Я похолодел. Кулаки мои невольно сжались.
— Вы лжете! — выкрикнул я. Леггит осклабился.
— Не ждали, да? Я видел завещание. У вас три миллиона. Ева Долан получает все имущество, вот этот домик и тридцать миллионов. Остальное завещано благотворительным фондам и мелким наследникам. Вестал написала в завещании, что вам всегда было неприятно получать от нее деньги и очень извиняется, что завещает вам даже такую сумму. Вот я и говорю, что вы сами себя посадили в калошу.
Не знаю, как мне удалось не потерять самообладание. Неужто я оказался пешкой в руках Евы? Они с Ларри разработали этот план и сделали меня орудием исполнения своих замыслов? Вот почему она так переменилась. «Да будь ты последним мужчиной на Земле, я не пошла бы за тебя!». Значит, она никогда меня не любила! Она призналась, что видела завещание. Значит, она знала, что получит дом и деньги. И продолжала любить Ларри. С тридцатью миллионами в кармане она сможет из него веревки вить. Только свистнет разок — и он тут же примчится как миленький.
Я ощутил приступ дикой, необузданной ярости. Впрочем, я не забывал, что Леггит бдительно следит за мной, и заставил себя встретить его взгляд.
Если ваши слова правдивы, то мисс Долан повезло, — сказал я, пожимая плечами. — С меня вполне хватит и трех миллионов.
— Она помогала вам? — спросил Леггит. — Она помогла внушить Харджису и Блейкстоуну, что вы якобы в кабинете, в то время как вы хладнокровно расправлялись со своей женой?
Черт возьми, этот полицейский подобрался слишком близко к правде, чтобы я чувствовал себя в безопасности.
— Вы можете плести любые небылицы — я не убивал Вестал. Я работал здесь весь вечер, и у меня есть свидетели, которые подтвердят мои слова.
Леггит медленно поднялся из кресла.
— Я не успокоюсь, пока не расколю ваше алиби, Уинтерс. И вам не придется долго ждать этого. Когда убийца хитер, он обычно просматривает какую-то мелочь, и не забудьте — суд присяжных ненавидит умников!
— Болтайте, что хотите, — бросил я, злобно поглядев на него. — Болтать никому не возбраняется.
— Посмотрим. Я проверю ваше алиби по ниточкам. И, будьте уверены, я найду в нем прореху!
Он решительно вышел из кабинета, хлопнув дверью. Я на шатких ногах подошел к подоконнику и посмотрел, как Леггит укатил прочь.
Позже я вывел машину и поехал в Иден-Энд, где мог побыть один. Я заехал в песчаные дюны, закурил и начал обдумывать положение. Я был сильно потрясен. Теперь моя жизнь зависела от моего алиби. Пока оно было надежным, иначе Леггит уже арестовал бы меня.
Греясь на солнышке, я еще раз шаг за шагом мысленно проверил все свои поступки и пришел к выводу, что разоблачить меня невозможно.
В самом деле, для любого суда достаточно будет показаний одного лишь Харджиса. Им не составит труда выяснить, что он меня ненавидит, поэтому его показания о том, что он не только слышал, как я диктую письма, но и видел меня воочию, убедят любых присяжных.
Мои страхи как рукой сняло.
Леггит, конечно же, блефует. И может надеяться только на то, что у меня не выдержат нервы. Ничего у него не выйдет.
Убедившись, что мои опасения беспочвенны, я стал думать о Еве.
Нет сомнения, что она обвела меня вокруг пальца. И солгала, сказав, что любит меня. Она не слишком опасалась, что я выдам ее как сообщницу: ведь в таком случае ей грозило бы только пожизненное заключение, тогда как меня, безусловно, ждал электрический стул.
Вдруг мне захотелось схватить руками ее нежное белое горло.
Через день-другой она уедет из Клифсайда. Возможно, она исчезнет и я ее больше никогда не увижу. Нет, так не пойдет. Нужно что-то предпринять до ее отъезда.
Надо установить за ней слежку. Для этой цели у меня имелся на примете подходящий человек, который время от времени выполнял задания нашего банка. Я вернулся в Литл-Иден и заглянул в его контору.
Звали его Джошуа Морган. Его грязноватая контора располагалась на верхнем этаже дома в одном квартале от бульвара Рузвельта.
Ростом он был метр с кепкой, лет под пятьдесят. Шаркающая поступь, длинные, свисающие усы и широченный лоб делали его похожим на гнома.
Он, похоже, был рад моему приходу.
— У меня есть для вас работенка, — начал я, усаживаясь напротив его стола. — Нужно понаблюдать за одной бабенкой. Используйте столько людей, сколько надо — мне все равно. Следите за ней денно и нощно, ясно? Я должен знать, где она находится в любое время суток. Справитесь?
— Конечно, мистер Уинтерс. — Воспаленные серые глаза вопросительно посмотрели на меня. — Кто эта дама?
— Ее зовут Ева Долан. В данное время она живет в моем особняке, в Клифсайде, но в течение ближайших двадцати четырех часов скорее всего съедет. У нее темные волосы, она носит очки и на вид довольно невзрачная. Ваши люди ее не пропустят. Кроме нее и слуг, женщин в доме нет.
Он кивнул и что-то набросал в блокноте.
— Хотите, чтобы я приступил к делу немедленно?
— Да. Если вы ее упустите, Морган, больше я с вами дел не имею. Если справитесь, разбогатеете на тысячу зеленых. По рукам?
— Положитесь на меня, мистер Уинтерс. Мы ее не упустим.
— И она не должна заподозрить, что за ней следят. Это очень важно.
Я не дал ему возможности самому сообщить мне о том, что он собирается взять расчет.
— Я меняю персонал, — заявил я. — Вы можете уйти, когда пожелаете; чем раньше, тем лучше.
— Я покину дом сегодня вечером, — сказал он. Я ухмыльнулся.
— Прекрасно. Кто-нибудь еще собирается уволиться?
— Все без исключения, — сухо ответил он, повернулся и двинулся к выходу.
На это я, признаться, не рассчитывал. И закипел.
— Проследите, чтобы они оставили свои адреса, и сами не забудьте оставить адрес. Возможно, лейтенант Леггит еще захочет поговорить с вами. Мисс Долан рассчитается с вами. Она дома?
— Нет, сэр. Она сказала, что вернется после шести.
— Тогда я расплачусь с вами сейчас. Я хочу, чтобы вы и все остальные убрались из дома через час. Он пристально посмотрел на меня.
— Очень хорошо.
— Пусть все придут ко мне в кабинет через четверть часа.
Лишь когда они все вереницей прошли перед моим столом, я впервые обнаружил, сколько много слуг было у Вестал. Их оказалось тридцать человек, в том числе пять садовников-китайцев.
Прощание вышло довольно неловким. Я разыскал в письменном столе Евы расчетную книгу и выдал каждому деньги за две недели. Каждый по очереди подходил ко мне, забирал деньги и выходил. Ни один из них не посмотрел мне в глаза; ни один не проронил ни звука.
Последним был Харджис.
Взяв конверт с деньгами, который я протянул ему, он тихо сказал:
— Я искренне надеюсь, что вас постигнет кара за то, что вы сделали с мисс Вестал, сэр. Я убежден, что, если бы вы не встретились на ее пути, она сейчас была бы жива.
Я взглянул на него.
Его показания должны спасти меня от электрического стула. Мне это показалось забавным. Я ухмыльнулся.
— Проваливай, старый болван, пока я не вышвырнул тебя вон!
Он пересек комнату с достоинством архиепископа. И даже не забыл тихонечко прикрыть за собой дверь.
Я посмотрел на настольные часы. Было без двадцати минут пять. В половине шестого весь персонал дружно покинул Клифсайд.
У пятерых из них были личные автомобили. Каким-то образом все тридцать человек ухитрились в них втиснуться, и в пять тридцать я остался один в огромном, пустом дворце.
Ощущение было довольно жуткое. В вымершем особняке установилась могильная тишина. Сколько я ни прислушивался, до моих ушей доносились лишь тиканье часов и гулкие удары моего сердца.
Я в полной неподвижности сидел у окна за занавеской. Я смотрел на длинную подъездную аллею и ждал Еву.
Глава 18
— Вы лжете! — выкрикнул я. Леггит осклабился.
— Не ждали, да? Я видел завещание. У вас три миллиона. Ева Долан получает все имущество, вот этот домик и тридцать миллионов. Остальное завещано благотворительным фондам и мелким наследникам. Вестал написала в завещании, что вам всегда было неприятно получать от нее деньги и очень извиняется, что завещает вам даже такую сумму. Вот я и говорю, что вы сами себя посадили в калошу.
Не знаю, как мне удалось не потерять самообладание. Неужто я оказался пешкой в руках Евы? Они с Ларри разработали этот план и сделали меня орудием исполнения своих замыслов? Вот почему она так переменилась. «Да будь ты последним мужчиной на Земле, я не пошла бы за тебя!». Значит, она никогда меня не любила! Она призналась, что видела завещание. Значит, она знала, что получит дом и деньги. И продолжала любить Ларри. С тридцатью миллионами в кармане она сможет из него веревки вить. Только свистнет разок — и он тут же примчится как миленький.
Я ощутил приступ дикой, необузданной ярости. Впрочем, я не забывал, что Леггит бдительно следит за мной, и заставил себя встретить его взгляд.
Если ваши слова правдивы, то мисс Долан повезло, — сказал я, пожимая плечами. — С меня вполне хватит и трех миллионов.
— Она помогала вам? — спросил Леггит. — Она помогла внушить Харджису и Блейкстоуну, что вы якобы в кабинете, в то время как вы хладнокровно расправлялись со своей женой?
Черт возьми, этот полицейский подобрался слишком близко к правде, чтобы я чувствовал себя в безопасности.
— Вы можете плести любые небылицы — я не убивал Вестал. Я работал здесь весь вечер, и у меня есть свидетели, которые подтвердят мои слова.
Леггит медленно поднялся из кресла.
— Я не успокоюсь, пока не расколю ваше алиби, Уинтерс. И вам не придется долго ждать этого. Когда убийца хитер, он обычно просматривает какую-то мелочь, и не забудьте — суд присяжных ненавидит умников!
— Болтайте, что хотите, — бросил я, злобно поглядев на него. — Болтать никому не возбраняется.
— Посмотрим. Я проверю ваше алиби по ниточкам. И, будьте уверены, я найду в нем прореху!
Он решительно вышел из кабинета, хлопнув дверью. Я на шатких ногах подошел к подоконнику и посмотрел, как Леггит укатил прочь.
Позже я вывел машину и поехал в Иден-Энд, где мог побыть один. Я заехал в песчаные дюны, закурил и начал обдумывать положение. Я был сильно потрясен. Теперь моя жизнь зависела от моего алиби. Пока оно было надежным, иначе Леггит уже арестовал бы меня.
Греясь на солнышке, я еще раз шаг за шагом мысленно проверил все свои поступки и пришел к выводу, что разоблачить меня невозможно.
В самом деле, для любого суда достаточно будет показаний одного лишь Харджиса. Им не составит труда выяснить, что он меня ненавидит, поэтому его показания о том, что он не только слышал, как я диктую письма, но и видел меня воочию, убедят любых присяжных.
Мои страхи как рукой сняло.
Леггит, конечно же, блефует. И может надеяться только на то, что у меня не выдержат нервы. Ничего у него не выйдет.
Убедившись, что мои опасения беспочвенны, я стал думать о Еве.
Нет сомнения, что она обвела меня вокруг пальца. И солгала, сказав, что любит меня. Она не слишком опасалась, что я выдам ее как сообщницу: ведь в таком случае ей грозило бы только пожизненное заключение, тогда как меня, безусловно, ждал электрический стул.
Вдруг мне захотелось схватить руками ее нежное белое горло.
Через день-другой она уедет из Клифсайда. Возможно, она исчезнет и я ее больше никогда не увижу. Нет, так не пойдет. Нужно что-то предпринять до ее отъезда.
Надо установить за ней слежку. Для этой цели у меня имелся на примете подходящий человек, который время от времени выполнял задания нашего банка. Я вернулся в Литл-Иден и заглянул в его контору.
Звали его Джошуа Морган. Его грязноватая контора располагалась на верхнем этаже дома в одном квартале от бульвара Рузвельта.
Ростом он был метр с кепкой, лет под пятьдесят. Шаркающая поступь, длинные, свисающие усы и широченный лоб делали его похожим на гнома.
Он, похоже, был рад моему приходу.
— У меня есть для вас работенка, — начал я, усаживаясь напротив его стола. — Нужно понаблюдать за одной бабенкой. Используйте столько людей, сколько надо — мне все равно. Следите за ней денно и нощно, ясно? Я должен знать, где она находится в любое время суток. Справитесь?
— Конечно, мистер Уинтерс. — Воспаленные серые глаза вопросительно посмотрели на меня. — Кто эта дама?
— Ее зовут Ева Долан. В данное время она живет в моем особняке, в Клифсайде, но в течение ближайших двадцати четырех часов скорее всего съедет. У нее темные волосы, она носит очки и на вид довольно невзрачная. Ваши люди ее не пропустят. Кроме нее и слуг, женщин в доме нет.
Он кивнул и что-то набросал в блокноте.
— Хотите, чтобы я приступил к делу немедленно?
— Да. Если вы ее упустите, Морган, больше я с вами дел не имею. Если справитесь, разбогатеете на тысячу зеленых. По рукам?
— Положитесь на меня, мистер Уинтерс. Мы ее не упустим.
— И она не должна заподозрить, что за ней следят. Это очень важно.
* * *
Я вернулся в Клифсайд. Харджис встретил меня в холле.Я не дал ему возможности самому сообщить мне о том, что он собирается взять расчет.
— Я меняю персонал, — заявил я. — Вы можете уйти, когда пожелаете; чем раньше, тем лучше.
— Я покину дом сегодня вечером, — сказал он. Я ухмыльнулся.
— Прекрасно. Кто-нибудь еще собирается уволиться?
— Все без исключения, — сухо ответил он, повернулся и двинулся к выходу.
На это я, признаться, не рассчитывал. И закипел.
— Проследите, чтобы они оставили свои адреса, и сами не забудьте оставить адрес. Возможно, лейтенант Леггит еще захочет поговорить с вами. Мисс Долан рассчитается с вами. Она дома?
— Нет, сэр. Она сказала, что вернется после шести.
— Тогда я расплачусь с вами сейчас. Я хочу, чтобы вы и все остальные убрались из дома через час. Он пристально посмотрел на меня.
— Очень хорошо.
— Пусть все придут ко мне в кабинет через четверть часа.
Лишь когда они все вереницей прошли перед моим столом, я впервые обнаружил, сколько много слуг было у Вестал. Их оказалось тридцать человек, в том числе пять садовников-китайцев.
Прощание вышло довольно неловким. Я разыскал в письменном столе Евы расчетную книгу и выдал каждому деньги за две недели. Каждый по очереди подходил ко мне, забирал деньги и выходил. Ни один из них не посмотрел мне в глаза; ни один не проронил ни звука.
Последним был Харджис.
Взяв конверт с деньгами, который я протянул ему, он тихо сказал:
— Я искренне надеюсь, что вас постигнет кара за то, что вы сделали с мисс Вестал, сэр. Я убежден, что, если бы вы не встретились на ее пути, она сейчас была бы жива.
Я взглянул на него.
Его показания должны спасти меня от электрического стула. Мне это показалось забавным. Я ухмыльнулся.
— Проваливай, старый болван, пока я не вышвырнул тебя вон!
Он пересек комнату с достоинством архиепископа. И даже не забыл тихонечко прикрыть за собой дверь.
Я посмотрел на настольные часы. Было без двадцати минут пять. В половине шестого весь персонал дружно покинул Клифсайд.
У пятерых из них были личные автомобили. Каким-то образом все тридцать человек ухитрились в них втиснуться, и в пять тридцать я остался один в огромном, пустом дворце.
Ощущение было довольно жуткое. В вымершем особняке установилась могильная тишина. Сколько я ни прислушивался, до моих ушей доносились лишь тиканье часов и гулкие удары моего сердца.
Я в полной неподвижности сидел у окна за занавеской. Я смотрел на длинную подъездную аллею и ждал Еву.
Глава 18
Сгущались сумерки, когда маленькая машина Евы появилась в конце подъездной аллеи. Я ждал ее, сидя у окна, уже три часа — и чем дольше ждал, тем больше закипал от гнева.
Я наконец понял, что именно Ева навела меня на мысль об убийстве Вестал. Это случилось тогда, когда мы с ней впервые остались вдвоем ночью и я сказал, что мы можем уже настолько состариться, что не успеем насладиться деньгами, полученными от Вестал в наследство, а она ответила:
"На все воля Божья», и потом пояснила, что все рано или поздно умирают.
Она первая заговорила о смерти. Она, должно быть, решила уговорить меня пойти на убийство в ту минуту, когда узнала, что я собираюсь жениться на Вестал.
Отодвинувшись от окна, я следил, как Ева вышла из машины, поднялась по лестнице и направилась через террасу к парадному входу.
Я бесшумно выбрался в гостиную и притаился за одним из широких диванов.
Ева открыла дверь и вошла в дом. Вскоре я услышал, что она зашла в гостиную, чуть постояла, потом вернулась в холл и начала подниматься по лестнице.
Подождав, пока ее шаги затихли, я выскользнул в холл, запер входную дверь на ключ и опустил ключ в карман.
И стоял, навострив уши.
Я услышал, как она прошагала по длинному коридору в свою комнату.
Почти сразу же где-то в комнатах прислуги зазвонил колокольчик.
Да, теперь огромный особняк принадлежал Еве. Она могла звонком вызывать слуг. Могла отдавать любые приказания.
Я медленно поднимался по лестнице, опираясь рукой о перила и бесшумно переставляя ноги по ступенькам, устланным толстым ковром.
Когда я поднялся, колокольчик задребезжал снова.
Да, дом принадлежал Еве и она имела право быть нетерпеливой. Никто из прислуги никогда не осмеливался заставлять Вестал ждать. И Ева тоже ждать не собиралась.
Я открыл дверь одной из гостевых спален и проскользнул внутрь, оставив дверь приоткрытой.
Опять послышался звон колокольчика, потом еще… Затем я услышал, как открылась дверь и Ева вышла в коридор. Мне было видно, как она торопливо прошагала по коридору и свесилась через перила.
Лицо ее было озадачено и сердито. Очки она сняла и держала в руке. На ней было простое черное платье, от которого лицо казалось еще бледнее обычного.
Ева смотрела вниз и прислушивалась.
Кроме тиканья старинных часов в холле, ничего не было слышно.
Она постояла в нерешительности еще несколько секунд, потом направилась к маленькому столику, на котором стоял внутренний телефон.
Ева нетерпеливо набрала номер, поднесла трубку к уху, и в наступившей тишине я отчетливо услышал длинные гудки. Устав ждать, Ева опустила трубку. Лицо ее было встревоженным.
Она вскинула голову, осмотрела коридор и быстро зашагала вниз по ступенькам.
Я выбрался из комнаты, на цыпочках подошел к перилам и заглянул вниз.
Ева стояла посреди холла, склонив голову набок, точно прислушивалась.
— Харджис! — позвала она.
Подождав немного, она резко повернулась и прошла в кабинет Вестал, оставив дверь открытой.
Я быстро спустился по лестнице и спрятался за фигурой средневекового рыцаря в доспехах. Почти тут же Ева вышла в холл.
Движения ее утратили уверенность. Мне даже казалось, что я слышу, как бьется ее сердце.
— Ну не могли же все уйти, — громко произнесла она. Эй, есть тут кто-нибудь? Харджис!
Ее страх нарастал с каждой минутой. Я не спешил. У меня впереди была целая ночь.
Ева внезапно решилась и, подойдя к парадной двери, взялась за массивную металлическую ручку и потянула на себя. Поскольку я предусмотрительно запер дверь, она не подалась.
Я осторожно вышел из-за рыцарских доспехов и остановился посреди холла, с интересом наблюдая за бесплодными попытками Евы открыть запертую дверь.
Наконец я сказал:
— Она заперта, Ева.
Она взвизгнула и повернулась ко мне. Потом, прислонясь спиной к двери и прикрыв рукой рот, уставилась на меня широко раскрытыми от ужаса глазами.
— Кажется, ты испугалась, — с удовлетворением отметил я. — Что, совесть нечиста, Ева?
— Почему ты так на меня смотришь? — хрипло выдавила она.
— А ты не догадываешься? Я узнал про завещание. Она вздрогнула.
— Я не знаю, что ты хочешь этим сказать. Где Харджис? И я звала Марианну. Где они? Я осклабился.
— Они все ушли. Я дал им расчет. Здесь никого нет, кроме нас с тобой, Ева. Мы одни.
Она сглотнула, потом нерешительно направилась в мою сторону.
— Боишься, Ева? — спросил я.
— С какой стати я должна бояться? Я иду в свою комнату.
— Нет. Сперва мы с тобой побеседуем.
— Нам не о чем говорить. И нам нельзя оставаться здесь вдвоем. Я должна уехать сегодня.
— Тебе это не удастся, Ева.
Я быстро шагнул в сторону, отрезав ей путь к лестнице.
— Да, я забыл тебя поздравить. Тебе приятно чувствовать себя обладательницей этого дома, да еще и тридцати миллионов в придачу?
— Ну я же не виновата, что она решила оставить мне все это? — запинаясь, проговорила Ева. — Причем здесь я?
— Вы вместе с Ларри замыслили, как спровоцировать меня на убийство, или это была твоя идея?
— Ты же сам все это придумал!
— О, нет. Неудивительно, что ты раздумала выходить за меня замуж. Ларри теперь в лепешку разобьется, чтобы заполучить тебя обратно и наложить лапу на твои денежки.
Она вздрогнула, и ее лицо исказилось.
— Хватит! Я поднимаюсь и собираю вещи! Я ласково улыбнулся.
— Леггит знает, что это наших с тобой рук дело. Он был здесь сегодня и в подробностях рассказал, как мы все провернули.
Она побелела.
— Ты лжешь!
— Увы, нет. Он оказался умнее, чем я думал. Он обнаружил песок в тине спущенного колеса. На месте аварии песка не было. Леггит сразу смекнул, что к чему. Он понял, что Вестал убили. Тебя он подозревает в большей степени, чем меня. У тебя есть мотив, Ева. Он спросил, не ты ли подбила меня убить Вестал. Так что, сама видишь, он подобрался к тебе вплотную.
Она попятилась.
— А что ты ему сказал? — голос ее поднялся почти до визга.
— Чтобы он доказал это. Не думаю, что ему это удастся, но все же возможность такая есть. Тогда, милая моя, тебе тоже не миновать электрического стула.
— Я тебе не верю! Ты хочешь запугать меня!
— Твое дело. Если наше алиби окажется несостоятельным, ты не успеешь и глазом моргнуть, как тебя арестуют. И уж там с тобой церемониться не будут, поверь мне.
— Он ничего не докажет!
— Надеюсь. Кстати, ты уже поделилась с Ларри радостными новостями? Ты с ним была весь день?
— Не твое дело! Я поднимаюсь укладывать вещи!
— Ты его по-прежнему любишь, да? Хочешь, чтобы он жил здесь с тобой? А про убийство ты ему рассказала?
— Оставь меня в покое! — выкрикнула она, попятившись.
— А ты не догадываешься, о чем я думаю, Ева? Я прикидываю, насколько безопасно убить тебя сейчас. Мне просто не терпится покончить с тобой. Такое искушение — наложить руки на твою прелестную белую шейку и давить, пока ты не испустишь дух, лживая притворщица!
— Ты сам не понимаешь, что плетешь! Я начал медленно приближаться к ней.
— Пожалуй, убивать тебя сейчас — небезопасно, но не думай, что ты легко отделаешься. Из-за тебя я пошел на убийство. Я хотел тебя, как ни одну женщину в жизни. Я хотел на тебе жениться, и ты обещала стать моей женой. И все это время ты водила меня за нос. Не надейся, что тебе это сойдет с рук.
Она вдруг резко сорвалась с места и кинулась к лестнице. Я бросился за ней. Наверху я успел схватить ее за плечо, но она ловко вырвалась и побежала в кабинет Вестал.
Когда я вошел, она стояла за столом, сжимая в руке револьвер.
— Давай, попробуй убить меня, — тихо сказала Ева, и палец, лежавший на спусковом крючке, побелел. Обрубленное рыло револьвера тридцать восьмого калибра смотрело мне в грудь.
Мы стояли и смотрели друг на друга. Ненависть в глазах Евы ошеломила меня.
— Что, смелости не хватает? — спросила она. — Неужто ты думал, что я вернусь сюда, не имея возможности постоять за себя? Только подойди, и я тебя прикончу.
Я отступил.
Выражение ее лица не оставляло никаких сомнений в том, что она нажмет на спусковой крючок.
— Да, Чед, я обманывала тебя. И я тебя провела, — сказала она. — Я знала, что она собирается оставить все мне. Я сыграла на ее жалости. Ведь я была такой же убогой и непривлекательной, как она сама. Да, ты невольно помог мне. Когда ты появился, я вдруг подумала, а почему я должна дожидаться своего счастья столько лет? Зачем ждать, пока она умрет, если ты можешь убить ее? — она наклонилась вперед. — Выйти за тебя замуж? Да я ненавижу тебя! И лежа с тобой в постели, я терпела твои мерзкие ласки, хотя меня мутило от твоих тошнотворных поцелуев! Но теперь все мое, я за все заплатила, и ты не смеешь ни к чему здесь прикасаться! И дом этот тоже мой! Так что, давай, убирайся вон! И не подходи ко мне! Скажи мистеру Хоуи, где тебя искать, и он доставит тебе все твое барахло. Я не хочу, чтобы хоть одна вещь в доме напоминала мне о тебе. Убирайся!
— Я тебе припомню, Ева, — яростно произнес я. — При первом же удобном случае я с тобой расправлюсь. Ты сама напросилась!
— Убирайся!
Я вышел в холл и прошагал к входной двери. Достал из кармана ключ, открыл дверь и пинком распахнул ее. Потом обернулся.
Ева стояла в нескольких шагах от меня, держа меня под прицелом револьвера.
— Спокойной ночи, Ева. Скучать тебе, надеюсь, не придется. Призрак Вестал составит тебе компанию. — Я мрачно хохотнул и шагнул во тьму.
В половине двенадцатого я вошел в бар Джека. Народу было столько, что яблоку негде упасть. Пробившись через толпу к стойке, я вскоре допивал уже четвертую рюмку виски.
Идти мне было некуда, да и заняться нечем. Я решил упиться в стельку.
— Чед, дорогой, как я рада тебя видеть… Я оглянулся и увидел Глорию, расплывшуюся до ушей. Я уставился на нее, не в силах вымолвить ни слова. После нашей последней встречи минуло несколько месяцев. Я даже забыл о ее существовании. Расставаясь с Глорией накануне свадьбы с Вестал, я пообещал, что мы встретимся, как только я вернусь после медового месяца. Но Ева вытеснила все мысли о Глории из моей головы.
— Это ты, Глория? — наконец пролепетал я.
Она весело схватила меня за руку и радостно сжала ее.
— Разве ты не рад нашей встрече?
— Страшно рад. А что ты здесь делаешь?
— Понятия не имею. — Она надула губки. — Один симпатичный мальчик пообещал встретиться со мной, но почему-то не пришел.
— Ничего, теперь у тебя другой симпатичный мальчик.
Пойдем отсюда куда-нибудь, где можно потолковать по душам.
Она кивнула, Мы протолкались к выходу.
— Моя машина здесь, Глория. Куда поедем?
— Ко мне. — Она влезла в машину. — Третий поворот налево на бульваре Рузвельта. Чед, лапочка, ты совсем про меня забыл, да?
— Не совсем, — ухмыльнулся я, лавируя, между автомобилями на стоянке. — Закрутился вконец. А теперь, увидев тебя, очень об этом жалею. А ты чем занималась?
— Я была во Флориде. Когда ты уехал в Венецию, один пожилой джентльмен пожелал принять участие в моей судьбе. — Глория хихикнула. — На прошлой неделе жена разыскала его. Ох, какими стервами могут быть жены, правда, Чед?
— Наверное, — я вырулил с бульвара Рузвельта. — Я тут повернул?
— Да. Останови у второго столба. Я притормозил перед высоким домом.
— А где оставить машину? Я проведу ночь с тобой.
— Я, конечно, тебя не приглашала, но так уж и быть. Поставь машину за домом. И поспеши, дорогой, моя квартира на самом последнем этаже.
Я завел машину в пустой гараж за домом и поднялся на лифте на верхний этаж.
Квартира Глории состояла из маленькой спальни и просторной гостиной: уютно, но не слишком разгуляешься.
Когда я открыл дверь, Глория поджидала меня на кушетке. Она уже успела переодеться в лимонно-желтый халатик. Она выглядела настолько прехорошенькой, что мне сделалось не по себе: как я мог забыть такую куколку?
— Входи, Чед. Господи, как же я рада тебя снова видеть!
— Я тоже рад, Глория, — сказал я, приближаясь к ней. Положив руки на ее мягкие бедра, я привлек ее к себе. — Тысячу лет не видел тебя.
— А что случилось, Чед? Тебе тяжко пришлось?
— Да. Знаешь, что она погибла?
— Да, прочитала в газете. — Глория чуть отодвинула голову, продолжая прижиматься ко мне всем телом, и заглянула прямо в глаза.
— Значит, теперь все ее деньги принадлежат тебе, Чед?
— Кое-что из них. Она почти все раздала.
— Почти все?
— Да. Но не будем об этом. Мы можем заняться кое-чем более приятным, верно?
Мы уже завтракали, когда Глория поведала нечто такое, что буквально сразило меня наповал.
Началось с того, что она внезапно спросила:
— Чед, дорогой, уж не влюбился ли ты, случайно? Я уплетал яичницу, которую приготовила для меня Глория, но не решился поднять голову и встретить взгляд девушки.
— Ты слишком любопытна, Глория.
— Мне просто подумалось, что, возможно, тебе самому хочется об этом поговорить. Мне-то какое дело? Я уже давно выкинула из головы все серьезные намерения насчет тебя. Расскажи мне все, и тебе полегчает.
Я отодвинул тарелку и повернул стул так, чтобы сидеть вполоборота к окну.
— Она была у Вестал секретаршей. Я и впрямь втрескался в нее по уши, но теперь все кончено, — сказал я деланно безмятежным тоном.
— Бедненький Чед!
Я встрепенулся и посмотрел на нее.
— Что ты хочешь этим сказать, черт возьми? Она улыбнулась и потрепала меня по руке.
— С тобой такое впервые, да? До сих пор ты всегда сам бросал своих женщин. Больно, да?
Я выдавил улыбку. Вышло довольно натянуто.
— Угу. А откуда ты знаешь?
— Чувствую. Она красивая, Чед?
— Не то слово! В ней было что-то такое, чего я не встречал ни у одной женщины. Это не опишешь.
— Мне не понравился ее голос. Мне показалось, что она властная и своенравная. Я права, Чед?
— Пожалуй, да. — Я начал ходить взад-вперед по комнате. Потом остановился, как громом пораженный. — А когда ты слышала ее голос?
— По телефону. Я вернулась из Майами, узнала про твою жену и позвонила.
— Ты звонила? А она мне ничего не сказала. Глория пожала округлыми плечами.
— Я ее не виню.
— Ты сказала ей, кто ты.
— Нет, не успела. Она заявила, что тебя нет и бросила трубку. Но она солгала. Я слышала, как ты диктуешь письмо.
Я похолодел.
— Что… как… откуда ты знаешь, что я диктовал? Она посмотрела на меня, и ее синие кукольные глаза широко раскрылись.
— Чед, дорогой, что с тобой? Чем я тебя напугала? Я подошел к ней и сел на кушетку.
— А когда ты звонила?
— Несколько дней назад. А почему это тебя так взволновало?
— Отвечай на вопрос, черт побери! — заорал я. — Когда ты звонила? В какой день? Глория растерялась.
— Прости, Чед. Я бы ни за что не позвонила, если бы знала, что это тебя так огорчит.
Я схватил ее за плечи и резко встряхнул.
— Ты ответишь мне наконец или нет?! Когда ты позвонила?
— Позавчера, — пролепетала она, еле живая от страха. — Вечером.
В тот самый вечер, когда я убил Вестал!
— Во сколько?
— Около девяти.
— А ты не можешь вспомнить точнее? Черт бы тебя побрал! Точнее!
— Чед, дорогой, мне больно. Что я сделала такого?
— В котором часу ты звонила? — завопил я.
— В начале десятого. Минут в двадцать десятого.
— И ты слышала, что я диктую письмо?
— Да. Ты меня пугаешь. Случилось что-то плохое?
— Заткнись! Значит, ты позвонила позавчера в двадцать минут десятого, да?
Она кивнула головой.
— А кто снял трубку?
— Наверное, она. Та девушка, которую ты… с которой ты…
— Женский голос?
— Да.
— Что она сказала?
— Я спросила тебя. Она сказала, что тебя нет. Но я слышала твой голос. Ты диктовал деловое письмо. Я решила не мешать тебе, поэтому не стала настаивать. А она положила трубку.
Я отпустил ее. Мне было так плохо, что ноги подкашивались.
— Чед, дорогой!
— Заткнись, черт бы тебя побрал!
Она соскочила с кушетки и бросилась к бару. Надо отдать Глории должное, она знала, как поступать в критических случаях. Огромный стакан виски, который она мне всунула в руку, уложил бы даже мула.
Я выпил виски, как воду. Не забери Глория пустой стакан из моей дрожащей руки, я бы его выронил.
— Господи, как ты меня пугаешь. Что стряслось, Чед? На тебе лица нет!
Виски чуть прояснило мне голову.
Я посмотрел на Глорию.
— Ты уверена, что слышала, как я диктую письмо?
— Да. Что-то насчет «Конвей Симент».
— А женский голос тем не менее сказал, что меня нет.
— Да.
— Ты хорошо ее слышала?
— Да. Хотя она… она нервничала. Ее голос прерывался.
— Ладно. — Я поднялся на ноги. — Оставь меня на минуту: я должен подумать.
Она сидела на кушетке, не сводя с меня глаз. Лицо Глории было белым как полотно, в глазах застыл испуг.
Я не мог сосредоточиться.
Мысли путались.
Я дрожал с головы до ног. В ушах звучал голос Леггита после боксерского поединка: «…Это все от излишней самоуверенности. Например, кто-то совершает убийство, продумывает все до мелочей, чтобы замести следы; фабрикует железное алиби или делает так, чтобы подозрение пало на кого-то другого. И потом думает, что ему уже ничего не грозит. А это вовсе не так, мистер Уинтерс: как раз тот, кто уверен в своей безопасности и безнаказанности, легче всего попадает в ловушку для простака. Причем в тот самый миг, когда менее всего этого ожидает. Только что все было спокойно и вдруг — бах! и он в нокауте; правда, итог для него нестрашнее, чем сломанная челюсть».
Я наконец понял, что именно Ева навела меня на мысль об убийстве Вестал. Это случилось тогда, когда мы с ней впервые остались вдвоем ночью и я сказал, что мы можем уже настолько состариться, что не успеем насладиться деньгами, полученными от Вестал в наследство, а она ответила:
"На все воля Божья», и потом пояснила, что все рано или поздно умирают.
Она первая заговорила о смерти. Она, должно быть, решила уговорить меня пойти на убийство в ту минуту, когда узнала, что я собираюсь жениться на Вестал.
Отодвинувшись от окна, я следил, как Ева вышла из машины, поднялась по лестнице и направилась через террасу к парадному входу.
Я бесшумно выбрался в гостиную и притаился за одним из широких диванов.
Ева открыла дверь и вошла в дом. Вскоре я услышал, что она зашла в гостиную, чуть постояла, потом вернулась в холл и начала подниматься по лестнице.
Подождав, пока ее шаги затихли, я выскользнул в холл, запер входную дверь на ключ и опустил ключ в карман.
И стоял, навострив уши.
Я услышал, как она прошагала по длинному коридору в свою комнату.
Почти сразу же где-то в комнатах прислуги зазвонил колокольчик.
Да, теперь огромный особняк принадлежал Еве. Она могла звонком вызывать слуг. Могла отдавать любые приказания.
Я медленно поднимался по лестнице, опираясь рукой о перила и бесшумно переставляя ноги по ступенькам, устланным толстым ковром.
Когда я поднялся, колокольчик задребезжал снова.
Да, дом принадлежал Еве и она имела право быть нетерпеливой. Никто из прислуги никогда не осмеливался заставлять Вестал ждать. И Ева тоже ждать не собиралась.
Я открыл дверь одной из гостевых спален и проскользнул внутрь, оставив дверь приоткрытой.
Опять послышался звон колокольчика, потом еще… Затем я услышал, как открылась дверь и Ева вышла в коридор. Мне было видно, как она торопливо прошагала по коридору и свесилась через перила.
Лицо ее было озадачено и сердито. Очки она сняла и держала в руке. На ней было простое черное платье, от которого лицо казалось еще бледнее обычного.
Ева смотрела вниз и прислушивалась.
Кроме тиканья старинных часов в холле, ничего не было слышно.
Она постояла в нерешительности еще несколько секунд, потом направилась к маленькому столику, на котором стоял внутренний телефон.
Ева нетерпеливо набрала номер, поднесла трубку к уху, и в наступившей тишине я отчетливо услышал длинные гудки. Устав ждать, Ева опустила трубку. Лицо ее было встревоженным.
Она вскинула голову, осмотрела коридор и быстро зашагала вниз по ступенькам.
Я выбрался из комнаты, на цыпочках подошел к перилам и заглянул вниз.
Ева стояла посреди холла, склонив голову набок, точно прислушивалась.
— Харджис! — позвала она.
Подождав немного, она резко повернулась и прошла в кабинет Вестал, оставив дверь открытой.
Я быстро спустился по лестнице и спрятался за фигурой средневекового рыцаря в доспехах. Почти тут же Ева вышла в холл.
Движения ее утратили уверенность. Мне даже казалось, что я слышу, как бьется ее сердце.
— Ну не могли же все уйти, — громко произнесла она. Эй, есть тут кто-нибудь? Харджис!
Ее страх нарастал с каждой минутой. Я не спешил. У меня впереди была целая ночь.
Ева внезапно решилась и, подойдя к парадной двери, взялась за массивную металлическую ручку и потянула на себя. Поскольку я предусмотрительно запер дверь, она не подалась.
Я осторожно вышел из-за рыцарских доспехов и остановился посреди холла, с интересом наблюдая за бесплодными попытками Евы открыть запертую дверь.
Наконец я сказал:
— Она заперта, Ева.
Она взвизгнула и повернулась ко мне. Потом, прислонясь спиной к двери и прикрыв рукой рот, уставилась на меня широко раскрытыми от ужаса глазами.
— Кажется, ты испугалась, — с удовлетворением отметил я. — Что, совесть нечиста, Ева?
— Почему ты так на меня смотришь? — хрипло выдавила она.
— А ты не догадываешься? Я узнал про завещание. Она вздрогнула.
— Я не знаю, что ты хочешь этим сказать. Где Харджис? И я звала Марианну. Где они? Я осклабился.
— Они все ушли. Я дал им расчет. Здесь никого нет, кроме нас с тобой, Ева. Мы одни.
Она сглотнула, потом нерешительно направилась в мою сторону.
— Боишься, Ева? — спросил я.
— С какой стати я должна бояться? Я иду в свою комнату.
— Нет. Сперва мы с тобой побеседуем.
— Нам не о чем говорить. И нам нельзя оставаться здесь вдвоем. Я должна уехать сегодня.
— Тебе это не удастся, Ева.
Я быстро шагнул в сторону, отрезав ей путь к лестнице.
— Да, я забыл тебя поздравить. Тебе приятно чувствовать себя обладательницей этого дома, да еще и тридцати миллионов в придачу?
— Ну я же не виновата, что она решила оставить мне все это? — запинаясь, проговорила Ева. — Причем здесь я?
— Вы вместе с Ларри замыслили, как спровоцировать меня на убийство, или это была твоя идея?
— Ты же сам все это придумал!
— О, нет. Неудивительно, что ты раздумала выходить за меня замуж. Ларри теперь в лепешку разобьется, чтобы заполучить тебя обратно и наложить лапу на твои денежки.
Она вздрогнула, и ее лицо исказилось.
— Хватит! Я поднимаюсь и собираю вещи! Я ласково улыбнулся.
— Леггит знает, что это наших с тобой рук дело. Он был здесь сегодня и в подробностях рассказал, как мы все провернули.
Она побелела.
— Ты лжешь!
— Увы, нет. Он оказался умнее, чем я думал. Он обнаружил песок в тине спущенного колеса. На месте аварии песка не было. Леггит сразу смекнул, что к чему. Он понял, что Вестал убили. Тебя он подозревает в большей степени, чем меня. У тебя есть мотив, Ева. Он спросил, не ты ли подбила меня убить Вестал. Так что, сама видишь, он подобрался к тебе вплотную.
Она попятилась.
— А что ты ему сказал? — голос ее поднялся почти до визга.
— Чтобы он доказал это. Не думаю, что ему это удастся, но все же возможность такая есть. Тогда, милая моя, тебе тоже не миновать электрического стула.
— Я тебе не верю! Ты хочешь запугать меня!
— Твое дело. Если наше алиби окажется несостоятельным, ты не успеешь и глазом моргнуть, как тебя арестуют. И уж там с тобой церемониться не будут, поверь мне.
— Он ничего не докажет!
— Надеюсь. Кстати, ты уже поделилась с Ларри радостными новостями? Ты с ним была весь день?
— Не твое дело! Я поднимаюсь укладывать вещи!
— Ты его по-прежнему любишь, да? Хочешь, чтобы он жил здесь с тобой? А про убийство ты ему рассказала?
— Оставь меня в покое! — выкрикнула она, попятившись.
— А ты не догадываешься, о чем я думаю, Ева? Я прикидываю, насколько безопасно убить тебя сейчас. Мне просто не терпится покончить с тобой. Такое искушение — наложить руки на твою прелестную белую шейку и давить, пока ты не испустишь дух, лживая притворщица!
— Ты сам не понимаешь, что плетешь! Я начал медленно приближаться к ней.
— Пожалуй, убивать тебя сейчас — небезопасно, но не думай, что ты легко отделаешься. Из-за тебя я пошел на убийство. Я хотел тебя, как ни одну женщину в жизни. Я хотел на тебе жениться, и ты обещала стать моей женой. И все это время ты водила меня за нос. Не надейся, что тебе это сойдет с рук.
Она вдруг резко сорвалась с места и кинулась к лестнице. Я бросился за ней. Наверху я успел схватить ее за плечо, но она ловко вырвалась и побежала в кабинет Вестал.
Когда я вошел, она стояла за столом, сжимая в руке револьвер.
— Давай, попробуй убить меня, — тихо сказала Ева, и палец, лежавший на спусковом крючке, побелел. Обрубленное рыло револьвера тридцать восьмого калибра смотрело мне в грудь.
Мы стояли и смотрели друг на друга. Ненависть в глазах Евы ошеломила меня.
— Что, смелости не хватает? — спросила она. — Неужто ты думал, что я вернусь сюда, не имея возможности постоять за себя? Только подойди, и я тебя прикончу.
Я отступил.
Выражение ее лица не оставляло никаких сомнений в том, что она нажмет на спусковой крючок.
— Да, Чед, я обманывала тебя. И я тебя провела, — сказала она. — Я знала, что она собирается оставить все мне. Я сыграла на ее жалости. Ведь я была такой же убогой и непривлекательной, как она сама. Да, ты невольно помог мне. Когда ты появился, я вдруг подумала, а почему я должна дожидаться своего счастья столько лет? Зачем ждать, пока она умрет, если ты можешь убить ее? — она наклонилась вперед. — Выйти за тебя замуж? Да я ненавижу тебя! И лежа с тобой в постели, я терпела твои мерзкие ласки, хотя меня мутило от твоих тошнотворных поцелуев! Но теперь все мое, я за все заплатила, и ты не смеешь ни к чему здесь прикасаться! И дом этот тоже мой! Так что, давай, убирайся вон! И не подходи ко мне! Скажи мистеру Хоуи, где тебя искать, и он доставит тебе все твое барахло. Я не хочу, чтобы хоть одна вещь в доме напоминала мне о тебе. Убирайся!
— Я тебе припомню, Ева, — яростно произнес я. — При первом же удобном случае я с тобой расправлюсь. Ты сама напросилась!
— Убирайся!
Я вышел в холл и прошагал к входной двери. Достал из кармана ключ, открыл дверь и пинком распахнул ее. Потом обернулся.
Ева стояла в нескольких шагах от меня, держа меня под прицелом револьвера.
— Спокойной ночи, Ева. Скучать тебе, надеюсь, не придется. Призрак Вестал составит тебе компанию. — Я мрачно хохотнул и шагнул во тьму.
В половине двенадцатого я вошел в бар Джека. Народу было столько, что яблоку негде упасть. Пробившись через толпу к стойке, я вскоре допивал уже четвертую рюмку виски.
Идти мне было некуда, да и заняться нечем. Я решил упиться в стельку.
— Чед, дорогой, как я рада тебя видеть… Я оглянулся и увидел Глорию, расплывшуюся до ушей. Я уставился на нее, не в силах вымолвить ни слова. После нашей последней встречи минуло несколько месяцев. Я даже забыл о ее существовании. Расставаясь с Глорией накануне свадьбы с Вестал, я пообещал, что мы встретимся, как только я вернусь после медового месяца. Но Ева вытеснила все мысли о Глории из моей головы.
— Это ты, Глория? — наконец пролепетал я.
Она весело схватила меня за руку и радостно сжала ее.
— Разве ты не рад нашей встрече?
— Страшно рад. А что ты здесь делаешь?
— Понятия не имею. — Она надула губки. — Один симпатичный мальчик пообещал встретиться со мной, но почему-то не пришел.
— Ничего, теперь у тебя другой симпатичный мальчик.
Пойдем отсюда куда-нибудь, где можно потолковать по душам.
Она кивнула, Мы протолкались к выходу.
— Моя машина здесь, Глория. Куда поедем?
— Ко мне. — Она влезла в машину. — Третий поворот налево на бульваре Рузвельта. Чед, лапочка, ты совсем про меня забыл, да?
— Не совсем, — ухмыльнулся я, лавируя, между автомобилями на стоянке. — Закрутился вконец. А теперь, увидев тебя, очень об этом жалею. А ты чем занималась?
— Я была во Флориде. Когда ты уехал в Венецию, один пожилой джентльмен пожелал принять участие в моей судьбе. — Глория хихикнула. — На прошлой неделе жена разыскала его. Ох, какими стервами могут быть жены, правда, Чед?
— Наверное, — я вырулил с бульвара Рузвельта. — Я тут повернул?
— Да. Останови у второго столба. Я притормозил перед высоким домом.
— А где оставить машину? Я проведу ночь с тобой.
— Я, конечно, тебя не приглашала, но так уж и быть. Поставь машину за домом. И поспеши, дорогой, моя квартира на самом последнем этаже.
Я завел машину в пустой гараж за домом и поднялся на лифте на верхний этаж.
Квартира Глории состояла из маленькой спальни и просторной гостиной: уютно, но не слишком разгуляешься.
Когда я открыл дверь, Глория поджидала меня на кушетке. Она уже успела переодеться в лимонно-желтый халатик. Она выглядела настолько прехорошенькой, что мне сделалось не по себе: как я мог забыть такую куколку?
— Входи, Чед. Господи, как же я рада тебя снова видеть!
— Я тоже рад, Глория, — сказал я, приближаясь к ней. Положив руки на ее мягкие бедра, я привлек ее к себе. — Тысячу лет не видел тебя.
— А что случилось, Чед? Тебе тяжко пришлось?
— Да. Знаешь, что она погибла?
— Да, прочитала в газете. — Глория чуть отодвинула голову, продолжая прижиматься ко мне всем телом, и заглянула прямо в глаза.
— Значит, теперь все ее деньги принадлежат тебе, Чед?
— Кое-что из них. Она почти все раздала.
— Почти все?
— Да. Но не будем об этом. Мы можем заняться кое-чем более приятным, верно?
Мы уже завтракали, когда Глория поведала нечто такое, что буквально сразило меня наповал.
Началось с того, что она внезапно спросила:
— Чед, дорогой, уж не влюбился ли ты, случайно? Я уплетал яичницу, которую приготовила для меня Глория, но не решился поднять голову и встретить взгляд девушки.
— Ты слишком любопытна, Глория.
— Мне просто подумалось, что, возможно, тебе самому хочется об этом поговорить. Мне-то какое дело? Я уже давно выкинула из головы все серьезные намерения насчет тебя. Расскажи мне все, и тебе полегчает.
Я отодвинул тарелку и повернул стул так, чтобы сидеть вполоборота к окну.
— Она была у Вестал секретаршей. Я и впрямь втрескался в нее по уши, но теперь все кончено, — сказал я деланно безмятежным тоном.
— Бедненький Чед!
Я встрепенулся и посмотрел на нее.
— Что ты хочешь этим сказать, черт возьми? Она улыбнулась и потрепала меня по руке.
— С тобой такое впервые, да? До сих пор ты всегда сам бросал своих женщин. Больно, да?
Я выдавил улыбку. Вышло довольно натянуто.
— Угу. А откуда ты знаешь?
— Чувствую. Она красивая, Чед?
— Не то слово! В ней было что-то такое, чего я не встречал ни у одной женщины. Это не опишешь.
— Мне не понравился ее голос. Мне показалось, что она властная и своенравная. Я права, Чед?
— Пожалуй, да. — Я начал ходить взад-вперед по комнате. Потом остановился, как громом пораженный. — А когда ты слышала ее голос?
— По телефону. Я вернулась из Майами, узнала про твою жену и позвонила.
— Ты звонила? А она мне ничего не сказала. Глория пожала округлыми плечами.
— Я ее не виню.
— Ты сказала ей, кто ты.
— Нет, не успела. Она заявила, что тебя нет и бросила трубку. Но она солгала. Я слышала, как ты диктуешь письмо.
Я похолодел.
— Что… как… откуда ты знаешь, что я диктовал? Она посмотрела на меня, и ее синие кукольные глаза широко раскрылись.
— Чед, дорогой, что с тобой? Чем я тебя напугала? Я подошел к ней и сел на кушетку.
— А когда ты звонила?
— Несколько дней назад. А почему это тебя так взволновало?
— Отвечай на вопрос, черт побери! — заорал я. — Когда ты звонила? В какой день? Глория растерялась.
— Прости, Чед. Я бы ни за что не позвонила, если бы знала, что это тебя так огорчит.
Я схватил ее за плечи и резко встряхнул.
— Ты ответишь мне наконец или нет?! Когда ты позвонила?
— Позавчера, — пролепетала она, еле живая от страха. — Вечером.
В тот самый вечер, когда я убил Вестал!
— Во сколько?
— Около девяти.
— А ты не можешь вспомнить точнее? Черт бы тебя побрал! Точнее!
— Чед, дорогой, мне больно. Что я сделала такого?
— В котором часу ты звонила? — завопил я.
— В начале десятого. Минут в двадцать десятого.
— И ты слышала, что я диктую письмо?
— Да. Ты меня пугаешь. Случилось что-то плохое?
— Заткнись! Значит, ты позвонила позавчера в двадцать минут десятого, да?
Она кивнула головой.
— А кто снял трубку?
— Наверное, она. Та девушка, которую ты… с которой ты…
— Женский голос?
— Да.
— Что она сказала?
— Я спросила тебя. Она сказала, что тебя нет. Но я слышала твой голос. Ты диктовал деловое письмо. Я решила не мешать тебе, поэтому не стала настаивать. А она положила трубку.
Я отпустил ее. Мне было так плохо, что ноги подкашивались.
— Чед, дорогой!
— Заткнись, черт бы тебя побрал!
Она соскочила с кушетки и бросилась к бару. Надо отдать Глории должное, она знала, как поступать в критических случаях. Огромный стакан виски, который она мне всунула в руку, уложил бы даже мула.
Я выпил виски, как воду. Не забери Глория пустой стакан из моей дрожащей руки, я бы его выронил.
— Господи, как ты меня пугаешь. Что стряслось, Чед? На тебе лица нет!
Виски чуть прояснило мне голову.
Я посмотрел на Глорию.
— Ты уверена, что слышала, как я диктую письмо?
— Да. Что-то насчет «Конвей Симент».
— А женский голос тем не менее сказал, что меня нет.
— Да.
— Ты хорошо ее слышала?
— Да. Хотя она… она нервничала. Ее голос прерывался.
— Ладно. — Я поднялся на ноги. — Оставь меня на минуту: я должен подумать.
Она сидела на кушетке, не сводя с меня глаз. Лицо Глории было белым как полотно, в глазах застыл испуг.
Я не мог сосредоточиться.
Мысли путались.
Я дрожал с головы до ног. В ушах звучал голос Леггита после боксерского поединка: «…Это все от излишней самоуверенности. Например, кто-то совершает убийство, продумывает все до мелочей, чтобы замести следы; фабрикует железное алиби или делает так, чтобы подозрение пало на кого-то другого. И потом думает, что ему уже ничего не грозит. А это вовсе не так, мистер Уинтерс: как раз тот, кто уверен в своей безопасности и безнаказанности, легче всего попадает в ловушку для простака. Причем в тот самый миг, когда менее всего этого ожидает. Только что все было спокойно и вдруг — бах! и он в нокауте; правда, итог для него нестрашнее, чем сломанная челюсть».