Страница:
Чиновный Ярославль затаенно выжидал развития событий; я посожалел, что отдал руководство газетой в другие руки. Но мы собрались всей редакцией, приняли обращение, написанное мной, – «Нет перевороту». После небольшой заминки твердо прорезал голос председатель областного Совета Александр Николаевич Веселов. Мы были с ним в контрах, он считал, что газета, во главе которой поставили отсидента, ведет себя слишком независимо, но 19 августа подтвердило мою правоту, мы встретились и примирились. Веселов гарантировал, что покуда хватит сил, «Золотое кольцо» будет выходить ежедневно. Мы подняли тираж в розницу. Прекрасно повел себя Юлис Колбовский, заместитель Веселова.
Диковинно – не прерывалась связь с Москвой. Я предложил Лену Карпинскому, чтобы остановленные Янаевым и Крючковым «Московские новости» воспользовались нашими газетными площадями. Лен согласился, мы выслали в столицу гонца и успели дать разворот – эти страницы останутся в истории, как и то, что говорили мы сами.
Вообще эти четыре дня были звездными для провинциальной интеллигенции, но раздвоение положило черту между охранительными и творческими ее слоями. С Львом Дмитриевичем Растегаевым, руководителем Демократической партии, мы вошли в кабинет первого секретаря обкома КПСС А. Калинина. Ставленник номенклатурных кругов города Рыбинска, Калинин в дни путча попытался консолидирвать коммунистов на платформе Крючкова и Ко, отобрал Дом политпросвещения, собрал директоров заводов и потребовал «усилить воспитательную работу в пролетариате», и ему удалось кое-где и кое-что.
На второй день мы попытались пробиться на моторный завод, там десятки тысяч народу, но плотный кордон милиции не пропустил нас на территорию моторного. То же было на судоремонтном и химкомбинате. Но с Расторгуевым мы вошли к первому секретарю обкома, когда дело ГКЧП было проиграно. Я увидел, что они не способны даже достойно уйти. Калинин походил на подавленного червя, мне стало невольно его жаль.
А в редакцию в те дни шли группами и в одиночку доброжелатели и соратники, мы даже не догадывались, что у нас так много друзей. Один из лучших воителей на областном телевидении Саша Цветков признался публике, что наша газета отстояла честь ярославской журналистики, в то время как респектабельный «Северный рабочий», печатая директивы ГКЧП, скомпрометировал себя окончательно.
Но и на Амуре, и здесь, на Волге, сохранялось у меня ощущение двойственности происходящего; пытаясь постигнуть ее природу, я написал статью «Мы вышли из партии, но партия не вышла из нас» – в роковые дни надо было стоять, мы стояли, но далее мы оказались не в лучшей ситуации: победителей, которые должны преследовать побежденных, – я оказался не готов к роли гонителя. Но 19 и 20 августа я, как некогда Николай Михайлович Карамзин, алкал пушечного грома, чтобы он смел красную нечисть с русской земли.
Когда крючковская авантюра захлебнулась, мы с Майей вышли к набережной. Медлительные барки и многопалубные пароходы несли теплые бортовые огни, у пирса торговали шашлыками и пивом на разлив; у памятника Некрасову смеялись дети. А тяжесть в сердце не отпускала. У меня было предощущение тектонического сдвига по всей огромной России, и я не сильно верил, что взошедший на танк с бумажкой в руках Ельцин справится с разломом. С танка не говорят по машинописному тексту. Следовательно, думал я, наш герой не Дмитрий Пожарский. Кто же тогда умиротворит Казань, поднявшую голову в самом центре России? Кто достойно ответит Украине, которая заявила права на священные камни Севастополя? Кто пристыдит пять тысяч евреев в Биробиджане, объявивших, в пику 95 тысячам русских и украинцев, иудейскую республику на Амуре? Но не видя разлома, не желая признать угрозы распада России, нашего родового гнезда, самозванцы от демократов продолжают вопить о правах человека и упрекают государственников Соединенными Штатами. Можно подумать, что в войне Севера и Юга американцы боролись не за единство страны, а всего лишь за права черного меньшинства.
Пришел черед сказать о величии России. Нам, а не отсидевшим в теплых квартирах и креслах патриотам, принадлежит это право. Мы взяли его кровью и мужеством, мы не уронили себя по кочегаркам и Ботаническим садам, по тюрьмам и политзонам. Вернулся бы на родину Солженицын, нации нужен отец. Не медли, отче. Двадцать третьего августа, посетив Москву, я увидел обезумевше счастливый город. Я не выдержал и пошел туда, куда повлекла народная река, – к Манежной и Красной площадям. На Манежной с высокой трибуны кликушески взывали к духу... Тельмана Гдляна. Нашли Козьму Минина! Я немедленно покинул Москву и вернулся на хутор. Зрительный образ мучил меня: у реки остался один берег, и на том берегу с каменного пьедестала говорит следователь прокуратуры, праведник с блудливыми глазами.
Хутор не сразу, но вернул присутствие духа. Иван Кравцов, с весны выручавший то косой, то плотницким топором (топор он давал, вздыхая – «ни бабы, ни топора в иные руки не дается, Иваныч»), прибегавший не раз с жаждой опохмелиться, на сей раз трезв был как стеклышко. Мы осмотрели вначале его угодья, они были тучными, и стояли зароды свежего сена за селом.
– Почему ты, Иван, не выйдешь из совхоза? У тебя все получается, и сыновья выросли? – спросил я его.
– Выйти недолго, – сердито отвечал Кравцов, – а оне в Москве передерутся и погонят снова на обчий коровник. Как быть, Лизавета? «Как быть, Лизавета?» – его любимая присказка, Лизавета – супруга Ивана, сильная, но кроткая женщина, быстрая, однако не суетливая, всегда молчаливая, но стоит Ивану перебрать, она начинает его пилить принародно, на что Иван смиренно отвечает: «Как быть, Лизавета?» – полное признание фатальной безысходности, и Лизавета понимает безысходность, одновременно подчеркивая, что судьбу не переберешь, как старое прясло. А трезвый Иван – чистое золото мужик. Дети Твои, Марина, были бы сейчас с молоком и сметаной, если бы Иваны Кравцовы сделали окончательный выбор и предпочли вольное землепашество. Потому что не сметана и не молоко предшествуют свободе частного лица, а свобода частного лица есть условие изобилия на прилавке. Но ни свободы лица, ни сметаны не будет, – а именно этого пока не поняли самозванцы-демократы, – если крепкая власть в единой и неделимой России не воплотится в явь.
Назавтра Иван пришел с ответным визитом, чтобы оценить мой первый опыт в Даниловском уезде. Я малость смутился, ибо не успел убрать с гряды побитые августовской ядовитой росой помидоры, вызревшие на кусту. Иван немедленно раскритиковал меня. Я сослался на события, отвлекшие в Ярославль и в Москву. Мужик отвечал, что события-событиями, а главное – огород, я не посмел оспорить суконную правду.
Но Иван увидел развернувшиеся огромные уши табака и уцелевшие после нападения тли вилки капусты, оценил и гирлянды жестяных банок, оборонивших картошку от диких кабанов, – и одобрил поселенца. Пока я хвастался огородом, прошли мимо усадьбы смурные мужики, притормозили и осмотрели недобрым взглядом дом.
– Вишь, – высказал предположение Иван Кравцов, – ты у них бельмо в глазу. Живешь вольно, и дом у тебя барский.
– Знаешь, кто такие?
– Известное дело, шебруны.
– Кто, кто?
– Дармовым живут. Настригут белых грибов и на Даниловский рынок. Шебруны и есть.
– Грибы летом. А зимой что они делают?
– Зимой в примаках и берлогах. Легкий народец, не приведи Господь.
Я заварил у летней печурки крепчайшего чая, чаем мы и причастились. Жена подала нам по лепешке прямо со сковороды.
– Может, я бы и ушел с-под совхоза, – продолжая отвечать на вчерашний вопрос, говорил Иван, сворачивая самокрутку (с сигаретами в очередной раз начался кризис), – но опять сумнение. Ране больного отца сын прибирал, а кто теперь прибират старика? Пенсию кто начислит, если я не совхозный колхозник?
– Община деревенская, – отвечал я, – у казаков община создает фонд и ведет одиноких до могилы.
– Вишь, обчина, – думно согласился крестьянин. – А у нас каждый сам по себе. Как быть, Лизавета?
Он откланялся, но за воротами сказал: «Надо жить здесь зимой и баню срубить. Потому и топор тебе дарю, Иваныч». – И пошел шагом к Уздечке, снял на ходу яблоко, оглянулся, красивый. Трезвый Иван всегда красив в неполные свои пятьдесят лет.
Жива и будет жить Россия, покуда есть у нее Иваны Кравцовы.
Я надеялся, что событийный ряд 91 года исчерпан, и сидел до обеда за письменным столом. Майя закатывала в банки соленья и варенья, после обеда приходил я на помощь.
Как некогда в Ботаническом, я сортировал овощи, чтобы зимою знать, откуда что взять. Боясь шебрунов, мы сняли яблоки и рассыпали их в горницах на полу. Тонкий и свежий запах антоновки окутывал, едва мы входили домой. Ночью, потушив свечи, – совхоз отрезал электрические подводы на хутор, – мы бормотали и уходили в сон, чувствуя на губах привкус яблочного налива.
С урожаем получилось не очень щедро, но все же, все же.
Семь отборных кулей картошки, два мелкой (сажал один куль и два ведра), два ведра моркови, и не выкопали пока подходившую свеклу. Пять связок лука и три чеснока, пять банок помидоров (кое-что уцелело после августовской росы).
Клубничного и малинового варенья получилось восемь трехлитровых банок.
Яблок сняли восемь ведер. Не уродились патиссоны, погиб почему-то в завязи горох, и завязь огуречная внезапно сникла, хотя обещания были велики.
Оставались на грядках капуста, табак и частью укроп.
Я скосил мяту, поднял на чердак. Не удержался и заготовил две двухлитровых банки хрена (для гостей приправа, а для меня, к сожалению, отрава).
Завершая сбор урожая, я опять увидел у ручья смурных мужиков, они запалили на стерне костерок и неизвестно что на нем варили. Спохватившись, подзуженные шебрунами, мы сделали запоздалые набеги в лес и приготовили к зиме несколько банок опят.
К восьмому сентября я успел все припасы складировать в холодном подвале с бетонным полом (грызуны не могут проникнуть в подвал). Потом поднялся на чердак и осмотрел слеги, увешенные липовым цветом, тысячелистником, ромашкой и корнем калгана (калган накопал по совету Вадима Полторака, настойкой его можно останавливать нутряные недомогания).
Может быть, мы не обезопасили себя на год, но голод нам не грозит даже при самом тяжелом кризисе, а главное – теперь у нас все свое и экологически чистое. Я был удовлетворен, хотя урожай дался натужно. Мы пили прощальный кофе. Неосознанная тревога подняла меня, я собрал листы рукописи Писем из провинции, черновой вариант, уложил в рюкзак, хотя, честно говоря, не до рукописи было – решили вынести к тракту яблоки. Но дым костра из-за ручья наплывал на усадьбу, шастал по комнатам, мешаясь с запахом антоновки.
На всякий случай мы забрели к Василию Захарову, его изба неподалеку оставалась единственной обитаемой на выселках. Я оставил ему ключи от дома и просил присмотреть за усадьбой. Василий отесывал бревна, собираясь подвести новые венцы.
Через день сосед наведался к нам, вошел в горницу, чистые полы смутили деликатного мужика. Потоптавшись у порога и сочтя запах антоновки лучшим свидетельством благополучия, он вернулся к плотницким делам.
А назавтра утром поднялся над теремом столб огня и дыма, и к обеду жизнь, предощущаемая мной вдали от сует и городской нищеты, ушла прахом в осеннее небо.
Вот и не погостила Ты с девочками в тишайшем из лесов, Марина. А Глебу в хуторском застолье не успел сказать я заветных слов, которые в Москве не смогу произнести.
Перенесши удары более жестокие, я изготовился философически принять и этот удар. Мечтая всю жизнь о загородном доме, я прошел круги ада, чтобы на реабилитационные деньги купить этот сказочный терем и потерять его в одночасье.
Сожгли мой домок в Ботаническом саду иркутского университета, там кому-то мешало вещественное напоминание о судьбе изгнанника. Пришел черед и здесь вдохнуть гарь пожарища...
Я маялся, скитаясь по улицам Ярославля. Надо было удалиться к внукам или к Вадиму Полтораку, или к Шаткову на окраину Благовещенска, но кружил я в заколдованном кругу: Волга, причалы, Знаменские ворота, – повсюду преследовал горчичный запах пепелища, смешанный с нежным запахом антоновских яблок. Приехали дочь с внучкой и дежурили около, когда я уже не мог встать. В лазарете счет пошел на ампулы, из которых янтарная влага часами стекала в вены. Доктор сказал, что меня поднимет сильный характер, и характер поднял меня. Но на смену пришла другая, невнятная тревога. Однажды так было – я во Владимире почувствовал гибель Левы Зильберберга (а он на берегу Золотого рога скоропостижно и необъяснимо уходил из жизни), и я метался по старинному городу.
Телеграмма, или известие, не заставила ждать себя. В ней было четырнадцать слов: «Мой дом и усадьба в Черняеве сожжены маньяком. Лежу в районной больнице. Шохирев».
Я попросил дочь взять из малых резервов деньги, отправить в Черняево и обратился в амурские газеты кликнуть на помощь семье атамана всех, кто откликнется. Зима на Амуре не ровня мягкой зиме на Волге, и надвинулись морозы, а городской крыши у войскового атамана не было. Власти бездействовали. Благовещенцы же мне сообщили, что Шохирев убивается по старинным атрибутам казачьего уклада, он собирал их всю жизнь.
Издалека, не зная всей меры потрясения, я тоже надеялся на сильный характер Шохирева и уговорил себя потихоньку вернуться к столу.
В канун Нового года пришла еще одна телеграмма: не приходя в сознание, Шохирев скончался – на больничной койке.
Глава областной администрации А. А. Кривченко на мой запрос о немедленной помощи семье погорельца все же отозвался: «Необходимое сделано», – необходимое надо было сделать, пока дышал атаман. Но и за то спасибо. Есть надежда, что мальчик в белой папахе, Митя Шохирев, вырастет и продолжит дело отца.
Постскриптум
Приложения
Приложение к «Озимям»
Диковинно – не прерывалась связь с Москвой. Я предложил Лену Карпинскому, чтобы остановленные Янаевым и Крючковым «Московские новости» воспользовались нашими газетными площадями. Лен согласился, мы выслали в столицу гонца и успели дать разворот – эти страницы останутся в истории, как и то, что говорили мы сами.
Вообще эти четыре дня были звездными для провинциальной интеллигенции, но раздвоение положило черту между охранительными и творческими ее слоями. С Львом Дмитриевичем Растегаевым, руководителем Демократической партии, мы вошли в кабинет первого секретаря обкома КПСС А. Калинина. Ставленник номенклатурных кругов города Рыбинска, Калинин в дни путча попытался консолидирвать коммунистов на платформе Крючкова и Ко, отобрал Дом политпросвещения, собрал директоров заводов и потребовал «усилить воспитательную работу в пролетариате», и ему удалось кое-где и кое-что.
На второй день мы попытались пробиться на моторный завод, там десятки тысяч народу, но плотный кордон милиции не пропустил нас на территорию моторного. То же было на судоремонтном и химкомбинате. Но с Расторгуевым мы вошли к первому секретарю обкома, когда дело ГКЧП было проиграно. Я увидел, что они не способны даже достойно уйти. Калинин походил на подавленного червя, мне стало невольно его жаль.
А в редакцию в те дни шли группами и в одиночку доброжелатели и соратники, мы даже не догадывались, что у нас так много друзей. Один из лучших воителей на областном телевидении Саша Цветков признался публике, что наша газета отстояла честь ярославской журналистики, в то время как респектабельный «Северный рабочий», печатая директивы ГКЧП, скомпрометировал себя окончательно.
Но и на Амуре, и здесь, на Волге, сохранялось у меня ощущение двойственности происходящего; пытаясь постигнуть ее природу, я написал статью «Мы вышли из партии, но партия не вышла из нас» – в роковые дни надо было стоять, мы стояли, но далее мы оказались не в лучшей ситуации: победителей, которые должны преследовать побежденных, – я оказался не готов к роли гонителя. Но 19 и 20 августа я, как некогда Николай Михайлович Карамзин, алкал пушечного грома, чтобы он смел красную нечисть с русской земли.
Когда крючковская авантюра захлебнулась, мы с Майей вышли к набережной. Медлительные барки и многопалубные пароходы несли теплые бортовые огни, у пирса торговали шашлыками и пивом на разлив; у памятника Некрасову смеялись дети. А тяжесть в сердце не отпускала. У меня было предощущение тектонического сдвига по всей огромной России, и я не сильно верил, что взошедший на танк с бумажкой в руках Ельцин справится с разломом. С танка не говорят по машинописному тексту. Следовательно, думал я, наш герой не Дмитрий Пожарский. Кто же тогда умиротворит Казань, поднявшую голову в самом центре России? Кто достойно ответит Украине, которая заявила права на священные камни Севастополя? Кто пристыдит пять тысяч евреев в Биробиджане, объявивших, в пику 95 тысячам русских и украинцев, иудейскую республику на Амуре? Но не видя разлома, не желая признать угрозы распада России, нашего родового гнезда, самозванцы от демократов продолжают вопить о правах человека и упрекают государственников Соединенными Штатами. Можно подумать, что в войне Севера и Юга американцы боролись не за единство страны, а всего лишь за права черного меньшинства.
Пришел черед сказать о величии России. Нам, а не отсидевшим в теплых квартирах и креслах патриотам, принадлежит это право. Мы взяли его кровью и мужеством, мы не уронили себя по кочегаркам и Ботаническим садам, по тюрьмам и политзонам. Вернулся бы на родину Солженицын, нации нужен отец. Не медли, отче. Двадцать третьего августа, посетив Москву, я увидел обезумевше счастливый город. Я не выдержал и пошел туда, куда повлекла народная река, – к Манежной и Красной площадям. На Манежной с высокой трибуны кликушески взывали к духу... Тельмана Гдляна. Нашли Козьму Минина! Я немедленно покинул Москву и вернулся на хутор. Зрительный образ мучил меня: у реки остался один берег, и на том берегу с каменного пьедестала говорит следователь прокуратуры, праведник с блудливыми глазами.
Хутор не сразу, но вернул присутствие духа. Иван Кравцов, с весны выручавший то косой, то плотницким топором (топор он давал, вздыхая – «ни бабы, ни топора в иные руки не дается, Иваныч»), прибегавший не раз с жаждой опохмелиться, на сей раз трезв был как стеклышко. Мы осмотрели вначале его угодья, они были тучными, и стояли зароды свежего сена за селом.
– Почему ты, Иван, не выйдешь из совхоза? У тебя все получается, и сыновья выросли? – спросил я его.
– Выйти недолго, – сердито отвечал Кравцов, – а оне в Москве передерутся и погонят снова на обчий коровник. Как быть, Лизавета? «Как быть, Лизавета?» – его любимая присказка, Лизавета – супруга Ивана, сильная, но кроткая женщина, быстрая, однако не суетливая, всегда молчаливая, но стоит Ивану перебрать, она начинает его пилить принародно, на что Иван смиренно отвечает: «Как быть, Лизавета?» – полное признание фатальной безысходности, и Лизавета понимает безысходность, одновременно подчеркивая, что судьбу не переберешь, как старое прясло. А трезвый Иван – чистое золото мужик. Дети Твои, Марина, были бы сейчас с молоком и сметаной, если бы Иваны Кравцовы сделали окончательный выбор и предпочли вольное землепашество. Потому что не сметана и не молоко предшествуют свободе частного лица, а свобода частного лица есть условие изобилия на прилавке. Но ни свободы лица, ни сметаны не будет, – а именно этого пока не поняли самозванцы-демократы, – если крепкая власть в единой и неделимой России не воплотится в явь.
Назавтра Иван пришел с ответным визитом, чтобы оценить мой первый опыт в Даниловском уезде. Я малость смутился, ибо не успел убрать с гряды побитые августовской ядовитой росой помидоры, вызревшие на кусту. Иван немедленно раскритиковал меня. Я сослался на события, отвлекшие в Ярославль и в Москву. Мужик отвечал, что события-событиями, а главное – огород, я не посмел оспорить суконную правду.
Но Иван увидел развернувшиеся огромные уши табака и уцелевшие после нападения тли вилки капусты, оценил и гирлянды жестяных банок, оборонивших картошку от диких кабанов, – и одобрил поселенца. Пока я хвастался огородом, прошли мимо усадьбы смурные мужики, притормозили и осмотрели недобрым взглядом дом.
– Вишь, – высказал предположение Иван Кравцов, – ты у них бельмо в глазу. Живешь вольно, и дом у тебя барский.
– Знаешь, кто такие?
– Известное дело, шебруны.
– Кто, кто?
– Дармовым живут. Настригут белых грибов и на Даниловский рынок. Шебруны и есть.
– Грибы летом. А зимой что они делают?
– Зимой в примаках и берлогах. Легкий народец, не приведи Господь.
Я заварил у летней печурки крепчайшего чая, чаем мы и причастились. Жена подала нам по лепешке прямо со сковороды.
– Может, я бы и ушел с-под совхоза, – продолжая отвечать на вчерашний вопрос, говорил Иван, сворачивая самокрутку (с сигаретами в очередной раз начался кризис), – но опять сумнение. Ране больного отца сын прибирал, а кто теперь прибират старика? Пенсию кто начислит, если я не совхозный колхозник?
– Община деревенская, – отвечал я, – у казаков община создает фонд и ведет одиноких до могилы.
– Вишь, обчина, – думно согласился крестьянин. – А у нас каждый сам по себе. Как быть, Лизавета?
Он откланялся, но за воротами сказал: «Надо жить здесь зимой и баню срубить. Потому и топор тебе дарю, Иваныч». – И пошел шагом к Уздечке, снял на ходу яблоко, оглянулся, красивый. Трезвый Иван всегда красив в неполные свои пятьдесят лет.
Жива и будет жить Россия, покуда есть у нее Иваны Кравцовы.
Я надеялся, что событийный ряд 91 года исчерпан, и сидел до обеда за письменным столом. Майя закатывала в банки соленья и варенья, после обеда приходил я на помощь.
Как некогда в Ботаническом, я сортировал овощи, чтобы зимою знать, откуда что взять. Боясь шебрунов, мы сняли яблоки и рассыпали их в горницах на полу. Тонкий и свежий запах антоновки окутывал, едва мы входили домой. Ночью, потушив свечи, – совхоз отрезал электрические подводы на хутор, – мы бормотали и уходили в сон, чувствуя на губах привкус яблочного налива.
С урожаем получилось не очень щедро, но все же, все же.
Семь отборных кулей картошки, два мелкой (сажал один куль и два ведра), два ведра моркови, и не выкопали пока подходившую свеклу. Пять связок лука и три чеснока, пять банок помидоров (кое-что уцелело после августовской росы).
Клубничного и малинового варенья получилось восемь трехлитровых банок.
Яблок сняли восемь ведер. Не уродились патиссоны, погиб почему-то в завязи горох, и завязь огуречная внезапно сникла, хотя обещания были велики.
Оставались на грядках капуста, табак и частью укроп.
Я скосил мяту, поднял на чердак. Не удержался и заготовил две двухлитровых банки хрена (для гостей приправа, а для меня, к сожалению, отрава).
Завершая сбор урожая, я опять увидел у ручья смурных мужиков, они запалили на стерне костерок и неизвестно что на нем варили. Спохватившись, подзуженные шебрунами, мы сделали запоздалые набеги в лес и приготовили к зиме несколько банок опят.
К восьмому сентября я успел все припасы складировать в холодном подвале с бетонным полом (грызуны не могут проникнуть в подвал). Потом поднялся на чердак и осмотрел слеги, увешенные липовым цветом, тысячелистником, ромашкой и корнем калгана (калган накопал по совету Вадима Полторака, настойкой его можно останавливать нутряные недомогания).
Может быть, мы не обезопасили себя на год, но голод нам не грозит даже при самом тяжелом кризисе, а главное – теперь у нас все свое и экологически чистое. Я был удовлетворен, хотя урожай дался натужно. Мы пили прощальный кофе. Неосознанная тревога подняла меня, я собрал листы рукописи Писем из провинции, черновой вариант, уложил в рюкзак, хотя, честно говоря, не до рукописи было – решили вынести к тракту яблоки. Но дым костра из-за ручья наплывал на усадьбу, шастал по комнатам, мешаясь с запахом антоновки.
На всякий случай мы забрели к Василию Захарову, его изба неподалеку оставалась единственной обитаемой на выселках. Я оставил ему ключи от дома и просил присмотреть за усадьбой. Василий отесывал бревна, собираясь подвести новые венцы.
Через день сосед наведался к нам, вошел в горницу, чистые полы смутили деликатного мужика. Потоптавшись у порога и сочтя запах антоновки лучшим свидетельством благополучия, он вернулся к плотницким делам.
А назавтра утром поднялся над теремом столб огня и дыма, и к обеду жизнь, предощущаемая мной вдали от сует и городской нищеты, ушла прахом в осеннее небо.
Вот и не погостила Ты с девочками в тишайшем из лесов, Марина. А Глебу в хуторском застолье не успел сказать я заветных слов, которые в Москве не смогу произнести.
Перенесши удары более жестокие, я изготовился философически принять и этот удар. Мечтая всю жизнь о загородном доме, я прошел круги ада, чтобы на реабилитационные деньги купить этот сказочный терем и потерять его в одночасье.
Сожгли мой домок в Ботаническом саду иркутского университета, там кому-то мешало вещественное напоминание о судьбе изгнанника. Пришел черед и здесь вдохнуть гарь пожарища...
Я маялся, скитаясь по улицам Ярославля. Надо было удалиться к внукам или к Вадиму Полтораку, или к Шаткову на окраину Благовещенска, но кружил я в заколдованном кругу: Волга, причалы, Знаменские ворота, – повсюду преследовал горчичный запах пепелища, смешанный с нежным запахом антоновских яблок. Приехали дочь с внучкой и дежурили около, когда я уже не мог встать. В лазарете счет пошел на ампулы, из которых янтарная влага часами стекала в вены. Доктор сказал, что меня поднимет сильный характер, и характер поднял меня. Но на смену пришла другая, невнятная тревога. Однажды так было – я во Владимире почувствовал гибель Левы Зильберберга (а он на берегу Золотого рога скоропостижно и необъяснимо уходил из жизни), и я метался по старинному городу.
Телеграмма, или известие, не заставила ждать себя. В ней было четырнадцать слов: «Мой дом и усадьба в Черняеве сожжены маньяком. Лежу в районной больнице. Шохирев».
Я попросил дочь взять из малых резервов деньги, отправить в Черняево и обратился в амурские газеты кликнуть на помощь семье атамана всех, кто откликнется. Зима на Амуре не ровня мягкой зиме на Волге, и надвинулись морозы, а городской крыши у войскового атамана не было. Власти бездействовали. Благовещенцы же мне сообщили, что Шохирев убивается по старинным атрибутам казачьего уклада, он собирал их всю жизнь.
Издалека, не зная всей меры потрясения, я тоже надеялся на сильный характер Шохирева и уговорил себя потихоньку вернуться к столу.
В канун Нового года пришла еще одна телеграмма: не приходя в сознание, Шохирев скончался – на больничной койке.
Глава областной администрации А. А. Кривченко на мой запрос о немедленной помощи семье погорельца все же отозвался: «Необходимое сделано», – необходимое надо было сделать, пока дышал атаман. Но и за то спасибо. Есть надежда, что мальчик в белой папахе, Митя Шохирев, вырастет и продолжит дело отца.
Не жизни жаль с томительным дыханьем.
Что жизнь и смерть? А жаль того огня,
Что просверкал над целым мирозданьем
И в ночь идет, и плачет, уходя.
Постскриптум
1. Недавно, но на сей раз из Иркутска, я получил конверт, вскрыл его. Там лежала вырезка из молодежной газеты, первостраничное сообщение:... «В кровавых вильнюсских событиях замешан генерал КГБ Федосеев, депутат России, ставленник Сибири»...
Поздноватое прозрение, ребятушки. Но лучше поздно, чем никогда, – и берега сойдутся у русских рек.
2. Сгоревший дом отозвался долгом в четыре тысячи рублей. Здесь, в горечи, Фазиль Искандер пришел мне на помощь.
Страждут озими… 1993 год.
Однако спасет ли Россию квасной патриотизм, если изнутри точат нас черви и высасывают последние соки? Вожди не обнажают меч, они услаждают себя и окружение велеречивыми посулами.
В чем же Вы находите успокоение? Где выход из тупика?..»
И подпись демонстративная, может быть, псевдоним: Крылатый Иван.
Этот двухтомник, дорогой Иван, мое последнее слово. Жизнь заканчивается. Успокоения нет. Выход? В единстве нации. Единый народ других вождей призовет к кормилу. Он потребует от них решимости стоять, а не прогибаться. Ныне не сорок первый год, а позади у нас не Москва. Россия за спиной и в сердце. Но народу надо подняться из самозабвения, из самоуничижения. Затурканные, заморенные, мы припадаем к зловонным, желтым источникам. В то время, как родники бьют из-под ног.
Борис Черных
Февраль 2007 года,
Благовещенск-на-Амуре.
Поздноватое прозрение, ребятушки. Но лучше поздно, чем никогда, – и берега сойдутся у русских рек.
2. Сгоревший дом отозвался долгом в четыре тысячи рублей. Здесь, в горечи, Фазиль Искандер пришел мне на помощь.
Страждут озими… 1993 год.
Моя партия в хоре несогласных( Еще одно, но позднее, послесловие)
Хочу процитировать письмо корреспондента, которого озадачили мои мировоззренческие позиции, былые и особливо нынешние: «Пушкин прожил мало, но мудрец, писал „Я гимны прежние пою и ризу влажную мою сушу на солнце, под скалою“. Вы, песни поете старые, Борис Иванович. Но, ходят слухи, в хоре несогласных Вы ведете свою партию, а именно националистическую. Пишу это слово без уничижающего смысла. Да, пограничный Благовещенск, малая Ваша родина, – не подмосковный Ярославль. Над вами нависает миллиардный Китай.Однако спасет ли Россию квасной патриотизм, если изнутри точат нас черви и высасывают последние соки? Вожди не обнажают меч, они услаждают себя и окружение велеречивыми посулами.
В чем же Вы находите успокоение? Где выход из тупика?..»
И подпись демонстративная, может быть, псевдоним: Крылатый Иван.
Этот двухтомник, дорогой Иван, мое последнее слово. Жизнь заканчивается. Успокоения нет. Выход? В единстве нации. Единый народ других вождей призовет к кормилу. Он потребует от них решимости стоять, а не прогибаться. Ныне не сорок первый год, а позади у нас не Москва. Россия за спиной и в сердце. Но народу надо подняться из самозабвения, из самоуничижения. Затурканные, заморенные, мы припадаем к зловонным, желтым источникам. В то время, как родники бьют из-под ног.
Иль мало нас?Не встанет, если водка и телеящик будут наркотиками опьянять все поколения. А черви водичку не пьют. Они предпочитают нашу кровь.
Или от Перми до Тавриды,
От финских хладных скал
До пламенной Колхиды,
От потрясенного Кремля
До стен недвижного Китая,
Стальной щетиною сверкая
Не встанет русская земля?
А.Пушкин. «Клеветникам России».
Борис Черных
Февраль 2007 года,
Благовещенск-на-Амуре.
Приложения
Приложение к «Озимям»
Не сгоревшие документы эпохи
Из биографии подследственного
Том 7, лист 3.
Из Постановления бюро Иркутского обкома ВЛКСМ от 17 января 1966 г.
…обсудив информацию Куцева Г.Ф., бюро обкома ВЛКСМ отмечает, что товарищ Черных собрал вокруг себя группу молодых комсомольских работников…
Постановило:
1. Освободить Черных от обязанности литературного сотрудника газеты «Советская молодежь».
2. …
3. Поручить Куцеву Г.Ф. информировать партийную организацию газеты.
Этим было спровоцировано дело по исключению Б.И.Черных из партии – за написание письма XV съезду ВЛКСМ «Что делать? Некоторые наболевшие вопросы нашего молодежного движения» и решение вынести это письмо на обсуждение XV съезда ВЛКСМ.
По требованию Куцева Г.Ф. партийное собрание газеты «Советская молодежь» от 19 января 1966 года исключило Б.И. Черных из КПСС.
Присутствовал секретарь Кировского РК КПСС Камбалин.
P.S.
Ныне Г.Ф. Куцев ректор Тюменского университета и, естественно, активист «Единой России». Забыв о том, что архивные документы хранятся вечно, он трижды публично заявлял, что к исключению Бориса Черных из КПСС не имел касания.
Том 7, лист 15.
Яковлева Елена Ивановна (главный редактор областной газеты «Восточно-Сибирская правда», председатель правления Иркутской областной организации Союза журналистов СССР), г. Иркутск, ул. 1-я Советская, 109.
В Правление Союза журналистов СССР, Заворг творческим отделом т. Цареву Ф.И. Лист 17.
…Есть определение народного суда по гражданскому делу о направлении Б.И. Черных на медицинскую экспертизу, так как есть предположение, что он психически нездоров. Но Б.И. Черных от экспертизы уклонился. Есть и другие документы, компрометирующие Б.И. Черных, о которых можно сообщить устно.
6 января 1978 года
1. Тайна. Я не знал, что было определение нарсуда. И не знал (хотя и догадывался), что Е.И. Яковлева участвует в грязной игре.
2. Б. Черных был таким образом исключен, без всяких оснований из СЖ СССР. Восстановлен в 1988 году.
Заметьте это: «устно» – из Иркутска в Москву. Вывод? Е.И. Яковлева сотрудничала с КГБ.
Том 7, лист 70.
Характеристика из Ботанического сада Иркутского университета. «…С первых дней (Черных) повел себя странно, всегда просил такую работу, чтобы находиться одному, вне коллектива.»
И.о. ректора ИГУ им. А. Жданова: В.Я.Мангазеев, доктор наук. Секретарь парткома ИГУ: П.П. Симонов Председатель МК ИГУ: В.И. Дмитриев
Руководящие указания КГБ.
Том 7, лист 213.
Представление начальника следственного отделения
Иркутского УКГБ Дубянского
Ректору ИГУ им. Жданова А.А.
т. Козлову Ю.П.
…На основании изложенного, руководствуясь требованиями статьи 140 УПК РСФСР, прошу:
1. Принять необходимые меры по улучшению работы партийного Комитета, Комитета ВЛКСМ, кафедры общественных наук и других общественных организаций ИГУ в вопросах политического воспитания студентов, привитию у них марксистско-ленинского понимания советской действительности, внутренней и внешней политики Советского государства и устранения причин, способствующих совершению преступления.
2. Не позднее месячного срока рассмотреть настоящее представление и сообщить о принятых мерах в УКГБ СССР по Иркутской области.
Подполковник Г.И. Дубянский, начальник следственного отдела Иркутского УКГБ
Председательствовал на суде Чернов Т.Н., народными заседателями выступили Дубровина Г.Е., Соколов В.А., cекретарем – Воричева В.П.
24.05.1982 Секретно № 3-175 с. Экз.1
И.о. прокурора Октябрьского района, советнику юстиции тов. Колосову В.И.
При этом направляем для дальнейшего расследования уголовное дело в отношении Черных и Панова, расследование поручено т. Тихонову С.А.
Обеспечить надлежащий прокурорский надзор за следствием и о его результатах сообщите в прокуратуру области к 25 июня 1982 г.
Приложение: уголовное дело.
Зам. начальника следственного управления, советник юстиции В.В.Лебедев.
Просьба С.И.Герасимова к КГБ о помощи (от 26.05.1982 года, № 3, 177 с.) – выделить помощников: следователя и оперативных сотрудников.
Резолюция С.С.Лапина от 27.05.1982 (но зачеркнуто и исправлено на 26.05): «тов. Дубянскому Г.Я. Прошу выделить следователя и 3-х оперативных сотрудников».
Санкция на обыск на ул. Кольцова 9, 93 (у Б.И.Черных) 24 мая 1992 г.
Понятые при обыске:
Андреев Олег Петрович (ул. Лермонтова, 265, кв. 39), Ленский Владимир Аркадьевич (ул.1-я Железнодорожная, дом 15, кв. 1).
Из протокола обыска:
рукопись «Маленького портного», 278 страниц (лист 38, том 1),
рукопись «Маленький портной», 110 страниц (лист 38),
«Архипелаг ГУЛАГ», главы.
«Пир Валтасара» Искандера.
Следователь А.А. (или Н.?) Бутаков.
Обыск у Панова, изъято:
И. Бунин.«Окаянные дни».
A. Платонов.«Чевенгур». «Литературные тетради» Вампиловского товарищества, выпуск 3-й.
B. Розанов.«Легенда о Великов инквизиторе» (1906 г.) А. Солженицын.«Один день Ивана Денисовича». Борис Комаров.«Уничтожение природы», издательство «Посев». о. Павел Флоренский.«Столп веры». Фотокопия «Архипелага ГУЛАГ». Дневники Л. Зильберберга. А. Ахматова.«Реквием». Письмо В. Гураевской. Сказка С. Лукиных «О дурачке».
«К вопросу о судьбах исторической истины в современной школе»
Панова и Черных.
Записка В. Гураевской – Ю. Пушкиной.
Дневники Зильберберга в 6-ти общих тетрадях, 3-х – 96-листовых и 3-х – 48-листовых, которые дал Панову Черных.
Поэма Ахматовой «Реквием» в тетради черного цвета.
Из письма Бориса Палея.
Рецензия Л.Ганиевой на повесть Тендрякова « 60 свечей» и другое.
Понятыево время обыска у А. Панова:
Поскаева Наталья Валентиновна ( ул. Достоевского, д. 14, кв. 59),
Антипин Юрий Иванович (ул. Ломоносова, д.70, кв. 16). Обыск у Андрея Борисовича Черных. Понятые:
Дубровина Любовь Валентиновна, ул. Невского, дом 107, кв. 4.
Разбойникова Ирина Геннадьевна, ул. Невского, дом 107, кв. 8. Эткинд. «Записки незаговорщика».
Святое Евангелие от Матфея, Марка, Луки, Иоанна, на 418 стр. Текст Натальи Смирновой «Прекрасное и насущное». Записки к Наталье Смирновой от В. Гураевской. Письмо Б.И. Черных сыну. Слова Андрея Черных в протоколе: «Обыск противозаконен, как и попытка арестовать…»
Следователь Тихонов.
Письмо С.А.Тихонова прокурору Москвы, государственному советнику юстиции 3-го класса т. Малькову М.Г. от 03.06.1982 года – «О досмотре корреспонденции».
Постановление о наложении ареста на почтово-телеграфную корреспонденцию.
Следователь прокуратуры Черемушкинского района г. Москвы О.В. Голиченко от 28.06.1982 года за № 08/4 сообщает Тихонову: «Постановление о наложении ареста на почтово-телеграфную корреспонденцию и ее выемку направлено начальникам отделений связи № 335 и № 402 г. Москвы. При поступлении указанной корреспонденции Вам будет сообщено дополнительно».
Подобное – в Ленинград: прокурору С.Е.Соловьеву – о досмотре корреспонденции Вадима Полтарака и Юрия Булычева.
А.Ф.Готовский, зам. начальника следственного управления, старший советник юстиции из прокуратуры г. Ленинграда – сообщает о том, что поручение Тихонова направлено прокурору Ленинградской области Никитинскому Ф.Ф.
Прокурор следственного управления советник юстиции Е.П.Погребняк от 29.06.1982 года за № 3-578/82 (лист 67) сообщает, что поручение отправлено в г. Выборг, ул. Крепостная, д. 28.
Лист 120.
Черных Б.И. (11 июня 1982 г.)
Ознакомившись с протоколом допроса, считаю необходимым внести следующие уточнения:
1. Общий тон протокола слишком возвышенный, в то время как суть – спокойна и вполне логична.
2. Тяжелые моменты в своей жизни я, хотя и с сердечными приступами, научился преодолевать, поэтому нельзя выдумывать «манию преследования».
3. Не отражено: полнота объективной истины подразумевает единство и борьбу противоположностей (закон диалектики). Поэтому поиск истины чреват неминуемыми противоречиями.
4. Не точно: «Люди преследуются за превышение нравственных норм». Точно: наблюдается противостояние нравственной и правовой нормы. Возможно, и в этом суть нынешнего этапа в совершенствовании законодательства.
5. Мне не давали печататься не только в газетах, но и в журналах, в издательствах (например, в Иркутском) – не по профессиональным причинам, а по иным, надуманным, политическим.
6. О факультативе в 27-й средней школе смотрите журналы «Семья и школа», «Детская литература». Назову эту работу положительной, такова оценка, кстати, писателей, знавших воочию мою педагогическую деятельность.
Мною написано верно – Черных.
Том 7, лист 3.
Из Постановления бюро Иркутского обкома ВЛКСМ от 17 января 1966 г.
…обсудив информацию Куцева Г.Ф., бюро обкома ВЛКСМ отмечает, что товарищ Черных собрал вокруг себя группу молодых комсомольских работников…
Постановило:
1. Освободить Черных от обязанности литературного сотрудника газеты «Советская молодежь».
2. …
3. Поручить Куцеву Г.Ф. информировать партийную организацию газеты.
Этим было спровоцировано дело по исключению Б.И.Черных из партии – за написание письма XV съезду ВЛКСМ «Что делать? Некоторые наболевшие вопросы нашего молодежного движения» и решение вынести это письмо на обсуждение XV съезда ВЛКСМ.
По требованию Куцева Г.Ф. партийное собрание газеты «Советская молодежь» от 19 января 1966 года исключило Б.И. Черных из КПСС.
Присутствовал секретарь Кировского РК КПСС Камбалин.
P.S.
Ныне Г.Ф. Куцев ректор Тюменского университета и, естественно, активист «Единой России». Забыв о том, что архивные документы хранятся вечно, он трижды публично заявлял, что к исключению Бориса Черных из КПСС не имел касания.
Том 7, лист 15.
Яковлева Елена Ивановна (главный редактор областной газеты «Восточно-Сибирская правда», председатель правления Иркутской областной организации Союза журналистов СССР), г. Иркутск, ул. 1-я Советская, 109.
В Правление Союза журналистов СССР, Заворг творческим отделом т. Цареву Ф.И. Лист 17.
…Есть определение народного суда по гражданскому делу о направлении Б.И. Черных на медицинскую экспертизу, так как есть предположение, что он психически нездоров. Но Б.И. Черных от экспертизы уклонился. Есть и другие документы, компрометирующие Б.И. Черных, о которых можно сообщить устно.
6 января 1978 года
1. Тайна. Я не знал, что было определение нарсуда. И не знал (хотя и догадывался), что Е.И. Яковлева участвует в грязной игре.
2. Б. Черных был таким образом исключен, без всяких оснований из СЖ СССР. Восстановлен в 1988 году.
Заметьте это: «устно» – из Иркутска в Москву. Вывод? Е.И. Яковлева сотрудничала с КГБ.
Том 7, лист 70.
Характеристика из Ботанического сада Иркутского университета. «…С первых дней (Черных) повел себя странно, всегда просил такую работу, чтобы находиться одному, вне коллектива.»
И.о. ректора ИГУ им. А. Жданова: В.Я.Мангазеев, доктор наук. Секретарь парткома ИГУ: П.П. Симонов Председатель МК ИГУ: В.И. Дмитриев
Руководящие указания КГБ.
Том 7, лист 213.
Представление начальника следственного отделения
Иркутского УКГБ Дубянского
Ректору ИГУ им. Жданова А.А.
т. Козлову Ю.П.
…На основании изложенного, руководствуясь требованиями статьи 140 УПК РСФСР, прошу:
1. Принять необходимые меры по улучшению работы партийного Комитета, Комитета ВЛКСМ, кафедры общественных наук и других общественных организаций ИГУ в вопросах политического воспитания студентов, привитию у них марксистско-ленинского понимания советской действительности, внутренней и внешней политики Советского государства и устранения причин, способствующих совершению преступления.
2. Не позднее месячного срока рассмотреть настоящее представление и сообщить о принятых мерах в УКГБ СССР по Иркутской области.
Подполковник Г.И. Дубянский, начальник следственного отдела Иркутского УКГБ
Председательствовал на суде Чернов Т.Н., народными заседателями выступили Дубровина Г.Е., Соколов В.А., cекретарем – Воричева В.П.
24.05.1982 Секретно № 3-175 с. Экз.1
И.о. прокурора Октябрьского района, советнику юстиции тов. Колосову В.И.
При этом направляем для дальнейшего расследования уголовное дело в отношении Черных и Панова, расследование поручено т. Тихонову С.А.
Обеспечить надлежащий прокурорский надзор за следствием и о его результатах сообщите в прокуратуру области к 25 июня 1982 г.
Приложение: уголовное дело.
Зам. начальника следственного управления, советник юстиции В.В.Лебедев.
Просьба С.И.Герасимова к КГБ о помощи (от 26.05.1982 года, № 3, 177 с.) – выделить помощников: следователя и оперативных сотрудников.
Резолюция С.С.Лапина от 27.05.1982 (но зачеркнуто и исправлено на 26.05): «тов. Дубянскому Г.Я. Прошу выделить следователя и 3-х оперативных сотрудников».
Санкция на обыск на ул. Кольцова 9, 93 (у Б.И.Черных) 24 мая 1992 г.
Понятые при обыске:
Андреев Олег Петрович (ул. Лермонтова, 265, кв. 39), Ленский Владимир Аркадьевич (ул.1-я Железнодорожная, дом 15, кв. 1).
Из протокола обыска:
рукопись «Маленького портного», 278 страниц (лист 38, том 1),
рукопись «Маленький портной», 110 страниц (лист 38),
«Архипелаг ГУЛАГ», главы.
«Пир Валтасара» Искандера.
Следователь А.А. (или Н.?) Бутаков.
Обыск у Панова, изъято:
И. Бунин.«Окаянные дни».
A. Платонов.«Чевенгур». «Литературные тетради» Вампиловского товарищества, выпуск 3-й.
B. Розанов.«Легенда о Великов инквизиторе» (1906 г.) А. Солженицын.«Один день Ивана Денисовича». Борис Комаров.«Уничтожение природы», издательство «Посев». о. Павел Флоренский.«Столп веры». Фотокопия «Архипелага ГУЛАГ». Дневники Л. Зильберберга. А. Ахматова.«Реквием». Письмо В. Гураевской. Сказка С. Лукиных «О дурачке».
«К вопросу о судьбах исторической истины в современной школе»
Панова и Черных.
Записка В. Гураевской – Ю. Пушкиной.
Дневники Зильберберга в 6-ти общих тетрадях, 3-х – 96-листовых и 3-х – 48-листовых, которые дал Панову Черных.
Поэма Ахматовой «Реквием» в тетради черного цвета.
Из письма Бориса Палея.
Рецензия Л.Ганиевой на повесть Тендрякова « 60 свечей» и другое.
Понятыево время обыска у А. Панова:
Поскаева Наталья Валентиновна ( ул. Достоевского, д. 14, кв. 59),
Антипин Юрий Иванович (ул. Ломоносова, д.70, кв. 16). Обыск у Андрея Борисовича Черных. Понятые:
Дубровина Любовь Валентиновна, ул. Невского, дом 107, кв. 4.
Разбойникова Ирина Геннадьевна, ул. Невского, дом 107, кв. 8. Эткинд. «Записки незаговорщика».
Святое Евангелие от Матфея, Марка, Луки, Иоанна, на 418 стр. Текст Натальи Смирновой «Прекрасное и насущное». Записки к Наталье Смирновой от В. Гураевской. Письмо Б.И. Черных сыну. Слова Андрея Черных в протоколе: «Обыск противозаконен, как и попытка арестовать…»
Следователь Тихонов.
Письмо С.А.Тихонова прокурору Москвы, государственному советнику юстиции 3-го класса т. Малькову М.Г. от 03.06.1982 года – «О досмотре корреспонденции».
Постановление о наложении ареста на почтово-телеграфную корреспонденцию.
Следователь прокуратуры Черемушкинского района г. Москвы О.В. Голиченко от 28.06.1982 года за № 08/4 сообщает Тихонову: «Постановление о наложении ареста на почтово-телеграфную корреспонденцию и ее выемку направлено начальникам отделений связи № 335 и № 402 г. Москвы. При поступлении указанной корреспонденции Вам будет сообщено дополнительно».
Подобное – в Ленинград: прокурору С.Е.Соловьеву – о досмотре корреспонденции Вадима Полтарака и Юрия Булычева.
А.Ф.Готовский, зам. начальника следственного управления, старший советник юстиции из прокуратуры г. Ленинграда – сообщает о том, что поручение Тихонова направлено прокурору Ленинградской области Никитинскому Ф.Ф.
Прокурор следственного управления советник юстиции Е.П.Погребняк от 29.06.1982 года за № 3-578/82 (лист 67) сообщает, что поручение отправлено в г. Выборг, ул. Крепостная, д. 28.
Лист 120.
Черных Б.И. (11 июня 1982 г.)
Ознакомившись с протоколом допроса, считаю необходимым внести следующие уточнения:
1. Общий тон протокола слишком возвышенный, в то время как суть – спокойна и вполне логична.
2. Тяжелые моменты в своей жизни я, хотя и с сердечными приступами, научился преодолевать, поэтому нельзя выдумывать «манию преследования».
3. Не отражено: полнота объективной истины подразумевает единство и борьбу противоположностей (закон диалектики). Поэтому поиск истины чреват неминуемыми противоречиями.
4. Не точно: «Люди преследуются за превышение нравственных норм». Точно: наблюдается противостояние нравственной и правовой нормы. Возможно, и в этом суть нынешнего этапа в совершенствовании законодательства.
5. Мне не давали печататься не только в газетах, но и в журналах, в издательствах (например, в Иркутском) – не по профессиональным причинам, а по иным, надуманным, политическим.
6. О факультативе в 27-й средней школе смотрите журналы «Семья и школа», «Детская литература». Назову эту работу положительной, такова оценка, кстати, писателей, знавших воочию мою педагогическую деятельность.
Мною написано верно – Черных.