Страница:
Далее на север данакиль (или афар) вместе с их родственниками сахо занимают большой треугольник пустыни, примыкающий к Красному морю и ограниченный с запада большой стеной обрыва, а с юга нагорьями, простирающимися к Харару. Климатические условия здесь, особенно в северной части Данакиля, хотя и смягчаемые сезонно водами
Аваша, наиболее жаркие и негостеприимные из всех, которые можно встретить в Эфиопии. Кочевники данакиль, известные своей яростью во время конных набегов, удивительны для людей, так как питаются мало чем, кроме молока, живут в маленьких, покрытых куполом шалашах, сделанных из соломы, легко укладывающихся на спину верблюда, когда кочевники переезжают на новые пастбища.
Эти странствующие народы обладают стройным высокорослым телосложением кочевника, имеют мало общих черт с населением нагорий. И тем не менее было бы ошибкой считать, что они не играли никакой роли в эфиопской истории. Совсем наоборот, воинственные по природе и мусульмане по вероисповеданию, они именно те люди, которые под жестким командованием всегда стремились атаковать христиан на плато. Они делали это периодически на протяжении сотен лет до тех пор, пока царство на нагорье не было поставлено на грань вымирания в XVI столетии.
Семитское наследие
Глава 2
Ранняя цивилизация
Аксумское царство и заря христианства
Аваша, наиболее жаркие и негостеприимные из всех, которые можно встретить в Эфиопии. Кочевники данакиль, известные своей яростью во время конных набегов, удивительны для людей, так как питаются мало чем, кроме молока, живут в маленьких, покрытых куполом шалашах, сделанных из соломы, легко укладывающихся на спину верблюда, когда кочевники переезжают на новые пастбища.
Эти странствующие народы обладают стройным высокорослым телосложением кочевника, имеют мало общих черт с населением нагорий. И тем не менее было бы ошибкой считать, что они не играли никакой роли в эфиопской истории. Совсем наоборот, воинственные по природе и мусульмане по вероисповеданию, они именно те люди, которые под жестким командованием всегда стремились атаковать христиан на плато. Они делали это периодически на протяжении сотен лет до тех пор, пока царство на нагорье не было поставлено на грань вымирания в XVI столетии.
Семитское наследие
Южноарабские пришельцы, принесшие, как уже упоминалось, семитскую культуру в Африку, включают в себя по крайней мере хотя бы один южноарабский диалект. Тем не менее отделение этой новой семитской территории от ее арабских корней, а также значительное влияние местных кушитских наречий вскоре проявилось в эволюции нового местного языка. Он, официальный язык Аксумского царства, известен в данной местности как геэз (приложение 1), а на Западе как эфиопский. Несмотря на его короткую историю как разговорного языка, он был чрезвычайно важен для развития Абиссинской цивилизации, стал, подобно латыни на Западе, классическим языком литературы и церкви и продолжает с тех пор использоваться в этом качестве. Более того, геэз – родоначальник современных языков, происхождение которых описал Уллендорфф следующими словами: «Для того чтобы проследить идею взаимоотношений амхарского, тигриньи и тигре, а также по отношению к геэзу этих языков, мы можем использовать удобную параллель с романскими языками. Если геэз сравнивать с латынью, тигринья занимает место итальянского (потому что они наиболее похожи на родительский язык и на них говорят на его изначальной территории). Тигре в таком случае можно уподобить испанскому, а амхарский – французскому (также потому, что он подвергался наибольшим изменениям)».
Основным фактором, повлиявшим на разделение этих языков, так же как и на разделение геэза, были исконные кушитские языки, особенно агава. На них говорила, без сомнения, значительная часть населения, хотя сейчас они сохранились только в небольших анклавах. Тиграи, так же как и их язык, ближайший к своему древнему предшественнику, должны считаться прямыми наследниками Аксумского царства на территориях, где они сейчас проживают. Амхарцы продвигают эти традиции далее на юго-запад и юг. Именно они стали доминирующей, а также и самой многочисленной группой среди этих двух родственных популяций, и их язык становится теперь lingua franca всей страны. Амхарцы и тиграи вместе – это настоящие абиссинцы. (Термин служит для того, чтобы отличать их от многих других народов, населяющих современную Эфиопию, все из которых, несмотря на их историю и традицию, – эфиопы. Данная книга посвящена именно этим, определенным так абиссинцам, и в особенности уникальной христианской культуре, которая развилась в их царстве начиная с IV столетия и далее.)
Те, кто изучал абиссинцев или жил среди них, знают, что их общество полностью отличается от старой языческой племенной Африки. Действительно, довольно справедливо замечено, что Абиссиния находится в Африке, но не является ее частью. Также можно сказать, что она существует в настоящем, но принадлежит скорее прошлому. С тех пор как европейцы начали путешествовать туда, они стали чувствовать себя перенесенными в своих поездках в другие времена и места – обычно в библейские земли во времена Ветхого Завета.
Подобное впечатление не полностью субъективное. Абиссинцы в действительности считают себя настоящими преемниками Израиля, верят в происхождение их царского дома от царя Соломона и используют табот в их христианском богослужении, который символизирует Ковчег завета. Они почитают Ветхий Завет так же сильно, как и Новый, и включили в свою социальную систему множество Моисеевых заповедей, взятых из Книги Левит и Второзакония. (Примерами могут служить диетические запреты, особенно на свинину; практика обряда обрезания на восьмой день от рождения; концепция ритуальной нечистоты, запрещающей появляться в церкви после сексуальных сношений, и т. д.; практика женитьбы на вдове брата; практика применения телесных наказаний.)
В церкви тоже проявляется еврейское влияние, особенно в соблюдении правила двойной субботы (субботы и воскресенья). Существует и церковный танец абиссинцев, исполняемый дабтарами перед шаботом (подобно тому как этот ритуал мог исполняться левитами перед Ковчегом завета) с барабанным боем sistra и молитвенными посохами. Эта сцена напоминает поколениям живущих о эпизоде из Второй книги Царств, когда Давид и дом Израиля играли перед Господом на всех известных инструментах, плясали пред Всевышним при полном самоотрешении и вносили с криками Ковчег Господень.
Таким образом, не существует никакого сомнения относительно глубокого влияния Ветхого Завета на различные аспекты жизни абиссинцев, здесь чувствуется библейская атмосфера. Несмотря на все это, сам я всегда больше ощущал средневековый характер деревенской жизни абиссинцев, так как старые провинции Эфиопии являлись вплоть до совсем недавнего времени подлинной феодальной страной, и квазифеодальная иерархия, как и иерархия церкви, до сих пор сохраняет свой старый престиж.
Путешествуя по Абиссинии в тесном общении с местными жителями, невольно представляешь себе картину ранней средневековой Европы. Каменные хижины северных провинций с высоко расположенными щелевидными окнами имеют открытые очаги, так что дым, поднимаясь, коптит древесину крыши и наконец вырывается на свободу, просачиваясь сквозь соломенный настил. В подворье с окружающей его высокой стеной и (иногда) даже со сторожевым домиком ночью содержится скот; место надежно защищено от нежелательного проникновения посторонних людей и животных. Торговля осуществляется в основном за счет мены на больших базарах, куда все товары доставляются вьючными животными. Местная аристократия передвигается, согласно обычаям, на мулах, окруженных пешими сопровождающими. На празднествах выступают бродячие менестрели.
Снова, как и в Средние века, мать-церковь проникает во все сферы жизни; священнослужители – незаменимые члены сообщества и пользуются огромным уважением. То же относится и к монахам, абиссинские монастыри всегда были ревностными хранителями не только христианской доктрины, но и местной литературы и искусства. Известные святые места, расположенные по всей стране, являются пристанищем для странников, стекающихся туда отовсюду, а священные манускрипты, подвешенные через плечо, до сих пор пишутся на пергаменте монастырскими писцами.
На что бы ни настраивался ум путешественника в этой древней стране, его ожидания ярких впечатлений будут вознаграждены. Не разочаруются и те, кто интересуется в основном современностью, поскольку этот необычный и симпатичный народ с богатой историей все еще на многое способен. Сейчас Эфиопия стала частью современного мира, призванной в будущем сыграть большую роль в жизни Африки и всего мира.
Основным фактором, повлиявшим на разделение этих языков, так же как и на разделение геэза, были исконные кушитские языки, особенно агава. На них говорила, без сомнения, значительная часть населения, хотя сейчас они сохранились только в небольших анклавах. Тиграи, так же как и их язык, ближайший к своему древнему предшественнику, должны считаться прямыми наследниками Аксумского царства на территориях, где они сейчас проживают. Амхарцы продвигают эти традиции далее на юго-запад и юг. Именно они стали доминирующей, а также и самой многочисленной группой среди этих двух родственных популяций, и их язык становится теперь lingua franca всей страны. Амхарцы и тиграи вместе – это настоящие абиссинцы. (Термин служит для того, чтобы отличать их от многих других народов, населяющих современную Эфиопию, все из которых, несмотря на их историю и традицию, – эфиопы. Данная книга посвящена именно этим, определенным так абиссинцам, и в особенности уникальной христианской культуре, которая развилась в их царстве начиная с IV столетия и далее.)
Те, кто изучал абиссинцев или жил среди них, знают, что их общество полностью отличается от старой языческой племенной Африки. Действительно, довольно справедливо замечено, что Абиссиния находится в Африке, но не является ее частью. Также можно сказать, что она существует в настоящем, но принадлежит скорее прошлому. С тех пор как европейцы начали путешествовать туда, они стали чувствовать себя перенесенными в своих поездках в другие времена и места – обычно в библейские земли во времена Ветхого Завета.
Подобное впечатление не полностью субъективное. Абиссинцы в действительности считают себя настоящими преемниками Израиля, верят в происхождение их царского дома от царя Соломона и используют табот в их христианском богослужении, который символизирует Ковчег завета. Они почитают Ветхий Завет так же сильно, как и Новый, и включили в свою социальную систему множество Моисеевых заповедей, взятых из Книги Левит и Второзакония. (Примерами могут служить диетические запреты, особенно на свинину; практика обряда обрезания на восьмой день от рождения; концепция ритуальной нечистоты, запрещающей появляться в церкви после сексуальных сношений, и т. д.; практика женитьбы на вдове брата; практика применения телесных наказаний.)
В церкви тоже проявляется еврейское влияние, особенно в соблюдении правила двойной субботы (субботы и воскресенья). Существует и церковный танец абиссинцев, исполняемый дабтарами перед шаботом (подобно тому как этот ритуал мог исполняться левитами перед Ковчегом завета) с барабанным боем sistra и молитвенными посохами. Эта сцена напоминает поколениям живущих о эпизоде из Второй книги Царств, когда Давид и дом Израиля играли перед Господом на всех известных инструментах, плясали пред Всевышним при полном самоотрешении и вносили с криками Ковчег Господень.
Таким образом, не существует никакого сомнения относительно глубокого влияния Ветхого Завета на различные аспекты жизни абиссинцев, здесь чувствуется библейская атмосфера. Несмотря на все это, сам я всегда больше ощущал средневековый характер деревенской жизни абиссинцев, так как старые провинции Эфиопии являлись вплоть до совсем недавнего времени подлинной феодальной страной, и квазифеодальная иерархия, как и иерархия церкви, до сих пор сохраняет свой старый престиж.
Путешествуя по Абиссинии в тесном общении с местными жителями, невольно представляешь себе картину ранней средневековой Европы. Каменные хижины северных провинций с высоко расположенными щелевидными окнами имеют открытые очаги, так что дым, поднимаясь, коптит древесину крыши и наконец вырывается на свободу, просачиваясь сквозь соломенный настил. В подворье с окружающей его высокой стеной и (иногда) даже со сторожевым домиком ночью содержится скот; место надежно защищено от нежелательного проникновения посторонних людей и животных. Торговля осуществляется в основном за счет мены на больших базарах, куда все товары доставляются вьючными животными. Местная аристократия передвигается, согласно обычаям, на мулах, окруженных пешими сопровождающими. На празднествах выступают бродячие менестрели.
Снова, как и в Средние века, мать-церковь проникает во все сферы жизни; священнослужители – незаменимые члены сообщества и пользуются огромным уважением. То же относится и к монахам, абиссинские монастыри всегда были ревностными хранителями не только христианской доктрины, но и местной литературы и искусства. Известные святые места, расположенные по всей стране, являются пристанищем для странников, стекающихся туда отовсюду, а священные манускрипты, подвешенные через плечо, до сих пор пишутся на пергаменте монастырскими писцами.
На что бы ни настраивался ум путешественника в этой древней стране, его ожидания ярких впечатлений будут вознаграждены. Не разочаруются и те, кто интересуется в основном современностью, поскольку этот необычный и симпатичный народ с богатой историей все еще на многое способен. Сейчас Эфиопия стала частью современного мира, призванной в будущем сыграть большую роль в жизни Африки и всего мира.
Глава 2
АБИССИНЦЫ: ИСТОРИЯ
Ранняя цивилизация
Третья книга Царств и книга Паралипоменон описывают историю царицы Савской, которая, обольстившись славой царя Соломона, отправилась в Иерусалим с огромной свитой и дорогими подарками и «поведала ему все, что было в ее сердце». Царь Соломон со своей стороны «дал царице Савской все, что она желала… И отправилась она обратно в землю свою, она и все слуги ее». И опять же в Евангелии от Матфея повторяется история о том, как Южная царица «пришла с края земли, чтобы послушать мудрость Соломона». Все эти события, вероятно, произошли около 970 года до н. э.
В самой Эфиопии она также известна как царица Савская или как Южная царица (в Новом Завете), но у нее есть местное имя – Македа. Абиссинская Кебра-Нагаст, или книга «Слава царей», в деталях повествует о том, как царицу соблазнил Соломон, от которого она, по возвращении домой, родила сына. И когда принц повзрослел, он сам отправился в Иерусалим и в конце концов вернулся обратно на свою родину, принеся с собой Ковчег завета, который он и его компаньоны украли из Храма. Звали его Менелик I – основатель абиссинского царского дома.
Эта легенда, вера в которую не подлежит никакому сомнению среди абиссинцев, и действительно может содержать некое зерно исторической правдоподобности. Та же самая легенда (с небольшими вариациями) известна среди народов Южной Аравии, привнесших существенный (семитский) элемент в абиссинское культурное наследие. В действительности Шеба, или Себа, – так называлось царство, располагавшееся на территории теперешнего Йемена, откуда позже и иммигрировали предки абиссинцев. Их царица, называемая арабами Билкис, вполне могла совершить путешествие в Иерусалим в ветхозаветные времена.
Абиссинская история в действительности начинается вместе с миграцией этих южноарабских племен к западному берегу Красного моря в первом тысячелетии до н. э. Эти иммигранты не были кочевниками, а напротив, оседлыми земледельцами, ищущими просторы для расширения своего жизненного пространства. Они колонизировали место, которое мы теперь называем северной оконечностью Эфиопского плато. Одна значительная группа – геэз – осела на южных нагорьях Эритреи, наиболее доступных со стороны моря, и их диалект в конце концов приняло большинство местного населения. Другое племя, хабашат, поселилось еще дальше на юг, в Тыграй, и его имя (Абиссиния – его искаженное производное) стало в итоге названием всей страны и ее населения. Здесь они сформировали правящий класс, вместе с аборигенными хамитами, до сих пор представленными разнообразными группами агау.
Вопрос о том, можно ли рассматривать этих иммигрантов как основателей древнего Абиссинского царства, до сих пор является спорным. Их проникновение приняло форму скорее постепенного внедрения, чем вооруженного вторжения. Но, как бы то ни было, имеется предостаточно свидетельств об их политическом и культурном влиянии на территории их новой родины. Как отмечалось выше, их измененный южноарабский язык, сохранивший свое название – геэз, на протяжении всей истории использовался как язык литературы и богослужения, в то время как современные языки тоже произошли от него. Слоговая азбука, служившая его письменной основой (сабейская, или гимаритская, – приложение 1), хотя и забытая позже на ее родине, стала алфавитом, на котором основывается письменное и печатное слово современных абиссинских языков. Еще большее влияние во времена раннего царства, до пришествия христианства, оказало почитание древних южноарабских богов.
Вне всякого сомнения, имеется масса других черт в абиссинском образе жизни – особенно в земледелии, основе их экономики, – происхождение которых может быть прослежено вплоть до тех самых арабских нагорий, откуда и пришли семитские переселенцы. Трудоемкое построение террасированных склонов Йеменских гор и оврагов, со сложной системой ирригации, весьма похоже на теснины и обрывы абиссинского плато. И мало кто может усомниться в том, что плуг – неизвестный в «черной» Африке – был еще одним бесценным даром Абиссинии со стороны этих древних переселенцев.
Симпатичная деревенька Йеха (бывшая Ава), лежащая на севере от дороги Адуа-Адиграт, скорее всего, была центром или, по крайней мере, важным городом преаксумского царства. Ее маленький акрополь увенчан современной, но с древним основанием церковью и еще более древними развалинами храма. Хотя и никакая другая архитектура того периода не может сравниться с этими впечатляющими руинами, недавние раскопки в Йехе и других преаксумских местах (фото 19–26) открыли взору исследователей замечательную скульптуру, великолепный трон и другие предметы церковного обихода. Это также и каменные плиты, алтари и кадила, несущие на себе надписи этого раннего периода (V или IV столетие до н. э.), начертанные «бустрофедоном» – способ письма, в котором строки идут последовательно справа налево и потом слева направо и написание букв (форма их несимметрична) тоже следует надлежащему направлению. В этих надписях практически всегда попадается имя лунного божества – Лмкх (южноарабское слоговое письмо не различает гласных, и, таким образом, имя может быть вокализировано как угодно, например Ал-маках или Илмукух и т. п.). Рядом полумесяц вместе с диском, символизирующие божество, а другие его атрибуты – бык и козел – повторяются в виде рельефов и статуэток.
Предметы повседневного пользования, извлеченные из раскопок в последние годы, могут рассказать многое об этой ранней абиссинской цивилизации, процветавшей до возвышения Аксума. Они включают в себя искусно сделанные разнообразной формы керамические изделия, несколько светильников и множество бронзовых орудий (копья, кинжалы, топоры, зубила и серпы). Среди них также есть любопытные «опознавательные знаки» (рис. 3), служившие, скорее всего, персональными печатями или монограммами: их отпечатки были найдены на керамике, и они могли использоваться как клейма для скота. Ни один из них не похож на другой, ажурные знаки состояли из геометрического или животного узора, часто вместе с несколькими буквами алфавита – вероятно, инициалами их владельца.
В самой Эфиопии она также известна как царица Савская или как Южная царица (в Новом Завете), но у нее есть местное имя – Македа. Абиссинская Кебра-Нагаст, или книга «Слава царей», в деталях повествует о том, как царицу соблазнил Соломон, от которого она, по возвращении домой, родила сына. И когда принц повзрослел, он сам отправился в Иерусалим и в конце концов вернулся обратно на свою родину, принеся с собой Ковчег завета, который он и его компаньоны украли из Храма. Звали его Менелик I – основатель абиссинского царского дома.
Эта легенда, вера в которую не подлежит никакому сомнению среди абиссинцев, и действительно может содержать некое зерно исторической правдоподобности. Та же самая легенда (с небольшими вариациями) известна среди народов Южной Аравии, привнесших существенный (семитский) элемент в абиссинское культурное наследие. В действительности Шеба, или Себа, – так называлось царство, располагавшееся на территории теперешнего Йемена, откуда позже и иммигрировали предки абиссинцев. Их царица, называемая арабами Билкис, вполне могла совершить путешествие в Иерусалим в ветхозаветные времена.
Абиссинская история в действительности начинается вместе с миграцией этих южноарабских племен к западному берегу Красного моря в первом тысячелетии до н. э. Эти иммигранты не были кочевниками, а напротив, оседлыми земледельцами, ищущими просторы для расширения своего жизненного пространства. Они колонизировали место, которое мы теперь называем северной оконечностью Эфиопского плато. Одна значительная группа – геэз – осела на южных нагорьях Эритреи, наиболее доступных со стороны моря, и их диалект в конце концов приняло большинство местного населения. Другое племя, хабашат, поселилось еще дальше на юг, в Тыграй, и его имя (Абиссиния – его искаженное производное) стало в итоге названием всей страны и ее населения. Здесь они сформировали правящий класс, вместе с аборигенными хамитами, до сих пор представленными разнообразными группами агау.
Вопрос о том, можно ли рассматривать этих иммигрантов как основателей древнего Абиссинского царства, до сих пор является спорным. Их проникновение приняло форму скорее постепенного внедрения, чем вооруженного вторжения. Но, как бы то ни было, имеется предостаточно свидетельств об их политическом и культурном влиянии на территории их новой родины. Как отмечалось выше, их измененный южноарабский язык, сохранивший свое название – геэз, на протяжении всей истории использовался как язык литературы и богослужения, в то время как современные языки тоже произошли от него. Слоговая азбука, служившая его письменной основой (сабейская, или гимаритская, – приложение 1), хотя и забытая позже на ее родине, стала алфавитом, на котором основывается письменное и печатное слово современных абиссинских языков. Еще большее влияние во времена раннего царства, до пришествия христианства, оказало почитание древних южноарабских богов.
Вне всякого сомнения, имеется масса других черт в абиссинском образе жизни – особенно в земледелии, основе их экономики, – происхождение которых может быть прослежено вплоть до тех самых арабских нагорий, откуда и пришли семитские переселенцы. Трудоемкое построение террасированных склонов Йеменских гор и оврагов, со сложной системой ирригации, весьма похоже на теснины и обрывы абиссинского плато. И мало кто может усомниться в том, что плуг – неизвестный в «черной» Африке – был еще одним бесценным даром Абиссинии со стороны этих древних переселенцев.
Симпатичная деревенька Йеха (бывшая Ава), лежащая на севере от дороги Адуа-Адиграт, скорее всего, была центром или, по крайней мере, важным городом преаксумского царства. Ее маленький акрополь увенчан современной, но с древним основанием церковью и еще более древними развалинами храма. Хотя и никакая другая архитектура того периода не может сравниться с этими впечатляющими руинами, недавние раскопки в Йехе и других преаксумских местах (фото 19–26) открыли взору исследователей замечательную скульптуру, великолепный трон и другие предметы церковного обихода. Это также и каменные плиты, алтари и кадила, несущие на себе надписи этого раннего периода (V или IV столетие до н. э.), начертанные «бустрофедоном» – способ письма, в котором строки идут последовательно справа налево и потом слева направо и написание букв (форма их несимметрична) тоже следует надлежащему направлению. В этих надписях практически всегда попадается имя лунного божества – Лмкх (южноарабское слоговое письмо не различает гласных, и, таким образом, имя может быть вокализировано как угодно, например Ал-маках или Илмукух и т. п.). Рядом полумесяц вместе с диском, символизирующие божество, а другие его атрибуты – бык и козел – повторяются в виде рельефов и статуэток.
Предметы повседневного пользования, извлеченные из раскопок в последние годы, могут рассказать многое об этой ранней абиссинской цивилизации, процветавшей до возвышения Аксума. Они включают в себя искусно сделанные разнообразной формы керамические изделия, несколько светильников и множество бронзовых орудий (копья, кинжалы, топоры, зубила и серпы). Среди них также есть любопытные «опознавательные знаки» (рис. 3), служившие, скорее всего, персональными печатями или монограммами: их отпечатки были найдены на керамике, и они могли использоваться как клейма для скота. Ни один из них не похож на другой, ажурные знаки состояли из геометрического или животного узора, часто вместе с несколькими буквами алфавита – вероятно, инициалами их владельца.
Рис. 3. «Опознавательные знаки» с преаксумских площадок. Эти необычно крупные экземпляры имеют размеры 8–11 мЭти находки выявили наличие достаточно продвинутой культуры, которая, хотя и испытывала на себе сильное влияние Южной Аравии, все же была отличной от всех культур, существовавших там. Уже тогда абиссинцы показали свой особенный талант вбирать в себя, но в то же время и преобразовывать свежие идеи, позаимствованные извне.
Аксумское царство и заря христианства
Преаксумское государство вступило в эпоху упадка в III столетии до н. э., хотя о его обстоятельствах доподлинно ничего не известно. Приблизительно к началу христианской эры начала доминировать новая сила, базирующаяся в других городах и почти независимая от южноарабского влияния. Главным среди новых городов был Аксум, ставший резиденцией абиссинских царей и источником новой цивилизации. Современная Эфиопия – прямая наследница Аксумского царства. Даже когда 1000 лет назад правители переехали в другое место, Аксум, с его сильными христианскими традициями, остался на все времена святым для абиссинцев местом.
Это царство, обреченное в конце концов на крайнюю степень изоляции, было весьма известной силой классических времен. С остальным миром его связывал порт Адулис в заливе Зула – защищенная небольшая бухта Красного моря на юге Массавы. Путь от Аксума до порта занимал восемь дней: сначала надо было пройти через меньшие города высокого плато – Матару, Токонду или Кохаито, после чего следовал впечатляющий спуск на 2500 м (8000 футов) и так далее, до пересечения сухих равнин с самим Красным морем. Пробужденные Птолемеевской экспедицией, исследовавшей эти берега в поиске слонов, греческие мореплаватели открыли этот порт, который наверняка использовался до начала I столетия до н. э. Позднее (в I столетии н. э.) это место с его торговлей описывались в Плавании по Эритрейскому морю – книге, содержащей также первое известное литературное упоминание об Аксуме.
Несмотря на то что архитектура этого порта была чисто аксумской, дуновение греческой культуры достигло Аксума – известно несколько надписей на греческом языке. Множество ранних аксумских монет имели надписи, сделанные греческими буквами, да и сами монеты в целом походили по форме на обращавшиеся в греко-романском мире и явно испытали влияние последних. В обмен на слоновую кость, экспортируемую из Адулиса, иностранные товары, включая средиземноморские амфоры и стеклянные сосуды, попадали в аксумские города. Через Адулис Аксум имел торговые связи, хотя бы и непостоянные, с другими отдаленными странами, в том числе с Персией и Индией.
Военные подвиги царей Аксума увековечены соответствующими надписями, в которых они предстают перед нами великими строителями империи. Так, прославленный монарх Афилас (рис. 4), правивший в III столетии н. э., не только расширил границы своего собственного царства, но еще и пересек Красное море и завоевал юго-западную часть Аравии – родину его семитских предков. Греческая надпись в Адулисе, повествующая об этих событиях, была переписана александрийским купцом Козьмой Индикопловом в его Христианской космографии (начало VI века н. э.) – работе, где приводится описание побережья и городов Красного моря и Индийского океана.
Великий царь IV столетия Эзана оставил после себя большое число письменных свидетельств, первое из которых было написано параллельно на трех языках: греческом, южноарабском и геэз. Но его более поздние надписи – уже исключительно на геэз. Это показывает, что престиж данного языка возрастал, делая использование иностранных языков излишним. Эзана провозглашал себя повелителем Юго-Западной Аравии, хотя его записанные военные походы направлялись против повстанцев в пределах либо же на границах его собственного царства. Последняя его надпись повествует о завоевании нубийского царства Мероэ на берегах верхнего Нила, чье могущество совпало с могуществом Аксума, хотя эти два царства имели между собой мало общего и их контакты были весьма ограниченны.
Сам процесс обращения описал Руфин, почти современный тому периоду римский историк. И есть все основания полагать, что его рассказ правдив по своей сути. Меропий, христианский философ из Тиры, отправился путешествовать в поисках мудрости, «имея вместе с собой двух маленьких мальчиков, его родственников, которых он обучал гуманитарным предметам». По возвращении из поездки при остановке корабля в одном из портов Красного моря Меропий и вся корабельная команда погибли от рук береговых племен. Далее текст гласит: мальчики были найдены под деревом, готовящими уроки к своим занятиям. Пощаженных милостью варваров, их отвели к царю. Одного из них, Эдезия, он сделал своим виночерпием. Другого, Фруменция, которого он считал мудрым и честным, назначил своим казначеем и секретарем. После этого они стали пользоваться большим почетом и любовью царя.
Фруменций постепенно достиг большого влияния, и, когда царь Элла-Амида безвременно скончался, оставив маленького сына (Эзана), его попросили принять на себя роль регента. В то же время он сделал все, что было в его силах, для распространения христианской религии, уже известной среди иностранных купцов, живущих в стране. Когда молодой Эзана достаточно повзрослел, для того чтобы взять в свои руки бразды правления, оба брата покинули царство; Эдезий возвратился домой в Сирию, где Руфин и услышал всю эту удивительную историю из его собственных уст. Фруменций тем временем отправился в Александрию, чтобы уведомить патриарха о том, что христианское стадо ожидает своего пастыря в далеком царстве Аксум. А Афанасий, позже избранный патриархом, и выбрал самого Фруменция – так как до этого он еще не был священником для возвращения в страну в качестве епископа. Там он и продолжил свою миссию, которая в конце концов была вознаграждена обращением самого царя. Сами абиссинцы называют своего посланника Абба-Салама (Отец мира). Имя их первого христианского правителя Эзаны позабылось в умах большинства, замещенное именами легендарных царей-близнецов Абреха и Ацбеха, но между историей и легендой нет серьезного противостояния.
Результатом рукоположения Фруменция патриархом Александрийским явилась, естественно, зависимость Эфиопской церкви от монофизитской церкви Египта – отношение, так до конца и не разорванное до 1958 года. Таким образом (теоретически) эфиопы приняли решение прежних Вселенских соборов в Никее, Константинополе и Эфесе, а также еретиков, Ария и Нестория, чьи правдоподобные изображения можно встретить в их церквях. Но вместе с армянами они отказались принять постановление собора в Халкидоне (451 г. н. э.), принятое и Западной и Восточной православными церквями.
Впечатляющие материальные достижения аксумитов, особенно в архитектуре, как и возведение монолитов (рис. 31–46), отражены в главе IV. III и IV столетия, по всей видимости, являлись для них эпохой наибольшего процветания и активности, особенно непосредственно перед обращением (340 г. н. э.). Скромное начало новой христианской архитектуры будет заметно лишь спустя два столетия. Вне всякого сомнения, наблюдалась литературная деятельность (хотя ничего от нее и не сохранилось, кроме каменных надписей), так, старая южноарабская письменность была реформирована и существенно улучшена в середине IV столетия, вероятно под руководством Эзаны. Необходимо сказать о введении системы вокализации, позволяющей таким образом модифицировать каждую основную букву шестью различными способами в соответствии с приложимым к ним гласным звуком (см. приложение 1). Это был наиболее важный шаг вперед, и измененный таким образом алфавит, выдержавший испытание временем, до сих пор используется с некоторыми изменениями.
Выдающимся событием в абиссинской христианской истории было прибытие, ближе к концу V столетия, «девяти святых». Считается, что это ученые – сирийские монофизиты, изгнанные из своей родной земли после Собора в Халкедоне, ищущие убежища в стране, чья религиозная вера не противоречила бы их собственной. Именно они привнесли монастырский уклад (следуя правилам святого Пахомия) в Абиссинию. И именно они перевели Священное Писание с греческого на геэз. Они занимают существенное положение в местной агиографии, и некоторые их имена имеют отношение к известным монастырям. Так, например, Абуна За-Микаэль Арагави основал Дэбрэ-Дамо, где недоступная гора была, как говорят, впервые покорена им с помощью гигантской змеи.
Аксумиты были теперь настоящими христианами. Царь Калеб, правивший в VI столетии, и его сын Габра-Маскал описаны в истории как величайшие поборники веры, и останки их предполагаемых могил-часовен можно увидеть на вершинах холмов вблизи Аксума. Арабские владения абиссинцев потерялись, а с ними их контроль над морем. Затем до двора дошли новости о том, что Дху-Навас, иудаизированный царь Гимайара, начал яростно преследовать христиан из Наджрана (сейчас это территория Саудовской Аравии). Растроганный страданиями своих собратьев-христиан, чьи бедствия описаны в абиссинской поэзии более позднего века, Калеб в 524 году н. э. предпринял поход, чтобы оказать им помощь, а переправить войска через Красное море ему помог греческий флот. Успешная кампания привела к временному восстановлению абиссинского правления в Йемене (где было построено несколько церквей) и даже к началу атаки с использованием слонов на Мекку, упоминавшейся в Коране. Однако после захвата персами Аравии, последовавшего практически одновременно с выступлением пророка Мухаммеда, аксумиты оставили все попытки восстановить там свое господство.
В начале VII века царь Аксума Армах (хорошо известный благодаря своим широко распространенным монетам) дал приют нескольким первым последователям Мухаммеда, вызволенным из Мекки, тогда еще прибежища язычников (рис. 4).
Такой акт терпимости и гостеприимства на время избавил Абиссинию от джихада, «священной войны», которая велась против всех, не признававших ислам. С другой стороны, арабы иногда подвергались набегам предположительно абиссинских пиратов в Красном море, грабивших даже Джидду. В конце концов приверженцы Мухаммеда, а особенно кочевники с прибрежных равнин африканской стороны, ранее других обращенные в эту веру, стали представлять постоянную угрозу абиссинскому христианскому царству. Ранние победы ислама стали началом процесса окружения; разрушение Аду-лиса должно было отделить Абиссинию от внешнего мира, как точно это выразил Гиббон: «…окруженные со всех сторон врагами своей религии, эфиопы находились в неведении 1000 лет, забыв о мире, который забыл о них».
Это царство, обреченное в конце концов на крайнюю степень изоляции, было весьма известной силой классических времен. С остальным миром его связывал порт Адулис в заливе Зула – защищенная небольшая бухта Красного моря на юге Массавы. Путь от Аксума до порта занимал восемь дней: сначала надо было пройти через меньшие города высокого плато – Матару, Токонду или Кохаито, после чего следовал впечатляющий спуск на 2500 м (8000 футов) и так далее, до пересечения сухих равнин с самим Красным морем. Пробужденные Птолемеевской экспедицией, исследовавшей эти берега в поиске слонов, греческие мореплаватели открыли этот порт, который наверняка использовался до начала I столетия до н. э. Позднее (в I столетии н. э.) это место с его торговлей описывались в Плавании по Эритрейскому морю – книге, содержащей также первое известное литературное упоминание об Аксуме.
Несмотря на то что архитектура этого порта была чисто аксумской, дуновение греческой культуры достигло Аксума – известно несколько надписей на греческом языке. Множество ранних аксумских монет имели надписи, сделанные греческими буквами, да и сами монеты в целом походили по форме на обращавшиеся в греко-романском мире и явно испытали влияние последних. В обмен на слоновую кость, экспортируемую из Адулиса, иностранные товары, включая средиземноморские амфоры и стеклянные сосуды, попадали в аксумские города. Через Адулис Аксум имел торговые связи, хотя бы и непостоянные, с другими отдаленными странами, в том числе с Персией и Индией.
Военные подвиги царей Аксума увековечены соответствующими надписями, в которых они предстают перед нами великими строителями империи. Так, прославленный монарх Афилас (рис. 4), правивший в III столетии н. э., не только расширил границы своего собственного царства, но еще и пересек Красное море и завоевал юго-западную часть Аравии – родину его семитских предков. Греческая надпись в Адулисе, повествующая об этих событиях, была переписана александрийским купцом Козьмой Индикопловом в его Христианской космографии (начало VI века н. э.) – работе, где приводится описание побережья и городов Красного моря и Индийского океана.
Великий царь IV столетия Эзана оставил после себя большое число письменных свидетельств, первое из которых было написано параллельно на трех языках: греческом, южноарабском и геэз. Но его более поздние надписи – уже исключительно на геэз. Это показывает, что престиж данного языка возрастал, делая использование иностранных языков излишним. Эзана провозглашал себя повелителем Юго-Западной Аравии, хотя его записанные военные походы направлялись против повстанцев в пределах либо же на границах его собственного царства. Последняя его надпись повествует о завоевании нубийского царства Мероэ на берегах верхнего Нила, чье могущество совпало с могуществом Аксума, хотя эти два царства имели между собой мало общего и их контакты были весьма ограниченны.
Рис. 4. Две аксумские монеты, немного увеличенные (из Литтманна). Вверху золотая монета Афиласа (III столетие) с языческим символом диска и полумесяца и греческой надписью; внизу бронзовая монета Армаха (VII столетие) с крестом и надписью на геэзе. Надпись на реверсе: «Да будет радость народам»Та же самая надпись представляет исключительный интерес, так как Эзана приписывает свой успех в битве не местному божеству «непобедимой Махрем», как было прежде, а «Небесному владыке» и «Владыке земному». Это важное изменение в содержании царской надписи указывает, хотя и с некоторой долей сомнения, на обращение царя в христианскую веру. Быть может, Эзана предусмотрительно полагал, что время для публичного оглашения по всему царству своего перехода в новую веру еще не настало – старые божества все еще сохраняли свой авторитет. Но обращение царя засвидетельствовано монетами, отчеканенными во время его правления: на ранних изображены полумесяц и диск, а на более поздних – уже крест; эти монеты на самом деле были одними из самых ранних во всем мире, несущими на себе этот христианский символ.
Сам процесс обращения описал Руфин, почти современный тому периоду римский историк. И есть все основания полагать, что его рассказ правдив по своей сути. Меропий, христианский философ из Тиры, отправился путешествовать в поисках мудрости, «имея вместе с собой двух маленьких мальчиков, его родственников, которых он обучал гуманитарным предметам». По возвращении из поездки при остановке корабля в одном из портов Красного моря Меропий и вся корабельная команда погибли от рук береговых племен. Далее текст гласит: мальчики были найдены под деревом, готовящими уроки к своим занятиям. Пощаженных милостью варваров, их отвели к царю. Одного из них, Эдезия, он сделал своим виночерпием. Другого, Фруменция, которого он считал мудрым и честным, назначил своим казначеем и секретарем. После этого они стали пользоваться большим почетом и любовью царя.
Фруменций постепенно достиг большого влияния, и, когда царь Элла-Амида безвременно скончался, оставив маленького сына (Эзана), его попросили принять на себя роль регента. В то же время он сделал все, что было в его силах, для распространения христианской религии, уже известной среди иностранных купцов, живущих в стране. Когда молодой Эзана достаточно повзрослел, для того чтобы взять в свои руки бразды правления, оба брата покинули царство; Эдезий возвратился домой в Сирию, где Руфин и услышал всю эту удивительную историю из его собственных уст. Фруменций тем временем отправился в Александрию, чтобы уведомить патриарха о том, что христианское стадо ожидает своего пастыря в далеком царстве Аксум. А Афанасий, позже избранный патриархом, и выбрал самого Фруменция – так как до этого он еще не был священником для возвращения в страну в качестве епископа. Там он и продолжил свою миссию, которая в конце концов была вознаграждена обращением самого царя. Сами абиссинцы называют своего посланника Абба-Салама (Отец мира). Имя их первого христианского правителя Эзаны позабылось в умах большинства, замещенное именами легендарных царей-близнецов Абреха и Ацбеха, но между историей и легендой нет серьезного противостояния.
Результатом рукоположения Фруменция патриархом Александрийским явилась, естественно, зависимость Эфиопской церкви от монофизитской церкви Египта – отношение, так до конца и не разорванное до 1958 года. Таким образом (теоретически) эфиопы приняли решение прежних Вселенских соборов в Никее, Константинополе и Эфесе, а также еретиков, Ария и Нестория, чьи правдоподобные изображения можно встретить в их церквях. Но вместе с армянами они отказались принять постановление собора в Халкидоне (451 г. н. э.), принятое и Западной и Восточной православными церквями.
Впечатляющие материальные достижения аксумитов, особенно в архитектуре, как и возведение монолитов (рис. 31–46), отражены в главе IV. III и IV столетия, по всей видимости, являлись для них эпохой наибольшего процветания и активности, особенно непосредственно перед обращением (340 г. н. э.). Скромное начало новой христианской архитектуры будет заметно лишь спустя два столетия. Вне всякого сомнения, наблюдалась литературная деятельность (хотя ничего от нее и не сохранилось, кроме каменных надписей), так, старая южноарабская письменность была реформирована и существенно улучшена в середине IV столетия, вероятно под руководством Эзаны. Необходимо сказать о введении системы вокализации, позволяющей таким образом модифицировать каждую основную букву шестью различными способами в соответствии с приложимым к ним гласным звуком (см. приложение 1). Это был наиболее важный шаг вперед, и измененный таким образом алфавит, выдержавший испытание временем, до сих пор используется с некоторыми изменениями.
Выдающимся событием в абиссинской христианской истории было прибытие, ближе к концу V столетия, «девяти святых». Считается, что это ученые – сирийские монофизиты, изгнанные из своей родной земли после Собора в Халкедоне, ищущие убежища в стране, чья религиозная вера не противоречила бы их собственной. Именно они привнесли монастырский уклад (следуя правилам святого Пахомия) в Абиссинию. И именно они перевели Священное Писание с греческого на геэз. Они занимают существенное положение в местной агиографии, и некоторые их имена имеют отношение к известным монастырям. Так, например, Абуна За-Микаэль Арагави основал Дэбрэ-Дамо, где недоступная гора была, как говорят, впервые покорена им с помощью гигантской змеи.
Аксумиты были теперь настоящими христианами. Царь Калеб, правивший в VI столетии, и его сын Габра-Маскал описаны в истории как величайшие поборники веры, и останки их предполагаемых могил-часовен можно увидеть на вершинах холмов вблизи Аксума. Арабские владения абиссинцев потерялись, а с ними их контроль над морем. Затем до двора дошли новости о том, что Дху-Навас, иудаизированный царь Гимайара, начал яростно преследовать христиан из Наджрана (сейчас это территория Саудовской Аравии). Растроганный страданиями своих собратьев-христиан, чьи бедствия описаны в абиссинской поэзии более позднего века, Калеб в 524 году н. э. предпринял поход, чтобы оказать им помощь, а переправить войска через Красное море ему помог греческий флот. Успешная кампания привела к временному восстановлению абиссинского правления в Йемене (где было построено несколько церквей) и даже к началу атаки с использованием слонов на Мекку, упоминавшейся в Коране. Однако после захвата персами Аравии, последовавшего практически одновременно с выступлением пророка Мухаммеда, аксумиты оставили все попытки восстановить там свое господство.
В начале VII века царь Аксума Армах (хорошо известный благодаря своим широко распространенным монетам) дал приют нескольким первым последователям Мухаммеда, вызволенным из Мекки, тогда еще прибежища язычников (рис. 4).
Такой акт терпимости и гостеприимства на время избавил Абиссинию от джихада, «священной войны», которая велась против всех, не признававших ислам. С другой стороны, арабы иногда подвергались набегам предположительно абиссинских пиратов в Красном море, грабивших даже Джидду. В конце концов приверженцы Мухаммеда, а особенно кочевники с прибрежных равнин африканской стороны, ранее других обращенные в эту веру, стали представлять постоянную угрозу абиссинскому христианскому царству. Ранние победы ислама стали началом процесса окружения; разрушение Аду-лиса должно было отделить Абиссинию от внешнего мира, как точно это выразил Гиббон: «…окруженные со всех сторон врагами своей религии, эфиопы находились в неведении 1000 лет, забыв о мире, который забыл о них».