Страница:
Годы заката Аксумского царства напоминают отчасти смутное время в тогдашней Европе, когда империя Каролингов трещала по всем швам и король Альфред воевал с датчанами на юге Англии. Богатства царства разбазаривались. На какое-то время можно было восстановить власть на побережье Красного моря и даже распространить ее на острова Дахлак и отдаленный порт Зейлу в Аденском заливе. Но все это напоминало отблески догорающей свечи. Царство, лишенное в конце концов выхода к морю, приходило в упадок, страдала культура, страна постоянно ослаблялась с севера, подвергаясь набегам кочевников бейя (до сих пор живущих в Эритрее). И самое главное, что народ агау, исконно проживающий на западе и юге территории, восставал против аксумского владычества.
Правление Агау и выдолбленные в скалах церкви
В конце X столетия н. э. грозная правительница Агау по имени Гудит (или Юдифь) привела тысячелетнюю историю Аксумского царства к концу. Она свергла его последнего царя, убила царских наследников (заключенных в Дэбрэ-Дамо) и попыталась искоренить христианскую религию. В абиссинском фольклоре эта полулегендарная фигура запомнилась как величайшая разрушительница церквей, сравнимая только с Ахмадом Великим, жившим шестью столетиями позже.
Этот резкий разрыв с христианской традицией был лишь эпизодическим моментом. Более существенный вклад в историю Гудит внесла тем, что оставила Аксум и перенесла власть значительно южнее – в Агау. На далекую перспективу этот шаг мог казаться необходимым в процессе интеграции Абиссинии, так как местный народ Агау, до этого подчиненный семитской или семитизированной аристократии, теперь возвысился и различия в происхождении или классовой принадлежности между правителями и подчиненными начали исчезать.
Монархи Агау, последовавшие за Гудит, обосновали свои резиденции в Рохе, Ласте, позже названной Лалибэлой, в честь наиболее знаменитых царей этой династии. Там они правили около 300 лет. Их династия известна под именем Загве (хотя правильней было бы ограничить применение этого имени к последним членам семьи после 1137 года). Они контролировали площадь более обширную, чем Аксумское царство, в основном испещренную горами и пересеченную лишь небольшим количеством труднопроходимых дорог. Она, по всей вероятности, охватывала нагорье современной Эритреи и земли Тыграй, расширясь в южном направлении до Ваага, Ласты и Дамот (провинция Валло), а также на запад до озера Тана (Бегхемдир).
Загве с усердием вновь обратились в христианскую религию и предприняли соответствующие попытки для поддержания необходимой связи с Александрийским патриархатом. Столь великими, однако, были трудности путешествия, как и со времен арабских завоеваний, что Абиссиния на продолжительный период времени лишилась Абуны. Более того, исламских правителей Египта необходимо было подкупить дорогими подарками для участия последних в переговорах о новой Абуне, так как последние с подозрением и завистью относились к связям патриарха с отдаленным христианским царством за пределами южных границ Египта. Однако вера египтян в то, что цари Абиссинии могут повернуть потоки Голубого Нила – жизненно важного для их собственной страны, – помогала позитивному развитию взаимоотношений. (Угрозы повернуть Нил были вновь использованы более поздними царями Абиссинии – факт известный итальянскому поэту Ариосто, который ссылается на него в 33-й песне Неистового Роланда.)
Связь с Египтом поддерживалась и иными способами: христиан-коптов, иногда подвергавшихся гонениям, вынуждали искать убежище в других странах. Во времена правления Аль-Хакима, до и после 1000 года, многие из них нашли приют в Абиссинии, и вполне вероятно, что связь абиссинского искусства с коптским искусством Египта (упомянутая в главах VI и VII) явилась результатом этого переселения. Длящаяся столетиями связь с Иерусалимом также берет начало со времен правления Загве – в 1189 году Саладин предоставил часовню Возведения на Крест храма Гроба Господня в распоряжение абиссинцев. Их паломничество в Иерусалим и монашеское поселение там (хотя и постепенно урезанное до крыши часовни) стало важным связующим звеном восточно-христианского мира, а также источником вдохновения в его искусстве.
Для этого удивительного периода абиссинской истории не имеется современных ему записей. Существующие царские списки и хроники были ретроспективно составлены два или три столетия спустя: они полны противоречий и неточностей и в большей своей части легендарны. Один из этих царей запомнился своей беспримерной мудростью и праведностью, а также многими чудесами, случившимися в его жизни. Речь идет о царе Лалибэле (1150–1220), к имени которого данная хроника, а также и местная традиция относит знаменитые выдолбленные в камне церкви в городе, носящем его имя.
Высечение этих церквей, многочисленных как в Тыграй, так и в Ласте, является практически беспримерным событием в истории, показывающим, что Загве достигли того технического совершенства, которому мало что можно противопоставить в абиссинской истории; хотя и все непосредственные записи об этом эпохальном событии утеряны. Необходимо заметить также, что это, по сути, запертое на своей территории царство должно поддерживать, несмотря на все трудности, слабые связи с основным христианским миром и сохранять свою христианскую культуру нетронутой. Династия хорошо служила Абиссинии. Поколения потомков оценили это, так как вопреки тому, что Загве считались – из-за происхождения не от царя Соломона – незаконной династией, Лалибэла всегда почитаем как один из величайших святых в государстве.
Этот резкий разрыв с христианской традицией был лишь эпизодическим моментом. Более существенный вклад в историю Гудит внесла тем, что оставила Аксум и перенесла власть значительно южнее – в Агау. На далекую перспективу этот шаг мог казаться необходимым в процессе интеграции Абиссинии, так как местный народ Агау, до этого подчиненный семитской или семитизированной аристократии, теперь возвысился и различия в происхождении или классовой принадлежности между правителями и подчиненными начали исчезать.
Монархи Агау, последовавшие за Гудит, обосновали свои резиденции в Рохе, Ласте, позже названной Лалибэлой, в честь наиболее знаменитых царей этой династии. Там они правили около 300 лет. Их династия известна под именем Загве (хотя правильней было бы ограничить применение этого имени к последним членам семьи после 1137 года). Они контролировали площадь более обширную, чем Аксумское царство, в основном испещренную горами и пересеченную лишь небольшим количеством труднопроходимых дорог. Она, по всей вероятности, охватывала нагорье современной Эритреи и земли Тыграй, расширясь в южном направлении до Ваага, Ласты и Дамот (провинция Валло), а также на запад до озера Тана (Бегхемдир).
Загве с усердием вновь обратились в христианскую религию и предприняли соответствующие попытки для поддержания необходимой связи с Александрийским патриархатом. Столь великими, однако, были трудности путешествия, как и со времен арабских завоеваний, что Абиссиния на продолжительный период времени лишилась Абуны. Более того, исламских правителей Египта необходимо было подкупить дорогими подарками для участия последних в переговорах о новой Абуне, так как последние с подозрением и завистью относились к связям патриарха с отдаленным христианским царством за пределами южных границ Египта. Однако вера египтян в то, что цари Абиссинии могут повернуть потоки Голубого Нила – жизненно важного для их собственной страны, – помогала позитивному развитию взаимоотношений. (Угрозы повернуть Нил были вновь использованы более поздними царями Абиссинии – факт известный итальянскому поэту Ариосто, который ссылается на него в 33-й песне Неистового Роланда.)
Связь с Египтом поддерживалась и иными способами: христиан-коптов, иногда подвергавшихся гонениям, вынуждали искать убежище в других странах. Во времена правления Аль-Хакима, до и после 1000 года, многие из них нашли приют в Абиссинии, и вполне вероятно, что связь абиссинского искусства с коптским искусством Египта (упомянутая в главах VI и VII) явилась результатом этого переселения. Длящаяся столетиями связь с Иерусалимом также берет начало со времен правления Загве – в 1189 году Саладин предоставил часовню Возведения на Крест храма Гроба Господня в распоряжение абиссинцев. Их паломничество в Иерусалим и монашеское поселение там (хотя и постепенно урезанное до крыши часовни) стало важным связующим звеном восточно-христианского мира, а также источником вдохновения в его искусстве.
Для этого удивительного периода абиссинской истории не имеется современных ему записей. Существующие царские списки и хроники были ретроспективно составлены два или три столетия спустя: они полны противоречий и неточностей и в большей своей части легендарны. Один из этих царей запомнился своей беспримерной мудростью и праведностью, а также многими чудесами, случившимися в его жизни. Речь идет о царе Лалибэле (1150–1220), к имени которого данная хроника, а также и местная традиция относит знаменитые выдолбленные в камне церкви в городе, носящем его имя.
Высечение этих церквей, многочисленных как в Тыграй, так и в Ласте, является практически беспримерным событием в истории, показывающим, что Загве достигли того технического совершенства, которому мало что можно противопоставить в абиссинской истории; хотя и все непосредственные записи об этом эпохальном событии утеряны. Необходимо заметить также, что это, по сути, запертое на своей территории царство должно поддерживать, несмотря на все трудности, слабые связи с основным христианским миром и сохранять свою христианскую культуру нетронутой. Династия хорошо служила Абиссинии. Поколения потомков оценили это, так как вопреки тому, что Загве считались – из-за происхождения не от царя Соломона – незаконной династией, Лалибэла всегда почитаем как один из величайших святых в государстве.
Восстановленная династия Соломона в противостоянии с набирающим силу исламом
В хрониках сообщается, что единственный аксумский принц Дилна'ад, не убитый Гудит, скрылся в Шоа, на далеком юге. Около 1268 года Йикуно Амлак, правитель области Десси в Валло, стал царем, придя к власти после Некуэто Ла'аба, последнего из династии Загве. Он догадался провозгласить себя потомком Дилна'ада, получив тем самым поддержку населения, что, в свою очередь, позволило ему одержать победу в сражении с царем Загве. Однако, согласно значительно более поздней версии этой истории, приход Амлака к власти произошел благодаря дипломатическим талантам знаменитого святого и политика Текле-Хайманота, который уговорил Некуэто Ла'аба добровольно отречься от престола ради восстановления древней династии Соломона. В знак благодарности за эту услугу Текле-Хайманота царь согласился (как гласит летопись) передать одну треть всех земель царства в поддержку церкви.
Восстановленная династия продолжала поддерживать связь с Шоа, политическим центром царства – теперь, по существу, амхарского, – вновь сместившимся в южном направлении. Цари XIV и XV столетий Дэбрэ-Берхан выбирали и другие места в этом регионе в качестве своих резиденций – в первый, но ни в коем случае не в последний раз в эфиопской истории. Тем не менее времена были очень неспокойные, и каждый царь не переставал постоянно перемещаться из одной резиденции в другую, скитаясь по стране, дабы восстановить контроль над восставшими провинциями либо же отражать атаки извне. Островками относительной стабильности оставались только большие монастырские центры, так же как и в средневековой Европе служившие постоянной защитой культурного наследия государства.
Во время этих двух столетий выдалбливание скальных церквей продолжалось, хотя основной импульс этого предприятия угас вместе с уходом династии Загве. Вероятно, этому способствовал расцвет настенной живописи, но небольшое количество того, что от нее осталось, не позволяет реально по достоинству оценить ее качество. С другой стороны, это был период великого литературного возрождения: появилось несколько работ как прозаических, так и поэтических. Книги Священного Писания, включая и Евангелия, копировались в больших количествах, и искусство каллиграфии, а также декорирования культивировалось весьма активно (см. главы V и VI).
Амдэ-Цыйон I – основная фигура первой половины XIV столетия. Его аморальное поведение в юные годы заслужило публичное порицание монахов Дэбрэ-Либанос, но тем не менее он стал сильным и ответственным властителем. Его правление запомнилось в основном самыми ранними серьезными конфликтами с постепенно вторгающимися за свои пределы мусульманскими государствами, особенно с Ифатом, чья территория включала в себя весь Восточный Шоа и простиралась до берега Красного моря. Окончательная победа этих военных кампаний во многом определилась личной отвагой царя, восславленной в некоторых сохранившихся боевых песнях. В итоге угроза Эфиопии со стороны исламского мира, была на время предотвращена. За счет мусульман территории несколько расширились, но Харар так и остался великим бастионом их могущества.
В середине XV столетия Зара-Якоб, самозваный Константин Абиссинии, подчинил страну своему контролю. С простодушной жестокостью он преследовал всех язычников и всех христиан, находившихся под влиянием их веры или ритуала. Никогда не стесняясь вмешиваться в церковные дела, он ввел много новых годичных и месячных праздников, возродил соблюдение субботы как второго «шаббата», повелел своим христианским подданным носить кресты и перевел новые церковные книги на геэз. Он и сам являлся автором нескольких книг, расширяющих его предельно суровое понимание христианского порядка. В соответствии с его политикой усиления юга против исторического севера он передал резиденцию и сан этчегхе (главы монастырей) от Святого Стефана на берегу озера Хайк настоятелю монастыря Дэбрэ-Либанос в Шоа. (По-видимому, царь не был напрямую связан с эфиопской делегацией на Ферраро-Флорентийском соборе в 1440–1441 годах: ее уполномочил настоятель абиссинского монастыря в Иерусалиме.)
Как и все цари этого периода, Зара-Якоб был вынужден противостоять набегам различных мусульманских государств на востоке и юге. На протяжении многих веков они населяли негостеприимные равнины, лежащие между нагорьями и побережьем, теперь же они охватили еще и большую часть Южного Шоа и соседние районы на средних высотах – Арусси и Бале. Эти государства представляли постоянную угрозу, у них вошло в привычку приурочивать свои набеги к долгим месяцам Великого поста, когда христиане были ослаблены продолжительным воздержанием. Тем не менее во время правления этого царя территория государства постоянно увеличивалась как за счет мусульманских, так и за счет языческих районов на юге и юго-западе.
Правление Зара-Якоба иллюстрирует все те экстраординарные сложности, бывшие уделом многих абиссинских царей, а также хронические проблемы с престолонаследием. В традициях того времени было держать всех царских принцев, претендующих на трон, в насильственном заключении на одной из хорошо охраняемых амба, или горных седел, с которых новый правитель и доставлялся в случае необходимости. Зара-Якоб – один из тех, кто вырос в подобной царской тюрьме, лишенный всех возможных контактов с простыми людьми и обычной жизнью. Взойдя на престол в 1434 году, не имея никакого опыта в государственных делах, он увидел царство, охваченное заговорами и восстаниями; церковь, расколотую ересями; иностранных врагов, постоянно угрожающих вторжением. В этих обстоятельствах было вряд ли возможным для нового царя показать гибкость, или толерантность, или дипломатический талант, которые являются плодом долгого опыта человеческих взаимоотношений. Столкнувшись лицом к лицу с отчаянной и хаотической ситуацией, он встретил ее с противоречивыми чувствами – суровой определенностью и неумолимой яростью. Под конец жизни, отказываясь от приязни и верности даже своих придворных и семьи, он стал одинокой фигурой, изолированной ото всех подозрением и недоверием. Но, несмотря на все это, имя великого защитника веры – одно из самых памятных в эфиопской истории.
Исламские государства, особенно Адал, который к этому времени поглотил Ифат, в XV столетии стали представлять еще большую угрозу. Иногда они глубоко вторгались в плодородные нагорья, почти полностью находившиеся в руках христиан, и не было ничего удивительного в том, что жители равнин так жаждали их заполучить. Каждый император держал их под постоянным контролем, хотя и были попытки к концу столетия достигнуть соглашения путем переговоров. Подобные мирные инициативы впервые предприняла императрица Елена – дочь приграничного мусульманского вождя в Южном Шоа. Она была одной из жен царя Байеды-Марьяма (1467–1478), пережила мужа и, постепенно набирая влияние, продержалась в течение двух последующих царствований.
В начале XVI столетия все та же самая, правда постаревшая императрица Елена, теперь уже в качестве регента при малолетнем царе Лебна-Денгхели, в конце концов оставила все попытки поддерживать мирные отношения с мусульманами. Она попросила помощи у португальцев, чтобы справиться с ними. В то время португальцы – единственные европейцы на берегах Красного моря – постоянно вели жаркие споры с турками по поводу мусульман. К тому времени португальцы уже заинтересовались и Абиссинией. Уже с XIV века они отождествляли легендарного пресвитера Иоанна с абиссинским императором и считали его потенциальным христианским союзником на востоке: теперь наконец представилась возможность вступить с ним в переговоры. После долгого откладывания, продолжавшегося годами, посольство было отправлено из Гоа и оставалось в стране до 1526 года. Первая встреча с пресвитером Иоанном спустила их с мифических высот на землю, но тем не менее впечатления и приключения миссии, записанные ее капелланом Франсиско Альваресом, представляют собой занимательнейшее чтение.
В 1528 году великий шторм, собиравшийся в тучи в течение столетий, обрушился на Абиссинию. Имам Ахмад ибн Ибрагим аль-Гази, запомнившийся в Абиссинии под прозвищем Левша, вторгся из района Харара и практически полностью уничтожил Абиссинию как христианское государство. Одаренный фанатик сплотил племена кочевников, особенно сомали восточных равнин, в ужасающую военную мощь, зажженную духом джихада. Они оставили за собой следы резни и мародерства, пройдя по всей длине и ширине христианских нагорий. Царь превратился в беженца, жертву, отступающую с горы на гору, и в конце концов безвременно скончался. Разрушительная ярость Грана и его сподвижников, направленная в особенности против церквей и всех объектов, связанных с христианством, стала поистине легендарной. Но все это также являлось и историческим фактом, и именно ему мы обязаны сегодняшней скудостью ранних картин и манускриптов и даже самих церквей – только те, что были выдолблены из скального камня, либо же глубоко спрятанные в пещерах имели некоторый шанс на выживание. Большинство населения для спасения своих жизней приняло ислам, хотя нашлись и многие желающие принять на себя роль мучеников.
Захватчики испытывали мощную поддержку со стороны оттоманских турок, заинтересованных в распространении своего влияния на Аравию и берега Красного моря. Абиссинцы же, со своей стороны, получали моральную и материальную поддержку от маленького, но героического португальского военного корпуса под руководством Кристофера да Гамы, который высадился в 1541 году. И турки и португальцы имели огнестрельное оружие – нечто новое для абиссинцев. Многие месяцы наблюдалось равновесие сил, но абиссинцы наконец взяли верх; Гран был сражен и убит близ озера Тана в 1542 году. Вторжение португальцев нарушило существовавшее равновесие, в хрониках Галавдевоса должным образом оценены подвиги этих «сильных и доблестных воинов, жаждущих войны подобно волкам и сражавшимся за добычу как львы».
Почти никому из них не довелось вернуться на родину. Они пользовались большим почетом, женились на дочерях местной знати и постепенно смешались с местным населением.
Самый страшный кризис в истории Абиссинии миновал, но страна оставалась разграбленной и обессиленной. В точности то же самое можно было сказать и о мусульманских государствах (рис. 5). Ни одна из сторон не могла оказывать сопротивления вторжениям кочевников галла, которые в то время устремились и утвердили себя – и, как оказалось, надолго – на огромных территориях эфиопского плато. Таким образом, после войны с мусульманами последовали войны с галла – изматывающие, бессмысленные и разрушительные для жизни.
Восстановленная династия продолжала поддерживать связь с Шоа, политическим центром царства – теперь, по существу, амхарского, – вновь сместившимся в южном направлении. Цари XIV и XV столетий Дэбрэ-Берхан выбирали и другие места в этом регионе в качестве своих резиденций – в первый, но ни в коем случае не в последний раз в эфиопской истории. Тем не менее времена были очень неспокойные, и каждый царь не переставал постоянно перемещаться из одной резиденции в другую, скитаясь по стране, дабы восстановить контроль над восставшими провинциями либо же отражать атаки извне. Островками относительной стабильности оставались только большие монастырские центры, так же как и в средневековой Европе служившие постоянной защитой культурного наследия государства.
Во время этих двух столетий выдалбливание скальных церквей продолжалось, хотя основной импульс этого предприятия угас вместе с уходом династии Загве. Вероятно, этому способствовал расцвет настенной живописи, но небольшое количество того, что от нее осталось, не позволяет реально по достоинству оценить ее качество. С другой стороны, это был период великого литературного возрождения: появилось несколько работ как прозаических, так и поэтических. Книги Священного Писания, включая и Евангелия, копировались в больших количествах, и искусство каллиграфии, а также декорирования культивировалось весьма активно (см. главы V и VI).
Амдэ-Цыйон I – основная фигура первой половины XIV столетия. Его аморальное поведение в юные годы заслужило публичное порицание монахов Дэбрэ-Либанос, но тем не менее он стал сильным и ответственным властителем. Его правление запомнилось в основном самыми ранними серьезными конфликтами с постепенно вторгающимися за свои пределы мусульманскими государствами, особенно с Ифатом, чья территория включала в себя весь Восточный Шоа и простиралась до берега Красного моря. Окончательная победа этих военных кампаний во многом определилась личной отвагой царя, восславленной в некоторых сохранившихся боевых песнях. В итоге угроза Эфиопии со стороны исламского мира, была на время предотвращена. За счет мусульман территории несколько расширились, но Харар так и остался великим бастионом их могущества.
В середине XV столетия Зара-Якоб, самозваный Константин Абиссинии, подчинил страну своему контролю. С простодушной жестокостью он преследовал всех язычников и всех христиан, находившихся под влиянием их веры или ритуала. Никогда не стесняясь вмешиваться в церковные дела, он ввел много новых годичных и месячных праздников, возродил соблюдение субботы как второго «шаббата», повелел своим христианским подданным носить кресты и перевел новые церковные книги на геэз. Он и сам являлся автором нескольких книг, расширяющих его предельно суровое понимание христианского порядка. В соответствии с его политикой усиления юга против исторического севера он передал резиденцию и сан этчегхе (главы монастырей) от Святого Стефана на берегу озера Хайк настоятелю монастыря Дэбрэ-Либанос в Шоа. (По-видимому, царь не был напрямую связан с эфиопской делегацией на Ферраро-Флорентийском соборе в 1440–1441 годах: ее уполномочил настоятель абиссинского монастыря в Иерусалиме.)
Как и все цари этого периода, Зара-Якоб был вынужден противостоять набегам различных мусульманских государств на востоке и юге. На протяжении многих веков они населяли негостеприимные равнины, лежащие между нагорьями и побережьем, теперь же они охватили еще и большую часть Южного Шоа и соседние районы на средних высотах – Арусси и Бале. Эти государства представляли постоянную угрозу, у них вошло в привычку приурочивать свои набеги к долгим месяцам Великого поста, когда христиане были ослаблены продолжительным воздержанием. Тем не менее во время правления этого царя территория государства постоянно увеличивалась как за счет мусульманских, так и за счет языческих районов на юге и юго-западе.
Правление Зара-Якоба иллюстрирует все те экстраординарные сложности, бывшие уделом многих абиссинских царей, а также хронические проблемы с престолонаследием. В традициях того времени было держать всех царских принцев, претендующих на трон, в насильственном заключении на одной из хорошо охраняемых амба, или горных седел, с которых новый правитель и доставлялся в случае необходимости. Зара-Якоб – один из тех, кто вырос в подобной царской тюрьме, лишенный всех возможных контактов с простыми людьми и обычной жизнью. Взойдя на престол в 1434 году, не имея никакого опыта в государственных делах, он увидел царство, охваченное заговорами и восстаниями; церковь, расколотую ересями; иностранных врагов, постоянно угрожающих вторжением. В этих обстоятельствах было вряд ли возможным для нового царя показать гибкость, или толерантность, или дипломатический талант, которые являются плодом долгого опыта человеческих взаимоотношений. Столкнувшись лицом к лицу с отчаянной и хаотической ситуацией, он встретил ее с противоречивыми чувствами – суровой определенностью и неумолимой яростью. Под конец жизни, отказываясь от приязни и верности даже своих придворных и семьи, он стал одинокой фигурой, изолированной ото всех подозрением и недоверием. Но, несмотря на все это, имя великого защитника веры – одно из самых памятных в эфиопской истории.
Исламские государства, особенно Адал, который к этому времени поглотил Ифат, в XV столетии стали представлять еще большую угрозу. Иногда они глубоко вторгались в плодородные нагорья, почти полностью находившиеся в руках христиан, и не было ничего удивительного в том, что жители равнин так жаждали их заполучить. Каждый император держал их под постоянным контролем, хотя и были попытки к концу столетия достигнуть соглашения путем переговоров. Подобные мирные инициативы впервые предприняла императрица Елена – дочь приграничного мусульманского вождя в Южном Шоа. Она была одной из жен царя Байеды-Марьяма (1467–1478), пережила мужа и, постепенно набирая влияние, продержалась в течение двух последующих царствований.
В начале XVI столетия все та же самая, правда постаревшая императрица Елена, теперь уже в качестве регента при малолетнем царе Лебна-Денгхели, в конце концов оставила все попытки поддерживать мирные отношения с мусульманами. Она попросила помощи у португальцев, чтобы справиться с ними. В то время португальцы – единственные европейцы на берегах Красного моря – постоянно вели жаркие споры с турками по поводу мусульман. К тому времени португальцы уже заинтересовались и Абиссинией. Уже с XIV века они отождествляли легендарного пресвитера Иоанна с абиссинским императором и считали его потенциальным христианским союзником на востоке: теперь наконец представилась возможность вступить с ним в переговоры. После долгого откладывания, продолжавшегося годами, посольство было отправлено из Гоа и оставалось в стране до 1526 года. Первая встреча с пресвитером Иоанном спустила их с мифических высот на землю, но тем не менее впечатления и приключения миссии, записанные ее капелланом Франсиско Альваресом, представляют собой занимательнейшее чтение.
В 1528 году великий шторм, собиравшийся в тучи в течение столетий, обрушился на Абиссинию. Имам Ахмад ибн Ибрагим аль-Гази, запомнившийся в Абиссинии под прозвищем Левша, вторгся из района Харара и практически полностью уничтожил Абиссинию как христианское государство. Одаренный фанатик сплотил племена кочевников, особенно сомали восточных равнин, в ужасающую военную мощь, зажженную духом джихада. Они оставили за собой следы резни и мародерства, пройдя по всей длине и ширине христианских нагорий. Царь превратился в беженца, жертву, отступающую с горы на гору, и в конце концов безвременно скончался. Разрушительная ярость Грана и его сподвижников, направленная в особенности против церквей и всех объектов, связанных с христианством, стала поистине легендарной. Но все это также являлось и историческим фактом, и именно ему мы обязаны сегодняшней скудостью ранних картин и манускриптов и даже самих церквей – только те, что были выдолблены из скального камня, либо же глубоко спрятанные в пещерах имели некоторый шанс на выживание. Большинство населения для спасения своих жизней приняло ислам, хотя нашлись и многие желающие принять на себя роль мучеников.
Захватчики испытывали мощную поддержку со стороны оттоманских турок, заинтересованных в распространении своего влияния на Аравию и берега Красного моря. Абиссинцы же, со своей стороны, получали моральную и материальную поддержку от маленького, но героического португальского военного корпуса под руководством Кристофера да Гамы, который высадился в 1541 году. И турки и португальцы имели огнестрельное оружие – нечто новое для абиссинцев. Многие месяцы наблюдалось равновесие сил, но абиссинцы наконец взяли верх; Гран был сражен и убит близ озера Тана в 1542 году. Вторжение португальцев нарушило существовавшее равновесие, в хрониках Галавдевоса должным образом оценены подвиги этих «сильных и доблестных воинов, жаждущих войны подобно волкам и сражавшимся за добычу как львы».
Почти никому из них не довелось вернуться на родину. Они пользовались большим почетом, женились на дочерях местной знати и постепенно смешались с местным населением.
Самый страшный кризис в истории Абиссинии миновал, но страна оставалась разграбленной и обессиленной. В точности то же самое можно было сказать и о мусульманских государствах (рис. 5). Ни одна из сторон не могла оказывать сопротивления вторжениям кочевников галла, которые в то время устремились и утвердили себя – и, как оказалось, надолго – на огромных территориях эфиопского плато. Таким образом, после войны с мусульманами последовали войны с галла – изматывающие, бессмысленные и разрушительные для жизни.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента