Страница:
Антилопы, частично приспособленные по своему телосложению к условиям земноводных животных, и ряд других животных этого класса, гораздо более живучи, чем наземные животные. Большинство антилоп, находясь в безвыходном положении, бросаются всегда в воду. Если лече ранена навылет без повреждения костей, то можно быть почти уверенным в том, что она убежит, в то время как зебра, будучи и не так сильно ранена, упадет мертвой. Я видел, как один носорог, который стоял и жевал жвачку, упал мертвым от пули, попавшей ему в желудок, в то время как другие, получившие сквозное ранение легких и желудка, скрылись, как будто были легко ранены. Если тихо подкрасться к черному или белому носорогу на 20 ярдов [18 м], подбрасывая время от времени щепотку пыли, чтобы узнать, не к наветренной ли стороне привело его стремление укрыться в кустарнике, затем сесть, упершись локтями в колени, и прицелиться несколько вкось и вверх в темное пятно позади его плеч, то он сразу рухнет на землю мертвым.
Южноафриканская антилопа, будучи ранена, может погибнуть, если даже эта рана незначительна. Известно, что когда хорошая лошадь нагоняет жирафу, то последняя падает мертвой на дистанции в 200 или 300 ярдов [180–270 м] от лошади, без единого выстрела в нее. Когда южноафриканская антилопа или жирафа бегут во всю прыть, то они быстро устают, и охотники, зная об этом, стараются довести их преследованием до упадка сил; охотники знают, что нужно очень недолго скакать за ними на лошади, чтобы эти животные попали в их руки. Старые спортсмены стараются в этом случае не подходить слишком близко к упавшей жирафе. Это животное может взмахнуть своей задней ногой с такой силой, что между ударом его копыта и ударом крыла ветряной мельницы будет очень мало разницы.
У моих людей прежде никогда не было в руках ружья, и в самый момент вспышки огня на полке им было так трудно удерживать мушку неподвижной, что они просили меня дать им «ружейное лекарство», без которого, по их мнению, никто не может метко стрелять. Когда я приехал к макололо, то у них насчет этого «лекарства» возникли большие ожидания, но так как я всегда отказывался обманывать их, как некоторые делали ради выгоды, то мои люди решили, что теперь я, наконец, соглашусь дать им требуемое «лекарство», чтобы этим способом избавить самого себя от трудностей, связанных с охотой, и после надлежащего их «лечения» пользоваться их услугами. Я очень хотел бы сделать это, если бы это действительно было возможно.
Будучи по своему душевному складу почти чуждым охотничьей страсти, я всегда предпочитал есть дичь, убитую другими.
Сера у негров пользуется славой наилучшего средства для удачной охоты; я помню, как Сечеле предлагал мне большую сумму за небольшой кусочек серы. За другое средство, которое будто бы должно сделать его неуязвимым от пули, он предлагал мне несколько бивней слона, стоивших 30 ф. ст. Так как я неизменно предлагал им проверить такие вещи опытом, то требуемым средством был смазан теленок, привязанный к дереву, и в него был сделан выстрел. Средство, конечно, оказалось недейственным. И все-таки Сечеле сказал мне, что приятнее обманываться, чем разочаровываться. Я предложил своим людям проделать такой же опыт и с серой, но мое предложение было отвергнуто.
Я объяснил своим людям устройство ружья и пытался обучить их стрельбе, но они скоро извели понапрасну чуть не весь запас моего пороха. С той поры я был вынужден всегда ходить на охоту сам. Их неспособность к стрельбе была для меня несчастьем; моей левой руке, кость которой раздроблена зубами льва, приходилось работать слишком рано, вследствие чего срастание кости замедлялось. Помимо этого, постоянная ручная работа и неоднократные падения со спины быка вызвали растяжение сухожилия, и у меня образовался ложный сустав. Мне было больно, я не мог устойчиво держать карабин и был вынужден прикладывать его к левому плечу. Мне недоставало неподвижности взятого прицела. Всегда получалось так, что чем более голодны были люди, тем чаще я делал промахи.
Было воскресенье, когда мы добрались до места слияния рек Леебы и Лиамбье. Перед нашим прибытием здесь выпали дожди, и деревья оделись в самый яркий наряд. Всюду распустились очень красивые цветы всевозможных форм. И цветы, и деревья здесь не похожи на южные. Листья у многих деревьев лапчатые и очень большие; стволы покрыты лишаями. Обилие папоротников, которые появились в лесах, показывало, что мы находились теперь в более влажном климате, чем к югу от долины, населенной бароце. Почва здесь кишела насекомыми. Небосвод оглашался многоголосым пением птиц, которое, впрочем, было не так приятно для слуха, как пение наших отечественных певуний.
Весь день люди бродили по окрестности и принесли разные дикие плоды, которых я до сих пор не видал. Один из этих плодов, называемый «могамеца», представляет собою боб, окруженный мякотью, напоминающей по вкусу бисквит. На низких кустах растет здесь другой плод, «мава». Почти всюду имеется множество ягод и съедобных луковиц. Около нашего лагеря мы находили «мамошо», или «машомошо», и «мило» (мушмула). Обе эти ягоды очень хороши, если вообще можно быть беспристрастным судьей, когда чувствуешь склонность вынести благоприятный приговор любому съедобному плоду. Многие сорта здешних плодов вкуснее нашего дикого яблока или ягоды терновника, и если бы заняться их культивированием и уходом за ними, хотя бы наполовину меньше, чем за нашими дикими сортами, то они заняли бы высокое место среди фруктов всего мира. Но все, что по этому поводу думали сами африканцы, сводилось только к пользованию готовыми. Когда я сажал иногда в землю семена финиковой пальмы и говорил туземцам, что сам не имею надежды увидеть когда-нибудь их плоды, то это представлялось им тем же, чем представляются нам действия островитян южного моря, посадивших в своих огородах железные гвозди, полученные ими от капитана Кука.
Около места слияния рек Лоэти и Лиамбье и ниже его я видел один вид пальмы, который никогда не встречался мне прежде; ее семена, вероятно, занесены сюда течением Лоэти. Она почти такая же высокая, как пальмира, но плод у нее крупнее: длина его – 4 дюйма [около 10 см], косточка окружена нежной желтой мякотью. Зрелый плод – сочный и волокнистый, как плод дерева манго, но на вкус не очень приятен.
До места слияния Леебы с Лиамбье мы плыли вдоль берегов, возвышающихся на 20 футов [6 м] над водой и состоящих из мергелистого песчаника. Берега покрыты деревьями, и на левом берегу водятся муха цеце и слоны. Я полагаю, что существует какая-то связь между этой мухой и слонами. Португальцы, живущие в районе Тете, думают, по-видимому, так же, потому что они называют эту муху Mussa da elephant (слоновая муха).
Во время наводнения вода покрывает даже эти высокие берега, но не остается на них долго; этим объясняется произрастание на них деревьев. Там, где вода застаивается долго, деревья расти не могут. На правом берегу, по которому течет Лоэти, есть большая ровная страна, называемая Манга; она покрыта травой, но нет высоких деревьев.
По мере того как мы плыли вдоль берегов, с деревьев поднимались стаи зеленых голубей, и голоса множества птиц говорили нам о том, что мы находимся среди незнакомых нам пернатых пород. Красивый Trogon с ярко-красной грудью и черной спиной издавал особый звук, который, как мы читали, издает статуя Мемнона, – звук, напоминающий мелодичный аккомпанемент лиры. Лодочники отвечали на него криком: «нама! нама!» – «мясо! мясо!» Они думали, что повторение этого звука, издаваемого птицей, будет предзнаменованием удачной охоты. Попадалось много и более интересных птиц, но я не мог заняться созданием коллекции, так как намеренно избегал увеличения нашего багажа, чтобы не вызвать алчных вожделений у туземцев при проезде через их страны.
С подъемом воды в Лиамбье вниз по течению шли большие стаи рыбы, как это наблюдалось и в Зоуге. Вероятно, к этому передвижению их вынуждала увеличивающаяся скорость течения, уносившего их со старых мест, находившихся выше. Насекомые составляют лишь небольшую часть пищи многих рыб. Рыбы жадно поедают мелкие растения, как, например, растущий на дне реки нежный мох. Уносимые силой течения из главного русла реки, эти рыбы находят себе обильный корм на затопленных равнинах и там бродят беспорядочными стаями.
В долине племени бароце в таком количестве размножаются Mosala [Claras capensis и Glanis siluris], кефаль, голавль [Mugil africanus] и другие рыбы, что после спада воды все люди ловят, потрошат и высушивают эту рыбу на солнце. Количество рыбы всегда превышает потребность в ней. Как рассказывают, в некоторых местах трудно бывает дышать от невыносимо противного запаха. Местность, по которой протекает Замбези, всегда отличается обилием животной пищи в воде, над водой и на берегах.
Мы плыли мимо больших стад гиппопотамов. В тех местах реки, где на них никогда не охотятся, их очень много. Самцы имеют темную окраску самки – желтовато-коричневую. У них нет того полного разобщения между полами, какое наблюдается у слонов. Большую часть времени гиппопотамы проводят в воде в ленивом, апатичном и сонливом состоянии. Когда с наступлением ночи они выходят из реки, то поедают в ее окрестностях всю мягкую, сочную траву. Находясь в воде и высовывая по временам свою голову для дыхания, они пускают вверх струю воды в 3 фута [около метра] вышиной.
Глава XV
Южноафриканская антилопа, будучи ранена, может погибнуть, если даже эта рана незначительна. Известно, что когда хорошая лошадь нагоняет жирафу, то последняя падает мертвой на дистанции в 200 или 300 ярдов [180–270 м] от лошади, без единого выстрела в нее. Когда южноафриканская антилопа или жирафа бегут во всю прыть, то они быстро устают, и охотники, зная об этом, стараются довести их преследованием до упадка сил; охотники знают, что нужно очень недолго скакать за ними на лошади, чтобы эти животные попали в их руки. Старые спортсмены стараются в этом случае не подходить слишком близко к упавшей жирафе. Это животное может взмахнуть своей задней ногой с такой силой, что между ударом его копыта и ударом крыла ветряной мельницы будет очень мало разницы.
У моих людей прежде никогда не было в руках ружья, и в самый момент вспышки огня на полке им было так трудно удерживать мушку неподвижной, что они просили меня дать им «ружейное лекарство», без которого, по их мнению, никто не может метко стрелять. Когда я приехал к макололо, то у них насчет этого «лекарства» возникли большие ожидания, но так как я всегда отказывался обманывать их, как некоторые делали ради выгоды, то мои люди решили, что теперь я, наконец, соглашусь дать им требуемое «лекарство», чтобы этим способом избавить самого себя от трудностей, связанных с охотой, и после надлежащего их «лечения» пользоваться их услугами. Я очень хотел бы сделать это, если бы это действительно было возможно.
Будучи по своему душевному складу почти чуждым охотничьей страсти, я всегда предпочитал есть дичь, убитую другими.
Сера у негров пользуется славой наилучшего средства для удачной охоты; я помню, как Сечеле предлагал мне большую сумму за небольшой кусочек серы. За другое средство, которое будто бы должно сделать его неуязвимым от пули, он предлагал мне несколько бивней слона, стоивших 30 ф. ст. Так как я неизменно предлагал им проверить такие вещи опытом, то требуемым средством был смазан теленок, привязанный к дереву, и в него был сделан выстрел. Средство, конечно, оказалось недейственным. И все-таки Сечеле сказал мне, что приятнее обманываться, чем разочаровываться. Я предложил своим людям проделать такой же опыт и с серой, но мое предложение было отвергнуто.
Я объяснил своим людям устройство ружья и пытался обучить их стрельбе, но они скоро извели понапрасну чуть не весь запас моего пороха. С той поры я был вынужден всегда ходить на охоту сам. Их неспособность к стрельбе была для меня несчастьем; моей левой руке, кость которой раздроблена зубами льва, приходилось работать слишком рано, вследствие чего срастание кости замедлялось. Помимо этого, постоянная ручная работа и неоднократные падения со спины быка вызвали растяжение сухожилия, и у меня образовался ложный сустав. Мне было больно, я не мог устойчиво держать карабин и был вынужден прикладывать его к левому плечу. Мне недоставало неподвижности взятого прицела. Всегда получалось так, что чем более голодны были люди, тем чаще я делал промахи.
Было воскресенье, когда мы добрались до места слияния рек Леебы и Лиамбье. Перед нашим прибытием здесь выпали дожди, и деревья оделись в самый яркий наряд. Всюду распустились очень красивые цветы всевозможных форм. И цветы, и деревья здесь не похожи на южные. Листья у многих деревьев лапчатые и очень большие; стволы покрыты лишаями. Обилие папоротников, которые появились в лесах, показывало, что мы находились теперь в более влажном климате, чем к югу от долины, населенной бароце. Почва здесь кишела насекомыми. Небосвод оглашался многоголосым пением птиц, которое, впрочем, было не так приятно для слуха, как пение наших отечественных певуний.
Весь день люди бродили по окрестности и принесли разные дикие плоды, которых я до сих пор не видал. Один из этих плодов, называемый «могамеца», представляет собою боб, окруженный мякотью, напоминающей по вкусу бисквит. На низких кустах растет здесь другой плод, «мава». Почти всюду имеется множество ягод и съедобных луковиц. Около нашего лагеря мы находили «мамошо», или «машомошо», и «мило» (мушмула). Обе эти ягоды очень хороши, если вообще можно быть беспристрастным судьей, когда чувствуешь склонность вынести благоприятный приговор любому съедобному плоду. Многие сорта здешних плодов вкуснее нашего дикого яблока или ягоды терновника, и если бы заняться их культивированием и уходом за ними, хотя бы наполовину меньше, чем за нашими дикими сортами, то они заняли бы высокое место среди фруктов всего мира. Но все, что по этому поводу думали сами африканцы, сводилось только к пользованию готовыми. Когда я сажал иногда в землю семена финиковой пальмы и говорил туземцам, что сам не имею надежды увидеть когда-нибудь их плоды, то это представлялось им тем же, чем представляются нам действия островитян южного моря, посадивших в своих огородах железные гвозди, полученные ими от капитана Кука.
Около места слияния рек Лоэти и Лиамбье и ниже его я видел один вид пальмы, который никогда не встречался мне прежде; ее семена, вероятно, занесены сюда течением Лоэти. Она почти такая же высокая, как пальмира, но плод у нее крупнее: длина его – 4 дюйма [около 10 см], косточка окружена нежной желтой мякотью. Зрелый плод – сочный и волокнистый, как плод дерева манго, но на вкус не очень приятен.
До места слияния Леебы с Лиамбье мы плыли вдоль берегов, возвышающихся на 20 футов [6 м] над водой и состоящих из мергелистого песчаника. Берега покрыты деревьями, и на левом берегу водятся муха цеце и слоны. Я полагаю, что существует какая-то связь между этой мухой и слонами. Португальцы, живущие в районе Тете, думают, по-видимому, так же, потому что они называют эту муху Mussa da elephant (слоновая муха).
Во время наводнения вода покрывает даже эти высокие берега, но не остается на них долго; этим объясняется произрастание на них деревьев. Там, где вода застаивается долго, деревья расти не могут. На правом берегу, по которому течет Лоэти, есть большая ровная страна, называемая Манга; она покрыта травой, но нет высоких деревьев.
По мере того как мы плыли вдоль берегов, с деревьев поднимались стаи зеленых голубей, и голоса множества птиц говорили нам о том, что мы находимся среди незнакомых нам пернатых пород. Красивый Trogon с ярко-красной грудью и черной спиной издавал особый звук, который, как мы читали, издает статуя Мемнона, – звук, напоминающий мелодичный аккомпанемент лиры. Лодочники отвечали на него криком: «нама! нама!» – «мясо! мясо!» Они думали, что повторение этого звука, издаваемого птицей, будет предзнаменованием удачной охоты. Попадалось много и более интересных птиц, но я не мог заняться созданием коллекции, так как намеренно избегал увеличения нашего багажа, чтобы не вызвать алчных вожделений у туземцев при проезде через их страны.
С подъемом воды в Лиамбье вниз по течению шли большие стаи рыбы, как это наблюдалось и в Зоуге. Вероятно, к этому передвижению их вынуждала увеличивающаяся скорость течения, уносившего их со старых мест, находившихся выше. Насекомые составляют лишь небольшую часть пищи многих рыб. Рыбы жадно поедают мелкие растения, как, например, растущий на дне реки нежный мох. Уносимые силой течения из главного русла реки, эти рыбы находят себе обильный корм на затопленных равнинах и там бродят беспорядочными стаями.
В долине племени бароце в таком количестве размножаются Mosala [Claras capensis и Glanis siluris], кефаль, голавль [Mugil africanus] и другие рыбы, что после спада воды все люди ловят, потрошат и высушивают эту рыбу на солнце. Количество рыбы всегда превышает потребность в ней. Как рассказывают, в некоторых местах трудно бывает дышать от невыносимо противного запаха. Местность, по которой протекает Замбези, всегда отличается обилием животной пищи в воде, над водой и на берегах.
Мы плыли мимо больших стад гиппопотамов. В тех местах реки, где на них никогда не охотятся, их очень много. Самцы имеют темную окраску самки – желтовато-коричневую. У них нет того полного разобщения между полами, какое наблюдается у слонов. Большую часть времени гиппопотамы проводят в воде в ленивом, апатичном и сонливом состоянии. Когда с наступлением ночи они выходят из реки, то поедают в ее окрестностях всю мягкую, сочную траву. Находясь в воде и высовывая по временам свою голову для дыхания, они пускают вверх струю воды в 3 фута [около метра] вышиной.
Глава XV
Посольство к Масико, вождю бароце. – Насколько судоходна река Лиамбье. – Что может дать эта область. – Лееба. – Цветы и пчелы. – Охота на буйвола. – Поле исследования для ботаника. – Молодые крокодилы, их свирепость. – Подозрительность балонда. – Туземец с двумя женами. – Охотники. – Посольство от женщины-вождя Маненко. – Торговцы из племени мамбари. – Сказка. – Шеакондо и его люди. – Спиленные зубы. – Просьба дать масла. – Беседа с Нямоаной, другой женщиной-вождем. – Придворный этикет. – Волосы и шерсть. – Усиление суеверий. – Прибытие Маненко. – Ее наружность. – Ее муж. – Способ приветствия. – Украшения ног. – Посольство от Масико с подарками от него. – Маненко – самая сварливая баба. – Она заставляет нас ждать. – Неудачная охота на зебру
У места слияния Леебы с Лиамбье (14°10 52» ю. ш., 23°35 40» в. д.) мы были 27 декабря. Почти прямо к востоку от этого места жил Масико, вождь бароце. Мы послали к нему вместе с его товарищами Мосанту, человека, принадлежавшего к племени батока. Ему было поручено передать Масико, что если последнему необходимо знать мои намерения, то он должен прислать какого-нибудь толкового человека для беседы об этом в город племени балонда, куда я намеревался приехать.
Мы перевезли Мосанту с его товарищами на левый берег Леебы. На его путешествие требовалось пять дней, но оно могло совершаться не быстрее, чем по 10 или 12 миль [18–22 км] в день, потому что с ним было двое детей в возрасте 7 и 8 лет, неспособных идти быстро в знойный день.
Предоставив Мосанту идти своим путем, мы теперь бросим беглый взгляд на нижнее течение реки, которую собираемся оставить. В этом месте река идет с востока, а наш путь должен направляться на северо-восток, так как мы намереваемся ехать к Луанде. Ниже места слияния обеих рек, у которого мы теперь находимся, река по направлению к Мосье-атунья имеет много длинных плесов, по которым могли бы свободно плавать пароходы. Река здесь бывает столь же широкой, как у Лондонского моста, но без точного измерения ее глубины нельзя сказать, в которой из этих рек больше воды. Для постоянной навигации здесь имеется много серьезных препятствий. Приблизительно в десяти милях, например, книзу от места слияния с Лоэти, в реке имеется много больших отмелей, а дальше до р. Симах перед вами сотни миль водного пути, по которому во все времена года могли бы ходить такие же пароходы, какие ходят по Темзе, но в промежутке между Симахом и Катима-Молело снова возникает препятствие в виде пяти или шести порогов с водопадами, а через водопад Гонье никогда нельзя переправиться иначе, как только обойдя его по суше. Между порогами имеются плесы со спокойной, глубокой водой, по несколько миль длиной. А далее за Катима-Молело до слияния с Чобе перед вами снова почти сотня миль реки, которая может быть судоходной.
Я глубоко убежден, что указанная часть страны может поддерживать существование миллионов жителей, как сейчас она поддерживает тысячи их. Трава, растущая в долине, где живут бароце, представляет собой настолько густую, переплетенную массу растений, что когда она «ложится», то по ней ходишь, как по стогам сена. В ней укрываются и рожают своих детенышей лече. Если бы почва, которая производит эту траву, была использована под пашню, то она давала бы достаточно хлеба для множества людей.
Теперь мы начали подниматься вверх по Леебе. По сравнению с водой главной реки, которая здесь принимает название Кабомпо, вода в Леебе имеет черный цвет; она течет тихо и, в противоположность главной реке, принимает в себя с обеих сторон множество небольших притоков. Она медленно извивается по прелестнейшим лугам; на каждом лугу в центре имеется или заросший осокой водоем или небольшой ручеек. Деревья теперь покрыты густой свежей листвой и расположены такими прекрасными, такими живописными группами, что никакое искусство не могло бы придать им большей красоты. Выжженная солнцем трава теперь, после дождей, вырастала вновь. Весь вид этой местности напоминает парк, за которым старательно ухаживают опытные руки. С трудом верится, что окружающая природа предоставлена самой себе. Я предполагаю, что эти ровные луга ежегодно затопляются водой разлива, потому что места, на которых растут деревья, возвышаются над ними на 3–4 фута [до 1,2 м]. Различная форма этих возвышений придает необычайное разнообразие очертаний этим рощам, похожим на парки. Во всех этих долинах на поверхности почвы разбросано множество пресноводных раковин. Почва на возвышениях, как я заметил это и в других местах, состоит из мягкого песка, а на лугах – из жирного аллювиального суглинка.
На лугах много красивых цветов, вокруг которых летает множество пчел, собирающих с них нектар. В лесах мы находили много меду и видели помосты, на которых балонда сушат мясо; последние приходят сюда охотиться и собирать продукцию диких пчел. В одном месте мы встретили группу высоких деревьев, прямых, как мачты; с их ветвей свисали гирлянды ползучего растения. В засушливой стране юга совсем нет этого эпифита, употребляемого в качестве красителя. Он предпочитает более влажный климат местностей, близких к западному побережью.
Я ранил большого буйвола. Теряя много крови, он убежал в чащу леса. За ним по следу бросились молодые люди, и, хотя растительность в лесу была так густа, что никто не мог пробежать сразу больше нескольких футов, большинство из них быстро шли вперед; по пути они собирали плоды «мпонко», напоминающие дыню, и лакомились ими. Как только буйвол слышал близко их шаги, он убегал, каждый раз меняя свое укрытие и очень искусно запутывая свой след. Мне говорили, что иногда они поворачивают назад и на несколько футов в сторону от своей тропы и ложатся в какую-нибудь яму, выжидая, когда охотник подойдет вплотную. Хотя животное это выглядит очень грузным и неповоротливым, нападение его всегда бывает молниеносным и грозным. Буйволы и черные носороги причиняют больше несчастных случаев, чем львы. Хотя все знают о том, что раненый буйвол становится крайне свирепым, наши молодые люди, не задумываясь, шли за ним. Туземцы никогда не теряют присутствия духа. Когда буйвол нападает на них в лесу сзади, они ловким движением бросаются в сторону за дерево и, бегая вокруг этого дерева, закалывают буйвола, гоняющегося за ними.
Одно цветущее дерево напомнило мне своим приятным ароматом, листьями, цветами и ягодами наш боярышник, только цветы здесь были величиной с цветы шиповника и ягоды крупнее. Все цветы вообще пахнут здесь очень приятно, в то время как на юге они или совсем лишены аромата, или издают какой-то тошнотворный запах. Ботаник нашел бы на берегах Леебы богатую жатву, и данное время было бы для него самым лучшим, потому что семена всех растений созревают очень быстро, а затем на свет появляются разнообразные насекомые и поедают их. Ползучие растения обнаруживают здесь огромную силу роста; у них не только стебель, но и сам кончик его бывает толстым, как у быстро растущей спаржи.
В данное время в этих местностях повсюду до самой Анголы в изобилии появляется растение, называемое «мароро», или «малоло». Это низкорослый куст с желтыми съедобными плодами, которые на вкус весьма сладкие и внутри полны семечек.
28-го мы заночевали на правом берегу, с которого только что ушли два выводка крокодилов. Когда мы подошли вплотную к берегу, то увидели много их детенышей; значит, это было как раз то время, когда они выводятся и выходят из гнезд, потому что мы видели, как они грелись на солнце, лежа на отмели вместе со старыми. На месте одного из опустевших гнезд, которых на берегу было очень много и в которых оставалась разбитая скорлупа яиц, мы развели костер. На Зоуге только в одном таком гнезде мы насчитали шестьдесят яиц.
Яйца крокодилов по величине почти равны гусиным, но оба конца их имеют одинаковый диаметр, и белая скорлупа несколько эластичнее, потому что внутри нее имеется крепкая пленка, а в самой оболочке мало извести. Гнездо находилось приблизительно в 200 футах [60 м] от воды, и все говорило за то, что это место употреблялось для той же цели и в прежние годы. От воды к гнезду вела широкая тропа. По словам моих спутников, самка, отложившая яйца, зарывает их и возвращается впоследствии к гнезду, чтобы помочь детенышам освободиться от тюремного заключения и вылупиться из яиц. Затем она подводит их к воде и предоставляет им самим ловить небольших рыбок. Помощь при вылупливании бывает действительно необходима, потому что, кроме крепкой пленки яйца, над выводком имеется еще 4 дюйма [10 см] земли. Для своего питания детеныши не нуждаются в немедленной помощи; вылупившись из яйца, они удерживают в своей брюшине в качестве питательного запаса часть желтка, равную по объему куриному яйцу, который идет на питание, пока они не начнут существовать самостоятельно ловлей рыбы.
Основной пищей и маленьких и взрослых крокодилов является рыба. При ловле рыбы им много помогает их широкий, покрытый чешуей хвост. Иногда, завидев с противоположного берега человека, находящегося в воде, крокодил с изумительной быстротой бросается в реку, и его можно заметить тогда только по высокой ряби, вызываемой на поверхности воды его быстрым движением по дну, но обычно, как только крокодилы увидят человека, они уходят и действуют исподтишка. Они редко оставляют воду для ловли добычи, но часто выходят из воды, чтобы наслаждаться солнечным теплом.
Однажды, когда я гулял по берегу р. Зоуги, то один маленький крокодил, приблизительно в 3 фута [1 м] длиной, внезапно с силою ударил меня своим хвостом по ногам и заставил быстро отскочить в сторону, но это был из ряда вон выходящий случай, потому что я никогда не слышал о подобном происшествии.
В долине племени бароце раненая лече, загнанная в реку, или человек, или собака, которые входят в воду, почти наверное будут схвачены крокодилом, несмотря на то что он может и не показаться на поверхности. Когда крокодилы бывают заняты поисками пищи, то их не видно, они ловят рыбу, главным образом ночью. Когда они едят, то производят громкий чавкающий звук. Если его услышишь хотя бы один раз, то никогда не забудешь.
В тот вечер, когда мы остановились на берегу на ночлег, детеныши крокодила, вышедшие из своих гнезд, не обнаруживали осторожности. Они были около 10 дюймов [25 см] длиной, глаза у них были желтые, с зрачками в виде щели. Кожа была испещрена бледно-зелеными и коричневыми полосами шириной приблизительно в полдюйма [1,2 см]. Когда их кололи копьем, то, хотя зубы у них были еще не вполне развиты, они в ярости кусали оружие, испуская пронзительный визг, напоминающий лай щенка, когда он в первый раз начинает подавать голос. Я не мог установить, действительно ли самка пожирает детенышей, как мне говорили, и пользуется ли здесь ихневмон такой же репутацией, как в Египте. Бароце и байейе, кажется, не хотят видеть в ихневмоне своего благодетеля; они предпочитают сами есть яйца крокодила и быть ихневмонами для самих себя. Белок яйца крокодила не свертывается, но желток свертывается, и едят только его. С увеличением населения число крокодилов будет уменьшаться, потому что их гнезда чаще будут обнаруживаться; главным препятствием для необычайного их размножения является, по-видимому, человек. В Лиамбье они более дики и причиняют больше вреда, чем в любой другой реке. В лунные ночи, после продолжительной пляски, молодые люди, прежде чем идти спать, сбегают с берега к воде, чтобы смыть с себя пыль и освежиться, и их часто уносят крокодилы. Туземцы так же мало думают в этом случае о грозящей опасности, как заяц, когда за ним не гонится собака. При случайных встречах с крокодилами, когда людям удается уйти от них невредимыми, им некогда бывает пугаться, а после они только смеются. Туземцам недостает спокойного размышления. При мысли об опасностях, грозивших во многих случаях лично мне и которых я избежал, я испытываю теперь больше страха, чем в то время, когда это происходило.
Когда мы достигли той части реки, где начиналась территория, управляемая вождем-женщиной по имени Маненко, было бы нетактичным проехать мимо нее, как и любого другого вождя, не проявив минимального уважения. Выразить свое уважение к ней значило посетить ее и объяснить цель, с которой мы проезжали через ее страну. Поэтому я отправил к ней посыльных и целых два дня ожидал на месте их возвращения, а так как я не мог ускорить хода событий, то отправился в прилегающую к берегу местность на поиски мяса для лагеря.
Эта страна богата лесом, но местами в нем попадаются покрытые травой лужайки; трава растет на них не пучками, как на юге, а таким сплошным ковром, что под ним невозможно рассмотреть почву. Мы встретили мужчину с двумя его женами и детьми, которые жгли сухой тростник и ветки цитлы, растущей на солончаковом болоте, чтобы извлечь из золы что-то вроде соли. Для этой цели делают из древесных ветвей форму воронки и скрепляют ее несколько раз веревкой, сделанной из травы, пока она не примет вид опрокинутой крышки улья. Затем наливают водой тыкву, а в нее насыпают золу и после этого дают воде просачиваться через маленькое отверстие, сделанное на дне тыквы, и через траву воронки. Профильтрованный таким образом раствор выпаривается на солнце; после выпаривания остается соль, которой бывает вполне достаточно для того, чтобы приправлять ею пищу. При нашем появлении женщины и дети сразу скрылись, а мы сели на некотором расстоянии и дали мужчине время набраться смелости и заговорить с нами. Но при виде нас он затрясся от страха, и только тогда, когда мы объяснили ему, что нашей целью является охота на дичь, а не на людей, он успокоился и позвал своих жен. У него был лук около 6 футов длиной и стрелы с железными наконечниками длиной приблизительно в 30 дюймов [75 см], были также деревянные стрелы с зазубринами, предназначавшиеся для стрельбы в тех случаях, когда он не мог быть уверен, что вернет стрелу обратно. Вскоре мы убили зебру и дали нашим знакомым такую щедрую долю, что быстро стали друзьями.
На предложение, сделанное нами вождю-женщине Маненко, посетить ее и объяснить ей лично цель нашей поездки, мы получили ответ, что должны оставаться на месте, пока она сама не посетит нас. Она прислала нам с нашими посыльными корзину, полную корней маниока. Через два дня от нее прибыли другие послы с приказанием приехать к ней мне. После этих затяжных переговоров и четырехдневных дождей я совсем отказался от поездки к ней и отправился вверх по реке к маленькой речке Макондо [13°23 12» ю. ш. ], которая впадает в Леебу с востока и имеет в ширину от 20 до 30 ярдов [от 20 до 25 м].
1 января 1854 г. Почти весь день шел ливень. Несомненно, начался дождливый сезон. Жители деревень часто приносили нам темно-красные фрукты, называемые «мава», мы давали им за это кусочки мяса.
Переезжая через реку в месте слияния Леебы с Макондо, мы узнали, что здесь ездят мамбари, ведущие торговлю с местными племенами. Мамбари – весьма предприимчивые торговцы. Они доставляли манчестерскую мануфактуру в самое сердце Африки. Макололо не могли поверить, что эти хлопчатобумажные ткани, вызывающие у них удивление, являются произведением рук обыкновенного человека. Африканцам наши хлопчатобумажные ткани кажутся сказкой. «Как могут железные вещи прясть, ткать и набивать так красиво?» Наша страна представляется им каким-то чудесным царством света, откуда идут жемчуг, кисея и павлины. Попытка объяснить процесс фабрикации вызывает у них восклицание: «Верно! Вы просто боги!»
Когда мы оставили Макондо, то целое утро лил дождь. Около 11 часов мы подплыли к одной деревне, где старшиной был некий Шеакондо. Мы известили этого старшину о своем приезде, и он скоро явился к нам со своими двумя женами, которые принесли нам в подарок маниоки. Население здесь принадлежит к племени балонда. Шеакондо мог хорошо говорить на языке бароце, на котором мы и повели с ним беседу. Он не обнаруживал перед нами страха и был во всем откровенен. Балонда занимаются больше всего разведением маниока; они садят также дурру, земляные орехи, бобы, кукурузу, сладкий картофель, или бататы, называемые здесь «лекото».
У места слияния Леебы с Лиамбье (14°10 52» ю. ш., 23°35 40» в. д.) мы были 27 декабря. Почти прямо к востоку от этого места жил Масико, вождь бароце. Мы послали к нему вместе с его товарищами Мосанту, человека, принадлежавшего к племени батока. Ему было поручено передать Масико, что если последнему необходимо знать мои намерения, то он должен прислать какого-нибудь толкового человека для беседы об этом в город племени балонда, куда я намеревался приехать.
Мы перевезли Мосанту с его товарищами на левый берег Леебы. На его путешествие требовалось пять дней, но оно могло совершаться не быстрее, чем по 10 или 12 миль [18–22 км] в день, потому что с ним было двое детей в возрасте 7 и 8 лет, неспособных идти быстро в знойный день.
Предоставив Мосанту идти своим путем, мы теперь бросим беглый взгляд на нижнее течение реки, которую собираемся оставить. В этом месте река идет с востока, а наш путь должен направляться на северо-восток, так как мы намереваемся ехать к Луанде. Ниже места слияния обеих рек, у которого мы теперь находимся, река по направлению к Мосье-атунья имеет много длинных плесов, по которым могли бы свободно плавать пароходы. Река здесь бывает столь же широкой, как у Лондонского моста, но без точного измерения ее глубины нельзя сказать, в которой из этих рек больше воды. Для постоянной навигации здесь имеется много серьезных препятствий. Приблизительно в десяти милях, например, книзу от места слияния с Лоэти, в реке имеется много больших отмелей, а дальше до р. Симах перед вами сотни миль водного пути, по которому во все времена года могли бы ходить такие же пароходы, какие ходят по Темзе, но в промежутке между Симахом и Катима-Молело снова возникает препятствие в виде пяти или шести порогов с водопадами, а через водопад Гонье никогда нельзя переправиться иначе, как только обойдя его по суше. Между порогами имеются плесы со спокойной, глубокой водой, по несколько миль длиной. А далее за Катима-Молело до слияния с Чобе перед вами снова почти сотня миль реки, которая может быть судоходной.
Я глубоко убежден, что указанная часть страны может поддерживать существование миллионов жителей, как сейчас она поддерживает тысячи их. Трава, растущая в долине, где живут бароце, представляет собой настолько густую, переплетенную массу растений, что когда она «ложится», то по ней ходишь, как по стогам сена. В ней укрываются и рожают своих детенышей лече. Если бы почва, которая производит эту траву, была использована под пашню, то она давала бы достаточно хлеба для множества людей.
Теперь мы начали подниматься вверх по Леебе. По сравнению с водой главной реки, которая здесь принимает название Кабомпо, вода в Леебе имеет черный цвет; она течет тихо и, в противоположность главной реке, принимает в себя с обеих сторон множество небольших притоков. Она медленно извивается по прелестнейшим лугам; на каждом лугу в центре имеется или заросший осокой водоем или небольшой ручеек. Деревья теперь покрыты густой свежей листвой и расположены такими прекрасными, такими живописными группами, что никакое искусство не могло бы придать им большей красоты. Выжженная солнцем трава теперь, после дождей, вырастала вновь. Весь вид этой местности напоминает парк, за которым старательно ухаживают опытные руки. С трудом верится, что окружающая природа предоставлена самой себе. Я предполагаю, что эти ровные луга ежегодно затопляются водой разлива, потому что места, на которых растут деревья, возвышаются над ними на 3–4 фута [до 1,2 м]. Различная форма этих возвышений придает необычайное разнообразие очертаний этим рощам, похожим на парки. Во всех этих долинах на поверхности почвы разбросано множество пресноводных раковин. Почва на возвышениях, как я заметил это и в других местах, состоит из мягкого песка, а на лугах – из жирного аллювиального суглинка.
На лугах много красивых цветов, вокруг которых летает множество пчел, собирающих с них нектар. В лесах мы находили много меду и видели помосты, на которых балонда сушат мясо; последние приходят сюда охотиться и собирать продукцию диких пчел. В одном месте мы встретили группу высоких деревьев, прямых, как мачты; с их ветвей свисали гирлянды ползучего растения. В засушливой стране юга совсем нет этого эпифита, употребляемого в качестве красителя. Он предпочитает более влажный климат местностей, близких к западному побережью.
Я ранил большого буйвола. Теряя много крови, он убежал в чащу леса. За ним по следу бросились молодые люди, и, хотя растительность в лесу была так густа, что никто не мог пробежать сразу больше нескольких футов, большинство из них быстро шли вперед; по пути они собирали плоды «мпонко», напоминающие дыню, и лакомились ими. Как только буйвол слышал близко их шаги, он убегал, каждый раз меняя свое укрытие и очень искусно запутывая свой след. Мне говорили, что иногда они поворачивают назад и на несколько футов в сторону от своей тропы и ложатся в какую-нибудь яму, выжидая, когда охотник подойдет вплотную. Хотя животное это выглядит очень грузным и неповоротливым, нападение его всегда бывает молниеносным и грозным. Буйволы и черные носороги причиняют больше несчастных случаев, чем львы. Хотя все знают о том, что раненый буйвол становится крайне свирепым, наши молодые люди, не задумываясь, шли за ним. Туземцы никогда не теряют присутствия духа. Когда буйвол нападает на них в лесу сзади, они ловким движением бросаются в сторону за дерево и, бегая вокруг этого дерева, закалывают буйвола, гоняющегося за ними.
Одно цветущее дерево напомнило мне своим приятным ароматом, листьями, цветами и ягодами наш боярышник, только цветы здесь были величиной с цветы шиповника и ягоды крупнее. Все цветы вообще пахнут здесь очень приятно, в то время как на юге они или совсем лишены аромата, или издают какой-то тошнотворный запах. Ботаник нашел бы на берегах Леебы богатую жатву, и данное время было бы для него самым лучшим, потому что семена всех растений созревают очень быстро, а затем на свет появляются разнообразные насекомые и поедают их. Ползучие растения обнаруживают здесь огромную силу роста; у них не только стебель, но и сам кончик его бывает толстым, как у быстро растущей спаржи.
В данное время в этих местностях повсюду до самой Анголы в изобилии появляется растение, называемое «мароро», или «малоло». Это низкорослый куст с желтыми съедобными плодами, которые на вкус весьма сладкие и внутри полны семечек.
28-го мы заночевали на правом берегу, с которого только что ушли два выводка крокодилов. Когда мы подошли вплотную к берегу, то увидели много их детенышей; значит, это было как раз то время, когда они выводятся и выходят из гнезд, потому что мы видели, как они грелись на солнце, лежа на отмели вместе со старыми. На месте одного из опустевших гнезд, которых на берегу было очень много и в которых оставалась разбитая скорлупа яиц, мы развели костер. На Зоуге только в одном таком гнезде мы насчитали шестьдесят яиц.
Яйца крокодилов по величине почти равны гусиным, но оба конца их имеют одинаковый диаметр, и белая скорлупа несколько эластичнее, потому что внутри нее имеется крепкая пленка, а в самой оболочке мало извести. Гнездо находилось приблизительно в 200 футах [60 м] от воды, и все говорило за то, что это место употреблялось для той же цели и в прежние годы. От воды к гнезду вела широкая тропа. По словам моих спутников, самка, отложившая яйца, зарывает их и возвращается впоследствии к гнезду, чтобы помочь детенышам освободиться от тюремного заключения и вылупиться из яиц. Затем она подводит их к воде и предоставляет им самим ловить небольших рыбок. Помощь при вылупливании бывает действительно необходима, потому что, кроме крепкой пленки яйца, над выводком имеется еще 4 дюйма [10 см] земли. Для своего питания детеныши не нуждаются в немедленной помощи; вылупившись из яйца, они удерживают в своей брюшине в качестве питательного запаса часть желтка, равную по объему куриному яйцу, который идет на питание, пока они не начнут существовать самостоятельно ловлей рыбы.
Основной пищей и маленьких и взрослых крокодилов является рыба. При ловле рыбы им много помогает их широкий, покрытый чешуей хвост. Иногда, завидев с противоположного берега человека, находящегося в воде, крокодил с изумительной быстротой бросается в реку, и его можно заметить тогда только по высокой ряби, вызываемой на поверхности воды его быстрым движением по дну, но обычно, как только крокодилы увидят человека, они уходят и действуют исподтишка. Они редко оставляют воду для ловли добычи, но часто выходят из воды, чтобы наслаждаться солнечным теплом.
Однажды, когда я гулял по берегу р. Зоуги, то один маленький крокодил, приблизительно в 3 фута [1 м] длиной, внезапно с силою ударил меня своим хвостом по ногам и заставил быстро отскочить в сторону, но это был из ряда вон выходящий случай, потому что я никогда не слышал о подобном происшествии.
В долине племени бароце раненая лече, загнанная в реку, или человек, или собака, которые входят в воду, почти наверное будут схвачены крокодилом, несмотря на то что он может и не показаться на поверхности. Когда крокодилы бывают заняты поисками пищи, то их не видно, они ловят рыбу, главным образом ночью. Когда они едят, то производят громкий чавкающий звук. Если его услышишь хотя бы один раз, то никогда не забудешь.
В тот вечер, когда мы остановились на берегу на ночлег, детеныши крокодила, вышедшие из своих гнезд, не обнаруживали осторожности. Они были около 10 дюймов [25 см] длиной, глаза у них были желтые, с зрачками в виде щели. Кожа была испещрена бледно-зелеными и коричневыми полосами шириной приблизительно в полдюйма [1,2 см]. Когда их кололи копьем, то, хотя зубы у них были еще не вполне развиты, они в ярости кусали оружие, испуская пронзительный визг, напоминающий лай щенка, когда он в первый раз начинает подавать голос. Я не мог установить, действительно ли самка пожирает детенышей, как мне говорили, и пользуется ли здесь ихневмон такой же репутацией, как в Египте. Бароце и байейе, кажется, не хотят видеть в ихневмоне своего благодетеля; они предпочитают сами есть яйца крокодила и быть ихневмонами для самих себя. Белок яйца крокодила не свертывается, но желток свертывается, и едят только его. С увеличением населения число крокодилов будет уменьшаться, потому что их гнезда чаще будут обнаруживаться; главным препятствием для необычайного их размножения является, по-видимому, человек. В Лиамбье они более дики и причиняют больше вреда, чем в любой другой реке. В лунные ночи, после продолжительной пляски, молодые люди, прежде чем идти спать, сбегают с берега к воде, чтобы смыть с себя пыль и освежиться, и их часто уносят крокодилы. Туземцы так же мало думают в этом случае о грозящей опасности, как заяц, когда за ним не гонится собака. При случайных встречах с крокодилами, когда людям удается уйти от них невредимыми, им некогда бывает пугаться, а после они только смеются. Туземцам недостает спокойного размышления. При мысли об опасностях, грозивших во многих случаях лично мне и которых я избежал, я испытываю теперь больше страха, чем в то время, когда это происходило.
Когда мы достигли той части реки, где начиналась территория, управляемая вождем-женщиной по имени Маненко, было бы нетактичным проехать мимо нее, как и любого другого вождя, не проявив минимального уважения. Выразить свое уважение к ней значило посетить ее и объяснить цель, с которой мы проезжали через ее страну. Поэтому я отправил к ней посыльных и целых два дня ожидал на месте их возвращения, а так как я не мог ускорить хода событий, то отправился в прилегающую к берегу местность на поиски мяса для лагеря.
Эта страна богата лесом, но местами в нем попадаются покрытые травой лужайки; трава растет на них не пучками, как на юге, а таким сплошным ковром, что под ним невозможно рассмотреть почву. Мы встретили мужчину с двумя его женами и детьми, которые жгли сухой тростник и ветки цитлы, растущей на солончаковом болоте, чтобы извлечь из золы что-то вроде соли. Для этой цели делают из древесных ветвей форму воронки и скрепляют ее несколько раз веревкой, сделанной из травы, пока она не примет вид опрокинутой крышки улья. Затем наливают водой тыкву, а в нее насыпают золу и после этого дают воде просачиваться через маленькое отверстие, сделанное на дне тыквы, и через траву воронки. Профильтрованный таким образом раствор выпаривается на солнце; после выпаривания остается соль, которой бывает вполне достаточно для того, чтобы приправлять ею пищу. При нашем появлении женщины и дети сразу скрылись, а мы сели на некотором расстоянии и дали мужчине время набраться смелости и заговорить с нами. Но при виде нас он затрясся от страха, и только тогда, когда мы объяснили ему, что нашей целью является охота на дичь, а не на людей, он успокоился и позвал своих жен. У него был лук около 6 футов длиной и стрелы с железными наконечниками длиной приблизительно в 30 дюймов [75 см], были также деревянные стрелы с зазубринами, предназначавшиеся для стрельбы в тех случаях, когда он не мог быть уверен, что вернет стрелу обратно. Вскоре мы убили зебру и дали нашим знакомым такую щедрую долю, что быстро стали друзьями.
На предложение, сделанное нами вождю-женщине Маненко, посетить ее и объяснить ей лично цель нашей поездки, мы получили ответ, что должны оставаться на месте, пока она сама не посетит нас. Она прислала нам с нашими посыльными корзину, полную корней маниока. Через два дня от нее прибыли другие послы с приказанием приехать к ней мне. После этих затяжных переговоров и четырехдневных дождей я совсем отказался от поездки к ней и отправился вверх по реке к маленькой речке Макондо [13°23 12» ю. ш. ], которая впадает в Леебу с востока и имеет в ширину от 20 до 30 ярдов [от 20 до 25 м].
1 января 1854 г. Почти весь день шел ливень. Несомненно, начался дождливый сезон. Жители деревень часто приносили нам темно-красные фрукты, называемые «мава», мы давали им за это кусочки мяса.
Переезжая через реку в месте слияния Леебы с Макондо, мы узнали, что здесь ездят мамбари, ведущие торговлю с местными племенами. Мамбари – весьма предприимчивые торговцы. Они доставляли манчестерскую мануфактуру в самое сердце Африки. Макололо не могли поверить, что эти хлопчатобумажные ткани, вызывающие у них удивление, являются произведением рук обыкновенного человека. Африканцам наши хлопчатобумажные ткани кажутся сказкой. «Как могут железные вещи прясть, ткать и набивать так красиво?» Наша страна представляется им каким-то чудесным царством света, откуда идут жемчуг, кисея и павлины. Попытка объяснить процесс фабрикации вызывает у них восклицание: «Верно! Вы просто боги!»
Когда мы оставили Макондо, то целое утро лил дождь. Около 11 часов мы подплыли к одной деревне, где старшиной был некий Шеакондо. Мы известили этого старшину о своем приезде, и он скоро явился к нам со своими двумя женами, которые принесли нам в подарок маниоки. Население здесь принадлежит к племени балонда. Шеакондо мог хорошо говорить на языке бароце, на котором мы и повели с ним беседу. Он не обнаруживал перед нами страха и был во всем откровенен. Балонда занимаются больше всего разведением маниока; они садят также дурру, земляные орехи, бобы, кукурузу, сладкий картофель, или бататы, называемые здесь «лекото».