– И всё-таки не факт, что отравили с целью ограбления. Ведь Костю мог обобрать какой-нибудь залётный прохожий. Проходил мимо, увидел на скамейке в стельку пьяного, ну и пробежался по карманам.
– Насчет залётного – особо любопытственная темка, – Стремянный поднял палец, призывая к вниманию. – Я уж тебе сказал: километра на полтора лесопарк. Аж до самого Товарищества. Вдоль тротуара даже фонарей нет. И, как говорится, чужие там не ходят. Прохожих днем-то не сыщешь, не то что к ночи, по тьме Египетской. Нет, Илья Викторович, обобрал Котьку тот, кто за ними двумя следом шел. И, стало быть, знал, что упасть должны. А знал, потому что сам отравил. Другой вопрос на засыпку меня мучает. Метро, машины, толпы людей под боком. Это же помощь! А двое тяжко отравленных из последних сил волокутся по пустынной аллее в темноту. То ли ориентировку потеряли?
Он задумчиво огладил подбородок.
Гулевский сдёрнул с крючка нечистое вафельное полотенце, яростно растёр изрезанное лицо, обернулся:
– У кого в производстве уголовное дело?
– Нет никакого дела, – откликнулся Стремянный. – Проверочный материал, как узнал, лежит в межрайонном следственном отделе у какого-то следователя Цыпко. Похоже, ребята несуетливые.
Он насмешливо оттопырил губу.
– Чепуху городишь, – рассердился Гулевский. – Если ты прав и налицо признаки убийства, как можно, чтоб до сих пор не возбудили дело? В таких чрезвычайных случаях каждая минута дорога.
Наоборот, создают оперативно-следственную группу, прочие службы подключают. Выходные отменяют.
– Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам, – отреагировал Стремянный, распевной интонацией обещая Гулевскому и другие сюрпризы. – Предлагаю с этими вопросиками подъехать к следователю. Машина в вашем распоряжении.
У палисадника парила старенькая ДЭУ Нексия, на которую в девяностые начальник «убойного» отдела московского УГРО копил несколько лет. За пятнадцать лет машина сильно обветшала. Боясь, что на морозе не заведется, Стремянный не заглушил ее.
– Так и не поменял старушку? – заметил Гулевский.
– Нормальная машинёха. Ещё и муха не сидела, – буркнул Стремянный. Признаться, что за годы адвокатской практики так и не наработал на новую, ему было неловко.
4
– Насчет залётного – особо любопытственная темка, – Стремянный поднял палец, призывая к вниманию. – Я уж тебе сказал: километра на полтора лесопарк. Аж до самого Товарищества. Вдоль тротуара даже фонарей нет. И, как говорится, чужие там не ходят. Прохожих днем-то не сыщешь, не то что к ночи, по тьме Египетской. Нет, Илья Викторович, обобрал Котьку тот, кто за ними двумя следом шел. И, стало быть, знал, что упасть должны. А знал, потому что сам отравил. Другой вопрос на засыпку меня мучает. Метро, машины, толпы людей под боком. Это же помощь! А двое тяжко отравленных из последних сил волокутся по пустынной аллее в темноту. То ли ориентировку потеряли?
Он задумчиво огладил подбородок.
Гулевский сдёрнул с крючка нечистое вафельное полотенце, яростно растёр изрезанное лицо, обернулся:
– У кого в производстве уголовное дело?
– Нет никакого дела, – откликнулся Стремянный. – Проверочный материал, как узнал, лежит в межрайонном следственном отделе у какого-то следователя Цыпко. Похоже, ребята несуетливые.
Он насмешливо оттопырил губу.
– Чепуху городишь, – рассердился Гулевский. – Если ты прав и налицо признаки убийства, как можно, чтоб до сих пор не возбудили дело? В таких чрезвычайных случаях каждая минута дорога.
Наоборот, создают оперативно-следственную группу, прочие службы подключают. Выходные отменяют.
– Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам, – отреагировал Стремянный, распевной интонацией обещая Гулевскому и другие сюрпризы. – Предлагаю с этими вопросиками подъехать к следователю. Машина в вашем распоряжении.
У палисадника парила старенькая ДЭУ Нексия, на которую в девяностые начальник «убойного» отдела московского УГРО копил несколько лет. За пятнадцать лет машина сильно обветшала. Боясь, что на морозе не заведется, Стремянный не заглушил ее.
– Так и не поменял старушку? – заметил Гулевский.
– Нормальная машинёха. Ещё и муха не сидела, – буркнул Стремянный. Признаться, что за годы адвокатской практики так и не наработал на новую, ему было неловко.
4
В Москве Гулевский заскочил домой переодеться и привести себя в порядок. Встретиться договорились у следователя.
Двухэтажное кирпичное здание неподалёку от метро прежде занимала прокуратура со своим следственным аппаратом. Когда следствие от прокуратуры отпочковали, здание поделили меж двумя ведомствами. Попасть в прокуратуру и следственный комитет можно было через единственный подъезд с общим постовым на входе. Но далее лестничные пролёты разбегались направо и налево, будто расчленённые надвое сиамские близнецы.
Заплывший милиционер на входе при виде полковничьего милицейского удостоверения равнодушно кивнул.
На вопрос Гулевского, как найти следователя Цыпко, снизошел до краткого пояснения:
– Следователи налево, прокуроры направо.
Со второго этажа левой лестницы донесся многоголосый жеребиный гогот.
– Это как раз следователи, – подтвердил постовой.
За время недолгого подъема Гулевский успел уловить, что на втором этаже обсуждается вчерашний сабантуй с девицами из канцелярии. Какой-то Симка, не стесняясь в подробностях, доказывал, что Машку он всё-таки отымел. Собеседники, явно подтрунивая, матерно сомневались.
Перед Гулевским открылась задымленная лестничная площадка. В клубах табачного дыма энергично размахивал руками долговязый круглолицый парень в длинном кожаном пальто и остроносых, загнутых кверху туфлях – несомненно, тот самый Симка. Лица трёх его собеседников были исполнены лукавства. Заразительней и откровенней прочих гоготала девица в форме лейтенанта юстиции.
Появление незнакомца не смутило весельчаков и даже не заставило прервать разговор.
– Вообще-то здесь посетители бывают. И не все глухие, – проходя мимо, бросил Гулевский.
На него глянули с недоумением.
Кажется, вся жизненная активность следственного комитета сосредоточилась на лестничной клетке. Во всяком случае длинный, покрытый свежим линолеумом коридор показался Гулевскому беззвучным. Немногие, притихшие у кабинетов посетители выглядели так, будто из них откачали воздух.
Он разыскал дверь, на которой среди прочих фамилий значилось – «И.Б.Цыпко», коротко постучал и, не дождавшись ответа, вошел.
Кабинет оказался пуст. Лишь заваленные бумагами столы и распахнутые настежь сейфы свидетельствовали, что хозяева их неподалёку. В ворохе бумаг натренированный глаз Гулевского заметил уголовные дела, – заходи – бери. «Должно быть, «лестничные» олухи, – решил про себя Гулевский.
Он собрался выйти, но тут послышался шорох и из-за крайнего, у окна, стола показалась нескладная бледненькая девчушка с короткой высветленной стрижкой, очевидно, секретарь или практикантка. В руках она держала оброненные очки.
– Мне нужен следователь Цыпко, – обратился к ней Гулевский.
– Я вас слушаю, – девушка подула на стёкла.
Гулевский не сдержал удивления. Девчушка водрузила на нос очки, сделавшие её несколько старше, оправила юбку.
– Следователь Цыпко Ирина Борисовна, – со строгостью в голосе представилась она.
– Здравствуйте. Моя фамилия – Гулевский.
Цыпко припоминающе свела бровки к переносице.
– У вас материалы по факту смерти моего сына, Константина Погожева, – Гулевский с усилием выдавил из себя эти слова. – У него фамилия матери, – опередил он вопрос. – Хотелось бы узнать, что установлено и что делается по делу.
– Как же, как же. Это которые отравились, – припомнила Цыпко. Она приняла скорбный вид. – Прежде всего, позвольте выразить соболезнование. Поверьте, мы все сочувствуем вашему горю.
Фальшивое, казенное сострадание зародило в Гулевском глухое раздражение.
– Делается, поверьте, всё возможное, – сюсюкающим тоном, каким говорят с заболевшими детьми, продолжила Цыпко. – И как только появятся результаты…
– Номер уголовного дела! – перебил её Гулевский.
Цыпко озадаченно прервалась.
– К сожалению, для возбуждения уголовного дела пока нет достаточных оснований, – огорченно сообщила она. – Но доследственная проверка, уверяю вас, ведется тщательнейшая.
– Да? И какая же, позвольте спросить? – заинтересовался Гулевский. – Каково заключение судебно-медицинской экспертизы? Кто по Вашему поручению осуществляет оперативно-розыскные мероприятия?
– Ой! – Цыпко по-девчоночьи всплеснула руками. – А то всё никак не соображу, где вас видела. Вы ж у нас в сентябре вводную лекцию на первом курсе Академии правосудия читали! Вот как про оперативно-розыскные действия сказали, сразу вспомнила.
– Вы – студентка первого курса? – поразился Гулевский. – И вас утвердили на должность следователя? По блату, что ли?
– Да что вы? Тоже мне – блат. Еще и уговаривали! – обиделась Цыпко. – У нас многим девчонкам с курса предлагали. Деньги, конечно, небольшие, поэтому ребята отказываются, но всё-таки, пока учишься, можно перетоптаться. Мы с мамой посоветовались и согласились. Вообще-то я поступала в консерваторию по классу виолончели. Но – переиграла, – она помяла пальчики. – Думала, в музыкальную школу пойти, но там преподавателям вообще копейки платят. Ничего, главное до диплома дотерпеть. А там сразу – в адвокатуру.
– Знаний-то для следственной работы хватает? – желчно поинтересовался Гулевский.
– Не очень. Но я вникаю. В конце концов это ж не виолончель, – простодушно поделилась Цыпко. Глаза ее наполнились свежим, непритворным состраданием:
– Господи! Так это ваш сыночек! Если б мы сразу узнали…
– Покажите материалы! – потребовал Гулевский.
Цыпко смешалась:
– Вообще-то не положено. Но вам, наверное, можно.
Со вздохом открыла тяжелую сейфовую дверь, на ощупь вытянула тонюсенькую папочку со штамповкой «Уголовное дело №». Номера не было. Да и внутри папка, по сути, была пуста. Лежали две телефонограммы – из больницы и из морга да бланк объяснения с куцыми показаниями некоего Бовина, охранника жилтоварищества «Товарищество достойных», обнаружившего сначала Вадима Седых, а после – тело Константина Погожева. Объяснение состояло из нескольких предложений: возле проходной упал человек, пошел с обходом, на седьмой по счету скамейке, считая от метро, увидел тело, позвонил. Протокола осмотра места происшествия не было вовсе.
– Это всё? – не поверил Гулевский. Он даже бессмысленно потряс пустую папку. – Где план оперативно-следственных действий? Где постановления о назначении экспертиз? Где поручения органу дознания? Где протокол осмотра места происшествия, наконец? Ведь тру-уп!
Цыпко сглотнула:
– Я тоже милицию спрашивала, где протокол осмотра? Оказывается, они решили, что раз перепились пьяные, то нечего осматривать. Потом уж, когда из больницы и из морга телефонограммы поступили, – передали нам по подследственности… Представляете, каков уровень в этой милиции, – посетовала она. – Виталий Борисович, наш руководитель следствия, их тоже очень ругал.
Она заискивающе поглядела на именитого посетителя. Гулевский всё не мог поверить тому, что видел.
– Да, милиция откровенно схалтурила, – согласился он. – Но у вас-то эти материалы уже, – он зачем-то сверился с часами, – больше двух недель. Вы-то давно знаете, что потерпевшие не упились! Что их отравили с целью ограбления. Или – не знаете?! – догадался вдруг он. – Вам известно, что у моего сына была похищена крупная сумма денег, часы, мобильник?
– Да что вы? – безыскусно удивилась Цыпко.
Гулевского перетряхнуло.
– Неужто и впрямь никто ничего не делает?
Он отбросил пустые «корочки».
Цыпко согласно закивала:
– Я понимаю, о чем вы, Илья Викторович. Я тоже хотела сразу возбудить уголовное дело. Но Виталий Борисович, наш руководитель, он велел ждать, пока не придёт заключение медицинской экспертизы. Виталий Борисович говорит: надо прежде убедиться, что это не случайное отравление. Вам лучше к нему зайти… Я уверена, как только он узнает, что погибший – ваш сыночек…
– Да причем тут мой – не мой!.. – Гулевский готов был взорваться. Но наткнулся на испуганно скукожившееся личико.
– Вы бы зашли всё-таки к Виталию Борисовичу! – пролепетала Цыпко. – Кабинет в торце. Как только даст команду, я тут же…
Она умоляюще прижала локотки к груди. Гулевский безнадежно махнул рукой.
– У вас с консерваторией окончательно не получилось? – уточнил он. Цыпко растерянно заморгала белёсыми ресничками. – Попробуйте еще раз поступить. Может, в этот раз нам всем повезет.
– Думаешь, ты в своей жизни встречал паскуд?! – прошипел он в лицо другу. – Так на самом деле ты их ещё не видел.
Он ткнул пальцем себе за спину. Огладил сжавшийся кулачище:
– Спасибо тебе, Господи, что удержал суетную руку. Не дал впасть в грех… Понимаешь, решил до встречи с тобой зайти познакомиться. Представился, как положено: подполковник милиции в отставке, ныне адвокат, друг погибшего. Имею значимую информацию. Готов оказать любую помощь. Вообще без понтов!.. Так он меня послал. Оказывается, много нас тут ходит. Понадобишься, говорит, вызовем. И – освободите кабинет! Вот такой диалог на пользу дела. Ух, и хряк!
В коридор возвратились следователи с лестничной клетки. Проходя мимо, со строгостью оглядели буянящего посетителя.
– Хряк – это я о вашем начальничке, – охотно разъяснил им Стремянный. – Или, может, есть кто несогласный?
Несогласных не оказалось. Оробевшие следователи бочком обтекли мутных посетителей и живенько рассосались по кабинетам.
Стремянный, не в силах успокоиться, облизнул кулак, будто остужая:
– Меня воры в законе безнаказанно не посылали!
С внезапной силой саданул о косяк, так что по дереву побежала веселая паутинка.
– Вот что, Господи! Я, конечно, понимаю, что ты из лучших побуждений. Но в следующий раз, предупреждаю, не лезь под руку.
– Остынь, богоборец, – Гулевский снисходительно потрепал искрящегося негодованием друга. – С любым можно понять друг друга, если без горячки.
– Ну-ну, – хмыкнул Стремянный.
Кабинет оказался длинным и узким, как пенал. Составленные один к одному, покрытые общей скатертью хлипкие столы упирались в массивный, двухтумбовый стол, за которым тридцатилетний, начавший тучнеть мужчина, увлеченно навис над ноутбуком. Судя по снятому пиджаку и небрежно переброшенному через плечо галстуку, именно он и был руководителем следственного отдела Мелешенко В.Б. На тумбочке сбоку от Мелешенко располагались сразу три телефонных аппарата. Один из них – с прикрабленным гербом России. За спиной стояло развернутое знамя Российской Федерации. Над знаменем, как в прочих чиновничьих кабинетах, висело фото дуумвирата – президент с премьером. Не зная наверняка, какому богу из двоих следует молиться, ушлые чиновники вышли из положения – сделались язычниками и молились на всякий случай обоим.
При скрипе двери Мелешенко нахмурился с раздражением отвлекаемого от дела человека.
– Я должен по два раза повторять одно и то же? – буркнул он – Или что-то недопоняли?
Он поднял смурое лицо, и Гулевский понял, почему Стремянный назвал молодого и не заросшего еще салом человека хряком. При виде незнакомца живость во взгляде исчезла, как не было. Глубоко посаженные глазки, будто ряской, затянуло отчаянной скукой.
Мелешенко нацепил на нос тоненькие, в золотой оправе очочки, сверился с ежедневником. Убедился, что неизвестный посетитель в повестке дня не значится.
Подгоняюще прищурился.
Не обращая внимания на властное неудовольствие, Гулевский прошел через кабинет, выложил милицейское удостоверение и, не дожидаясь разрешения, уселся в ближайшее кресло.
Мелешенко ознакомился.
– Вы что, стаями ходите? – процедил он. – Подполковника вышиб, взамен полковник прёт. Следующий, наверное, генерал. Привыкли чинами давить. По прежним временам тоскуете, когда всякие милицейские начальнички о следователя ноги вытирали. Или забыли, что следствие у нас ныне независимое? Так вот чтоб вы усвоили, – мне хоть маршал. Не имеешь прямого отношения к делу, стало быть, нечего болтаться и отвлекать занятых людей. Надеюсь, я понятно объяснился?
Он с чувством впечатал удостоверение перед Гулевским. Было заметно, что возможность хамить людям в более высоких чинах доставляет молодому начальнику свежее, мстительное удовольствие.
– Я как раз имею прямое отношение, – сдержанно отреагировал Гулевский. – Я – отец убитого Константина Погожева.
– Не понял, – озадаченный Мелешенко вновь потянулся к удостоверению.
– У него фамилия матери.
– Тогда откуда известно, что вы отец? Где написано? Свидетельство о рождении прихватили с собой?
– За две недели, прошедшие со времени убийства, хотя бы родственников можно было установить, – огрызнулся Гулевский.
Мелешенко высокомерно повел шеей. С тоской скосился на монитор.
– Ну, ты подумай. Кто ни зайдет, всё наперед знают. Убийство, видите ли! А я пока знаю только, что в крови у этих двоих обнаружена концентрация алкоголя. Дня не проходит, чтоб в морг не доставили очередного упившегося бомжа. И что прикажете, по каждому случаю уголовное дело возбуждать? Нет уж, у нас перед законом все равны: что бомж, что сынок милицейского полковника! Будет судебно-медицинское заключение, тогда и поглядим… Он, кстати, у вас не хроник был? Или, может, наркоман? Сейчас это повсеместно.
Видно, на лице посетителя отразилось желание отвесить оплеуху, потому что Мелешенко многозначительно положил руку на рычаг телефона.
– Что вы на меня глазами сверкаете? Это не я выдумал. Охранники, обнаружившие одного из двух, подтвердили: буен был, неадекватен, нёс бред, порывался куда-то бежать. И вы станете утверждать, что это не упившийся человек?
Гулевский, хоть и полыхало внутри, сдержался.
– Вы хотя бы из любопытства заглянули бы в медицинскую энциклопедию. Тогда б увидели, что симптомы эти характерны для нейролептика. А значит, никакое это не бытовое алкогольное отравление. Какой нормальный человек станет водку с нейролептиком мешать? А раз оказалось намешано, значит, кто-то подбавил. Это же очевидно!
– Пока всё это ваши фантазии, – отрезал Мелешенко. – Будет медицинское заключение, будем разговаривать.
Он одышливо перевел дыхание.
– И когда получите заключение?
– Тут однозначно не угадаешь!
– Как это? – у Гулевского непроизвольно отошла челюсть. – Есть чётко регламентированные законом сроки.
– Сроки, конечно, есть, – Мелешенко тонко улыбнулся. – Только у медиков таких экспертиз – завал. А зарплаты так себе. И все ведь хотят побыстрей. А чтоб ускорить, надо продвинуть, – он пошуршал пальцами. – Адвокаты, сволочи, развратили. Раньше-то расценки умеренные были. А ныне, чтоб в срок сделали, – меньше пятидесяти тысяч не подходи. Вот и приходится либо ждать, либо – если сами родственники на коммерческой основе.
Лицо Гулевского посерело.
– Впрочем, дело хозяйское, – подметил его негодование Мелешенко. – Нет нужды, так ждите как другие. Я ведь судмедэкспертизой не командую и расценки не устанавливаю. Через месячишко, глядишь, поступит заключение. Тогда и.
Он намекающе скосился на монитор. Терпение Гулевского, и без того невеликое, иссякло.
– Ну, придет к вам заключение! Когда-то да придет. И будет там черным по белому написано, что налицо признаки криминального отравления. И что? Только тогда забегаете? Ведь вы-то не девочка-виолончелистка. Наверняка сразу поняли, что это умышленное отравление! И вместо того, чтоб напрячь все ресурсы на розыск отравителей, вы своими волокитой и бездействием, наоборот, объективно их покрываете!
Мелешенко поморщился, – назойливость посетителя докучала ему. Опять с вожделением скосился на ноутбук.
– Ладно, оставим на минутку отравление, – Гулевский решил зайти с другого бока. – Но при сыне были деньги, часы, мобильный телефон. Кража-то уж точно налицо. По краже-то можно было возбудить уголовное дело и начать работать?
– Мы мелочёвкой не занимаемся, – снисходительно разъяснил Мелешенко. – Кражи – это ваша, милицейская подследственность. И потом, если б наверняка знать, что кража. А так, пьяный и пьяный. Могло из карманов повыпадать. По теории вероятности очень возможно.
– Да, по теории возможно, – Гулевскому всё больше казалось, что он с разгону врезался в неповоротливое, недоступное убеждению бревно. – Только вы-то посажены не теорией вероятности прикрываться, а преступления расследовать.
Уголки губ Мелешенко брезгливо поползли вниз.
– У меня нет времени заниматься ликбезом, – объявил он, поднимаясь. – Но если юрист высокой квалификации говорит вам, что основания для возбуждения уголовного дела отсутствуют, стало быть, это так. Если что-то изменится, мы вас известим.
– Так вот что я тебе скажу! – Гулевский вскочил с кресла, нагнулся лицо в лицо. – То, что юрист ты никакой, – то полбеды. А вот то, что на такую должность посажен махровый чинуша, то – беда истинная!
Краем глаза он зацепил монитор ноутбука. Там замерла модная компьютерная игра «мафия». От неожиданности Гулевский опешил.
– Здесь-то хоть у тебя удачней получается?
– По-всякому, – Мелешенко, несколько смущенный, поспешил погасить экран.
В стопке книг возле телефонов Гулевский заметил собственное, старое пособие «Поводы и основания для возбуждения уголовного дела». Из любопытства дотянулся.
– Похоже, вы поглощены борьбой с «мафией» и на такую мелочевку, как убийства, времени не остаётся, – съязвил он. Пролистнул пособие. Некоторые слипшиеся в типографии страницы так и остались неразрезанными. – На процессуальную литературу, вижу, тоже.
Он раскрыл титульный лист, вытянул из кармана ручку, навалившись на стол, размашисто вписал: «Худшему следователю и юристу, какого доводилось видеть, от автора».
– Эй, в чем дело? – обеспокоился Мелешенко. – Что вы мне тут книгу портите?
С самого начала странного визита в нём нарастало чувство беспокойства. От посетителя исходила неясная опасность. Уж больно дерзко – не чета прочим– он держался. И что-то смутно цепляло в фамилии.
Двухэтажное кирпичное здание неподалёку от метро прежде занимала прокуратура со своим следственным аппаратом. Когда следствие от прокуратуры отпочковали, здание поделили меж двумя ведомствами. Попасть в прокуратуру и следственный комитет можно было через единственный подъезд с общим постовым на входе. Но далее лестничные пролёты разбегались направо и налево, будто расчленённые надвое сиамские близнецы.
Заплывший милиционер на входе при виде полковничьего милицейского удостоверения равнодушно кивнул.
На вопрос Гулевского, как найти следователя Цыпко, снизошел до краткого пояснения:
– Следователи налево, прокуроры направо.
Со второго этажа левой лестницы донесся многоголосый жеребиный гогот.
– Это как раз следователи, – подтвердил постовой.
За время недолгого подъема Гулевский успел уловить, что на втором этаже обсуждается вчерашний сабантуй с девицами из канцелярии. Какой-то Симка, не стесняясь в подробностях, доказывал, что Машку он всё-таки отымел. Собеседники, явно подтрунивая, матерно сомневались.
Перед Гулевским открылась задымленная лестничная площадка. В клубах табачного дыма энергично размахивал руками долговязый круглолицый парень в длинном кожаном пальто и остроносых, загнутых кверху туфлях – несомненно, тот самый Симка. Лица трёх его собеседников были исполнены лукавства. Заразительней и откровенней прочих гоготала девица в форме лейтенанта юстиции.
Появление незнакомца не смутило весельчаков и даже не заставило прервать разговор.
– Вообще-то здесь посетители бывают. И не все глухие, – проходя мимо, бросил Гулевский.
На него глянули с недоумением.
Кажется, вся жизненная активность следственного комитета сосредоточилась на лестничной клетке. Во всяком случае длинный, покрытый свежим линолеумом коридор показался Гулевскому беззвучным. Немногие, притихшие у кабинетов посетители выглядели так, будто из них откачали воздух.
Он разыскал дверь, на которой среди прочих фамилий значилось – «И.Б.Цыпко», коротко постучал и, не дождавшись ответа, вошел.
Кабинет оказался пуст. Лишь заваленные бумагами столы и распахнутые настежь сейфы свидетельствовали, что хозяева их неподалёку. В ворохе бумаг натренированный глаз Гулевского заметил уголовные дела, – заходи – бери. «Должно быть, «лестничные» олухи, – решил про себя Гулевский.
Он собрался выйти, но тут послышался шорох и из-за крайнего, у окна, стола показалась нескладная бледненькая девчушка с короткой высветленной стрижкой, очевидно, секретарь или практикантка. В руках она держала оброненные очки.
– Мне нужен следователь Цыпко, – обратился к ней Гулевский.
– Я вас слушаю, – девушка подула на стёкла.
Гулевский не сдержал удивления. Девчушка водрузила на нос очки, сделавшие её несколько старше, оправила юбку.
– Следователь Цыпко Ирина Борисовна, – со строгостью в голосе представилась она.
– Здравствуйте. Моя фамилия – Гулевский.
Цыпко припоминающе свела бровки к переносице.
– У вас материалы по факту смерти моего сына, Константина Погожева, – Гулевский с усилием выдавил из себя эти слова. – У него фамилия матери, – опередил он вопрос. – Хотелось бы узнать, что установлено и что делается по делу.
– Как же, как же. Это которые отравились, – припомнила Цыпко. Она приняла скорбный вид. – Прежде всего, позвольте выразить соболезнование. Поверьте, мы все сочувствуем вашему горю.
Фальшивое, казенное сострадание зародило в Гулевском глухое раздражение.
– Делается, поверьте, всё возможное, – сюсюкающим тоном, каким говорят с заболевшими детьми, продолжила Цыпко. – И как только появятся результаты…
– Номер уголовного дела! – перебил её Гулевский.
Цыпко озадаченно прервалась.
– К сожалению, для возбуждения уголовного дела пока нет достаточных оснований, – огорченно сообщила она. – Но доследственная проверка, уверяю вас, ведется тщательнейшая.
– Да? И какая же, позвольте спросить? – заинтересовался Гулевский. – Каково заключение судебно-медицинской экспертизы? Кто по Вашему поручению осуществляет оперативно-розыскные мероприятия?
– Ой! – Цыпко по-девчоночьи всплеснула руками. – А то всё никак не соображу, где вас видела. Вы ж у нас в сентябре вводную лекцию на первом курсе Академии правосудия читали! Вот как про оперативно-розыскные действия сказали, сразу вспомнила.
– Вы – студентка первого курса? – поразился Гулевский. – И вас утвердили на должность следователя? По блату, что ли?
– Да что вы? Тоже мне – блат. Еще и уговаривали! – обиделась Цыпко. – У нас многим девчонкам с курса предлагали. Деньги, конечно, небольшие, поэтому ребята отказываются, но всё-таки, пока учишься, можно перетоптаться. Мы с мамой посоветовались и согласились. Вообще-то я поступала в консерваторию по классу виолончели. Но – переиграла, – она помяла пальчики. – Думала, в музыкальную школу пойти, но там преподавателям вообще копейки платят. Ничего, главное до диплома дотерпеть. А там сразу – в адвокатуру.
– Знаний-то для следственной работы хватает? – желчно поинтересовался Гулевский.
– Не очень. Но я вникаю. В конце концов это ж не виолончель, – простодушно поделилась Цыпко. Глаза ее наполнились свежим, непритворным состраданием:
– Господи! Так это ваш сыночек! Если б мы сразу узнали…
– Покажите материалы! – потребовал Гулевский.
Цыпко смешалась:
– Вообще-то не положено. Но вам, наверное, можно.
Со вздохом открыла тяжелую сейфовую дверь, на ощупь вытянула тонюсенькую папочку со штамповкой «Уголовное дело №». Номера не было. Да и внутри папка, по сути, была пуста. Лежали две телефонограммы – из больницы и из морга да бланк объяснения с куцыми показаниями некоего Бовина, охранника жилтоварищества «Товарищество достойных», обнаружившего сначала Вадима Седых, а после – тело Константина Погожева. Объяснение состояло из нескольких предложений: возле проходной упал человек, пошел с обходом, на седьмой по счету скамейке, считая от метро, увидел тело, позвонил. Протокола осмотра места происшествия не было вовсе.
– Это всё? – не поверил Гулевский. Он даже бессмысленно потряс пустую папку. – Где план оперативно-следственных действий? Где постановления о назначении экспертиз? Где поручения органу дознания? Где протокол осмотра места происшествия, наконец? Ведь тру-уп!
Цыпко сглотнула:
– Я тоже милицию спрашивала, где протокол осмотра? Оказывается, они решили, что раз перепились пьяные, то нечего осматривать. Потом уж, когда из больницы и из морга телефонограммы поступили, – передали нам по подследственности… Представляете, каков уровень в этой милиции, – посетовала она. – Виталий Борисович, наш руководитель следствия, их тоже очень ругал.
Она заискивающе поглядела на именитого посетителя. Гулевский всё не мог поверить тому, что видел.
– Да, милиция откровенно схалтурила, – согласился он. – Но у вас-то эти материалы уже, – он зачем-то сверился с часами, – больше двух недель. Вы-то давно знаете, что потерпевшие не упились! Что их отравили с целью ограбления. Или – не знаете?! – догадался вдруг он. – Вам известно, что у моего сына была похищена крупная сумма денег, часы, мобильник?
– Да что вы? – безыскусно удивилась Цыпко.
Гулевского перетряхнуло.
– Неужто и впрямь никто ничего не делает?
Он отбросил пустые «корочки».
Цыпко согласно закивала:
– Я понимаю, о чем вы, Илья Викторович. Я тоже хотела сразу возбудить уголовное дело. Но Виталий Борисович, наш руководитель, он велел ждать, пока не придёт заключение медицинской экспертизы. Виталий Борисович говорит: надо прежде убедиться, что это не случайное отравление. Вам лучше к нему зайти… Я уверена, как только он узнает, что погибший – ваш сыночек…
– Да причем тут мой – не мой!.. – Гулевский готов был взорваться. Но наткнулся на испуганно скукожившееся личико.
– Вы бы зашли всё-таки к Виталию Борисовичу! – пролепетала Цыпко. – Кабинет в торце. Как только даст команду, я тут же…
Она умоляюще прижала локотки к груди. Гулевский безнадежно махнул рукой.
– У вас с консерваторией окончательно не получилось? – уточнил он. Цыпко растерянно заморгала белёсыми ресничками. – Попробуйте еще раз поступить. Может, в этот раз нам всем повезет.
* * *
Дверь торцевого кабинета с богатой бронзовой табличкой «Руководитель межрайонного следственного отдела Мелешенко В.Б.» распахнулась от удара изнутри, и в тихий коридор, едва не сбив Гулевского, с перекошенным лицом выскочил Евгений Стремянный. Губы его зло подергивались.– Думаешь, ты в своей жизни встречал паскуд?! – прошипел он в лицо другу. – Так на самом деле ты их ещё не видел.
Он ткнул пальцем себе за спину. Огладил сжавшийся кулачище:
– Спасибо тебе, Господи, что удержал суетную руку. Не дал впасть в грех… Понимаешь, решил до встречи с тобой зайти познакомиться. Представился, как положено: подполковник милиции в отставке, ныне адвокат, друг погибшего. Имею значимую информацию. Готов оказать любую помощь. Вообще без понтов!.. Так он меня послал. Оказывается, много нас тут ходит. Понадобишься, говорит, вызовем. И – освободите кабинет! Вот такой диалог на пользу дела. Ух, и хряк!
В коридор возвратились следователи с лестничной клетки. Проходя мимо, со строгостью оглядели буянящего посетителя.
– Хряк – это я о вашем начальничке, – охотно разъяснил им Стремянный. – Или, может, есть кто несогласный?
Несогласных не оказалось. Оробевшие следователи бочком обтекли мутных посетителей и живенько рассосались по кабинетам.
Стремянный, не в силах успокоиться, облизнул кулак, будто остужая:
– Меня воры в законе безнаказанно не посылали!
С внезапной силой саданул о косяк, так что по дереву побежала веселая паутинка.
– Вот что, Господи! Я, конечно, понимаю, что ты из лучших побуждений. Но в следующий раз, предупреждаю, не лезь под руку.
– Остынь, богоборец, – Гулевский снисходительно потрепал искрящегося негодованием друга. – С любым можно понять друг друга, если без горячки.
– Ну-ну, – хмыкнул Стремянный.
Кабинет оказался длинным и узким, как пенал. Составленные один к одному, покрытые общей скатертью хлипкие столы упирались в массивный, двухтумбовый стол, за которым тридцатилетний, начавший тучнеть мужчина, увлеченно навис над ноутбуком. Судя по снятому пиджаку и небрежно переброшенному через плечо галстуку, именно он и был руководителем следственного отдела Мелешенко В.Б. На тумбочке сбоку от Мелешенко располагались сразу три телефонных аппарата. Один из них – с прикрабленным гербом России. За спиной стояло развернутое знамя Российской Федерации. Над знаменем, как в прочих чиновничьих кабинетах, висело фото дуумвирата – президент с премьером. Не зная наверняка, какому богу из двоих следует молиться, ушлые чиновники вышли из положения – сделались язычниками и молились на всякий случай обоим.
При скрипе двери Мелешенко нахмурился с раздражением отвлекаемого от дела человека.
– Я должен по два раза повторять одно и то же? – буркнул он – Или что-то недопоняли?
Он поднял смурое лицо, и Гулевский понял, почему Стремянный назвал молодого и не заросшего еще салом человека хряком. При виде незнакомца живость во взгляде исчезла, как не было. Глубоко посаженные глазки, будто ряской, затянуло отчаянной скукой.
Мелешенко нацепил на нос тоненькие, в золотой оправе очочки, сверился с ежедневником. Убедился, что неизвестный посетитель в повестке дня не значится.
Подгоняюще прищурился.
Не обращая внимания на властное неудовольствие, Гулевский прошел через кабинет, выложил милицейское удостоверение и, не дожидаясь разрешения, уселся в ближайшее кресло.
Мелешенко ознакомился.
– Вы что, стаями ходите? – процедил он. – Подполковника вышиб, взамен полковник прёт. Следующий, наверное, генерал. Привыкли чинами давить. По прежним временам тоскуете, когда всякие милицейские начальнички о следователя ноги вытирали. Или забыли, что следствие у нас ныне независимое? Так вот чтоб вы усвоили, – мне хоть маршал. Не имеешь прямого отношения к делу, стало быть, нечего болтаться и отвлекать занятых людей. Надеюсь, я понятно объяснился?
Он с чувством впечатал удостоверение перед Гулевским. Было заметно, что возможность хамить людям в более высоких чинах доставляет молодому начальнику свежее, мстительное удовольствие.
– Я как раз имею прямое отношение, – сдержанно отреагировал Гулевский. – Я – отец убитого Константина Погожева.
– Не понял, – озадаченный Мелешенко вновь потянулся к удостоверению.
– У него фамилия матери.
– Тогда откуда известно, что вы отец? Где написано? Свидетельство о рождении прихватили с собой?
– За две недели, прошедшие со времени убийства, хотя бы родственников можно было установить, – огрызнулся Гулевский.
Мелешенко высокомерно повел шеей. С тоской скосился на монитор.
– Ну, ты подумай. Кто ни зайдет, всё наперед знают. Убийство, видите ли! А я пока знаю только, что в крови у этих двоих обнаружена концентрация алкоголя. Дня не проходит, чтоб в морг не доставили очередного упившегося бомжа. И что прикажете, по каждому случаю уголовное дело возбуждать? Нет уж, у нас перед законом все равны: что бомж, что сынок милицейского полковника! Будет судебно-медицинское заключение, тогда и поглядим… Он, кстати, у вас не хроник был? Или, может, наркоман? Сейчас это повсеместно.
Видно, на лице посетителя отразилось желание отвесить оплеуху, потому что Мелешенко многозначительно положил руку на рычаг телефона.
– Что вы на меня глазами сверкаете? Это не я выдумал. Охранники, обнаружившие одного из двух, подтвердили: буен был, неадекватен, нёс бред, порывался куда-то бежать. И вы станете утверждать, что это не упившийся человек?
Гулевский, хоть и полыхало внутри, сдержался.
– Вы хотя бы из любопытства заглянули бы в медицинскую энциклопедию. Тогда б увидели, что симптомы эти характерны для нейролептика. А значит, никакое это не бытовое алкогольное отравление. Какой нормальный человек станет водку с нейролептиком мешать? А раз оказалось намешано, значит, кто-то подбавил. Это же очевидно!
– Пока всё это ваши фантазии, – отрезал Мелешенко. – Будет медицинское заключение, будем разговаривать.
Он одышливо перевел дыхание.
– И когда получите заключение?
– Тут однозначно не угадаешь!
– Как это? – у Гулевского непроизвольно отошла челюсть. – Есть чётко регламентированные законом сроки.
– Сроки, конечно, есть, – Мелешенко тонко улыбнулся. – Только у медиков таких экспертиз – завал. А зарплаты так себе. И все ведь хотят побыстрей. А чтоб ускорить, надо продвинуть, – он пошуршал пальцами. – Адвокаты, сволочи, развратили. Раньше-то расценки умеренные были. А ныне, чтоб в срок сделали, – меньше пятидесяти тысяч не подходи. Вот и приходится либо ждать, либо – если сами родственники на коммерческой основе.
Лицо Гулевского посерело.
– Впрочем, дело хозяйское, – подметил его негодование Мелешенко. – Нет нужды, так ждите как другие. Я ведь судмедэкспертизой не командую и расценки не устанавливаю. Через месячишко, глядишь, поступит заключение. Тогда и.
Он намекающе скосился на монитор. Терпение Гулевского, и без того невеликое, иссякло.
– Ну, придет к вам заключение! Когда-то да придет. И будет там черным по белому написано, что налицо признаки криминального отравления. И что? Только тогда забегаете? Ведь вы-то не девочка-виолончелистка. Наверняка сразу поняли, что это умышленное отравление! И вместо того, чтоб напрячь все ресурсы на розыск отравителей, вы своими волокитой и бездействием, наоборот, объективно их покрываете!
Мелешенко поморщился, – назойливость посетителя докучала ему. Опять с вожделением скосился на ноутбук.
– Ладно, оставим на минутку отравление, – Гулевский решил зайти с другого бока. – Но при сыне были деньги, часы, мобильный телефон. Кража-то уж точно налицо. По краже-то можно было возбудить уголовное дело и начать работать?
– Мы мелочёвкой не занимаемся, – снисходительно разъяснил Мелешенко. – Кражи – это ваша, милицейская подследственность. И потом, если б наверняка знать, что кража. А так, пьяный и пьяный. Могло из карманов повыпадать. По теории вероятности очень возможно.
– Да, по теории возможно, – Гулевскому всё больше казалось, что он с разгону врезался в неповоротливое, недоступное убеждению бревно. – Только вы-то посажены не теорией вероятности прикрываться, а преступления расследовать.
Уголки губ Мелешенко брезгливо поползли вниз.
– У меня нет времени заниматься ликбезом, – объявил он, поднимаясь. – Но если юрист высокой квалификации говорит вам, что основания для возбуждения уголовного дела отсутствуют, стало быть, это так. Если что-то изменится, мы вас известим.
– Так вот что я тебе скажу! – Гулевский вскочил с кресла, нагнулся лицо в лицо. – То, что юрист ты никакой, – то полбеды. А вот то, что на такую должность посажен махровый чинуша, то – беда истинная!
Краем глаза он зацепил монитор ноутбука. Там замерла модная компьютерная игра «мафия». От неожиданности Гулевский опешил.
– Здесь-то хоть у тебя удачней получается?
– По-всякому, – Мелешенко, несколько смущенный, поспешил погасить экран.
В стопке книг возле телефонов Гулевский заметил собственное, старое пособие «Поводы и основания для возбуждения уголовного дела». Из любопытства дотянулся.
– Похоже, вы поглощены борьбой с «мафией» и на такую мелочевку, как убийства, времени не остаётся, – съязвил он. Пролистнул пособие. Некоторые слипшиеся в типографии страницы так и остались неразрезанными. – На процессуальную литературу, вижу, тоже.
Он раскрыл титульный лист, вытянул из кармана ручку, навалившись на стол, размашисто вписал: «Худшему следователю и юристу, какого доводилось видеть, от автора».
– Эй, в чем дело? – обеспокоился Мелешенко. – Что вы мне тут книгу портите?
С самого начала странного визита в нём нарастало чувство беспокойства. От посетителя исходила неясная опасность. Уж больно дерзко – не чета прочим– он держался. И что-то смутно цепляло в фамилии.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента