Черкасова Екатерина. Маска, я тебя знаю

   Я училась в первом классе, когда мама, неунывающая и веселая Наташа, заболела. Мы с папой приходили в больницу, называемую "Кремлевской". Мама лежала в палате одна, в окружении цветов, конфет и книг, читать которые не могла. Она пыталась улыбаться, на исхудавшем бледном лице улыбка выглядела жалко. Я видела, как изо дня в день мама становится все слабее, на обтянутых кожей кистях рук отчетливо проступили голубые вены, под глазами залегла синева, прекрасные золотистые волосы выпадали. Она старалась шутить, но ее шутки у отца вызывали слезы, он резко вставал и выходил из палаты. Я слышала страшные, непонятные слова: лейкоз, формула крови, бластные клетки, пересадка костного мозга.
   По тону, с каким эти слова произносились, становилось ясно, что мама может умереть. Это было очень, очень плохо, но, как и все дети, я не понимала, что такое смерть, она представлялась чем-то вроде длительной командировки, в которые иногда уезжал отец: нужно только немного подождать, и он вернется.
   Мама умерла зимой первого января восемьдесят девятого года, когда вся страна отсыпалась после бурно проведенного праздника. Из деревни приехала мамина сестра, тетя Оля, которую я никогда раньше не видела. Видимо, ее присутствие в доме раньше не приветствовалось. Она похожа на маму, но более крупная, грубая, словно вырезанная из сырой картофелины, и у нее были такие же пронзительно-голубые, как молодая бирюза, глаза. Явидела, что это причиняет боль отцу. Мертвой я маму не видела, и на похороны меня не пустили. За эти дни отец ссутулился, похудел, постарел.
   Они приехали с кладбища, и тетя Оля, срывая с себя черный платок, опустилась передо мной на колени, прижала к своей большой мягкой груди и заголосила: "Наталья, Наталья, что же ты сиротинку-то оставила! Как же она теперь без матери!" От страха я тоже заревела. Отец быстро подошел, рывком поставил тетю Олю на ноги и сухо заявил: "Запомните, она не сирота! И прекратите истерику при ребенке!" Тетя Оля замолчала, словно ее выключили, и пошла на кухню. Отец посадил меня рядом с собой на диване под большим собственным портретом, обнял и сказал: "Ничего не бойся, моя маленькая мышка, я всегда буду с тобой".
   * * *
   Бурные перемены, происходившие в стране, мало отразились на укладе нашей жизни. Это касалось лишь малозначительных деталей. Отец пересел с кресла партийного руководителя в кресло крупной нефтяной компании, с черной "Волги" в черный "Мерседес", вместо пожилой, но со всех сторон проверенной секретарши Валентины Ивановны бумаги на подпись ему приносила длинноногая красавица Лидочка в головокружительно короткой юбке. Сначала отец морщился, но потом смирился: имидж солидной компании требовал именно такого стиля. В остальном все оставалось по-старому: привычная домработница, пожилой шофер дядя Вася, отец привел его с собой в компанию, ранние уходы на работу и поздние возвращения. Даже люди, приходившие в наш дом, были мне знакомы с детства: бывшие папины сослуживцы стали банкирами и президентами компаний. Несмотря на высокие доходы и открывшиеся возможности, все они тосковали по прошлому, даже деньги не приносили им того удовлетворения, какое давала власть. Теперь они могущественные, но не всесильные, одни из многих.
   Придя из школы, я бродила по огромной пустой квартире, зажигала в
   отцовском кабинете лампу под зеленым абажуром и читала до его прихода.
   Отец возвращался, ругал меня за то, что я не ложусь спать, но втайне
   был доволен, что я его жду и ему не придется пить чай с бутербродами
   в одиночестве. Я была не очень общительной, застенчивой, а последнее
   время в элитной школе, где я училась, появилось огромное количество
   детей новых русских. Их тоже привозили в школу на "Мерседесах",
   каникулы они проводили в Италии и Греции, у них тоже было все самое
   лучшее и самое дорогое. Но разница состояла в том, что я так жила
   всегда, я родилась со всем этим и поэтому воспринимала как нечто совершенно естественное. А они, шумные и заносчивые, наперебой хвастались друг перед другом сотовыми телефонами, которые беспрерывно звонили во время уроков, доводя учителей до истерики, ноутбуками, используемыми ими вместо тетрадей, и прочими наворотами новорусской жизни. Только они могли заявить преподавателю, который собирался поставить двойку или сделать замечание: "Заткнись, тебе за это деньги платят!" Со многими из них отец запрещал мне дружить, не давая никаких объяснений. Из разговоров взрослых я понимала, что родители некоторых ребят даже не бизнесмены, а просто бандиты. О том, что у этих родителей неприятности, можно было судить по тому, что некоторые приходили в школу с телохранителем, огромным дядькой, едва помещавшимся за партой и вынужденным сидеть в неудобной позе целый день. Все это страшно не нравилось отцу, но чашу терпения переполнил случай, когда парнишка из соседнего класса, прежде учившийся во вспомогательной школе для умственно отсталых детей, устроил пальбу из пистолета, который стащил у отца. Втечение недели мой родитель подыскал частную закрытую школу в Швейцарии и отправил меня туда.
   Это был большой уютный дом с парком в предгорье Альп. Мы жили в комнатах
   по двое. Все четыре года, что я училась там, моей соседкой была марокканская
   принцесса Иман, тихая, вежливая девочка. Мы с ней подружились. Наверное,
   образование мы получали неважное. Но научились говорить по-английски,
   французски и немецки, сносно кататься на лошадях и горных лыжах, играть
   в теннис, поддерживать светскую беседу, разбираться в искусстве и
   литературе. Короче, из нас готовили невест для высшего света. Некоторые
   мои подруги заводили романы с парнями из мужских школ, находившихся
   по соседству, но я, как и ожидалось, выросла слишком невзрачной,
   чтобы обратить на себя внимание. Примерно дважды в
   год меня навещал отец, мы уезжали в Цюрих или Женеву, гуляли, делали
   покупки, болтали о пустяках, подолгу сидели в многочисленных кондитерских.
   Это были настоящие праздники. В один из таких приездов на моей руке
   появился гладкий золотой браслет. Я решила никогда не снимать его.
   Когда мне исполнилось четырнадцать лет, отец увез меняв Париж.
   Мы поселились в люксе отеля "ГеоргV", и отец выполнял все мои желания. В тот момент я почувствовала себя почти взрослой. Он подарил мне прекрасные золотые серьги от Тиффани, скромные, но изысканные.
   Выпускной вечер в школе устроили помпезно. Выпускницы, носившие имена мировой аристократической и финансовой элиты, старались перещеголять друг друга в богатстве туалетов и украшений. Совсем девчонки, по-подростковому угловатые и нескладные, нелепо выглядели в шикарных вечерних платьях от ведущих кутюрье. Особенно нелепо смотрелась внучатая племянница покойного иранского шаха принцесса Фаиза, выбравшая себе довольно безвкусный наряд от Нины Риччи, расшитый золотом, жемчугом и самоцветами. Мы хихикали и подозревали, что платье сшито по ее собственному эскизу. Смуглая, носатая, с густыми черными бровями и непокорными волосами,
   она походила на галку в подарочной упаковке. Девицы европейских аристократических фамилий презрительно фыркали. Нарочитая скромность их нарядов у одних свидетельствовала об изысканности и сдержанности, у других
   о тщательно маскируемой бедности. Конечно, не настоящей бедности,
   а бедности принцев, когда во дворцах облезает роспись, протираются
   гобелены и нет денег на реконструкцию ванных комнат и центральное
   отопление. Для себя я выбрала шелковое простое серо-голубое платье
   от неавангардного Диора и нитку жемчуга. Это неплохо сочеталось
   с моими пепельными волосами, серыми глазами и бледноватой кожей. Я
   уже смирилась с тем, что я не красавица. "Мышонок"
   так называл меня отец. И хотя браслет явно диссонировал с моим нарядом,
   я не сняла его. Ведь я обещала себе всегда его носить.
   Мы нежно распрощались и обещали друг другу не пропадать, звонить, писать.
   * * *
   Тем, кто прожил годы в тихой безмятежной Швейцарии, трудно привыкнуть
   к России. Грязь, опасности, вопиющая нищета и вопиющее богатство
   оказывается, я успела обо всем этом забыть. Как только я ступила
   на московскую землю, меня ждал неприятный сюрприз. Меня встретила
   секретарша в сопровождении охранников.
   - Отец просит у тебя прощения, у него неотложные дела. Мы сейчас
   перезвоним ему,- сказала она, вынимая трубку мобильного телефона.
   - Деточка, извини, я скоро освобожусь. Страшно по тебе соскучился,сказал отец и отключился.
   - Ах, Алиса, как же ты выросла, как же похорошела! Настоящая
   невеста!- неискренне восхитилась Лидия.
   Я не слишком доброжелательно посмотрела на нее. Черт возьми! Куда подевалась вульгарная крашеная девица в юбочке по самое некуда, годная только на то, чтобы подавать кофе и по требованию босса раздвигать ноги? Я наметанным глазом оценила ее деловой костюм, определенно от Шанель, туфли и сумку ручной работы, темные очки в изысканной оправе, легкий свежий загар, несвойственный москвичам, якобы небрежная волна золотисто-каштановых волос, созданная в дорогом салоне. По моим расчетам, весь прикид обошелся в несколько тысяч. Я еще более помрачнела, когда услышала, как уважительно по имени, отчеству обращаются
   к ней мордовороты-охранники. Нет, теперь она не просто секретарша.
   Мои худшие опасения подтвердились, когда Лидия тряхнула головой, открыв аккуратное розовое ушко. Она носила серьги от Тиффани. Точно такие же, как у меня.
   Я разозлилась, и домой мы ехали молча. Яне реагировала на ее беспомощные попытки заговорить со мной. Раз уж я не знаю, что она больше не секретарша отца, то хоть еще полчаса смогу вести себя соответственно. Поэтому я холодно взглянула на нее и произнесла:
   - Мне кажется, Лидия Андреевна, вам поручили только встретить меня, а не развлекать. Или развлечение тоже входит в ваши обязанности?
   Лидия покраснела и отвернулась к окну, водитель бросил на меня быстрый одобрительный взгляд в зеркало.
   Едва я успела переступить порог дома, как появился отец. Он бросился обнимать меня, но я быстро отстранилась и сказала:
   - Папа, мне кажется, нам надо поговорить.
   Лидия демонстративно удалилась на кухню. Мы сели под тем самым папиным портретом, который я помнила с детства, отец взял мою руку, успокаивающе похлопал.
   - Мышонок, ты уже знаешь?
   - Догадываюсь. У нее такие же серьги, какие ты подарил мне, да и вид отнюдь не секретарский.
   - Детка, ты понимаешь, мне было так плохо здесь одному. Ты
   в Швейцарии. Не с кем даже словом перемолвиться,- примирительно начал отец.
   - Да уж, словом,- я не сдержалась,- наверное, ждал
   не дождался, чтобы меня подальше отправить?!
   - Мышонок, но зачем же так! Я ведь люблю тебя, всегда по тебе
   скучал, думал... Но поверь, она хорошая, заботится обо мне, может,
   еще вы станете подругами.
   - Никогда,- отрезала я.- Ладно, хватит об этом.
   Скажи только, ты уже успел на ней жениться?
   - Да, два месяца назад,- почему-то виновато произнес отец.- Знаешь, Мышонок, мы ведь никуда не поехали, ждали тебя. Мечтали съездить вместе на Кипр, или в Испанию, или куда захочешь... Ну как?
   - В Крым, в Гурзуф, и без нее,- чувствуя себя последней
   сволочью, сказала я.- Или езжайте без меня.
   Отец страшно расстроился. В итоге, после длительных переговоров со мной и с Лидией решили, что мы с отцом поедем на две недели в Крым, а в компенсацию потом они отправятся с Лидией в дорогущий круиз по Карибам. Кажется, этот вариант устроил всех, кроме отца, который с каждым днем терял надежду на мое с Лидией примирение, а тем более дружбу. Я его жалела, но эта подлая и хитрая тварь выводила меня из терпения. Мой отец, который и в молодости-то не был красавцем, а сейчас, к шестидесяти, и вовсе не представлял интереса для молодой красивой женщины, словно ослеп. Но я-то точно знала, что ей нужны только деньги...
   * * *
   - Успокойтесь, Настя, все хорошо, вам легко дышать, вы хорошо себя чувствуете. Вы ощущаете прилив сил, энергии, бодрости. На счет три вы откроете глаза. Раз, два, три. Проснитесь!
   - Как вы себя чувствуете, Настя?- голос Орлова все такой же мягкий и успокаивающий.
   - Отлично,- процедила я сквозь зубы и встряхнула головой,- но что же дальше? Что случилось с отцом? Я по-прежнему этого не помню.
   - Не волнуйтесь, Настя, возможно, во время следующего сеанса...
   - Нет,- резко оборвала я,- не называйте меня Настей.
   Теперь вы знаете, что у меня другое имя.
   - Настя, это все требует длительного обсуждения.
   - Я не собираюсь ничего длительно обсуждать,- я не узнавала собственного голоса, в одно мгновение я стала резкой с человеком,который помог мне вспомнить почти всю жизнь, уже казавшуюся навсегда потерянной,просто скажите, как меня зовут. Я не прошу вас о многом. Назовите
   меня по имени.
   - Хорошо,- Орлов снял очки,- Алиса, пожалуйста,
   не волнуйтесь...
   В голове у меня появился туман, портреты на стенах стали расплываться.
   - Мою невесту звали Алиса, правда, красивое имя?- спрашивал
   у меня Саша.
   Он смотрел на меня грустными глазами, а потом выражение его лица менялось,
   он начинал смеяться задорным смехом и шутливо бросал мне:
   - Обманули девочку! Обманули девочку! Обманули девочку!
   Голову разрывало от боли, уши закладывало от музыки, превращающейся в звериный рев, а я медленно, как Алиса из страны чудес, падала в кроличью нору...
   ГЛАВА 14
   Я вышла из клиники и двинулась в неизвестном направлении. Туман в
   моей голове еще не рассеялся, и я чувствовала себя словно в полусне.
   Постепенно стряхивая оцепенение, я вдруг ясно почувствовала, что Настя
   Ильичева может исчезнуть в любой момент. Частица ее все еще жила
   в моей голове, моем теле, моих чувствах, но она уже готова уступить
   место Алисе.
   Я ощущала себя какой-то полумертвой. Мне хотелось и не хотелось жить одновременно. Настя Ильичева, из последних сил цепляясь за мой разум, кричала, что все это неправда. Саша любит меня, и я достойна быть счастливой. Она приводила Алисе тысячу примеров, подтверждающих его нежную искреннюю любовь.
   А я сама, понимая, что у меня совершенно другое имя и была совсем другая жизнь, молчала и молилась, чтобы все так и было на самом деле. В тот момент я боялась сойти с ума. Я боялась даже думать о том, что произошло. Господи! Ведь я была в своей же собственной квартире, и я узнала ее! Я видела лицо собственной мамы- доброе, нежное, красивое лицо и подумала, что это всего лишь моя фантазия. Я мило любезничала с Лидией, этой продажной дрянью, мачехой, и восхищалась ее красотой и вкусом! Я узнала парижский отель, где мы с отцом провели такие чудесные дни, полные беззаботного счастья...
   Но самое главное- я знала, что родители Лидии живы и что у нее нет и никогда не было никаких братьев!
   Но если это всего лишь болезнь? Если все это сказка, мираж, бредовые идеи моего сознания?
   Я не знала, что делать. Как жить дальше словно расколотой надвое?
   Как говорить, дышать, смотреть на любимое лицо и мучиться, зная, что это может быть самая страшная ложь в моей короткой жизни?
   Внезапно я натолкнулась на какую-то дверь и остановилась.
   Оглядевшись по сторонам, поняла, что пешком пришла из клиники в общежитие. По-видимому, тело само решило за меня, куда нужно идти. И мои более разумные ноги привели меня в дом, где я могла найти настоящие понимание и поддержку.
   - Мила!- вместе с этим выдохом слезы чуть не полились
   у меня из глаз, и я изо всех сил толкнула дверь.
   Мне никто не ответил. За дверью не слышно привычного гомона, хохота.
   Без особой надежды я поднялась к Ксанке. На мое счастье дверь оказалась открытой.
   - Настя!- обрадовалась подруга и сразу же стала засыпать вопросами.
   - Ну как вы съездили? Как Саша? Как в Париже?- она говорила, обнимая меня, пытаясь снять шубу.- Какая чудесная у тебя была свадьба. Знаешь, я ведь даже не успела сказать тебе, как все было здорово!
   - Оксан,- я не хотела разговаривать с кем-нибудь по поводу происшедшего, кроме Милы,- я простыла во Франции и пока еще не выздоровела окончательно. Просто проезжала мимо,- я натянуто улыбнулась,- решила зайти, думала, у вас веселье. Но Милы почему-то нет.
   Окончив фразу, я судорожно вздохнула и сжала зубы, чувствуя, что могу разреветься.
   - Ой, ты же ничего не знаешь,- заторопилась Ксанка,- Милка сразу после твоей свадьбы улетела домой в Екатеринбург, у ее матери микроинсульт, и ей нужно там пожить некоторое время, пока старушке станет лучше.
   Мне отчего-то стало еще более тревожно.
   - А кто-нибудь ее проводил?- поинтересовалась я.
   - Ну а как же?- искренне удивилась Ксанка.
   Мы всем кагалом ее на самолет сажали. Она еще просила тебе передать,
   чтобы ты провела медовый месяц, утопая в цветах и задыхаясь от бесконечного секса,- Ксанка едва сдерживала смех, а я слезы, но она почему-то этого не замечала,- сделала нам ручкой на прощанье и улетела.
   - А можно с ней как-нибудь связаться?
   - Да зачем?- никак не могла понять моей необходимости
   увидеться с Милой Ксанка. - Она через две недели приедет обратно,
   вот тогда мы и устроим "женский день- 8Марта".
   А ты пока наслаждайся замужней жизнью и не загружайся чужими проблемами.
   Если понадобится, мы Милке найдем лекарства и все что нужно. Лучше расскажи, как у тебя дела?
   - Все прекрасно,- я не могла больше ничего из себя выдавить,- Ксана, мне пора, я на минутку заскочила, а то муж будет волноваться.
   - Да...- вспомнив о моем муже, сказала она, - какой
   же он у тебя красавчик, я тебе страшно завидую,- Ксанка вздохнула
   с нескрываемым восхищением,- и самое главное, он на тебя такими
   глазами смотрит... Умереть можно.
   Я начала одеваться, чтобы не слышать этих излияний, и при этом, вся сжавшись внутри от боли, продолжала растягивать губы в глупой улыбке.
   - Я сначала даже не поверила, когда мне Милка рассказала про
   вас, ведь он такой распрекрасный! Такие типчики редко бывают порядочными людьми. Подобные мужики все либо пидоры, либо ищут большие деньги. Атвой Сашуля ведь еще и богатый мальчик,- Ксанка смотрела на меня с умилением и восторгом, но ее взгляд больше привлекали мои шуба и сумка из крокодиловой кожи, чем слезы у меня в глазах,- знаешь, он сделал из тебя настоящую принцессу!
   Я вымученно улыбнулась ей напоследок и, быстро простившись, поспешила выйти на свежий воздух.
   - Что же делать?- почти простонала я.- Теперь я
   совсем одна... Как избавиться от этого кошмара, как все проверить?
   Не находя ответы на эти вопросы, я медленно пошла Пироговской по направлению
   к центру. В голове еще бушевал ураган, мешающий нормально соображать
   и адекватно оценивать события.
   Неожиданно я услышала голос женщины, которую последние полтора года считала своей матерью. Наверное, она действительно мне это говорила, но тогда я пропустила ее слова мимо ушей: "В том шторме погибли еще люди, новые русские, на роскошной яхте. Говорят, отец с дочкой, жили в Ореанде, в шикарных апартаментах. А тут и деньги не спасли. Санитарка в морге рассказывала, приезжала такая фифа на опознание, платочек к сухим глазам прикладывала..."
   Когда я пришла в себя, у меня дико болела голова и тошнило. Я осторожно встряхнула головой, словно боясь растерять мысли. Неужели эта мозаика сложится и все встанет на свои места!
   Мой сон о кораблекрушении, возможно, и не сон, скорее это воспоминания пытаются прорваться наружу и рассказать мне правду! Несмотря на боль, раздирающую меня на части, я захотела немедленно, сию же минуту все это проверить. Я поняла, что не смогу жить дальше, мучаясь сомнениями.
   Я ехала в пойманной машине к центру города. Когда водитель проезжал Зубовскую площадь, резко скомандовала:
   - Стойте,- и, попросив его подождать пару минут, поднялась в здание телеграфа.
   Там почти никого, и я быстро соединилась с нужным мне номером.
   - Да?
   - Мама, это ты?- первое слово далось мне очень нелегко.
   - Да, это я, деточка, твоя мама. Как же ты там без меня, Настенька моя?- голос на другом конце провода был явно нетрезвым.- Когда же ты приедешь навестить свою родную мамочку? Уж как я по тебе скучаю, это и представить невозможно.
   - Я скоро, очень скоро приеду,- поспешила уверить я ее, - скажи, у тебя все в порядке?
   - В порядке, доченька, что мне сделается,- неожиданно
   женщина заплакала пьяными слезами,- бросила ты мать, а теперь
   спрашиваешь, как у меня дела. А что мать тут на работе горбится, болеет,
   да только водкой и спасается, ее это не интересует, у нее с мужем
   медовый месяц. У нее все хорошо!
   Я молча слушала голос, всегда казавшийся мне чужим, и не могла вставить ни слова.
   Внезапно мать икнула, раздался грохот, и связь оборвалась. Я поняла, что она упала и уронила телефон на пол.
   Я попросила телефонистку соединить еще раз, но никто к телефону не подошел. Ответа на свои незаданные вопросы я не получила. Моя версия проверки отпала сама собой.
   "А почему я не могу поехать туда сама? Прямо сейчас, немедленно,пришло мне в голову,- только если я сама смогу собственными глазами увидеть это, я пойму, что все воспоминания правда. Но как объясниться с Сашей? Как смотреть ему в глаза?"
   Не откладывая в долгий ящик, я торопливо вышла из здания телеграфа.
   К моему удивлению, пойманный мною частник все еще ждал меня у тротуара.
   - Поехали, - сказала я, усаживаясь в машину.
   - Планы те же?- поинтересовался у меня добродушный усатый дядька.
   - Нет, маршрут тот же, а вот планы очень изменились...
   Как только я вошла в квартиру, муж бросился ко мне.
   - Где ты пропадала так долго? Зачем выключила сотовый? Я не мог
   тебе дозвониться,- сейчас я не слышала в его голосе ласки,
   там только плохо скрываемое раздражение.
   Прямо с порога я начала рыдать. Лицо у мужа стало испуганным.
   - Что случилось? Что тебе сказал врач?
   - У меня все в порядке, Сашенька, но когда я гуляла, то в
   каком-то наваждении услышала голос мамы. Она сказала, что ей так плохо, так одиноко.- Я смотрела на его красивое лицо и плакала без всяких театральных усилий.
   Он тотчас же подскочил ко мне.
   - Не плачь, моя хорошая, мы к ней скоро съездим вдвоем, как и обещали,- он попытался меня обнять, но я отстранила его.
   - Нет, ты ничего не понимаешь,- всхлипывала я,
   я позвонила ей по телефону, потому что очень испугалась. И сначала
   она хорошо со мной разговаривала, а потом раздался грохот и связь
   пропала. Больше я не могла ей дозвониться. Я чувствую, что произошло
   что-то плохое, страшное. Я боюсь. Мне нужно увидеть маму!
   Истерика разворачивалась по полной программе, и я охотно выплескивала скопившуюся во мне тревогу, напряжение и страх на человека, которого я любила и боялась одновременно. Саша смотрел на меня в недоумении. Стакой стороны он еще меня не знал, и я уверена, что увиденное ему не понравилось.
   Я не давала себя обнять, как только он пытался подойти, кричала:
   - Не успокаивай меня, у меня плохое предчувствие! Я хочу увидеть маму!
   Через час супруг потерял всякое терпение от моих слез и воплей и брызнул мне в лицо холодной водой. Я мгновенно пришла в себя, его варварская попытка даже принесла мне значительную пользу. Я наконец перестала реветь, притихла, а потом стала плакать беззвучно, отвернувшись к стенке.
   Саша привлек меня к себе и нежно гладил по голове, но я почему-то уже не таяла в его объятьях.
   - Милый мой котенок, ну поговори со мной,- ласково журчал муж, но я молчала.
   Наконец я подняла полные слез глаза и сказала:
   - Я хочу сегодня же улететь в Крым. Только ты можешь мне помочь. Пожалуйста, помоги мне, я боюсь за маму.
   Саша молча смотрел на меня.
   - Ты должен меня понять. Это ненадолго, надеюсь, всего на сутки.
   Я прилечу, и если все в порядке, то сразу же позвоню. А если что-то
   случилось, то ты мне достанешь здесь необходимые лекарства,
   я говорила и жутко боялась, что он согласится на мой полет в Крым,
   но только с ним вместе.
   - Может, Лидия сможет помочь?- наконец сказал он.
   - Это было бы замечательно,- согласилась я,- и
   ты поедешь со мной?- добавила я обрадованно, но потом, как
   бы опомнившись, с сожалением всхлипнула.- Нет. Лидия и так
   слишком много для меня сделала, я не могу так злоупотреблять ее расположением. И потом ведь это не надолго.
   - Хорошо,- согласился Саша, - но если ты не вернешься
   в Москву завтра, я прилечу к тебе.
   Он снова притянул меня к себе и нежно поцеловал. Я ответила на его поцелуй и забыла обо всем на свете. О своих кошмарных снах, о новых воспоминаниях, о том, что я уже на пятьдесят процентов осуществила свой грандиозный замысел. Я просто хотела всю жизнь чувствовать ласку губ этого человека, спать на его широкой груди, заниматься с ним любовью и знать, что он- первый и единственный мужчина в моей жизни...
   Когда Саша отпустил меня, все страхи снова тяжелой ношей свалились на мои далеко не могучие плечи.
   - Я позвоню в аэропорт,- сказал муж,- не бойся, моя девочка, мы что-нибудь придумаем. Я не позволю тебе так мучиться. Если ты чувствуешь, что нужно увидеться с матерью, то сегодня же и вылетишь.