Она уже летала много часов: прямо и вверх дном, боком, вообще всеми способами, которыми можно было поворачивать самолет.
Когда вышло все топливо, она была на высоте десяти тысяч футов и вблизи вершины горы. Ниже ее был плоский, безлесный луг, и она опустила самолет на него, не зная, да и не заботясь о том, сможет ли попасть на эту площадку или ринется через склон горы в минуту забвенья.
Она приземлилась так, что нос самолета завис над склоном горы, колеса задержались почти на самом краю пропасти.
Совершив посадку, она продолжала сидеть на своем месте, откинув голову назад, закрыв глаза и не сняв защитных очков. Она была на вершине горы с пустым топливным баком. Единственный способ отсюда выбраться — спуститься пешком вниз и опять взобраться с канистрой бензина.
Из самолета она вышла, но не стала спускаться с горы. Наоборот, она села на самой вершине, любуясь необыкновенно завораживающим видом и ожидая, когда к ней придет какая-нибудь мудрая мысль.
Мудрая мысль ее не нашла, а град нашел. Ближе к вечеру разверзлись небеса, и на ее голову посыпались градины, от которых Джеки спряталась под крыло самолета.
Когда стала приближаться ночь, она, надев кожаную куртку, свернулась калачиком и перед восходом солнца немного вздремнула. Она все еще не могла думать. Правда, она надеялась, что больше в этом и нужды не будет. Она желала бы вернуться в то время, когда жизнь была легче: когда она была моложе, и на все у нее были готовы ответы.
На следующее утро она, ничуть не удивившись, услышала приближающийся самолет. Конечно, Вильям должен искать ее. Ведь он всегда ее спасал, не так ли? Он всегда был там, где ей нужна была помощь: нужны ли ей деньги или нужно накладывать швы, или нужна помощь в обращении с надоедливыми людьми. Когда самолет был прямо над ней, она вышла из-под своего самолета и помахала пилоту, давая ему знать, что с ней все в порядке. В ответ он покачал крыльями, так что она поняла — ее увидели. С этого расстояния пилот был похож на одного из друзей Чарли. Чувствуя себя виноватой, что причинила всем такие хлопоты, она вообразила, что это Вильям поднял их всех на ее поиски.
Она была голодна и устала, сознавая к тому же, что ее ждет множество людей, которые о ней беспокоились, но спускаться с горы не была готова. Она надеялась, что за ней никто не придет. Особенно не нужен здесь Вильям. Именно сейчас ей необходимо побыть одной и обо всем подумать.
Но думать-то она и не могла. Внутри головы раздавалось очень много голосов. Был голос Вильяма, умолявший и зовущий к действию. Был голос Чарли, говоривший: «Какое значение имеет сотня лет по сравнению с этим мгновением?» Раздавались голоса Арнольда и Терри. Ведь это голос Терри сейчас эхом раздавался в ее голове?
Но все эти голоса перекрывал собственный голос Джеки. Он заслуживает лучшего. Он заслуживает женщину, которая сможет нарожать полон дом детей.
— Прекрати! — сказала она, затыкая пальцами уши. Почему же она не может расслышать, что ей говорит Терри? Сейчас в этом есть мудрость, это что-то очень здравое. Она говорит все так правильно. Так почему же она им всем не доверяет? Наступал вечер, и у нее от голода кружилась голова. Она знала — надо спускаться с горы, но все не двигалась. Она до сих пор ни на что не решалась.
Когда она по звуку безошибочно поняла, что кто-то взбирается по почти исчезнувшей лосиной тропе к вершине горы, она не сомневалась, что это Вильям. Сжав губы и скрестив руки на груди, она подбадривала себя, ожидая его появления. Что же она ему скажет?
Не веря своим глазам, она увидела не Вильяма, а его добродушную полную мать — Нелли, с огромным усилием преодолевшую гору, с огромной и тяжелой корзиной для пикника в руке.
Потребовалось какое-то время, чтобы Джеки ее узнала. Какой-то момент она даже думала, что у нее галлюцинация.
Но первые слова Нелли заставили ее шевелиться:
— Я боюсь, что у меня сердечный приступ, — сказала она с улыбкой на губах. И медленно сползла на землю.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
ЭПИЛОГ
Когда вышло все топливо, она была на высоте десяти тысяч футов и вблизи вершины горы. Ниже ее был плоский, безлесный луг, и она опустила самолет на него, не зная, да и не заботясь о том, сможет ли попасть на эту площадку или ринется через склон горы в минуту забвенья.
Она приземлилась так, что нос самолета завис над склоном горы, колеса задержались почти на самом краю пропасти.
Совершив посадку, она продолжала сидеть на своем месте, откинув голову назад, закрыв глаза и не сняв защитных очков. Она была на вершине горы с пустым топливным баком. Единственный способ отсюда выбраться — спуститься пешком вниз и опять взобраться с канистрой бензина.
Из самолета она вышла, но не стала спускаться с горы. Наоборот, она села на самой вершине, любуясь необыкновенно завораживающим видом и ожидая, когда к ней придет какая-нибудь мудрая мысль.
Мудрая мысль ее не нашла, а град нашел. Ближе к вечеру разверзлись небеса, и на ее голову посыпались градины, от которых Джеки спряталась под крыло самолета.
Когда стала приближаться ночь, она, надев кожаную куртку, свернулась калачиком и перед восходом солнца немного вздремнула. Она все еще не могла думать. Правда, она надеялась, что больше в этом и нужды не будет. Она желала бы вернуться в то время, когда жизнь была легче: когда она была моложе, и на все у нее были готовы ответы.
На следующее утро она, ничуть не удивившись, услышала приближающийся самолет. Конечно, Вильям должен искать ее. Ведь он всегда ее спасал, не так ли? Он всегда был там, где ей нужна была помощь: нужны ли ей деньги или нужно накладывать швы, или нужна помощь в обращении с надоедливыми людьми. Когда самолет был прямо над ней, она вышла из-под своего самолета и помахала пилоту, давая ему знать, что с ней все в порядке. В ответ он покачал крыльями, так что она поняла — ее увидели. С этого расстояния пилот был похож на одного из друзей Чарли. Чувствуя себя виноватой, что причинила всем такие хлопоты, она вообразила, что это Вильям поднял их всех на ее поиски.
Она была голодна и устала, сознавая к тому же, что ее ждет множество людей, которые о ней беспокоились, но спускаться с горы не была готова. Она надеялась, что за ней никто не придет. Особенно не нужен здесь Вильям. Именно сейчас ей необходимо побыть одной и обо всем подумать.
Но думать-то она и не могла. Внутри головы раздавалось очень много голосов. Был голос Вильяма, умолявший и зовущий к действию. Был голос Чарли, говоривший: «Какое значение имеет сотня лет по сравнению с этим мгновением?» Раздавались голоса Арнольда и Терри. Ведь это голос Терри сейчас эхом раздавался в ее голове?
Но все эти голоса перекрывал собственный голос Джеки. Он заслуживает лучшего. Он заслуживает женщину, которая сможет нарожать полон дом детей.
— Прекрати! — сказала она, затыкая пальцами уши. Почему же она не может расслышать, что ей говорит Терри? Сейчас в этом есть мудрость, это что-то очень здравое. Она говорит все так правильно. Так почему же она им всем не доверяет? Наступал вечер, и у нее от голода кружилась голова. Она знала — надо спускаться с горы, но все не двигалась. Она до сих пор ни на что не решалась.
Когда она по звуку безошибочно поняла, что кто-то взбирается по почти исчезнувшей лосиной тропе к вершине горы, она не сомневалась, что это Вильям. Сжав губы и скрестив руки на груди, она подбадривала себя, ожидая его появления. Что же она ему скажет?
Не веря своим глазам, она увидела не Вильяма, а его добродушную полную мать — Нелли, с огромным усилием преодолевшую гору, с огромной и тяжелой корзиной для пикника в руке.
Потребовалось какое-то время, чтобы Джеки ее узнала. Какой-то момент она даже думала, что у нее галлюцинация.
Но первые слова Нелли заставили ее шевелиться:
— Я боюсь, что у меня сердечный приступ, — сказала она с улыбкой на губах. И медленно сползла на землю.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Сердечного приступа у Нелли не было: просто она не привыкла лазать по горам, и такая нагрузка в сочетании с высотой заставили ее почувствовать себя прямо-таки умирающей. На какое-то время внимание Джеки переключилось на Нелли.
Потом они, сидя в тени, под крылом самолета, ели то, что в огромном количестве втащила Нелли на вершину горы.
Джеки терпеливо ждала, когда же начнется чтение нотаций. А Нелли ничего не говорила ни о Вильяме, ни о них обоих. Она обсудила погоду и тот факт, что самолет Джеки находится на краю гребня горы, но не затрагивала важной для нее темы.
Наконец Джеки не выдержала этого ожидания:
— Ты думаешь, что я глупая, правда? Видимо, Нелли не была удивлена внезапным вопросом Джеки.
— Нет, дорогая, я считаю — ты одна из самых прекрасных молодых женщины которых я встречала.
Джеки насмешливо фыркнула в ответ.
Нелли не подала виду, что заметила насмешку. Наоборот, она поменяла тему разговора.
— Почему ты не участвуешь в Тэгги?
Джеки засмеялась. Она смогла рассказать Вильяму, но не его матери.
— Мне не нравится быть знаменитостью, и я ненавижу полеты по приборам. Тут не талант нужен, а нужна степень по математике. Через несколько лет народ, вроде Вильяма, будет лучше летать, чем я.
На слова Джеки Нелли засмеялась без всякого намека на самомнение.
— Почему ты не хочешь выйти замуж за моего сына?
Так, вот оно, подумала Джеки.
— По множеству причин. Первое — он заслуживает лучшего. И потом — это мое тщеславие… Я не люблю все эти сплетни и разговоры.
Нелли засмеялась:
— Однако вы вызвали много пересудов. Мой бедный муж не может пройти по улице, чтобы кто-нибудь не рассказал ему какой-нибудь сплетни о двух неженатых людях, застигнутых вместе в постели. Вы всех скандализировали в Чендлере. Я уверена — вы первая пара в этом городке, перепрыгнувшая через пушку. Джеки покраснела от неловкости и опустила глаза.
— Ты знаешь, что они сейчас говорят? Что, может быть, между вами что-то было, когда вы были детьми?
Джеки растерянно заморгала:
— Что?
— Да. Миссис Бисли говорит, что связь между тобой и моим сыном все эти годы была неестественной.
Джеки раскрыла рот, чтобы что-то сказать, но закрыла снова. Потом засмеялась.
— Но Вильям был ребенком! И надоедливым. Ужасно надоедливым. Я все делала, чтобы от него избавиться. Если это неестественно, то я не знаю, что это.
— Пыталась ли ты с ним на самом деле расстаться? Я помню, вы были неразлучны. И помню, что ты всегда говорила Вильяму, что он должен уйти, но когда он сидел дома, ты приходила за ним.
— Я этого не делала, — неуверенно возразила Джеки.
— А что скажешь о времени, когда у него был грипп? Ты приходила ежедневно.
— Я беспокоилась о всей вашей семье.
— Но из семьи один Вильям был болен.
Джеки воткнула палку в пыль и стала чертить круги.
— Он был всего-навсего ребенок. И сейчас ребенок. И всегда им будет.
— Ты никогда так не считала. Ты обычно спрашивала его совета во всем. Приключения ты всегда любила, но перед тем, как что-то предпринимать, ты спрашивала у Вильяма, как он считает — правильно ли это будет.
— Этого не было, — возразила Джеки, но это прозвучало по-детски.
Нелли какое-то время молчала.
— Ты знаешь, что Вильям не мог говорить целый месяц после твоего отъезда из Чендлера? Не мог говорить и с трудом ел. Ночью он засыпал, только когда я его укачивала. Я боялась, что он жить не захочет.
— Но я никогда о нем не вспоминала, — и Джеки закрыла глаза руками. — А сейчас он — эго все, о чем я думаю. Я не знаю, что делать. Вильям хочет на мне жениться. Но есть… различия между нами. Люди…
— Проклятые люди! — сказала Нелли.
Такое заявление не на шутку напугало Джеки. Нелли Монтгомери была тишайшая, благороднейшая и самая добродушная личность в мире. Ничто никогда не выводило ее из себя: ни двенадцать детей, цепляющихся за нее все сразу, ни даже случай, когда трое из них одновременно исцарапались в кровь. Нелли была человеком, около которого вы хотели бы быть во время бедствия; она сохранила бы спокойствие и перед загоном с быками. И вдруг сейчас она произнесла проклятие.
Когда Джеки на нее взглянула, на лице Нелли не было этого мягкого выражения нежности, которого она всегда знала. Это была маска гнева.
— Джеки, будь же, наконец, взрослой!
При этих словах Джеки распрямилась и вытаращила глаза.
— Ты думаешь, у других людей легкая жизнь и только у тебя, единственной, проблемы? Но тебе до этого везло.
— Везло? — прошептала Джеки. Так ее жизнь, полную бедности и борьбы, считают счастливой?
— О, я знаю, что ты думаешь: я — одна из Монтгомери и поэтому ничего не знаю, кроме роскоши и покоя. Но ты ошибаешься. Ты же всю жизнь могла делать, что хочешь, если тебе хотелось это делать. И были люди, любившие тебя все это время. Сейчас у тебя возникло одно маленькое затруднение, и ты бежишь, поджав хвост. Почему бы тебе не перестать быть такой самовлюбленной и не подумать еще о ком-то, кроме себя?
Когда Нелли начала убирать остатки еды после пикника, собираясь в обратную дорогу, Джеки, молчавшая после необычного взрыва эмоций у этой женщины, захотелось защитить себя.
— Я не эгоистка. Я думаю о Вильяме. И много думаю — как о нем, так и о себе.
— Нет, это не так! — сказала горячо Нелли. Внезапно она закрыла лицо и заплакала.
Единственное, что пришло Джеки в голову, — это обнять ее и прижать к себе.
— Прости, — сказала Нелли, вздыхая и высвобождаясь. — Это потому, что я могу представить себе все более явно, чем ты, потому что прошла через такие же трудности. Я была в такой же ситуации со своим мужем много лет назад.
— Не понимаю. Твой муж ведь не моложе тебя. На это Нелли засмеялась.
— Нет, дорогая, Джеймс не моложе меня. Но возраст в моем случае и в вашем ничего не значит, абсолютно ничего. Знаешь, ты боишься только того, что скажут другие. А жизнь меня научила, что если ты дашь власть над собой другим людям, они ею воспользуются не правильно.
Она накрыла своей рукой руку Джеки.
— Истинный друг — это тот, кто желает лучшего тебе, а не себе. — Нелли сжала обе руки Джеки. — Много лет назад Джеймс хотел на мне жениться, но я отказала, потому что другие люди, люди, которые, как я думала, меня любят, сказали, что я не могу выйти за него замуж. Они говорили, что так надо для моего же блага. И прошло много времени, очень много, пока я не сообразила, что они думают только о себе, а не о Джеймсе или обо мне. Люди — это такие эгоистичные создания.
— Я… я не думала об этом.
— Ну да, ты думаешь только, как бы поступать так же, как и другие. Многие женщины выходят замуж за мужчин на пять лет старше и живут точно так же, как и все. Ответь мне, Джеки, ты любишь Вильяма?
— Да, — всем сердцем подтвердила она.
— Что же еще нужно?
Джеки завороженно смотрела на нее, не зная, что ответить.
— Дорогая моя, ты еще не понимаешь, что самое дорогое в жизни — любовь. Это все, что есть в жизни. Деньги ничего не значат, собственность тоже, не важен твой возраст и кто твои друзья, что ты совершил в жизни — все это ничто. Единственная ценность — это любовь. Любовь делает нашу жизнь на земле стоящей хоть чего-то. И вот еще — любовь, истинная любовь — это редкость. Она не часто встречается.
Большинство людей целые жизни проводят в ее поисках и никогда ее не находят.
Она замолчала, но глаза у нее горели.
— Скажи, Джеки, если ты, ковыряя здесь землю, найдешь большой бриллиант, что ты сделаешь?
— Я его возьму, — ответила Джеки.
— А что, если в этом прекрасном брильянте будет малюсенький изъян, скажем, трещинка с краю огранки, отбросишь ли ты его из-за этого изъяна?
Джеки заплакала.
— Нет, я его оставлю, с изъяном… и вообще…
— Мой сын прекрасен во всех отношениях, но в твоих глазах у него есть изъян: я родила его через десять лет после того, как твоя мать родила тебя. И ты собираешься бросить моего сына из-за моей ошибки?
Джеки заплакала еще сильнее.
— Я не знаю, — сказала она горестно. — Не знаю, что делать.
Спустя минуту Нелли поднялась и пошла, собираясь покинуть Джеки, сидевшую с опущенной на колени головой, но вернулась.
— Пойдешь вниз вместе со мной?
Джеки криво улыбнулась Нелли.
— А много народу из Чендлера дожидается меня внизу?
— Несколько человек, — улыбаясь, ответила Нелли.
Это значило — половина Чендлера.
— А Вильям там?
Лицо Нелли стало серьезным.
— Нет, его нет. Он сказал, что ты знаешь, где он будет.
При этом заявлении сердце Джеки сжалось. Без сомнения Вильям ждет ее в таком месте, которое она должна помнить. Она не бывала там двадцать лет, но полагала, что узнает.
— Я спущусь через минуту, — сказала она, — мне надо привести в порядок лицо. — «И немного подумать, — мелькнуло в ее голове».
— Десять минут, — ответила Нелли, — не больше. Люди о тебе беспокоятся.
— Да, конечно, — согласилась Джеки. Они обе знали, что она еще не приняла решение.
Через минуту Нелли уже не было видно, а Джеки подошла к самолету, взобралась на крыло и поискала маленькую металлическую коробочку, которую она держала внутри кабины. При ней почти всегда была косметика, на случай, если она неожиданно попадет в поле зрения прессы. А сейчас, когда она собирается предстать пред лицом граждан Чендлера, лучше было бы появиться без следов слез.
Она нашла коробочку и, роясь в ней в поисках губной помады, под тремя картами и компасом увидела на дне большой белый конверт. Сердце и руки у нее задрожали — она его узнала. Она медленно достала конверт и открыла его. Это было приглашение участвовать в Тэгги. Она получила его в день похорон Чарли, и оно изменило ее жизнь. За три дня до этого она проснулась при неестественной тишине, а не громком храпе Чарли. Он умер от сильного сердечного приступа во сне, тихо и мирно, с легкой улыбкой на губах.
Несколько дней после его смерти Джеки не способна была соображать, но народ, всегда любивший Чарли, собрался попрощаться с ним, и каждый считал, что Джеки должна продолжать делать то, чем она занималась. Они считали, что она и дальше будет летать выше всех, быстрее всех и дольше всех.
В день похорон она нашла в почтовом ящике это приглашение на Тэгги в родной городок и письмо от Джеймса Монтгомери. Это была минута, когда она осознала, что ее уже просто от всего тошнит: ей надоело постоянно переезжать. Ей надоело видеть свое имя в газете, надоели одни и те же глупые вопросы. Ей хотелось пристанища. Хотелось того же, что есть у других людей.
Без всякой задней мысли она написала мистеру Монтгомери, что принимает предложение вернуться в Чендлер и начать фрахтовое дело, но участвовать в гонке не будет. Она не призналась ни ему, да и никому другому, что боится не проиграть ее, а выиграть.
Держа в руках смятое и запачканное приглашение, она прошла на край обрыва и остановилась там, разглядывая глубокую лощину. Приглашения… Не в них ли вся жизнь? — размышляла она. Разве каждому постоянно не присылают приглашения? Одни оттиснуты золотом, другие краской, одни большого размера, другие — маленького. Одни вульгарные, другие утонченные. Отбор приглашений, сделанный тобой — вот что делает жизнь интереснее. Большинство людей принимают приглашения безопасные, игнорируя необычные или связанные с риском. А Джеки риска никогда He-боялась. Джеки всегда, как заметил Вильям, делала го, что хотела. Она приняла предложение матери, утверждавшей, что она отличается от других детей, похожих между собой, как одинаковые перчатки. Приняла предложение Чарли прожить жизнь в приключениях и напряжении. А на этой дороге жизни она принимала или отвергала предложения по своему желанию. И все это — без колебаний, делая то, что инстинктивно считала правильным для себя, и ни для кого больше.
Но вот Вильям сделал ей другое предложение, возможно, важнейшее в ее жизни, а она сомневается. Почему сомневается? Потому что Вильям моложе? Или есть еще другая причина?
Отказывает ли она Вильяму, потому что боится? Потому что, как говорит Нелли, боится того, что скажет народ? Но прежде она этого не боялась. Или она боится сильно полюбить… Если она любит его так сейчас, что же будет, когда она увидит его, держащего на руках их ребенка? Как сильно она будет любить его, прожив с ним несколько лет, узнав его так, что станут родными его мысли? Что, если она при такой сильной любви потеряет его. как потеряла Чарли?
После смерти Чарли она выжила, потому что он всегда поддерживал ее независимость У нее была собственная жизнь и собственная ценность, всегда он был рядом, но в то же время и отдельно от нее. Джеки любила Чарли, но они были два человека. А Джеки и Вильям были одно целое, и даже перемешаны, как два цвета смешанной краски. Она желтая, цвета солнца, возбуждающий цвет, а Вильям голубой, цвет покоя и умиротворения. В итоге получился зеленый, цвет земли, цвет дома.
Она взглянула на приглашение в руке, потом улыбнулась. Подняв лицо к небу, она почувствовала солнечное тепло.
— Не буду прикидывать, — прошептала она, улыбаясь все шире. И уже громче сказала:
— Не буду прикидывать, что случится в будущем. Все, что хочу — это сейчас. Я люблю его, сильно люблю, а это главное. Больше ничего не имеет значения. Даже будущее. Я его люблю. Вы слышите? — Ее голос поднялся до крика:
— Люди, слышите? Я его люблю. Улыбаясь, она разорвала приглашение, вначале пополам, потом на четвертинки, потом мельче, еще мельче и стряхнула клочки с ладони, подняв руку к солнцу и ощутив на ладони дуновение ветра. Как стая маленьких белых бабочек, клочки закружились в воздухе и исчезли в каньоне.
Когда не стало видно ни единого клочка бумаги, она повернулась, чтобы спускаться с горы.
Они были внизу и дожидались ее, друзья Чарли, летавшие ее разыскивать. Много народу из Чендлера было тут же — полных любопытства и желавших чем-то оживить монотонность жизни. Здесь был Арнольд, все еще оправдывающийся по поводу ошибки. На этот раз Джеки услышала правду в его голосе, так что сказала — все в порядке, и пошла дальше, глазами разыскивая какой-нибудь признак присутствия Вильяма. Но его здесь не было. Значит, это правда, что он не придет. Пришло время ей идти за ним.
У подножия горы стоял Джеймс Монтгомери. Он пристально глядел на нее, по взгляду пытаясь разгадать ответ. Внезапно Джеки поняла, что каждый в городке знает, как сильно она и Вильям любят друг друга и любили всегда. Возможно, в глазах жителей городка они давным-давно считаются парой.
Когда Джеймс увидел выражение ее лица, он засмеялся, сразу помолодев на дюжину лет. Он не сказал ни слова, указав на машину, припаркованную недалеко от них, так что Джеки пошла прямо к ней. Как это Вильям сказал о ней? Что она «идет длинными шагами, пожирая землю».
Через несколько минут она была в машине и ехала в город, пока вдруг не сообразила, где Вильям. Он ждет ее у маленького пруда, где она учила его кататься, уцепившись за канат, а потом бросила в воду и сказала: «Плыви или умри».
Он терпеливо сидел, поджидая ее. Ее скала, подумала она, останавливаясь полюбоваться на солнечные блики на его красивой голове. Нет, нет, не скала — ее брильянт. Ее брильянт без малейшего изъяна.
— Привет, — сказала она, не дойдя до него двух шагов.
Он не взглянул на нее, ни слова не сказал, так что она присела прямо перед ним. Он избегал ее взгляда.
— В последние несколько дней я себя вела неприлично плохо, — заметила она.
— Да, неприлично. Она засмеялась.
— Ты мог бы сказать что-нибудь приятное.
— Я себя приятно не чувствую.
— А я думаю, что тебе хорошо, — возразила она, пытаясь внести в ситуацию каплю юмора, но он не улыбнулся.
Какое-то время она сидела молча, придумывая, что сказать, но ничего на ум не шло.
— Черт возьми, Вильям! Что я должна сказать? Что ты прав, а я виновата? Что именно ты хочешь услышать?
Он медленно повернулся и взглянул на нее.
— Для начала подходит.
Она открыла рот, чтобы сказать все, что о нем думает, но рассмеялась. В следующую минуту она уже повалила его, крепко целуя лицо и шею.
Вильям выставил подбородок.
— Одного извинения мало, Джеки. Мне нужно их около тысячи.
— Ха! — воскликнула она, расстегивая его рубашку и целуя свою дорожку на его груди.
Вильям взял ее за плечи и отодвинул от себя, чтобы заглянуть ей в глаза.
— Я не собираюсь начинать все сначала, пока у меня не будет гарантий, что ты не собираешься меня опять бросить. Мне не пережить еще хоть один такой день, какими были последние, Джеки, я серьезно. Или ты моя полностью, или не надо ничего, никаких полумер.
— Я тебя люблю, — сказала она, — и, если хочешь, я твоя.
— Насовсем? Женитьба и все такое?
— Женитьба и все что угодно.
Он все еще держал ее на расстоянии, всматриваясь в ее глаза, как будто желая убедиться, правду ли она говорит.
— Что тебя заставило изменить свое мнение? Почему ты поняла, что вела себя, как идиотка?
Она засмеялась:
— Я поговорила с экспертом по любви.
— О? Со священником или с психиатром, а может, с экзотическим танцором?
— Ни с одним из них. Я поговорила с тем, кто любит сильно, и кого тоже сильно любят, и она убедила меня, что нет ничего важнее любви. — Джеки подняла голову. — Вильям, я тебя люблю больше самолетов.
Вильям сверкнул глазами, обхватил ее руками и едва не раздавил, обнимая.
— Сейчас я понял, что ты не шутишь.
Джеки захихикала и начала играть его поясом.
— Нет, не делай этого, — сказал он, поднимаясь и поднимая ее, — здесь могут быть Бисли и подглядывать из кустов. Прямо сейчас едем жениться.
— Сейчас? Но, Вильям, мне нужно вымыться и…
— Я тебя вымою позже.
— О? — протянула она с большим интересом. — А что еще ты сделаешь, когда мы поженимся?
Он обнял ее.
— Буду любить тебя всю жизнь, — нежно ответил он.
Она дотронулась пальцами до его висков.
— Это все, что мне надо. — Она начала было его целовать, но он отвернулся.
— Нет. Ничего не получишь, пока я не стану новобрачным. — Взяв ее за руку, он так быстро повел ее назад к дороге, что она цеплялась за растения и камни, — Да, ты знаешь, если ты выходишь замуж за учредителя, тебе не нужно платить взнос, чтобы участвовать в Тэгги?
— И что дальше?
— Так что ты сможешь участвовать в гонке.
— Нет, — возразила она счастливым голосом.
— Не скажешь мне, почему — нет?
— Вильям, я должна сделать признание. Меня страшит высота. Я не могу ее брать.
Он открыл дверцу машины, на которой она приехала, и помог ей сесть.
— Джеки, ты прямо убить меня хочешь.
— Нет, Вильям, мой любимый, я хочу быть твоей жизнью, — нежно протянула она.
Он нагнулся к ней, чтобы поцеловать ее, но передумал.
— Нет, не поцелую тебя до тех пор, пока около твоего имени не появится фамилия Монтгомери.
— Как у всякого в этом городке, — заметила она, откидываясь назад на сиденье и с улыбкой наблюдая, как он обходит машину, чтобы занять место водителя. На секунду она закрыла глаза и представила всю радость, ожидающую ее в будущем. Нелли сказала, что только любовь имеет значение, и она была права. Ничто в ее жизни не дало ей такого глубокого удовлетворения, как чувство, что этот мужчина любит ее, а она любит его.
Вильям закрыл дверцу, отпустил тормоз и поехал Они молчали, но он взял ее руку и поцеловал. Этот поцелуй сказал обо всем.
Она приняла правильное решение.
Потом они, сидя в тени, под крылом самолета, ели то, что в огромном количестве втащила Нелли на вершину горы.
Джеки терпеливо ждала, когда же начнется чтение нотаций. А Нелли ничего не говорила ни о Вильяме, ни о них обоих. Она обсудила погоду и тот факт, что самолет Джеки находится на краю гребня горы, но не затрагивала важной для нее темы.
Наконец Джеки не выдержала этого ожидания:
— Ты думаешь, что я глупая, правда? Видимо, Нелли не была удивлена внезапным вопросом Джеки.
— Нет, дорогая, я считаю — ты одна из самых прекрасных молодых женщины которых я встречала.
Джеки насмешливо фыркнула в ответ.
Нелли не подала виду, что заметила насмешку. Наоборот, она поменяла тему разговора.
— Почему ты не участвуешь в Тэгги?
Джеки засмеялась. Она смогла рассказать Вильяму, но не его матери.
— Мне не нравится быть знаменитостью, и я ненавижу полеты по приборам. Тут не талант нужен, а нужна степень по математике. Через несколько лет народ, вроде Вильяма, будет лучше летать, чем я.
На слова Джеки Нелли засмеялась без всякого намека на самомнение.
— Почему ты не хочешь выйти замуж за моего сына?
Так, вот оно, подумала Джеки.
— По множеству причин. Первое — он заслуживает лучшего. И потом — это мое тщеславие… Я не люблю все эти сплетни и разговоры.
Нелли засмеялась:
— Однако вы вызвали много пересудов. Мой бедный муж не может пройти по улице, чтобы кто-нибудь не рассказал ему какой-нибудь сплетни о двух неженатых людях, застигнутых вместе в постели. Вы всех скандализировали в Чендлере. Я уверена — вы первая пара в этом городке, перепрыгнувшая через пушку. Джеки покраснела от неловкости и опустила глаза.
— Ты знаешь, что они сейчас говорят? Что, может быть, между вами что-то было, когда вы были детьми?
Джеки растерянно заморгала:
— Что?
— Да. Миссис Бисли говорит, что связь между тобой и моим сыном все эти годы была неестественной.
Джеки раскрыла рот, чтобы что-то сказать, но закрыла снова. Потом засмеялась.
— Но Вильям был ребенком! И надоедливым. Ужасно надоедливым. Я все делала, чтобы от него избавиться. Если это неестественно, то я не знаю, что это.
— Пыталась ли ты с ним на самом деле расстаться? Я помню, вы были неразлучны. И помню, что ты всегда говорила Вильяму, что он должен уйти, но когда он сидел дома, ты приходила за ним.
— Я этого не делала, — неуверенно возразила Джеки.
— А что скажешь о времени, когда у него был грипп? Ты приходила ежедневно.
— Я беспокоилась о всей вашей семье.
— Но из семьи один Вильям был болен.
Джеки воткнула палку в пыль и стала чертить круги.
— Он был всего-навсего ребенок. И сейчас ребенок. И всегда им будет.
— Ты никогда так не считала. Ты обычно спрашивала его совета во всем. Приключения ты всегда любила, но перед тем, как что-то предпринимать, ты спрашивала у Вильяма, как он считает — правильно ли это будет.
— Этого не было, — возразила Джеки, но это прозвучало по-детски.
Нелли какое-то время молчала.
— Ты знаешь, что Вильям не мог говорить целый месяц после твоего отъезда из Чендлера? Не мог говорить и с трудом ел. Ночью он засыпал, только когда я его укачивала. Я боялась, что он жить не захочет.
— Но я никогда о нем не вспоминала, — и Джеки закрыла глаза руками. — А сейчас он — эго все, о чем я думаю. Я не знаю, что делать. Вильям хочет на мне жениться. Но есть… различия между нами. Люди…
— Проклятые люди! — сказала Нелли.
Такое заявление не на шутку напугало Джеки. Нелли Монтгомери была тишайшая, благороднейшая и самая добродушная личность в мире. Ничто никогда не выводило ее из себя: ни двенадцать детей, цепляющихся за нее все сразу, ни даже случай, когда трое из них одновременно исцарапались в кровь. Нелли была человеком, около которого вы хотели бы быть во время бедствия; она сохранила бы спокойствие и перед загоном с быками. И вдруг сейчас она произнесла проклятие.
Когда Джеки на нее взглянула, на лице Нелли не было этого мягкого выражения нежности, которого она всегда знала. Это была маска гнева.
— Джеки, будь же, наконец, взрослой!
При этих словах Джеки распрямилась и вытаращила глаза.
— Ты думаешь, у других людей легкая жизнь и только у тебя, единственной, проблемы? Но тебе до этого везло.
— Везло? — прошептала Джеки. Так ее жизнь, полную бедности и борьбы, считают счастливой?
— О, я знаю, что ты думаешь: я — одна из Монтгомери и поэтому ничего не знаю, кроме роскоши и покоя. Но ты ошибаешься. Ты же всю жизнь могла делать, что хочешь, если тебе хотелось это делать. И были люди, любившие тебя все это время. Сейчас у тебя возникло одно маленькое затруднение, и ты бежишь, поджав хвост. Почему бы тебе не перестать быть такой самовлюбленной и не подумать еще о ком-то, кроме себя?
Когда Нелли начала убирать остатки еды после пикника, собираясь в обратную дорогу, Джеки, молчавшая после необычного взрыва эмоций у этой женщины, захотелось защитить себя.
— Я не эгоистка. Я думаю о Вильяме. И много думаю — как о нем, так и о себе.
— Нет, это не так! — сказала горячо Нелли. Внезапно она закрыла лицо и заплакала.
Единственное, что пришло Джеки в голову, — это обнять ее и прижать к себе.
— Прости, — сказала Нелли, вздыхая и высвобождаясь. — Это потому, что я могу представить себе все более явно, чем ты, потому что прошла через такие же трудности. Я была в такой же ситуации со своим мужем много лет назад.
— Не понимаю. Твой муж ведь не моложе тебя. На это Нелли засмеялась.
— Нет, дорогая, Джеймс не моложе меня. Но возраст в моем случае и в вашем ничего не значит, абсолютно ничего. Знаешь, ты боишься только того, что скажут другие. А жизнь меня научила, что если ты дашь власть над собой другим людям, они ею воспользуются не правильно.
Она накрыла своей рукой руку Джеки.
— Истинный друг — это тот, кто желает лучшего тебе, а не себе. — Нелли сжала обе руки Джеки. — Много лет назад Джеймс хотел на мне жениться, но я отказала, потому что другие люди, люди, которые, как я думала, меня любят, сказали, что я не могу выйти за него замуж. Они говорили, что так надо для моего же блага. И прошло много времени, очень много, пока я не сообразила, что они думают только о себе, а не о Джеймсе или обо мне. Люди — это такие эгоистичные создания.
— Я… я не думала об этом.
— Ну да, ты думаешь только, как бы поступать так же, как и другие. Многие женщины выходят замуж за мужчин на пять лет старше и живут точно так же, как и все. Ответь мне, Джеки, ты любишь Вильяма?
— Да, — всем сердцем подтвердила она.
— Что же еще нужно?
Джеки завороженно смотрела на нее, не зная, что ответить.
— Дорогая моя, ты еще не понимаешь, что самое дорогое в жизни — любовь. Это все, что есть в жизни. Деньги ничего не значат, собственность тоже, не важен твой возраст и кто твои друзья, что ты совершил в жизни — все это ничто. Единственная ценность — это любовь. Любовь делает нашу жизнь на земле стоящей хоть чего-то. И вот еще — любовь, истинная любовь — это редкость. Она не часто встречается.
Большинство людей целые жизни проводят в ее поисках и никогда ее не находят.
Она замолчала, но глаза у нее горели.
— Скажи, Джеки, если ты, ковыряя здесь землю, найдешь большой бриллиант, что ты сделаешь?
— Я его возьму, — ответила Джеки.
— А что, если в этом прекрасном брильянте будет малюсенький изъян, скажем, трещинка с краю огранки, отбросишь ли ты его из-за этого изъяна?
Джеки заплакала.
— Нет, я его оставлю, с изъяном… и вообще…
— Мой сын прекрасен во всех отношениях, но в твоих глазах у него есть изъян: я родила его через десять лет после того, как твоя мать родила тебя. И ты собираешься бросить моего сына из-за моей ошибки?
Джеки заплакала еще сильнее.
— Я не знаю, — сказала она горестно. — Не знаю, что делать.
Спустя минуту Нелли поднялась и пошла, собираясь покинуть Джеки, сидевшую с опущенной на колени головой, но вернулась.
— Пойдешь вниз вместе со мной?
Джеки криво улыбнулась Нелли.
— А много народу из Чендлера дожидается меня внизу?
— Несколько человек, — улыбаясь, ответила Нелли.
Это значило — половина Чендлера.
— А Вильям там?
Лицо Нелли стало серьезным.
— Нет, его нет. Он сказал, что ты знаешь, где он будет.
При этом заявлении сердце Джеки сжалось. Без сомнения Вильям ждет ее в таком месте, которое она должна помнить. Она не бывала там двадцать лет, но полагала, что узнает.
— Я спущусь через минуту, — сказала она, — мне надо привести в порядок лицо. — «И немного подумать, — мелькнуло в ее голове».
— Десять минут, — ответила Нелли, — не больше. Люди о тебе беспокоятся.
— Да, конечно, — согласилась Джеки. Они обе знали, что она еще не приняла решение.
Через минуту Нелли уже не было видно, а Джеки подошла к самолету, взобралась на крыло и поискала маленькую металлическую коробочку, которую она держала внутри кабины. При ней почти всегда была косметика, на случай, если она неожиданно попадет в поле зрения прессы. А сейчас, когда она собирается предстать пред лицом граждан Чендлера, лучше было бы появиться без следов слез.
Она нашла коробочку и, роясь в ней в поисках губной помады, под тремя картами и компасом увидела на дне большой белый конверт. Сердце и руки у нее задрожали — она его узнала. Она медленно достала конверт и открыла его. Это было приглашение участвовать в Тэгги. Она получила его в день похорон Чарли, и оно изменило ее жизнь. За три дня до этого она проснулась при неестественной тишине, а не громком храпе Чарли. Он умер от сильного сердечного приступа во сне, тихо и мирно, с легкой улыбкой на губах.
Несколько дней после его смерти Джеки не способна была соображать, но народ, всегда любивший Чарли, собрался попрощаться с ним, и каждый считал, что Джеки должна продолжать делать то, чем она занималась. Они считали, что она и дальше будет летать выше всех, быстрее всех и дольше всех.
В день похорон она нашла в почтовом ящике это приглашение на Тэгги в родной городок и письмо от Джеймса Монтгомери. Это была минута, когда она осознала, что ее уже просто от всего тошнит: ей надоело постоянно переезжать. Ей надоело видеть свое имя в газете, надоели одни и те же глупые вопросы. Ей хотелось пристанища. Хотелось того же, что есть у других людей.
Без всякой задней мысли она написала мистеру Монтгомери, что принимает предложение вернуться в Чендлер и начать фрахтовое дело, но участвовать в гонке не будет. Она не призналась ни ему, да и никому другому, что боится не проиграть ее, а выиграть.
Держа в руках смятое и запачканное приглашение, она прошла на край обрыва и остановилась там, разглядывая глубокую лощину. Приглашения… Не в них ли вся жизнь? — размышляла она. Разве каждому постоянно не присылают приглашения? Одни оттиснуты золотом, другие краской, одни большого размера, другие — маленького. Одни вульгарные, другие утонченные. Отбор приглашений, сделанный тобой — вот что делает жизнь интереснее. Большинство людей принимают приглашения безопасные, игнорируя необычные или связанные с риском. А Джеки риска никогда He-боялась. Джеки всегда, как заметил Вильям, делала го, что хотела. Она приняла предложение матери, утверждавшей, что она отличается от других детей, похожих между собой, как одинаковые перчатки. Приняла предложение Чарли прожить жизнь в приключениях и напряжении. А на этой дороге жизни она принимала или отвергала предложения по своему желанию. И все это — без колебаний, делая то, что инстинктивно считала правильным для себя, и ни для кого больше.
Но вот Вильям сделал ей другое предложение, возможно, важнейшее в ее жизни, а она сомневается. Почему сомневается? Потому что Вильям моложе? Или есть еще другая причина?
Отказывает ли она Вильяму, потому что боится? Потому что, как говорит Нелли, боится того, что скажет народ? Но прежде она этого не боялась. Или она боится сильно полюбить… Если она любит его так сейчас, что же будет, когда она увидит его, держащего на руках их ребенка? Как сильно она будет любить его, прожив с ним несколько лет, узнав его так, что станут родными его мысли? Что, если она при такой сильной любви потеряет его. как потеряла Чарли?
После смерти Чарли она выжила, потому что он всегда поддерживал ее независимость У нее была собственная жизнь и собственная ценность, всегда он был рядом, но в то же время и отдельно от нее. Джеки любила Чарли, но они были два человека. А Джеки и Вильям были одно целое, и даже перемешаны, как два цвета смешанной краски. Она желтая, цвета солнца, возбуждающий цвет, а Вильям голубой, цвет покоя и умиротворения. В итоге получился зеленый, цвет земли, цвет дома.
Она взглянула на приглашение в руке, потом улыбнулась. Подняв лицо к небу, она почувствовала солнечное тепло.
— Не буду прикидывать, — прошептала она, улыбаясь все шире. И уже громче сказала:
— Не буду прикидывать, что случится в будущем. Все, что хочу — это сейчас. Я люблю его, сильно люблю, а это главное. Больше ничего не имеет значения. Даже будущее. Я его люблю. Вы слышите? — Ее голос поднялся до крика:
— Люди, слышите? Я его люблю. Улыбаясь, она разорвала приглашение, вначале пополам, потом на четвертинки, потом мельче, еще мельче и стряхнула клочки с ладони, подняв руку к солнцу и ощутив на ладони дуновение ветра. Как стая маленьких белых бабочек, клочки закружились в воздухе и исчезли в каньоне.
Когда не стало видно ни единого клочка бумаги, она повернулась, чтобы спускаться с горы.
Они были внизу и дожидались ее, друзья Чарли, летавшие ее разыскивать. Много народу из Чендлера было тут же — полных любопытства и желавших чем-то оживить монотонность жизни. Здесь был Арнольд, все еще оправдывающийся по поводу ошибки. На этот раз Джеки услышала правду в его голосе, так что сказала — все в порядке, и пошла дальше, глазами разыскивая какой-нибудь признак присутствия Вильяма. Но его здесь не было. Значит, это правда, что он не придет. Пришло время ей идти за ним.
У подножия горы стоял Джеймс Монтгомери. Он пристально глядел на нее, по взгляду пытаясь разгадать ответ. Внезапно Джеки поняла, что каждый в городке знает, как сильно она и Вильям любят друг друга и любили всегда. Возможно, в глазах жителей городка они давным-давно считаются парой.
Когда Джеймс увидел выражение ее лица, он засмеялся, сразу помолодев на дюжину лет. Он не сказал ни слова, указав на машину, припаркованную недалеко от них, так что Джеки пошла прямо к ней. Как это Вильям сказал о ней? Что она «идет длинными шагами, пожирая землю».
Через несколько минут она была в машине и ехала в город, пока вдруг не сообразила, где Вильям. Он ждет ее у маленького пруда, где она учила его кататься, уцепившись за канат, а потом бросила в воду и сказала: «Плыви или умри».
Он терпеливо сидел, поджидая ее. Ее скала, подумала она, останавливаясь полюбоваться на солнечные блики на его красивой голове. Нет, нет, не скала — ее брильянт. Ее брильянт без малейшего изъяна.
— Привет, — сказала она, не дойдя до него двух шагов.
Он не взглянул на нее, ни слова не сказал, так что она присела прямо перед ним. Он избегал ее взгляда.
— В последние несколько дней я себя вела неприлично плохо, — заметила она.
— Да, неприлично. Она засмеялась.
— Ты мог бы сказать что-нибудь приятное.
— Я себя приятно не чувствую.
— А я думаю, что тебе хорошо, — возразила она, пытаясь внести в ситуацию каплю юмора, но он не улыбнулся.
Какое-то время она сидела молча, придумывая, что сказать, но ничего на ум не шло.
— Черт возьми, Вильям! Что я должна сказать? Что ты прав, а я виновата? Что именно ты хочешь услышать?
Он медленно повернулся и взглянул на нее.
— Для начала подходит.
Она открыла рот, чтобы сказать все, что о нем думает, но рассмеялась. В следующую минуту она уже повалила его, крепко целуя лицо и шею.
Вильям выставил подбородок.
— Одного извинения мало, Джеки. Мне нужно их около тысячи.
— Ха! — воскликнула она, расстегивая его рубашку и целуя свою дорожку на его груди.
Вильям взял ее за плечи и отодвинул от себя, чтобы заглянуть ей в глаза.
— Я не собираюсь начинать все сначала, пока у меня не будет гарантий, что ты не собираешься меня опять бросить. Мне не пережить еще хоть один такой день, какими были последние, Джеки, я серьезно. Или ты моя полностью, или не надо ничего, никаких полумер.
— Я тебя люблю, — сказала она, — и, если хочешь, я твоя.
— Насовсем? Женитьба и все такое?
— Женитьба и все что угодно.
Он все еще держал ее на расстоянии, всматриваясь в ее глаза, как будто желая убедиться, правду ли она говорит.
— Что тебя заставило изменить свое мнение? Почему ты поняла, что вела себя, как идиотка?
Она засмеялась:
— Я поговорила с экспертом по любви.
— О? Со священником или с психиатром, а может, с экзотическим танцором?
— Ни с одним из них. Я поговорила с тем, кто любит сильно, и кого тоже сильно любят, и она убедила меня, что нет ничего важнее любви. — Джеки подняла голову. — Вильям, я тебя люблю больше самолетов.
Вильям сверкнул глазами, обхватил ее руками и едва не раздавил, обнимая.
— Сейчас я понял, что ты не шутишь.
Джеки захихикала и начала играть его поясом.
— Нет, не делай этого, — сказал он, поднимаясь и поднимая ее, — здесь могут быть Бисли и подглядывать из кустов. Прямо сейчас едем жениться.
— Сейчас? Но, Вильям, мне нужно вымыться и…
— Я тебя вымою позже.
— О? — протянула она с большим интересом. — А что еще ты сделаешь, когда мы поженимся?
Он обнял ее.
— Буду любить тебя всю жизнь, — нежно ответил он.
Она дотронулась пальцами до его висков.
— Это все, что мне надо. — Она начала было его целовать, но он отвернулся.
— Нет. Ничего не получишь, пока я не стану новобрачным. — Взяв ее за руку, он так быстро повел ее назад к дороге, что она цеплялась за растения и камни, — Да, ты знаешь, если ты выходишь замуж за учредителя, тебе не нужно платить взнос, чтобы участвовать в Тэгги?
— И что дальше?
— Так что ты сможешь участвовать в гонке.
— Нет, — возразила она счастливым голосом.
— Не скажешь мне, почему — нет?
— Вильям, я должна сделать признание. Меня страшит высота. Я не могу ее брать.
Он открыл дверцу машины, на которой она приехала, и помог ей сесть.
— Джеки, ты прямо убить меня хочешь.
— Нет, Вильям, мой любимый, я хочу быть твоей жизнью, — нежно протянула она.
Он нагнулся к ней, чтобы поцеловать ее, но передумал.
— Нет, не поцелую тебя до тех пор, пока около твоего имени не появится фамилия Монтгомери.
— Как у всякого в этом городке, — заметила она, откидываясь назад на сиденье и с улыбкой наблюдая, как он обходит машину, чтобы занять место водителя. На секунду она закрыла глаза и представила всю радость, ожидающую ее в будущем. Нелли сказала, что только любовь имеет значение, и она была права. Ничто в ее жизни не дало ей такого глубокого удовлетворения, как чувство, что этот мужчина любит ее, а она любит его.
Вильям закрыл дверцу, отпустил тормоз и поехал Они молчали, но он взял ее руку и поцеловал. Этот поцелуй сказал обо всем.
Она приняла правильное решение.
ЭПИЛОГ
Муж Терри сбежал от нее и отправился с путешествующим моряком в плавание, забрав с собой старшего сына. Эдвард Браун утешал ее, а потом через несколько месяцев после развода Терри они поженились. Эдвард решил, что воспитание оставшихся сыновей Терри гораздо более интересная цель, чем безделье на борту корабля, отправившегося в круиз, так что он посвятил себя детям. Мальчики помладше, как выяснилось, были не такими тупыми, какими казались. Обнаружилось, что, если их поощрять, им больше нравится работать головой, а не кулаками. Они оба закончили колледж и жили благополучно. Что касается Эдварда с Терри, они ежедневно благодарили Бога за то, что нашли друг друга. Джеки, Вильям и их двое детей прожили счастливо всю оставшуюся жизнь.