Неслышно вошедший адъютант расставил на столике чашки, сахарницу, кувшинчик со сливками, пепельницу и вазочки с печеньем. Стандартный набор присутственного учреждения.
   — Итак, Геннадий Петрович, вопрос о вашем назначении мы решили. Теперь бы мне хотелось узнать, что вы лично думаете о перспективах контртеррористической операции.
   — Добивать до конца, — решительно заявил Грошев, — выдавить из Дагестана, провести перегруппировку и очистить всю территорию Чечни. Иначе все пойдет по кругу.
   — Согласен с вами. Но есть определенные сложности в горных районах. Особенно в Аргунском и Веденском ущельях.
   — Для этого имеются вакуумные бомбы, — генерал помешал сахар в чашке и добавил чуть-чуть сливок, — напалм, опять же… Залить ущелья к чертовой матери, и все дела. Эти боезаряды не запрещены никакими конвенциями.
   — Напалм мы использовать не сможем.
   — Жаль…
   — А вы жесткий человек, — секретарь Совбеза хитро прищурился.
   — Я рациональный. Горно-штурмовые части у нас не развиты. Вернее, потеряли свою боеспособность… Так что без применения оружия объемного поражения потери будут большими. Из Дагестана мы их выкинем без проблем, но в самой Чечне придется туго. Я ведь вырос на Кавказе, знаю…
   — Именно поэтому вас и рекомендовали.
   — Понимаю… Но тактика должна быть достаточно свирепой. Плюс постоянный поиск компромисса с теми, кто устал от масхадовского и басаевского беспредела.
   — Единство и борьба противоположностей, — Штази вспомнил принцип диалектического материализма, который всем вдалбливали на лекциях лет двадцать назад.
   — Не без того. В идеале нам нужно как можно быстрее физически уничтожить всех одиозных главарей. У чеченов сильны родовые связи и подчинение сильным лидерам. Без Басаева, Радуева и остальных их отряды разбегутся.
   — Вы не боитесь вызвать эксцессы кровной мести?
   — Не боюсь, — Грошев прикурил сигарету. — Армия — это безликая масса, которая с точки зрения горских традиций не поддается идентификации в плане мести. Мстить армии бессмысленно. Естественно, это не избавит нас от нападений на военнослужащих. Но это не будет избирательная месть. Со своей стороны, чтобы предотвратить расправу над конкретными бойцами, мы будем легендировать все наградные листы, указывать только общие формулировки — «за проявленное мужество» и прочее, без конкретизации времени и места. И еще… Желательно ограничить присутствие в войсках офицеров-воспитателей.
   — Почему?
   — Слишком большой процент предателей, — честно ответил генерал. — Я еще в Афгане с этим столкнулся. Каждый второй политрук — гнида. Только и умеют, что языком болтать и денежки коробчить. В прошлую чеченскую мы из-за них потеряли половину солдат. И сейчас теряем. Фактически за каждым случаем продажи наших ребят в рабство стоит фигура воспитателя. Если даже политрук прямо не участвует, то обязательно каким-нибудь боком помогает. С местными договаривается, на работы распределяет, прикрывает отсутствие в части… А потом, когда солдата похищают, громче всех орет и требует от прокурора возбуждения дела о дезертирстве.
   — Да, я смотрел статистику военной контрразведки, — кивнул Штази, — согласен с вами. Постараемся вам помочь. Что еще?
   — На Дагестан бандиты навалились не просто так. — Грошев посмотрел в глаза собеседнику. — Помимо подготовленных баз и некоторого числа своих сторонников у них был расчет на некий временной фактор. У меня создалось впечатление, что теперь они в растерянности. Что-то не сработало. Территорию-то они захватили, а дальше? Думаю, на это стоит обратить самое пристальное внимание. От отчаяния они способны на неадекватные действия.
   «Непрост генерал, непрост, — мысленно поаплодировал секретарь Совбеза, — все правильно вычислил. Хотя сведений об атомном заряде в Питере и подготовке взрыва у него быть не могло…»
   — Вы имеете в виду теракты?
   — Да.
   — Над этим работают.
   — Было бы желательно и нас ставить в известность. Не в деталях, естественно, детали нам без надобности, а в общих чертах.
   — Я обсужу этот вопрос с начальником ГРУ, — пообещал чиновник, который, помимо должности секретаря Совета Безопасности, занимал еще и кресло директора ФСБ России.
 
* * *
   Сулеймана пришлось пристрелить.
   Сбежавшиеся на звук рвущихся в огне патронов террористы застали страшную и непонятную картину — торчащую из заблокированной изнутри двери склада голову чеченца. Кавказец был без сознания, только слабо стонал. Попытки привести его в чувство не увенчались ничем.
   Рокотов не знал, что кроме мгновенного отвердения пластик обладал еще одним качеством — он расширялся примерно в два раза по сравнению с первоначальным объемом. И таким образом попавшее в кишечник чеченца вещество спустя минуту разорвало предоставленный ему объем.
   От болевого шока Сулейман впал в кому.
   Сигизмунд Габонис несколько раз дернул дверь, та не открылась, и тогда литовец выпустил в голову кавказца полный рожок из «KF-54-AMP»[34].
   Двенадцатимиллиметровые пули разнесли Асланбекову череп, а заодно порвали фиксирующую дверь проволоку. Створка откатилась в сторону, и безголовое тело со связанными за спиной руками и спущенными штанами рухнуло на бетон.
   Из проема повалил тяжелый серый дым.
   Огнетушители ничем не могли помочь, ибо валялись бесполезной кучей со сломанными чьей-то безжалостной рукой отпирающими механизмами.
   Террористам пришлось попотеть, сбивая пламя цементом и алебастром из сложенных поблизости мешков. В результате все перемазались так, будто на них сверху вывалили несколько тонн строительного мусора. В помещении склада и в коридоре повисла густая белая пыль. Террористы кашляли, отплевывались и зверели еще больше.
   Соплеменники опозоренного Сулеймана поклялись страшно отомстить.
   Но на их вопли никто из славян и прибалтов не отреагировал.
   Противник был многолик, неуловим и походил больше на фантом, чем на реальную диверсионную группу. К тому же те, кто вознамерились извести на корню отряд Габониса и Пановны, действовали против любой логики. Вместо слаженного нападения — беспорядочные удары, вместо стрельбы с дальней дистанции — дурацкие ловушки, вместо захватов пленных в целях блиц-допроса — издевательство типа пластика в задницу.
   Осмотревший засыпанное цементом место происшествия Войцех Пановны остался очень недоволен.
   На сдохшего чеченца ему было наплевать — помер и помер, невелика потеря. Вопрос был в другом — зачем контртеррористы расправились с Сулейманом именно таким образом? И куда они пошли дальше?
   Ответов поляк не нашел.
 
* * *
   К огромной гудящей трубе Рокотов вышел случайно.
   Пробрался по тоннелю на этаж выше склада, миновал анфиладу узких коридорчиков, спустился по вентиляционному колодцу вниз и очутился перед здоровенным выгнутым куском железа. Металл слегка вибрировал.
   «Вот и гидростанция… Где-то неподалеку должна быть турбина. Как я и предполагал — замкнули подземную речку. Дешево и сердито. Только без изрядного количества взрывчатки мне тут делать нечего. Лопасти руками не остановишь, самого в капусту изрубит… Отключить турбину вряд ли получится. Пульт управления наверняка охраняется. Остается проход для ремонта. Нечто в этом роде обязательно должно быть. Однако не все так просто… Конечно, ломать — не строить, но наши не могли не предусмотреть защиту от дурака. Гидротурбина — это многотонная железка. Примитивная по конструкции… Сие в моем случае минус. С одного удара не возьмешь. Рвать провода толку нет. Починят, а заодно двери в ремонтный блок заварят. И пишите письма…»
   Влад прошел вдоль трубы несколько сот метров.
   «Входа нигде нет. Даже намека на дверь… Одно железо. И по звуку не определишь, где агрегат находится. Гул ровный, куда ставить взрывчатку, если б она была, неясно… Стоп! А зачем нам подрывать турбину? Хлопотно и бесполезно. Максимум, чего я добьюсь, так это временного отключения электричества. Для старта ракеты, к сожалению, хватит и аккумулятора. Который у моих друзей точно есть. Более надежно — это устроить прорыв воды. База находится ниже уровня болота, так что затопит ее как миленькую…»
   Труба повернула направо.
   Биолог перебрался по закрепленной поперек тоннеля лестнице и оказался в помещении неправильной формы. Сверху пробивался слабый свет, а на стене вниз головами висели сотни летучих мышей.
   «Ага! Естественная пещера, встроенная в территорию базы… И где-то здесь находится вентиляционный колодец, идущий вверх. Иначе присутствие мышек не объяснить…»
   Колония немного заволновалась. Несколько мышей сорвались с насиженных мест и принялись кружить под потолком.
   Рокотов отступил на шаг и присел.
   Волновать животных ему не хотелось. Пусть спят спокойно. Летучие мыши — существа совершенно безвредные, что бы про них не говорили слабо разбирающиеся в биологии люди. Жрут насекомых и растительную пищу и кусаются только тогда, когда их пытаются поймать. Причем большинство видов не способно даже прокусить палец. А легенды о вампиризме летучих мышей родились в дремучем средневековье, когда любое утверждение умеющего читать и писать исследователя воспринималось как непреложная истина. Вот кто-то и «наисследовал». То ли по недомыслию, то ли стремясь прославиться, то ли из желания потрафить какому-нибудь местному аббату, считающему летучих мышей порождением дьявола…
   «Рассчитывать на то, что я проберусь наверх по мышиной тропе, не стоит. Лаз может быть узок для человека. Так что путь отхода придется разведать заранее. Ту штольню, по которой я сюда вошел, отметаем… Во-первых, я ее уже не найду, а во-вторых, там может быть засада. Или мина…»
   Немного передохнув, Владислав двинулся дальше вдоль трубы.
 
* * *
   Габонис отвел Пановны, Петерса и старшего у чеченцев Тамаза в уголок обеденного зала и предложил присаживаться. Разговор обещал быть долгим.
   — Ну? — нарушил молчание нетерпеливый кавказец.
   — Я вот что думаю, — Сигизмунд положил на стол мощные руки, — насколько мы уверены в том, что делаем?
   — Не понял… — Петерс поднял белесые брови.
   — Объясняю. Нам заявили, что мы выполняем самую ответственную часть операции. Дали деньги, оружие, время на подготовку. Личный состав мы набирали сами, так что вариант с предателем я отметаю сразу. Никто, кроме нас и Либмана с Ковальским, не знал, куда именно мы направляемся. И что в результате? Нападение противника. Причем противника хорошо подготовленного и знающего территорию как свои пять пальцев. Я прав?
   Остальные молча кивнули.
   — Дальше… Каспий приказывает работать по плану. О трудностях и слышать не хочет. Ссылается на выплаченные деньги. Я подозреваю, что такое развитие событий было заранее предусмотрено.
   — Не вижу смысла, — заявил Войцех.
   — Я тоже, — поддержал поляка Тамаз.
   — Тогда что? — Габонис с усмешкой обвел глазами сидящих за столом. — Группа охраны, которая тут находится не один год? И которая позволила нам зайти, разместиться и подготовить старты? Ерунда…
   — Ерунда, — согласился Петерс, — но подобный вариант мы даже не рассматривали. Я придерживаюсь мнения о «диких гусях». Кто их навел — не знаю.
   — Без нас у Каспия ничего не получится, — Пановны пожал плечами.
   — Почему? — странным голосом спросил Габонис.
   — Весь план смещения президента строится на выдвинутых и подкрепленных ядерными боеголовками условиях. Убрав фактор нашего присутствия здесь, на дальнейшее можно не рассчитывать, — поляк отвинтил крышку с плоской фляги.
   — Уверен?
   — Уверен.
   — А я нет.
   — Объясни, — вмешался Петерс.
   — А что, если нами играют втемную? Двойное отвлечение. Мы занимаемся ракетами, Лукашенко занимается нами, а Каспий в это время спокойно проводит в жизнь свой план. Ни мы, ни Лука к этому не готовы…
   — Параллельный вариант есть, и ты это знаешь, — Пановны закрыл фляжку, — но он вступит в силу только в том случае, если мы облажаемся.
   — А почему не одновременно? Кто-нибудь из вас об этом думал? — Сигизмунд нахмурился. — Зачем мы Каспию? Свою первоочередную задачу мы выполнили. Ракета запущена, серьезность намерений подтверждена. Лука должен быть в панике. Все, господа… Надобность в нас отпала. И тут же появляется неизвестный нам противник. Который начинает планомерно нас уничтожать. А в Минске тем временем все решается по сценарию номер два…
   — Зачем было огород городить, если все так просто? — Петерс помотал головой. — По второму варианту Луку элементарно устраняют. К тому же, я уверен, кроме второго плана есть еще и третий. Не зря же мы тащили человеку Каспия всю ту электронику, что он заказывал.
   — Электроника человеку Каспия была нужна для подключения к закрытым телефонным линиям, — отмахнулся Габонис, — разговор не о ней…
   — Давайте напрямую спросим у Каспия, — предложил Тамаз. — Я пошлю в Минск ребят, они все решат.
   — К Каспию просто так не подберешься.
   — А-а! — чеченец махнул рукой. — Просто — не просто… Надо будет — сделают.
   — Мысль хорошая, — Петерс поддержал решительного горца.
   — И что дальше? — усмехнулся Сигизмунд. — Ребята замочат нашего работодателя. Проблему это все равно не снимает. Диверсанты так и так здесь.
   — Это да, — огорчился чеченец.
   — Предлагаю готовить ракету, — спокойно сказал Пановны, — и ставить ее в минутную готовность. Затем предупредим Каспия — либо он отзывает своих людей, либо мы выпускаем снаряд и уходим. Все согласны?
   Возражений не поступило.

Глава 7
Техника в руках дикаря — кусок железа

   Влад пролез в один люк, закрыл его за собой и через двадцать метров повторил процедуру.
   Люки были герметичными, пригнанными с точностью до микрона, и без всякого уплотнительного слоя. Просто стальные овалы со сложными запорными механизмами и маленькими, забранными толстым стеклом окошечками на высоте полутора метров от пола.
   Еще через пятьдесят шагов коридор стал шире, и Рокотов вышел на небольшую площадку с металлическим ограждением.
   Вниз резко уходила вертикальная стена.
   Биолог покрутил головой.
   Стены справа и слева были выщерблены. Владислав перегнулся через перила и посмотрел вниз. Ни черта не видно. Пол терялся в мрачной темноте. Противоположный край помещения также визуально не определялся, несмотря на то, что вокруг было достаточно светло.
   «Естественная полость… Так-так-так. По всей вероятности, именно сюда должно уйти болото в случае приведения базы в боевую готовность. Это объясняет герметичность перемычки между коридорами и данной пещерой. Следовательно, если я разрушу фиксирующие механизмы, база будет затоплена. Не пойдет… Во-первых, крушить стальные двери — это дело не одного дня, да и вряд ли у меня что-нибудь вообще выйдет без специальных инструментов, во-вторых, я не смогу открыть внешние люки. Для этого мне потребуется минимум проникнуть в центр управления. И разобраться с пультом… — Рокотов уселся на край площадки, свесил ноги и закурил. — Придется идти другим путем. Как Ильич… Мой вариант — использование воды, питающей электростанцию. Пусть ее меньше, чем в болоте, но за неимением гербовой будем писать на простой. Так и так примерные объемы речки мне известны. Скорость течения не меньше метра в секунду, берем половину от диаметра трубы… и получаем… пи эр квадрат деленное на два… и половину от этого значения… четыре куба. В секунду. В минуту выходит двести сорок тонн воды. Достаточно для того, чтобы вызвать панику. Через десять минут после прорыва в тоннелях будет уже две с половиной тысячи тонн. К такому повороту событий мои друзья не готовы. Несмотря на наличие у них аквалангистского оборудования. Из всего вышеперечисленного следует, что пройденный мной тамбур должен быть надежно замурован. Дабы вода не пошла сюда, а растеклась по коридорам. Сие сделать проще, чем извращаться с проникновением на пульт управления…»
   Влад поднялся и пошел обратно.
   Добравшись до двери, он несколько минут внимательно изучал запорный механизм. Потом вставил в штурвал разобранный на две половинки посох, упер металлические трубки в косяк, выскользнул наружу и медленно прикрыл люк.
   Дверь плотно встала в пазы.
   Рокотов, затаив дыхание, повернул штурвал влево. Полуметровый обод прошел четверть круга, трубки соскочили с упора и встали горизонтально.
   Биолог подергал штурвал.
   Финита.
   Люк открывался на него, но теперь стальной овал надежно удерживался ушедшими за косяк трубками. Примитивно, однако чрезвычайно действенно. Будто дверь снабдили щеколдой с той стороны. Теперь люк можно было только вырезать автогеном вместе с косяком. Что при условии толщины металла представлялось безнадежным делом. В советское время на военных объектах не экономили и сталь использовали не худшего качества.
   «Вот так-то! — Влад радостно потер руки. — Очередная подлянка готова. Жаль, что я не могу аналогичным образом заклинить внешние люки, ведущие в болото. Тогда вся затея с ракетами потеряла бы смысл…»
   Рокотов огляделся и потопал обратно к переплетению гудящих под напором воды труб.
 
* * *
   Министр иностранных дел Беларуси Турпал Латыпович Сатыпов чуть не налетел на главу администрации Требуховича, когда с папочкой под мышкой заворачивал за угол холла в Доме правительства.
   — Здорово, Турпал, — обрадовался Требухович. — Ты уже вернулся?
   — Как видишь, — Сатыпов пожал вялую ладошку главы администрации.
   — Что нового в Европах?
   — Да ничего, — министр иностранных дел скривился, — принимают на уровне вторых заместителей.
   — Поня-ятно, — протянул Требухович, — изменений не заметно… — Сатыпов молча пожал плечами. Какие могут быть изменения, если он представляет нелегитимного с точки зрения Запада Президента! И американцы, и европейцы уперлись в постулат о незаконности проведенного референдума о продлении президентских полномочий Лукашенко и теперь всю работу с белорусскими дипломатами строят именно на этой основе. Не отказывают напрямую, но косвенно дают понять, что предпочли бы иного лидера.
   — Лука опять чудит, — Требухович заговорщицки усмехнулся. — Про выселение западных дипломатов слышал?
   — Слышал. Мне из-за этого всю плешь проели.
   — То ли еще будет…
   — У Батьки должны быть основания для такого поступка, — не очень убедительно запротестовал Сатыпов, — не просто же так он указ подписал. И вообще — не дело, когда иностранные посольства находятся рядом с местом, где живет Президент. Вон в Штатах рядом с Белым Домом никого нет, в Англии тоже. Тут я с Батькой согласен. Нечего им в Дроздах делать.
   — Что-то ты Луку защищать начал, — недовольно пробурчал Требухович.
   — Дело не в том, что я кого-то защищаю. Если Батька ошибается, тут я открыто выступаю против. Сам знаешь. Но просто так, от балды критиковать любое его действие я не намерен.
   — Ну-ну… Посмотрим.
   — Тут и смотреть нечего, — Сатыпов переложил папку с документами в правую руку. — Думаешь, мне легко с западниками разговаривать? Ошибаешься. Я, считай, по три ноты протеста в день имею… То про журналистов, то о каком-нибудь бизнесмене из совместного предприятия, теперь вот о Дроздах. Голова кругом идет.
   — Так подавай заявление об уходе, — хохотнул Требухович.
   — Скажешь тоже… Небось своего приятеля Потупчика на мое место поставить хочешь? Осторожнее с ним, тип-то скользкий.
   — Никакой он не скользкий, — Требухович слегка поморщился, — и никаких планов на его счет у меня нет. К тому же он со своего поста в правозащитном движении не уйдет. Зря ты так обо мне думаешь…
   Сатыпов мысленно рассмеялся. Как же, зря. Нежная любовь главы администрации к разным подонкам из прозападных фондов была общеизвестной. Недели не проходило, чтобы Требухович не сидел в президиуме какого-нибудь сборища брызгающих слюной борцов «за справедливость».
   Глава администрации готовил себе плацдарм. На случай, если его скинут с хлебного и необременительного поста. Тогда он тут же перейдет в открытую оппозицию Президенту. Благо, местечко для него давно готово. И не одно. Заместитель председателя наблюдательного совета «Белорусской Правозащитной Конвенции», почетный член центра «Запад-Восток», ответственный секретарь «Хартии 98», шеф-редактор «Народной доли»… Всего не упомнишь.
   У Требуховичей это в крови.
   Еще во время Второй мировой, когда фашисты оккупировали Беларусь, родственнички нынешнего главы администрации по собственной инициативе пошли на службу к немцам. Два его дядьки стали полицаями, тетка — стукачкой минского гестапо, двоюродный дед прославился активным участием в еврейских погромах. После освобождения Беларуси никто из них не дожил до суда. Дядьев вздернули односельчане, тетушку пристрелил сотрудник СМЕРШа, дедок удавился сам, когда в его дверь стали ломиться милиционеры при поддержке выживших в мясорубке концлагерей Кацнельбогенов, Гринбергов и Луцманов.
   Та еще семейка…
   В советское время Мише Требуховичу повезло. Не успел он закончить школу, как все документы, связанные с его родственничками, сгорели при пожаре. Кто-то принес в архив две канистры бензина и чиркнул спичкой. Следствие долго билось над раскрытием умышленного поджога, но виновных так и не обнаружило.
   Так что биография Миши было девственно чиста. А слухи к делу не пришьешь.
   Правду о Требуховичах Сатыпов узнал случайно. Будучи с визитом в Израиле, он встречался с репатриантами, и один совсем старенький дедок поведал министру иностранных дел Беларуси, чей племянник и внук занимает пост главы администрации Президента.
   Сатыпов информацию принял к сведению, но не более того. Связываться с подленьким Требуховичем ему не хотелось.
   — Перемены неизбежны, — продолжил глава администрации, — долго так продолжаться не может. Рано или поздно Лука сообразит, что к чему. И назначит новые выборы.
   — Выборы уже назначены, — удивился Сатыпов, — согласно Конституции.
   — Я не об этой бумажке… Нормальные выборы, раньше того срока, что есть сейчас.
   — Зачем это Батьке?
   — Изоляция республики, мой друг, дело тонкое, — Требухович взял министра иностранных дел под руку. — С каждым днем ситуация все хуже и хуже… Ты знаешь об исчезновении трех журналистов из «АБЖ»[35]?
   — Нет…
   — То же, что и произошло с бывшей директрисой Госбанка. Вечером были дома, а наутро всех троих нет.
   — Постой… Но та ведь была под домашним арестом.
   — Ну и что?
   — Разные ситуации.
   — Это только так кажется. За бумагомараками тоже следило КГБ.
   — Следил, — поправил собеседника Сатыпов. — Комитет — существительное мужского рода.
   — Да какая разница! Следил, следило… Мысль просекаешь?
   — А зачем Комитету следить за журналистами?
   — Неблагонадежны, — веско сказал Требухович.
   — По-моему, это ерунда. У КГБ других дел навалом, — не согласился министр, — если они будут за всеми журналистами следить, то на охрану госбезопасности времени совсем не останется. А что касается этих троих — то пьют где-нибудь за городом. Вот и все…
   Требухович надулся.
   Журналисты действительно уехали сами. По распоряжению президента их ассоциации Жанны Литвинович. Но демократическая пресса подняла вой по поводу «сатрапов из КГБ» и обвинила в исчезновении репортеров Лукашенко лично. Скандальчик обещал получиться громким.
   Однако изначально все пошло наперекосяк. И все из-за этой наркоманки Литвинович. Обколотая дура выбрала никому не известных авторов, и пришлось несколько дней объяснять, что исчезнувшие молодые люди были журналистами, а не обыкновенными бездельниками. К тому же двое из этой троицы предупредили соседей и родственников о своем отъезде. Так что участие белорусского КГБ в «похищении» молодых демократов выглядело сомнительным.
   — И всё же, — Требухович перевел разговор на другую тему, — действия властей не всегда адекватны.
   — Это в любой стране, — Сатыпов отстранился от главы администрации, — и Белорусь не исключение. Ладно, побежал я… Мне еще окончательный вариант доклада Батьке просмотреть нужно.
   — Я к тебе после обеда заскочу.
   — Хорошо, — министр направился к лестнице.
   Разговор с Требуховичем оставил неприятный осадок. Глава администрации опять ввязался в игру вокруг соблюдения в Беларуси прав человека. И опять принялся выпячивать собственную фигуру.
   Так недолго и доиграться.
   К тому же Требухович забыл об элементарной конспирации. Открыто встречается с Серевичем, принимает у себя в доме Богданковича, позволяет себе выступать в прессе и давать непродуманные интервью. Вряд ли Президенту это понравится. Первые лица не любят, когда их подчиненные начинают вести собственную политику.
   Сатыпову с главой администрации не по пути.
 
* * *
   Купленный Герменчуком и Маслюковой микроавтобус «Газель» загнали в гараж и перекрасили.
   Затем приступили к монтажу электронной аппаратуры.
   Два дня ушло на то, чтобы приварить крепления к внутренней поверхности кунга. Карл Сапега, ответственный за техническое оснащение, требовал от Герменчука, Курбалевича и Манаева идеального исполнения. Подчиненные глухо роптали, но распоряжения Сапеги выполняли неукоснительно. Слишком многое зависело от качества работы.