Страница:
Люгер погрузился в поток видений. Его спутником в этом недвижном странствии стал медиум, воплощенный в Венге. Слот ненавидел такие минуты: опоры не было ни в чем, все искажалось до тошноты, истина ускользала от смятенного разума… Потом из вроде бы бесполезного хаоса вдруг приходили неоспоримо верные ответы.
…Сидевшие за столом ждали развязки. Госпожа Ганглети слегка раздвинула губы в понимающей улыбке. Невозможно было понять, что скрывает мокши под бесстрастной живой маской, в которую давно превратилось нестареющее женское лицо.
Люгер смотрел на черную жемчужину – вернее, на то, что всего лишь напоминало жемчужину. Она не имела цены – ведь уже в течение тридцати столетий от нее зависела судьба целого мира. Однако жизнь Гедалла в глазах Стервятника по-прежнему не стоила ничего.
– И ты думал, что я пощажу тебя только потому, что ты хранитель Ключа?
– У тебя нет другого разумного выхода. Ритуал должен совершаться раз в столетие, иначе не миновать новой Катастрофы. Предупреждаю: время близко…
Люгер поморщился. То же самое он много раз слышал от странствующих проповедников, возвещавших о конце мира и скором возвращении Спасителя.
– Это написано в манускрипте, но что, если Амирус ошибался?
– Тогда убей меня и жди смерти, – сказал Гедалл, которому уже было нечего терять.
Возможно, Стервятник так и поступил бы, если бы не Сегейла – все еще не найденная или потерянная для него навсегда. И неотомщенная Венга. И Морт, до сих пор ходивший по земле. Таким образом, мир висел на очень тонкой нити.
– Принц Морт знает о Ключе?
– Конечно. Это единственная причина, по которой я еще жив. И не забывай, что я неоднократно спасал жизнь твоей женщине.
Люгер мрачно засмеялся.
– Скоро я отблагодарю тебя за все. Обещаю, что тебе понравится моя благодарность… Как Ключ оказался у Гагиуса?
– Он был членом Ордена. Когда Серая Стая приобрела угрожающее влияние в Валидии, Гагиус решил вывезти Ключ в Ульфину. Последнее сокровище валидийских королей… – Гедалл криво улыбнулся. – Герцог был личным другом советника. Вероятно, Гагиус вообще не собирался возвращаться в Элизенвар.
– И бросить семью?
– Интересы Ордена превыше всего…
Гедалл помолчал, возможно, предаваясь приятным (и не очень) воспоминаниям, затем продолжал:
– Гагиус так и не добрался до Ульфины. По правде говоря, он был никуда не годным хранителем. Его считали изворотливым дипломатом, но этого маловато, чтобы сохранить Ключ от всех посягательств. Наивный советник хотел остаться чистым в нашем грязном жестоком мире. Кроме того, он слишком любил спокойную жизнь…
Люгер отметил про себя, что Гедалл сказал «в НАШЕМ мире», словно относил себя и Стервятника к людям одной породы – к тем, кто сделал этот мир таким неуютным. Действительно, в чем-то они были поразительно схожи. Оба без содрогания говорили о самом отвратительном, оба давно лишились иллюзий, оба уважали только превосходящую силу и смерть. И тому и другому вера никогда не приносила утешения, обещая разве что неизбежную и страшную расплату. И обоим было не важно, на чьей стороне они окажутся в грядущем последнем противостоянии…
– В багаже советника было еще кое-что, – добавил Гедалл, доставая из кармана плоскую металлическую коробочку. Двумя пальцами он подтолкнул ее к Стервятнику, и она легко скользнула по столу.
Осторожно открыв плотно прилегающую крышку, Слот увидел внутри свиток очень старого на вид пергамента, от которого исходил едва уловимый неприятный запах.
– Подлинник манускрипта Амируса. – Гедалл давал понять, что нет смысла и дальше хранить реликвии Ордена, если Стервятник предпочтет мстить и, значит, выберет смерть.
Воцарилось молчание. На некоторое время Люгер, казалось, был заворожен мистическим влиянием манускрипта – как будто ощутил духовную силу Амируса и через разделявшую их пропасть столетий.
– Ты пытал его? – внезапно спросил он, догадываясь, каким будет ответ.
– Не я. Сидвалл был настоящим мастером по этой части. Гагиус не продержался и десяти минут. Как ты понимаешь, о тебе он тоже кое-что рассказал…
– Почему ты решил, что продержишься дольше?
Теперь засмеялся Гедалл.
– Ты не умеешь пытать, – ответил он с оттенком презрения. – К тому же, в отличие от советника, меня не ждут дома юная жена и младенец.
Тут Гедалл перегнул палку. Человек, который допрашивал его (это был все-таки допрос, хотя и завуалированный), без малейших угрызений совести подверг бы любой пытке старика, женщину или ребенка, если бы счел это необходимым. Как и двадцать лет назад, Стервятником, подобным раненому зверю, руководили ярость, боль, злоба и жажда мести. Правда, ярость его уже не была слепой. Гедалл сам открыл ему глаза на многое…
И кстати, внешне Люгер поразительно хорошо сохранился. Этим он весьма напоминал… госпожу Ганглети. Какое-то смутное подозрение зашевелилось в мозгу Гедалла, но он не успел осознать, что грозит ему в худшем случае и откуда исходит опасность.
Стервятник не проявил снисхождения. Он уже поднял руку, отдавая приказ глонгам, когда Ганглети неожиданно избавила старика от мучений. Она вскочила, обвила шею Гедалла одной рукой, а в другой у нее оказался кинжал, который она вонзила ему под сердце.
Черная жемчужина выпала из ладони Гедалла и покатилась по столу. Госпожа Ганглети и здесь опередила всех – ее узкая кисть накрыла Ключ. Глонг схватил ее сзади за горло, но с хранителем было покончено.
Гедалл выпрямился, издал глухой горловой звук, а его взгляд, выражавший безмерное удивление, напоследок остановился на Стервятнике. Спустя несколько мгновений бывший министр короля Атессы умер. От такой смерти его не предостерегал ни один оракул.
Люгер жестом приказал глонгу отпустить Геллу. Особой досады он не испытывал, хотя можно было догадаться, что она вооружена, и обыскать ее раньше. Теперь же оставалось узнать, какую выгоду собирается извлечь мокши из совершенного им убийства.
Ганглети спокойно уселась на свое место. Хватка глонга была безжалостной, и на нежной женской шейке остались лиловые пятна, однако это, по-видимому, совершенно не беспокоило существо, вселившееся в человеческое тело.
Люгер вспомнил старую примету контрабандистов: если увидел во сне сидящего за столом мертвеца, значит, жди беды. А если такое случается наяву, ешь и пей как в последний раз.
Он велел подать еще вина. Мокши был куда более опасным противником, чем Гедалл. Во всяком случае, Люгер вряд ли сумел бы изобрести для него подходящую пытку.
– Выпьем за нашу смерть. Пусть она будет легкой, но не слишком торопится. – Произнося эти слова, он наткнулся на безжизненный взгляд Ганглети. Искать в ее глазах какое-либо человеческое чувство было все равно что пытаться прочесть идеограммы пепла.
Выпив, он добавил:
– Если Гедалл хотя бы раз в жизни сказал то, что думал, все мы скоро станем покойниками.
– Конечно, он верил в Амируса и его пророчества, – равнодушно произнесла Ганглети. – А кто бы не поверил, зная о том, что произошло три тысячи лет назад? Гедалл был прав: некоторые истины могут стоить жизни. И последний хранитель Ключа доказал это своей смертью. Если ритуал не будет проведен в положенный срок, последует новая Катастрофа, столь же губительная, как и предыдущая. Но есть одна возможность уцелеть – для этого нужно вернуть Ключ хозяевам Звездного Дома.
– У меня нет времени на поиски Дома, – сказал Люгер так, будто мысль о неведомых «хозяевах» уже сделалась для него привычной. Однако было нечто, лежавшее по ту сторону всякого здравомыслия и убеждавшее сильнее, чем сама очевидность. Старый пергамент оказался фрагментом, которого прежде недоставало, чтобы наконец сложить мозаику.
– Дом искать не придется. – Ганглети упорно стояла на своем. – Я знаю, где он находится, – теперь только я и больше никто в целом мире. Не позже чем через три недели ты должен доставить меня в то место, которое я укажу.
Стервятник покачал головой. Мокши вполне оправдал его ожидания. И все же Люгер не хотел отступать, когда цель была так близка.
– Сначала я должен найти королеву и принца.
– Тогда сделай это побыстрее, – сказала Гелла и жестом поманила к себе Венгу. Та покорно прильнула к ней. – Иначе умрут даже невинные овечки…
Глава тридцать третья
…Сидевшие за столом ждали развязки. Госпожа Ганглети слегка раздвинула губы в понимающей улыбке. Невозможно было понять, что скрывает мокши под бесстрастной живой маской, в которую давно превратилось нестареющее женское лицо.
Люгер смотрел на черную жемчужину – вернее, на то, что всего лишь напоминало жемчужину. Она не имела цены – ведь уже в течение тридцати столетий от нее зависела судьба целого мира. Однако жизнь Гедалла в глазах Стервятника по-прежнему не стоила ничего.
– И ты думал, что я пощажу тебя только потому, что ты хранитель Ключа?
– У тебя нет другого разумного выхода. Ритуал должен совершаться раз в столетие, иначе не миновать новой Катастрофы. Предупреждаю: время близко…
Люгер поморщился. То же самое он много раз слышал от странствующих проповедников, возвещавших о конце мира и скором возвращении Спасителя.
– Это написано в манускрипте, но что, если Амирус ошибался?
– Тогда убей меня и жди смерти, – сказал Гедалл, которому уже было нечего терять.
Возможно, Стервятник так и поступил бы, если бы не Сегейла – все еще не найденная или потерянная для него навсегда. И неотомщенная Венга. И Морт, до сих пор ходивший по земле. Таким образом, мир висел на очень тонкой нити.
– Принц Морт знает о Ключе?
– Конечно. Это единственная причина, по которой я еще жив. И не забывай, что я неоднократно спасал жизнь твоей женщине.
Люгер мрачно засмеялся.
– Скоро я отблагодарю тебя за все. Обещаю, что тебе понравится моя благодарность… Как Ключ оказался у Гагиуса?
– Он был членом Ордена. Когда Серая Стая приобрела угрожающее влияние в Валидии, Гагиус решил вывезти Ключ в Ульфину. Последнее сокровище валидийских королей… – Гедалл криво улыбнулся. – Герцог был личным другом советника. Вероятно, Гагиус вообще не собирался возвращаться в Элизенвар.
– И бросить семью?
– Интересы Ордена превыше всего…
Гедалл помолчал, возможно, предаваясь приятным (и не очень) воспоминаниям, затем продолжал:
– Гагиус так и не добрался до Ульфины. По правде говоря, он был никуда не годным хранителем. Его считали изворотливым дипломатом, но этого маловато, чтобы сохранить Ключ от всех посягательств. Наивный советник хотел остаться чистым в нашем грязном жестоком мире. Кроме того, он слишком любил спокойную жизнь…
Люгер отметил про себя, что Гедалл сказал «в НАШЕМ мире», словно относил себя и Стервятника к людям одной породы – к тем, кто сделал этот мир таким неуютным. Действительно, в чем-то они были поразительно схожи. Оба без содрогания говорили о самом отвратительном, оба давно лишились иллюзий, оба уважали только превосходящую силу и смерть. И тому и другому вера никогда не приносила утешения, обещая разве что неизбежную и страшную расплату. И обоим было не важно, на чьей стороне они окажутся в грядущем последнем противостоянии…
– В багаже советника было еще кое-что, – добавил Гедалл, доставая из кармана плоскую металлическую коробочку. Двумя пальцами он подтолкнул ее к Стервятнику, и она легко скользнула по столу.
Осторожно открыв плотно прилегающую крышку, Слот увидел внутри свиток очень старого на вид пергамента, от которого исходил едва уловимый неприятный запах.
– Подлинник манускрипта Амируса. – Гедалл давал понять, что нет смысла и дальше хранить реликвии Ордена, если Стервятник предпочтет мстить и, значит, выберет смерть.
Воцарилось молчание. На некоторое время Люгер, казалось, был заворожен мистическим влиянием манускрипта – как будто ощутил духовную силу Амируса и через разделявшую их пропасть столетий.
– Ты пытал его? – внезапно спросил он, догадываясь, каким будет ответ.
– Не я. Сидвалл был настоящим мастером по этой части. Гагиус не продержался и десяти минут. Как ты понимаешь, о тебе он тоже кое-что рассказал…
– Почему ты решил, что продержишься дольше?
Теперь засмеялся Гедалл.
– Ты не умеешь пытать, – ответил он с оттенком презрения. – К тому же, в отличие от советника, меня не ждут дома юная жена и младенец.
Тут Гедалл перегнул палку. Человек, который допрашивал его (это был все-таки допрос, хотя и завуалированный), без малейших угрызений совести подверг бы любой пытке старика, женщину или ребенка, если бы счел это необходимым. Как и двадцать лет назад, Стервятником, подобным раненому зверю, руководили ярость, боль, злоба и жажда мести. Правда, ярость его уже не была слепой. Гедалл сам открыл ему глаза на многое…
И кстати, внешне Люгер поразительно хорошо сохранился. Этим он весьма напоминал… госпожу Ганглети. Какое-то смутное подозрение зашевелилось в мозгу Гедалла, но он не успел осознать, что грозит ему в худшем случае и откуда исходит опасность.
Стервятник не проявил снисхождения. Он уже поднял руку, отдавая приказ глонгам, когда Ганглети неожиданно избавила старика от мучений. Она вскочила, обвила шею Гедалла одной рукой, а в другой у нее оказался кинжал, который она вонзила ему под сердце.
Черная жемчужина выпала из ладони Гедалла и покатилась по столу. Госпожа Ганглети и здесь опередила всех – ее узкая кисть накрыла Ключ. Глонг схватил ее сзади за горло, но с хранителем было покончено.
Гедалл выпрямился, издал глухой горловой звук, а его взгляд, выражавший безмерное удивление, напоследок остановился на Стервятнике. Спустя несколько мгновений бывший министр короля Атессы умер. От такой смерти его не предостерегал ни один оракул.
Люгер жестом приказал глонгу отпустить Геллу. Особой досады он не испытывал, хотя можно было догадаться, что она вооружена, и обыскать ее раньше. Теперь же оставалось узнать, какую выгоду собирается извлечь мокши из совершенного им убийства.
Ганглети спокойно уселась на свое место. Хватка глонга была безжалостной, и на нежной женской шейке остались лиловые пятна, однако это, по-видимому, совершенно не беспокоило существо, вселившееся в человеческое тело.
Люгер вспомнил старую примету контрабандистов: если увидел во сне сидящего за столом мертвеца, значит, жди беды. А если такое случается наяву, ешь и пей как в последний раз.
Он велел подать еще вина. Мокши был куда более опасным противником, чем Гедалл. Во всяком случае, Люгер вряд ли сумел бы изобрести для него подходящую пытку.
– Выпьем за нашу смерть. Пусть она будет легкой, но не слишком торопится. – Произнося эти слова, он наткнулся на безжизненный взгляд Ганглети. Искать в ее глазах какое-либо человеческое чувство было все равно что пытаться прочесть идеограммы пепла.
Выпив, он добавил:
– Если Гедалл хотя бы раз в жизни сказал то, что думал, все мы скоро станем покойниками.
– Конечно, он верил в Амируса и его пророчества, – равнодушно произнесла Ганглети. – А кто бы не поверил, зная о том, что произошло три тысячи лет назад? Гедалл был прав: некоторые истины могут стоить жизни. И последний хранитель Ключа доказал это своей смертью. Если ритуал не будет проведен в положенный срок, последует новая Катастрофа, столь же губительная, как и предыдущая. Но есть одна возможность уцелеть – для этого нужно вернуть Ключ хозяевам Звездного Дома.
– У меня нет времени на поиски Дома, – сказал Люгер так, будто мысль о неведомых «хозяевах» уже сделалась для него привычной. Однако было нечто, лежавшее по ту сторону всякого здравомыслия и убеждавшее сильнее, чем сама очевидность. Старый пергамент оказался фрагментом, которого прежде недоставало, чтобы наконец сложить мозаику.
– Дом искать не придется. – Ганглети упорно стояла на своем. – Я знаю, где он находится, – теперь только я и больше никто в целом мире. Не позже чем через три недели ты должен доставить меня в то место, которое я укажу.
Стервятник покачал головой. Мокши вполне оправдал его ожидания. И все же Люгер не хотел отступать, когда цель была так близка.
– Сначала я должен найти королеву и принца.
– Тогда сделай это побыстрее, – сказала Гелла и жестом поманила к себе Венгу. Та покорно прильнула к ней. – Иначе умрут даже невинные овечки…
Глава тридцать третья
НАСТИГНУТЫЕ
Немногочисленный конный отряд передвигался быстро и преимущественно ночью, стараясь оставаться незамеченным. Два дня назад всадники пересекли границу королевства Круах-Ан-Сиур; до огромного человеческого муравейника – столичного города, где можно было затеряться надолго, если не навсегда, – оставалось не более суток пути. Барон Чвара рассчитывал разыскать в Вормарге агентов Серой Стаи и при помощи магической машины переправить щенка в Земмур.
Во избежание неприятных неожиданностей Морт обычно высылал вперед своих телохранителей; сам он, Чвара и королева Тенес держались в середине отряда; двое офицеров Стаи следовали позади всех.
Теперь, когда враг мог атаковать в любую минуту, принц не спускал глаз с королевы. Ей дали самую слабую лошадь, вдобавок Морт и Чвара постоянно находились поблизости. Во время дневных стоянок за королевой присматривали сменявшие друг друга люди Морта.
Принца нисколько не волновало то, что он по сути сделал заложницей собственную мать. Он также не утруждал себя ложью – королева, стойко переносившая все тяготы пути, отлично понимала, что Морт взял ее с собой не ради ее спасения. Благодаря небескорыстным стараниям барона принц уже был ознакомлен с обстоятельствами своего зачатия и появления на свет. Душой и телом он принадлежал Стае, но в то же время у него появилось смутное предчувствие, что он создан для чего-то большего. Не случайно его сопровождал земмурский рыцарь, который пока не поделился с ним и десятой частью сверхъестественной силы оборотоня.
Все чаще Морту снились сны, навеянные присутствием Чвары, – жутковатые, вязкие, завораживающие. В нездешних пейзажах была мрачная красота; существа из сновидений обладали нечеловеческой способностью проникать в его плоть, соединяться с ним – и тогда он становился то странной птицей, парившей в чужих небесах, то обитателем океанских глубин, то слепой тварью, заточенной в подземелье. А голоса, доносившиеся из-за красной пелены, обещали ему бессмертие…
Но Чвара готовил щенка и к худшему. Рассказывая Морту об отце, он никогда не забывал упомянуть о том, что Стервятник тоже был бароном и рыцарем Стаи, принявшим титул и посвящение от самой королевы Ясельды. Кроме того, Люгер был возвращен из владений смерти проклятым племенем Гха-Гула, и это означало, что вступить с ним в схватку было бы для принца равносильно самоубийству. Да и сам Чвара вряд ли мог теперь противостоять Стервятнику, над которым распростер крылья неуязвимый покровитель – Черный Лебедь. И тени колдунов Лигома следовали за валидийцем повсюду, и мертвецы, поднятые с полей брани, стали его слугами и гончими псами, и неведомая даже чернокнижникам Земмура магия сделала кошмары явью, воплотив их в зловещем летающем корабле.
В отличие от Морта Чвара полностью осознавал, насколько призрачными окажутся его надежды на спасение, если отряд не успеет добраться до Вормарга. Но еще в щенячьем возрасте ритуалы в подземелье Фруат-Гойма избавили Чвару от страха перед смертью. Там он узнал: с оборотнем может случиться кое-что похуже, чем уничтожение бренного тела.
Ближе к вечеру Люгер увидел на горизонте прекрасную как мираж столицу Круах-Ан-Сиура. Харлес не подвел и на этот раз. Глядя на далекий город с высоты птичьего полета, Слот внезапно понял, почему кто-то из старых поэтов сказал о Вормарге, что его красота отравляет душу…
В нескольких лигах к западу находилась полуразрушенная сторожевая башня – напоминание о последней войне. Здесь Люгер и решил встретить тех, кто так долго ускользал от него.
Меньше всего он хотел подвергать опасности жизнь Сегейлы и потому не собирался использовать оружие корабля. Ему предстояло сойтись в схватке с бароном и, возможно, другими уцелевшими оборотнями. Кроме того, ясно было, что Морт, способный на любую гнусность, не выпустит королеву из своих цепких рук. Ну щенка-то Люгер прикончил бы с удовольствием – тот не стоил и волоса с головы Сегейлы. Стервятник возненавидел своего сына еще сильнее после того, как Ганглети поведала ему о далеко не сыновьем отношении принца к матери…
Люгер провел долгие часы в созерцании звездного прилива, изгоняя из сердца не только ненависть, но и любовь. Никто не смел тревожить его, даже мокши. Испытывать привязанности, иметь чувства, не быть безразличным к смерти – все это означало уязвимость и могло дорого обойтись во время боя с таким противником, как земмурский рыцарь. В отличие от Чвары Люгер не владел в совершенстве магией оборотней. Для него их ритуалы и запретные имена все еще оставались чужеродными, а поиски проклятых мертвецов были целиком подчинены случайности.
Он извлек из ножен меч, возраст которого исчислялся по меньшей мере несколькими сотнями лет. Клинок отражал холодный звездный блеск. В чистоте таилась смертоносность… Подняв голову, Люгер заметил крестообразную тень, пересекавшую небесный свод. Черный Лебедь парил в недосягаемой высоте, а здесь, внизу, все было пронизано его эманациями, и даже черви зарывались поглубже в землю…
Наконец явился Харлес с известием о том, что с запада приближается отряд всадников.
Игра кончена. Морт должен был умереть. Но не рыцарь Земмура. Чвара испытывал возбуждение, словно голодный зверь, вышедший на охоту. Он продолжал двигаться вперед. Беглец превратился в хищника.
И вот огни Вормарга озарили западный край неба. Уже сделался различимым темный силуэт какой-то башни, стоявшей на вершине холма. А рядом…
Чваре, который повидал на своем веку немало жутких чудес, летающий корабль казался самым отвратительным из всех, ибо воплощал в себе неодолимую силу. Сейчас корабль был неподвижен, он будто врос в землю, пустил корни, насыщаясь прахом десятков поколений сражавшихся и погибших здесь людей; призрачные огни сияли на реях, напоминавших обнаженные кости; гигантские крылья мерцали во мраке, окутанные лиловым туманом…
По склону холма спускались всадники. От них несло дохлятиной, обезображенные лица казались вылепленными из глины, у некоторых уже не было глаз – их выклевали вороны, но возглавлял отряд мертвецов тот, кто, к огромному сожалению барона Чвары, все еще был жив.
Жажда убийства стала почти невыносимой. Чвара поднял лицо к небу, оскалил зубы и протяжно завыл. Глотка оборотня исторгла настоящий звериный вой. Лошади ехавших следом за бароном королевы и принца шарахнулись в сторону, и Тенес с трудом удержалась в седле. Жуткий звук разнесся по округе; его эхо блуждало среди древних стен башни, пока не потонуло в безмолвии. Но во всем мире уже не осталось ничего, способного вызвать в глонгах хотя бы легчайший трепет, а для Стервятника встреча с рыцарем Стаи заключала в себе всего лишь еще один вызов, брошенный неизменно враждебной судьбой.
Оружие корабля было нацелено на врага, однако оно бездействовало. Госпожа Ганглети и дочь Люгера наблюдали за происходящим с верхней палубы. При этом рука Геллы крепко сжимала запястье Венги. Мокши предвидел исход схватки, но был готов и к худшему.
Барон вытащил из ножен меч, который имел не менее кровавую историю, чем меч Гха-Гулов. Чвара поднес клинок ко рту и прикоснулся к нему губами и языком. Это был один из самых упоительных поцелуев в жизни барона. Металл клинка всегда оставался холодным; даже горячая кровь не согревала его, но заставляла мерцать подобно узкому ледяному зеркалу, в котором отразилась вспышка далекой зарницы.
Вкус собственной крови вытравил из сознания Чвары все лишнее; он повторял про себя одно-единственное слово, обладавшее преобразующей силой, – запретное имя, известное только рыцарям его клана и отпиравшее двери земмурского ада…
Позади раздался боевой клич Стаи, затем шум схватки, оказавшейся недолгой. Чвара понял, что сопровождавшие его офицеры мертвы. Так же быстро глонги, которые имели многократный численный перевес, покончили с телохранителями Морта.
Чвара бесстрастно наблюдал за этой бойней, далеко не самой скоротечной. Если верить тому, что он слышал раньше, луч уничтожал все живое почти мгновенно. От людей, лошадей, оружия мало что оставалось; даже стены замков и крепостей не могли служить защитой – под лучом камни плавились, как рыхлый снег.
Значит, Чвара и Морт были все еще живы только потому, что Стервятник хотел спасти свою женщину. Это ставило барона в унизительное для рыцаря положение, тем не менее в схватке с таким противником годились любые средства. Он решил, что в крайнем случае убьет королеву. Впрочем, щенок мог опередить его – Морт уже пересадил Тенес на свою лошадь и держал мать в своих объятиях, что выглядело весьма двусмысленно.
Королева не сопротивлялась. Ее лицо выражало лишь бесконечную усталость, хотя для Чвары не было секретом, что она презирает и его, и собственного сына. Но вскоре она встретилась взглядом со Стервятником…
Только трое осталось от некогда большого отряда Морта. Из них двое мужчин были для Люгера смертельными врагами, а Сегейла олицетворяла утраченный навеки рай. Он уже не испытывал страдания; ничто не нарушало его отрешенности. Бессмертные рыцари вынули из него душу, и она пребывала сейчас где-то очень далеко отсюда. Сохраняя хладнокровие, он смотрел на сорокалетнюю женщину, отмеченную первыми морщинами, и вспоминал то, что сказал ему Слепой Странник тысячу лет назад и за миллион лиг от этого места: «Не подпускай к себе никого из чужих, иначе узнаешь, что такое исчезнувшее время и любовь старухи…»
Если бы Люгер не разучился смеяться, то, наверное, смех мог бы стать для него лекарством, но это был бы очень горький и безрадостный смех. Помимо прочего Слоту открылось, что он сбежал из Леса Ведьм лет на тридцать раньше, чем предсказал Странник, и тем самым нарушил чью-то долго и тщательно выстраивавшуюся игру. Равновесие было нарушено, роли перепутаны, маски не соответствовали возрасту, пророки и оракулы изрекали ложь…
Все это – взгляд, воспоминание, неродившийся смех – заняло не больше секунды, после чего отодвинулось туда же, куда канула прошлая жизнь. Люгер остался один на один с Чварой. Меч барона сделался полупрозрачным; его очертания были зыбкими, как призрак. Люгер понял: запретное имя произнесено и Чвара намеревается переместиться в магическую запредельность. Еще немного, и Стервятник превратится в неподвижную, скованную безвременьем фигуру посреди багровой пустыни – в легкую добычу для оборотня…
В это мгновение он услышал сдавленный крик Тенес, у горла которой сверкнул кинжал Морта. Щенок был не настолько глуп, чтобы убить ее сейчас и остаться без единственной заложницы, однако, угрожая, он давал понять Люгеру, что не остановится ни перед чем.
Тут на помощь Стервятнику пришел союзник, на вмешательство которого он прежде не рассчитывал. Чвара не успел завершить переход. Черная птица обрушилась на него сверху. Удара клювом было достаточно, чтобы барон лишился куска кожи на правой стороне лица – его щека оказалась разодранной от переносицы до скулы, и обнажились желто-коричневые зубы.
Чвара не издал ни звука и не утратил самообладания. С удивительной быстротой он перехватил меч и пронзил лебедя насквозь. Барон сделал это твердой рукой: острие клинка скользнуло на расстоянии пальца от его подбородка. Но лебедь не издох, потому что, конечно, не был обыкновенной живой тварью. И он продолжал терзать клювом руки барона, а от ударов отливающих чернотой крыльев голова Чвары вскоре выглядела так, словно он безнадежно проигрывал кулачный поединок.
Стервятник отлично представлял, чего стоило земмурскому рыцарю удержаться в седле; когда-то он видел, что сделал Лебедь с аббатом Кравиусом. Момент был как нельзя более удобным для атаки.
Из-за дьявольской птицы Чвара мало что видел, но, обладая звериным чутьем, он мог бы сражаться даже в полной темноте. Развернув коня, он избежал первого рубящего удара и сумел наконец отбросить от себя Лебедя. Тот упал на землю, разбрызгивая густую молочно-белую слизь, вытекавшую из ран, но мало похожую на кровь. Оба его крыла были сломаны, тем не менее Лебедь тут же взлетел и стал подниматься в небо без единого взмаха. Удаляясь, он вопреки законам перспективы увеличивался в размерах, пока чудовищный черный силуэт не растворился во мраке ночи…
Вряд ли кто-нибудь из людей сумел оценить мрачную красоту этого зрелища. Лицо Чвары было залито кровью, правый глаз заплыл, и Слот напал на барона именно справа. На этот раз кровь оборотня осталась на мече Гха-Гулов. И хотя удар вышел скользящим, клинок все же задел плечевую кость. Издав только утробное рычание, Чвара перехватил меч левой рукой, которой владел не хуже, чем правой, и нанес ответный удар, заставивший Стервятника отклониться в седле. В бою на мечах противники оказались достойны друг друга. Но была еще магия Земмура…
Барон истекал кровью и быстро терял силы. Стервятник же намеренно затягивал схватку, избегая приготовленных оборотнем ловушек. Слот вел опасную игру и несколько раз был на волосок от гибели, зато фокус со временем не застал его врасплох.
Обоих всадников накрыла магическая сеть, сплетенная при помощи земмурских мечей. Оба очутились в преддверии багровой преисподней, но ни Чваре, ни Стервятнику не удалось заманить врага достаточно далеко, чтобы отдать на растерзание своим проклятым соплеменникам.
Дурное предчувствие охватило Морта, когда он увидел огни корабля сквозь силуэты сражавшихся рыцарей. Для принца бой продолжался всего несколько мгновений. Мысли рождались медленнее, чем двигались два призрачных всадника, и Морту казалось, что его самого затягивает трясина вязкого кошмара…
А для Люгера мир, наоборот, замер в колдовском оцепенении. Кроме него и барона все обратились в статуи – неподвижные фигуры, застывшие лица, парящие облачка дыхания. Вместо привычных звуков он слышал низкий изматывающий гул. Корпус корабля чернел на фоне льющегося с окаменевших небес багрового сияния, и такое же раздражающее свечение исходило от развалин сторожевой башни.
Меч в руке барона описывал сверкающие круги. Сам Чвара будто отражался в потоке воды – такими стремительными и плавными были его движения. Но при этом оборотень обдавал Стервятника брызгами темной крови… Лошадь под Люгером получила несколько новых ран, что, однако, не сделало ее мертвее, чем она была прежде. Зато конь барона уже хрипел, исходя кровавой пеной, и плохо слушался всадника.
Чвара стал двигаться заметно медленнее. Он потерял уже слишком много крови. Исход схватки был предрешен. Люгер вел непрерывную атаку, не давая противнику ни секунды передышки. Развязка наступила очень скоро: клинок, выкованный потомственным оружейником Гха-Гулов, не встретил сопротивления и вонзился барону в горло, едва не перерубив шейные позвонки.
В эти несколько предсмертных мгновений Чвара не издал ни звука, хотя боль была ослепляющей. Он почти захлебнулся кровью; в легких не осталось воздуха… Единственным утешением оказалось то, что напоследок он увидел лицо старика, который был мертв уже более трехсот лет. Старик прошептал какое-то проклятие и поманил его за собой во тьму.
С величайшей благодарностью Чвара последовал за мертвецом в ад для избранников вечности, хотя и трепетал от животного ужаса. Трепет сменился агонией, а потом барон навеки расстался со своей плотью. Он вывалился из седла, но одна его нога застряла в стремени. Нагнувшись, Люгер нанес последний удар и окончательно разорвал цепь Превращений. Израненный конь метнулся в сторону и утащил за собой обезглавленный труп, а Стервятник тотчас вернулся в мир ужасающе скоротечного времени.
Когда силуэт валидийца снова обрел четкие линии, будто вынырнул из тумана опасной грезы, Морт осознал, что оборотень мертв и помощи ждать неоткуда. Положение принца стало безнадежным.
…Королева вскрикнула. Ее лицо исказила гримаса боли. Она больше не пыталась вырваться и обмякла на руках у Морта. Страшная правда не сразу дошла до Стервятника: принц ударил мать кинжалом в спину. Из-за чудовищной нелепости такой смерти Люгеру было трудно поверить в то, что змееныш все-таки выполнил свою угрозу. Но потом Слот увидел слезы в глазах Сегейлы – умирая, она беззвучно произнесла его имя…
Морт сбросил на землю тело матери и, переложив окровавленный кинжал в другую руку, выхватил из ножен меч. Для своего возраста он великолепно владел оружием и отличался исключительным хладнокровием, однако против Стервятника не продержался и минуты.
Люгером овладела сила, поднявшаяся из той бездны, где демоны томятся в ожидании освобождения, а ключом, отпирающим двери их темниц, становится безумие, проклятие или магия. Что-то нечеловеческое появилось в его облике, будто поселившаяся внутри земмурская нечисть стремилась вырваться наружу из слишком тесной клетки тела, и для Морта он стал воплощением неотвратимой потусторонней кары.
Во избежание неприятных неожиданностей Морт обычно высылал вперед своих телохранителей; сам он, Чвара и королева Тенес держались в середине отряда; двое офицеров Стаи следовали позади всех.
Теперь, когда враг мог атаковать в любую минуту, принц не спускал глаз с королевы. Ей дали самую слабую лошадь, вдобавок Морт и Чвара постоянно находились поблизости. Во время дневных стоянок за королевой присматривали сменявшие друг друга люди Морта.
Принца нисколько не волновало то, что он по сути сделал заложницей собственную мать. Он также не утруждал себя ложью – королева, стойко переносившая все тяготы пути, отлично понимала, что Морт взял ее с собой не ради ее спасения. Благодаря небескорыстным стараниям барона принц уже был ознакомлен с обстоятельствами своего зачатия и появления на свет. Душой и телом он принадлежал Стае, но в то же время у него появилось смутное предчувствие, что он создан для чего-то большего. Не случайно его сопровождал земмурский рыцарь, который пока не поделился с ним и десятой частью сверхъестественной силы оборотоня.
Все чаще Морту снились сны, навеянные присутствием Чвары, – жутковатые, вязкие, завораживающие. В нездешних пейзажах была мрачная красота; существа из сновидений обладали нечеловеческой способностью проникать в его плоть, соединяться с ним – и тогда он становился то странной птицей, парившей в чужих небесах, то обитателем океанских глубин, то слепой тварью, заточенной в подземелье. А голоса, доносившиеся из-за красной пелены, обещали ему бессмертие…
Но Чвара готовил щенка и к худшему. Рассказывая Морту об отце, он никогда не забывал упомянуть о том, что Стервятник тоже был бароном и рыцарем Стаи, принявшим титул и посвящение от самой королевы Ясельды. Кроме того, Люгер был возвращен из владений смерти проклятым племенем Гха-Гула, и это означало, что вступить с ним в схватку было бы для принца равносильно самоубийству. Да и сам Чвара вряд ли мог теперь противостоять Стервятнику, над которым распростер крылья неуязвимый покровитель – Черный Лебедь. И тени колдунов Лигома следовали за валидийцем повсюду, и мертвецы, поднятые с полей брани, стали его слугами и гончими псами, и неведомая даже чернокнижникам Земмура магия сделала кошмары явью, воплотив их в зловещем летающем корабле.
В отличие от Морта Чвара полностью осознавал, насколько призрачными окажутся его надежды на спасение, если отряд не успеет добраться до Вормарга. Но еще в щенячьем возрасте ритуалы в подземелье Фруат-Гойма избавили Чвару от страха перед смертью. Там он узнал: с оборотнем может случиться кое-что похуже, чем уничтожение бренного тела.
* * *
Возобновляя наземную погоню, Стервятник высадил два десятка глонгов с лошадьми, и направил корабль в сторону Вормарга, чтобы отрезать отряду Морта путь на восток.Ближе к вечеру Люгер увидел на горизонте прекрасную как мираж столицу Круах-Ан-Сиура. Харлес не подвел и на этот раз. Глядя на далекий город с высоты птичьего полета, Слот внезапно понял, почему кто-то из старых поэтов сказал о Вормарге, что его красота отравляет душу…
В нескольких лигах к западу находилась полуразрушенная сторожевая башня – напоминание о последней войне. Здесь Люгер и решил встретить тех, кто так долго ускользал от него.
Меньше всего он хотел подвергать опасности жизнь Сегейлы и потому не собирался использовать оружие корабля. Ему предстояло сойтись в схватке с бароном и, возможно, другими уцелевшими оборотнями. Кроме того, ясно было, что Морт, способный на любую гнусность, не выпустит королеву из своих цепких рук. Ну щенка-то Люгер прикончил бы с удовольствием – тот не стоил и волоса с головы Сегейлы. Стервятник возненавидел своего сына еще сильнее после того, как Ганглети поведала ему о далеко не сыновьем отношении принца к матери…
Люгер провел долгие часы в созерцании звездного прилива, изгоняя из сердца не только ненависть, но и любовь. Никто не смел тревожить его, даже мокши. Испытывать привязанности, иметь чувства, не быть безразличным к смерти – все это означало уязвимость и могло дорого обойтись во время боя с таким противником, как земмурский рыцарь. В отличие от Чвары Люгер не владел в совершенстве магией оборотней. Для него их ритуалы и запретные имена все еще оставались чужеродными, а поиски проклятых мертвецов были целиком подчинены случайности.
Он извлек из ножен меч, возраст которого исчислялся по меньшей мере несколькими сотнями лет. Клинок отражал холодный звездный блеск. В чистоте таилась смертоносность… Подняв голову, Люгер заметил крестообразную тень, пересекавшую небесный свод. Черный Лебедь парил в недосягаемой высоте, а здесь, внизу, все было пронизано его эманациями, и даже черви зарывались поглубже в землю…
Наконец явился Харлес с известием о том, что с запада приближается отряд всадников.
* * *
Ночь была безлунная и безветренная, однако Чвара почуял близость врага задолго до того, как увидел его. Путь к Вормаргу оказался отрезан. А позади были мертвецы, которых удалось задержать только ценой жизни двух офицеров Стаи. Если бы у барона осталась хотя бы малейшая возможность спасти щенка, он уговорил бы того повернуть на север или в южную пустыню. Теперь же схватка стала неизбежной.Игра кончена. Морт должен был умереть. Но не рыцарь Земмура. Чвара испытывал возбуждение, словно голодный зверь, вышедший на охоту. Он продолжал двигаться вперед. Беглец превратился в хищника.
И вот огни Вормарга озарили западный край неба. Уже сделался различимым темный силуэт какой-то башни, стоявшей на вершине холма. А рядом…
Чваре, который повидал на своем веку немало жутких чудес, летающий корабль казался самым отвратительным из всех, ибо воплощал в себе неодолимую силу. Сейчас корабль был неподвижен, он будто врос в землю, пустил корни, насыщаясь прахом десятков поколений сражавшихся и погибших здесь людей; призрачные огни сияли на реях, напоминавших обнаженные кости; гигантские крылья мерцали во мраке, окутанные лиловым туманом…
По склону холма спускались всадники. От них несло дохлятиной, обезображенные лица казались вылепленными из глины, у некоторых уже не было глаз – их выклевали вороны, но возглавлял отряд мертвецов тот, кто, к огромному сожалению барона Чвары, все еще был жив.
Жажда убийства стала почти невыносимой. Чвара поднял лицо к небу, оскалил зубы и протяжно завыл. Глотка оборотня исторгла настоящий звериный вой. Лошади ехавших следом за бароном королевы и принца шарахнулись в сторону, и Тенес с трудом удержалась в седле. Жуткий звук разнесся по округе; его эхо блуждало среди древних стен башни, пока не потонуло в безмолвии. Но во всем мире уже не осталось ничего, способного вызвать в глонгах хотя бы легчайший трепет, а для Стервятника встреча с рыцарем Стаи заключала в себе всего лишь еще один вызов, брошенный неизменно враждебной судьбой.
Оружие корабля было нацелено на врага, однако оно бездействовало. Госпожа Ганглети и дочь Люгера наблюдали за происходящим с верхней палубы. При этом рука Геллы крепко сжимала запястье Венги. Мокши предвидел исход схватки, но был готов и к худшему.
Барон вытащил из ножен меч, который имел не менее кровавую историю, чем меч Гха-Гулов. Чвара поднес клинок ко рту и прикоснулся к нему губами и языком. Это был один из самых упоительных поцелуев в жизни барона. Металл клинка всегда оставался холодным; даже горячая кровь не согревала его, но заставляла мерцать подобно узкому ледяному зеркалу, в котором отразилась вспышка далекой зарницы.
Вкус собственной крови вытравил из сознания Чвары все лишнее; он повторял про себя одно-единственное слово, обладавшее преобразующей силой, – запретное имя, известное только рыцарям его клана и отпиравшее двери земмурского ада…
Позади раздался боевой клич Стаи, затем шум схватки, оказавшейся недолгой. Чвара понял, что сопровождавшие его офицеры мертвы. Так же быстро глонги, которые имели многократный численный перевес, покончили с телохранителями Морта.
Чвара бесстрастно наблюдал за этой бойней, далеко не самой скоротечной. Если верить тому, что он слышал раньше, луч уничтожал все живое почти мгновенно. От людей, лошадей, оружия мало что оставалось; даже стены замков и крепостей не могли служить защитой – под лучом камни плавились, как рыхлый снег.
Значит, Чвара и Морт были все еще живы только потому, что Стервятник хотел спасти свою женщину. Это ставило барона в унизительное для рыцаря положение, тем не менее в схватке с таким противником годились любые средства. Он решил, что в крайнем случае убьет королеву. Впрочем, щенок мог опередить его – Морт уже пересадил Тенес на свою лошадь и держал мать в своих объятиях, что выглядело весьма двусмысленно.
Королева не сопротивлялась. Ее лицо выражало лишь бесконечную усталость, хотя для Чвары не было секретом, что она презирает и его, и собственного сына. Но вскоре она встретилась взглядом со Стервятником…
Только трое осталось от некогда большого отряда Морта. Из них двое мужчин были для Люгера смертельными врагами, а Сегейла олицетворяла утраченный навеки рай. Он уже не испытывал страдания; ничто не нарушало его отрешенности. Бессмертные рыцари вынули из него душу, и она пребывала сейчас где-то очень далеко отсюда. Сохраняя хладнокровие, он смотрел на сорокалетнюю женщину, отмеченную первыми морщинами, и вспоминал то, что сказал ему Слепой Странник тысячу лет назад и за миллион лиг от этого места: «Не подпускай к себе никого из чужих, иначе узнаешь, что такое исчезнувшее время и любовь старухи…»
Если бы Люгер не разучился смеяться, то, наверное, смех мог бы стать для него лекарством, но это был бы очень горький и безрадостный смех. Помимо прочего Слоту открылось, что он сбежал из Леса Ведьм лет на тридцать раньше, чем предсказал Странник, и тем самым нарушил чью-то долго и тщательно выстраивавшуюся игру. Равновесие было нарушено, роли перепутаны, маски не соответствовали возрасту, пророки и оракулы изрекали ложь…
Все это – взгляд, воспоминание, неродившийся смех – заняло не больше секунды, после чего отодвинулось туда же, куда канула прошлая жизнь. Люгер остался один на один с Чварой. Меч барона сделался полупрозрачным; его очертания были зыбкими, как призрак. Люгер понял: запретное имя произнесено и Чвара намеревается переместиться в магическую запредельность. Еще немного, и Стервятник превратится в неподвижную, скованную безвременьем фигуру посреди багровой пустыни – в легкую добычу для оборотня…
В это мгновение он услышал сдавленный крик Тенес, у горла которой сверкнул кинжал Морта. Щенок был не настолько глуп, чтобы убить ее сейчас и остаться без единственной заложницы, однако, угрожая, он давал понять Люгеру, что не остановится ни перед чем.
Тут на помощь Стервятнику пришел союзник, на вмешательство которого он прежде не рассчитывал. Чвара не успел завершить переход. Черная птица обрушилась на него сверху. Удара клювом было достаточно, чтобы барон лишился куска кожи на правой стороне лица – его щека оказалась разодранной от переносицы до скулы, и обнажились желто-коричневые зубы.
Чвара не издал ни звука и не утратил самообладания. С удивительной быстротой он перехватил меч и пронзил лебедя насквозь. Барон сделал это твердой рукой: острие клинка скользнуло на расстоянии пальца от его подбородка. Но лебедь не издох, потому что, конечно, не был обыкновенной живой тварью. И он продолжал терзать клювом руки барона, а от ударов отливающих чернотой крыльев голова Чвары вскоре выглядела так, словно он безнадежно проигрывал кулачный поединок.
Стервятник отлично представлял, чего стоило земмурскому рыцарю удержаться в седле; когда-то он видел, что сделал Лебедь с аббатом Кравиусом. Момент был как нельзя более удобным для атаки.
Из-за дьявольской птицы Чвара мало что видел, но, обладая звериным чутьем, он мог бы сражаться даже в полной темноте. Развернув коня, он избежал первого рубящего удара и сумел наконец отбросить от себя Лебедя. Тот упал на землю, разбрызгивая густую молочно-белую слизь, вытекавшую из ран, но мало похожую на кровь. Оба его крыла были сломаны, тем не менее Лебедь тут же взлетел и стал подниматься в небо без единого взмаха. Удаляясь, он вопреки законам перспективы увеличивался в размерах, пока чудовищный черный силуэт не растворился во мраке ночи…
Вряд ли кто-нибудь из людей сумел оценить мрачную красоту этого зрелища. Лицо Чвары было залито кровью, правый глаз заплыл, и Слот напал на барона именно справа. На этот раз кровь оборотня осталась на мече Гха-Гулов. И хотя удар вышел скользящим, клинок все же задел плечевую кость. Издав только утробное рычание, Чвара перехватил меч левой рукой, которой владел не хуже, чем правой, и нанес ответный удар, заставивший Стервятника отклониться в седле. В бою на мечах противники оказались достойны друг друга. Но была еще магия Земмура…
Барон истекал кровью и быстро терял силы. Стервятник же намеренно затягивал схватку, избегая приготовленных оборотнем ловушек. Слот вел опасную игру и несколько раз был на волосок от гибели, зато фокус со временем не застал его врасплох.
Обоих всадников накрыла магическая сеть, сплетенная при помощи земмурских мечей. Оба очутились в преддверии багровой преисподней, но ни Чваре, ни Стервятнику не удалось заманить врага достаточно далеко, чтобы отдать на растерзание своим проклятым соплеменникам.
Дурное предчувствие охватило Морта, когда он увидел огни корабля сквозь силуэты сражавшихся рыцарей. Для принца бой продолжался всего несколько мгновений. Мысли рождались медленнее, чем двигались два призрачных всадника, и Морту казалось, что его самого затягивает трясина вязкого кошмара…
А для Люгера мир, наоборот, замер в колдовском оцепенении. Кроме него и барона все обратились в статуи – неподвижные фигуры, застывшие лица, парящие облачка дыхания. Вместо привычных звуков он слышал низкий изматывающий гул. Корпус корабля чернел на фоне льющегося с окаменевших небес багрового сияния, и такое же раздражающее свечение исходило от развалин сторожевой башни.
Меч в руке барона описывал сверкающие круги. Сам Чвара будто отражался в потоке воды – такими стремительными и плавными были его движения. Но при этом оборотень обдавал Стервятника брызгами темной крови… Лошадь под Люгером получила несколько новых ран, что, однако, не сделало ее мертвее, чем она была прежде. Зато конь барона уже хрипел, исходя кровавой пеной, и плохо слушался всадника.
Чвара стал двигаться заметно медленнее. Он потерял уже слишком много крови. Исход схватки был предрешен. Люгер вел непрерывную атаку, не давая противнику ни секунды передышки. Развязка наступила очень скоро: клинок, выкованный потомственным оружейником Гха-Гулов, не встретил сопротивления и вонзился барону в горло, едва не перерубив шейные позвонки.
В эти несколько предсмертных мгновений Чвара не издал ни звука, хотя боль была ослепляющей. Он почти захлебнулся кровью; в легких не осталось воздуха… Единственным утешением оказалось то, что напоследок он увидел лицо старика, который был мертв уже более трехсот лет. Старик прошептал какое-то проклятие и поманил его за собой во тьму.
С величайшей благодарностью Чвара последовал за мертвецом в ад для избранников вечности, хотя и трепетал от животного ужаса. Трепет сменился агонией, а потом барон навеки расстался со своей плотью. Он вывалился из седла, но одна его нога застряла в стремени. Нагнувшись, Люгер нанес последний удар и окончательно разорвал цепь Превращений. Израненный конь метнулся в сторону и утащил за собой обезглавленный труп, а Стервятник тотчас вернулся в мир ужасающе скоротечного времени.
Когда силуэт валидийца снова обрел четкие линии, будто вынырнул из тумана опасной грезы, Морт осознал, что оборотень мертв и помощи ждать неоткуда. Положение принца стало безнадежным.
…Королева вскрикнула. Ее лицо исказила гримаса боли. Она больше не пыталась вырваться и обмякла на руках у Морта. Страшная правда не сразу дошла до Стервятника: принц ударил мать кинжалом в спину. Из-за чудовищной нелепости такой смерти Люгеру было трудно поверить в то, что змееныш все-таки выполнил свою угрозу. Но потом Слот увидел слезы в глазах Сегейлы – умирая, она беззвучно произнесла его имя…
Морт сбросил на землю тело матери и, переложив окровавленный кинжал в другую руку, выхватил из ножен меч. Для своего возраста он великолепно владел оружием и отличался исключительным хладнокровием, однако против Стервятника не продержался и минуты.
Люгером овладела сила, поднявшаяся из той бездны, где демоны томятся в ожидании освобождения, а ключом, отпирающим двери их темниц, становится безумие, проклятие или магия. Что-то нечеловеческое появилось в его облике, будто поселившаяся внутри земмурская нечисть стремилась вырваться наружу из слишком тесной клетки тела, и для Морта он стал воплощением неотвратимой потусторонней кары.