Широко известен был в научных кругах Иван Алексеевич Вышнеградский, почетный член Петербургской академии наук, прославивший свое имя основанием теории автоматического регулирования. Обладая обширнейшими знаниями по артиллерийской технике и специальным производствам, Вышнеградский состоял инженером-механиком Главного артиллерийского управления, по его проектам и указаниям были реконструированы военные заводы России. Иван Алексеевич сделал замечательную карьеру, став в 1887 году министром финансов. Но для Мосина и его товарищей по академии значительно важнее было то, что Вышнеградский, обладая незаурядным конструкторским дарованием, старался готовить из своих учеников изобретателей, для чего первым в России ввел преподавание машиностроения, умело и интересно организовал занятия по проектированию деталей машин и материальной части артиллерии, способствуя тем самым развитию творческих потенций слушателей академии.
Кафедру технологии возглавлял Аксель Вильгельмович Гадолин, труды которого в области применения теории упругости к расчету прочности артиллерийских орудий имели мировое значение. Гадолин был одновременно и руководителем практики молодых инженеров. Он включил в одну из групп, направляемых на Сестрорецкий оружейный завод, поручика Мосина. Так Сергей Иванович впервые познакомился с практической деятельностью предприятия, производящего стрелковое оружие.
Мосин учился в Михайловской артиллерийской академии два года, прошел полный курс артиллерийских наук, летом 1875 года блестяще сдал выпускные экзамены и был выпущен из академии по первому разряду с производством в штабс-капитаны по полевой конной артиллерии.
Сергей Иванович получил назначение на Тульский оружейный завод. Обстоятельств, повлиявших на выбор места дальнейшей службы, было несколько. Во-первых, профессора академии, учитывая математические способности и склонность Мосина к изобретательству, советовали ему посвятить свои знания и способности производству стрелкового оружия, во-вторых, работа на сестрорецком заводе, пусть и кратковременная, убедила Сергея Ивановича в том, что изготовление ручного оружия не только интересное с инженерной точки зрения дело, но и сложное, дающее возможность реализовать свои способности и удовлетворить творческое честолюбие, в-третьих, тульский завод был в то время самым передовым и оснащенным предприятием не только России, но и Европы, на нем изготавливалась лучшая в мире стрелковая винтовка, и, наконец, ехать в Тулу Мосина заставили обстоятельства семейного характера: его отец уже долгое время находился на службе у тульских помещиков Арсеньевых. Во время зимних вакаций[10] последнего курса Сергей навещал отца, увидел, как он постарел, как сдали его силы. Чувство сыновнего долга требовало быть поближе к отцу. Итак, 19 июля 1875 года штабс-капитан Мосин получил назначение на Тульский Императорский оружейный завод.
Глава 3. НА ТУЛЬСКОМ ЗАВОДЕ
Кафедру технологии возглавлял Аксель Вильгельмович Гадолин, труды которого в области применения теории упругости к расчету прочности артиллерийских орудий имели мировое значение. Гадолин был одновременно и руководителем практики молодых инженеров. Он включил в одну из групп, направляемых на Сестрорецкий оружейный завод, поручика Мосина. Так Сергей Иванович впервые познакомился с практической деятельностью предприятия, производящего стрелковое оружие.
Мосин учился в Михайловской артиллерийской академии два года, прошел полный курс артиллерийских наук, летом 1875 года блестяще сдал выпускные экзамены и был выпущен из академии по первому разряду с производством в штабс-капитаны по полевой конной артиллерии.
Сергей Иванович получил назначение на Тульский оружейный завод. Обстоятельств, повлиявших на выбор места дальнейшей службы, было несколько. Во-первых, профессора академии, учитывая математические способности и склонность Мосина к изобретательству, советовали ему посвятить свои знания и способности производству стрелкового оружия, во-вторых, работа на сестрорецком заводе, пусть и кратковременная, убедила Сергея Ивановича в том, что изготовление ручного оружия не только интересное с инженерной точки зрения дело, но и сложное, дающее возможность реализовать свои способности и удовлетворить творческое честолюбие, в-третьих, тульский завод был в то время самым передовым и оснащенным предприятием не только России, но и Европы, на нем изготавливалась лучшая в мире стрелковая винтовка, и, наконец, ехать в Тулу Мосина заставили обстоятельства семейного характера: его отец уже долгое время находился на службе у тульских помещиков Арсеньевых. Во время зимних вакаций[10] последнего курса Сергей навещал отца, увидел, как он постарел, как сдали его силы. Чувство сыновнего долга требовало быть поближе к отцу. Итак, 19 июля 1875 года штабс-капитан Мосин получил назначение на Тульский Императорский оружейный завод.
Глава 3. НА ТУЛЬСКОМ ЗАВОДЕ
В начале 70-х годов XIX века старейший оружейный завод России переживал вторую молодость — на нем была проведена коренная реконструкция, вызванная несколькими причинами. В 1863 году, в связи с освобождением оружейников от обязательного труда, Тульский оружейный завод, так же, как и другие государственные оружейные заводы, был отдан в коммерческое управление. В результате варварской эксплуатации предприятия стали работать с перебоями. Обеспокоенное этим Военное министерство создало комиссию под председательством генерала Б. Г. Глинки-Маврина и поручило ей разобраться в причинах упадка оружейного производства. Б. Г. Глинка-Маврин на примере ижевского завода пришел к выводу, что от арендаторов «ни усовершенствования способов выделки оружия, ни правильного ухода за машинами, ни своевременного ремонта зданий, а равно и попечения о поднятии благосостояния мастеровых по самому существу дела ждать нельзя», и потребовал возвращения оружейных заводов в казну.
К еще более неутешительному выводу пришел военный министр Д. А. Милютин, когда в октябре 1869 года лично обследовал тульский завод. Он признал его состояние совершенно плачевным. В результате было решено создать комиссию во главе с генералом В. В. Нотбеком для составления плана переустройства завода, а сам Нотбек как человек, по отзывам Милютина, «дельный, близко знакомый со стрелковой частью», стал основным кандидатом на пост начальника завода.
К началу 1871 года комиссия В. В. Нотбека разработала детальный план реконструкции предприятия и оснащения его новейшими станками. Все работы, за исключением поставки оборудования английскими фирмами, шли быстрыми темпами, и уже к концу лета 1872 года вдоль набережной Упы вытянулся стройный ряд производственных и административных корпусов. Никогда еще за всю свою историю завод не был оснащен таким количеством самой современной техники. Всего было установлено 1118 единиц фрезерных, сверлильных, токарных, винторезных, пробивных станков, в том числе и 260 специальных многооперационных. В кузнечной мастерской разместили 32 единицы кузнечно-прессового оборудования, новая литейная обеспечивала производство 75 пудов литья в час. Мощность паро— и водотурбинных энергетических установок составляла 860 лошадиных сил. Все это вместе взятое должно было обеспечить при 10-часовом рабочем дне выделку 300 винтовок в день.
10 октября 1873 года обновленный завод осматривал военный министр и признал новые помещения «не только удобными, но даже роскошными». Особенно большое впечатление на всех, кто посещал тульский завод, производила впервые созданная в системе оружейного производства инструментальная мастерская, полностью обеспечивавшая потребность тульского завода в инструменте и приспособлениях.
Однако издержки коммерческого управления не были единственной причиной реконструкции первенца русской оборонной промышленности. Дело главным образом заключалось в том, что отечественные оружейные заводы, имевшие изношенный, устаревший станочный парк, отсталую технологию и маломощные энергетические установки, не могли производить новейшие нарезные винтовки, требующие качественно новой производственной культуры. А винтовка, принятая тогда на вооружение нашей армии, была лучшей в мире по тактико-техническим характеристикам. История ее создания интересна и поучительна.
В 1868 году два выдающихся русских оружейника полковник А. П. Горлов и капитан К. И. Гуниус спроектировали винтовку с откидным затвором и к ней патрон бутылочной формы с пулей калибром 4,2 линии[11]. Новое оружие отличала лучшая траектория пули, большая начальная скорость, меткость и пробивная способность. 28 октября того же года винтовка была принята на вооружение стрелковых батальонов и получила официальное наименование «стрелковая винтовка образца 1868 года».
В апреле 1869 года приехал американский инженер X. Бердан, он предложил приспособить к винтовке Горлова и Гуниуса уже известный в оружейной практике скользящий затвор. После испытаний значительно измененная винтовка была принята на вооружение нашей армии и получила наименование «винтовка образца 1870 года». Однако новая система была еще далека от совершенства, требовала доработки, которую и произвели оружейники мастерских учебного пехотного батальона, внеся в винтовку 15 изменений. Но несмотря на то что новая система была создана на основе отечественной винтовки и дорабатывали ее наши мастера, в армии за ней закрепилось имя X. Бердана. Более того, по непонятной причине имя американского инженера было присоединено и к винтовке образца 1868 года, что несправедливо ущемляло авторские права русских конструкторов…
С. И. Мосин начал службу на оружейном заводе как раз в то время, когда завод развил полную мощность по производству новых винтовок. 30 июля 1875 года генерал-лейтенант В. В. Нотбек, тогдашний начальник завода, подписал приказ:
«…окончивший курс в Михайловской артиллерийской академии штабс-капитан 2-й резервной конно-артиллерийской бригады Мосин переведен на Тульский оружейный завод… Предписываю зачислить его в списочное состояние завода».
Молодому офицеру была представлена возможность познакомиться с предприятием, и только через три недели он получил первое назначение на должность помощника начальника мастерской. 20 августа 1875 года начался для Мосина долгий пятилетний путь детального изучения, всестороннего освоения и глубокого понимания производства. Он стал «вечным заместителем», так как в течение пяти лет замещал помощников или начальников четырех мастерских. Больше всего ему повезло ,с замочной, ею он командовал семь раз: дважды в 1875 году, трижды в 1876-м, один раз в 1877-м и, даже получив 20 ноября 1876 года постоянную должность начальника приборно-штыковой мастерской, он еще раз назначался в это подразделение. В конце 1876 года Мосин оказался сразу в четырех ипостасях: в октябре — ноябре он исполнял дела начальника инструментальной, починочной и замочной мастерских, оставаясь начальником приборно-штыковой.
Однако не надо думать, что заводское начальство напрасно гоняло Мосина из кресла в кресло, не давая ему покоя. Такова была система постепенной практической подготовки начинающего инженера к занятию командного поста на заводе. Начальство справедливо полагало, что, пройдя глубокое ознакомление с работой основных подразделений, вновь назначаемый руководитель успешно справится с любыми обязанностями.
Мосин ко всякой работе относился с похвальной обстоятельностью и непоказным рвением. Несмотря на то что его ставили только «исправлять должность», он дотошно вникал во все детали работы, до тонкости изучал технологию Сергей Иванович не кичился своим офицерским званием, не боялся запачкать руки в ружейном сале Мастеровые с удивлением наблюдали, как мало кому знакомый штабс-капитан пробовал работать на станках сам проверял детали, интересуясь качеством отделки, забирался во все, самые пыльные, уголки мастерской. Мосин не обращая внимания на недоуменные взгляды, докапывался до каждой мелочи, касающейся деятельности вверенного ему производства и работающих под его началом людей.
Здоровое служебное рвение Мосина было замечено. 12 октября 1877 года его назначают начальником замочной мастерской, одной из основных в производственном цикле. Ею Сергей Иванович командовал два с половиной года. Он успешно справлялся со своими обязанностями, завоевал прочное положение на заводе, и новый начальник предприятия генерал-майор В. Н. Бестужев-Рюмин 24 февраля 1880 года распорядился:
«…начальник мастерской Императорского Тульского оружейного завода числящийся по гвардейской пехоте полковник Миронов уволен по прошению от службы. Вследствие чего предписываю полковнику Миронову сдать на законном основании инструментальную мастерскую штабс-капитану Мосину, а сему последнему сдать замочную мастерскую и по окончании сдачи и приема донести мне» С этим назначением закончилось длительное «вживание» Сергея Ивановича в практическое оружейное производство. Но тем не менее начальство еще не раз временно «пристегивало» его к разным продразделениям. В июне 1880 года он возглавлял починочную мастерскую за отпускника поручика Некрасова, в 1881 и 1882 годах заменял капитана Михайлова в кузнечной мастерской, снабжавшей поковками весь завод. Но, безусловно, самым сложным и важным подразделением завода оставалась инструментальная мастерская, от ее успехов зависела вся деятельность предприятия. Она обеспечивала производство мерительным и поверочным инструментом, лекалами, шаблонами, в ней были заняты лучшие мастеровые и, кроме того, инструментальщики выполняли все опытные работы по усовершенствованию стрелкового оружия. Так, в течение 1875—1876 годов при тульском заводе работала специальная комиссия капитана артиллерии Роговцева, в задачу которой входило улучшение затвора 4,2-линейной винтовки. Комиссия работала в инструментальной мастерской, и Мосин соприкасался с ее деятельностью. На глазах Сергея Ивановича Роговцев предложил существенные изменения, исключавшие скручивание ударника, поломку затвора в месте соединения стебля с хвостом и ряд других недостатков. Число деталей затвора сократилось с 13 до 11, а число винтов с четырех до двух. В результате всех нововведений отказов в стрельбе из 4-линейной винтовки стало в десять раз меньше против прежнего. На тульском заводе предполагалось постепенное налаживание производства усовершенствованной винтовки, но этому помешала русско-турецкая война 1877—1878 годов. Россия, могучая держава, с колоссальным экономическим потенциалом, лучшими в мире солдатами оказалась неподготовленной к войне со страной, значительно более слабой. Как такое могло случиться? Четкий и лаконичный ответ на . этот вопрос дал офицер-народоволец Э. А. Серебряков в статье, опубликованной в журнале «Былое» за 1912 год: «В ходе русско-турецкой войны вскрылось немало недостатков в военной организации и в системе боевой подготовки, давших себя почувствовать непосредственно в ходе войны. Наблюдались неполадки с проведением мобилизации войск и сосредоточением их в районе боевых действий на балканском театре, обеспечение войск устаревшим вооружением, поразительно плохая организация снабжения и грандиозное казнокрадство, достигшее размеров дневного грабежа».
Русский солдат, плохо снабжаемый и слабо вооруженный, добивался побед за счет высоких боевых качеств, сочувствия к братьям-славянам и сознания своей освободительной миссии. Турецкая же армия, стойкая, выносливая, слепо подчинявшаяся командованию, была слабо знакома с современными способами ведения войны, но имела на вооружении неплохое стрелковое оружие американского и английского производства и стальные крупповские орудия. На Балканах для русской армии повторилась трагедия Крымской войны, ибо истоки поражения следовало искать в недрах самодержавного строя.
Военные традиции, заложенные Петром Великим, были напрочь разрушены в царствования Александра I и Николая I. Русская промышленность находилась в застое и не могла обеспечивать армию современным оружием, ретрограды, стоявшие во главе оружейного дела, не могли и не хотели поспевать за развитием технической мысли. Случилось так, что англичане и французы, вооруженные нарезными капсюльными ружьями, вели прицельный огонь на тысячу и более шагов. Наши солдаты, имевшие гладкоствольные ружья, могли поражать противника лишь на расстоянии 300 шагов, да и то только пятая часть пуль попадала в цель.
Вот почему в Крымской войне губительный ружейный огонь англичан и французов тысячами выводил из строя российских воинов в сражении при Балаклаве и Альме, Инкермане и Черной речке, на редутах и бастионах Севастополя. Учло ли царское правительство кровавый опыт этих сражений? Учло, но громоздкий, отсталый, насквозь бюрократический хозяйственный механизм разворачивался столь медленно, что к концу кампании количество нарезного оружия в действующей армии увеличилось с пяти процентов только до 13.
В. И. Ленин совершенно справедливо отмечал, что Крымская война показала гнилость и бессилие крепостнической России. Она же поставила на повестку дня проведение коренных преобразований в армии и военной промышленности.
После 1861 года Россия повернула на путь буржуазных реформ, в военном деле их проводником стал Дмитрий Александрович Милютин.
Взгляды Д. А. Милютина, человека широко образованного и культурного, всецело поддерживали выдающиеся русские военные деятели В. Л. Чебышев, В. Н. Бестужев-Рюмин, Н. И. Чагин, Б. Г. Глинка-Маврин, А. П. Горлов. Это была прослойка искренних патриотов и талантливых деятелей, которые честно служили Родине и, наперекор давлению сверху, улучшали действительные боевые качества армии, поднимая ее авторитет на полях сражений. А давление сверху было изрядным, если в области оружейной техники всем нововведениям отчаянно сопротивлялся председатель оружейной комиссии герцог Мекленбургский, узколобый консерватор, на тормозящий дело немецкий педантизм которого не раз сетовал сам господин военный министр.
И тем не менее прогрессивные идеи Д. А. Милютина постепенно воплощались в жизнь.
Генерал-лейтенант В. Н. Бестужев-Рюмин писал в «Оружейном сборнике» после того, как на международной выставке 1867 года русская винтовка была награждена медалью:
«Мы так привыкли находить наши заводы отсталыми, произведения их плохими и преклоняться перед работами иностранных мастеров, что, вероятно, очень многие крайне удивятся впечатлению, произведенному упомянутым образцом. Мы можем сказать, что работа наших заводов удивила всех, понимающих дело, не видевших ничего подобного на иностранных заводах».
Колоссальная работа по перестройке оружейной промышленности, строительству новых пороховых, капсюльных и патронных заводов длилась несколько лет, и к началу русско-турецкой войны 1877—1878 годов наша армия имела более полумиллиона пехотных, драгунских и казачьих винтовок образца 1870 года. Однако все вновь сделанное оружие поступало на вооружение западных военных округов: Виленского, Варшавского, Петербургского и Финляндского, потому как русское правительство опасалось выступлений со стороны Германии и Австрии. В первой половине Балканской кампании наши войска были вооружены винтовками Крнка, имевшими прицел на 600 и 1200 шагов, а незначительное число винтовок образца 1870 года было снабжено прицелом на 1500 шагов, хотя они могли поражать цель на расстоянии 2250 шагов. Турецкие войска в большей части своей получили системы Снайдерса и Пибоди-Мартини, поражавшие цель, удаленную на 1400—1800 шагов. Но самое существенное заключалось в том, что эти винтовки были скорострельными, магазинными, они в несколько раз по сравнению с однозарядными повышали плотность огня.
Сразу же после заключения Сан-Стефанского мира прогрессивные военные деятели России стали критически анализировать и осмысливать итоги войны, в том числе и состояние стрелкового вооружения нашей армии, перспективы его развития. Получалось так, что Россия, едва успев перевооружить армию лучшей в мире однозарядной винтовкой, начинала отставать от европейских стран и США по темпам освоения многозарядного скорострельного оружия. Исходя из реальной обстановки, в мае 1878 года оружейный отдел Артиллерийского комитета ГАУ поручил русским военным агентам за границей покупать заслуживающие внимания образцы магазинных ружей по пяти экземпляров каждого и по одной тысяче патронов на каждый экземпляр.
Испытания нового оружия проводили в Петербурге на стрельбище на Волковом поле и вскоре выяснили, что нет ни одной магазинной системы, которая полностью удовлетворяла бы предъявляемым к боевому оружию требованиям. Основные претензии относились к магазинам, которые тогда действительно были несовершенны, имели значительное число задержек, поломок, отказов. Поскольку магазина преемлемой конструкции выявлено или вновь сконструировано не было, оружейный отдел решил сосредоточить внимание на испытаниях различного рода ускорителей, которые представляли собой картонные, деревянные или металлические патронные пачки, крепившиеся на винтовку в районе ствольной коробки. В этом случае сокращалось время на заряжание винтовки. Однако удовлетворительной конструкции ускорителя тоже не было, да он и не решал полностью проблемы скорострельности, так как крепился на винтовке справа и тем самым нарушал ее баланс, понижая точность стрельбы. Кроме того, ускорители из легкого материала были непрочны, из прочного — тяжелы. К тому же носимый запас патронов оставался небольшим: 75 штук при средней скорострельности до десяти выстрелов в минуту. И все-таки, несмотря на кажущийся тупик в испытаниях новых систем стрелкового оружия, работа продолжалась. В 1881 году генерал-лейтенант В. В. Нотбек, ставший инспектором стрелковой части в войсках, то есть лицом, ответственным за стрелковую подготовку армии, доносил новому военному министру П. С. Ванновскому о том, что Россия отстает от других европейских стран в области введения магазинных ружей и поэтому необходимо создать специальную комиссию, которая детально занялась бы решением наболевшего вопроса.
А что же Мосин, знал ли он об этих поисках? Безусловно. В 1881 году Тульскому оружейному заводу было поручено изготовить по пяти экземпляров магазинных ружей системы Кропачека и Гочкиса, сохраняя при этом ствол и патронники нашей винтовки образца 1870 года. В системе Кропачека магазин был подствольный, Гочкиса — пружинно-прикладный. Ружья изготавливали в инструментальной мастерской по образцам, и Сергей Иванович имел возможность детально ознакомиться с обеими системами. Надо учитывать также, что война с Турцией, унесшая столько жизней, дала новый толчок общественному движению. Люди, далекие от революционных идей, но мыслящие здраво, понимали необходимость каких-то перемен, сдвигов, обновления, если не общества в целом, то его отдельных институтов.
Одним из тех, кто близко к сердцу принял крупные жертвы армии, был Мосин, воспитанный на примерах войн, в которых участвовали его дед и отец. Наконец, академическое образование и особенно курс проектирования деталей машин и материальной части артиллерии создавали предпосылки для изобретательской деятельности. Первые попытки испробовать свои конструкторские способности Мосин сделал еще в 1878 году, когда по объявленному Артиллерийским комитетом конкурсу занялся проектированием прибора для проверки правильности прицельной линии в винтовках образца 1870 года. Одновременно с Мосиным в конкурс включились В. Л. Чебышев и молодой капитан А. В. Кун, ставший впоследствии начальником Тульского оружейного завода.
Свой прибор Сергей Иванович сделал. Насколько он был оригинален, нынче судить трудно, ибо никаких его следов не сохранилось. Правда, в 1881 году на тульском заводе было проведено сравнительное испытание приборов, предложенных Мосиным, Куном и Чебышевым, но результаты его неизвестны, так как вскоре оружейный отдел решил, что необходимость в указанном приборе отпала. И все же, несмотря на неудачу, крещение Мосина как конструктора состоялось.
Сергею Ивановичу приходилось заниматься испытанием технологических новинок. В предписании Главного артиллерийского управления начальнику тульского завода от 21 ноября 1882 года имелось указание начальнику инструментальной мастерской капитану Мосину прибыть в Петербург для ознакомления с новым способом окраски ружейных стволов. Заодно Сергей Иванович должен был привезти в столицу изготовленные в его мастерской магазинные ружья.
Ко времени, когда С. И. Мосин всерьез начал заниматься переделкой штатной винтовки в магазинную, он был уже известен в кругах Главного артиллерийского управления. Этому способствовала его работа в комиссии по оценке станочного парка оружейных заводов в Ижевске и Сестрорецке. Поручение было весьма ответственным, ибо от выводов комиссии во многом зависела судьба этих предприятий. Мосин находился в Сестрорецке с конца октября до середины ноября 1881 года. Завод был хорошо знаком Сергею Ивановичу, но теперь предстояло выяснить последствия арендного управления, поскольку в 1880 году и ижевский, и сестрорецкий заводы были отданы на шестилетний срок «коммерческим заготовителям». Комиссия, в составе которой работал Сергей Иванович, решила, что пришла пора вернуть сестрорецкий завод в казну.
На следующий год С. И. Мосин с тем же поручением находился в Ижевске с 7 мая по 5 июня вместе с начальником мастерской капитаном Дмитриевым-Байцуровым. Николай Григорьевич был личностью незаурядной. Он так же,как и Мосин, учился в 3-м Александровском училище, только двумя годами раньше, затем был переведен в Михайловское артиллерийское училище, по окончании которого служил во 2-й резервной конно-артиллерийской бригаде. В 1870 году он поступил в Михайловскую академию, успешно окончил курс, был направлен в Тулу и служил на оружейном заводе до 1879 года. Затем Дмитриев-Байцуров уволился со службы и занялся коммерческой деятельностью. Вместе с Ф. Г. Гилленшмидтом он основал акционерное общество «Центрально-Российское товарищество земледельческих машин, орудий и изделий из ковкого чугуна», а также чугунолитейный завод, который затем был куплен ГАУ для расширения Тульского оружейного завода.
Однако коммерческая деятельность не удалась Николаю Григорьевичу, он вновь вернулся на службу на патронный завод и стал работать в чине полковника в приемной комиссии. Затем в феврале—мае 1894 года он исполнял обязанности помощника начальника Сестрорецкого оружейного завода, как раз перед назначением туда С. И. Мосина. Затем Сергей Иванович был переведен начальником сестрорецкого завода с должности начальника приемной комиссии ТОЗа, а Н. Г. Дмитриев-Байцуров заступил его прежнюю должность. Наконец, после смерти Сергея Ивановича его старый сослуживец назначается начальником сестрорецкого завода.
К еще более неутешительному выводу пришел военный министр Д. А. Милютин, когда в октябре 1869 года лично обследовал тульский завод. Он признал его состояние совершенно плачевным. В результате было решено создать комиссию во главе с генералом В. В. Нотбеком для составления плана переустройства завода, а сам Нотбек как человек, по отзывам Милютина, «дельный, близко знакомый со стрелковой частью», стал основным кандидатом на пост начальника завода.
К началу 1871 года комиссия В. В. Нотбека разработала детальный план реконструкции предприятия и оснащения его новейшими станками. Все работы, за исключением поставки оборудования английскими фирмами, шли быстрыми темпами, и уже к концу лета 1872 года вдоль набережной Упы вытянулся стройный ряд производственных и административных корпусов. Никогда еще за всю свою историю завод не был оснащен таким количеством самой современной техники. Всего было установлено 1118 единиц фрезерных, сверлильных, токарных, винторезных, пробивных станков, в том числе и 260 специальных многооперационных. В кузнечной мастерской разместили 32 единицы кузнечно-прессового оборудования, новая литейная обеспечивала производство 75 пудов литья в час. Мощность паро— и водотурбинных энергетических установок составляла 860 лошадиных сил. Все это вместе взятое должно было обеспечить при 10-часовом рабочем дне выделку 300 винтовок в день.
10 октября 1873 года обновленный завод осматривал военный министр и признал новые помещения «не только удобными, но даже роскошными». Особенно большое впечатление на всех, кто посещал тульский завод, производила впервые созданная в системе оружейного производства инструментальная мастерская, полностью обеспечивавшая потребность тульского завода в инструменте и приспособлениях.
Однако издержки коммерческого управления не были единственной причиной реконструкции первенца русской оборонной промышленности. Дело главным образом заключалось в том, что отечественные оружейные заводы, имевшие изношенный, устаревший станочный парк, отсталую технологию и маломощные энергетические установки, не могли производить новейшие нарезные винтовки, требующие качественно новой производственной культуры. А винтовка, принятая тогда на вооружение нашей армии, была лучшей в мире по тактико-техническим характеристикам. История ее создания интересна и поучительна.
В 1868 году два выдающихся русских оружейника полковник А. П. Горлов и капитан К. И. Гуниус спроектировали винтовку с откидным затвором и к ней патрон бутылочной формы с пулей калибром 4,2 линии[11]. Новое оружие отличала лучшая траектория пули, большая начальная скорость, меткость и пробивная способность. 28 октября того же года винтовка была принята на вооружение стрелковых батальонов и получила официальное наименование «стрелковая винтовка образца 1868 года».
В апреле 1869 года приехал американский инженер X. Бердан, он предложил приспособить к винтовке Горлова и Гуниуса уже известный в оружейной практике скользящий затвор. После испытаний значительно измененная винтовка была принята на вооружение нашей армии и получила наименование «винтовка образца 1870 года». Однако новая система была еще далека от совершенства, требовала доработки, которую и произвели оружейники мастерских учебного пехотного батальона, внеся в винтовку 15 изменений. Но несмотря на то что новая система была создана на основе отечественной винтовки и дорабатывали ее наши мастера, в армии за ней закрепилось имя X. Бердана. Более того, по непонятной причине имя американского инженера было присоединено и к винтовке образца 1868 года, что несправедливо ущемляло авторские права русских конструкторов…
С. И. Мосин начал службу на оружейном заводе как раз в то время, когда завод развил полную мощность по производству новых винтовок. 30 июля 1875 года генерал-лейтенант В. В. Нотбек, тогдашний начальник завода, подписал приказ:
«…окончивший курс в Михайловской артиллерийской академии штабс-капитан 2-й резервной конно-артиллерийской бригады Мосин переведен на Тульский оружейный завод… Предписываю зачислить его в списочное состояние завода».
Молодому офицеру была представлена возможность познакомиться с предприятием, и только через три недели он получил первое назначение на должность помощника начальника мастерской. 20 августа 1875 года начался для Мосина долгий пятилетний путь детального изучения, всестороннего освоения и глубокого понимания производства. Он стал «вечным заместителем», так как в течение пяти лет замещал помощников или начальников четырех мастерских. Больше всего ему повезло ,с замочной, ею он командовал семь раз: дважды в 1875 году, трижды в 1876-м, один раз в 1877-м и, даже получив 20 ноября 1876 года постоянную должность начальника приборно-штыковой мастерской, он еще раз назначался в это подразделение. В конце 1876 года Мосин оказался сразу в четырех ипостасях: в октябре — ноябре он исполнял дела начальника инструментальной, починочной и замочной мастерских, оставаясь начальником приборно-штыковой.
Однако не надо думать, что заводское начальство напрасно гоняло Мосина из кресла в кресло, не давая ему покоя. Такова была система постепенной практической подготовки начинающего инженера к занятию командного поста на заводе. Начальство справедливо полагало, что, пройдя глубокое ознакомление с работой основных подразделений, вновь назначаемый руководитель успешно справится с любыми обязанностями.
Мосин ко всякой работе относился с похвальной обстоятельностью и непоказным рвением. Несмотря на то что его ставили только «исправлять должность», он дотошно вникал во все детали работы, до тонкости изучал технологию Сергей Иванович не кичился своим офицерским званием, не боялся запачкать руки в ружейном сале Мастеровые с удивлением наблюдали, как мало кому знакомый штабс-капитан пробовал работать на станках сам проверял детали, интересуясь качеством отделки, забирался во все, самые пыльные, уголки мастерской. Мосин не обращая внимания на недоуменные взгляды, докапывался до каждой мелочи, касающейся деятельности вверенного ему производства и работающих под его началом людей.
Здоровое служебное рвение Мосина было замечено. 12 октября 1877 года его назначают начальником замочной мастерской, одной из основных в производственном цикле. Ею Сергей Иванович командовал два с половиной года. Он успешно справлялся со своими обязанностями, завоевал прочное положение на заводе, и новый начальник предприятия генерал-майор В. Н. Бестужев-Рюмин 24 февраля 1880 года распорядился:
«…начальник мастерской Императорского Тульского оружейного завода числящийся по гвардейской пехоте полковник Миронов уволен по прошению от службы. Вследствие чего предписываю полковнику Миронову сдать на законном основании инструментальную мастерскую штабс-капитану Мосину, а сему последнему сдать замочную мастерскую и по окончании сдачи и приема донести мне» С этим назначением закончилось длительное «вживание» Сергея Ивановича в практическое оружейное производство. Но тем не менее начальство еще не раз временно «пристегивало» его к разным продразделениям. В июне 1880 года он возглавлял починочную мастерскую за отпускника поручика Некрасова, в 1881 и 1882 годах заменял капитана Михайлова в кузнечной мастерской, снабжавшей поковками весь завод. Но, безусловно, самым сложным и важным подразделением завода оставалась инструментальная мастерская, от ее успехов зависела вся деятельность предприятия. Она обеспечивала производство мерительным и поверочным инструментом, лекалами, шаблонами, в ней были заняты лучшие мастеровые и, кроме того, инструментальщики выполняли все опытные работы по усовершенствованию стрелкового оружия. Так, в течение 1875—1876 годов при тульском заводе работала специальная комиссия капитана артиллерии Роговцева, в задачу которой входило улучшение затвора 4,2-линейной винтовки. Комиссия работала в инструментальной мастерской, и Мосин соприкасался с ее деятельностью. На глазах Сергея Ивановича Роговцев предложил существенные изменения, исключавшие скручивание ударника, поломку затвора в месте соединения стебля с хвостом и ряд других недостатков. Число деталей затвора сократилось с 13 до 11, а число винтов с четырех до двух. В результате всех нововведений отказов в стрельбе из 4-линейной винтовки стало в десять раз меньше против прежнего. На тульском заводе предполагалось постепенное налаживание производства усовершенствованной винтовки, но этому помешала русско-турецкая война 1877—1878 годов. Россия, могучая держава, с колоссальным экономическим потенциалом, лучшими в мире солдатами оказалась неподготовленной к войне со страной, значительно более слабой. Как такое могло случиться? Четкий и лаконичный ответ на . этот вопрос дал офицер-народоволец Э. А. Серебряков в статье, опубликованной в журнале «Былое» за 1912 год: «В ходе русско-турецкой войны вскрылось немало недостатков в военной организации и в системе боевой подготовки, давших себя почувствовать непосредственно в ходе войны. Наблюдались неполадки с проведением мобилизации войск и сосредоточением их в районе боевых действий на балканском театре, обеспечение войск устаревшим вооружением, поразительно плохая организация снабжения и грандиозное казнокрадство, достигшее размеров дневного грабежа».
Русский солдат, плохо снабжаемый и слабо вооруженный, добивался побед за счет высоких боевых качеств, сочувствия к братьям-славянам и сознания своей освободительной миссии. Турецкая же армия, стойкая, выносливая, слепо подчинявшаяся командованию, была слабо знакома с современными способами ведения войны, но имела на вооружении неплохое стрелковое оружие американского и английского производства и стальные крупповские орудия. На Балканах для русской армии повторилась трагедия Крымской войны, ибо истоки поражения следовало искать в недрах самодержавного строя.
Военные традиции, заложенные Петром Великим, были напрочь разрушены в царствования Александра I и Николая I. Русская промышленность находилась в застое и не могла обеспечивать армию современным оружием, ретрограды, стоявшие во главе оружейного дела, не могли и не хотели поспевать за развитием технической мысли. Случилось так, что англичане и французы, вооруженные нарезными капсюльными ружьями, вели прицельный огонь на тысячу и более шагов. Наши солдаты, имевшие гладкоствольные ружья, могли поражать противника лишь на расстоянии 300 шагов, да и то только пятая часть пуль попадала в цель.
Вот почему в Крымской войне губительный ружейный огонь англичан и французов тысячами выводил из строя российских воинов в сражении при Балаклаве и Альме, Инкермане и Черной речке, на редутах и бастионах Севастополя. Учло ли царское правительство кровавый опыт этих сражений? Учло, но громоздкий, отсталый, насквозь бюрократический хозяйственный механизм разворачивался столь медленно, что к концу кампании количество нарезного оружия в действующей армии увеличилось с пяти процентов только до 13.
В. И. Ленин совершенно справедливо отмечал, что Крымская война показала гнилость и бессилие крепостнической России. Она же поставила на повестку дня проведение коренных преобразований в армии и военной промышленности.
После 1861 года Россия повернула на путь буржуазных реформ, в военном деле их проводником стал Дмитрий Александрович Милютин.
Взгляды Д. А. Милютина, человека широко образованного и культурного, всецело поддерживали выдающиеся русские военные деятели В. Л. Чебышев, В. Н. Бестужев-Рюмин, Н. И. Чагин, Б. Г. Глинка-Маврин, А. П. Горлов. Это была прослойка искренних патриотов и талантливых деятелей, которые честно служили Родине и, наперекор давлению сверху, улучшали действительные боевые качества армии, поднимая ее авторитет на полях сражений. А давление сверху было изрядным, если в области оружейной техники всем нововведениям отчаянно сопротивлялся председатель оружейной комиссии герцог Мекленбургский, узколобый консерватор, на тормозящий дело немецкий педантизм которого не раз сетовал сам господин военный министр.
И тем не менее прогрессивные идеи Д. А. Милютина постепенно воплощались в жизнь.
Генерал-лейтенант В. Н. Бестужев-Рюмин писал в «Оружейном сборнике» после того, как на международной выставке 1867 года русская винтовка была награждена медалью:
«Мы так привыкли находить наши заводы отсталыми, произведения их плохими и преклоняться перед работами иностранных мастеров, что, вероятно, очень многие крайне удивятся впечатлению, произведенному упомянутым образцом. Мы можем сказать, что работа наших заводов удивила всех, понимающих дело, не видевших ничего подобного на иностранных заводах».
Колоссальная работа по перестройке оружейной промышленности, строительству новых пороховых, капсюльных и патронных заводов длилась несколько лет, и к началу русско-турецкой войны 1877—1878 годов наша армия имела более полумиллиона пехотных, драгунских и казачьих винтовок образца 1870 года. Однако все вновь сделанное оружие поступало на вооружение западных военных округов: Виленского, Варшавского, Петербургского и Финляндского, потому как русское правительство опасалось выступлений со стороны Германии и Австрии. В первой половине Балканской кампании наши войска были вооружены винтовками Крнка, имевшими прицел на 600 и 1200 шагов, а незначительное число винтовок образца 1870 года было снабжено прицелом на 1500 шагов, хотя они могли поражать цель на расстоянии 2250 шагов. Турецкие войска в большей части своей получили системы Снайдерса и Пибоди-Мартини, поражавшие цель, удаленную на 1400—1800 шагов. Но самое существенное заключалось в том, что эти винтовки были скорострельными, магазинными, они в несколько раз по сравнению с однозарядными повышали плотность огня.
Сразу же после заключения Сан-Стефанского мира прогрессивные военные деятели России стали критически анализировать и осмысливать итоги войны, в том числе и состояние стрелкового вооружения нашей армии, перспективы его развития. Получалось так, что Россия, едва успев перевооружить армию лучшей в мире однозарядной винтовкой, начинала отставать от европейских стран и США по темпам освоения многозарядного скорострельного оружия. Исходя из реальной обстановки, в мае 1878 года оружейный отдел Артиллерийского комитета ГАУ поручил русским военным агентам за границей покупать заслуживающие внимания образцы магазинных ружей по пяти экземпляров каждого и по одной тысяче патронов на каждый экземпляр.
Испытания нового оружия проводили в Петербурге на стрельбище на Волковом поле и вскоре выяснили, что нет ни одной магазинной системы, которая полностью удовлетворяла бы предъявляемым к боевому оружию требованиям. Основные претензии относились к магазинам, которые тогда действительно были несовершенны, имели значительное число задержек, поломок, отказов. Поскольку магазина преемлемой конструкции выявлено или вновь сконструировано не было, оружейный отдел решил сосредоточить внимание на испытаниях различного рода ускорителей, которые представляли собой картонные, деревянные или металлические патронные пачки, крепившиеся на винтовку в районе ствольной коробки. В этом случае сокращалось время на заряжание винтовки. Однако удовлетворительной конструкции ускорителя тоже не было, да он и не решал полностью проблемы скорострельности, так как крепился на винтовке справа и тем самым нарушал ее баланс, понижая точность стрельбы. Кроме того, ускорители из легкого материала были непрочны, из прочного — тяжелы. К тому же носимый запас патронов оставался небольшим: 75 штук при средней скорострельности до десяти выстрелов в минуту. И все-таки, несмотря на кажущийся тупик в испытаниях новых систем стрелкового оружия, работа продолжалась. В 1881 году генерал-лейтенант В. В. Нотбек, ставший инспектором стрелковой части в войсках, то есть лицом, ответственным за стрелковую подготовку армии, доносил новому военному министру П. С. Ванновскому о том, что Россия отстает от других европейских стран в области введения магазинных ружей и поэтому необходимо создать специальную комиссию, которая детально занялась бы решением наболевшего вопроса.
А что же Мосин, знал ли он об этих поисках? Безусловно. В 1881 году Тульскому оружейному заводу было поручено изготовить по пяти экземпляров магазинных ружей системы Кропачека и Гочкиса, сохраняя при этом ствол и патронники нашей винтовки образца 1870 года. В системе Кропачека магазин был подствольный, Гочкиса — пружинно-прикладный. Ружья изготавливали в инструментальной мастерской по образцам, и Сергей Иванович имел возможность детально ознакомиться с обеими системами. Надо учитывать также, что война с Турцией, унесшая столько жизней, дала новый толчок общественному движению. Люди, далекие от революционных идей, но мыслящие здраво, понимали необходимость каких-то перемен, сдвигов, обновления, если не общества в целом, то его отдельных институтов.
Одним из тех, кто близко к сердцу принял крупные жертвы армии, был Мосин, воспитанный на примерах войн, в которых участвовали его дед и отец. Наконец, академическое образование и особенно курс проектирования деталей машин и материальной части артиллерии создавали предпосылки для изобретательской деятельности. Первые попытки испробовать свои конструкторские способности Мосин сделал еще в 1878 году, когда по объявленному Артиллерийским комитетом конкурсу занялся проектированием прибора для проверки правильности прицельной линии в винтовках образца 1870 года. Одновременно с Мосиным в конкурс включились В. Л. Чебышев и молодой капитан А. В. Кун, ставший впоследствии начальником Тульского оружейного завода.
Свой прибор Сергей Иванович сделал. Насколько он был оригинален, нынче судить трудно, ибо никаких его следов не сохранилось. Правда, в 1881 году на тульском заводе было проведено сравнительное испытание приборов, предложенных Мосиным, Куном и Чебышевым, но результаты его неизвестны, так как вскоре оружейный отдел решил, что необходимость в указанном приборе отпала. И все же, несмотря на неудачу, крещение Мосина как конструктора состоялось.
Сергею Ивановичу приходилось заниматься испытанием технологических новинок. В предписании Главного артиллерийского управления начальнику тульского завода от 21 ноября 1882 года имелось указание начальнику инструментальной мастерской капитану Мосину прибыть в Петербург для ознакомления с новым способом окраски ружейных стволов. Заодно Сергей Иванович должен был привезти в столицу изготовленные в его мастерской магазинные ружья.
Ко времени, когда С. И. Мосин всерьез начал заниматься переделкой штатной винтовки в магазинную, он был уже известен в кругах Главного артиллерийского управления. Этому способствовала его работа в комиссии по оценке станочного парка оружейных заводов в Ижевске и Сестрорецке. Поручение было весьма ответственным, ибо от выводов комиссии во многом зависела судьба этих предприятий. Мосин находился в Сестрорецке с конца октября до середины ноября 1881 года. Завод был хорошо знаком Сергею Ивановичу, но теперь предстояло выяснить последствия арендного управления, поскольку в 1880 году и ижевский, и сестрорецкий заводы были отданы на шестилетний срок «коммерческим заготовителям». Комиссия, в составе которой работал Сергей Иванович, решила, что пришла пора вернуть сестрорецкий завод в казну.
На следующий год С. И. Мосин с тем же поручением находился в Ижевске с 7 мая по 5 июня вместе с начальником мастерской капитаном Дмитриевым-Байцуровым. Николай Григорьевич был личностью незаурядной. Он так же,как и Мосин, учился в 3-м Александровском училище, только двумя годами раньше, затем был переведен в Михайловское артиллерийское училище, по окончании которого служил во 2-й резервной конно-артиллерийской бригаде. В 1870 году он поступил в Михайловскую академию, успешно окончил курс, был направлен в Тулу и служил на оружейном заводе до 1879 года. Затем Дмитриев-Байцуров уволился со службы и занялся коммерческой деятельностью. Вместе с Ф. Г. Гилленшмидтом он основал акционерное общество «Центрально-Российское товарищество земледельческих машин, орудий и изделий из ковкого чугуна», а также чугунолитейный завод, который затем был куплен ГАУ для расширения Тульского оружейного завода.
Однако коммерческая деятельность не удалась Николаю Григорьевичу, он вновь вернулся на службу на патронный завод и стал работать в чине полковника в приемной комиссии. Затем в феврале—мае 1894 года он исполнял обязанности помощника начальника Сестрорецкого оружейного завода, как раз перед назначением туда С. И. Мосина. Затем Сергей Иванович был переведен начальником сестрорецкого завода с должности начальника приемной комиссии ТОЗа, а Н. Г. Дмитриев-Байцуров заступил его прежнюю должность. Наконец, после смерти Сергея Ивановича его старый сослуживец назначается начальником сестрорецкого завода.