Страница:
А сколько волостей-земель русских отрывалось, уходило из единой Руси вместе с князьями-изгоями и образовывались особые княжества-государства, такие как: Полоцкое, Галицкое, Рязанское, Туровское... Черниговские земли и то чуть тоже не ушли...
Ты как князь знаешь, что и не отделившиеся волостные князья не были подручниками старшего, а были названными сыновьями, то есть, никакого государственного подчинения не могло быть, - старший не мог иметь значения главы государства, верховным владыкой страны, великим князем Всея Руси!..
- Ладно нам тысяцкий с тобой рассуждать то, что Богом предопределено, - все в его руках! - и перекрестился.
- Легко же и просто сослаться на навязанного Русской земле Бога!.. Русским, имеющим очень сильных, влиятельных и многочисленных Богов, которые и теперь еще сохранились исподволь в Душе у каждого - это же боги свои, родные, не иноземные...
- Ты, Рагуил, не прав! - Я и то знаю - ты тем паче, - что еще в 860 году - за 128 лет раньше до того, как остатки некрещенных чернолюдинов киевских вогнал в воды Почайны - крестил в "Иордан-реке" - Володимер Святославич, - в Подоле поставили - после очередного победоносного похода на Царьград - церковь христианскую -Ильи... Русь уже тогда выбрала Веру!..
- Русь не выбирала, ей навязали: вначале гости, ходившие по Днепру-Славутичу из Греции в полуночные земли норманов-викингов, а потом Аскольд и Дир со своими христианскими дружинами постепенно утвердили христианство. Правда, Олег спустился и, взяв Киев, вновь ввел русских богов, но не помогло...
- Знаю, ты аккурат все разложишь и расскажешь про все, что происходило, но пора нам, друг, обойти посты, подышать свежим ветром... Самое сонное время сейчас, ребята спят - хоть убивай их. Ты же знаешь, скольких пороли, но все равно спят - стоя научились спать черти, - ох не к добру!.. Скорее бы уж Всеволод с курянами пришел...
Рагуил, уже выходя из шатра:
- Эх мы! Коренное истинное в народе и то рушим: Веру славян-русинов, которая живила, объединяла не только нас, русских, но иные народы в единую Русь с могучим телом и душой, заменяем силком инородным чужеземным, пришлым, заставляем прижиться на суровой и в то же время прекрасной великой просторами земле, чем-то подобием веры, что было у русского народа... Конечно, со временем люди примут Православие, - куда денутся, - но это уже будут другие люди: не русские, а только народ, говорящий по-русски!..
8
Рядом с Третьяком - стремя в стрему - скакал сотский Жмень Бродник. Пыль, топот, запах конского пота. Изюмская сакма отвернула от Оскола направо - пологий длинный подъем. Слева еще на светлеющем горизонта зловеще догорали, зажженные закатившимся под Землю огромным огненно-красным Солнцем, звере-змееподобные тучи.
Сотник повернул голову к Третьяку и, перекрикивая шум-грохот бегущих коней, - низким хрипловатым натуженным голосом:
- Сейчас дорога пойдет по гребню - водоразделу между Осколом и Сальницей - вновь поедем на полдень - повернем налево - слева будет Оскол, а справа - Сальница... Днем-то далеко бы нас видно было бы... - оскалился: на темном грязном бородатом лице забелели лешачьи зубы. Третьяк покосился на него, ничего не сказал. - Ты теперь будь всегда рядом со мной и делай то, что я скажу... Олстин хоть и Прохоров внук (знаменитый черниговский боярин - тысяцкий), но Степь и обычаи ённые я лучше знаю... Я слово дал Твердиле и крест целовал пред Богом, что тебя сберегу!..
Третьяк теперь уже смотрел на сотского с удивлением и не нашелся, что сказать, кроме как:
- Олстину почему-то не верю...
- Он все верно делает: нам в темное время нужно успеть пройти высокое место, а потом, когда спустимся к Сальнице, там пойдет широкая песчаная плотная сакма и тогда можно будет потише, но все равно к Узунскому перевозу (броду) нужно подходить в темное время и лучше до поры-времени за Холмом встать...
Перед самым рассветом, когда они уже подходили к Холму (справа обтекалась Сальницей), к ним навстречу выехали русские сторожа-заставники. Помогли правильно расположиться, чтобы Холм прикрывал, - не видно было ни с Узуна, ни с правобережья Донца (кипчакская сторона).
Третьяк, ложась на одну попону с Жменем, спросил:
- Почему Олстин все-таки послушался сторожей и не послал нас на Узун-гору?
- Тут свои законы. Ты видел, как русские сторожа одеты?
- Приметил: как половцы будто бы...
- То-то!.. И наши и ихние (половецкие) сторожа ходят к друг дружке и, если не наглеют, то не трогают другу друга. А Длинная Гора или по-половецки - Узун (высота - 218 м, длина чуть более 4 км) - ничейная как бы земля - но сейчас оттуда ушли ихние сторожа - они и без того знают, должно быть, где мы и сколько нас. Вот-вот должны вернуться с Поля наши русские сторожа - сам заставный воевода ушел смотреть и слушать Поле...
Проснулся Третьяк от того, что в глаза светило солнце, было жарко и онемела шея (под голову ложили седло).
Русские сторожа пришли только в среду к вечеру (8 мая). Не знали суть вестей, но то, что вести тревожные, знали все...
И когда в четверг утром на рассвете прибыли князья с полками, то их встретил сам заставный воевода. Он подошел к Игорю Святославичу и хотел поклониться, но сидящий верхом на коне князь попридержал за плечо воеводу, слез сам без помощи стремянного и полуобнял, похлопал по спине своего старого знакомого боярина-воеводу...
- Княже, "видихомся с ратными, ратници ваши со доспехом ездять; да или поедете борзо, или возворотися домовь, яко не наше есть веремя"!..
Игорь Святославич велел собраться вместе с ним на утреннюю трапезу князьям, главному воеводе, тысяцким и пригласил заставного воеводу. Всему войску было приказано напоить и накормить коней и отдыхать. Третьяк с сотским Жменем проследили, что и как воины выполнили приказанье, и улеглись в тени, обиженные тем, что их не пригласили на княжескою трапезу, разговаривали: "Советуются-думают, как воевать, где и какими путями идти". - Жмень отвернулся от Третьяка - повернулся на бок: "Я и так знаю, куда и где пойти, - этими местами мною многожды хожено-езжено..."
9
Солнце уже давно ушло за лесистую Узун-Гору на правом берегу "Дона" (Северного Донца), нависшей над переправой-бродом темной громадой. Было около 22 часов, четверг, 9 мая. Собрались "через ночь" на половцев. Третьяк чувствовал какую-то тревогу - необычным было даже не то, что не утром выходили в поход, а в том, что впереди известность: враг ждал...
Конь и то понимал, точнее, чувствовал своего хозяина, и пошел с неохотой. Из-за Холма спустились на утоптанную песчаную сухую сакму, которая пролегала рядом с Сальницей. Вот к устью она широко разлилась, запрудив себе путь песчаными наносами и заилив Северному Донцу русло так, что кони по брюхо перешли на ту сторону. Олстин повел свой полк напрямую - через Гору, - за ним шли все остальные - Игорево войско. Час шли по хребту (в южном направлении) Горы сквозь притихший лес - природа молчала - она была еще не чужая, но уже не своя. Спустились шагом в луговые леса - дубравы в основном, - с широкими просторными пожнями-полянами, чередующимися оврагами с заросшими кустарниками и тут все изменилось. ("О, Русская Земля! Уже за шеломянем еси!") Лес вдруг начал шуметь, слышались ужасные отдельные крики-свисты, которые даже приглушенные шумом-гулом многотысячного конного войска, вызывали страх и тоску...
Дошли до первой речки-притока Тишлы-Каменки (речка Каменка впадает в Донец чуть ниже по течении горы Узун-Изюма - русские войска шли по левобережью навстречу истоку этой реки). Остановились на короткий привал, - чтобы напоить и накормить коней. Выделив конюших, воины улеглись на прохладную траву. И тут началось...
Жмень - чуть в посветлевшей ночи - сверкнул глазами.
- Какую жуть наводять бисовы дивы - кликами своими пугают и дают знать своим другам-половчанам о нас... Тут еще вон волки в яругах воют так, что душу холодом дотpaгивает... Ух, сколько их!.. Соловьев заглушают...
А когда войско поднялось и вновь пошло, но тучи галок и ворон с чаканьем и граем поднялись в посветлевшее небо и так продолжали кружится над ними, сопровождая их, и только по мере того, как поднималось жаркое солнце, все распекая и накаливая вокруг, все неистовее и громче гаркали и клекотали.
К шести утра достигли истока Каменки - небольшого ручейка. Стояли недолго - только поили коней. Солнце начало пропекать: шлемы и брони, колчуги, оружие так нагрелось, что обжигало голые пальцы, а тут еще этот зловещий грай кружащих над головой пожирателей мертвечины... Вой, ждущих живой крови раненых и умирающих, волков-вампиров... Муторно на душе у каждого русского - скорбные лица и тоска в глазах (но страха не было!).
... - Скоро пересохнет, - сотский Жменя Бродник еще раз наклонился и, ладонью черпая, пил воду. - Летнее время Ташлы на одну треть усыхает... Сейчас пойдут поля и до Сюурлия 14- это где-то 10-12 верст 15- не будет воды, а там, должно быть, нас встретят...
Действительно, постепенно деревья и кустарники исчезли, пошли луга с сочной высокой травой, затем - поле-полустепь и только когда стали подходить к Сюурлию, увидели вдали полосу кустарников и отдельные деревья на пологом правом берегу речки. Сквозь шум многотысячного (русских было около 7 тысяч) топота копыт по крепкому дерну, послышались вдали - из-за речки Сюурлия с Поля клики-скрипы (не мазали) колес больших половецких телег-жилищ...
Команда - и русские полки стали разворачиваться в боевые порядки и, продолжая путь, приближались к Сюурлию... И вот кусты, деревья исчезли и открылся берег речки и... "Господи!" - На противоположном левом берегу через неширокую речку у самой воды, загородив путь, стояли готовые к бою плотно прижатые друг к другу конные полки половцев. Развевались значки на ветру, высоко поднятые бунчуки-знамена грозно покачивались в знойном воздухе. Вся эта огромная масса, блестя доспехами, оружием в красной, зеленой, синей одежде - наряжались степняки на бой как на праздник - возбужденно шевелилась, орала и заполнила пространство от левобережья Сюурлия до половины Поля.
...Что-то как будто сломалось в боевом строе русского войска (..."изрядяша полков 6: Игорев полк середе, а по праву руку брата его Всеволожь, а по леву Святославль, сыновца его, напереде ему сын Володимирь и другий полк Ярославль, иже бяху с Ольстином коуеве, а третий полк напереди же стрелци, иже бяхуть от всех князий выведени"): полки сбавили ход, а потом встали, - не дойдя 1-1,5 полета стрелы до речки Сюурлий. Тишина: и тут и там!..
Третьяку стало жутко, а когда увидел на лицах у большинства своих воинов не только растерянность, но и страх, то ему самому стало страшно. "С такими воями не осилить ворога!.. Могут и вовсе не пойти!.."
...Взметнулись, как крылья над русскими полками распахнутые полы ярко-красного княжеского терлика (накинутого поверх брони) - Игорь Святославич встал на стремена - головы - туда, - загремел-зарыкал голос князя-храбра.
- "Братья! сего есмы искале, а потягнемь!.. Оже ны будеть не бывшися возвортитися, то сором ны будеть пущеи смерти!.."
Не успел его голос долететь до дальнего леса (5-6 км - на этом правом берегу Северного Донца) и погаснуть, как уже тысячи отточен-ных жал копий ощетинились-сверкнули над русскими полками, дрогнула конная лавина русских войск, двинулась, а потом - вскок, перешла в галоп - поскакали-полетели, пригибаясь к шеям своих коней с развевающимися на ветру гривами, на врага, стоящего через речку, притихшего, ждущего...
"Выехаша ис половецьких полков стрелци, и пустивше по стреле на Русь", но редкие стрелы достигли цели. Передовой русский полк на скаку открыл стрельбу - ливень стрел, перелетев неширокую речку, ударил по передним рядам половцев на левом берегу Сюурлия, ихние ряды смешались - шум, крик, визг - "и тако поскочиша; русь же бя хуть не переехла еще реке Сюурлия, поскочиша же далече реки стояхуть"... Русские "потопташа поганыя полкы половецкыя, и рассушясь стрелами по полю, помчаша красныя девки половецкыя, а с ними злато, и паволокы, и драгыя оксамиты".
- Ох, не нравится мне эта легкая победа и взятие так легко столь великого добра! - и как легко они побросали свои летние вежи...
Но сказал на ветер: Третьяк не слушал - радость столь быстрой удачи опьянила и его. Вскоре и сам Жменя-сотник поддался общему ликованию.
После короткого отдыха Игорь разрешил полкам Владимира и Ольстина преследовать противника и взять Шарукань и Сугров (археологические находки-городища: Теплинское и Сидоровское); Святославу - Балки (Маяцкое городище). Расстояние соответственно до них: 6,8 и 16 км.
Кое-где путь на стойбища половецкие перегородили топкие места. "Орьтмами, и япончицами, и кожухы начашя мосты моститы по болотом и грязивым местом, и всякыми узорочьи половецкыми. Чрьлен стяг, бела хорюговь, чрьлена чолка, сребрено стружие - храброму Святославличю!"
"А Игорь и Всеволод помалу идяста, не роспустяста полку своего", по огромному полю в юго-восточном направлении в сторону Тора, приближаясь к речке Каялы - современная Макатиха, - протекающей по глубокой балке с крутыми, заросшими густым кустарником, скалистыми склонами...
Рейд русских полков по ближайшим тылам противника оказался очень удачным. В ночь пятницу на субботу они вернулись к полкам Игоря Святославича и Всеволода, вставшие лагерем в поле - в 1,5-2 км от речки Сюурлий в северо-западном направлении и 5-6 км от Каялы в восточном направлении и на столько же километров на север до правобережного леса Северного Донца - пригнали огромный табун лошадей, скот, полон (в основном - женщины и дети), драгоценности и скарб. Позднее всех пришло Святославого войско - на еле живых лошадях, чуть не падая от усталости, сидели мешками воины, сползали с седел и валились на землю.
Вернувшиеся говорили одно и тоже: "...Видихом полки половецькии, оже мнози чуть".
Игорь Святославич собрал князей, старших воевод.
- "Се бог силою своею возложил на враги наша победу, а на нас честь и слава". Мы выполнили свою задачу и можем возвращаться... Но вы знаете, что враги наши собираются - если честно, то мы разгромили только передовые сторожевые полки. "Ныне же поедем через ночь!" Будем обратно идти тем же путем, каким шли сюда.
Но "рече Святослав Ольговичь сироема своима: "далече есмь гонил по половцex, а кони мои не могуть; аже ми будеть ныне поехати, то толико ми будеть на дорозе остати - и поможе ему Всеволод, акоже облечи ту. И рече Игорь: "да недивно есть разумеющи, братья, умре ти" - и облегоша ту".
Русские войска устроились лагерем так: в центр загнали полон, "вежи с добром", табун лошадей степных, стадо волов, вокруг них поставили сторожей, зажгли костры; на внешней стороне огромного кольца расположились полки: на северо-западной части - Владимира Игоревича, на северо-восточной - ковуи Олстина и русские сотни Третьяка; на юго-восточной - куряне Всеволода; на южной - основной полк: Игоря Святославича; на юго-западной - Святослав. От поля отгородились ближними и дальними сторожами, - последние ушли на 1-1,5 км, чтобы смочь предупредить от внезапного ночного нападения.
Воины легли одетые в брони, под рукой - оружие, рядом привязан боевой конь...
Третьяк никак не мог уснуть, хотя ноги и тело ломило, голова гудела от усталости, хотелось пить... Перед глазами мелькали кони, люди, узорья, девки-полонянки с темными от ужаса глазами, насмерть перепуганные дети половецкие; летела как будто под ногами навстречу земля... Запахи, ночные непонятные крики-вопли: то ли людей, то ли еще кого, но все заглушало - ближнее - храпы спящих мертвецким сном!.. "Как хочется пить, и кони не поены... - только завтра уже с утра, когда на обратном пути дойдем до воды, придется попить". (Олстин предупредил, что завтра с утра повернут домой: вначале пойдут на юго-запад до Сюурлия, напоят коней, сами попьют, перейдут речку и по ее правой стороне пойдут (в северо-западном направлении) обратно - как шли сюда.)
Рядом храпел-спал Жменя. "Как он легко владеет собой - никаких забот-тревог: тут же засыпает, нужно - вскочит и сна - ни в одном глазу!.."
...Проснулся от удара по голове, вот еще раз ударили - в голове сгудело - вокруг: топот, крики, визги - беготня. Когда открыл глаза, увидел здоровенный кулак сотника Жменя - замахивался, чтобы еще раз ударить. Поняв, что Третьяк проснулся, Жменя что есть мочи заорал:
- Вставай! Половцы!.. Видать, дальние сторожа проспали, али же их...
"Светающе же суботе, начаша выступати полци половецкии, ак борове; изумешася князи рускии..."
"...Чрнъныя тучя с моря идут,
хотят прикрыти 4 солнца,
a в них трепещутъ сини млънии.
Быти грому великому!
Итти дождю стрелами.
С Дону великого!
Ту ся копией приламати,
ту ся саблям потручяти
о шеломы половецкыя,
на реце на Каяле,
у Дону великого!"
"Се ведаюче собрахом на ся землю всю: Кончака, и Козу Бурновича, и Токсобица Колобича, и Етебиха и Тертьтробича".
Игорю кто-то из князей предложил сесть на свежих коней и самим со своими личными дружинниками вырваться из окружения. Но он гневно ответил: "Оже побегнемь, утечемь сами, а черныя люди оставим, то от бога ны будеть грех, сих выдавше пойдемь; но или умремь, или живи будемь вси на единомь месте".
Половцы, уставшие после ночного быстрого марша, в спешке продолжали окружать войска Игоря; вначале они "бишася... стрелци, а копьи ся не снимали, а дружины (свои) ожидаючи, а к воде не дадучем им (русским) ити".
Русские (конные) построились в два плотные железные кольца - загородившись от стрел красными щитами, ощетинились острыми пиками - диаметром чуть более километра. Снаружи - стрельцы на конях же - но уже не сплошной линией, - они открыли ответную стрельбу.
"То было въ ты рати и въ ты походы,
а сицей рати не слышано!
Съ зараниа до вечера...
летят стрелы каленыя,
гримлютъ сабли о шеломы,
трещатъ копия харалужныя
въ поле незнаемом,
среди земли Половецкыи.
Чръна земля подь копыты костьми была посеяна,
а кровию польяна:
тугою взыдоша по Руской земли."
...Русские к Сюурлию не смогли прорваться, удалось лишь, введя все имющиеся резервы основного (Игорева) полка, продвинуться на полверсты: половцы успели в этом направлении подтянуть огромные силы и, создав многократный перевес, остановили, а потом медленно, с трудом начали оттеснять от речки. Все: русские и половцы понимали, что исход этой битвы зависит от того: смогут ли русские полки дойти до воды - в такую жару, в сушь кони падут, люди (человек может обойтись без воды, лежа в прохладном месте, максимум 3 дня!) - хотя покрепче, - но тоже не выдержат: потеряют сознание - упадут в обморок, который перейдет в кСму, а затем неминуемо в смерть.
Стрелы у русских кончились, отбивались воины Игорева полка копьями, мечами, саблями уже в контактном бою, нанося противнику сильный урон, но и сами несли потери: убитыми, ранеными...
Главный воевода Рагуил (сам и конь - в рыжей пыли, по лицу текут черные ручейки пота) вывел своего шатающегося от усталости коня из боя и - к Игорю Святославичу, дышал через рот, какое-то время отдыхивался - только зубы белели меж потрескавшихся кровоточащих губ, да белки глаз сухо посверкивали.
- Говорил тебе, Игорь, не к Сюурлию, а на Дон надо было... Мы смогли бы прорваться - там у них были только стрелки. Упустили время и случай!..
В глазах Игоря на какое-то мгновение мелькнула растерянность, но в следующий миг князь мотнул головой - огненно-желтым горячим светом полыхнул позолоченный шлем на голове у него.
- Давай туда... к Володимеру и будь с ним и делай что надо... До конца!.. А я - тут... И пусть твой сын Ратмир будет со мной...
Но и в северном направлении теперь уже было не пробиться: половцы нагнали свои полки!..
Враги засыпали стрелами (русские стрелки перед передними рядами - внешнее кольцо - уже погибли, поэтому не могли ответить) окруженных русских, еле сдерживающих на качающихся от усталости и обезвоживания конях. Местами сходились на пики и мечи и сабли. Таяли ряды русских, кое-где уже вместо двух был один ряд. Нужно было что-то делать!..
Рагуил подозвал десятника:
- Иди, скажи князю Володимеру, что надо выводить изнутри лошадей, скот и полон и гнать на половцев, а мы за ними... Так и прорвемся... А я тут... Видишь!.. Скажи, что вот-вот они прорвутся - разорвут кольцо-круг!..
Владимир Игоревич сразу понял... Погнал вестника по кругу к отцу, чтобы тот разрешил.
...И, когда табуны диких коней, разъяренных быков вперемежку с ними, визжащими и кричащими от ужаса и боли, - растаптываемых, - женщин и детей, неудержимой лавой поперли на половцев, то они вначале растерялись, а потом просто - ничего не могли сделать... Русские в это время успели сжать свой круг, уплотнить ряды - теперь внутри круга были только раненые русские воины, - и двинулись вслед за животными и пленными людьми на прорыв к Дону. Пиками подгоняя их, гоня впереди себя обессиленных коней, ревущих быков - рогами раскидывающих встречных конных половцев, - (женщин и детей скоро не стало видно!) - как сверхмощным тараном расчищали себе путь сквозь половецкие конные заграждения. На усталых высохших от жажды лицах русских ожила надежда...
Уже прошли почти половину пути до придонного леса (а там их степнякам не достать!), но... конные половцы, бешено крутясь, где арканами, где копьями и плетями, сумели-таки развести в разные стороны прущих на них лошадей и быков и вновь плотными рядами перегородили путь... Русские в какое-то время еще по инерции (задние давили на передних) шли прямо на выставленные навстречу им длинные пики с острыми сверкающими на солнце стальными лезвиями-наконечниками. Спереди, с боков полетели половецкие стрелы, - и никакие щиты, панцири не помогали защититься от них - все равно (так густо они летели) находили щель: поражали насмерть или же ранили...
Уязвленный стрелой, Рагуил сполз с седла. Его тут же уложили на носилки, понесли (русские - теперь уже очень медленно - продолжали продвигаться), он попросил к себе подойти Владимира Игоревича.
- Надо, князь, спешиться, - у нас кони все равно уже не могут идти, - и пока совсем не остановили нас, нужно продолжить...
"Яръ туре Всеволод!
Стоиши на борони,
прыщеши на вои стрелами,
гремлеши о шеломы мечи харалужными!
Камо, туръ, поскочяше,
своимъ златымъ шеломемъ посвечивая,
тамо лежатъ поганыя головы половецкия.
Поскепаны саблями калеными шеломы оварьскыя,
отъ тебе, яръ туре Всеволоде!
Кая раны дорога, братие, забывъ чти и живота,
и града Чрънигова отня злата стола,
и своя милыя хоти, красныя Глебовны
свычая и обычая?"..
Половцы давили так, что уже не было сил сдерживать!.. Святослав и без предупреждения Игоря знал, что хотят враги: прижать русских к Каяле и... не нужно добивать - русское войско, столкнутое в глубокий овраг с крутыми скалистыми склонами, на дне которого, сверкая быстрыми струями-лезвиями текла речка Каялы (Каяла), рассыпалось бы и стало беспомощным. А до Каялы всего-то 2-3 версты - за час дожмут!..
Князь Святослав сам встал в передний ряд и начал рубиться... Вместо охлаждающего пота тело и лицо покрылись густым горячим липким... В горле, во рту горело, трескалось от сухости, руки, ноги, тело сковало свинцовой обезвоживающей тяжестью...
Когда поступил приказ спешиться и коней пустить на прорыв, он тоже "соседоша" с коня "и поидоша бьчеся..."
Но не хватило коней, чтобы и дальше, раздвигая путь конями, продолжить пробиваться из окружения!..
"...И тако, божиим попущением, уязьвиша Игоря в руку и умртвиша шюйцю его, и бысть печаль велика в полку его... (Он единственный продолжал биться верхом.) Наставши же нощи суботнии, и поидоша бьючися... И мнозии ранени и мертви быша в полках руских; наставши же нощи суботнии, и поидоша бьючися. Бысть же светающе неделе, возмятошася ковуеве в полку, побегоша. Игорь же... пойде к полку их, хотя возвороти их к полком; уразумев же яко далече шел есть от людий и соймя шолом, погнаше опять к полком, того деля, что быша познали князя и возворотилися быша; и тако не возворотися никто же, но токмо Михалко Гюрговичь, познав князя, возворотися; не бяхуть бо добре смялися с ковуи, но мало от простых или кто от отрок боярьских, добри бо вси бьяхуться идуще пеши, и посреди их Всеволод не мало мужество показа. И яко приближися Игорь к полком своимь, и переехаша поперек и ту яша един перестрел одале от полку своего. Держим же Игорь, виде брата своего Всеволода крепко борющася, и проси души своей смерти, яко да бы не видил падения брата своего Всеволод же толма бившеся, яко и оружья в руку его не доста, и бьяху бо ся идуще вкруг при озере. И тако во день святoго воскресения наведе на ня господь гнев свой: в радости место наведе на ны плачь, и во веселье место желю, на реце Каялы. Рече бо деи Игорь: "помянух аз грехы своя пред господем богом моим, яко много убийство, кровопролитье створих в земле крестьяньстей, яко же бо аз не пощадех хрестьян, но взях на щит город Глебов у Переяславля; тогда бо не мало ало подъяша безвиньни хрестьяни, отлуеми, отець от рождений своих, брат от брата, друг от друга своего, и жены от подружий своих, и дщери от материй своих, и... все смятено пленом и скорбью тогда бывшю. Живии мертвым завидять, а мертвии радовахуся, аки мученици святеи огнем от жизни сея искушение приемши, старце поревахуться, уноты же лютыя и немилостивыя раны подъяша, мужи же просеками разсекаеми... жены же оскверняеми и та вся створив аз - рече Игорь, - недостойно ми бяшеть жити; и се ныне вижю отместье от господа бога моего..."
И взмолился мысленно к Небу Игорь Святославич: "...Господи боже мой! не отрини мене до конца, но яко воля твоя, господи, тако и милость нам, рабом твоим."
Ты как князь знаешь, что и не отделившиеся волостные князья не были подручниками старшего, а были названными сыновьями, то есть, никакого государственного подчинения не могло быть, - старший не мог иметь значения главы государства, верховным владыкой страны, великим князем Всея Руси!..
- Ладно нам тысяцкий с тобой рассуждать то, что Богом предопределено, - все в его руках! - и перекрестился.
- Легко же и просто сослаться на навязанного Русской земле Бога!.. Русским, имеющим очень сильных, влиятельных и многочисленных Богов, которые и теперь еще сохранились исподволь в Душе у каждого - это же боги свои, родные, не иноземные...
- Ты, Рагуил, не прав! - Я и то знаю - ты тем паче, - что еще в 860 году - за 128 лет раньше до того, как остатки некрещенных чернолюдинов киевских вогнал в воды Почайны - крестил в "Иордан-реке" - Володимер Святославич, - в Подоле поставили - после очередного победоносного похода на Царьград - церковь христианскую -Ильи... Русь уже тогда выбрала Веру!..
- Русь не выбирала, ей навязали: вначале гости, ходившие по Днепру-Славутичу из Греции в полуночные земли норманов-викингов, а потом Аскольд и Дир со своими христианскими дружинами постепенно утвердили христианство. Правда, Олег спустился и, взяв Киев, вновь ввел русских богов, но не помогло...
- Знаю, ты аккурат все разложишь и расскажешь про все, что происходило, но пора нам, друг, обойти посты, подышать свежим ветром... Самое сонное время сейчас, ребята спят - хоть убивай их. Ты же знаешь, скольких пороли, но все равно спят - стоя научились спать черти, - ох не к добру!.. Скорее бы уж Всеволод с курянами пришел...
Рагуил, уже выходя из шатра:
- Эх мы! Коренное истинное в народе и то рушим: Веру славян-русинов, которая живила, объединяла не только нас, русских, но иные народы в единую Русь с могучим телом и душой, заменяем силком инородным чужеземным, пришлым, заставляем прижиться на суровой и в то же время прекрасной великой просторами земле, чем-то подобием веры, что было у русского народа... Конечно, со временем люди примут Православие, - куда денутся, - но это уже будут другие люди: не русские, а только народ, говорящий по-русски!..
8
Рядом с Третьяком - стремя в стрему - скакал сотский Жмень Бродник. Пыль, топот, запах конского пота. Изюмская сакма отвернула от Оскола направо - пологий длинный подъем. Слева еще на светлеющем горизонта зловеще догорали, зажженные закатившимся под Землю огромным огненно-красным Солнцем, звере-змееподобные тучи.
Сотник повернул голову к Третьяку и, перекрикивая шум-грохот бегущих коней, - низким хрипловатым натуженным голосом:
- Сейчас дорога пойдет по гребню - водоразделу между Осколом и Сальницей - вновь поедем на полдень - повернем налево - слева будет Оскол, а справа - Сальница... Днем-то далеко бы нас видно было бы... - оскалился: на темном грязном бородатом лице забелели лешачьи зубы. Третьяк покосился на него, ничего не сказал. - Ты теперь будь всегда рядом со мной и делай то, что я скажу... Олстин хоть и Прохоров внук (знаменитый черниговский боярин - тысяцкий), но Степь и обычаи ённые я лучше знаю... Я слово дал Твердиле и крест целовал пред Богом, что тебя сберегу!..
Третьяк теперь уже смотрел на сотского с удивлением и не нашелся, что сказать, кроме как:
- Олстину почему-то не верю...
- Он все верно делает: нам в темное время нужно успеть пройти высокое место, а потом, когда спустимся к Сальнице, там пойдет широкая песчаная плотная сакма и тогда можно будет потише, но все равно к Узунскому перевозу (броду) нужно подходить в темное время и лучше до поры-времени за Холмом встать...
Перед самым рассветом, когда они уже подходили к Холму (справа обтекалась Сальницей), к ним навстречу выехали русские сторожа-заставники. Помогли правильно расположиться, чтобы Холм прикрывал, - не видно было ни с Узуна, ни с правобережья Донца (кипчакская сторона).
Третьяк, ложась на одну попону с Жменем, спросил:
- Почему Олстин все-таки послушался сторожей и не послал нас на Узун-гору?
- Тут свои законы. Ты видел, как русские сторожа одеты?
- Приметил: как половцы будто бы...
- То-то!.. И наши и ихние (половецкие) сторожа ходят к друг дружке и, если не наглеют, то не трогают другу друга. А Длинная Гора или по-половецки - Узун (высота - 218 м, длина чуть более 4 км) - ничейная как бы земля - но сейчас оттуда ушли ихние сторожа - они и без того знают, должно быть, где мы и сколько нас. Вот-вот должны вернуться с Поля наши русские сторожа - сам заставный воевода ушел смотреть и слушать Поле...
Проснулся Третьяк от того, что в глаза светило солнце, было жарко и онемела шея (под голову ложили седло).
Русские сторожа пришли только в среду к вечеру (8 мая). Не знали суть вестей, но то, что вести тревожные, знали все...
И когда в четверг утром на рассвете прибыли князья с полками, то их встретил сам заставный воевода. Он подошел к Игорю Святославичу и хотел поклониться, но сидящий верхом на коне князь попридержал за плечо воеводу, слез сам без помощи стремянного и полуобнял, похлопал по спине своего старого знакомого боярина-воеводу...
- Княже, "видихомся с ратными, ратници ваши со доспехом ездять; да или поедете борзо, или возворотися домовь, яко не наше есть веремя"!..
Игорь Святославич велел собраться вместе с ним на утреннюю трапезу князьям, главному воеводе, тысяцким и пригласил заставного воеводу. Всему войску было приказано напоить и накормить коней и отдыхать. Третьяк с сотским Жменем проследили, что и как воины выполнили приказанье, и улеглись в тени, обиженные тем, что их не пригласили на княжескою трапезу, разговаривали: "Советуются-думают, как воевать, где и какими путями идти". - Жмень отвернулся от Третьяка - повернулся на бок: "Я и так знаю, куда и где пойти, - этими местами мною многожды хожено-езжено..."
9
Солнце уже давно ушло за лесистую Узун-Гору на правом берегу "Дона" (Северного Донца), нависшей над переправой-бродом темной громадой. Было около 22 часов, четверг, 9 мая. Собрались "через ночь" на половцев. Третьяк чувствовал какую-то тревогу - необычным было даже не то, что не утром выходили в поход, а в том, что впереди известность: враг ждал...
Конь и то понимал, точнее, чувствовал своего хозяина, и пошел с неохотой. Из-за Холма спустились на утоптанную песчаную сухую сакму, которая пролегала рядом с Сальницей. Вот к устью она широко разлилась, запрудив себе путь песчаными наносами и заилив Северному Донцу русло так, что кони по брюхо перешли на ту сторону. Олстин повел свой полк напрямую - через Гору, - за ним шли все остальные - Игорево войско. Час шли по хребту (в южном направлении) Горы сквозь притихший лес - природа молчала - она была еще не чужая, но уже не своя. Спустились шагом в луговые леса - дубравы в основном, - с широкими просторными пожнями-полянами, чередующимися оврагами с заросшими кустарниками и тут все изменилось. ("О, Русская Земля! Уже за шеломянем еси!") Лес вдруг начал шуметь, слышались ужасные отдельные крики-свисты, которые даже приглушенные шумом-гулом многотысячного конного войска, вызывали страх и тоску...
Дошли до первой речки-притока Тишлы-Каменки (речка Каменка впадает в Донец чуть ниже по течении горы Узун-Изюма - русские войска шли по левобережью навстречу истоку этой реки). Остановились на короткий привал, - чтобы напоить и накормить коней. Выделив конюших, воины улеглись на прохладную траву. И тут началось...
Жмень - чуть в посветлевшей ночи - сверкнул глазами.
- Какую жуть наводять бисовы дивы - кликами своими пугают и дают знать своим другам-половчанам о нас... Тут еще вон волки в яругах воют так, что душу холодом дотpaгивает... Ух, сколько их!.. Соловьев заглушают...
А когда войско поднялось и вновь пошло, но тучи галок и ворон с чаканьем и граем поднялись в посветлевшее небо и так продолжали кружится над ними, сопровождая их, и только по мере того, как поднималось жаркое солнце, все распекая и накаливая вокруг, все неистовее и громче гаркали и клекотали.
К шести утра достигли истока Каменки - небольшого ручейка. Стояли недолго - только поили коней. Солнце начало пропекать: шлемы и брони, колчуги, оружие так нагрелось, что обжигало голые пальцы, а тут еще этот зловещий грай кружащих над головой пожирателей мертвечины... Вой, ждущих живой крови раненых и умирающих, волков-вампиров... Муторно на душе у каждого русского - скорбные лица и тоска в глазах (но страха не было!).
... - Скоро пересохнет, - сотский Жменя Бродник еще раз наклонился и, ладонью черпая, пил воду. - Летнее время Ташлы на одну треть усыхает... Сейчас пойдут поля и до Сюурлия 14- это где-то 10-12 верст 15- не будет воды, а там, должно быть, нас встретят...
Действительно, постепенно деревья и кустарники исчезли, пошли луга с сочной высокой травой, затем - поле-полустепь и только когда стали подходить к Сюурлию, увидели вдали полосу кустарников и отдельные деревья на пологом правом берегу речки. Сквозь шум многотысячного (русских было около 7 тысяч) топота копыт по крепкому дерну, послышались вдали - из-за речки Сюурлия с Поля клики-скрипы (не мазали) колес больших половецких телег-жилищ...
Команда - и русские полки стали разворачиваться в боевые порядки и, продолжая путь, приближались к Сюурлию... И вот кусты, деревья исчезли и открылся берег речки и... "Господи!" - На противоположном левом берегу через неширокую речку у самой воды, загородив путь, стояли готовые к бою плотно прижатые друг к другу конные полки половцев. Развевались значки на ветру, высоко поднятые бунчуки-знамена грозно покачивались в знойном воздухе. Вся эта огромная масса, блестя доспехами, оружием в красной, зеленой, синей одежде - наряжались степняки на бой как на праздник - возбужденно шевелилась, орала и заполнила пространство от левобережья Сюурлия до половины Поля.
...Что-то как будто сломалось в боевом строе русского войска (..."изрядяша полков 6: Игорев полк середе, а по праву руку брата его Всеволожь, а по леву Святославль, сыновца его, напереде ему сын Володимирь и другий полк Ярославль, иже бяху с Ольстином коуеве, а третий полк напереди же стрелци, иже бяхуть от всех князий выведени"): полки сбавили ход, а потом встали, - не дойдя 1-1,5 полета стрелы до речки Сюурлий. Тишина: и тут и там!..
Третьяку стало жутко, а когда увидел на лицах у большинства своих воинов не только растерянность, но и страх, то ему самому стало страшно. "С такими воями не осилить ворога!.. Могут и вовсе не пойти!.."
...Взметнулись, как крылья над русскими полками распахнутые полы ярко-красного княжеского терлика (накинутого поверх брони) - Игорь Святославич встал на стремена - головы - туда, - загремел-зарыкал голос князя-храбра.
- "Братья! сего есмы искале, а потягнемь!.. Оже ны будеть не бывшися возвортитися, то сором ны будеть пущеи смерти!.."
Не успел его голос долететь до дальнего леса (5-6 км - на этом правом берегу Северного Донца) и погаснуть, как уже тысячи отточен-ных жал копий ощетинились-сверкнули над русскими полками, дрогнула конная лавина русских войск, двинулась, а потом - вскок, перешла в галоп - поскакали-полетели, пригибаясь к шеям своих коней с развевающимися на ветру гривами, на врага, стоящего через речку, притихшего, ждущего...
"Выехаша ис половецьких полков стрелци, и пустивше по стреле на Русь", но редкие стрелы достигли цели. Передовой русский полк на скаку открыл стрельбу - ливень стрел, перелетев неширокую речку, ударил по передним рядам половцев на левом берегу Сюурлия, ихние ряды смешались - шум, крик, визг - "и тако поскочиша; русь же бя хуть не переехла еще реке Сюурлия, поскочиша же далече реки стояхуть"... Русские "потопташа поганыя полкы половецкыя, и рассушясь стрелами по полю, помчаша красныя девки половецкыя, а с ними злато, и паволокы, и драгыя оксамиты".
- Ох, не нравится мне эта легкая победа и взятие так легко столь великого добра! - и как легко они побросали свои летние вежи...
Но сказал на ветер: Третьяк не слушал - радость столь быстрой удачи опьянила и его. Вскоре и сам Жменя-сотник поддался общему ликованию.
После короткого отдыха Игорь разрешил полкам Владимира и Ольстина преследовать противника и взять Шарукань и Сугров (археологические находки-городища: Теплинское и Сидоровское); Святославу - Балки (Маяцкое городище). Расстояние соответственно до них: 6,8 и 16 км.
Кое-где путь на стойбища половецкие перегородили топкие места. "Орьтмами, и япончицами, и кожухы начашя мосты моститы по болотом и грязивым местом, и всякыми узорочьи половецкыми. Чрьлен стяг, бела хорюговь, чрьлена чолка, сребрено стружие - храброму Святославличю!"
"А Игорь и Всеволод помалу идяста, не роспустяста полку своего", по огромному полю в юго-восточном направлении в сторону Тора, приближаясь к речке Каялы - современная Макатиха, - протекающей по глубокой балке с крутыми, заросшими густым кустарником, скалистыми склонами...
Рейд русских полков по ближайшим тылам противника оказался очень удачным. В ночь пятницу на субботу они вернулись к полкам Игоря Святославича и Всеволода, вставшие лагерем в поле - в 1,5-2 км от речки Сюурлий в северо-западном направлении и 5-6 км от Каялы в восточном направлении и на столько же километров на север до правобережного леса Северного Донца - пригнали огромный табун лошадей, скот, полон (в основном - женщины и дети), драгоценности и скарб. Позднее всех пришло Святославого войско - на еле живых лошадях, чуть не падая от усталости, сидели мешками воины, сползали с седел и валились на землю.
Вернувшиеся говорили одно и тоже: "...Видихом полки половецькии, оже мнози чуть".
Игорь Святославич собрал князей, старших воевод.
- "Се бог силою своею возложил на враги наша победу, а на нас честь и слава". Мы выполнили свою задачу и можем возвращаться... Но вы знаете, что враги наши собираются - если честно, то мы разгромили только передовые сторожевые полки. "Ныне же поедем через ночь!" Будем обратно идти тем же путем, каким шли сюда.
Но "рече Святослав Ольговичь сироема своима: "далече есмь гонил по половцex, а кони мои не могуть; аже ми будеть ныне поехати, то толико ми будеть на дорозе остати - и поможе ему Всеволод, акоже облечи ту. И рече Игорь: "да недивно есть разумеющи, братья, умре ти" - и облегоша ту".
Русские войска устроились лагерем так: в центр загнали полон, "вежи с добром", табун лошадей степных, стадо волов, вокруг них поставили сторожей, зажгли костры; на внешней стороне огромного кольца расположились полки: на северо-западной части - Владимира Игоревича, на северо-восточной - ковуи Олстина и русские сотни Третьяка; на юго-восточной - куряне Всеволода; на южной - основной полк: Игоря Святославича; на юго-западной - Святослав. От поля отгородились ближними и дальними сторожами, - последние ушли на 1-1,5 км, чтобы смочь предупредить от внезапного ночного нападения.
Воины легли одетые в брони, под рукой - оружие, рядом привязан боевой конь...
Третьяк никак не мог уснуть, хотя ноги и тело ломило, голова гудела от усталости, хотелось пить... Перед глазами мелькали кони, люди, узорья, девки-полонянки с темными от ужаса глазами, насмерть перепуганные дети половецкие; летела как будто под ногами навстречу земля... Запахи, ночные непонятные крики-вопли: то ли людей, то ли еще кого, но все заглушало - ближнее - храпы спящих мертвецким сном!.. "Как хочется пить, и кони не поены... - только завтра уже с утра, когда на обратном пути дойдем до воды, придется попить". (Олстин предупредил, что завтра с утра повернут домой: вначале пойдут на юго-запад до Сюурлия, напоят коней, сами попьют, перейдут речку и по ее правой стороне пойдут (в северо-западном направлении) обратно - как шли сюда.)
Рядом храпел-спал Жменя. "Как он легко владеет собой - никаких забот-тревог: тут же засыпает, нужно - вскочит и сна - ни в одном глазу!.."
...Проснулся от удара по голове, вот еще раз ударили - в голове сгудело - вокруг: топот, крики, визги - беготня. Когда открыл глаза, увидел здоровенный кулак сотника Жменя - замахивался, чтобы еще раз ударить. Поняв, что Третьяк проснулся, Жменя что есть мочи заорал:
- Вставай! Половцы!.. Видать, дальние сторожа проспали, али же их...
"Светающе же суботе, начаша выступати полци половецкии, ак борове; изумешася князи рускии..."
"...Чрнъныя тучя с моря идут,
хотят прикрыти 4 солнца,
a в них трепещутъ сини млънии.
Быти грому великому!
Итти дождю стрелами.
С Дону великого!
Ту ся копией приламати,
ту ся саблям потручяти
о шеломы половецкыя,
на реце на Каяле,
у Дону великого!"
"Се ведаюче собрахом на ся землю всю: Кончака, и Козу Бурновича, и Токсобица Колобича, и Етебиха и Тертьтробича".
Игорю кто-то из князей предложил сесть на свежих коней и самим со своими личными дружинниками вырваться из окружения. Но он гневно ответил: "Оже побегнемь, утечемь сами, а черныя люди оставим, то от бога ны будеть грех, сих выдавше пойдемь; но или умремь, или живи будемь вси на единомь месте".
Половцы, уставшие после ночного быстрого марша, в спешке продолжали окружать войска Игоря; вначале они "бишася... стрелци, а копьи ся не снимали, а дружины (свои) ожидаючи, а к воде не дадучем им (русским) ити".
Русские (конные) построились в два плотные железные кольца - загородившись от стрел красными щитами, ощетинились острыми пиками - диаметром чуть более километра. Снаружи - стрельцы на конях же - но уже не сплошной линией, - они открыли ответную стрельбу.
"То было въ ты рати и въ ты походы,
а сицей рати не слышано!
Съ зараниа до вечера...
летят стрелы каленыя,
гримлютъ сабли о шеломы,
трещатъ копия харалужныя
въ поле незнаемом,
среди земли Половецкыи.
Чръна земля подь копыты костьми была посеяна,
а кровию польяна:
тугою взыдоша по Руской земли."
...Русские к Сюурлию не смогли прорваться, удалось лишь, введя все имющиеся резервы основного (Игорева) полка, продвинуться на полверсты: половцы успели в этом направлении подтянуть огромные силы и, создав многократный перевес, остановили, а потом медленно, с трудом начали оттеснять от речки. Все: русские и половцы понимали, что исход этой битвы зависит от того: смогут ли русские полки дойти до воды - в такую жару, в сушь кони падут, люди (человек может обойтись без воды, лежа в прохладном месте, максимум 3 дня!) - хотя покрепче, - но тоже не выдержат: потеряют сознание - упадут в обморок, который перейдет в кСму, а затем неминуемо в смерть.
Стрелы у русских кончились, отбивались воины Игорева полка копьями, мечами, саблями уже в контактном бою, нанося противнику сильный урон, но и сами несли потери: убитыми, ранеными...
Главный воевода Рагуил (сам и конь - в рыжей пыли, по лицу текут черные ручейки пота) вывел своего шатающегося от усталости коня из боя и - к Игорю Святославичу, дышал через рот, какое-то время отдыхивался - только зубы белели меж потрескавшихся кровоточащих губ, да белки глаз сухо посверкивали.
- Говорил тебе, Игорь, не к Сюурлию, а на Дон надо было... Мы смогли бы прорваться - там у них были только стрелки. Упустили время и случай!..
В глазах Игоря на какое-то мгновение мелькнула растерянность, но в следующий миг князь мотнул головой - огненно-желтым горячим светом полыхнул позолоченный шлем на голове у него.
- Давай туда... к Володимеру и будь с ним и делай что надо... До конца!.. А я - тут... И пусть твой сын Ратмир будет со мной...
Но и в северном направлении теперь уже было не пробиться: половцы нагнали свои полки!..
Враги засыпали стрелами (русские стрелки перед передними рядами - внешнее кольцо - уже погибли, поэтому не могли ответить) окруженных русских, еле сдерживающих на качающихся от усталости и обезвоживания конях. Местами сходились на пики и мечи и сабли. Таяли ряды русских, кое-где уже вместо двух был один ряд. Нужно было что-то делать!..
Рагуил подозвал десятника:
- Иди, скажи князю Володимеру, что надо выводить изнутри лошадей, скот и полон и гнать на половцев, а мы за ними... Так и прорвемся... А я тут... Видишь!.. Скажи, что вот-вот они прорвутся - разорвут кольцо-круг!..
Владимир Игоревич сразу понял... Погнал вестника по кругу к отцу, чтобы тот разрешил.
...И, когда табуны диких коней, разъяренных быков вперемежку с ними, визжащими и кричащими от ужаса и боли, - растаптываемых, - женщин и детей, неудержимой лавой поперли на половцев, то они вначале растерялись, а потом просто - ничего не могли сделать... Русские в это время успели сжать свой круг, уплотнить ряды - теперь внутри круга были только раненые русские воины, - и двинулись вслед за животными и пленными людьми на прорыв к Дону. Пиками подгоняя их, гоня впереди себя обессиленных коней, ревущих быков - рогами раскидывающих встречных конных половцев, - (женщин и детей скоро не стало видно!) - как сверхмощным тараном расчищали себе путь сквозь половецкие конные заграждения. На усталых высохших от жажды лицах русских ожила надежда...
Уже прошли почти половину пути до придонного леса (а там их степнякам не достать!), но... конные половцы, бешено крутясь, где арканами, где копьями и плетями, сумели-таки развести в разные стороны прущих на них лошадей и быков и вновь плотными рядами перегородили путь... Русские в какое-то время еще по инерции (задние давили на передних) шли прямо на выставленные навстречу им длинные пики с острыми сверкающими на солнце стальными лезвиями-наконечниками. Спереди, с боков полетели половецкие стрелы, - и никакие щиты, панцири не помогали защититься от них - все равно (так густо они летели) находили щель: поражали насмерть или же ранили...
Уязвленный стрелой, Рагуил сполз с седла. Его тут же уложили на носилки, понесли (русские - теперь уже очень медленно - продолжали продвигаться), он попросил к себе подойти Владимира Игоревича.
- Надо, князь, спешиться, - у нас кони все равно уже не могут идти, - и пока совсем не остановили нас, нужно продолжить...
"Яръ туре Всеволод!
Стоиши на борони,
прыщеши на вои стрелами,
гремлеши о шеломы мечи харалужными!
Камо, туръ, поскочяше,
своимъ златымъ шеломемъ посвечивая,
тамо лежатъ поганыя головы половецкия.
Поскепаны саблями калеными шеломы оварьскыя,
отъ тебе, яръ туре Всеволоде!
Кая раны дорога, братие, забывъ чти и живота,
и града Чрънигова отня злата стола,
и своя милыя хоти, красныя Глебовны
свычая и обычая?"..
Половцы давили так, что уже не было сил сдерживать!.. Святослав и без предупреждения Игоря знал, что хотят враги: прижать русских к Каяле и... не нужно добивать - русское войско, столкнутое в глубокий овраг с крутыми скалистыми склонами, на дне которого, сверкая быстрыми струями-лезвиями текла речка Каялы (Каяла), рассыпалось бы и стало беспомощным. А до Каялы всего-то 2-3 версты - за час дожмут!..
Князь Святослав сам встал в передний ряд и начал рубиться... Вместо охлаждающего пота тело и лицо покрылись густым горячим липким... В горле, во рту горело, трескалось от сухости, руки, ноги, тело сковало свинцовой обезвоживающей тяжестью...
Когда поступил приказ спешиться и коней пустить на прорыв, он тоже "соседоша" с коня "и поидоша бьчеся..."
Но не хватило коней, чтобы и дальше, раздвигая путь конями, продолжить пробиваться из окружения!..
"...И тако, божиим попущением, уязьвиша Игоря в руку и умртвиша шюйцю его, и бысть печаль велика в полку его... (Он единственный продолжал биться верхом.) Наставши же нощи суботнии, и поидоша бьючися... И мнозии ранени и мертви быша в полках руских; наставши же нощи суботнии, и поидоша бьючися. Бысть же светающе неделе, возмятошася ковуеве в полку, побегоша. Игорь же... пойде к полку их, хотя возвороти их к полком; уразумев же яко далече шел есть от людий и соймя шолом, погнаше опять к полком, того деля, что быша познали князя и возворотилися быша; и тако не возворотися никто же, но токмо Михалко Гюрговичь, познав князя, возворотися; не бяхуть бо добре смялися с ковуи, но мало от простых или кто от отрок боярьских, добри бо вси бьяхуться идуще пеши, и посреди их Всеволод не мало мужество показа. И яко приближися Игорь к полком своимь, и переехаша поперек и ту яша един перестрел одале от полку своего. Держим же Игорь, виде брата своего Всеволода крепко борющася, и проси души своей смерти, яко да бы не видил падения брата своего Всеволод же толма бившеся, яко и оружья в руку его не доста, и бьяху бо ся идуще вкруг при озере. И тако во день святoго воскресения наведе на ня господь гнев свой: в радости место наведе на ны плачь, и во веселье место желю, на реце Каялы. Рече бо деи Игорь: "помянух аз грехы своя пред господем богом моим, яко много убийство, кровопролитье створих в земле крестьяньстей, яко же бо аз не пощадех хрестьян, но взях на щит город Глебов у Переяславля; тогда бо не мало ало подъяша безвиньни хрестьяни, отлуеми, отець от рождений своих, брат от брата, друг от друга своего, и жены от подружий своих, и дщери от материй своих, и... все смятено пленом и скорбью тогда бывшю. Живии мертвым завидять, а мертвии радовахуся, аки мученици святеи огнем от жизни сея искушение приемши, старце поревахуться, уноты же лютыя и немилостивыя раны подъяша, мужи же просеками разсекаеми... жены же оскверняеми и та вся створив аз - рече Игорь, - недостойно ми бяшеть жити; и се ныне вижю отместье от господа бога моего..."
И взмолился мысленно к Небу Игорь Святославич: "...Господи боже мой! не отрини мене до конца, но яко воля твоя, господи, тако и милость нам, рабом твоим."