- Нервный Вы больно, Сидор! - протянул Юрий Павлович. - Привык на хапок брать. А тут всё непросто оказалось. Подставился-то ты крепко!
   - Шо значит "подставился"? - Иван испытующе вскинул голову. - Действовал на основании решения съезда.
   - Ну, во-первых, не больно-то ты соблюдаешь решение. Там речь шла о хозрасчетных научных темах, а не о том, чтоб вокруг себя шабашников наплодить.
   - Так тоже, между прочим, новые силы. Им только руки развяжи, и - такая отдача пойдет, все захолонутся.
   - То-то и оно. Какой же дурак им эти руки развяжет? - хмыкнул Юрий Павлович. - Многое изменилось, Ваня. Горбач ко всему охладел. Опять в другую сторону метнулся. Теперь Лигачев в силе. И Непомнящий, к нему примкнувший. А ты, по правде, влип. Модельщики, те прямо показали, что передавали тебе деньги. Да и другие, коснись чего, покажут.
   - А то ты не знал!
   Балахнин предупреждающе нахмурился.
   - Деталей не знал! И - знать не желаю, - отчеканил он. - В общем всерьез за тебя взялись.
   Он выдержал пронзительный взгляд Ивана.
   - Хотя мы здесь тоже не пальцем деланные. Набрали соков... Созвонился я с зам Генерального прокурора, - мы с ним в одной комиссии корешкуем. А после - через людей - с Непомнящим - старшим. И - приговорили компромисс. Они тебя от этого модельного дела отмажут. Все остальные твои грешки тоже на тормозах спустят. А ты за это отказываешься от института. - А ребята - модельщики? - загремел, вскакивая, Иван. -
   Штучные, между прочим. Золотые руки. Я их один к одному подбирал. Ведь сколько денег стране экономят. Им шо светит? - Положим, к их рукам ого-го сколько прилипло. Так что не задаром страдают. - Предупреждая новый всплеск, Балахнин предостерегающе свел брови: - Про шабашников своих забудь думать. О них уже доложено Лигачеву. Теперь дело на контроле. На его примере готовится проект постановления - о новом усилении борьбы с нетрудовыми доходами. Так что, считай, судьба им такая, мученическая. - А Антон Негрустуев, который здесь вовсе не пришей-не пристегни? Я ж тебя за него просил!
   - Ладно, юродивому твоему поможем, раз хлопочешь. - Балахнин скукожил физиономию, передразнивая набычившегося Листопада. - На днях выпустят. Тем более, его и держали-то под тебя. Фермер, понимаешь, выискался.
   Балахнин озадаченно выпятил губу. - А институт, значит, шо я поднял, людей, шо привлек, какому-нибудь Вадичкиному дуролому, который через год всё раздуракует? А опытное хозяйство! Мы ж там сельхозметодику переделали. Такая отдача пошла! Бери и переноси на всю страну. Ведь порушат!
   - Таковы условия. Всё понял? - Чего не понять? - разочарованно протянул Иван. - Потрендели насчет перестройки, отпустили чуть вожжи. И тут же, выходит, всё заново. Всех загнать и не пущать!
   - Хорошо бы. Но уже не выйдет, - Балахнин сожалеюще поцокал языком. - Больно далеко зашло. Плотины-то по глупости убрали. Вода, как говорится, вышла из берегов. Вот-вот шлюзы снесет. Что в этом случае делать остается? Помнишь, как ты раньше на митинге вещал? Возглавить и повести за собой. Этим и займемся. Пора выращивать собственных коммерсантов из надежных. Не отдавать же в самом деле штурвал всякой шпане.
   Он придвинулся поближе к Ивану.
   - Есть решение - создавать молодежные банки. Деньги под это найдутся. Серьезные люди заинтересованы, - внушительно добавил он.
   Иван недоверчиво тряхнул головой:
   - Ишь ты, - частные банки! Чтоб наши старперы такое пропустили. Скорее небо ляжет на землю! Балахнин хитренько подмигнул, поднялся, вытащил из ящика стола туго набитую папку и - шлепнул о стол.
   - Читайте! Завидуйте! - продекламировал он. - Проектец стратегический. Можно сказать, программа будущей жизни. Не сегодня-завтра опубликуют. Листопад, все еще хмурясь, потянул к себе ксерокопии. Бросил искоса взгляд, затем пригнулся и - жадно, не отрываясь, принялся вчитываться, -перед ним лежал проект Закона о кооперации в СССР. Балахнин с отеческой, понимающей улыбкой наблюдал, как закосил Иванов глаз.
   - Вот так-то, - констатировал он. - Теперь сколотим команду из самых-самых и - вперед! Мне предложили подобрать кандидатуру президента будущего банка. Я сказал, что такая есть. Да и тебе пора в Москву на большое дело перебираться. Готов? Как ты там говорил? Если партия скажет: "Надо", комсомол ответит "Есть"!
   Молчание Ивана его насторожило.
   - Готов, спрашиваю, с нами?! - требовательно повторил он.
   - Нет. Не хочу на готовенькое, - к изумлению Балахнина, отказался Листопад. - Да и из комсомольского возраста вышел. Теперь я, пожалуй, сам попробую. - Мы два раза не предлагаем! - зловеще процедил Балахнин. -- Ничто не изменилось: кто не с нами, тот против нас. Ну?!
   - И всё-таки сам, - Иван предвкушающе огладил проект.
 
   * Из следственного изолятора N 1 Антона Негрустуева выпустили с диковинной формулировкой "за нецелесообразностью". Он так и не понял, в чем заключалась целесообразность двухнедельного сидения в камере, за время которого разрушили дело, что он только начал налаживать. На последнем допросе от Шмелева узнал, что скотину свели. Дом, правда, вопреки предсказанию провидца Листопада, сердобольные соседи не спалили. Но всё, что было внутри, растащили до шурупчика. Хотя, пожалуй, целесообразность как раз в том и заключалась, чтоб разрушить. Он и самого себя ощущал совершенно разрушенным. За спиной прощально лязгнул засов. Никто не сказал: "Руки за спину. Лицом к стене". Антон вышел на крыльцо. Вдохнул воздуха. С вольной стороны дышалось иначе. Слева от входа, у окошка, толпилась очередь на передачу. Сердце Антона защемило. Среди притихших, скорбных людей, преимущественно женщин, он узнал мать. Узнал с трудом. В закутанной в платок, ссутулившейся Александре Яковлевне не было ничего от привычной громогласной руководительницы.
   - Матушка, - окликнул, подойдя, Антон.
   Александра Яковлевна недоуменно обернулась. Вздрогнула.
   - Сынок, - пробормотала она, еще не до конца веря. Опасливо провела рукой по телогрейке. - А я вот... испекла тут. Я пыталась... ходила... Господи, что ж у тебя с лицом-то? Скулы будто каменные.
   Она заплакала. Антона заполнила подзабытая в детстве нежность.
   - Ну, ну, маменька, будет, - он приобнял ее и повлек к жилому дому, примыкавшему едва ли не вплотную к тюремной стене.
   Очередь завистливо смотрела им вслед.
   Двор был еще безлюден. Но, несмотря на утро, майское солнце лупило всерьез, по-летнему.
   У металлической помойки Антон стянул телогрейку, положил на проржавелую крышку, поверх водрузил отслужившую кепочку с пуговкой и отправился дальше - уже налегке.
    У поворота мать и сын, не сговариваясь, прозорливо оглянулись. Двор оставался всё так же пуст. Но фуфайка с кепочкой бесследно исчезли.
    Они засмеялись и боковой тропинкой вышли на площадь Гагарина. Возле райисполкома, перед застекленным окном "Известий", толпились люди. Среди них были и восемнадцатилетние пацаны в "бананах" из плащевки, и тридцати-сорокалетние мужчины, и даже несколько домохозяек. Все пребывали в празднично-возбужденном состоянии.
    - Чему радуются, дураки? - процедила Александра Яковлевна. Подойдя ближе, Антон разглядел, что именно так горячо обсуждалось, - опубликованный Закон "О кооперации в СССР".
    Ниже, под газетой, к стенду был прикноплен ксерокс статьи знаменитого экономиста - апологета перестройки - с восторженным комментарием нового, судьбоносного закона, с введением которого СССР, несомненно, в кратчайшие сроки вольется в число цивилизованных рыночных государств.
    Мимо Антона и Александры Яковлевны, отделившись от общей группки, прошли двое парней в одинаковых яркожелтых х/б с прострочкой и на кнопках. На лацкане одного из них выделялся огромный, как брошь, значок с изображением Ельцина и подписью по овалу: "Борис, ты прав!".
   Переполненные эмоциями, парни не замечали ничего вокруг.
    - Первым делом прикупим несколько станков! - решительно объявил один. - Увидишь, года не пройдет, такую продукцию выдадим, что шелкоткацкая фабрика в ножки поклонится.
    - А деньги?
    -Ерунда. Возьмем кредит. Раскрутимся - отдадим. Главное - успеть первыми. Первым все сливки достанутся.
    - А кого в третьи возьмем? Читал же - по закону должно быть не меньше трех учредителей.
    - Кого-нибудь из самых надежных. Чтоб никаких чужих. В коммерции можно довериться только друзьям.
    - Это уж к бабке не ходи, - согласился собеседник. Они ускорили шаг, боясь потерять хотя бы одну судьбоносную минуту.
   Они еще не знали... ...Что через несколько лет именно друзья на друзей станут заказывать первых киллеров.
   ...Что экономист-перестройщик, едва заняв должность в Моссовете, куда его занесет на волне народного воодушевления, тут же вляпается на грошовой взятке.
   ...Что борец с партпривилегиями и народный трибун Ельцин, стремясь удержаться во власти, влегкую отчленит от доставшейся ему по случаю России огромные, сросшиеся с ней территории, что столетия собирались предками в могучую державу.
   ...Что директора заводов и комбинатов, конкуренцию которым должно было составить нарожденное кооперативное движение, с помощью тех же кооперативов высосут из своих предприятий оборотные средства, обессилив и омертвив производства. И на "левые" деньги уже за бесценок скупят их же в собственность.
   А чуть позже наиболее удачливые и приближенные, прямо на глазах десятков миллионов обнищавших людей, уже ничего не боясь и не стесняясь, примутся рвать друг у друга самые жирные, сочащиеся минералами, шматы земли.
   Конечно, в конце восторженных восьмидесятых мало кто мог предвидеть что-то подобное. Напротив, истомившиеся в безвременье люди пребывали в нетерпеливом ожидании решительных и скорых перемен - к свободе и преуспеванию.
   Но непоправимое уже свершилось. Оставленная без управления страна на полном ходу врезалась в рынок, как "Титаник" в айсберг.
   
   
 
    МОСКВА БЬЕТ С НОСКА
    (Книга вторая)
 
    Год 2007. Новое время. Новые люди
 
    - Антон Викторович, я Вам сегодня еще понадоблюсь?
    Первый вице-президент корпорации "Юнисти" Антон Негрустуев повернулся к ходикам за спиной, - оказывается, рабочий день уж сорок минут как иссяк. Как всегда, неожиданно и некстати.
    Досадливо поморщившись, он размашисто наложил резолюцию на докладную записку, положил ее поверх прочих рассмотренных материалов и пододвинул объемистую пачку мнущейся молоденькой секретарше.
    - Да, да, конечно. Свободна.
    - Вы бы и сами в кои веки пораньше ушли. А то пашете без продыху, - обрадованная девушка охотно изобразила фигуру сочувствия.
    - И рад бы, но - увы! - Негрустуев с сокрушенным видом накрыл рукой стопку слева, - материалы к заседанию правления. Президент компании Вайнштейн с правительственной делегацией укатил в загранкомандировку, и правление предстояло провести Антону. Скорее всего, - последнее правление. Скандальное интервью, данное утром для Би-би-си, на днях опубликуют. Вряд ли после этого он сохранит свое место хотя бы на сутки. Антон потер воспалившиеся от компьютера глаза:
    - Ничего! Если никто не помешает, за час управлюсь.
    - Как же, ждите, - не помешают. Только и ждут вечера, чтоб к начальству пробиться. Дня им не хватает!
    Взгляд секретарши наполнился состраданием: - Мантуров уже полчаса в предбаннике околачивается. А может, турну этого бимбо?
    "Хорошо бы, конечно", - возмечтал Антон. Вечер он оставлял, чтобы в уединении просмотреть неотложные документы и уточнить график на следующий день. Удавалось нечасто.
    - Строга, мать, не по возрасту. Чуть что - "турнуть", - Антон, скрывая досаду, погрозил пальцем. - А человек, сама говоришь, полчаса дожидается. Не ради ж того, чтоб проб ой начальственной двери поцеловать. Минут через пятнадцать пусть заходит. А я пока кофейком разгуляюсь. Он заложил руки замком за голову и сладко потянулся. - На чашку кофе-то мы с тобой за день наработали?
    - Хорошенькая чашка. Только то, что я перемыла, - восьмая по счету. С вашим-то давлением. Дома, небось, не нахальничаете?
    - Тс-с, - Антон насупился с притворной грозностью. - Кто воевал, имеет право у тихой речки отдохнуть. Пусть это будет маленькое между нами. - Пусть хоть что-то будет, - печально согласилась девушка, - поначалу, заступив на должность, она пыталась кокетничать с моложавым сорокадвухлетним шефом. Увы, безуспешно!
    Проводив ее оценивающим взглядом, Антон прошел в комнату отдыха, не глядя, натренированно пристукнул электрический чайник, достал чистую чашку.
    Отсюда услышал, как с легким шуршанием приоткрылась дверь кабинета, - очевидно, секретарша тут же ушла, а нетерпеливый Мантуров не стал дожидаться оговоренного времени.
    - Проходи в зад, Андрюша! - крикнул Антон, за шутливым тоном пряча раздражение, - бесцеремонности не терпел.
    На пороге комнаты отдыха возник рано располневший двадцатипятилетний парень с редеющей курчавой шевелюрой и бойкими, шаркающими глазами, - начальник инвестиционного управления Андрей Мантуров.
    На приглашение присоединиться к кофепитию он озабоченно мотнул головой:
    - Да я как бы на минутку. Доверенность на подписание договора с америкосами подмахните. А то мне завтра в Киев вылетать. Минутка, что называется, дорога.
    У Мантурова всегда минутка была дорога. Любые вопросы он решал на ходу, будто не в силах остановить собственный беспрерывный бег. Сначала Антон удивлялся, как можно работать в таком ритме. Потом разгадал, - спешащему, загруженному под завязку человеку редко в чем отказывают. Мантуров достал из пухлого, под стать себе, портфеля бланк доверенности. - Будьте добры, партайгеноссе, силь вы пле. Или - в переводе - не откажите в любезности...Президент в курсе сделки, - поспешно добавил он, заметив, что Негрустуев выжидательно прищурился. Для убедительности вытянул из кармана и поторапливающе возложил поверх доверенности золоченый "паркер". - Президент, может, и в курсе. Но за подписью-то ты пришел ко мне, - Негрустуев жестом усадил нетерпеливого инвестиционщика. - Так что не обессудь, введи в общих чертах.
    - Просто время Ваше как бы хотел сэкономить, - Мантуров неохотно присел на край дивана, досадливо повел пухлым плечиком. - Короче, сделку мы вкусную замутили с америкосами. Почти год пасли. В Новороссийске, на косе, берем землю под строительство развлекательного центра. Условия - супер-люпер. Мэр ангажирован. Главный цимус - строим за американские "бабки", а пропорция фифти-фифти. И при этом рулим строительством. Минимальная маржа - от тридцати зеленых "лимонов" .Да я говорю, - президент в курсе! - на всякий случай надавил он и для убедительности пододвинул "паркер" поближе к недоверчивому патрону. В осторожном мантуровском недовольстве Антону почудилось что-то знакомое, - так когда-то возмущался вор-рецидивист Феликс Торопин, если ему не удавалось сходу "развести лоха". А о мантуровских "боковичках" разговоры ходили. - Зачем же ехать в Киев, если речь идет о Новороссийске? - полюбопытствовал Антон. - Так америкосы тоже вроде как страхуются, - хотят подписать на нейтральной полосе. В Киеве ихнее представительство. Потом новороссийский мэр там как раз будет. Так что всё срастается. А нам по барабану где, главное - "сколько". Да не, Антон Викторович, даже в голову не принимайте, - для компании сделка чистая. Мантуров принял плутовской вид, означающий - "для компании чистая. А за остальных мы не в ответе. Проколются - их проблемы". Он даже собрался заговорщически подмигнуть, но растерянно сбился: приветливые морщинки возле глаз вице-президента разгладились, взгляд сделался жестким.
    - Где документы?
    - Так вот... Всё до пунктика обсосали. Даже юридические заключения получили.
    - Мне на стол!
    Мантуров заколебался. Он уже проклинал себя, что, желая сберечь время, сунулся именно к дотошному первому вице.
    - Может, на словах, а? Чего Вам грузиться? Да и пачка больно объемная. А мне еще билеты заказывать, - протянул он.
    - Вот когда через час зайдешь, какие вопросы у меня возникнут, на словах дополнишь, - оборвал Антон.
    Неодобрительно вздыхая, Мантуров положил на край журнального стола пухлую папку бумаг.
    - Не жалеете Вы себя, - укорил он, выходя. Антон подтянул к себе нежданную, добровольно взваленную работу.
    Через десять минут мобильник заиграл гимн России, - на связь вышел президент компании.
    - Здорово, старый. С приветом из Лондона, - пробасил Вайнштейн. - Как ты там на хозяйстве?
    И в своей манере, не дав ответить, перешел к сути:
    - У тебя сейчас инвестиционный материал по Новороссийску.
    - Как раз изучаю, - подтвердил Антон, подивившись оперативности бойкого Андрюши.
    - Срочное это дело. Проект очень заманчивый. И не только сам по себе. Важно ногою твёрдой встать на море. В Новороссийске закрепиться. Мне тут во время поездки шепнули: в правительстве всерьез обсуждаются перспективы строительства на побережье жилья для Черноморского флота. Представляешь, если такой заказ отхватим да отоварим? После этого первыми людьми не только на Черном море станем. Но и в Москве. Так что ты уж Мантурова не мурыжь. Антон слегка поморщился. В девяностых Вайнштейн был одним из тех олигархов, что запросто "рулили" правительством. Но после выборов двухтысячного года из коридоров власти он оказался вытеснен. Смириться с потерей прежнего влияния не мог и готов был на всё, чтоб вернуть себе благоволение Кремля.
    Упорное молчание Антона шефа, похоже, слегка смутило.
    - Кстати, американцы тоже очень серьезные. Одни из первых мировых девелоперов. Прямой смысл забрататься. - Забрататься или кинуть? - Н-не понял.
    - Вот и я пока тоже. Как раз начал вникать. И появляются вопросы. Но если даешь команду подписать доверенность не глядя, само собой, подпишу. На том конце послышались хрипы, - бронхит, подхваченный на горнолыжном курорте в Давосе, похоже, становился хроническим.
    - Нет уж, твой орлиный взгляд лишним не бывает, - Вайнштейн принял решение. - Раз сам готов впрячься, так Бог навстречу, - мне только спокойней знать, что ты на стреме. Как говорится, взвалил и - неси с честью. Тем более, раз есть вопросы. И опять же в своей манере, не прощаясь, отключился.
    Еще через полчаса мобильник заиграл мелодию "Нежности". "Снова мы оторваны от дома", - грустно подпел Антон, понимая, что за этим последует, - накануне пообещал прийти пораньше.
    - Друг мой! Мы тебя сподобимся когда-нибудь увидеть? - послышался ехидный голос жены. - Ребенок играет в папу и маму. Так вот за папу у него твоё фото в рамке. Наверное, чтоб не забыть.
    - Буду. Еще пол...часик и - выезжаю.
    - Угу. Зарекалась ворона, - засмеялась жена. - У тебя, милый, между "выезжаю" и "выехал" иной раз сутки проходят. Хотя звоню не с этим. С этим чего от тебя ждать? Таечка только что позвонила. Хочет, чтоб мы с ней в Киев поехали. Ты хоть помнишь, что послезавтра юбилей Листопаду?
    Антон скосился на календарь, - послезавтрашнее число было обрисовано фломастером, словно мотком из колючей проволоки обмотано.
    - Я ей, правда, сказала, что не получится. Сослалась на твою занятость. Но она, по-моему, собралась напрямую позвонить. Так что, юный пионер, будь готов отказать лично. Антон замялся.
    - Или ты забыл, что на субботу мы приглашены на презентацию в гольф-клуб?! - голос жены стремительно добрал жесткости. - Все наши будут. Так что постарайся без своих детских неожиданностей. Жена отключилась, не попрощавшись. Выразив тем свое высочайшее неудовольствие.
    "Наши". Антон скривился. На днях появится интервью. И вряд ли хоть кто-то из этих нашихостанется рядом .
    Вновь зазвонил мобильник. Антон поднес его к уху, и саркастическая усмешка сползла с лица, - Таечка все-таки решила дозвониться напрямую. - Антон, как же так?! Ведь десять лет! Десять, понимаешь!?
    - Таюшка, милая, не сердись на подлеца. Я в самом деле просто под завязку... - неловко вклинился Антон. Лучше б отмолчался, - на Таечку невинная фраза подействовала, будто добрый стакан бензина на затухающий костер.Её мягкий южный говорок разом наполнился бурлящим негодованием.
    - Конечно, теперь все вдруг оказались под завязку. А когда от него что-то требовалось, время находили? Куда ж оно теперь разом подевалось?! И разве часто прошу?
    - Солнышко. Ты пойми, я за президента компании остался. У меня через три дня правление. Физически никак!
    - То-то что физически, - с подтекстом протянула Таечка. В голосе ее сквозила обида. - Ладно - другие. Но ты-то! Другом же себя выпячивал. Ведь сколько для тебя сделал. А теперь дела у него. Как же, - биг-босс! Да если б не он, может, до сих пор в тверской дыре сидел. Да что там? Просто бы сидел.
    Она уловила недоумение в установившемся молчании.
    - А ты что, будто не знал, благодаря кому на свободе оказался? ...Ну, ты даешь. Правда Ванькина. "Никто добра не попомнит".
    - Таюш, не закипай, - Антон попытался перевести разговор в прежнее, установившееся меж ними шутливое русло. - Обещаю постараться. Завтра разгребусь, окончательно определюсь, на кого что удастся перевалить, и перезвоню. Хоп?
    - Да ну вас всех. Живите без памяти! - Таечка отключилась, оставив Антона озадаченным. В восемьдесят восьмом году по настоянию председателя Калининского горисполкома Непомнящего областная прокуратура возбудила уголовное дело против бригады модельщиков, по которому арестовали и незадачливого фермера Антона Негрустуева. Но истинной мишенью для прокуратуры и самого Непомнящего был ректор сельскохозяйственного института Листопад. Впрочем до самого Листопада следствию добраться не удалось. Пока шел процесс, он отсиживался в Москве у дядьки академика.
    Помнится, это тогда здорово покоробило Антона.По его убеждению, Листопад обязан был явиться на суд и сесть на скамью подсудимых рядом с теми, кого втянул в свое коммерческое начинание.
    Вообще процесс получился странным. На дворе истекали восемьдесятые, повсеместно вошли в обиход договорные цены меж госпредприятиями и кооперативами. А пятеро мастеров сидели в тюрьме по обвинению в частнопредпринимательской деятельности. По сути - за несоблюдение тех самых строжайших СНИПов и нормативов, что давно полетели в тартарары.
    Скорее всего, сидеть бы им - не пересидеть, - обвинительный напор прокуратуры оказался силен.
    Но дело неожиданно получило широкую огласку. Защищать подсудимых вызвались знаменитые столичные адвокаты, на освещение процесса налетели именитые репортеры. Популярнейший "Огонек" вышел с передовицей своего главного редактора Коротича "Перестройка против оголтелости. Кто кого?". Наконец, после того как в зале суда появился представитель Би-Би-Си, раздраженно отреагировал Кремль, - дело грозило приобрести неприятный международный резонанс.
    Процесс был поспешно свернут. Модельщиков, отсидевших по полгода под следствием, быстренько осудили к условному наказанию и выставили за стены СИЗО.
    Сразу после освобождения из следственного изолятора Антона неожиданно пригласил к себе по телефону бывший заведущий кафедрой земельного права профессор Суханов, ставший к тому времени проректором университета.
    - Слышал, батенька, Вас все-таки на землю потянуло, - бесстрастно, в своей манере съязвил он, пристально вглядываясь в посеревшего, словно обугленного ученика.
    - Больше не тянет.
    - А я предупреждал, что земельное право - это не просто. В любом случае двигать его должны люди образованные.
    Он придвинул Антону чистый лист:
    - Пишите заявление с просьбой разрешить сдать госэкзамены экстерном. Я подпишу.
    Антон, несколько озадаченный, повертел лист.
    - Но только земельным правом я заниматься не стану, - честно предупредил он.
    - Э, милый, куда Вам от него деться? - с едва уловимой иронией отреагировал Григорий Петрович. - Все мы по земле ходим.
    После получения диплома Антон зашел поблагодарить проректора. - Дело против Вас прекратили за отсутствием состава преступления? - с порога уточнил Суханов. - То есть перед законом по всем учётам чист и невинен?
    Антон утвердительно кивнул.
    - Тогда нечего больше по Твери мотаться. Я позвонил одному из учеников. Он сейчас начальник следственного управления Москвы. У них там очередная чистка прошла. Теперь нехватка свежих кадров. Езжайте, Вас возьмут следователем.
    - Ке-ем?! - поразился Антон. - Бог с Вами, Григорий Петрович! Где я и где ментовка?
    Суханов набычился:
    - По-вашему, молодой человек, в милиции порядочных людей быть не должно? Ан - должно! Особенно сейчас - на переломе. И вообще - дело надо делать. Реальным результатом пользу свою доказывать! А не только, понимаешь, на бильярде стучать. Чтоб завтра же на Петровке был!
    Из кабинета проректора Антон вышел растерянный и недоумевающий. Он так и не понял, что подвигло нетерпимого старика принять столь горячее участие в его судьбе.
    А Григорий Петрович, с трудом уломав упрямца, удовлетворенно потер сухие ладони. Накануне он узнал, что прокуратура, под давлением Москвы прекратившая дело в отношении Негрустуева, собирается опять арестовать его - якобы по вновь открывшимся обстоятельствам. И Суханов нашел единственный способ спасти тайного своего любимца, - человека в милицейских погонах, тем более москвича, сажать по надуманным основаниям никто не решится.