Страница:
— Когда они ушли?
Ротмистров задумался и, как показалось Славину, несколько смутился:
— Пожалуй, уже было поздновато, часа в два.
— Больше никого не было?
— Были еще мой шофер — женщина и один знакомый. Он, правда, пришел позже.
— Вы никого из них не подозреваете?
— Кто его знает... но, впрочем, если из них на кого и можно подумать, то только на моего знакомого, и то... как человек он вызывает уважение, воевал.
— Как его фамилия?
— Черт.
— Как-как?
— Черт.
Славин улыбнулся:
— И чего это Черт к священнику повадился в гости ходить? И часто он у вас бывал?
— Нет, не очень.
— Как звать его?
— Андреем Андреевичем.
— Почему вы считаете, что он мог похитить деньги?
— Понимаете... — архиепископ еще больше смутился. Чувствовалось, что эта тема смущала его, но делать было нечего, и он продолжал: — Цыбуля и Латюк — люди степенные, знаю я их давно. А вот что касается Черта, то мы познакомились недавно, он иногда приходил ко мне. Вчера мы — я, Цыбуля и Латюк, — немного выпили, и тут приходит Черт. Он был уже изрядно выпивши, но когда сказал, что у него день рождения, мы пригласили его к столу. После второй или третьей рюмки он совсем опьянел и начал шуметь. Но мы его успокоили и уложили спать. Утром, когда я проснулся, увидел, что Черт уже не спит, сидит у стола и слушает радиоприемник.
— Кто у вас шофер?
— Мумикова Зинаида Николаевна. Степенная женщина. Я ей верю, человек она честный, беременная.
Последняя фраза вызвала у Славина улыбку. Он подумал: «Ничего себе подтверждение честности».
— Шофер или гости ваши, кроме Черта, заходили в комнату, где деньги лежали?
— Нет.
Неожиданно Славин услышал голос Подрезова. Он подошел сзади, и Владимир Михайлович его сразу не заметил. Подрезов спросил, обращаясь к потерпевшему:
— А почему вы назвали не всех своих гостей?
— Как это не всех? — сделал удивленное лицо потерпевший.
— У вас же вчера дома и другие люди находились, может, я не прав?
Лицо Подрезова было непроницаемым, смотрел он на хозяина недоверчиво и строго.
Архиепископ смущенно перебирал пуговицы своего пиджака. В наступившей тишине было слышно, как в дальней комнате переговаривались сотрудники милиции. Наконец Ротмистров заговорил:
— Да, знаете, я как-то запамятовал. Ко мне действительно приходил проситель по поводу открытия церкви.
— Как его фамилия?
— Не помню. Но ни в одну из комнат он не заходил. Я с ним поговорил в прихожей, и он ушел.
— И больше никого не было?
Архиепископ был явно удручен этими вопросами. Ему очень не хотелось продолжать разговор, что, конечно, не ускользнуло от внимания сотрудников уголовного розыска. Славин видел, что Подрезову удалось что-то узнать, и начал активно помогать ему:
— Действительно, почему вы не хотите назвать всех, кто приходил к вам вчера? Вы же понимаете, насколько это важно для нас.
После непродолжительной паузы Ротмистров смущенно сказал:
— Ну, был здесь еще один мой знакомый. Но он тоже совершенно не причастен к этой истории. Я его очень уважаю как порядочного и честного человека, и поэтому мне будет крайне неприятно, если вы начнете его допрашивать.
— Как его фамилия?
— Фамилия? — переспросил Ротмистров. — Ах, фамилия?.. Гиллер Яков Самойлович. Честнейшей души человек. Поверьте мне, он не причастен.
— Он тоже причащался? — съязвил Подрезов.
Архиепископ удивленно поднял на него глаза. Подрезов пояснил:
— Я имею в виду, пил ли он тоже.
— Да, он тоже три стопки вина выпил.
— Где он работает и живет?
— Он не минчанин. Проживает в Москве, но адреса его я не имею.
— Где и кем он работает?
— Не знаю.
— Давно вы знакомы?
— Да. Я знал его еще до войны.
— С какой целью он приезжал к вам?
— Он в Минске проездом. В адресном столе узнал, где я живу.
— Где он остановился?
— Он уже уехал.
— Знаете его московский адрес?
— Нет.
Когда Славин задал этот вопрос, то уже был уверен, что Ротмистров ответит отрицательно. Он почувствовал, что потерпевший не хочет, чтобы сотрудники уголовного розыска заинтересовались Гиллером.
Славин кивнул Подрезову, и они вместе направились в спальню. Осмотр места происшествия уже заканчивался. Владимир Михайлович спросил эксперта:
— Нашли что-нибудь на ящиках, где деньги лежали?
— Да. На обоих ящиках много отпечатков пальцев и ладоней рук.
— Не сравнивали следы между собой?
— Нет, надо будет позже попотеть. — Старший лейтенант повернулся к следователю и спросил: — Ванин, сейчас будем откатывать руки жильцам квартиры или позже?
Следователь, очевидно, страдал одышкой, потому что прежде чем ответить, откинулся на спинку стула, несколько раз глотнул воздух и тихо ответил:
— Я думаю, что это надо сделать здесь. Мне все равно придется всех допрашивать, так что время есть. — Он повернулся к Славину: — Как ты считаешь, Владимир Михайлович?
— Чего ж тянуть, давайте сейчас.
Архиепископ, его домработница и понятые — средних лет женщина и пожилой мужчина — непонимающе переглянулись. Для них слова «откатывать руки» были непонятны, и Славин, видя это, пояснил:
— Нам надо сделать отпечатки рук всех жильцов квартиры. Это необходимо для того, чтобы исключить следы, оставленные ими на выдвижных ящиках, где лежали деньги.
Архиепископ поспешно закивал головой:
— Да, да, пожалуйста.
Славин понимал, что времени терять нельзя. Он не стал дожидаться, пока будут закончены составление протокола осмотра места происшествия, допросы и работа эксперта, вызвал из квартиры Подрезова. Прямо во дворе договорились, что Подрезов берет на себя проверку Гиллера, а Славин — Черта, и разошлись.
Владимир Михайлович сразу же поехал к себе в отдел. Позвонил домой. Услышав веселый голос жены, спросил:
— Чем занимаетесь, домашние?
— Ждем главу семейства.
— Обед готов?
— Разумеется.
— Обедайте без меня.
— Случилось что-то? — забеспокоилась Рита.
Владимир Михайлович объяснил причину задержки, положил трубку и сразу же пригласил к себе оперуполномоченного уголовного розыска Петрова.
Славин поручил Петрову разыскать и доставить в отдел Черта, а сам позвонил Купрейчику. Полковник уже был в своем кабинете. Выслушав Славина, сказал:
— Надеюсь, что с этой кражей разберешься быстро. Я собираюсь в отпуск, так что пожелай мне хорошего отдыха. И еще. Я к тебе направляю пополнение — выпускника специальной средней школы милиции. Он скоро будет у тебя. Доложи Горчакову, представь его и вводи парня в курс дела.
— Хорошо, будет сделано.
Купрейчик помолчал немного, словно раздумывая о чем-то, а затем каким-то надтреснутым, необычным голосом спросил:
— А почему ты не интересуешься, кого мы тебе даем?
— Не все ли равно? Я же не знаю выпускников.
— Ошибаешься, дорогой, — Купрейчик выждал немного. — К тебе направлен лейтенант Иван Петрович Мочалов.
— Что?! — Славин подскочил на стуле. — Неужели Ваня? Уже окончил школу?
— А кто же, конечно, он! Как видишь, окончил. Парень стал на место отца, как и обещал.
Славин положил на аппарат трубку и стал взволнованно ходить по кабинету. Новость, которую только что сообщил ему Купрейчик, всколыхнула в памяти все, что было связано с Мочаловым. «Вот и сын Петра Петровича вырос. Ваня оказался настойчивым парнем. И вот он — офицер милиции. Сколько лет я его не видел? Узнаю ли? — подумал Славин. — Как там Татьяна Андреевна? Теперь, когда вернулся Ваня, ей будет легче». Владимир Михайлович вспомнил, когда он с Ритой в последний раз был у Мочаловой. Татьяна Андреевна только оправилась после болезни. Снова с головой ушла в работу, да и домашние дела отнимали немало сил и времени. И Купрейчик с женой часто навещали Татьяну Андреевну и поддерживали как могли.
Из задумчивости Славина вывел негромкий стук в дверь. В кабинет вошел высокий, широкоплечий, черноглазый лейтенант. Он приложил руку к фуражке:
— Товарищ капитан, лейтенант милиции Мочалов прибыл для прохождения службы...
49
50
Ротмистров задумался и, как показалось Славину, несколько смутился:
— Пожалуй, уже было поздновато, часа в два.
— Больше никого не было?
— Были еще мой шофер — женщина и один знакомый. Он, правда, пришел позже.
— Вы никого из них не подозреваете?
— Кто его знает... но, впрочем, если из них на кого и можно подумать, то только на моего знакомого, и то... как человек он вызывает уважение, воевал.
— Как его фамилия?
— Черт.
— Как-как?
— Черт.
Славин улыбнулся:
— И чего это Черт к священнику повадился в гости ходить? И часто он у вас бывал?
— Нет, не очень.
— Как звать его?
— Андреем Андреевичем.
— Почему вы считаете, что он мог похитить деньги?
— Понимаете... — архиепископ еще больше смутился. Чувствовалось, что эта тема смущала его, но делать было нечего, и он продолжал: — Цыбуля и Латюк — люди степенные, знаю я их давно. А вот что касается Черта, то мы познакомились недавно, он иногда приходил ко мне. Вчера мы — я, Цыбуля и Латюк, — немного выпили, и тут приходит Черт. Он был уже изрядно выпивши, но когда сказал, что у него день рождения, мы пригласили его к столу. После второй или третьей рюмки он совсем опьянел и начал шуметь. Но мы его успокоили и уложили спать. Утром, когда я проснулся, увидел, что Черт уже не спит, сидит у стола и слушает радиоприемник.
— Кто у вас шофер?
— Мумикова Зинаида Николаевна. Степенная женщина. Я ей верю, человек она честный, беременная.
Последняя фраза вызвала у Славина улыбку. Он подумал: «Ничего себе подтверждение честности».
— Шофер или гости ваши, кроме Черта, заходили в комнату, где деньги лежали?
— Нет.
Неожиданно Славин услышал голос Подрезова. Он подошел сзади, и Владимир Михайлович его сразу не заметил. Подрезов спросил, обращаясь к потерпевшему:
— А почему вы назвали не всех своих гостей?
— Как это не всех? — сделал удивленное лицо потерпевший.
— У вас же вчера дома и другие люди находились, может, я не прав?
Лицо Подрезова было непроницаемым, смотрел он на хозяина недоверчиво и строго.
Архиепископ смущенно перебирал пуговицы своего пиджака. В наступившей тишине было слышно, как в дальней комнате переговаривались сотрудники милиции. Наконец Ротмистров заговорил:
— Да, знаете, я как-то запамятовал. Ко мне действительно приходил проситель по поводу открытия церкви.
— Как его фамилия?
— Не помню. Но ни в одну из комнат он не заходил. Я с ним поговорил в прихожей, и он ушел.
— И больше никого не было?
Архиепископ был явно удручен этими вопросами. Ему очень не хотелось продолжать разговор, что, конечно, не ускользнуло от внимания сотрудников уголовного розыска. Славин видел, что Подрезову удалось что-то узнать, и начал активно помогать ему:
— Действительно, почему вы не хотите назвать всех, кто приходил к вам вчера? Вы же понимаете, насколько это важно для нас.
После непродолжительной паузы Ротмистров смущенно сказал:
— Ну, был здесь еще один мой знакомый. Но он тоже совершенно не причастен к этой истории. Я его очень уважаю как порядочного и честного человека, и поэтому мне будет крайне неприятно, если вы начнете его допрашивать.
— Как его фамилия?
— Фамилия? — переспросил Ротмистров. — Ах, фамилия?.. Гиллер Яков Самойлович. Честнейшей души человек. Поверьте мне, он не причастен.
— Он тоже причащался? — съязвил Подрезов.
Архиепископ удивленно поднял на него глаза. Подрезов пояснил:
— Я имею в виду, пил ли он тоже.
— Да, он тоже три стопки вина выпил.
— Где он работает и живет?
— Он не минчанин. Проживает в Москве, но адреса его я не имею.
— Где и кем он работает?
— Не знаю.
— Давно вы знакомы?
— Да. Я знал его еще до войны.
— С какой целью он приезжал к вам?
— Он в Минске проездом. В адресном столе узнал, где я живу.
— Где он остановился?
— Он уже уехал.
— Знаете его московский адрес?
— Нет.
Когда Славин задал этот вопрос, то уже был уверен, что Ротмистров ответит отрицательно. Он почувствовал, что потерпевший не хочет, чтобы сотрудники уголовного розыска заинтересовались Гиллером.
Славин кивнул Подрезову, и они вместе направились в спальню. Осмотр места происшествия уже заканчивался. Владимир Михайлович спросил эксперта:
— Нашли что-нибудь на ящиках, где деньги лежали?
— Да. На обоих ящиках много отпечатков пальцев и ладоней рук.
— Не сравнивали следы между собой?
— Нет, надо будет позже попотеть. — Старший лейтенант повернулся к следователю и спросил: — Ванин, сейчас будем откатывать руки жильцам квартиры или позже?
Следователь, очевидно, страдал одышкой, потому что прежде чем ответить, откинулся на спинку стула, несколько раз глотнул воздух и тихо ответил:
— Я думаю, что это надо сделать здесь. Мне все равно придется всех допрашивать, так что время есть. — Он повернулся к Славину: — Как ты считаешь, Владимир Михайлович?
— Чего ж тянуть, давайте сейчас.
Архиепископ, его домработница и понятые — средних лет женщина и пожилой мужчина — непонимающе переглянулись. Для них слова «откатывать руки» были непонятны, и Славин, видя это, пояснил:
— Нам надо сделать отпечатки рук всех жильцов квартиры. Это необходимо для того, чтобы исключить следы, оставленные ими на выдвижных ящиках, где лежали деньги.
Архиепископ поспешно закивал головой:
— Да, да, пожалуйста.
Славин понимал, что времени терять нельзя. Он не стал дожидаться, пока будут закончены составление протокола осмотра места происшествия, допросы и работа эксперта, вызвал из квартиры Подрезова. Прямо во дворе договорились, что Подрезов берет на себя проверку Гиллера, а Славин — Черта, и разошлись.
Владимир Михайлович сразу же поехал к себе в отдел. Позвонил домой. Услышав веселый голос жены, спросил:
— Чем занимаетесь, домашние?
— Ждем главу семейства.
— Обед готов?
— Разумеется.
— Обедайте без меня.
— Случилось что-то? — забеспокоилась Рита.
Владимир Михайлович объяснил причину задержки, положил трубку и сразу же пригласил к себе оперуполномоченного уголовного розыска Петрова.
Славин поручил Петрову разыскать и доставить в отдел Черта, а сам позвонил Купрейчику. Полковник уже был в своем кабинете. Выслушав Славина, сказал:
— Надеюсь, что с этой кражей разберешься быстро. Я собираюсь в отпуск, так что пожелай мне хорошего отдыха. И еще. Я к тебе направляю пополнение — выпускника специальной средней школы милиции. Он скоро будет у тебя. Доложи Горчакову, представь его и вводи парня в курс дела.
— Хорошо, будет сделано.
Купрейчик помолчал немного, словно раздумывая о чем-то, а затем каким-то надтреснутым, необычным голосом спросил:
— А почему ты не интересуешься, кого мы тебе даем?
— Не все ли равно? Я же не знаю выпускников.
— Ошибаешься, дорогой, — Купрейчик выждал немного. — К тебе направлен лейтенант Иван Петрович Мочалов.
— Что?! — Славин подскочил на стуле. — Неужели Ваня? Уже окончил школу?
— А кто же, конечно, он! Как видишь, окончил. Парень стал на место отца, как и обещал.
Славин положил на аппарат трубку и стал взволнованно ходить по кабинету. Новость, которую только что сообщил ему Купрейчик, всколыхнула в памяти все, что было связано с Мочаловым. «Вот и сын Петра Петровича вырос. Ваня оказался настойчивым парнем. И вот он — офицер милиции. Сколько лет я его не видел? Узнаю ли? — подумал Славин. — Как там Татьяна Андреевна? Теперь, когда вернулся Ваня, ей будет легче». Владимир Михайлович вспомнил, когда он с Ритой в последний раз был у Мочаловой. Татьяна Андреевна только оправилась после болезни. Снова с головой ушла в работу, да и домашние дела отнимали немало сил и времени. И Купрейчик с женой часто навещали Татьяну Андреевну и поддерживали как могли.
Из задумчивости Славина вывел негромкий стук в дверь. В кабинет вошел высокий, широкоплечий, черноглазый лейтенант. Он приложил руку к фуражке:
— Товарищ капитан, лейтенант милиции Мочалов прибыл для прохождения службы...
49
МАЙОР ПОДРЕЗОВ
Подрезов искал Гиллера. Он позвонил во все гостиницы, и в «Беларуси» ему сказали, что Гиллер Яков Самойлович действительно проживал в этой гостинице и два часа назад выписался. Подрезов сразу же поехал к Ротмистрову. Тот был дома, и когда открыл дверь, перед майором предстал бедно и небрежно одетый человек. Подрезов сразу даже не узнал в нем потерпевшего. Но Ротмистров смущенно произнес:
— Извините меня за такой наряд, я занимаюсь домашними делами.
Майор, проходя мимо дверей, ведущих в кухню, увидел там на полу различные инструменты, куски фанеры и железа. Хозяин поспешно прикрыл дверь и пригласил Подрезова в комнату. Здесь было уютно и прохладно. После жаркой, солнечной улицы Подрезов облегченно вздохнул, сел и сразу же приступил к делу:
— Я хочу у вас уточнить кое-что в отношении Гиллера. Вы не знаете, когда он уехал?
— Вчера.
— Куда?
— Говорил, что домой, в Москву.
— Как он выглядит?
Ротмистров, запинаясь, начал обрисовывать своего знакомого:
— Ему сорок пять или сорок шесть лет... высокий... человек средней полноты... женатый... у него двое детей.
— Какие у него волосы?
— Темно-русые.
— Глаза?
— Голубые.
— Как одет?
— Белые полуботинки, светлые брюки...
— Рубашка?
— Светлая такая... в полосочку... с карманом.
— Какое у него лицо?
— Круглое, полное.
— Ясно. А вы точно знаете, что он вчера уехал? Может, я еще смогу застать его здесь?
— Нет-нет. Он точно вчера уехал. Я даже билет на поезд у него видел.
«Что-то здесь не так, — думал майор, — Ротмистров не хочет говорить о Гиллере. Почему?»
— Вы уверены, что Гиллер не может быть причастен к краже?
— О, конечно! Я это твердо знаю и не хочу, чтобы его даже допрашивали.
— Поэтому вы не хотите, чтобы мы с ним встретились даже как с подозреваемым?
— Скрывать не стану, да.
— Ну, что ж, — Подрезов поднялся, — это ваше дело. Но мне неясно одно. Вы сказали, что он уехал вчера, и даже видели у него на вчерашнее число билет на поезд. Как же тогда понять, что он выписался из гостиницы «Беларусь» несколько часов назад?
— Сегодня?
— Конечно.
— Странно... а вы не ошибаетесь?
— Разве только в том случае, если в гостинице «Беларусь» проживал еще один Гиллер Яков Самойлович.
Архиепископ был явно смущен, но Подрезов не стал больше задерживаться. На улице жара, казалось, стала еще больше. Алексей Станиславович не смог пройти мимо тележки с газированной водой. Залпом осушил два стакана холодной воды и быстро пошел в сторону гостиницы. Продавщица газировки бросила две однокопеечные монеты в открытую банку из-под монпансье, недовольно проворчала: «Пить хочет, а на сироп денег жалеет. Ему лучше два стакана чистой воды, чем один с сиропом». Она зевнула и отвернулась в сторону кинотеатра «Первый», откуда вскоре должны были появиться зрители, которые, конечно, сразу же окружат тележку с газированной водой.
А Подрезов быстро шагал по улице имени Володарского. В гостинице он сразу же обратился к администратору. Представился и попросил показать ему карточку, заполненную Гиллером. Через несколько минут он держал в руках эту карточку и недоуменно всматривался в написанное, где говорилось, что Гиллер Яков Самойлович приехал в Минск из Киева, где в настоящее время и проживает. Майор быстро записал его адрес, номер паспорта, где, кем и когда он был выдан, спросил у администратора:
— Кто из ваших работников видел Гиллера в лицо?
— Кто? Наверняка дежурная по этажу. — Администратор взглянула на карточку и добавила: — Он жил на третьем этаже, пройдите туда, дежурная там.
Подрезов поднялся на третий этаж и сразу увидел дежурную. Она сидела за небольшим письменным столом и, надев очки, читала какую-то потрепанную книгу. Подрезов поздоровался и сказал:
— Я — из милиции. Меня к вам администратор прислала. В тридцать четвертом номере жил Гиллер. Он сегодня выписался из гостиницы.
— В тридцать четвертом? Да, один из жильцов сегодня перед обедом действительно выписался. — Она заглянула в журнал, лежавший под книгой, и сказала: — Его фамилия Гиллер Я.С.
— Вы помните его?
— Да, конечно.
— Расскажите, как он выглядит.
Женщина сняла очки, не спеша, подробно описала внешность бывшего жильца. Приметы совпадали. Подрезов спросил:
— У него вещи были с собой?
— Кто его знает. Но чемодан большой, видать тяжелый, он унес.
— Какого цвета чемодан?
— Он в сером чехле был, так что я не видела, какого он цвета.
— Что еще в руках у него было?
— Больше ничего. Он с трудом чемодан вниз по лестнице понес.
— Сколько дней он здесь жил?
Дежурная опять заглянула в свой журнал:
— Четыре дня.
— Приходил кто-нибудь к нему в номер?
— На моем дежурстве нет.
Подрезов поблагодарил дежурную и чуть не бегом бросился вниз. Он спешил на вокзал, а в голове возникали вопросы: «Почему архиепископ сказал, что Гиллер проживает в Москве? Что это, попытка увести нас в сторону? А может, Гиллер ему соврал? Но в то же время Ротмистров сказал, что Гиллер проживал в гостинице. Ладно, это выясню позже. Сейчас главное уточнить, уехал ли Гиллер из Минска».
На вокзале у окошка справочной толпилось много людей, и Подрезов сразу же начал искать милиционера. Но в зале его не было. Алексей Станиславович вышел на перрон и увидел сержанта и старшину. Подрезов подошел и легонько тронул за рукав старшину:
— Товарищ старшина, можно вас на минутку?
Подрезов показал свое удостоверение и попросил:
— Как можно быстрее выясните, когда ушел последний поезд на Киев и когда пойдет ближайший.
Старшина, лет тридцати мужчина, четко козырнул, сказал «есть» и бросился к вокзалу. Подрезов не торопясь пошел следом.
Старшина вернулся быстро и доложил:
— Последний поезд сегодня на Киев ушел в девять сорок семь. Следующий пойдет в семнадцать двадцать.
— Спасибо, — обрадованно сказал майор. — Сколько человек сегодня у вас дежурит на перроне и в здании вокзала?
— Три.
— Кто старший?
— А вы, товарищ майор, лучше обратитесь к дежурному. Вход в отделение с торца здания. Если вам надо кого-либо задержать, то он может выделить еще людей.
Подрезов пошел вдоль здания ко входу в отделение. До отхода поезда оставалось чуть больше часа, и времени еще достаточно, чтобы организовать проверку пассажиров.
В маленькой душной комнатушке было трое: старший лейтенант с повязкой дежурного на рукаве и двое в штатском, которые играли в шашки. Подрезов представился дежурному и рассказал о цели своего прихода. Тому, очевидно, было не впервой оказывать помощь и действовать немедленно. Он деловито взглянул на часы:
— Шестнадцать пятнадцать. Поезд будет подан на посадку через полчаса. Сейчас создадим группу, вы проинструктируйте, и приступим к поиску. — Он повернулся к играющим в шашки: — Жучков, позови наших милиционеров с перрона.
Жучков — высокий молодой парень — с сожалением посмотрел на доску, где его позиция имела преимущество, и молча вышел.
Через несколько минут на скамейке, с которой убрали шашки, сидело пятеро: три милиционера и двое в штатском. Подрезов уже понял, что молодые парни в штатском — оперативные работники. Не теряя времени, майор указал приметы нужного ему человека, а дежурный определил, где должен находиться каждый сотрудник. Когда люди ушли, дежурный сказал:
— А вам, товарищ майор, я посоветовал бы стать на переходном мосту. Середина поезда как раз будет под ним, и вы сможете с высоты хорошо просматривать весь эшелон. И после задержания моим хлопцам не придется долго вас искать.
— Вы правы. Спасибо. Я пошел на мост.
Он поднялся по деревянным ступеням на переходной мост. Поезд подадут к первой платформе, где постепенно скапливались пассажиры.
Сверху действительно было хорошо видно. Алексей Станиславович сразу же увидел милиционеров. Им было приказано находиться на перроне. Одному оперативнику — в вокзале, второму — у ворот, через которые часть пассажиров проходила на перрон.
Подрезов в который раз мысленно повторял приметы Гиллера: высокий, волосы темно-русые, одет в светлые брюки, светлую рубашку, белые туфли. Должен иметь при себе большой чемодан в сером чехле.
Вот и поезд. Паровоз, подавая частые гудки и сильно дымя, медленно тянул за собой состав. Подрезов сделал несколько шагов в сторону, чтобы не оказаться в клубах дыма. Как только состав остановился, люди бросились к вагонам, у которых сразу же образовалась толчея.
«Не зря же Гиллер выписался из гостиницы сегодня. Наверняка намерен уехать. Вот только куда? Если в Киев, то скорее всего этим поездом. Как бы только не прозевать его в этой толчее!» — беспокойно подумал Подрезов и тут же увидел, что внизу от моста, на котором он стоял, к вагонам шел человек, по приметам похожий на Гиллера. В правой руке он держал большой чемодан в сером чехле. «Он!» К этому человеку подошел старшина милиции. Подрезов бросился вниз. Когда оказался на платформе, взглянул на часы: до отхода поезда оставалось семнадцать минут. За это время ему надо успеть проверить человека. Подрезов взглянул на задержанного и понял, что это Гиллер, но на всякий случай спросил:
— Ваша фамилия?
— Гиллер... Гиллер Яков Самойлович. А в чем дело? Почему вы меня задерживаете?
— Сейчас узнаете, — ответил Подрезов. — Пройдемте в отделение, нам надо с вами поговорить.
— Но я же спешу на поезд.
— Поэтому давайте побыстрее пойдем, чтобы не терять времени.
К ним подошел один из оперативников. Он взял чемодан, и все вместе направились к отделению. Подрезов беспокойно посмотрел на часы. Оставалось пятнадцать минут.
В отделении милиции майор спросил у Гиллера:
— Что у вас в чемодане?
— Разные вещи...
— Откройте.
— Да, но я же опоздаю на поезд.
— Не тяните время, Яков Самойлович.
Гиллер неохотно открыл чемодан. Он был набит женскими перламутровыми резиновыми сапожками. Они только входили в моду, и в магазине их купить было трудно, зато на рынках спекулянты за них брали втридорога.
— Зачем вам столько сапог? — спросил Подрезов.
— Мне надо для... знакомых, у меня родственников много... меня попросили.
Видя растерянность Гиллера, Подрезов задал ему главный вопрос прямо в лоб:
— Яков Самойлович, зачем вам понадобились деньги?
— Какие деньги?
— Которые вы взяли у архиепископа.
Интуитивно Подрезов чувствовал, что он на правильном пути, и уверенно наступал на Гиллера:
— Ну, не тяните время, я жду. Где они?
— Вы, наверное, имеете в виду деньги, которые мне одолжил поддьяк Борис.
— Когда он вам одолжил?
— Позавчера, вернее, в ночь на вчерашний день.
Подрезову хотелось спросить, какую сумму ему одолжил поддьяк, но, боясь спугнуть Гиллера, он задал другой вопрос:
— Сколько у вас осталось денег от той суммы?
— Все тридцать тысяч. Я на них ничего не покупал.
— Где взял деньги поддьяк?
— Он сказал, что деньги принадлежат патриархии. Я их обещал через две недели вернуть.
— При каких обстоятельствах он вам дал деньги?
— Мы выпили немного, и когда я поближе познакомился с поддьяком, то рассказал ему, что можно заработать, но для этого нужны деньги. Он завел меня в спальню и достал из ящика стола тридцать тысяч...
— Вы забыли уточнить, где это происходило.
— Это было в квартире давнишнего моего знакомого Ротмистрова. Он сейчас шишка — архиепископ.
Подрезов взял у Гиллера билет и протянул его дежурному:
— Попросите в кассе, если можно, пусть выплатят за него деньги. — И повернулся к Гиллеру: — Ну, где эти тридцать тысяч?
— В сапогах, — кивнул тот головой на чемодан. — Я их туда спрятал от греха подальше.
— Какого греха?
— Ну, чтобы не украли. Знаете, на поездах разные люди ездят.
— Это, конечно, вам виднее, — сказал Подрезов, а сам потянулся к телефону и попросил дежурного по управлению прислать за ним машину, а заодно позвонил и Славину, предлагая ему приехать туда. После этого майор поблагодарил своих коллег за помощь и предложил Гиллеру:
— Закрывайте чемодан, берите его и поедем в управление милиции. Там будем разбираться.
Гиллер тяжело вздохнул и чуть слышно пробормотал:
— Знаете, как надоел мне этот ОБХСС?
— Это почему же? — усмехнулся Подрезов, мысленно укоряя себя, что в спешке он так и не представился Гиллеру.
Подрезов не стал больше задавать вопросов, так как справедливо полагал, что один из них может оказаться лишним и испортить все дело...
К концу дня все прояснилось. Оказалось, что Гиллер — опытный спекулянт, ранее трижды судимый. Прибыв в Минск, он разыскал Ротмистрова, с которым был знаком еще до войны. Через Ротмистрова познакомился с поддьяком Латюком. Тот через своих знакомых помог ему в магазинах купить пятьдесят пар перламутровых сапог, которые Гиллер хотел по спекулятивным ценам продать на Украине. Когда Латюк и Гиллер снова встретились у Ротмистрова, хорошенько выпили, Гиллер смог уговорить поддьяка одолжить ему тридцать тысяч рублей, за которые пообещал отдать сорок пять. Поддьяк, зная, что в столе у архиепископа лежат сто тридцать тысяч, договорился с Гиллером, что он вернет деньги не позже чем через две недели, и дал ему тридцать тысяч. Уж слишком заманчивой была мысль получить за услугу пятнадцать тысяч рублей. Конечно, об этом Латюк сразу Ротмистрову не сказал, но когда оставшиеся деньги пропали из стола, он, считая вором Гиллера, упал на колени перед архиепископом и признался в своем грехе.
Ротмистров же не хотел, чтобы об этом позорном случае узнали, и приказал поддьяку молчать.
Ротмистрову и Латюку, приглашенным в милицию, ничего не оставалось делать, как рассказать на этот раз всю правду. Каково же было удивление архиепископа, когда он узнал, чем в действительности занимается Гиллер и где он в самом деле проживает.
Он достал из бумажника клочок бумаги, на котором был написан московский адрес Гиллера, и протянул его Славину:
— Вот, посмотрите адрес, он написал его сам.
Славин спросил у Гиллера:
— Как это понимать?
Тот ухмыльнулся:
— Как есть. Не мог же я назвать свой настоящий адрес.
Славин снова обратился к Ротмистрову:
— Откуда вам было известно, что Гиллер проживал в гостинице?
— Когда он доставал из кармана расческу, то случайно обронил какую-то бумажку. Я поднял ее и увидел, что это квитанция гостиницы. Значения особого не придал этому и отдал квитанцию ему...
Славин и Подрезов решили материалы на Гиллера передать в ОБХСС и продолжать розыск Черта.
Купрейчик был в отпуске, и они доложили обо всем его заместителю. Тот согласился с их предложением и спросил у Славина:
— Где может быть сейчас Черт?
— В Гагре.
— Где-где?
— На Черном море, в Гагре.
Заместитель начальника уголовного розыска города, пожилой полковник, улыбнулся:
— И вы, конечно, хотите туда поехать?
— Так точно. — И чтобы у полковника не было сомнений, Славин пояснил: — Я нашел девушку, которую Черт приглашал поехать с ним. Но ее не отпустили с работы, так как отпуск по графику в октябре.
— Как же вы его там найдете?
— Гагра не очень большой город, фотография его у меня есть, приметы знаю. Думаю, что вместе с местными товарищами мы найдем его быстро.
— Ну что ж, действуйте, но только вы один. Подрезову придется заняться раскрытием убийства, которое совершено сегодня утром...
— Извините меня за такой наряд, я занимаюсь домашними делами.
Майор, проходя мимо дверей, ведущих в кухню, увидел там на полу различные инструменты, куски фанеры и железа. Хозяин поспешно прикрыл дверь и пригласил Подрезова в комнату. Здесь было уютно и прохладно. После жаркой, солнечной улицы Подрезов облегченно вздохнул, сел и сразу же приступил к делу:
— Я хочу у вас уточнить кое-что в отношении Гиллера. Вы не знаете, когда он уехал?
— Вчера.
— Куда?
— Говорил, что домой, в Москву.
— Как он выглядит?
Ротмистров, запинаясь, начал обрисовывать своего знакомого:
— Ему сорок пять или сорок шесть лет... высокий... человек средней полноты... женатый... у него двое детей.
— Какие у него волосы?
— Темно-русые.
— Глаза?
— Голубые.
— Как одет?
— Белые полуботинки, светлые брюки...
— Рубашка?
— Светлая такая... в полосочку... с карманом.
— Какое у него лицо?
— Круглое, полное.
— Ясно. А вы точно знаете, что он вчера уехал? Может, я еще смогу застать его здесь?
— Нет-нет. Он точно вчера уехал. Я даже билет на поезд у него видел.
«Что-то здесь не так, — думал майор, — Ротмистров не хочет говорить о Гиллере. Почему?»
— Вы уверены, что Гиллер не может быть причастен к краже?
— О, конечно! Я это твердо знаю и не хочу, чтобы его даже допрашивали.
— Поэтому вы не хотите, чтобы мы с ним встретились даже как с подозреваемым?
— Скрывать не стану, да.
— Ну, что ж, — Подрезов поднялся, — это ваше дело. Но мне неясно одно. Вы сказали, что он уехал вчера, и даже видели у него на вчерашнее число билет на поезд. Как же тогда понять, что он выписался из гостиницы «Беларусь» несколько часов назад?
— Сегодня?
— Конечно.
— Странно... а вы не ошибаетесь?
— Разве только в том случае, если в гостинице «Беларусь» проживал еще один Гиллер Яков Самойлович.
Архиепископ был явно смущен, но Подрезов не стал больше задерживаться. На улице жара, казалось, стала еще больше. Алексей Станиславович не смог пройти мимо тележки с газированной водой. Залпом осушил два стакана холодной воды и быстро пошел в сторону гостиницы. Продавщица газировки бросила две однокопеечные монеты в открытую банку из-под монпансье, недовольно проворчала: «Пить хочет, а на сироп денег жалеет. Ему лучше два стакана чистой воды, чем один с сиропом». Она зевнула и отвернулась в сторону кинотеатра «Первый», откуда вскоре должны были появиться зрители, которые, конечно, сразу же окружат тележку с газированной водой.
А Подрезов быстро шагал по улице имени Володарского. В гостинице он сразу же обратился к администратору. Представился и попросил показать ему карточку, заполненную Гиллером. Через несколько минут он держал в руках эту карточку и недоуменно всматривался в написанное, где говорилось, что Гиллер Яков Самойлович приехал в Минск из Киева, где в настоящее время и проживает. Майор быстро записал его адрес, номер паспорта, где, кем и когда он был выдан, спросил у администратора:
— Кто из ваших работников видел Гиллера в лицо?
— Кто? Наверняка дежурная по этажу. — Администратор взглянула на карточку и добавила: — Он жил на третьем этаже, пройдите туда, дежурная там.
Подрезов поднялся на третий этаж и сразу увидел дежурную. Она сидела за небольшим письменным столом и, надев очки, читала какую-то потрепанную книгу. Подрезов поздоровался и сказал:
— Я — из милиции. Меня к вам администратор прислала. В тридцать четвертом номере жил Гиллер. Он сегодня выписался из гостиницы.
— В тридцать четвертом? Да, один из жильцов сегодня перед обедом действительно выписался. — Она заглянула в журнал, лежавший под книгой, и сказала: — Его фамилия Гиллер Я.С.
— Вы помните его?
— Да, конечно.
— Расскажите, как он выглядит.
Женщина сняла очки, не спеша, подробно описала внешность бывшего жильца. Приметы совпадали. Подрезов спросил:
— У него вещи были с собой?
— Кто его знает. Но чемодан большой, видать тяжелый, он унес.
— Какого цвета чемодан?
— Он в сером чехле был, так что я не видела, какого он цвета.
— Что еще в руках у него было?
— Больше ничего. Он с трудом чемодан вниз по лестнице понес.
— Сколько дней он здесь жил?
Дежурная опять заглянула в свой журнал:
— Четыре дня.
— Приходил кто-нибудь к нему в номер?
— На моем дежурстве нет.
Подрезов поблагодарил дежурную и чуть не бегом бросился вниз. Он спешил на вокзал, а в голове возникали вопросы: «Почему архиепископ сказал, что Гиллер проживает в Москве? Что это, попытка увести нас в сторону? А может, Гиллер ему соврал? Но в то же время Ротмистров сказал, что Гиллер проживал в гостинице. Ладно, это выясню позже. Сейчас главное уточнить, уехал ли Гиллер из Минска».
На вокзале у окошка справочной толпилось много людей, и Подрезов сразу же начал искать милиционера. Но в зале его не было. Алексей Станиславович вышел на перрон и увидел сержанта и старшину. Подрезов подошел и легонько тронул за рукав старшину:
— Товарищ старшина, можно вас на минутку?
Подрезов показал свое удостоверение и попросил:
— Как можно быстрее выясните, когда ушел последний поезд на Киев и когда пойдет ближайший.
Старшина, лет тридцати мужчина, четко козырнул, сказал «есть» и бросился к вокзалу. Подрезов не торопясь пошел следом.
Старшина вернулся быстро и доложил:
— Последний поезд сегодня на Киев ушел в девять сорок семь. Следующий пойдет в семнадцать двадцать.
— Спасибо, — обрадованно сказал майор. — Сколько человек сегодня у вас дежурит на перроне и в здании вокзала?
— Три.
— Кто старший?
— А вы, товарищ майор, лучше обратитесь к дежурному. Вход в отделение с торца здания. Если вам надо кого-либо задержать, то он может выделить еще людей.
Подрезов пошел вдоль здания ко входу в отделение. До отхода поезда оставалось чуть больше часа, и времени еще достаточно, чтобы организовать проверку пассажиров.
В маленькой душной комнатушке было трое: старший лейтенант с повязкой дежурного на рукаве и двое в штатском, которые играли в шашки. Подрезов представился дежурному и рассказал о цели своего прихода. Тому, очевидно, было не впервой оказывать помощь и действовать немедленно. Он деловито взглянул на часы:
— Шестнадцать пятнадцать. Поезд будет подан на посадку через полчаса. Сейчас создадим группу, вы проинструктируйте, и приступим к поиску. — Он повернулся к играющим в шашки: — Жучков, позови наших милиционеров с перрона.
Жучков — высокий молодой парень — с сожалением посмотрел на доску, где его позиция имела преимущество, и молча вышел.
Через несколько минут на скамейке, с которой убрали шашки, сидело пятеро: три милиционера и двое в штатском. Подрезов уже понял, что молодые парни в штатском — оперативные работники. Не теряя времени, майор указал приметы нужного ему человека, а дежурный определил, где должен находиться каждый сотрудник. Когда люди ушли, дежурный сказал:
— А вам, товарищ майор, я посоветовал бы стать на переходном мосту. Середина поезда как раз будет под ним, и вы сможете с высоты хорошо просматривать весь эшелон. И после задержания моим хлопцам не придется долго вас искать.
— Вы правы. Спасибо. Я пошел на мост.
Он поднялся по деревянным ступеням на переходной мост. Поезд подадут к первой платформе, где постепенно скапливались пассажиры.
Сверху действительно было хорошо видно. Алексей Станиславович сразу же увидел милиционеров. Им было приказано находиться на перроне. Одному оперативнику — в вокзале, второму — у ворот, через которые часть пассажиров проходила на перрон.
Подрезов в который раз мысленно повторял приметы Гиллера: высокий, волосы темно-русые, одет в светлые брюки, светлую рубашку, белые туфли. Должен иметь при себе большой чемодан в сером чехле.
Вот и поезд. Паровоз, подавая частые гудки и сильно дымя, медленно тянул за собой состав. Подрезов сделал несколько шагов в сторону, чтобы не оказаться в клубах дыма. Как только состав остановился, люди бросились к вагонам, у которых сразу же образовалась толчея.
«Не зря же Гиллер выписался из гостиницы сегодня. Наверняка намерен уехать. Вот только куда? Если в Киев, то скорее всего этим поездом. Как бы только не прозевать его в этой толчее!» — беспокойно подумал Подрезов и тут же увидел, что внизу от моста, на котором он стоял, к вагонам шел человек, по приметам похожий на Гиллера. В правой руке он держал большой чемодан в сером чехле. «Он!» К этому человеку подошел старшина милиции. Подрезов бросился вниз. Когда оказался на платформе, взглянул на часы: до отхода поезда оставалось семнадцать минут. За это время ему надо успеть проверить человека. Подрезов взглянул на задержанного и понял, что это Гиллер, но на всякий случай спросил:
— Ваша фамилия?
— Гиллер... Гиллер Яков Самойлович. А в чем дело? Почему вы меня задерживаете?
— Сейчас узнаете, — ответил Подрезов. — Пройдемте в отделение, нам надо с вами поговорить.
— Но я же спешу на поезд.
— Поэтому давайте побыстрее пойдем, чтобы не терять времени.
К ним подошел один из оперативников. Он взял чемодан, и все вместе направились к отделению. Подрезов беспокойно посмотрел на часы. Оставалось пятнадцать минут.
В отделении милиции майор спросил у Гиллера:
— Что у вас в чемодане?
— Разные вещи...
— Откройте.
— Да, но я же опоздаю на поезд.
— Не тяните время, Яков Самойлович.
Гиллер неохотно открыл чемодан. Он был набит женскими перламутровыми резиновыми сапожками. Они только входили в моду, и в магазине их купить было трудно, зато на рынках спекулянты за них брали втридорога.
— Зачем вам столько сапог? — спросил Подрезов.
— Мне надо для... знакомых, у меня родственников много... меня попросили.
Видя растерянность Гиллера, Подрезов задал ему главный вопрос прямо в лоб:
— Яков Самойлович, зачем вам понадобились деньги?
— Какие деньги?
— Которые вы взяли у архиепископа.
Интуитивно Подрезов чувствовал, что он на правильном пути, и уверенно наступал на Гиллера:
— Ну, не тяните время, я жду. Где они?
— Вы, наверное, имеете в виду деньги, которые мне одолжил поддьяк Борис.
— Когда он вам одолжил?
— Позавчера, вернее, в ночь на вчерашний день.
Подрезову хотелось спросить, какую сумму ему одолжил поддьяк, но, боясь спугнуть Гиллера, он задал другой вопрос:
— Сколько у вас осталось денег от той суммы?
— Все тридцать тысяч. Я на них ничего не покупал.
— Где взял деньги поддьяк?
— Он сказал, что деньги принадлежат патриархии. Я их обещал через две недели вернуть.
— При каких обстоятельствах он вам дал деньги?
— Мы выпили немного, и когда я поближе познакомился с поддьяком, то рассказал ему, что можно заработать, но для этого нужны деньги. Он завел меня в спальню и достал из ящика стола тридцать тысяч...
— Вы забыли уточнить, где это происходило.
— Это было в квартире давнишнего моего знакомого Ротмистрова. Он сейчас шишка — архиепископ.
Подрезов взял у Гиллера билет и протянул его дежурному:
— Попросите в кассе, если можно, пусть выплатят за него деньги. — И повернулся к Гиллеру: — Ну, где эти тридцать тысяч?
— В сапогах, — кивнул тот головой на чемодан. — Я их туда спрятал от греха подальше.
— Какого греха?
— Ну, чтобы не украли. Знаете, на поездах разные люди ездят.
— Это, конечно, вам виднее, — сказал Подрезов, а сам потянулся к телефону и попросил дежурного по управлению прислать за ним машину, а заодно позвонил и Славину, предлагая ему приехать туда. После этого майор поблагодарил своих коллег за помощь и предложил Гиллеру:
— Закрывайте чемодан, берите его и поедем в управление милиции. Там будем разбираться.
Гиллер тяжело вздохнул и чуть слышно пробормотал:
— Знаете, как надоел мне этот ОБХСС?
— Это почему же? — усмехнулся Подрезов, мысленно укоряя себя, что в спешке он так и не представился Гиллеру.
Подрезов не стал больше задавать вопросов, так как справедливо полагал, что один из них может оказаться лишним и испортить все дело...
К концу дня все прояснилось. Оказалось, что Гиллер — опытный спекулянт, ранее трижды судимый. Прибыв в Минск, он разыскал Ротмистрова, с которым был знаком еще до войны. Через Ротмистрова познакомился с поддьяком Латюком. Тот через своих знакомых помог ему в магазинах купить пятьдесят пар перламутровых сапог, которые Гиллер хотел по спекулятивным ценам продать на Украине. Когда Латюк и Гиллер снова встретились у Ротмистрова, хорошенько выпили, Гиллер смог уговорить поддьяка одолжить ему тридцать тысяч рублей, за которые пообещал отдать сорок пять. Поддьяк, зная, что в столе у архиепископа лежат сто тридцать тысяч, договорился с Гиллером, что он вернет деньги не позже чем через две недели, и дал ему тридцать тысяч. Уж слишком заманчивой была мысль получить за услугу пятнадцать тысяч рублей. Конечно, об этом Латюк сразу Ротмистрову не сказал, но когда оставшиеся деньги пропали из стола, он, считая вором Гиллера, упал на колени перед архиепископом и признался в своем грехе.
Ротмистров же не хотел, чтобы об этом позорном случае узнали, и приказал поддьяку молчать.
Ротмистрову и Латюку, приглашенным в милицию, ничего не оставалось делать, как рассказать на этот раз всю правду. Каково же было удивление архиепископа, когда он узнал, чем в действительности занимается Гиллер и где он в самом деле проживает.
Он достал из бумажника клочок бумаги, на котором был написан московский адрес Гиллера, и протянул его Славину:
— Вот, посмотрите адрес, он написал его сам.
Славин спросил у Гиллера:
— Как это понимать?
Тот ухмыльнулся:
— Как есть. Не мог же я назвать свой настоящий адрес.
Славин снова обратился к Ротмистрову:
— Откуда вам было известно, что Гиллер проживал в гостинице?
— Когда он доставал из кармана расческу, то случайно обронил какую-то бумажку. Я поднял ее и увидел, что это квитанция гостиницы. Значения особого не придал этому и отдал квитанцию ему...
Славин и Подрезов решили материалы на Гиллера передать в ОБХСС и продолжать розыск Черта.
Купрейчик был в отпуске, и они доложили обо всем его заместителю. Тот согласился с их предложением и спросил у Славина:
— Где может быть сейчас Черт?
— В Гагре.
— Где-где?
— На Черном море, в Гагре.
Заместитель начальника уголовного розыска города, пожилой полковник, улыбнулся:
— И вы, конечно, хотите туда поехать?
— Так точно. — И чтобы у полковника не было сомнений, Славин пояснил: — Я нашел девушку, которую Черт приглашал поехать с ним. Но ее не отпустили с работы, так как отпуск по графику в октябре.
— Как же вы его там найдете?
— Гагра не очень большой город, фотография его у меня есть, приметы знаю. Думаю, что вместе с местными товарищами мы найдем его быстро.
— Ну что ж, действуйте, но только вы один. Подрезову придется заняться раскрытием убийства, которое совершено сегодня утром...
50
КУПРЕЙЧИК
— А ну, соня, вставай! Хватит спать! — Веселый голос жены Алексей услышал над ухом неожиданно и вздрогнул, но глаза не открыл. «Пусть думает, что сплю». Надежда наклонилась к его лицу. И тут Алексей неожиданно подхватил ее и забросил на кровать.
— Ага, попалась! — обнял ее Алексей. — Будешь знать, как во время отпуска приставать к мужу.
— Ой, Лешка, пусти! А то детей на помощь позову, — смеялась Надя, пытаясь вырваться. Но это ей не удалось, и она громко позвала: — Ребята, на помощь!
В соседней комнате послышался шум, и через минуту в спальню ворвался трехлетний бутуз в длинной ночной рубашке. Он издал боевой клич и бросился к кровати. Отец подхватил его, и малыш оказался между родителями. В комнату заглянул Вася. Недавно ему исполнилось восемь лет, и он старался вести себя степенно, но, увидев веселую возню, не сдержался и бросился на кровать. Вскоре в квартире слышался веселый детский визг и хохот взрослых. Надя пыталась вместе с детьми одолеть мужа, но сделать это было трудно. Алексей легко расправился с ними, и вскоре жена и дети признали себя «побежденными».
— Ну, хватит, ребята, — сказала Надя, — пошли отсюда, пусть отец встает. Сегодня нам предстоит далекое путешествие.
Ребята уже давно ждали этого дня. Сегодня родители должны отвезти их на далекую Гродненщину к дедушке и бабушке. Вася уже бывал у них, а Леша ехал впервые. Надежда Леонтьевна и Алексей Васильевич во время отпуска решили съездить в санаторий. Ребята на это время оставались в деревне.
День в беспокойной суете прошел быстро, а вечером вся семья уже ехала в поезде. Дети прилипли носами к стеклу, рассматривая открывающийся перед ними новый незнакомый пейзаж. Приумолкли и родители. Они сидели за небольшим столиком напротив друг друга и смотрели в окно. В памяти Алексея Васильевича всколыхнулись тревожные дни июня сорок первого, когда в день их свадьбы пришло великое горе — война. Многое произошло за это время. Они с женой прошли всю войну и остались живы. Зато его пожилые родители так и не дождались светлого дня победы. Отец и еще семь стариков, схваченные фашистами как заложники, были расстреляны, а в конце сорок третьего от воспаления легких умерла и мать. Утешением Алексею Васильевичу было то, что остались живы родители Надежды Леонтьевны, к которым они и везут детей.
— Ага, попалась! — обнял ее Алексей. — Будешь знать, как во время отпуска приставать к мужу.
— Ой, Лешка, пусти! А то детей на помощь позову, — смеялась Надя, пытаясь вырваться. Но это ей не удалось, и она громко позвала: — Ребята, на помощь!
В соседней комнате послышался шум, и через минуту в спальню ворвался трехлетний бутуз в длинной ночной рубашке. Он издал боевой клич и бросился к кровати. Отец подхватил его, и малыш оказался между родителями. В комнату заглянул Вася. Недавно ему исполнилось восемь лет, и он старался вести себя степенно, но, увидев веселую возню, не сдержался и бросился на кровать. Вскоре в квартире слышался веселый детский визг и хохот взрослых. Надя пыталась вместе с детьми одолеть мужа, но сделать это было трудно. Алексей легко расправился с ними, и вскоре жена и дети признали себя «побежденными».
— Ну, хватит, ребята, — сказала Надя, — пошли отсюда, пусть отец встает. Сегодня нам предстоит далекое путешествие.
Ребята уже давно ждали этого дня. Сегодня родители должны отвезти их на далекую Гродненщину к дедушке и бабушке. Вася уже бывал у них, а Леша ехал впервые. Надежда Леонтьевна и Алексей Васильевич во время отпуска решили съездить в санаторий. Ребята на это время оставались в деревне.
День в беспокойной суете прошел быстро, а вечером вся семья уже ехала в поезде. Дети прилипли носами к стеклу, рассматривая открывающийся перед ними новый незнакомый пейзаж. Приумолкли и родители. Они сидели за небольшим столиком напротив друг друга и смотрели в окно. В памяти Алексея Васильевича всколыхнулись тревожные дни июня сорок первого, когда в день их свадьбы пришло великое горе — война. Многое произошло за это время. Они с женой прошли всю войну и остались живы. Зато его пожилые родители так и не дождались светлого дня победы. Отец и еще семь стариков, схваченные фашистами как заложники, были расстреляны, а в конце сорок третьего от воспаления легких умерла и мать. Утешением Алексею Васильевичу было то, что остались живы родители Надежды Леонтьевны, к которым они и везут детей.