Не обошли и создателей первых ракетных систем ПВО. Членами-корреспондентами выбрали сравнительно молодых радиоинженеров Кисунько, Расплетина и, с большим опозданием, генерального конструктора самолетов-истребителей и ракет ПВО Семена Лавочкина.
   По академическим правилам, фамилии и ученые заслуги вновь избранных, хоть и коротко, но должны быть опубликованы в печати. О Глушко было коротко сказано – «специалист в области теплотехники», о Королеве, Бармине, Мишине, Кузнецове – «специалист в области механики». Пилюгина все же чуть больше «приоткрыли» -»специалист в области автоматики и телемеханики». Рязанский, Кисунько и Расплетин – «специалисты в области радиотехники». А вот о Лавочкине, уже известном всему миру, сказали честно – «авиаконструктор». Был избран членом-корреспондентом уже набиравший силу Челомей. Он тоже прошел по графе «специалист в области механики».
   Итоги выборов в Академию способствовали существенному повышению авторитета Совета главных не только в «верхах», но и среди инженеров. У руководителей многих смежных организаций появился весьма ощутимый стимул для активизации своей работы в ракетно-космической технике. Дальнейшие события подтвердили, что перспектива быть избранным в Академию за заслуги в области решения научных проблем ракетной техники и исследования космического пространства привлекла к нашим работам многих талантливых ученых, которым отнюдь не чуждо было честолюбие.
   Другим приятным событием явилось решение Моссовета о предоставлении в Москве более сотни квартир особо отличившимся специалистам, участникам создания первых спутников. В частности, для нашей организации было выделено три секции в новых домах по 3-й Останкинской улице, ныне носящей имя академика Королева. В доме № 5 отметили новоселье заместители Королева Бушуев, Воскресенский, Охапкин, Черток, Мельников. Соседями по лестничной площадке для нас стала семья Чижиковых, с которой мы дружно жили в Бляйхероде на вилле Франка. За стеной нашей квартиры до сих пор живет семья Михаила Тихонравова. Хотя мы занимали в огромном доме только два подъезда из десяти, весь дом стали называть «королевским».
   Сам Королев и остальные пять главных специальным постановлением правительства получили право на строительство дач за государственный счет. Бармин, Кузнецов, Пилюгин и Рязанский воспользовались этим правом, получили большие участки земли и коттеджи со всеми удобствами в одном из самых элитных подмосковных районов – Барвихе. Королев не пожелал строиться под Москвой и добился разрешения построить двухэтажный коттедж рядом с ВДНХ. И это несмотря на то, что мы, его ближайшее окружение, проявили инициативу и выбрали ему для дачи совершенно изумительное место в лесной водоохранной зоне на высоком берегу живописного Пяловского водохранилища. Он так нам и не объяснил, почему вместо двух жилищ: хорошей московской квартиры и большого загородного коттеджа – выбрал одно – коттедж в самом городе. Спустя восемь лет мы с горечью подумали, что наш СП уже тогда выбирал место, к которому «не зарастет народная тропа». Теперь в его доме мемориальный музей. Совсем рядом взметнулся в московское небо обелиск в честь покорителей космоса.
   Некогда застроенная подмосковными дачами 3-я Останкинская, ныне улица академика Королева, начинается от космического обелиска и заканчивается Останкинским телецентром и знаменитой телебашней. Когда солнце склоняется к западу, обелиск в честь покорителей космоса особенно рельефно выделяется на фоне гостиницы «Космос». От обелиска, у основания которого сидит каменный Циолковский, идет аллея Героев, которую замыкают памятники Келдышу и Королеву. За их спинами вечером загораются неоновые огни кинотеатра «Космос», стоящего на Звездном бульваре. От «королевского» дома к Звездному бульвару ведет улица Цандера. Улицу Цандера с проспектом Мира соединяет улица Кондратюка. Если, спустившись по этой улице, пересечь проспект, то попадешь на широкую улицу Космонавтов. С улицы Космонавтов, повернув направо по улице Константинова, можно дойти до Ракетного бульвара. Параллельно улице Космонавтов идет еще одна «ракетная» улица – Кибальчича.
   Наконец, в середине 80-х годов недалеко от Дома-музея Королева вырос обширный, отгороженный от пешеходов и уличного транспорта, квартал коттеджей для космонавтов. А все начиналось с наших двух секций на бывшей 3-й Останкинской улице и коттеджа Королева.

Р-7 ПРИНЯТА НА ВООРУЖЕНИЕ

   Среди всех ракет начала космической эры ракета Р-7 оказалась рекордным долгожителем. Начав свой триумфальный путь в 1957 году в качестве первого в мире потенциального носителя водородной бомбы, Р-7 после нескольких модернизаций в различных модификациях продолжает верно служить космонавтике и по всем прогнозам окончательно закончит свою службу не ранее начала XXI века. Неизменные первые две ступени служат фундаментом, на котором надстраиваются третья и четвертая ступени. История этой ракеты описывалась в виде сплошного торжественного марша победителей от одного космического триумфа до другого. Каждый из таких триумфов, как правило, преподносился средствами массовой информации под заголовком «Впервые в мире».
   В истории нашей ракетной и космической техники во время «холодной войны» восторженно расписывались очередные успехи, иногда даже с техническими подробностями, но никогда не упоминались имена истинных полководцев и рядовых бойцов научно-технического фронта. Впрочем, когда дело дошло до эпохи пилотируемого космоса, советские космонавты и американские астронавты взвалили на себя основное бремя славы. Оказалось, что даже в демократической Америке, так же, как и у нас, за деревьями стоял невидимый засекреченный лес неизвестных имен истинных строителей сверкающего здания современной космонавтики.
   В историческом плане ракета Р-7 в большей мере, чем все другие, была средством решения многих военных, стратегических, политических, научных, идеологических, народнохозяйственных проблем.
   Высшие политические руководители Советского Союза никогда не упускали случая воспользоваться ракетно-космическим козырем во внешнеполитической игре и для напоминания народу, что только под руководством Коммунистической партии и ее Центрального Комитета могут быть обеспечены свершения, доказывающие явное превосходство социалистической системы.
   Начало жизненного цикла и первые космические триумфы, обеспеченные Р-7, приходятся на период правления Хрущева. Пожалуй, он первый понял, какие неограниченные возможности окажутся в распоряжении руководителей государства, имеющего ракетно-космическое превосходство.
   В сентябре 1959 года состоялась поездка Хрущева в США по приглашению президента Эйзенхауэра. В этот период совместные испытания Р-7 продолжались и ракета еще не была принята на вооружение. Это не помешало Хрущеву на одном из приемов произвести на американцев, не имевших в те времена достоверной информации, сильное впечатление следующими словами в своей речи: «Народ наш сплочен вокруг своего правительства, люди горят энтузиазмом, стремятся как можно лучше выполнить свой долг и тем самым еще больше укрепить свой социалистический строй. Раньше вас мы создали баллистическую межконтинентальную ракету, которой у вас фактически нет до сих пор. А ведь баллистическая межконтинентальная ракета – это поистине сгусток человеческой творческой мысли» (из речи на обеде, устроенном экономическим клубом Нью-Йорка в честь Н.С. Хрущева 17 сентября 1959 года). Если слова Хрущева о «людях наших, горящих энтузиазмом и стремящихся как можно лучше выполнить свой долг» отнести к нам, создателям ракеты Р-7, то Хрущев прав. Мы действительно были энтузиастами и не жалели сил для утверждения ракеты Р-7 в военной и космической сферах.
   Исторической справедливости ради надо признать, что энтузиазм и кипучая деятельность Хрущева, в каких бы грехах в последующем его не обвиняли, безусловно способствовали форсированному развитию ракетно-космической деятельности в СССР.
   Энтузиазм энтузиазмом, а реальная обстановка, сложившаяся в конце 1958 года – к началу совместных испытаний, была исключительно тяжелой.
   Между летно-конструкторскими и совместными, или их еще именовали зачетными, испытаниями боевой ракеты Р-7 вклинились три пуска ракеты 8К72. Это была трехступенчатая ракета Р-7, доработанная для стрельбы с прямым попаданием по Луне. «Беглый ракетный огонь по Луне» в 1958 году не принес нам успеха. Об этом я пишу ниже более подробно.
   Аварийный пуск последней ракеты серии ЛКИ вместе с этими тремя лунными составили уже четыре аварии подряд.
   Не имея времени на реабилитацию, по настоятельному требованию Министерства обороны, мы должны были без передышки перейти к совместным испытаниям. Чтобы несколько улучшить совершенно неудовлетворительные показатели надежности, по взаимному согласию с военными три первых пуска по Луне 1958 года исключили из числа принимаемых в расчет для характеристики надежности. При этом, однако, договорились, что результаты последующих пусков по Луне для первых двух ступеней будут засчитываться при подведении итогов совместных испытаний и принятии решений о судьбе Р-7.
   Это было справедливо. Ракете Р-7 предстояла работа на два фронта: боевой двухступенчатый вариант должен в дежурном режиме ждать команды о начале ракетно-ядерной войны, а космический, имеющий третью и четвертую ступень, будет удовлетворять стремление человечества к познанию Вселенной и поддерживать престиж великой державы. На конец года планировалось также начало летных испытаний Р-7А – ракеты под индексом 8К74, имевшей дальность не менее 12 000 км. Таким образом, с учетом запланированного штурма Луны, на весь предстоящий год приходилось никак не менее 22 – 24 пусков.
   Общий цикл подготовки ракеты Р-7 на полигоне, считая от начала испытаний на ТП в МИКе и до получения первых результатов пуска, занимал в среднем 15 суток. В 1957 и 1958 годах главные конструкторы и вся «королевская рать» проводили на полигоне большую часть времени. Работы по новым многочисленным космическим направлениям, новым межконтинентальным ракетам требовали присутствия руководителей в своих ОКБ, на заводах, участия в деятельности научно-технических советов и сотнях совещаний на всех уровнях.
   Глушко был первым из главных, восставшим против требования присутствовать на каждом пуске. Его поддержал Кузнецов, а затем и Пилюгин. Они доказали, что даже если бросить всякие прочие дела, то все равно невозможно присутствовать на всех пусках. Понимая, что они не могут объять необъятное во всем пространстве и времени, главные договорились в максимальной степени переложить ответственность и текущее руководство летными испытаниями на военный контингент полигона и своих наиболее надежных заместителей по испытаниям. Каждый из этих заместителей получил все полномочия для решения вопросов по тематике своей организации и представлял главного конструктора на Государственной комиссии.
   Так был сформирован межведомственный «теневой испытательный кабинет» Совета главных, члены которого провели на полигоне в течение 1959 года в среднем по семь-восемь месяцев, участвуя в каждом пуске боевой Р-7.
   Королев доверил эту деятельность сразу двум своим заместителям: Воскресенскому – штатному заместителю по испытаниям и Козлову, который представлял и Главного конструктора, и куйбышевский филиал ОКБ-1.
   Пилюгин передал свои полномочия Владилену Финогееву. За всеми системами опорожнения и синхронизации следил Глеб Маслов. Богомолов доверил работы по телеметрии «Трала» Михаилу Новикову. Интересы Глушко представлял его первый заместитель Владимир Курбатов. По наземному комплексу Бармин назначил Бориса Хлебникова. По радиосистемам за Рязанского был Вячеслав Лаппо.
   В целом мы оценивали этот состав испытателей, как «вполне интеллигентный» и полностью компетентный. Постепенно все мелкие бытовые проблемы отошли на второй план. Люди вошли в напряженный ритм испытательной работы.
   Надо сказать, что у вышеописанной компании сложились очень деловые и добрые отношения с военным командованием полигона – его начальником генералом Константином Герчиком и непосредственными руководителями работ полковником Александром Носовым, подполковником Евгением Осташевым, майором Анатолием Кирилловым и всем офицерским составом военных испытателей.
   В начале 1959 года на «двойке» уже была построена трехэтажная «гостиница № 1». Ее вестибюли и номера «люкс» были устланы паласами и коврами. В каждом номере был санузел, телефон, душ и даже холодильник. Водоснабжение предусматривало подачу не только насыщенной солями холодной, но и сравнительно чистой горячей воды. По всем другим показателям, включая меню в столовых и ассортимент в магазинах военторга, бытовые условия на полигоне уже достигали среднесоюзных показателей, а по обеспечению бесплатным спиртом намного их превосходили. К прилету более-менее высокого начальства иногда в столовые и магазин доставлялись самолетом из Ташкента виноград и другие деликатесы.
   Жители бараков на «двойке» имели в своем распоряжении хорошо оборудованную кухню и, пользуясь доступными ценами на мясо и прочие продукты в магазинах, артельным способом организовали самообслуживание. В бараках устоялся аппетитный запах жаренного мяса и картофеля с луком и чесноком. Переносить подобную кулинарную самодеятельность в устланные паласами строгие номера новой гостиницы было недопустимо. Это служило одной из причин, по которой новая гостиница длительное время пустовала.
   В течение года было пущено шестнадцать ракет в счет совместных испытаний, четыре – по лунной программе, две – по программе 8К74, одна ракета была снята после неудачной попытки старта.
   Первый пуск по программе совместных испытаний состоялся 24 декабря 1958 года и прошел по правилу «первый блин комом». Боковой блок «В» из-за неправильной настройки редуктора перекиси водорода израсходовал топливо раньше времени и отделился от ракеты за три секунды до положенного времени. Ракета начала крутиться, и все двигатели были выключены по команде АВД.
   Председатель Государственной комиссии Руднев и его заместитель по военной линии Мрыкин справедливо квалифицировали эту аварию как проявление разгильдяйства при подготовке со стороны военного расчета и отсутствие квалифицированного контроля представителей Глушко.
   Все шестнадцать ракет, представленные на испытания, были пущены. Четыре ракеты достигли района Камчатки с большими отклонениями по вине ошибок в настройке наземных РУПов или неисправностей бортовых систем. Восемь ракет прошли нормально. Их головные части, богато оснащенные измерительной техникой, достигли цели с круговой ошибкой, не превосходящей 6 км.
   Последний пуск 27 ноября 1959 года достойно завершил всю серию совместных испытаний. Ракета прошла без замечаний все участки. Головная часть достигла Камчатки с отклонением от «колышка» – расчетной точки прицеливания – по дальности на 1,75 км и в боковом направлении 0,77 км. Для Р-7 это были блестящие результаты.
   Аварийными оказались четыре ракеты. Из них две – по вине двигателя, одна – по вине радиоуправления и одна – из-за ошибки в конструкции ракеты. Таким образом, надежность составила 75%. По сравнению с 45% на ЛКИ это уже был существенный прогресс.
   Ракета была принята на вооружение 20 января 1960 года специальным постановлением Совета Министров СССР. Окончание совместных ЛКИ Р-7 способствовало принятию решения о самостоятельности Ракетных войск стратегического назначения.
   17 декабря 1959 года Хрущев подписал постановление Совета Министров СССР об учреждении должности главнокомандующего Ракетными войсками стратегического назначения в составе Вооруженных Сил СССР.
   В «совершенно секретном, особой важности» постановлении говорилось, что на главнокомандующего Ракетными войсками стратегического назначения – заместителя министра обороны возлагается полная ответственность за состояние ракетных войск; за их боевое применение, боевую и мобилизационную готовность, материальное и техническое обеспечение, развитие ракетного вооружения, руководство строительством и эксплуатацией боевых комплексов и спецобъектов, воинскую дисциплину и политико-моральное состояние личного состава, а так же координацию по вопросам создания развития и внедрения специального вооружения и реактивной техники во всех видах Вооруженных Сил. Даже в таком документе «особой важности» ядерное оружие было зашифровано термином «специальное вооружение».
   Главный маршал артиллерии Митрофан Иванович Неделин назначался первым главнокомандующим Ракетными войсками стратегического назначения.
   Несмотря на высшую степень секретности постановления, весть о нем быстро облетела все ОКБ, непосредственно причастные к созданию боевых ракет стратегического назначения. В нашем инженерно-конструкторском обществе это постановление было встречено с большим удовлетворением.
   Назначение Неделина ни у кого не вызвало удивления. Все, кто с ним соприкасался, считали, что советской ракетной технике повезло. Я в этой связи вспомнил рассказ Королева о встрече с Главным маршалом артиллерии Николаем Николаевичем Вороновым в 1950 году.
   Воронов приезжал в НИИ-88 еще в должности командующего всей артиллерией, в его ведении была и ракетная техника. Во время полигонных испытаний ракет в 1947 и 1948 годах Воронов участвовал в работе Госкомиссии и на всех нас произвел хорошее впечатление своей доброжелательностью и особой офицерской воспитанностью, которая далеко не всегда была свойственна военным высокого ранга.
   Королев не скрывал своих симпатий к Воронову. Визит Воронова лично он расценил высоко и рассказывал об этой встрече как о событии большой важности.
   По рассказу Королева, Воронов представил ему своего начальника штаба генерал-полковника Неделина, которому он поручил изучение и разработку перспектив ракетного оружия. Если считать 1950 год началом приобщения Неделина к ракетному поприщу, то за десять лет он успел очень много. После назначения Неделина главнокомандующим ему оставалось жить меньше года. Но и за это короткое время мы убедились в присущей ему широте, самостоятельности и нестандартности мышления.
   Эти качества были особо необходимы заместителю министра обороны, который в силу сложившейся у нас системы имел возможность оказывать прямое воздействие на развитие космонавтики. К сожалению, после гибели Неделина сменявшие его на высоком посту герои Великой Отечественной войны общевойсковые маршалы Советского Союза не обладали такими качествами.
   Первый пуск ИСЗ явился началом процесса превращения межконтинентальной ракеты Р-7 из носителя термоядерного заряда в ракету-носитель самых различных космических аппаратов. Носитель на базе двухступенчатой Р-7 продолжает совершенствоваться еще и теперь, спустя почти сорок лет после своего первого полета. Только при жизни Королева было создано пять модификаций «семерки». Каждая новая модификация предназначалась для определенного вида космических аппаратов, при этом первые две ступени, как правило, оставались неизменными. Основные доработки и совершенствование ракеты производились с целью повышения массы полезного груза, обеспечения возможности использования ракеты для вывода межпланетных автоматических станций и пилотируемых космических кораблей. Наибольшему совершенствованию подвергалась система управления. В настоящее время система управления движением ракеты полностью автономная – инерциальная, не требующая радиокоррекции.
   С 1957 года Р-7 претерпела 12 модернизаций и модификаций. В открытых публикациях ее именуют в зависимости от назначения «Спутником», «Востоком», «Молнией», «Союзом». Для нас, ветеранов, она остается «семеркой».
   Еще при жизни Королева права главного конструктора «семерки» постепенно передавались в Куйбышев Дмитрию Козлову. Сам Козлов, став в конце 70-х годов генеральным конструктором ЦСКБ, основное внимание уделял спутникам-разведчикам. Самые хлопотные обязанности главного конструктора «семерки» перешли к заместителю Козлова – Александру Солдатенкову. Без его отчетных докладов не проходила ни одна Государственная комиссия, принимавшая решения о пилотируемых и других ответственных пусках. В настоящее время Самара обладает монополией на производство самого надежного в мире космического носителя. Производство самих ракет по-прежнему сосредоточено на заводе «Прогресс», производство двигателей – на заводе имени М.В. Фрунзе, бывшем авиамоторном заводе № 24. После распада Советского Союза тяжелое положение сложилось с производством системы управления. Харьковские приборные заводы волею судьбы оказались в ближнем зарубежье.
   Число пусков «семерочных» модификаций к началу 90-х годов перевалило за двухтысячную отметку. В хорошо отлаженной технологии изготовления и пусков начались перебои и проблемы отнюдь не технического порядка. Космодром «Байконур», оказавшийся также в ближнем зарубежье со всеми своими службами и городом Ленинском, стал тем звеном, которое угрожает резко снизить надежность ракетно-космического комплекса в целом. Так политика суверенитетов способна снизить надежность одного из самых совершенных творений отечественной космонавтики второй половины XX века.

ТЮРАТАМ – ГАВАЙСКИЕ ОСТРОВА – И ДАЛЕЕ ВЕЗДЕ

   Максимальная дальность полета ракеты Р-7, которую мы наконец сдали на вооружение, определялась ее отделяющейся боевой головной частью, в которой размещался термоядерный заряд. Этот заряд потребовал создания головной части общей массой более пяти с половиной тонн. С таким «полезным грузом» ракета никак не могла преодолеть дальность более 8000 км. При ртрельбе со стартовых площадок полигона в Тюратаме этого было явно недостаточно. Сильно раздуваемая нашей пропагандой версия о потере США преимуществ ядерной недосягаемости была устрашающей для американцев, но фактически Р-7 не могла дотянуться до многих стратегических центров США. Для того чтобы Р-7 стала действительно межконтинентальным оружием, способным достигать любой точки на всей территории США, требовалось увеличить ее дальность до 12 000-14 000 км, то есть более чем в полтора раза.
   Работы по модернизации Р-7 начались еще в 1957 году, задолго до окончания ЛКИ. Будущая модернизированная ракета в нашем внутреннем общении называлась просто: «семьдесят четвертая».
   Осуществить значительное увеличение дальности требовалось без существенных изменений конструкции ракеты, не нарушая технологического процесса ее серийного изготовления. При таком условии единственно реальным источником получения дополнительных 4000 – 5000 км могло быть снижение массы «полезного груза».
   Еще в конце 1957 года, после очередной встречи с академиками Харитоном и Сахаровым, Королев рассказал, что они уверено обещают снизить вес своей «цацки», как он выразился, в два раза.
   Когда речь заходила о ядерном заряде, под который мы делали ракеты, наш СП обычно несколько преображался. Он понижал голос и всем своим видом стремился внушить собеседникам трепет и почтение к величайшей государственной тайне, уважение к той страшной силе, которая должна была быть сосредоточена в нашем «полезном грузе». Я думаю, этому причиной была не только особая секретность, окружавшая все, что было связано непосредственно с разработкой ядерных зарядов.
   Мы все, при необходимости достаточно разбиравшиеся в физических процессах, протекавших во всех агрегатах нашего детища, робели и затихали, когда речь заходила о будущей боевой начинке головной части. Несмотря на лекции, которые мы слушали, популярную литературу по атомной физике и непосредственные контакты с атомщиками в процессе работ по сопряжению заряда с ракетой, внутренняя сущность титанической разрушительной силы, скрытой за формальными фразами протоколов согласования, габаритно-установочных чертежей и электрических схем, оставалась как бы по другую сторону нашего инженерного образа мыслей.
   Нельзя сказать, что мы совсем ничего не понимали. Нам, конечно же, объяснили, что водородная бомба состоит из термоядерного заряда, в котором нет ни урана-235, ни плутония-239. Сам по себе термоядерный заряд безопасен. Чтобы сжать и воспламенить топливо для термоядерного синтеза, оказывается, надо сначала взорвать «простую» атомную бомбу. При взрыве этого ядерного детонатора создаются рентгеновская радиация, температура и давление, которые способны вызвать мгновенную термоядерную реакцию – взрыв водородной бомбы. Атомная бомба сама требует детонатора в виде заряда обычного взрывчатого вещества (ВВ). Это ВВ, в свою очередь, подрывается от взрывателей, которые нам доставляли больше всего хлопот при компоновке головных частей. Чтобы все было надежно и безопасно, нам не требовалось углубляться в ядерную физику за пределы изложенного выше. Но всяческих проблем, связанных с компоновкой, креплением, теплозащитой, виброзащитой, перегрузками, электрическими связями и блокировками, возникало столько, что мы вынуждены были тесно взаимодействовать с ведущими специалистами Арзамаса-16 и московского ОКБ, которое возглавлял Николай Духов.