– Его боссу?
   – Ага. Кстати, насчет Чарли...
   – Ты звонил ему еще раз?
   – Нет, сейчас попробую. – Маг бросил взгляд на часы – девять тридцать. Он чувствовал себя как в три утра, час кошмаров.
   – Что на твоей руке?
   – Где? – посмотрел он на нацепленный на руку талисман. – Это причина всего. То, чем Аманда исцелилась от рака. Долго рассказывать...
   Когда мы соберемся втроем...
   – Его мотоцикла нет.
   Маг, успевший уже пробежать половину лестницы, повернулся на каблуках.
   – Что?
   – Мотоцикл стоял бы на месте, будь Такумо дома.
   Маг кивнул. После недолгого молчания Келли спросила:
   – У тебя есть ключ?
   Маг с ухмылкой потянулся к импровизированному жгуту.
   – Он от этой двери?
   – Если верить Такумо, он от любой двери.
   Келли не поверила, но кивнула.
   – Рука болит?
   – Не очень. Я высосал почти весь яд. Ниже локтя немного болит, наверное, из-за жгута. Или я сам это выдумал.
   – Как болит? Зудит? Горит? Колет?
   – Ноет, как при растяжении.
   – Сильно?
   – Нет.
   – Тебе надо показаться врачу. Вдруг это медленный яд?
   – Потом, – устало пожал плечами Маг и, взбежав по лестнице, отпер дверь, окончательно убедившись, что Такумо нет – был бы дома, запер бы дверь на цепочку. Маг выдернул ключ из скважины и, сжав его, включил свет. За три часа отсутствия квартира почти не изменилась.
   Келли подошла поближе и, заглянув внутрь через плечо, заметила обнаженный ниндзято на кухонном столе.
   – Это его?
   – Ага, – пробормотал Маг, разувшись и зайдя в кухню. Он потянулся к рукоятке...
   – Вдруг там отпечатки?
   Фотограф замер, но, посмотрев на лезвие, покачал головой:
   – Все в порядке, им не пользовались.
   – Он настоящий?
   – Острый? Могу поручиться. – С этими словами Маг сунул руку в карман, вытащил автобусный билет и провел им по лезвию. В руке остались две половинки.
   – Он умеет им пользоваться?
   – Даю голову на отсечение. А если ты хочешь знать, пользовался ли им Такумо, то я не знаю. Ты раньше стреляла из своего ружья?
   – По живой мишени – нет. Мужу нравилась охота, но в Америке не осталось зверей, которых надо отстреливать.
   – Видимо, поэтому они стреляют друг в друга.
   – Что значит «они»?
   Маг улыбнулся, вошел в квартиру и взял ниндзято.
   – Не знаю. Любители оружия.
   – Я не любительница оружия, я...
   – Ты просто умеешь им пользоваться? И долго ты училась?
   Келли не ответила.
   – Лучше заходи и закрой дверь. – Маг заглянул в гостиную и осторожно открыл дверь ванной. – Лично я предпочитаю фотоаппараты.
   – Мое ружье спасло тебе жизнь.
   – Да? Если бы я не поехал к тебе, на мне скорее всего висел бы еще один труп и никто бы в мой рассказ не поверил. А что сталось с твоим мужем?
   – Я его застрелила, а труп закопала на заднем дворе. А ты что думал?
   Маг захлопнул дверь в ванную и молча направился к спальне.
   – Мы развелись, – тихо сказала Келли. – Что ты ищешь?
   – Не знаю. То, что может подсказать, где его искать.
   – Напиши ему записку. Тебе надо в больницу.
   – Еще минутку. – Маг дотянулся к телефону и нажал кнопку повторного набора.
   "Здравствуйте, – раздался радостный голос, – вы дозвонились в отель «Парк Плаза».
   – Извините, я не туда попал, – отозвался Маг, повесил трубку и заметил вопрошающий взгляд Келли. – Я просто хотел узнать, кому он звонил. – В «Парк Плаза» останавливался Данте, очевидно, Такумо с позавчерашнего дня не набирал ни одного номера. Маг нерешительно включил автоответчик. В динамике раздалось лишь тихое потрескивание.
   – Попробуй перемотать, – предложила Келли.
   – Никогда не любил эти штуки. Куда же он мог отправиться?
   – Если он принял то существо за свою девушку... – Келли пожала плечами. – А почему у тебя появились в этом сомнения?
   – У нее были странная мимика и жесты. Очень странные.
   – Почему тогда он сам ничего не заметил?
   – Не знаю. Наверное, просто хотел верить в иллюзию.
   Автоответчик закончил перемотку, и Маг снова включил его.
   «Чарли, это Маг. Я у Келли. Позвони мне... проклятие, телефон – девятьсот тридцать шесть, двадцать два, тридцать. Я жду, это очень важно. Чао».
   Новый звуковой сигнал, затем усталый женский голос:
   «Это дежурная больница „Добрый самаритянин“. К нам поступил мистер Чарльз Такумо с диагнозом криптогенная кома. Если вы сможете предоставить нам какую-нибудь информацию, позвоните, пожалуйста, доктору Баррэ по телефону...»
   Внезапно Маг понял, что занес ниндзято над автоответчиком, и заставил себя успокоиться.
   – Где это находится?
   – Не доезжая до Уилшира. Позвонишь сначала? Записей на пленке больше не оказалось.
   Маг пожал плечами.
   – Я бы лучше поторопился.
   – Тогда я сама позвоню.
   Он кивнул, и Келли проскользнула вперед него, к телефону. Маг отступил, посмотрел на ниндзято и бросил его на пол. Вот что такое доверие – стоять спиной к подозреваемому в убийстве, держащему в руках двадцатидюймовый клинок. Ему неимоверно везло: сначала Такумо, теперь и Келли...
   – Маг?
   Он тревожно посмотрел ей в глаза.
   – У Такумо есть родственники?
   – Мать умерла, отец... неизвестен. Других нет.
   – У него нет родственников. Хорошо. Мы уже выходим.
   – Он жив?
   – Да. Скорей... да, Маг...
   – Что?
   – Оставь клинок здесь, хорошо?
* * *
   Услышав, как открылась дверь, Голдин оторвался от компьютера, но снова отвел глаза.
   – Я занятой человек. У меня один случай комы с подозрением на отравление нейротоксинами и семь обычных. Что вам надо?
   Келли вздохнула. Дэвид Голдин был суховат, пессимистичен и выглядел намного старше своих тридцати восьми. Низенький лысеющий диабетик со склонностью к мигреням и язвенной болезни. Келли отлично знала, что «обычный» для него – наркоман, в чей героин или крэк подмешали что-нибудь похуже. Голдин был общеизвестным приверженцем смертной казни за любые преступления, от убийства до выращивания табака, считающим, что большинство присяжных – изобретатели, экономисты и прочие бездари, уверенные, что Земля плоская. Зато в своем деле, токсикологии, он был экспертом и по-своему энтузиастом.
   Келли молча положила нож и дротик на стол.
   – И что?
   – По-моему, они ядовитые.
   – Вы хотели сказать, отравленные, – поморщился Голдин, осторожно взял нож и осмотрел лезвие. – Это вещество может быть ядом или чем угодно. Дело срочное?
   – Да.
   – Дайте я угадаю. Если успею разобраться, ваш клиент сядет не за убийство, а лишь за покушение на жизнь и через шесть месяцев сможет попробовать снова.
   – Это не для клиента.
   – Какие симптомы?
   – Ваш подопечный, тот, что в коме. Это нашли рядом с его квартирой, на месте парковки.
   – Да ну? – Голдин приподнял жидковатую бровь. – А копы об этом знают?
   – Еще нет... если вы отказываетесь, я пойду к...
   – Нет, я посмотрю, – сдался Голдин. – Меня как раз занимает яд – анализ крови не показал наличия каких-либо наркотических веществ, а гастроскопия выдала только то, что он ел на обед. Я даже убедился, что это не яд рыбы фугу...
   – Фугу?
   – Да, такая маленькая ядовитая рыбка, которую часто кладут в суши. А идиоты это едят, чтобы продемонстрировать всем, какие они крутые. Вот, пожалуйста, у нас было одно отравление в прошлом месяце. Я сначала принял яд за кураре, но кураре действует быстро, трижды умрешь, пока на тебя заполняют бумаги.
   – Что это может быть?
   – Практически что угодно. Спросите потом, после вскрытия. – Келли промолчала, зная, что Голдин не устоит перед возможностью продемонстрировать свои знания. – Я не знаю истории болезни. Я даже не видел пострадавшего...
   – Он приехал в банк крови, видимо, в добром здравии и не чувствуя никакой боли. И лишился сознания, прямо лежа на столе. Там сначала даже не поняли, в чем дело, пока не посмотрели ему в глаза.
   – Ага. Сколько с тех пор прошло времени?
   – Он впал в кому в семь тридцать девять. В банке крови находился двадцать минут.
   – А сейчас у нас... двенадцать минут одиннадцатого, он без сознания два с половиной часа, если не умер, пока вы ко мне ехали. – Голдин покачал головой. – На нем не нашли следов укола, если не считать сделанного в банке крови, никаких ранений, только царапинку на тыльной стороне ладони, скорее похожую на укус паука.
   – Разве не существует...
   – Противоядий? Множество, но все они рассчитаны на конкретные яды, и не то что надо может запросто убить. Будем надеяться, что он достаточно сильный, чтобы выжить, и очень везучий.
* * *
   – Нет, я не родственник. Все его родственники умерли. – Маг решил не упоминать Мэнсона. – Его бывшая девушка преподает английский в Пекине. А я его друг, гостил у него.
   Медсестра неуверенно посмотрела на монитор.
   – Он все еще в коме. Мы спросим у него, когда придет в сознание...
   – А если он не придет в сознание?
   – Боже! – Медсестра покраснела.
   Внезапно Маг сообразил, что действует неверно. Нужно попытаться воспользоваться обаянием, как... как он всегда поступал прежде, когда все это еще не началось. В случае необходимости ее сможет запугать Келли, у нее в этом больше опыта.
   – Извините, я не хотел вас обидеть. Я сейчас не в лучшей форме. Послушайте, можно мне поговорить с лечащим врачом? Вы очень меня обяжете, – и он выдал свой лучший вариант жалостливой улыбки.
   Большинство медсестер, по его опыту, считали себя ангелами во плоти, иначе зачем им работать дни напролет за гроши? К тому же больница называется «Добрый самаритянин», разве нет? На ее лице отразилась легкая неуверенность, и Маг с ужасом понял, что сестра давно устала от посетителей и сейчас очень хочет от него избавиться.
   – Я не знаю, где он сейчас.
   – Тогда вызовите его, – продолжил напирать Маг, – я подожду.
   Через несколько секунд фотограф выиграл навязанный ему матч в гляделки.
   Сестра потянулась к интеркому и вызвала доктора Баррэ.
   – Спасибо, – прошептал Маг и отошел от ее стола.
   Сестра натянуто улыбнулась и повесила трубку. Маг сел, закрыл глаза и начал ждать.
   – Ну, как?
   Он открыл глаза и обнаружил перед собой Келли.
   – Издевательство. Туда даже ниндзя не проберется.
   – Какое облегчение.
   Маг улыбнулся.
   – Они сообщили его врачу. Наверное, с ним стоит поговорить тебе... С тобой все в порядке?
   – Да, – машинально ответила она, – а что?
   – Ты выглядишь какой-то... нервной, наверное.
   Келли поежилась.
   – Я ужасно боюсь больниц. С монстрами я справлюсь, если понадобится... а теперь понадобится, да?
   Маг пожал плечами.
   – Ружье может нам помочь?
   – С рукоро-куби помогло.
   – Я имею в виду пули.
   – Не знаю. Спросишь у Чарли. Что сказал токсиколог?
   – Ничего полезного. Рука болит?
   – Она... – Маг заметил, что к ним направляется высокий седовласый человек в белом халате, и умолк.
   – Мистер Магистрале?
   Маг решил, что поправит его произношение когда-нибудь в другой раз.
   – Да. Вы доктор Баррэ?
   – Верно. Как я понял, вы и мистер Такумо соседи?
   – Не совсем. Я его друг и здесь проездом.
   – Вы давно знакомы?
   – Около недели. Мы познакомились в Канаде.
   – Вам что-нибудь известно о том, чем он болел прежде?
   – Немногое. Он говорил, что несколько месяцев назад пил кодеин из-за травмы позвоночника... и что не принимал других наркотиков. Что с ним не так?
   – Мы называем это криптогенной комой.
   – Насколько я помню латынь, «криптогенный» просто-напросто означает, что вы не знаете причины. Я права? – поинтересовалась Келли.
   – На самом деле корень слова греческий, – вежливо поправил Баррэ. – Также это слово означает, что ни одна из наиболее распространенных причин комы не имеет место. А в остальном вы правы. Вы юрист?
   – Да, я работаю в управлении полиции, но это здесь ни при чем.
   Баррэ улыбнулся во весь рот, демонстрируя, как он рад это слышать, и повернулся к Магу:
   – Медсестра сказала, что вы хотите навестить мистера Такумо.
   – Да.
   – Зачем?
   Маг оглянулся на Келли и понял, что помощи не последует.
   – Вы знаете, что у него нет родственников? – Баррэ кивнул. – Если бы он был моим братом, да хотя бы двоюродным, вы бы меня пустили, так?
   – Да.
   – У меня множество двоюродных братьев и сестер, которых я никогда не видел, – продолжил Маг, – и вы пустили бы меня к ним? Чарли мой друг, и непохоже, чтобы к нему собралась очередь.
   На этих словах доктор Баррэ приподнял одну бровь и задумался. Затем кивнул и посмотрел на часы.
   – Мне и самому надо сходить проверить, как у него дела. Можете пойти со мной. У вас две минуты, оставьте здесь фотоаппарат и ничего не трогайте. Согласны?
* * *
   Опутанный проволочками и трубочками Такумо казался совсем крошечным. Маг поглазел на его сердечный ритм, но ничего не понял, так как знал только, что прямая линия означает, что пациент мертв, и, стянув талисман с руки, сжал его в кулаке.
   «Если ты смог вылечить лейкемию, то и ему поможешь», – решительно подумал он.
   Ничего не произошло.
   – Разве сердце должно биться так редко?
   Баррэ покачал головой.
   Маг сжал зубы. Из-за проводочков талисман нельзя было повесить Чарли на шею. Маг сосредоточился на ключе.
   «Чарли сказал, что тебя сделал бог. Хорошо, тогда вылечи его... и можешь вернуться к своему создателю».
   Ничего не произошло.
   Маг отошел от кровати.
   «Я этого не просил, но так и быть. Что ты хочешь за услугу? Исцели его, и я это сделаю».
   Чарли не пошевелился. Маг глянул на висящий над кроватью монитор, посмотрел снова и уставился во все глаза. Красная линия разбилась на несколько символов, похожих на японские иероглифы.
   – Мистер Магистрале?
   Маг изо всех сил постарался запомнить символы. Они не были похожи на буквы и слова, поэтому их пришлось воспринять как абстрактный узор. Баррэ перевел взгляд с Мага на монитор, явно не замечая ничего необычного.
   – Мне кажется, вам пора, – мягко сказал он.
   Маг кивнул. Он вышел из палаты, не спуская глаз с символов, заметных только ему, и немедленно кинулся к Келли.
   – Быстро! Ручку!
   – Что?
   – Нужны ручка и бумага, пока я не забыл!
   – Что забыл? – спросила она, уже яростно роясь в своей сумочке.
   Вскоре у Мага в руках оказались маленький блокнотик и «паркер» с золотым пером. Он торопливо зарисовал увиденное.
   – Ты знаешь японский?
   Келли покачала головой.
   – Я тоже. Надеюсь, что ничего не напутал. Чарли прочитает, когда очнется.
   «Если очнется» – подумала Келли и решила сменить тему:
   – Ты понимаешь, что врач принял тебя за гея?
   Маг прислонился к стене и машинально пожал плечами.
   «Не надо было ему туда ходить», – подумала Келли и попыталась придумать, чем его утешить, когда из палаты Чарли раздался дикий вопль.

Проводы

   – Господин?
   Таменага немедленно проснулся, однако пока не открывал глаз, изображая оцепенение. Голос принадлежал Сакуре, а он никогда не доверял своим бакэмоно настолько, насколько полагался на них. Таменага выждал еще секунду, готовясь превратить вытатуированные кольчугу и манкири-гусари в настоящие, и лишь затем пробормотал:
   – Да?
   – Юкитака не вернулся.
   Это заставило Таменагу открыть глаза.
   – Который час?
   – Уже семь, и несколько минут назад рассвело.
   – Вы звонили ему в машину?
   – Разумеется. Безуспешно.
   Голос Сакуры, твердый и немного резковатый, был под стать ее нынешнему лицу, стилизованной, почти фарфоровой маске, идеалу японской красоты, совсем не похожему на загорелые черты Мики Каяма.
   Таменага сел на кровати и почесал подбородок.
   – Приведите Хегарти, пусть через пять минут будет в моем кабинете и принесет с собой все вчерашние записи и пленки.
   Юкитака, подумал он, когда Сакура вышла. Не Юкитака-сан, не Хидэо, просто Юкитака. Она на него за что-то зла. Надо же, как интересно!
* * *
   – Черт, ну, разумеется, я заорал, – раздраженно заявил Чарли. – Тебе бы в таком месте очнуться! Я чувствую себя, как будто провел ночь любви с осьминогом! Ложусь я на стол, начинаю кровь сдавать, и бац! – вот он я, в больничной палате весь в трубках! Что это за чертовщина?
   Маг вытащил из кармана снимок и молча протянул ему. Такумо неуверенно взял его в руки.
   – Она бакэмоно, – сказал Маг. – Ручаюсь, что Мика все еще в Китае.
   – Нопэрапон, – покачал головой Чарли. – Сначала рукоро-куби, теперь...
   – Рукоро-куби мертв.
   – Что?
   – Келли его убила.
   – Мы его вместе убили, – возразила Келли.
   – Поздравляю вас обоих, – сухо сказал Чарли. – Как? Они второпях пересказали, что случилось, а Такумо, в свою очередь, сообщил о том, как «Майк» быстро ушла.
   – Она, наверное, думала, что я буду хандрить несколько часов или начну упражняться и яд еще лучше усвоится организмом. Помощь с твоей стороны никак нельзя было предсказать. Жуть какая, мы с тобой за последние несколько дней, наверное, почти исчерпали запас везения, отведенный человеку на всю жизнь... Что это?
   – Ты сможешь прочитать?
   – Кажется, это катакана... «Существует три талисмана. У Таменаги – два из них». Что это, бумажка из гадательного печенья?
   – Я воспользовался ключом, и это появилось на мониторе, показывающем твой сердечный ритм.
   – Ключ? – Такумо указал острым взглядом на Келли.
   – Я могу уйти, если вам так удобнее.
   – Нет, останься, – мягко сказал Маг. – Мне кажется, что мы должны держаться вместе. Я все рассказал Келли. Честно говоря, она спасла мне жизнь, и без нее мне не удалось бы спасти тебя.
   Келли смотрела в сторону, с напускным интересом разглядывая потолок, но при этом не пропускала ни слова из речи Мага.
   – Все ясно. Когда я смогу отсюда выйти?
   – Врачи хотят, чтобы ты полежал еще сутки и прошел обследование.
   Чарли покачал головой.
   – Я могу выписаться по собственному желанию? – поинтересовался он у Келли.
   – Да, но...
   – Шикарно. Я отсюда сваливаю.
   – А вдруг будет рецидив? – вежливо спросила Келли.
   – А вдруг сюда прокрадется нопэрапон в обличье медсестры и капнет ботулина в мою капельницу? Ей это раз плюнуть, я же поверил, что она Мика. – Он покачал головой. – Нужно было обратить внимание на ее ногти.
   – А что с ними было не так?
   – Майк играет на гитаре, и ее ногти короче моих. Из-за этого ее часто принимают за лесбиянку. А ногти нопэрапон были длинные, как кинжалы, скорее всего отравленные. Старые штучки кунойти.
   – Кто это – кунойти? – спросила Келли.
   – Женщины-ниндзя. Вы не принесете мои штаны?
   – Все-таки я считаю, что здесь безопаснее.
   – Да ну? Сейчас мы везде в опасности. Так? – Такумо обернулся за поддержкой к Магу, и тот печально кивнул.
   – И куда же вы собрались?
   – Мы спрячемся.
   – Пока все не уляжется?
   – Все никогда не уляжется. Мы поедем в такое место, где он сможет без помех научиться пользоваться ключом, – Такумо улыбнулся, – и после этого вернемся.
   Келли с сомнением покачала головой.
   – Надеюсь, ты не собираешься в таком состоянии вести мотоцикл. Я вас подвезу.
* * *
   Будто для контраста с огромным сумотори, охранявшим дверь, в кабинет Таменаги Хегарти проводила самая прекрасная девушка из тех, что бывшему солдату довелось увидеть за всю жизнь. Дюймов бы на шесть повыше да волосы подлиннее, подумалось ему, и она была бы совершенством. Девушка закрыла дверь и села рядом так, что он мог видеть ее только боковым зрением. Это отвлекало хуже любой пытки.
   Одетый в белый шелковый халат Таменага, похоже, медитировал. Девушка протянула руку к пульту управления на столе, и Хегарти поймал себя на том, что не может оторвать взгляд от ее руки, тонкой, изящной, с непрактично длинными ногтями, окрашенными в невинный бледно-розовый цвет.
   Из невероятно дорогих динамиков раздалась отвратительная запись женского голоса с множеством посторонних шумов.
   «Это дежурная больница „Добрый самаритянин“. К нам поступил мистер Чарльз Такумо с диагнозом криптогенная кома. Если вы сможете предоставить...»
   Женская рука нажала на кнопку, и все стихло. Таменага открыл глаза и посмотрел на бывшего солдата холодным взглядом. Хегарти потерпел несколько секунд и спросил:
   – Да?
   – Вы слышали это раньше?
   – Разумеется. Пэйкер вчера сообщил.
   – И вы не сказали мне?
   – Но здесь нет ничего нового... – удивился Хегарти.
   Таменага кивнул. Снова включилась пленка, динамики пошипели и выдали: «Добрый самаритянин».
   Раздался третий голос, принадлежавший женщине, черной, если Хегарти хоть что-нибудь в этом понимал: «Скажите, пожалуйста, у вас есть пациент по имени Чарльз Такумо?»
   «Сейчас посмотрю. Он ваш родственник?»
   «Нет, просто друг».
   «Секундочку...»
   Таменага снова кивнул, и пленку выключили.
   – Он все еще в коме, – озадаченно начал Хегарти, – Лэмм проверил в больничном компьютере...
   – Вам не приходило в голову поинтересоваться, кто мог звонить в больницу с телефона Такумо?
   – Пэйкер не сообщил мне об этом, видимо, он перестал прослушивать...
   – Вы послали Юкитаку-сан, моего телохранителя, в дом адвоката?
   – Да.
   Куромаку снова кивнул:
   – Замечательно. Он связывался с вами после этого?
   – Нет... – почти шепотом ответил окончательно запутавшийся Хегарти.
   Рукава халата Таменаги соскользнули, обнажив запястья и чуть выше – татуировки цепей. Хегарти давно знал, что у хозяина есть связи с якудзой, но не мог и предположить, что он в ней состоит. С другой стороны, все его пальцы целы. Совершивший ошибку кобун должен пройти через церемонию, известную как юбицумэ, ритуал отрезания сустава на одном из пальцев. Значит, если Таменага принадлежит якудзе, он никогда не совершал ошибок...
   Хегарти попытался не смотреть ни на руки Таменаги, ни на руки девушки, ни на свои и начал подозревать, что совершил очень серьезную ошибку... вернее, ее совершил Пэйкер, находившийся под его началом, значит, отвечать все равно придется ему. Хегарти посмотрел на куромаку, но его лицо, как всегда, ничего не выражало.
   – С нами тоже, – негромко произнес Таменага. – К телефону он не подходит. Вы давали ему другое задание?
   Хегарти покачал головой и покосился на девушку, надеясь увидеть какую-нибудь подсказку на ее лице... однако место лица заняла серая бездна, пустая, глубокая и пугающая, как дуло ружья. Загипнотизированный, Хегарти погрузился в дежа-вю.
   Три года он сражался во Вьетнаме в рядах «зеленых беретов», а затем был уволен без привилегий за то, что в порядке самозащиты застрелил двоих сослуживцев. Он пережил войны, вторжения, государственные перевороты, «действия по наведению порядка», последствия опыления Вьетнама ядохимикатами, три авиакатастрофы и бессчетные уличные драки. Смерть стала его напарницей и часто подходила так близко, что можно было пожать ей руку. Он посмотрел на нопэрапон и, не задумываясь, ударил ее ребром ладони по шее.
   Сзади что-то зашевелилось, но он не успел обернуться. Манкири-гусари, обвивавшие запястья Таменаги, со свистом рассекли воздух. Хегарти ощутил мощный удар по позвоночнику и упал со стула прямо к ногам Сакуры.
   Через мгновение огромная правая рука ухватила его за плечи и подняла в воздух, а левая врезалась в солнечное сплетение. Хегарти набрал полные легкие воздуха и потерял сознание от боли. Сумотори обернулся к Таменаге в ожидании приказа. Сакура создала себе новое лицо, асимметричное, не запоминающееся и даже менее привлекательное, чем у телохранителя, и тоже выжидающе подняла глаза. Куромаку кивнул, и сумотори сломал Хегарти позвоночник.
   – Благодарю вас, Ямада-сан.
   Ямада Казафуми поклонился, едва не коснувшись лбом письменного стола, и, с трупом на плече, вышел так же тихо, как и вошел. Сакура, поняв, что Таменага в дурном настроении, поспешила сделать лицо посимпатичнее.
   – Вы ушли до того, как Такумо умер.
   – Яд может усваиваться организмом больше часа, но противоядия нет. К тому же этот яд трудно определить. Я решила, что причина смерти будет казаться естественной...
   – Вы ушли до того, как он умер!
   – Там был Магистрале с талисманом и видел меня. Он заподозрил. А у Такумо было наготове оружие. Риск...
   Таменага слушал с таким же бесстрастным лицом, как большинство лиц-масок Сакуры. Нопэрапон труслива, не секрет, но это редко имело значение. Гораздо хуже то, что Сакура понимала собственную бесценность и поэтому отказывалась завести ребенка, чтобы он не стал ей заменой. Обыскав всю Японию, Сумиёси-рэнго удалось найти только одного – мать Сакуры, Осима Зуйко, бесплодную (Таменага предлагал ей миллионы иен за второго ребенка), почти слепую, хитрую и в то же время глупую, не желающую учить английский. Отец Сакуры, как и его товарищи по несчастью, был обычным обольщенным нопэрапон безмозглым человеком. Своим врагам Зуйко была известна как Камикари – богомол.
   Зуйко-Камикари утверждала, что не встречала ни одного нопэрапона с сорок четвертого года, когда родилась Сакура. В детстве нопэрапонам требуются упорные тренировки, чтобы верно научиться имитировать человеческие лица. Прятать детей непросто, и многие годы, пока Сакура не научилась шевелить несуществующими губами, она изображала вместо лица неподвижную маску – зарубцевавшийся ожог, выдавая себя за жертву бомбежки Нагасаки.
   Таменага предполагал, что в следующем столетии бакэмоно вымрут. Не способные выдать себя за людей скрывались в горах континентальной Азии слишком маленькими группами, чтобы составить жизнеспособную популяцию. Сютэн-додзи, прирожденные сумасшедшие ученые, считавшие любой перекресток восхитительным лабиринтом, тоже пытались скрыться в сельской местности, с каждым годом исчезающей все быстрее. Лишь Сакура имела возможность спасти свой вид (род? сообщество?), но не выказывала к этому никакого желания.