Давыдов Павел. Этюд о крысином смехе (опубликованный вариант)

   Часы на стене пробили половину шестого. В окно тоскливо барабанил осенний дождь. Где-то за шкафом грустно пел свою песню сверчок.
   — Ничего, ничего, — сказал я сам себе. Но беспокойство начало понемногу овладевать мною. Я вспомнил, каким необычайно серьезный для него тоном произнес вчера Холмс свои последние слова. Стрелки медленно приближались к шести, а великий сыщик все еще не появлялся.
   — Ничего, ничего, — пробормотал я, — вот сейчас, сейчас откроется дверь…
   Но дверь не открывалась. Часы показывали без трех минут шесть. Без двух минут. Без одной…
   Мне послышался какой-то шорох на лестнице, словно кто-то царапался легкими коготками. Осторожно подойдя к двери, я немного постоял около, прислушиваясь, затем рывком распахнул ее. Никого. Никого…
   Тишину разбил бой часов. Один удар, второй, третий, четвертый, пятый и, наконец, шестой. Долгое эхо.
   Деревянными шагами я подошел к столу, взял конверт и судорожным движением распечатал его. Из него выскользнул небольшой листок и упал на ковер. Я нагнулся за ним, развернул и прочитал:
   ХИМЕРЕ — ХИМЕРЬЯ СМЕРТЬ
   Гибель химеры произошла.
   Она любила высоту
   И синее небо.
   Я ненавижу химер
   С раннего детства,
   А синее небо люблю гораздо больше, чем
   Химер
   Она заслонила небо
   Своими
   уродливыми
   формами,
   Не идущими ни в какое сравнение
   С моими. Я или она?
   Вопрос. Но тут взошла Луна
   И осветила все она
   Своим сиянием оттуда,
   Где птицы
   Летают.
   Произведя замысловатые расчеты
   При помощи имеющихся у меня
   Математических
   таблиц,
   Я вычислил необходимую силу
   И, ловко приложив ее,
   Скинул чудище вниз.
   Гибель химеры произошла.
   Хлоп!
   Под этим неподражаемым произведением стоял размашистый автограф Холмса…
   И тут — хлоп! — хлопнула входная дверь, и в комнату, Запыхавшийся и мокрый, вбежал Холмс. Увидев в моей руке верлибр, он просиял.
   — Ну как, Уотсон? Я вижу, вы потрясены! Не надо ничего говорить — все написано на вашем лице! Досадно, что я немного опоздал и не смог видеть, как вы наслаждаетесь моим шедевром! А я так спешил!
   — Могли бы и не спешить, — ошарашено пробормотал я, сообразив, наконец, что к чему.
   — Нет, я должен был спешить, — перебил меня Холмс, — Собирайтесь, Уотсон, вы и так уже засиделись дома. Нам надо ехать.
   — Надеюсь, не за пузырьками? — с испугом спросил я.
   — Если бы, — мечтательно вздохнул Холмс. — Не забудьте взять зонт — на улице дождь.
   Около подъезда стояла телега, на которой покоилась солидных размеров бочка. В телегу была впряжена тщедушная лошадка, с опаской косившаяся на громаду за своей спиной.
   — Что это, Холмс? — спросил я, раскрывая зонт — дождь лил, как из ведра.
   — Это лошадь, — сострил Холмс. — Забирайтесь наверх.
   — На лошадь?
   — На бочку, Уотсон! Какой вы, право, бестолковый. Да лезьте же, наконец!
   Я решил не задавать больше вопросов — все равно Холмс настаивает на своем — и, взяв зонт в зубы, полез на бочку. Она была мокрая и скользкая от дождя. Спереди, с вожжами в руках, взгромоздился Холмс. Он, как заправский извозчик, чмокнул губами, и наш странный экипаж тронулся с места.
   Некоторое время я полулежал, обхватив бока бочки руками и ногами. Внутри нее что-то булькало и переливалось. Каждый ухаб, на котором подпрыгивала наша телега, выводил меня из равновесия. Зонт я выронил сразу — еще на Бейкер-стрит. Вскоре, однако, я немного приспособился к подобному способу передвижения и сел. Холмсу же езда не причиняла неудобств — он устроился впереди меня, свесив ноги вниз и, не обращая внимания на дождь и удивленные взгляды редких прохожих, мурлыкал себе под нос какую-то песенку.
   — Далеко еще? — крикнул я.
   — К утру доедем! — ответил Холмс и захохотал. — Это шутка. Вот мы и на месте. Отель «Нортумберленд».
   — Это похоже на отель, как корова на дирижабль, — с сомнением сказал я. — Мне не раз приходилось бывать в отелях. А это… Или вы опять острите?
   — Уотсон! Мы просто подъехали со двора — парадный вход с другой стороны. — И Холмс соскочил вниз, прямо в лужу, окатив меня грязью с ног до головы.
   — Веселей, Уотсон! Сейчас мне понадобится ваша помощь! Слезайте.
   Я с трудом слез вниз и несколько раз обошел вокруг телеги, разминая затекшие ноги. Меня чрезвычайно радовало, что кроме нас на заднем дворе никого не было — я чувствовал, что с минуты на минуту Холмс выкинет очередной номер.
   — Уотсон! — позвал меня Холмс. — Видите затычку в бочке? Сейчас я поднимусь на крышу и скину вам шланг. Вы должны будете выбить затычку и вставить шланг в отверстие. Ясно? — И Холмс, не дожидаясь моего ответа, скрылся за маленькой дверью около мусорных баков.
   Через пять минут великий сыщик свесил голову с крыши и, сбросив вниз свернутый в клубок шланг, заорал:
   — Держите! Поймав свисающий конец шланга, я подошел к бочке и вышиб из нее затычку. Из отверстия ударила струя воды. Я еле-еле впихнул в него шланг и с надеждой посмотрел вверх.
   — Отлично, Уотсон! А теперь я продемонстрирую вам одно интересное явление! Сейчас я создам разряжение на моем конце шланга и атмосферное давление погонит воду вверх! — с этими словами Холмс сунул шланг в рот и исчез за скатом крыши.
   Послышалось странное хлюпанье, шланг сплющился и вновь принял прежнюю форму. Я понял, что Холмс пытается всосать воду, но, как видно, безуспешно:
   — Ну как? — крикнул я.
   — Сойдите со шланга, Уотсон! — донеслось сверху.
   — Я вовсе не стою на нем! — ответил я, незаметно сойдя со шланга.
   С крыши опять свесилась голова Холмса. Убедившись, что я говорю правду, Холмс исчез и через некоторое время вновь появился во дворе.
   — Неудача, — сказал он, тяжело дыша. — Я не учел гидравлического сопротивления шланга. Оно оказалось слишком велико. А может быть, упало давление, — Холмс посмотрел вверх. — Антиц-ц-циклон, — добавил он с чувством.
   — Что же будем делать? — поинтересовался я.
   — А вот что, — сказал Холмс — Я сброшу веревку, вы ее привяжете к бочке, вот к этим проушинам. Потом крикнете мне, и я втяну ее на крышу.
   Мои приготовления заняли сравнительно немного времени. Не прошло и получаса, как я крикнул Холмсу: «Тяните!» и стал с интересом наблюдать за тем, как груз медленно поднимается вверх.
   Я многое отдал бы за то, чтобы увидеть лицо великого сыщика в тот момент, когда вместо ожидаемой бочки он получил лошадь: с оглоблями, хомутом и даже вожжами. Прошло долгих десять минут с тех пор, как благородное животное, смиренно поджав ноги, благополучно достигло крыши, а Холмс все еще не подавал признаков жизни. Наконец, его голова вновь показалась на фоне серого неба и мрачным тоном осведомилась:
   — Что это, Уотсон?
   — Это лошадь, — сказал я, невинно глядя вверх.
   — Нет, я вас спрашиваю, что это значит?
   — Это шутка. Это я так шучу, — добавил я.
   — Прекратите ваши идиотские шутки, Уотсон! Мне нужна бочка, ясно вам?
   — Было бы из-за чего переживать! Бросайте веревку и получайте свою бочку.
   На этот раз Холмс приступил к делу лишь после того, как убедился, что веревка привязана куда следует. Веревка натянулась, бочка дрогнула, и в этот момент мне показалось, что узел вот-вот развяжется.
   — Погодите, Холмс! — заорал я, хватаясь за веревку. — Не тяните!
   Последовал мощный рывок, и земля ушла у меня из-под ног. Потеряв опору, я со всего размаху ударился вместе с бочкой о стену и завертелся, как рыба на крючке. Холмс, не услышавший моего призыва, продолжал с неиссякаемой энергией тащить бочку. Обмирая от ужаса, я попытался кричать еще раз, но Холмс ничего не слышал.
   — Химеры… — доносилось до меня. — …Имеющихся у меня математических таблиц… Произошла… Эх, ухнем! Ух. Ух.
   Вцепившись обеими руками в веревку, я с тоской наблюдал, как телега внизу становится все меньше и меньше, а я с каждым рывком ухающего Холмса поднимаюсь все выше и выше. Еще несколько рывков и…
   — Уотсон? Какого черта?! Да отпустите же, наконец, бочку! Нашли себе занятие!
   Холмс, мокрый, красный от напряжения, изо всех сил тащил на себя натянутую, как страна веревку. Рядом, меж печных труб, бродила лошадь, издавая временами жалобное ржание.
   — Уотсон! — пропыхтел Холмс. — Нечего глазеть по сторонам! Влезайте на крышу и помогите мне!
   Я осторожно переполз на крышу. Вдвоем с Холмсом мы выволокли эту треклятую бочку и присели отдохнуть.
   — Самое трудное уже позади, — провозгласил Холмс, утирая рукавом пот. — Остались кое-какие мелочи.
   Совместными усилиями мы подтащили бочку к слуховому окну и там завалили на бок. В руках великого сыщика появился неизвестно откуда взявшийся лом. Повертев его в руках, Холмс подцепил им днище и резким движением выломал.
   Поток воды из бочки с шумом хлынул в слуховое окно. Я оторопело уставился на эту Ниагару. Сзади неслышно подошла лошадь и, положив мокрую морду мне на плечо, стала грустно смотреть на льющуюся воду.
   — Ну вот и все, — с удовлетворением сказал Холмс, когда бочка опустела.
   По темной лестнице мы спустились вниз и вышли во двор. Покопавшись в соломе, устилавшей дно нашей телеги, Холмс вытащил из нее две поношенные фуражки с твердыми козырьками, огромный ржавый гаечный ключ, две трубы дюймов пяти в диаметре и саквояж. Одну из фуражек и трубы он сунул мне.
   — Одевайте фуражку, — сказал Холмс, нахлобучивая на голову свою, — и вперед. Делайте, как я, и не задавайте глупых вопросов.
   Мы вышли со двора, обошли здание и оказались у переднего подъезда. Это и в самом деле был отель «Нортумберленд».
   Мы поднялись по мраморным ступенькам и оказались перед роскошными резными дверями. Дорогу нам преградил важный швейцар в расшитой золотом ливрее.
   — Это еще куда? — свысока спросил он.
   — Ремонтная бригада, — дерзко ответил Холмс, глядя ему в переносицу. — Лондонводопровод.
   Откуда-то сверху донеслось одинокое унылое ржание.
   Глава 14.
   Отодвинув в сторону оторопевшего швейцара, Холмс горло прошествовал внутрь. Вспомнив наставления Холмса, я перехватил поудобнее трубы и, слегка задев ими швейцара, последовал за моим другом. Навстречу из-за своей конторки поднялся худощавый портье.
   — Чем могу быть полезен, дже… Эй, Франклин! — раздраженно крикнул он швейцару. — Ты кого пустил?
   — Лондонводопровод, — сурово отчеканил Холмс, со стуком кладя гаечный ключ на конторку. — К нам поступил сигнал, что вас заливает.
   — То есть как заливает? — оторопело переспросил портье.
   — Очень просто, — твердо сказал Холмс — Прорвало трубу. Вода хлещет со страшной силой. Еще немного — и вы погибнете, — Холмс сделал страшные глаза.
   — Как погибнем? Какую трубу? — растерянно пробормотал портье.
   — Каминную, — пояснил я, пытаясь помочь моему другу. — Обыкновенную каминную трубу.
   Холмс деревянно рассмеялся, беспокойно озираясь по сторонам. Внезапно его взгляд остановился на водопроводной трубе за спиной у портье, и его лицо осветилось.
   — Вот она, — Холмс указал пальцем. — Вот она!
   Портье повернул недоуменное лицо назад.
   — Но она же цела, джентльмены!
   — Цела? — Холмс хмыкнул, обошел конторку, и, отстранив портье, раскрыл свой саквояж. — Вы говорите, она цела? — Великий сыщик извлек из саквояжа дрель и за несколько секунд просверлил трубу насквозь. Из отверстия забил фонтан.
   — Ну вот, — с облегчением сказал Холмс, — что и требовалось доказать. Младший водопроводчик Уотсон, идите, сюда.
   Я зашел за конторку. Холмс протянул мне гаечный ключ:
   — Пошуруйте-ка тут пока, а я поищу прокладки. Мне еще пи разу не приходилось шуровать, но спросить, как это делается, я не решился. Сначала я приставил к отверстию одну из своих труб и некоторое время с умным видом смотрел, как пода вытекает через нее на пол. Затем я несколько раз ударил по трубе ключом.
   — Ну как? — озабоченно спросил Холмс, вынимая из саквояжа кувалду.
   — Мда-а-а… — протянул я, — Дело дрянь.
   На лестнице столпилось человек десять-пятнадцать постояльцев, привлеченных шумом текущей воды. Они с испугом следили за нашими действиями.
   — Спокойно! — провозгласил Холмс. — Для паники нет ни каких оснований! Просим всех разойтись по комнатам, взять самое ценное, надеть спасательные пояса и через пятнадцать минут собраться в вестибюле.
   Нельзя сказать, что это заявление Холмса успокоило собравшихся. «Пожар!» — завопил седобородый джентльмен в смокинге, «Грабят!» — откликнулись сразу несколько голосов.
   «То-о-онем!!!» — перекрыл обычные крики мощный хор.
   Вода, тем временем, действительно прибывала.
   — Без паники, господа, без паники! — Холмс постучал кувалдой по конторке. — Прощу тишины.
   Шум и вопли постепенно смолкли.
   — Гостиница? — в отчаянии спросил портье: — Что будет с гостиницей?!
   — Ну, тут все просто, — уверенно сказал Холмс. — Она обречена.
   — Боже! Как же…
   — И не говорите мне ничего.
   — Но… Но сделайте же что-нибудь!!!
   — Если я сделаю вам карманный самовар, это вас удовлетворит? — осведомился Холмс.
   — Какой еще самовар?!!
   — Какой-какой? Сами знаете какой! Тульский! И не пытайтесь заморочить мне голову вашим самоваром!
   Вода дошла мне до щиколоток, и я с ногами залез на стул, который до этого занимал портье.
   — Кого вы пустили в отель? — продолжал Холмс. — Это же просто варвары? Вандалы какие-то, — Холмс заметил на конторке книгу регистрации проживающих. — Вот полюбуйтесь! — сказал он, раскрывая книгу. — Мистер Брэндсгрейв — кто додумался пустить его сюда? С такой фамилией! Или этот — сэр Арнольд Арчибальд Пайпбрейкер, эсквайр. Эсквайр? Ха! Расскажите это моей бабушке! А вот — Айзек Мунлайтнесс! Тьфу! Да у вас что здесь, притон?..
   Так, снабжая каждую фамилию подробным комментарием, Холмс зачитал весь список. Тем временем вода согнала меня со стула, и я влез на конторку. Холмс удовлетворенно захлопнул книгу.
   — И после этого вы хотите, чтобы я возился с трубой? А завтра они снова захотят немного повеселиться и вообще оторвут вашу трубу. Почему бы им не повеселиться? Вы ведь, по-моему, так рассуждаете?
   — Нет, нет, что вы! — воскликнул портье. — Мы! Нет! Никогда! Только…
   — Что «только».
   — Только… заделайте, пожалуйста дыру!
   У портье был такой вид, будто его вот-вот хватит удар.
   — Не упадите, — сказал Холмс — Вы еще нужны Англии. Плывите сюда. Дайте мне вашу руку. Вот так, хорошо.
   С этими словами Холмс засунул указательный палец портье в просверленное отверстие. Течь прекратилась. — Если у тебя есть фонтан, — назидательно сказал Холмс, обращаясь ко всем присутствующим, — заткни его — дай отдохнуть и фонтану. Козьма Прутков. Классиков надо знать… Пойдемте, Уотсон. Мы здесь больше не нужны.
   При гробовом молчании окружающих Холмс сложил инструменты в саквояж, и мы, по пояс в воде, двинулись к выходу.
   — Да, — вдруг остановился Холмс, поворачиваясь к портье. — Где-то здесь должен быть вентиль. Найдите его и заверните до упора.
   Мы вышли на темную улицу и, не торопясь, пошли вдоль сонных витрин магазинов и наглухо закрытых лавок.
   — Холмс, — сказал я после непродолжительного молчания, — можно вам задать один вопрос?
   — Хоть три, — благодушно ответил Холмс.
   — Ловлю вас на слове, тогда, перво-наперво, мне хочется узнать, какое отношение имели наши сегодняшние действия к расследованию дела Блэквуда?
   — Самое непосредственное, — важно изрек Холмс. — Второй вопрос, Уотсон?
   — Второй? М-м… Вы узнали то, что хотели узнать в отеле?
   — Конечно! И, наконец, ваш последний вопрос?
   Я помолчал, собираясь с мыслями, потом выпалил:
   — Холмс! Скажите честно: на кой черт вам понадобилось заливать чердак водой — все равно ведь, в конечном итоге, вы просверлили эту несчастную трубу?
   Великий сыщик замедлил шаг, остановился, его лицо медленно расплылось в широчайшей улыбке.
   — Мой милый Уотсон, — тепло, с какой-то особой задушевной интонацией проговорил он, — ну кто же мог знать, что там окажется труба? Нам просто повезло!.. Пойдемте — завтра у нас нелегкий день, поверьте мне. Вперед, мой дорогой Уотсон! Курс — Бейкер-стрит, 221-б!..
   Глава 15.
   Утром следующего дня меня разбудило сдержанное восклицание Холмса. Великий сыщик сидел за столом и занимался чем-то непонятным. Накинув халат, я подошел к нему.
   В центре стола стояла маленькая детская пирамидка, Холмс, брезгливо морщась, засыпал ее угольной крошкой.
   — Что это вы задумали? — удивленно спросил я.
   — Ах, отстаньте, Уотсон! Без вас тошно! — раздраженно ответил Холмс и, то и дело поглядывая на часы, стал с нескрываемым отвращением счищать с пирамиды уголь миниатюрной деревянной лопаточкой. Затем он снова засыпал пирамидку и снова очистил, снова засыпал и снова очистил, причем ненависть, с которой он проделывал эти манипуляции, с каждым разом все возрастала.
   — Нет, это выше моих сил! — сказал, наконец, Холмс, стиснув зубы. — Какая мерзость! Уотсон, прошу вас — вам ведь известно мое отношение ко всякого рода пирамидам! — выкиньте эту дрянь. Не могу больше видеть эту гадость. Куда? Куда угодно. На улицу. В окно. Быстрее, Уотсон, меня тошнит.
   После того, как пирамидка, а за ней и уголь исчезли за окном, Холмс облегченно вздохнул, вооружился счетами и углубился в сложные и запутанные расчеты.
   — Ого! — сказал он вдруг. — Слышите, Уотсон? Семьдесят пять. Я имею в виду семьдесят пять минут. Час с четвертью. Очень хорошо.
   Холмс еще несколько раз проверил вычисления, но ошибок не обнаружил.
   — Да, — сказал он. — Все сходится. Час с четвертью. Ну что ж, великолепно. Уотсон, теперь дело за вами. Сейчас вы поедете на Чаринг-Кросский вокзал и купите нам билеты на все поезда, отправляющиеся до семи часов вечера. Оттуда вы поедете на вокзал Ватерлоо и сделаете то же самое, оттуда — на Паддингтонский вокзал, ну, и так далее на всех вокзалах. И возвращайтесь побыстрее, у нас еще куча дел.
   «Час от часу не легче!» — подумал я. Холмс тем временем подошел к окну, раскрыл форточку, высунул в нее голову и три раза издал то, что он называл КС.
   Не успел я одеть плащ, как в комнату ворвался грязный оборванный мальчишка. Холмс долго шептался с ним, затем вытащил из кармана карамельку и издалека показал ее оборванцу.
   — Здорово! — воскликнул малыш и потянулся за конфетой. — Нет, Картрайт, — сказал Холмс, ловко пряча карамельку в карман. — Это после того, как все будет сделано.
   — О`кэй, — кивнул тот и вихрем выскочил из комнаты.
   — Холмс удовлетворенно потер руки и тут заметил меня.
   — Уотсон! — Холмс был просто поражен. — Вы еще здесь!
   В общем-то, поручение оказалось не особенно трудным. К двум часам дня я объездил уже все вокзалы, кроме Паддингтонского. На Парк-Лэйн я отпустил кэб, решив немного пройтись. И тут стал свидетелем странного зрелища. На моих глазах к джентльмену, шагавшему ярдах в двадцати впереди меня, незаметно пристроился мальчишка. Отточенным движением он вытащил из кармана ничего не подозревающего джентльмена часы. Я уже было собрался раскрыть рот, чтобы поднять тревогу, как воришка что-то сделал с часами и столь же ловко положил их обратно. После этого он нарисовал мелом на спине джентльмена большой крест и скрылся в подворотне.
   Я машинально сунул руку в карман и похолодел — часов не было! Проклиная все на свете, я оглянулся, но рядом тоже не было никого. Часы были новыми, недавно купленными и тем обиднее была их пропажа. Тяжело вздохнув, я побрел по направлению к вокзалу. Внезапно я ощутил легкое прикосновение, рука моя стремглав нырнула в карман, чтобы перехватить руку карманника, и — о чудо! — часы оказались на месте! Я вынул их из кармана — да, это были мои часы. Только… Только, они почему-то уже показывали без двух минут… три!
   С недобрым предчувствием я свернул во двор одного из домов и снял плащ. Так и есть! На спине красовался огромный белый крест. Чертыхаясь, я с трудом отчистил его и вновь вышел на Парк-Лэйн.
   Ближе к вокзалу я стал встречать все больше и больше людей с меловыми крестами на спинах. Еще несколько раз у меня исчезали и вновь появлялись часы, подвергаясь при этом странной метаморфозе — они начинали спешить на час. И каждый раз после очередного появления часов мне приходилось снимать с себя плащ и счищать с него меловой крест.
   Судя по моим часам, домой я добрался уже за полночь. Ярко светило осеннее солнце, отражаясь в голубых лужах.
   — Уотсон, ну где вы шляетесь? — нетерпеливо обратился ко мне Холмс. — Купили билеты? Отлично! Кстати, дайте сюда ваши часы.
   Я безропотно отдал Холмсу требуемое. Великий сыщик перевел стрелки на час вперед и вернул часы мне, после чего он развернул меня спиной и что-то нарисовал там.
   — Ну вот, теперь все в порядке, — с удовлетворением сказал мой друг. — Пойдемте.
   По улицам сплошным потоком шли люди с меловыми крестами на спинах. Складывалось впечатление, что весь Лондон одевается по какой-нибудь новой моде.
   — Все идет по плану, — сказал Холмс, довольно потирая руки. — Так, Уотсон, смотрите, что я буду делать, и запоминайте.
   На фонарном столбе около стоянки кэбов были укреплены большие часы с красивым циферблатом. Холмс, ни минуты не раздумывая, взобрался на фонарь и, ловко орудуя консервным ножом, вскрыл заднюю крышку часов. Покопавшись внутри несколько минут, он спрыгнул вниз — маленькая стрелка часов переместилась вперед.
   — Все очень просто. И не говорите, что вы не поняли. Вот вам зубило и молоток.
   Весь оставшийся день и изрядный кусок ночи мы переводили лондонские часы. На вокзалах и в скверах, на городских башнях и в маленьких лавках, в известных на весь мир банках и в реакциях бульварных газет, в подозрительных притонах и в фешенебельных клубах, в конторах и лечебницах, в приютах для умалишенных и полицейских управлениях — везде мы с Холмсом приложили в этот день свою руку.
   Наши действия вызвали законное недоумение добропорядочных лондонцев. Нам то и дело приходилось выдавать себя за часовщиков, сборщиков налогов и даже за членов Общества Покровителей Часовых Механизмов.
   Язык Холмса работал без устали. Он объяснял зевакам, как устроен корабельный секстант, зачем нужно знать точное время и это такое анкерный механизм. Прохожим, собравшимся посмотреть на нашу работу близ церкви Сент Мери ле Боу, он подробно описал конструкции песочных часов, которыми пользовался Александр Македонский во время своего похода в Индию. Начальнику вокзала Ватерлоо, поинтересовавшемуся, с какой целью осуществляется перевод часов, Холмс сообщил, что тот отстал от жизни, и что с завтрашнего дня по всей Англии часы переводятся на зимнее время. В Вестминстерском Аббатстве Холмсу пришлось выдержать почти полуторачасовой религиозный диспут, сводившийся к отрицанию им божественной роли в деле перевода часов — монахи были очень недовольны и едва не побили великого сыщика палками. Лишь часы на Биг-Бене Холмс взял на себя, почувствовав, видимо, что я настолько измотан, что не могу даже добраться до механизма. Отсутствовал он довольно долго, и когда, наконец, вновь появился внизу, то с удивлением сказал:
   — Знаете Уотсон, я ведь облазил весь механизм, чуть-чуть не погиб между шестернями, но так и не нашел ни ключа, ни места, суда его можно было бы вставить. — Холмс задрал голову и еще раз осмотрел часы на знаменитой башне. — Ума не приложу: как же их заводят?!
   — Холмс! — не выдержал я. — Вы перевели часы?
   — Разумеется! — Холмс пожал плечами.
   — Зачем же вам знать, как их заводят?
   — Так, — ответил мой друг, — для общего развития. Когда-то мы еще попадем на Биг-Бен.
   Домой мы вернулись полумертвыми от усталости. Холмс, видя мое состояние, разрешил мне чуток поспать. Сам он, похоже, был так же измотан, но не показывал виду.
   Спал я от силы два-три часа. Когда Холмсу удалось, наконец, разбудить меня, за окном занимался белесый, мутный рассвет.
   — Все решится сегодня! Наши усилия должны увенчаться успехом!.. Уотсон, не забудьте взять свой револьвер — он может нам здорово пригодиться.
   Ежась от утреннего холода, мы вышли из дома и быстрым шагом пошли по улице. На углу Оксфорд-стрит стоял человек, старательно делая вид, что читает перевернутую вверх ногами газету. Это был инспектор полиции Лестрейд. Чуть дальше стену дома подпирало несколько подозрительных субъектов.
   — Мои, — улыбнулся Лестрейд, заметив наши вопросительные взгляды. — Сегодня они в штатском… Холмс, мы полностью в вашем распоряжении.
   Великий сыщик устремился вперед. Я старался держаться слева от него, поскольку знал, что в кармане Холмса находится снятый с предохранителя револьвер — мой друг обожал носить оружие таким образом.
   Впереди показалось здание отеля «Нортумберленд».
   — Что, Холмс, опять? — изумленно проговорил я, останавливаясь.
   — Не задерживайтесь, Уотсон, — на ходу бросил Холмс. Сегодня в отеле нам делать нечего.
   Напротив «Нортумберленда», через улицу приютилось маленькое двухэтажное здание, выкрашенное в желтый цвет. К нему и направился Холмс.