Страница:
Звук был такой странный, что Кавенант наконец насторожился, почувствовав, что все происходит как-то не так, как он себе представлял; удивляла и неожиданная, неудержимая сонливость. Он понимал, что Триок говорит все о том же – о его страдании, и что ему, Кавенанту, следовало бы соответствующим образом прореагировать, но ему стоило невероятных усилий даже не давать глазам сомкнуться. Потирая лицо, ом сказал:
– Почему ты не хочешь спать? Боишься, что я сбегу, если не будешь следить за мной?
– Я не намерен упустить тебя снова, Томас Кавенант.
– Я не… Ладно, делай что хочешь.
Кавенант заморгал и снова опустился на землю. “Проснись”, – не очень убежденно сказал он сам себе. Однако сон, казалось, просто обрушился на него с серого неба. Он пробормотал:
– Я так и не понял, как ты нашел меня.
Но, произнося эти слова, он уже не слышал сам себя. Он спал.
Ему показалось, что он был без сознания совсем недолго и почти сразу же наполовину пробудился во мраке ночи. В этой мгле, бездонной, как сама смерть, возникли голубовато-зеленые вспышки и странная мелодия – они были знакомы, хотя он и не помнил откуда. Музыка казалась слабой, почти неуловимой – точно голоса, взывающие к нему издалека. Но они были настойчивы; они подталкивали его к чему-то, пели для него, усиленно стремились окончательно разбудить его. Пробиваясь сквозь сонное оцепенение, они пытались предостеречь от грозящего ему зла.
Он еле слышно пробормотал себе под нос, удивляясь собственным словам:
– Он чем-то опоил меня. Черт побери! Этот сумасшедший точно опоил меня.
Это было дичью – как могло такое прийти в голову? Триок был искренний человек, открытый и великодушный – человек, который оставался милосердным и добрым, независимо от того, как дорого это ему обходилось.
Он опоил меня.
Откуда такая убежденность? Кавенант, преодолевая сонливость, снова и снова перебирал в памяти свои недавние впечатления, и с каждым мгновением ощущение опасности, подкрадывающейся из темноты, все сильнее стискивало его сердце. Сквозь полудрему и мерцание огней, он внезапно словно воочию увидел Триока, разжигающего костер.
Как он разжег его?
Как он нашел меня?
Огоньки настойчиво пытались что-то рассказать ему, но он не понимал. Триок стал опасен. Триок опоил его. Он должен подняться и убежать.., убежать куда угодно.., убежать обратно в Лес.
Он постарался сесть и открыл глаза. Перед ним в последних вечерних лучах догорал костер. Ветер завывал вокруг, точно голодный зверь; начинался снегопад, вокруг костра уже вились первые снежинки. Напротив со скрещенными ногами сидел Триок, не спуская с него глаз, в которых пылало отвращение.
В воздухе перед глазами Кавенанта плясали неяркие огоньки, слышны были обрывки едва различимой мелодии. Далекие голоса настойчиво твердили одно и то же: “Беги! Беги!"
– Что это? – Он потер глаза, прогоняя остатки сна. – Что они делают?
– Прогони. – В голосе Триока слышны были страх и отвращение. – Избавься от них. Теперь ты уже не в его власти.
– Что это? – Кавенант вскочил и теперь стоял, вздрагивая; им все больше овладевала паника. – Что происходит? О ком ты говоришь?
– Это голос Защитника Леса, – напряженно ответил Триок. Он рывком поднялся на ноги и принял стойку, словно собираясь броситься на Кавенанта, если тот вздумает бежать. – Из Смертельной Бездны во Мшистый Лес прибыл Каер-Каверол, но ты уже не в его власти. Я не… – его голос задрожал, – не могу допустить этого.
– Власти? Допустить? – Ощущение ужасной опасности сдавило сердце Кавенанта с такой силой, что он едва ни задохнулся. Что-то внутри, подсказывало ему, что огоньки говорят правду. – Ты опоил меня!
– Только чтобы ты не вз.., не вздумал убежать! – Триока так трясло от страха, что он начал заикаться. – Он хочет, чтобы ты меня уничтожил. Он не может сам уйти далеко от Мшистого Леса, вот он и хочет… Белое Золото… Ax! – Внезапно его голос сорвался на крик. – Не надо играть со мной! Я не могу!.. Убей меня – и дело с концом! Я не вынесу этого!
Этот ужасный крик мгновенно заставил Кавенанта забыть о собственном страхе. Он ничего не чувствовал, кроме сострадания к Триоку. Не обращая больше внимания на то, о чем шептали огоньки, он хрипло спросил:
– Убить тебя? Ты меня боишься? Ты не понимаешь, что у меня нет ни единой, даже самой завалящей идеи насчет того, как использовать это Белое Золото? Я не мог бы причинить тебе вреда, даже если бы это было моим единственным желанием.
– Что? – взревел Триок. – До сих пор? Выходит, я зря тебя опасался?
– Зря, – подтвердил Кавенант.
Триок широко разинул рот от изумления, откинул назад голову и захохотал. Язвительный смех заставил умолкнуть и без того еле слышную мелодию, как будто он был так же отвратителен ей, как и она ему.
– Бессилен! – Он просто надрывался от хохота. – Вот мой хозяин повеселится! Бессилен!
Продолжая свирепо смеяться, он двинулся к Кавенанту. И сразу же огни, сопровождаемые музыкой, снова заплясали между ними. Однако Триок продолжал наступать, не обращая на них внимания.
– Убирайтесь! – прорычал он. – Вы тоже заплатите за то, что принимали в этом участие.
Ловким движением он захватил по огоньку в каждый кулак; вопль распорол воздух, когда он изо всех сил стиснул их пальцами.
Раздался звон, точно разбился брошенный на землю кристалл, и остальные огоньки исчезли.
Кавенант зашатался, точно внезапно потеряв невидимую опору. Он вскинул руки, защищаясь от приближающегося Триока, и отступил назад. Но Триок даже не дотронулся до него. Вместо этого он сильно топнул по мерзлой земле, отчего та мгновенно словно встала на дыбы, и Кавенант рухнул ему под ноги.
Потом Триок отбросил свой капюшон. В лице его можно было прочесть следы прежних надежд, разрушенной веры, разбитой любви, но прежде всего в нем была неуемная злоба. Глаза были черны как ночь, а зубы ощерились, точно он жаждал испытать вкус плоти. Устремив хитрый взгляд вниз, на Кавенанта, он самодовольно ухмыльнулся:
– Нет, ничтожество. Я не ударю тебя снова. Время маскарада прошло. Мой хозяин может быть недоволен, если я причиню тебе вред.
– Хозяин? – только и смог выдавить из себя Кавенант.
– Я – торайя-Опустошитель. Иногда меня называют Херимом.., или Насмешником.., или “Триоком”. – Он снова иронически расхохотался. – Его обличье хорошо мне послужило, хотя Триоку это вряд ли нравится. Смотри на меня, ничтожество! Мне больше нет нужды прятаться за ним. Ты бессилен. Отличная получилась шутка! Но теперь хватит, теперь я позволю тебе узнать, кто я такой на самом деле. Это я убил всех Великанов в Коеркри. Я убил Вольного Ученика, когда он попытался передать сообщение этому глупцу Морэму. И я захватил Белое Золото! Братья! Я буду сидеть по правую руку от хозяина и править вселенной!
С тем же злорадным выражением лица он достал из складок плаща жезл из ломиллиалора. Размахивая им перед Кавенантом, он рявкнул:
– Видишь это? Высокое Дерево! Испытание истиной! Плевал я на него.
Зажав жезл между руками, точно собираясь сломать, он злобно пробормотал над ним несколько отрывистых, непонятных слов. На мгновение Высокое Дерево вспыхнуло красным, словно в мучительной агонии, и превратилось в пепел.
Победоносно глядя на Кавенанта, Опустошитель продолжал:
– Это предвестник твоей гибели – так мне было приказано. Дыши глубже, слизняк. Это последние мгновения твоей жизни.
Мышцы Кавенанта дрожали, как будто земля по-прежнему ходила под ним ходуном, но он напряг все силы и постарался встать на ноги. Им владели невыразимый ужас и беспомощность, и все же он прикидывал, нет ли возможности убежать.
– Кольцо… – задыхаясь, произнес он. – Почему ты просто не отнял у меня кольцо?
Глаза “Триока” полыхнули черным огнем.
– А ты отдал бы мне его?
– Нет!
Отчаянное положение, в котором он оказался, породило безумную надежду, что, если бы ему так или иначе удалось заставить “Триока” попытаться отнять кольцо силой, огоньки Сирола Вэйлвуда, может быть, смогут вернуться и помочь ему.
– Ладно, ничтожество, я объясню тебе, почему не взял кольцо. У меня очень строгий хозяин, и он запретил мне это делать. Он не всегда нас ограничивает, очень часто мы выполняем его желания так, как считаем нужным. Но не теперь… Он приказал – я повинуюсь.
– Почему бы тебе все же не взять его? – воскликнул Кавенант. – Зачем тебе всего лишь сидеть по правую руку от своего хозяина? Почему он должен владеть кольцом? Стань сам владыкой мира!
На мгновение нечто похожее на сожаление мелькнуло в лице “Триока”. Однако Опустошитель лишь проворчал:
– Потому что Закон Смерти разрушен, и не он один. А кроме того, за мной следят.., глаза – глаза, от которых не спрячешься. – Он поглядел на Кавенанта с хитрым и злобным вожделением. – Может быть, ты даже заглянешь в них, прежде чем погибнешь, прежде чем мы с братом вырвем твое сердце из груди и съедим его.., у тебя на глазах.
Он хрипло засмеялся, и словно в ответ тьма над потухшим костром стала еще непрогляднее. Как будто вобрав в себя все исходящее от него зло, мрак сгустился и тут же распался на отдельные фигуры, которые двинулись вперед. Кавенант услышал шорох шагов по замерзшей земле и, оглянувшись, увидел, что его со всех сторон окружают юр-вайлы.
Ощутив его взгляд, они на мгновение заколебались. Втягивая воздух большими ноздрями, из которых сочилась слизь, они пытались унюхать силу дикой магии. И, видимо, убедившись, что опасаться нечего, бросились вперед.
Багровые клинки взметнулись над ним, точно молнии, готовые обрушиться с небес. Но не вонзились в него, а лишь коснулись лба. Волна ужаса окатила его, он вскрикнул и упал на руки юр-вайлов.
– Почему ты не хочешь спать? Боишься, что я сбегу, если не будешь следить за мной?
– Я не намерен упустить тебя снова, Томас Кавенант.
– Я не… Ладно, делай что хочешь.
Кавенант заморгал и снова опустился на землю. “Проснись”, – не очень убежденно сказал он сам себе. Однако сон, казалось, просто обрушился на него с серого неба. Он пробормотал:
– Я так и не понял, как ты нашел меня.
Но, произнося эти слова, он уже не слышал сам себя. Он спал.
Ему показалось, что он был без сознания совсем недолго и почти сразу же наполовину пробудился во мраке ночи. В этой мгле, бездонной, как сама смерть, возникли голубовато-зеленые вспышки и странная мелодия – они были знакомы, хотя он и не помнил откуда. Музыка казалась слабой, почти неуловимой – точно голоса, взывающие к нему издалека. Но они были настойчивы; они подталкивали его к чему-то, пели для него, усиленно стремились окончательно разбудить его. Пробиваясь сквозь сонное оцепенение, они пытались предостеречь от грозящего ему зла.
Он еле слышно пробормотал себе под нос, удивляясь собственным словам:
– Он чем-то опоил меня. Черт побери! Этот сумасшедший точно опоил меня.
Это было дичью – как могло такое прийти в голову? Триок был искренний человек, открытый и великодушный – человек, который оставался милосердным и добрым, независимо от того, как дорого это ему обходилось.
Он опоил меня.
Откуда такая убежденность? Кавенант, преодолевая сонливость, снова и снова перебирал в памяти свои недавние впечатления, и с каждым мгновением ощущение опасности, подкрадывающейся из темноты, все сильнее стискивало его сердце. Сквозь полудрему и мерцание огней, он внезапно словно воочию увидел Триока, разжигающего костер.
Как он разжег его?
Как он нашел меня?
Огоньки настойчиво пытались что-то рассказать ему, но он не понимал. Триок стал опасен. Триок опоил его. Он должен подняться и убежать.., убежать куда угодно.., убежать обратно в Лес.
Он постарался сесть и открыл глаза. Перед ним в последних вечерних лучах догорал костер. Ветер завывал вокруг, точно голодный зверь; начинался снегопад, вокруг костра уже вились первые снежинки. Напротив со скрещенными ногами сидел Триок, не спуская с него глаз, в которых пылало отвращение.
В воздухе перед глазами Кавенанта плясали неяркие огоньки, слышны были обрывки едва различимой мелодии. Далекие голоса настойчиво твердили одно и то же: “Беги! Беги!"
– Что это? – Он потер глаза, прогоняя остатки сна. – Что они делают?
– Прогони. – В голосе Триока слышны были страх и отвращение. – Избавься от них. Теперь ты уже не в его власти.
– Что это? – Кавенант вскочил и теперь стоял, вздрагивая; им все больше овладевала паника. – Что происходит? О ком ты говоришь?
– Это голос Защитника Леса, – напряженно ответил Триок. Он рывком поднялся на ноги и принял стойку, словно собираясь броситься на Кавенанта, если тот вздумает бежать. – Из Смертельной Бездны во Мшистый Лес прибыл Каер-Каверол, но ты уже не в его власти. Я не… – его голос задрожал, – не могу допустить этого.
– Власти? Допустить? – Ощущение ужасной опасности сдавило сердце Кавенанта с такой силой, что он едва ни задохнулся. Что-то внутри, подсказывало ему, что огоньки говорят правду. – Ты опоил меня!
– Только чтобы ты не вз.., не вздумал убежать! – Триока так трясло от страха, что он начал заикаться. – Он хочет, чтобы ты меня уничтожил. Он не может сам уйти далеко от Мшистого Леса, вот он и хочет… Белое Золото… Ax! – Внезапно его голос сорвался на крик. – Не надо играть со мной! Я не могу!.. Убей меня – и дело с концом! Я не вынесу этого!
Этот ужасный крик мгновенно заставил Кавенанта забыть о собственном страхе. Он ничего не чувствовал, кроме сострадания к Триоку. Не обращая больше внимания на то, о чем шептали огоньки, он хрипло спросил:
– Убить тебя? Ты меня боишься? Ты не понимаешь, что у меня нет ни единой, даже самой завалящей идеи насчет того, как использовать это Белое Золото? Я не мог бы причинить тебе вреда, даже если бы это было моим единственным желанием.
– Что? – взревел Триок. – До сих пор? Выходит, я зря тебя опасался?
– Зря, – подтвердил Кавенант.
Триок широко разинул рот от изумления, откинул назад голову и захохотал. Язвительный смех заставил умолкнуть и без того еле слышную мелодию, как будто он был так же отвратителен ей, как и она ему.
– Бессилен! – Он просто надрывался от хохота. – Вот мой хозяин повеселится! Бессилен!
Продолжая свирепо смеяться, он двинулся к Кавенанту. И сразу же огни, сопровождаемые музыкой, снова заплясали между ними. Однако Триок продолжал наступать, не обращая на них внимания.
– Убирайтесь! – прорычал он. – Вы тоже заплатите за то, что принимали в этом участие.
Ловким движением он захватил по огоньку в каждый кулак; вопль распорол воздух, когда он изо всех сил стиснул их пальцами.
Раздался звон, точно разбился брошенный на землю кристалл, и остальные огоньки исчезли.
Кавенант зашатался, точно внезапно потеряв невидимую опору. Он вскинул руки, защищаясь от приближающегося Триока, и отступил назад. Но Триок даже не дотронулся до него. Вместо этого он сильно топнул по мерзлой земле, отчего та мгновенно словно встала на дыбы, и Кавенант рухнул ему под ноги.
Потом Триок отбросил свой капюшон. В лице его можно было прочесть следы прежних надежд, разрушенной веры, разбитой любви, но прежде всего в нем была неуемная злоба. Глаза были черны как ночь, а зубы ощерились, точно он жаждал испытать вкус плоти. Устремив хитрый взгляд вниз, на Кавенанта, он самодовольно ухмыльнулся:
– Нет, ничтожество. Я не ударю тебя снова. Время маскарада прошло. Мой хозяин может быть недоволен, если я причиню тебе вред.
– Хозяин? – только и смог выдавить из себя Кавенант.
– Я – торайя-Опустошитель. Иногда меня называют Херимом.., или Насмешником.., или “Триоком”. – Он снова иронически расхохотался. – Его обличье хорошо мне послужило, хотя Триоку это вряд ли нравится. Смотри на меня, ничтожество! Мне больше нет нужды прятаться за ним. Ты бессилен. Отличная получилась шутка! Но теперь хватит, теперь я позволю тебе узнать, кто я такой на самом деле. Это я убил всех Великанов в Коеркри. Я убил Вольного Ученика, когда он попытался передать сообщение этому глупцу Морэму. И я захватил Белое Золото! Братья! Я буду сидеть по правую руку от хозяина и править вселенной!
С тем же злорадным выражением лица он достал из складок плаща жезл из ломиллиалора. Размахивая им перед Кавенантом, он рявкнул:
– Видишь это? Высокое Дерево! Испытание истиной! Плевал я на него.
Зажав жезл между руками, точно собираясь сломать, он злобно пробормотал над ним несколько отрывистых, непонятных слов. На мгновение Высокое Дерево вспыхнуло красным, словно в мучительной агонии, и превратилось в пепел.
Победоносно глядя на Кавенанта, Опустошитель продолжал:
– Это предвестник твоей гибели – так мне было приказано. Дыши глубже, слизняк. Это последние мгновения твоей жизни.
Мышцы Кавенанта дрожали, как будто земля по-прежнему ходила под ним ходуном, но он напряг все силы и постарался встать на ноги. Им владели невыразимый ужас и беспомощность, и все же он прикидывал, нет ли возможности убежать.
– Кольцо… – задыхаясь, произнес он. – Почему ты просто не отнял у меня кольцо?
Глаза “Триока” полыхнули черным огнем.
– А ты отдал бы мне его?
– Нет!
Отчаянное положение, в котором он оказался, породило безумную надежду, что, если бы ему так или иначе удалось заставить “Триока” попытаться отнять кольцо силой, огоньки Сирола Вэйлвуда, может быть, смогут вернуться и помочь ему.
– Ладно, ничтожество, я объясню тебе, почему не взял кольцо. У меня очень строгий хозяин, и он запретил мне это делать. Он не всегда нас ограничивает, очень часто мы выполняем его желания так, как считаем нужным. Но не теперь… Он приказал – я повинуюсь.
– Почему бы тебе все же не взять его? – воскликнул Кавенант. – Зачем тебе всего лишь сидеть по правую руку от своего хозяина? Почему он должен владеть кольцом? Стань сам владыкой мира!
На мгновение нечто похожее на сожаление мелькнуло в лице “Триока”. Однако Опустошитель лишь проворчал:
– Потому что Закон Смерти разрушен, и не он один. А кроме того, за мной следят.., глаза – глаза, от которых не спрячешься. – Он поглядел на Кавенанта с хитрым и злобным вожделением. – Может быть, ты даже заглянешь в них, прежде чем погибнешь, прежде чем мы с братом вырвем твое сердце из груди и съедим его.., у тебя на глазах.
Он хрипло засмеялся, и словно в ответ тьма над потухшим костром стала еще непрогляднее. Как будто вобрав в себя все исходящее от него зло, мрак сгустился и тут же распался на отдельные фигуры, которые двинулись вперед. Кавенант услышал шорох шагов по замерзшей земле и, оглянувшись, увидел, что его со всех сторон окружают юр-вайлы.
Ощутив его взгляд, они на мгновение заколебались. Втягивая воздух большими ноздрями, из которых сочилась слизь, они пытались унюхать силу дикой магии. И, видимо, убедившись, что опасаться нечего, бросились вперед.
Багровые клинки взметнулись над ним, точно молнии, готовые обрушиться с небес. Но не вонзились в него, а лишь коснулись лба. Волна ужаса окатила его, он вскрикнул и упал на руки юр-вайлов.
Глава 15
“Победа Лорда Морэма"
Напряжение, которое потребовалось самадхи-Сатансфисту для того, чтобы вызвать из-под земли мертвецов, истощило его силы. В изнеможении он наблюдал за тем, как пещерники сорвали знамя Высокого Лорда с флагштока на верхушке сторожевой башни. Он знал, что хотя бы часть намерений своего хозяина ему удалось осуществить. Пока его армия держит Замок в осаде, пока тонны песка и останков трупов блокируют внутренние ворота, пока зима опустошает плато над Ревелстоуном – Лорды и их люди обречены. Запасы продовольствия, так или иначе, были ограничены. Как только они придут к концу, Великану-Опустошителю не понадобится ничего, кроме терпения, чтобы превратить Замок в затхлую могилу, в склеп. Тогда мертвецы могут снова отправляться в преисподнюю, откуда их вызвали.
Тем не менее то, что внутренние ворота пока держались, выводило его из себя. Он жаждал реванша, хотя для новой атаки сил у него больше не осталось. Ведь он был Опустошителем, жадным до крови, несмотря на все ограничения, которые создавало смертное тело Великана. Однако дело было не только в этом. Сам дух его, жаждущий насилия, не желал мириться с неудачей – даже в том случае, если борьба казалась бессмысленной.
Когда в очередной раз мертвецы были уничтожены, Сатансфист приказал своей армии, которую до сих пор держал “на коротком поводке”, идти в атаку.
С ревом, который сотрясал воздух и грозным эхом отражался от каменных стен, лязгая клыками и когтями, бряцая оружием, орды Презирающего кинулись к Замку – точно серый поток, сметающий все на своем пути.
Сотворенные из камня и праха создания Лорда Фоула возглавляли атаку – не потому, что они обладали силой, способной проломить гранитные стены и контрфорсы, но лишь потому, что они были сотворены ради уничтожения. Армия Опустошителя уже насчитывала две сотни тысяч этих созданий, и с каждым днем их становилось все больше; они выходили из Яслей Фоула и через Центральные Равнины двигались к месту сражения. Здесь самадхи использовал их, чтобы они оттянули на себя оборону Замка, тем самым защитив пещерников и юр-вайлов. Тысячи этих отвратительных созданий падали и разрушались под ударами стрел, копий и дротиков, но на их место вставали новые. А уже за ними шли те, кто мог причинить настоящий вред Ревелстоуну.
Атака молниеносно обрушилась на Замок. Яростные, привыкшие иметь дело с камнем пещерники находили в зубчатых стенах удобные уступы и лезли по ним, стремясь добраться до балконов. С помощью своей едкой черной жидкости юр-вайлы разрушали парапеты и мощным клином устремлялись наверх по деревянным лестницам, которые подтаскивали к стенам другие твари. За короткое время Ревелстоун оказался атакован как с северной, так и с южной стороны.
Но Замок Лордов, так умело и продуманно выстроенный когда-то Великанами, был способен выдержать подобную атаку. Даже самые нижние парапеты находились над землей так высоко, что до них было не добраться, и с этой стороны атакующие проникнуть в город не могли; к тому же эти парапеты защищали воины, находившиеся еще выше на стенах. И вомарк Квен недаром год за годом неустанно тренировал своих воинов, готовя их к отражению атаки как раз такого рода.
Он знал свое дело. Защитники крепости бросились в бой сразу же, как только в городе раздался сигнал тревоги. Воины оставили все второстепенные занятия и побежали на зубчатые стены; для того чтобы снабжать защитников, расположившихся наверху, стрелами и другим оружием, заранее создавались смены; определенный, загодя назначенный Дозор сражался с пещерниками и юр-вайлами, которым удавалось добраться до нижних контрфорсов. Затем в бой вступили Учителя Лосраата, хайербренды и гравелингасы. Учителя Лосраата отражали атаки мощными песнями силы, хайербренды поджигали приставные лестницы, а гравелингасы бросили все силы на истребление пещерников.
Руководя боем с одного из внешних углов стены, Квен вскоре понял, что в этом сражении армия Опустошителя численностью в невероятной степени превосходила его армию – примерно тридцать или даже больше к одному. Армия Лордов была хоть и большой, но не безграничной; вот почему каждая жизнь имела такую ценность для него, в то время как для Опустошителя она не стоила ничего; и вот почему его армия нуждалась в помощи. Придя к такому выводу, он отправил гонца в Совет, призывая Лордов помочь Ревелстоуну.
Гонец нашел Высокого Лорда Морэма в Палате Совета, но тот не откликнулся на призыв Квена. Он слушал его краем уха, не вникая и не спрашивая о подробностях. Пока один из стражей объяснял гонцу, что случилось в разрушенном огнем Совете, Морэм выбросил из головы все мысли о сражении, о том, какая опасность угрожает Замку, и думал об одном – о том, что собирался наконец сообщить Лордам.
Они сидели на своих местах вокруг чаши с гравием, положив жезлы на каменный стол перед собой – Тревор и Лория слева, Аматин справа от Морэма. В его дрожащих руках пылал крилл, подтверждая тем самым, что Белое Золото снова в Стране. Он едва различал этот свет – его глаза воспалились и слезились, но он ничего не мог с этим поделать. Безмолвно открыв перед Лордами свои мысли, он поделился с ними знанием, которое тяготило его сильнее, чем он способен был выдержать. Он сообщил им, как ему удалось пробудить крилл от каменного сна и почему он сейчас не жжет его уязвимую плоть.
Он почувствовал, как Аматин отпрянула, услышав сказанное; как Тревор задрожал от боли, которая лишь частично объяснялась его ранами; что Лория думала только о новом мощном оружии. Он растворился в каждом из них, ничего больше не утаивая. Доказательство он держал в руках, поэтому они не могли усомниться в его словах. Посреди разгромленного Совета, не сводя взглядов с сияющего крилла, они шаг за шагом проследили за всем ходом его рассуждений, которые, в конце концов, привели его к тайному знанию, и поняли, какие опасения заставляли его до сих пор скрывать это знание.
Наконец Аматин не в силах была больше сдерживать рвавшийся наружу вопрос; она хотела, чтобы все в Ревелстоуне услышали его. Смущенно сглотнув, она спросила звонким голосом:
– Ведь это мы сами… Добровольно… В течение многих поколений Лорды придерживались Учения Кевина.
– Да, Лорд, – прошептал Морэм, зная, что любое его слово услышит каждый, находящийся в Совете.. – Клятва Мира препятствовала…
– Вот именно, Высокий Лорд. – Казалось, ей внезапно стало трудно дышать. – Тогда мы пропали.
Морэм знал, что она права, что здесь нет решения. Он внутренне собрался, в который раз ощутив на своих плечах ответственность Высокого Лорда.
– Нет.
– Если нам будет не на что опереться, нам конец, – возразила она. – Без Клятвы Мира мы станем не теми, кто мы есть, и нам конец.
– Томас Кавенант вернулся, – откликнулась Лория. Однако Аматин тут же бесцеремонно нанесла удар по тому, что Лория считала их последней надеждой.
– Ну и что? У него или нет силы, или его сила губит Клятву Мира, без которой мы, несмотря на все свои усилия, не сможем защитить Страну. В обоих случаях мы пропали.
– Нет, – повторил Высокий Лорд, – не пропали. Мы.., и юр-Лорд Кавенант.., должны оказаться достаточно мудры, чтобы использовать как Клятву Мира, так и силу. Мы должны сохранить наше знание, остаться теми, кто мы есть, иначе можно впасть в отчаяние и Осквернение, как это случилось с Кевином-Расточителем Страны. И все же нам не следует отказываться от применения силы, или мы потерпим неудачу, даже делая все возможное для Страны. Может быть, в будущем Лорды решат, что нужно полностью отказаться от Учения Кевина – пойти своей дорогой, найти собственное Учение, которое не будет в такой степени подвержено разрушению. У нас нет времени на эти поиски. Зная, насколько опасна эта сила, мы должны больше полагаться на самих себя, если не хотим предать Страну.
Его слова звучали в разрушенной Палате как удары колокола, но прошло какое-то время, прежде чем Аматин произнесла с болью:
– Ты предлагаешь нам сохранить то, что противоречит друг другу, и говоришь, что мы должны использовать и то и другое. Это легко только на словах.
Высокий Лорд промолчал. Он хотел, чтобы она сама подумала о том, как можно преодолеть это противоречие; вместо того чтобы убеждать ее, он, продолжая держать мысли открытыми, дал ей почувствовать, как сильно любит Страну, Ревелстоун и ее саму. И он улыбнулся, когда Лорд Тревор задумчиво произнес:
– Это возможно. Я испытывал нечто похожее. Мне понадобилось совсем немного усилий, чтобы прийти в себя, как только необходимость помочь Замку стала для меня важнее, чем страх перед врагами.
– Страх… – как эхо, повторила Лория, явно соглашаясь с ним.
И Морэм добавил:
– Страх. Или ненависть.
Чуть позже, все поняв, Аматин тихо заплакала. Призвав на помощь Лорию и Тревора, Морэм постарался передать ей свое мужество, пока ее страх перед опасностью осквернить Страну не исчез. Тогда Высокий Лорд положил крилл и оглядел Совет.
Сквозь дым, который по-прежнему витал в воздухе, он увидел Хранителя Торма и Трелла. Трелл по-прежнему не осознавал, что происходит, охваченный непонятным ему самому ужасом. Торм сочувственно качал головой, представляя, какие муки должен был испытывать гравелингас, поднявший руку на камень, который он так любил. Оба молчали, и Морэм пристально глядел на них, испытывая чувство вины за то, что случилось с Треллом.
Однако он не успел произнести ни слова, как в Палату Совета вбежал другой гонец от вомарка Квена и потребовал, чтобы его приняли. Когда Высокий Лорд поднял на него глаза, гонец настойчиво повторил, что им требуется помощь.
– Скоро, – вздохнул Морэм. – Теперь уже скоро. Передай Квену, что мы придем, как только появится возможность. Лорд Тревор ранен. Я тоже. – Он поднял руку и прикоснулся к обожженной коже на голове. – Лорду Аматин и мне нужно как следует подкрепиться и отдохнуть. А Лорд Лория…
– Я пойду, – твердо произнесла Лория. – Я еще сделала для Ревелстоуна не все, что в моих силах. – Потом она сказала, обращаясь к посланцу; – Проводи меня туда, где сейчас труднее всего, а после этого отправляйся к вомарку Квену и передай ему ответ Высокого Лорда.
Ее движения приобрели не свойственную прежде уверенность, как будто то, что она услышала от Морэма, развеяло все ее сомнения и отмело прочь колебания. Поднявшись по ступенькам, она последовала за воином на южную стену Замка. По дороге она сказала стражникам, чтобы они позвали к Лордам Целителей и принесли еду.
Как только они ненадолго остались одни, Торм воспользовался случаем, чтобы спросить Морэма, как можно помочь Треллу.
Морэм пристально разглядывал изуродованные галереи, словно пытаясь таким образом оценить степень разрушений, происшедших в душе Трелла. Он видел, что потребуется работа нескольких поколений мастеров радхамаерля, чтобы вернуть Палате Совета ее прежний вид. Слезы снова навернулись ему на глаза, и он сказал, обращаясь к Торму:
– Целители должны его вылечить. Может быть, им удастся восстановить его память.
– Хорошо ли это для него? Что с ним будет, когда он поймет, что сделал?
– Мы должны помочь ему. Я должен помочь. Нужно сделать все, чтобы вылечить его, как бы трудно это ни было. И прежде всего я, который бросил его в трудную минуту, должен приложить к этому все старания.
– Бросил его? – спросил Тревор. От боли, которую причиняла рана, кровь отхлынула от его лица, но он не потерял присутствия духа, позволившего ему встать на защиту Замка. – Каким образом? Ты не виноват в том, что он впал в такое отчаяние. Если бы ты относился к нему с подозрением, ты бы ничего не добился, кроме того, что ему стало бы еще хуже. Подозревать – значит не доверять даже самому себе.
Морэм кивнул:
– Я и не доверял – не доверял никому. Я хранил знание в секрете даже тогда, когда понял, что это не правильно. Счастье, что ущерб, причиненный им, был относительно невелик.
– И все же ты вряд ли смог бы ему помешать…
– Возможно. Но не исключено, что, если бы я поделился с ним своим знанием – так, чтобы он понял, насколько оно опасно, – он в последнюю минуту вспомнил бы о том, кем он был – гравелингасом радхамаерля; и любовь к камню возобладала бы в его сердце.
Торм согласился с этим и, выражая свое сочувствие Треллу, сказал:
– Вы были не правы. Высокий Лорд.
– Да, Хранитель, – откликнулся Морэм с глубокой мягкостью в голосе. – Я – тот, кто я есть… Я – смертный человек. И мне еще многому предстоит научиться.
Торм опустил голову. Некоторая напряженность, которая ощущалась в его фигуре, могла бы навести на мысль, что он сердится, но, пережив вместе с ним это тяжелое испытание, Морэм теперь лучше понимал его.
Чуть позже несколько Целителей торопливо прошли в Совет. Они принесли с собой пару носилок и заботливо уложили на одни из них Трелла. На другие заставили лечь Лорда Тревора, игнорируя его протесты. Торм вышел вместе с Треллом. Вскоре в Совете, кроме Морэма и Аматин, остались лишь воин, принесший им еду, и Целитель, который осторожно смазал ожоги Высокого Лорда успокаивающей мазью.
После того как раны Морэма были обработаны, он отпустил воина и Целителя. Он знал, что Аматин хочет поговорить с ним, и решил предоставить ей такую возможность. Затем он принялся за еду. Отдавая себе отчет в том, как сильно он устал, он ел медленно, чтобы заодно отдохнуть и набраться сил. Поэтому, покончив с едой, он был уже в состоянии вновь приняться за работу.
Лорд Аматин тоже хранила во время еды молчание; ее челюсти, казалось, двигались в том же ритме, что и у него, как будто перед лицом угрожающей им опасности ей не оставалось ничего другого, как во всем следовать его примеру. Морэм чувствовал, что ее давнишняя увлеченность изучением Заветов Кевина в огромной степени мешала воспринять то, что он сказал; ее вера в знания Старых Лордов была чрезвычайно велика. Поэтому он молчал, пока ел; и, закончив, он продолжал хранить молчание, отдыхая и выжидая, пока она сама выскажет то, что лежало у нее на сердце.
И все же ее вопрос застал его врасплох.
– Высокий Лорд, – спросила она, кивнув в сторону крилла, – если Томас Кавенант вернулся в Страну, кто вызвал его? Как это вообще могло произойти? И где он сам?
– Аматин… – начал было Морэм.
– Кто, кроме Презирающего, способен это сделать?
– Существует…
– И если это сделал не Лорд Фоул, тогда где появился Кавенант? Как он может помочь нам, если здесь его нет?
– Он будет помогать не нам, – твердо произнес Морэм, чтобы остановить поток ее вопросов. – Если он и окажет помощь, то Стране, а не нам. В Стране есть и другие места, где он может быть полезен, – да и другие люди, способные вызвать его. Мы и Лорд Фоул – не единственные, кто владеет силой. Даже сам Создатель может действовать так, если сочтет нужным.
Она не спускала с него глаз, пытаясь понять, чем объясняются его уверенность и спокойствие.
– В отличие от тебя я потеряла веру в Создателя. Даже если он и существует, то есть нечто, что мешает ему защитить Землю… Разве легенды не говорят о том, что Создатель разрушит Арку Времени, если возложит на Землю руки, и тогда сама Арка и весь мир вообще исчезнут, а Презирающей станет свободен?
– Да, так сказано, – подтвердил Морэм. – Я в этом не сомневаюсь. Однако судьба любого находится во власти его Создателя. А у нас своей работы хватает. Нам ни к чему возлагать на себя бремя богов.
Аматин вздохнула:
– Ты уверенно говоришь, Высокий Лорд. Я не могла бы так рассуждать.
– Тогда не говори об этом. Я говорю так лишь затем, чтобы подбодрить самого себя. Ты – другой человек, и смелость у тебя другая. Только помни, что ты – Лорд, слуга Страны. Помни о любви, которая заставила тебя быть тем, кто ты есть, и не оглядывайся.
Тем не менее то, что внутренние ворота пока держались, выводило его из себя. Он жаждал реванша, хотя для новой атаки сил у него больше не осталось. Ведь он был Опустошителем, жадным до крови, несмотря на все ограничения, которые создавало смертное тело Великана. Однако дело было не только в этом. Сам дух его, жаждущий насилия, не желал мириться с неудачей – даже в том случае, если борьба казалась бессмысленной.
Когда в очередной раз мертвецы были уничтожены, Сатансфист приказал своей армии, которую до сих пор держал “на коротком поводке”, идти в атаку.
С ревом, который сотрясал воздух и грозным эхом отражался от каменных стен, лязгая клыками и когтями, бряцая оружием, орды Презирающего кинулись к Замку – точно серый поток, сметающий все на своем пути.
Сотворенные из камня и праха создания Лорда Фоула возглавляли атаку – не потому, что они обладали силой, способной проломить гранитные стены и контрфорсы, но лишь потому, что они были сотворены ради уничтожения. Армия Опустошителя уже насчитывала две сотни тысяч этих созданий, и с каждым днем их становилось все больше; они выходили из Яслей Фоула и через Центральные Равнины двигались к месту сражения. Здесь самадхи использовал их, чтобы они оттянули на себя оборону Замка, тем самым защитив пещерников и юр-вайлов. Тысячи этих отвратительных созданий падали и разрушались под ударами стрел, копий и дротиков, но на их место вставали новые. А уже за ними шли те, кто мог причинить настоящий вред Ревелстоуну.
Атака молниеносно обрушилась на Замок. Яростные, привыкшие иметь дело с камнем пещерники находили в зубчатых стенах удобные уступы и лезли по ним, стремясь добраться до балконов. С помощью своей едкой черной жидкости юр-вайлы разрушали парапеты и мощным клином устремлялись наверх по деревянным лестницам, которые подтаскивали к стенам другие твари. За короткое время Ревелстоун оказался атакован как с северной, так и с южной стороны.
Но Замок Лордов, так умело и продуманно выстроенный когда-то Великанами, был способен выдержать подобную атаку. Даже самые нижние парапеты находились над землей так высоко, что до них было не добраться, и с этой стороны атакующие проникнуть в город не могли; к тому же эти парапеты защищали воины, находившиеся еще выше на стенах. И вомарк Квен недаром год за годом неустанно тренировал своих воинов, готовя их к отражению атаки как раз такого рода.
Он знал свое дело. Защитники крепости бросились в бой сразу же, как только в городе раздался сигнал тревоги. Воины оставили все второстепенные занятия и побежали на зубчатые стены; для того чтобы снабжать защитников, расположившихся наверху, стрелами и другим оружием, заранее создавались смены; определенный, загодя назначенный Дозор сражался с пещерниками и юр-вайлами, которым удавалось добраться до нижних контрфорсов. Затем в бой вступили Учителя Лосраата, хайербренды и гравелингасы. Учителя Лосраата отражали атаки мощными песнями силы, хайербренды поджигали приставные лестницы, а гравелингасы бросили все силы на истребление пещерников.
Руководя боем с одного из внешних углов стены, Квен вскоре понял, что в этом сражении армия Опустошителя численностью в невероятной степени превосходила его армию – примерно тридцать или даже больше к одному. Армия Лордов была хоть и большой, но не безграничной; вот почему каждая жизнь имела такую ценность для него, в то время как для Опустошителя она не стоила ничего; и вот почему его армия нуждалась в помощи. Придя к такому выводу, он отправил гонца в Совет, призывая Лордов помочь Ревелстоуну.
Гонец нашел Высокого Лорда Морэма в Палате Совета, но тот не откликнулся на призыв Квена. Он слушал его краем уха, не вникая и не спрашивая о подробностях. Пока один из стражей объяснял гонцу, что случилось в разрушенном огнем Совете, Морэм выбросил из головы все мысли о сражении, о том, какая опасность угрожает Замку, и думал об одном – о том, что собирался наконец сообщить Лордам.
Они сидели на своих местах вокруг чаши с гравием, положив жезлы на каменный стол перед собой – Тревор и Лория слева, Аматин справа от Морэма. В его дрожащих руках пылал крилл, подтверждая тем самым, что Белое Золото снова в Стране. Он едва различал этот свет – его глаза воспалились и слезились, но он ничего не мог с этим поделать. Безмолвно открыв перед Лордами свои мысли, он поделился с ними знанием, которое тяготило его сильнее, чем он способен был выдержать. Он сообщил им, как ему удалось пробудить крилл от каменного сна и почему он сейчас не жжет его уязвимую плоть.
Он почувствовал, как Аматин отпрянула, услышав сказанное; как Тревор задрожал от боли, которая лишь частично объяснялась его ранами; что Лория думала только о новом мощном оружии. Он растворился в каждом из них, ничего больше не утаивая. Доказательство он держал в руках, поэтому они не могли усомниться в его словах. Посреди разгромленного Совета, не сводя взглядов с сияющего крилла, они шаг за шагом проследили за всем ходом его рассуждений, которые, в конце концов, привели его к тайному знанию, и поняли, какие опасения заставляли его до сих пор скрывать это знание.
Наконец Аматин не в силах была больше сдерживать рвавшийся наружу вопрос; она хотела, чтобы все в Ревелстоуне услышали его. Смущенно сглотнув, она спросила звонким голосом:
– Ведь это мы сами… Добровольно… В течение многих поколений Лорды придерживались Учения Кевина.
– Да, Лорд, – прошептал Морэм, зная, что любое его слово услышит каждый, находящийся в Совете.. – Клятва Мира препятствовала…
– Вот именно, Высокий Лорд. – Казалось, ей внезапно стало трудно дышать. – Тогда мы пропали.
Морэм знал, что она права, что здесь нет решения. Он внутренне собрался, в который раз ощутив на своих плечах ответственность Высокого Лорда.
– Нет.
– Если нам будет не на что опереться, нам конец, – возразила она. – Без Клятвы Мира мы станем не теми, кто мы есть, и нам конец.
– Томас Кавенант вернулся, – откликнулась Лория. Однако Аматин тут же бесцеремонно нанесла удар по тому, что Лория считала их последней надеждой.
– Ну и что? У него или нет силы, или его сила губит Клятву Мира, без которой мы, несмотря на все свои усилия, не сможем защитить Страну. В обоих случаях мы пропали.
– Нет, – повторил Высокий Лорд, – не пропали. Мы.., и юр-Лорд Кавенант.., должны оказаться достаточно мудры, чтобы использовать как Клятву Мира, так и силу. Мы должны сохранить наше знание, остаться теми, кто мы есть, иначе можно впасть в отчаяние и Осквернение, как это случилось с Кевином-Расточителем Страны. И все же нам не следует отказываться от применения силы, или мы потерпим неудачу, даже делая все возможное для Страны. Может быть, в будущем Лорды решат, что нужно полностью отказаться от Учения Кевина – пойти своей дорогой, найти собственное Учение, которое не будет в такой степени подвержено разрушению. У нас нет времени на эти поиски. Зная, насколько опасна эта сила, мы должны больше полагаться на самих себя, если не хотим предать Страну.
Его слова звучали в разрушенной Палате как удары колокола, но прошло какое-то время, прежде чем Аматин произнесла с болью:
– Ты предлагаешь нам сохранить то, что противоречит друг другу, и говоришь, что мы должны использовать и то и другое. Это легко только на словах.
Высокий Лорд промолчал. Он хотел, чтобы она сама подумала о том, как можно преодолеть это противоречие; вместо того чтобы убеждать ее, он, продолжая держать мысли открытыми, дал ей почувствовать, как сильно любит Страну, Ревелстоун и ее саму. И он улыбнулся, когда Лорд Тревор задумчиво произнес:
– Это возможно. Я испытывал нечто похожее. Мне понадобилось совсем немного усилий, чтобы прийти в себя, как только необходимость помочь Замку стала для меня важнее, чем страх перед врагами.
– Страх… – как эхо, повторила Лория, явно соглашаясь с ним.
И Морэм добавил:
– Страх. Или ненависть.
Чуть позже, все поняв, Аматин тихо заплакала. Призвав на помощь Лорию и Тревора, Морэм постарался передать ей свое мужество, пока ее страх перед опасностью осквернить Страну не исчез. Тогда Высокий Лорд положил крилл и оглядел Совет.
Сквозь дым, который по-прежнему витал в воздухе, он увидел Хранителя Торма и Трелла. Трелл по-прежнему не осознавал, что происходит, охваченный непонятным ему самому ужасом. Торм сочувственно качал головой, представляя, какие муки должен был испытывать гравелингас, поднявший руку на камень, который он так любил. Оба молчали, и Морэм пристально глядел на них, испытывая чувство вины за то, что случилось с Треллом.
Однако он не успел произнести ни слова, как в Палату Совета вбежал другой гонец от вомарка Квена и потребовал, чтобы его приняли. Когда Высокий Лорд поднял на него глаза, гонец настойчиво повторил, что им требуется помощь.
– Скоро, – вздохнул Морэм. – Теперь уже скоро. Передай Квену, что мы придем, как только появится возможность. Лорд Тревор ранен. Я тоже. – Он поднял руку и прикоснулся к обожженной коже на голове. – Лорду Аматин и мне нужно как следует подкрепиться и отдохнуть. А Лорд Лория…
– Я пойду, – твердо произнесла Лория. – Я еще сделала для Ревелстоуна не все, что в моих силах. – Потом она сказала, обращаясь к посланцу; – Проводи меня туда, где сейчас труднее всего, а после этого отправляйся к вомарку Квену и передай ему ответ Высокого Лорда.
Ее движения приобрели не свойственную прежде уверенность, как будто то, что она услышала от Морэма, развеяло все ее сомнения и отмело прочь колебания. Поднявшись по ступенькам, она последовала за воином на южную стену Замка. По дороге она сказала стражникам, чтобы они позвали к Лордам Целителей и принесли еду.
Как только они ненадолго остались одни, Торм воспользовался случаем, чтобы спросить Морэма, как можно помочь Треллу.
Морэм пристально разглядывал изуродованные галереи, словно пытаясь таким образом оценить степень разрушений, происшедших в душе Трелла. Он видел, что потребуется работа нескольких поколений мастеров радхамаерля, чтобы вернуть Палате Совета ее прежний вид. Слезы снова навернулись ему на глаза, и он сказал, обращаясь к Торму:
– Целители должны его вылечить. Может быть, им удастся восстановить его память.
– Хорошо ли это для него? Что с ним будет, когда он поймет, что сделал?
– Мы должны помочь ему. Я должен помочь. Нужно сделать все, чтобы вылечить его, как бы трудно это ни было. И прежде всего я, который бросил его в трудную минуту, должен приложить к этому все старания.
– Бросил его? – спросил Тревор. От боли, которую причиняла рана, кровь отхлынула от его лица, но он не потерял присутствия духа, позволившего ему встать на защиту Замка. – Каким образом? Ты не виноват в том, что он впал в такое отчаяние. Если бы ты относился к нему с подозрением, ты бы ничего не добился, кроме того, что ему стало бы еще хуже. Подозревать – значит не доверять даже самому себе.
Морэм кивнул:
– Я и не доверял – не доверял никому. Я хранил знание в секрете даже тогда, когда понял, что это не правильно. Счастье, что ущерб, причиненный им, был относительно невелик.
– И все же ты вряд ли смог бы ему помешать…
– Возможно. Но не исключено, что, если бы я поделился с ним своим знанием – так, чтобы он понял, насколько оно опасно, – он в последнюю минуту вспомнил бы о том, кем он был – гравелингасом радхамаерля; и любовь к камню возобладала бы в его сердце.
Торм согласился с этим и, выражая свое сочувствие Треллу, сказал:
– Вы были не правы. Высокий Лорд.
– Да, Хранитель, – откликнулся Морэм с глубокой мягкостью в голосе. – Я – тот, кто я есть… Я – смертный человек. И мне еще многому предстоит научиться.
Торм опустил голову. Некоторая напряженность, которая ощущалась в его фигуре, могла бы навести на мысль, что он сердится, но, пережив вместе с ним это тяжелое испытание, Морэм теперь лучше понимал его.
Чуть позже несколько Целителей торопливо прошли в Совет. Они принесли с собой пару носилок и заботливо уложили на одни из них Трелла. На другие заставили лечь Лорда Тревора, игнорируя его протесты. Торм вышел вместе с Треллом. Вскоре в Совете, кроме Морэма и Аматин, остались лишь воин, принесший им еду, и Целитель, который осторожно смазал ожоги Высокого Лорда успокаивающей мазью.
После того как раны Морэма были обработаны, он отпустил воина и Целителя. Он знал, что Аматин хочет поговорить с ним, и решил предоставить ей такую возможность. Затем он принялся за еду. Отдавая себе отчет в том, как сильно он устал, он ел медленно, чтобы заодно отдохнуть и набраться сил. Поэтому, покончив с едой, он был уже в состоянии вновь приняться за работу.
Лорд Аматин тоже хранила во время еды молчание; ее челюсти, казалось, двигались в том же ритме, что и у него, как будто перед лицом угрожающей им опасности ей не оставалось ничего другого, как во всем следовать его примеру. Морэм чувствовал, что ее давнишняя увлеченность изучением Заветов Кевина в огромной степени мешала воспринять то, что он сказал; ее вера в знания Старых Лордов была чрезвычайно велика. Поэтому он молчал, пока ел; и, закончив, он продолжал хранить молчание, отдыхая и выжидая, пока она сама выскажет то, что лежало у нее на сердце.
И все же ее вопрос застал его врасплох.
– Высокий Лорд, – спросила она, кивнув в сторону крилла, – если Томас Кавенант вернулся в Страну, кто вызвал его? Как это вообще могло произойти? И где он сам?
– Аматин… – начал было Морэм.
– Кто, кроме Презирающего, способен это сделать?
– Существует…
– И если это сделал не Лорд Фоул, тогда где появился Кавенант? Как он может помочь нам, если здесь его нет?
– Он будет помогать не нам, – твердо произнес Морэм, чтобы остановить поток ее вопросов. – Если он и окажет помощь, то Стране, а не нам. В Стране есть и другие места, где он может быть полезен, – да и другие люди, способные вызвать его. Мы и Лорд Фоул – не единственные, кто владеет силой. Даже сам Создатель может действовать так, если сочтет нужным.
Она не спускала с него глаз, пытаясь понять, чем объясняются его уверенность и спокойствие.
– В отличие от тебя я потеряла веру в Создателя. Даже если он и существует, то есть нечто, что мешает ему защитить Землю… Разве легенды не говорят о том, что Создатель разрушит Арку Времени, если возложит на Землю руки, и тогда сама Арка и весь мир вообще исчезнут, а Презирающей станет свободен?
– Да, так сказано, – подтвердил Морэм. – Я в этом не сомневаюсь. Однако судьба любого находится во власти его Создателя. А у нас своей работы хватает. Нам ни к чему возлагать на себя бремя богов.
Аматин вздохнула:
– Ты уверенно говоришь, Высокий Лорд. Я не могла бы так рассуждать.
– Тогда не говори об этом. Я говорю так лишь затем, чтобы подбодрить самого себя. Ты – другой человек, и смелость у тебя другая. Только помни, что ты – Лорд, слуга Страны. Помни о любви, которая заставила тебя быть тем, кто ты есть, и не оглядывайся.