— Привет, — улыбнулся я рыжеволосой девице за стойкой портье. — Кто же это заставляет тебя работать в такой чудесный вечер?
   — Может, отец сам вам скажет? — Она подчеркнула слово «отец».
   Причмокнув, я облизал губы и втянул воздух сквозь зубы.
   — Я ищу Бонни Ле Фей. Она живет тут у вас.
   — Жила, — спокойно ответила она.
   — А когда уехала?
   — А мы не предоставляем информацию о клиентах! — Похоже было, что эта фраза вертелась у нее на кончике языка с начала разговора.
   Не подлежало сомнению, что раз уж она начала вести себя столь принципиально, то и десятидолларовая банкнота не сокрушит стену ее принципов. Я полез в карман, достал подвеску и показал сторону с инициалами.
   — Вещица не слишком ценная, но стоит побольше пары сотен. Я хотел бы вернуть ее владелице. — Девушка внимательно вглядывалась в меня. Я вздохнул. — Она потеряла ее сегодня в Каньоне Дьябло, — терпеливо объяснил я. — Я проверил в списке экскурсантов, — только у нее такие инициалы, а кто-то из них здесь живет и ее видел. Не понимаю, к чему столь ревностно оберегать совершенно невинные сведения?
   — Она уехала два часа назад, насовсем, — медленно сказала она. — И не знаю куда, — добавила она тоном, обозначавшим завершение беседы.
   — Есть у нее тут какие-нибудь знакомые?
   Несколько секунд она размышляла, стоит ли говорить, затем второй раз в течение нескольких минут нарушила свои принципы.
   — В «Чарли Крабе» играет на ударных Майк Скиннер. Я видела их несколько раз вместе. — Она театральным жестом развела руками и опустила их на клавиатуру своего компьютера.
   — М-м-мда… — пробормотал я. — Сплошные хлопоты. — Я с сомнением почесал нос. — Давайте договоримся так: я поеду к этому Скиннеру, а вам оставлю свой адрес, может, Бонни появится.
   Я положил перед ней визитку. Она не пошевелилась, но когда я, будучи уже за дверью, обернулся, то увидел, как она сунула ее в щель считывателя. Заметив мой взгляд, она демонстративно отвернулась.
   Я поехал в «Чарли Крабе» по дороге, сплошь уставленной по сторонам щитами и экранами со всевозможными сведениями о чуде XXI века. Если бы я пожелал прочитать хотя бы треть этой информации о ТЭК и Кратере Потерянного Времени, мне пришлось бы выйти из машины и идти пешком. К счастью, гид снабдил меня достаточным объемом знаний, многое я увидел и сам, может быть, даже слишком много, так что я ехал на ручном управлении, не съезжая на полосы, управляемые компьютером, как поступали большинство водителей, благодаря чему они могли спокойно насыщаться знаниями с придорожных экранов. Пятнадцать минут спустя я въехал в Флагстафф и, следуя указаниям местного компьютера, нашел «Чарли Крабе». Это было трехэтажное здание в форме буквы L, с балконами во всю длину этажей и рядом мощных телескопов на крыше, наверняка для наблюдения за куполом Величайшего Пузыря Мира Хертля.
   Обойдя отель, я нашел служебный вход и проделал немалый путь по коридору, прежде чем наткнулся на стройную мулатку, которая сообщила мне, где я могу найти Майка Скиннера, и, ни о чем не спрашивая, ушла. Всю дорогу до репетиционного зала я размышлял, смог ли бы я прожить, работая горничной. Мне не хватило нескольких метров, чтобы прийти к каким-либо выводам. Толкнув дверь, я вошел в зал.
   Я знал, что это он. Он полулежал в кресле, окруженный несколькими кубиками аппаратуры, в стереонаушниках, покачиваясь в ритме неслышимой для меня музыки. Потянув носом, я не ощутил запаха травки, что противоречило моим представлениям о музыкантах. Я подошел ближе, чтобы толкнуть заслушавшегося ударника, но, заметив, что глаза Скиннера открыты, лишь подвигал несколько раз челюстью. Видимо, он понял, поскольку щелчком пульта выключил аппаратуру, а затем, садясь, движением головы сбросил наушники.
   — Майк Скиннер, я полагаю?
   — Да, мистер Стэнли.
   Каждый звук, доносившийся из его горла, сопровождался легким шуршанием, словно кто-то шаркал ногами, ходя по дну бассейна. С такой хрипотцой он мог бы быть неплохим исполнителем старых блюзов.
   — Вы знакомы с Бонни Ле Фей? — Я достал пачку сигарет и протянул ему. Он взял одну, подождал огня и лишь затем кивнул, ожидая дальнейших вопросов. — Не знаете, где можно ее найти?
   — Нет.
   — А вы с ней увидитесь в ближайшее время?
   — Нет.
   Диалог не выглядел чересчур оживленным. Я выпустил струю дыма в потолок.
   — Сегодня я нашел эту подвеску. — Я достал из кармана золотую безделушку и показал Майку: — Это ее?
   — Угу.
   — Хочу ей вернуть, но она уехала из гостиницы.
   — Кто вы, Стэнли? — спросил он, отцепляясь от нескольких проводов.
   — Прошу. — Я достал из кармана лицензию и показал ему. — Бонни меня никоим образом не интересует, я встретил ее совершенно случайно в этом вашем кратере. Я хотел бы только отдать ей подвеску, или вы ей отдайте. — Я пожал плечами.
   Он встал, присел на усеянный клавишами пульт, держа сигарету во рту и слегка наклонив голову, чтобы дым не попадал в глаза, и некоторое время размышлял, скрестив руки на груди.
   — Что она делала в кратере?
   — Она была там по делу — совершала самоубийство.
   Он кивнул и открыл рот, но в то же мгновение раздался мелодичный гонг, пробежав по всему ряду громкоговорителей.
   — Можете подождать пять минут? Мне нужно доиграть партию ударных для сегодняшнего выступления.
   Когда я кивнул, он показал на большое кресло несколько в стороне, а сам, уже не обращая на меня внимания, сел в свое и повернулся к пульту. Клавиш, кнопок, потенциометров хватило бы для кабины лунного челнока. Я опустился в кресло. Скиннер некоторое время манипулировал какими-то ручками и движками. Пульт осветился. Меня так и подмывало начать предстартовый отсчет, но тут из полутора десятков колонок полилась музыка. Скиннер немного посидел неподвижно, затем осторожно передвинул кресло и положил пальцы на клавиатуру ударных. Он пошевелил ими, и к мягкой, гармоничной мелодии добавилось несколько звуков, отмечавших ритм. Не знаю почему, но я был настроен скорее скептически в отношении Майка и его способностей, однако теперь мне за четверть минуты пришлось пересмотреть свои взгляды. Он великолепно подчеркивал колышущийся, певучий ритм, извлекал из клавиатуры собственную мелодию, идеально вплетавшуюся в записанную ранее. Композиция завершалась его полуминутной бравурной сольной партией. Я был полон восхищения, о чем ему и сказал, когда он отодвинулся от клавиатуры и повернулся ко мне. Он поблагодарил кивком.
   — До сих пор мне казалось, что клавишные ударные — это просто инструмент для ленивых музыкантов, — добавил я.
   Похоже, он понял, что я вовсе не собираюсь ему льстить, поскольку неожиданно широко улыбнулся и сказал:
   — Если дашь еще сигарету, докажу тебе, что кое в чем ты ошибаешься.
   Я бросил ему пачку. Майк махнул рукой и пошел вперед. В зале значительно меньших размеров находились обычные ударные и маленький пульт. Четыре угла зала занимали мощные колонки. Скиннер закурил и отдал мне пачку, после чего сел на табурет перед барабаном и взял в руку палочки. Они завертелись у него в пальцах, он подмигнул и сказал:
   — Нажми пуск.
   Я нажал. Несколько секунд было тихо, затем раздался короткий свист, и неожиданно Скиннер заиграл, начав с простого, монотонного ритма и постепенно добавляя к нему как бы побочные, дополнительные. В этом не было ничего выдающегося, но чувствовалось, что этот парень знает, что такое брейк-машина, в отличие от тысяч увлеченных клавишами коллег по профессии. К ударным подключилась музыка из громкоговорителей, и Майк Скиннер вдохновенно взялся за дело. Несомненно, это была композиция, написанная специально для хорошего ударника, а он был хорош, работал как сумасшедший, все четыре конечности двигались независимо друг от друга, словно под управлением мини-компа, но это была человеческая музыка, которую самая лучшая машина не в состоянии подделать. Я стоял, восхищаясь способностями худого парня с бритой головой и словно плывя на волнах музыки, выходившей из-под палочек. Лишь когда он закончил, я набрал в грудь воздуха и долго не выпускал. Майк в это время, не ожидая аплодисментов, выключил магнитофон и подошел ко мне.
   — Зря талант пропадает в этом отеле, верно? — усмехнулся он.
   — Несомненно.
   Он стукнул меня пальцем в грудь и показал на дверь за спиной. Мы вернулись в первый зал. Когда мы снова уселись в свои кресла, он почесал шею.
   — Ну? Что ты хочешь знать?
   Я пожал плечами.
   — Ничего. Хотел отдать ей подвеску.
   — Не знаю, как это сделать. Четыре дня назад мы распрощались. По обоюдному согласию. Мы уже полностью съели друг друга, и нужно было утереть рот.
   — Ты знал, что она работает на ТЭК?
   — Само собой, — фыркнул он. — Она меня даже как-то раз привела на свое «выступление». Неплохой номер, да? В этой стране каждый, кто захочет, надувает собственных сограждан.
   — А как она здесь оказалась?
   — Хотела стать журналисткой. Вертелась вокруг ТЭК, поскольку тут теплее всего.
   — ТЭК? — Я покачал головой. — Ведь об этом ничего нового написать уже не удастся. Некоторые давно зарабатывают тем, что пишут только о ТЭК, и притом весьма неплохо.
   — Она утверждала, что кое-что еще осталось. Знаешь, она старалась пробиться к тем ученым, которых отобрали для работы внутри шара, но, естественно, охрана там такая, что у нее не было никаких шансов. ТЭК тщательно заботится, чтобы исключительные права имели их чертовы газеты.
   — Довольно-таки наивно она подходила к этому вопросу, — пробормотал я.
   — Ага. Но у нее, как она говорила, был один козырь. А именно один из тех типов, что отказались. Его звали… — Он поднял глаза к потолку и несколько раз причмокнул. — Ммм… А! Богг. Сол Богг отказался, не согласился продлить свою жизнь, а Бонни выпросила у него согласие на интервью. Вот только он взял да и смылся. И бедняжка целый год все свое свободное время и все деньги тратила на поиски Богга. Когда я с ней познакомился, она объедалась арахисовыми орешками, не могла без них жить, а когда Богг исчез, отказалась даже от этого, чтобы иметь больше денег — ну, вы знаете: детективы, объявления в прессе, поездки по всем Штатам, и так далее, и так далее. И ничего. Ноль.
   — А дома, в Дулуте? Может, она туда поехала?
   — Нет! — возразил он. — Там у нее никого нет, она сирота.
   Я посмотрел на часы, встал и, достав подвеску, подбросил ее на ладони.
   — Так что? Оставлю тебе? Может, она вернется?
   — Нет, нет! — Он поднял обе руки, словно отгораживаясь от моего предложения. — Во-первых, она меня наверняка не навестит, а во-вторых, я уезжаю, и притом, скорее всего, в Евразию. У нас нет никаких шансов встретиться.
   — Что ж, ничего не поделаешь. — Я положил подвеску в карман и подошел к Майку. — Всего доброго, и желаю успеха. По-моему, ты его заслуживаешь.
   Он пожал мне руку и, неожиданно придержав ее, потянул носом и посмотрел на мой карман. Театрально вздохнув, я достал сигареты и сунул пачку ему в руку.
   В коридоре я никого не встретил. На автостраде я подключился к сети и в полудреме, потягивая пиво, вернулся в отель. Мини-комп проинформировал меня, что Яйо получил мое сообщение, а Клод до сих пор не отвечает на звонки, но была только половина девятого. Подвеску я бросил в чемодан, а сам отправился в бассейн. Призрак свисающего живота был сильнее, чем все чаще охватывавшая меня лень. В начале десятого я приветствовал у себя в номере Яйо Радера, а стоило нам наполнить свои стаканы, как появился и Клод. Мы удобно расселись в креслах.
   — Ну так что? Закончили? — спросил Клод.
   — Ага… У нас триста с лишним снимков, из которых десяти процентов хватило бы для безусловного развода. Получаем деньги… — я показал пальцем на пульт мини-компа, Яйо наклонился и постучал по клавишам, — и прощаемся с симпатичной Ариадной Вуд. Сколько?
   — Тринадцать дней по две сотни плюс премия, всего будет три тысячи триста восемьдесят. — Клод трижды хлопнул в ладоши. — Не знаю, не слишком ли мы дешево берем? — задумчиво сказал Яйо.
   — Может, Ариадна присоветует нам каких-нибудь подружек, жаждущих свободы, подкрепленной несколькими миллионами?
   — Наверняка. — Я налил себе и подал бутылку Яйо. — Завтра возвращаемся домой. Сейчас свяжусь с клиенткой и договорюсь о расчете. У меня к вам все. Еще одно — как возвращаемся?
   — А ты не считаешь, что твое распоряжение, чтобы мы всегда ездили раздельно, не касается дел о разводе? Ведь это бессмысленно, — буркнул Клод.
   — Послушай меня, дружок. Ты пока еще новичок в этом ремесле. Некоторые вещи должны происходить автоматически, а это достигается тренировкой. — Я придал лицу приятное выражение. — Конечно, мы могли бы жить в одном отеле и возвращаться в одной и той же машине, но если я хочу, чтобы в будущем от тебя была польза, я должен быть кое в чем уверен, в том числе, что ты не подойдешь ко мне на улице и не рявкнешь во все горло: «Снова за кем-то следим, Оуэн?» У меня у самого на счету пара дел, проваленных из-за идиотских мелочей, и я поклялся, что больше такого не повторится, несмотря ни на что. Поэтому мы всегда будем соблюдать конспирацию, даже если иногда это выглядит как плохой детективный фильм. Больше вопросов нет? Ну тогда всего вам доброго. Я вылетаю завтра в девять пятнадцать. Один из вас может лететь со мной, или, если хотите, отправляйтесь вместе, только чтобы не все трое одним и тем же рейсом. Пока!
   Они допили свои порции и попрощались со мной, небрежно помахав руками. Я связался с Ариадной Вуд по защищенной от подслушивания линии и сообщил об успешном завершении работы. Мы договорились на два часа, и оба, довольные, положили трубки. Я сразу лег спать, чтобы не ужинать, и, к сожалению, никакие вещие сны мне не снились.
 
   Вернувшись к себе в контору, я испытал прямо-таки мазохистское удовольствие. Мне не слишком много довелось пережить в ней радостных минут, но сейчас, после двух недель, проведенных в дюжине отелей, при виде вычищенного коврового покрытия, пустого стола и клавиатуры мини-компа я почувствовал себя бодро и приятно. Несомненно, причиной хорошего настроения был тот факт, что вскоре здесь должна была появиться клиентка и выплатить три с лишним тысячи баксов, крайне необходимых и мне, и моим сотрудникам. Я закурил трубку, чтобы заглушить царивший в помещении запах пустоты и скуки, просмотрел почту, проверил счета и выложил на стол «служебную» папку, единственной задачей которой было создавать видимость рабочей обстановки. Из нее я достал несколько фотографий и шесть страниц заметок по поводу прошлогодней гонки за Кубок Пяти Озер. Ровно в два я заварил кофе, а также глотнул из спрятанной в столе бутылки. У людей закодирован в мозгу некий стереотип детектива — главное место в нем занимает насыщенное парами виски дыхание. Ариадна Вуд не отклонялась от стереотипа клиентки, вооруженной стереотипом детектива. У меня вовсе не было желания ее разочаровывать. Такие, как она, не любят ошибаться. В шесть минут третьего раздался звонок в дверь. Я открыл сам, с удовольствием отметив, что она сразу же слегка потянула носом воздух и в ее глазах появилось удовлетворение.
   — Добрый день. — Она обошла меня и быстро направилась к креслу. — У вас в самом деле есть для меня эти снимки?
   Вернувшись к столу, я некоторое время молчал, потом положил перед ней конверт, который достал из сейфа.
   — Свыше трехсот фотографий и подробный отчет. У вашего мужа нет никаких шансов.
   — Хотелось бы взглянуть, — потребовала она.
   — Конечно. — Я вынул из конверта диск и вставил его в щель мини-компа, затем ввел пароль и повернул экран в сторону клиентки.
   Она тщательно просмотрела всю документацию, хотя уже через несколько секунд глаза ее заблестели, и я заметил в них призрак алиментов с несколькими нулями. Наконец она вернула мне клавиатуру.
   — Пароль? — бросила она.
   — Доступ к диску открывается после ввода цифр три-три-восемь-ноль. Легко запомнить. Именно столько вы мне должны.
   Она долго смотрела мне в глаза, стараясь дать понять, как она меня презирает.
   — Перекодируйте на четыре тысячи, — медленно проговорила она. — Я столь сложные числа не запоминаю. — Она откинулась на списку кресла и удовлетворенно закинула ногу за ногу.
   Липким взглядом пройдясь по конечностям Ариданы Вуд, я вынул диск из привода, положил его в конверт и толкнул по крышке стола в ее сторону.
   — Увы, — сказал я. — Это одноразовый диск. Его не перекодировать. И я не собираюсь тратить его впустую, он стоил мне сорок три цента. Прошу. — Я встал и показал ей на клавиатуру.
   Я деликатно отошел к окну и немного подождал, пока миссис Вуд — еще миссис Вуд — переведет на мой счет указанную сумму. Что она и сделала, демонстративно громко стуча по клавишам.
   — Все, — прошипела она.
   Прежде чем я успел обернуться, она уже была у двери и, еще раз окинув меня полным жалости взглядом, вышла. На этот раз, уже для собственного удовольствия, я выкурил трубку и выпил два раза по два глотка виски. Полулежа в кресле с закинутыми за голову руками, я уставился в потолок. Несколько минут спустя пришел Клод. Он посмотрел на экран, на котором все еще видна была последняя операция, и развалился в кресле.
   — Отпуск, — заявил он и бросил в рот горсть майкорна.
   Я собрал документы в папку, оставив их дожидаться следующих клиентов, и озабоченно посмотрел на Клода. Мой лоб покрылся сетью морщин. Несколько секунд я шарил в карманах.
   — Найди в Дулуте Бонни Ле Фей и отошли ей эту подвеску. — Я бросил ему желтый овал. — Если, конечно, она будет дома.
   — Может, я сам съезжу? — Он скорчил шутовскую гримасу.
   — За свой счет — пожалуйста.
   — Э-э…
   — У тебя два дня выходных, только оставь в компьютере координаты. Валяй. — Я махнул рукой.
   Он встал и направился к двери, но на полпути остановился и спросил через плечо:
   — А как там наша клиентка?
   — Довольна. Особенно тем, что во мне разобралась.
   — Тебе этот трюк еще не наскучил?
   — Почему бы не сделать человеку приятное? Мне это ничего не стоит.
   — А Яйо?
   — То же самое, отпуск. Сейчас я ему позвоню.
   — Ну тогда… — он на мгновение задумался, — наверное, все.
   Он повернулся и вышел. Я зевнул, от скуки дал пинка пылесосу и десять минут наблюдал, как тот снует по комнате. Партию в шахматы я прервал на четвертом ходу. В конторе я высидел до пяти, а затем ушел, хлопнув дверью. Уровень жидкости в бутылке опустился на три пальца, но это было одной из тех двух или трех вещей, которые меня не беспокоили — дома у меня тоже кое-что имелось.
 
   Два последующих дня я провел похожим образом, вдобавок проглядев инструкцию к пылесосу и заставив его разметить покрытие на полу в виде шахматной доски, на которой я сыграл несколько партий, в каковых партнером был комп, а фигуры передвигал пылесос. Давно уже мне не приходилось заниматься чем-то столь же приятным и полезным. На третий день, в пятницу, меня посетил Вуд. Ко мне явился сам Рэм Вуд! И еще какой-то гладко выбритый тип с торчащей задницей, чего не в состоянии был скрыть даже сшитый по мерке удлиненный пиджак. Я показал Вуду на кресло. Тип с выпирающим задом скромно сел у стены. В папке, которую он положил на колени, могли быть только бумаги или какой-нибудь ствол. Вуд некоторое время пристально меня разглядывал.
   — Мистер Оуэн, — медленно сказал он. — Моя жена очень довольна вашими услугами и искренне рекомендует вас всем знакомым. Поскольку я ценю ее мнение и верю, что она разбирается в людях, я обращаюсь к вам с кое-каким предложением. — Он полез в карман и достал футляр для сигар, украшенный этикеткой, облегчавшей бумажник на несколько сот баксов. Он протянул футляр мне, а когда я отказался, молча покачал головой и спрятал его. — Не курю, но люблю их запах, — пояснил он. — Как вы догадываетесь, — вернулся он к сути, — Ариадна начала бракоразводный процесс. — Спутник Вуда негодующе покачал головой. — В свете тех документов, которыми вы ее снабдили, я обречен. Есть лишь некоторый шанс выступить с контрдоводами, то есть доказать, что у Ариадны были дружки в то же время, что и у меня подруги, или еще раньше. Это могло бы меня спасти по крайней мере финансово. — Он наклонился ко мне: — Вы ведь можете найти такие доказательства? Наверняка, — ответил он сам себе. — Моя жена вовсе не более верна мне, чем я ей, только развод начала за несколько недель до меня. Вы ведь, — он через силу улыбнулся, — в известной мере виновник моих бед. Можете теперь взамен покопаться в биографии моей супруги?
   — А если я вдруг ничего не найду, достаточно будет, если я не засвидетельствую документов вашей жены? Это вас удовлетворит?
   Вуд открыл было рот, но легкий кашель доверенного слуги заставил снова его закрыть.
   — Логично, — сказал я сидевшему у стены. — Я записываю все разговоры в этой конторе.
   Тот с безразличным видом посмотрел на меня, после чего закинул ногу на ногу и покачал ею. Подошву украшал ряд цифр, складывавшихся в число 30 000. Видя, что Вуд напряженно смотрит на меня, я поскреб шею.
   — К сожалению, не могу взяться за ваше дело. Я загружен работой на ближайшие два месяца, а для вас, как я понимаю, крайне важно время. Мне очень жаль.
   От стены донесся театральный кашель, и краем глаза я заметил, что положение ног изменилось. Вторая подошва также предлагала несколько десятков штук в лучшей валюте мира.
   — Вам не хватит обувного магазина, — улыбнулся я как можно шире и злораднее.
   Вуд бросил взгляд через плечо, вскочил с кресла и почти выбежал из комнаты. Я выжидающе смотрел на второго посетителя. Тот медленно встал, сунул папку под мышку и переместился боком, так чтобы встать точно напротив меня. Я опустил руку под крышку стола и щелкнул замком, прекрасно имитировавшим звук взводимого курка «кольта». Мой жест был воспринят правильно.
   — Вы поступили неразумно, — сказал он. — Мы крайне недовольны. Вы не беретесь за работу, хотя никакой другой у вас в данный момент нет. Вы не оказываете услуги, за выполнение которых взялись. Мы постараемся, чтобы ваша лицензия была аннулирована, приостановлена или по крайней мере пересмотрена. Прощайте. — Он вежливо наклонил голову.
   Я встал.
   — На углу Джастин-стрит и Восемьдесят второй есть магазин, где продаются отличные трусы на резинке, — сообщил я. — Они прекрасно стягивают как живот, так и зад. Рекомендую, а то меня так и подмывает дать пинка в эту отвисшую, студенистую, потную и безволосую жопу. Прощайте. — Я четко кивнул по его примеру.
   Он молча повернулся и вышел, даже не хлопнув дверью. Я вызвал Клода и Яйо, чтобы вкратце сообщить им о недовольстве Рэма Вуда. Они обещали быть осторожнее.
   В течение трех дней я не брал в рот ни капли алкоголя. Потом позвонил Яйо.
   — Оуэн, — прохрипел он. Спинка кресла, казалось, примерзла к моей спине, я не ответил. — Оуэн, — повторил он. — Машина Клода взорвалась на автостраде. Полиция подозревает прямое попадание ракеты.
   Я продолжал молчать. С удивлением услышав собственное дыхание, заполнявшее всю комнату, я попытался дышать тише.
   — Я еду туда, — сказал Яйо.
   — Еду к нему на квартиру, — услышал я. Это был мой голос.
   Бросив трубку, я сунул в карман «биффакс» и зажигалку, стрелявшую отравленными микрострелками, включил охранную сигнализацию и вышел из конторы. До дома Клода я ехал медленно, подозревая, что спешка уже ни к чему. Яйо приехал через полтора часа после меня. К тому времени я тщательно осмотрел квартиру и оба тайника, но не нашел даже тени чего-либо, указывавшего на исполнителей убийства. Я провел Яйо в комнату, и какое-то время мы сидели молча.
   — Может, скажешь что-нибудь? — в конце концов заорал я.
   — Прямое попадание противотанковой мини-ракетой, — процедил он. — Что еще ты желаешь знать? Свидетелей нет, какая-либо информация отсутствует. — Он наклонился в кресле и, сплетя пальцы рук, сжал их между колен.
   Я подвинул стакан в его сторону, уже несколько успокоившись:
   — Хочешь?
   Он кивнул. Я налил ему и несколько капель себе. Мы молчали, словно в поисках темы для разговора, хотя тему эту дал нам некто, убивший Клода. Такая тема не любит спешки. Я прикурил от окурка очередную сигарету. Яйо полез в карман и свернул толстую самокрутку из смеси табака и каниту. Горький, резкий аромат перебил запах моего «Голден гейта».
   — Мог ли это быть Вуд? — наконец спросил Яйо.
   — Ничего другого мне не приходит в голову, — помолчав, сказал я, хотя раздумывать было вовсе не над чем. — Впрочем, это довольно бессмысленно. Он сейчас должен защищать свои деньги от адвокатов жены, а не искать мести.
   — Разве что таким образом он хочет вынудить тебя отказаться от своих материалов.
   — Похоже, что так, — согласился я. — Но он это делает… — Я хотел сказать «исключительно нелепым образом», но подобные слова прозвучали бы по меньшей мере неуместно, так что я не закончил, лишь пожал плечами.
   — Скорее он должен был взять заложника, — пробормотал Яйо, выпуская длинную, уходящую в пространство комнаты струю дыма.
   — У него нет времени.
   — В таком случае знак мы уже должны получить, пора ставить условия.
   — Обычно так и делается. Но он может опасаться, что оставит какие-нибудь следы, и рассчитывает на наше благоразумие. — Я затушил сигарету и посмотрел на Яйо: — Что будем делать?
   — Надо полагать, ты не собираешься ползти к нему на брюхе?
   — Или это, или война, — отчетливо проговорил я.