– Где ты сейчас работаешь? – поинтересовалась я.
   Валечка опустила глаза:
   – Моя бывшая одноклассница Ната Корчевникова владеет кафе, я там сутки через трое барменом стою.
   Я была потрясена: из прокуроров в составители коктейлей – крутой, однако, вираж.
   – Мне нравится, – продолжала Валя, – платят, правда, немного, потому Коля и решил первый этаж сдать. Живем мы на деньги от жильцов, еще городскую квартиру сдаем, прибавь пенсию бабы Нилы и мою зарплату. К сожалению, расходов тоже хватает, в доме надо то одно, то другое починить.
   – Да уж, – сочувственно подхватила я, – скажи спасибо, что у вас отопительная система в порядке.
   – Тьфу-тьфу, – суеверно отреагировала Рублева, – еще лекарства бабы Нилы очень дорогие, а Коля много тратит на организацию бизнеса. Пока ему не везет, а на чужого дядю он пахать не желает.
   Я кивнула. Выгодная позиция: Николай хорошо устроился, ищет путь к богатству, а пока его не нашел, сидит у жены на шее.
   – Коля непременно добьется успеха! – жарко воскликнула Валя. – Спиртовой завод – фуфло, муж придумал новую, очень оригинальную идею, через год он станет олигархом. Не смотри на меня такими глазами, я вполне довольна своей жизнью, есть в ней много положительных моментов.
   – Назови хоть один, – выпалила я.
   – Моя мама с Колей постоянно цапалась, – призналась Валя, – она в глаза ему заявляла: «Ты женился на Валюше по расчету, сел ей на шею и поехал. Мужик обязан деньги в дом приносить, а ты ерундой занимаешься, иди работать». Она не понимала, что Коля творческий человек. Зато когда мама заболела, у них возник полный альянс, зять за тещей ухаживал, книги ей читал.
   – Идиллия, – съязвила я и прикусила язык.
   Валечка не уловила иронии:
   – Да. Теперь я живу тихо. Вот только этот звонок душу растревожил. Что там случилось, на улице Фастова? Надо срочно туда ехать.
   Я решила успокоить Рублеву:
   – Валюша, оцени ситуацию со стороны. Ты давно не включала телефон и не пользовалась старым номером. Следовательно, люди, с которыми ты свела знакомство, став барменшей, не могут звонить, они этого номера не знают.
   Валентина кивнула:
   – Новый телефон я сообщила Коле и очень близким людям. Кому попало не давала.
   – Ты уверена, что преступление снайпера удалось сохранить в тайне от газетчиков. Значит, простой хулиган ничего не мог о нем слышать. Напрашивается вывод: над тобой решил позабавиться кто-то из прежних коллег. Вероятно, вы вместе работали над делом Медведева, и ты чем-то ущемила его интересы. Подумай и сообразишь, кто автор дурацкой шутки, – оттарабанила я.
   – А если снайпер на свободе? – прошептала Валя. – Если на самом деле взяли не того? Вдруг он продолжит убивать? Я поеду на Фастова.
   – Опасная и безрассудная затея, – попыталась я остановить Валентину. – Знаешь, иногда бывают подражатели, они тщательно копируют серийного убийцу. Лучше позвони Белову.
   – Василий Сергеевич умер, – ответила Валя и покраснела. – Утонул на рыбалке, упал с лодки, от холодной воды у него случился сердечный приступ.
   – Тогда о звонке нужно сообщить в милицию, – не успокаивалась я.
   – А если это шутка? – нахмурилась Рублева. – Прикол? Представляешь последствия?
   Я протянула Валентине сотовый:
   – Забери, да не забудь его выключить, а лучше выброси симку. Тогда уж точно никто тебя не достанет.
   Валя встала.
   – Ты куда? – насторожилась я.
   – На улицу Фастова, – решительно ответила она.
   – На дворе мороз, – я предприняла последнюю попытку ее остановить, – снег идет.
   – Февраль есть февраль, – согласилась Рублева.
   Я взяла сумочку:
   – Давай тебя отвезу.
   – Зачем? – испугалась Валя. – Я сама доберусь.
   – Мне все равно надо на встречу, – пояснила я. – Заодно и смотаемся.
   – Ну только если тебе это не внапряг, – сдалась она. – На машине, конечно, удобнее. Сейчас, только глаза накрашу, без туши я на поросенка похожа.
   Мне не хотелось сидеть у Рублевой, пока та приводит себя в порядок. Решив прогреть машину, я спустилась в прихожую и не удержалась от смешка. Под вешалкой стояли не особенно дорогие сапожки на искусственном меху. На них голубели бахилы, которые приобретают посетители больниц. Обычно люди натягивают их на обувь, чтобы не занести в помещение уличную грязь. А вот баба Нила поступает иначе: она бережет обувь от воздействия внешней среды. Ее сапоги, купленные на самом дешевом столичном рынке, отнюдь не шикарны, но старуха считает их огромной ценностью. У Рублевых туго с деньгами, учитывая тот факт, что Колян не имеет стабильного дохода, Валентина зарабатывает гроши, а баба Нила пенсионерка. Обеспеченные люди не станут сдавать часть дома. А Рублевы сводят концы с концами только благодаря жильцам. Понятно, почему старуха с пиететом относится к сапогам. Всякий раз, выходя на улицу, она напяливает бахилы, бормоча себе под нос:
   – Гады! Сыплют реагент, кожа портится, коробится, сгниют сапожки, где новые взять? Че, я Буратино с золотыми монетами? Сама зарабатываю, цену рублям знаю! Отменили калоши-то! Вот я и выкручиваюсь!
   В бахилах баба Нила идет до станции, в электричке их снимает, потом снова натягивает, чтобы добежать до метро, в подземке стаскивает, и так целый день. Зато обувь цела! Бахилы старуха добывает в клинике, где моет полы. Подозреваю, что она забирает использованные посетителями, в сарае у нее хранится целый мешок с ними. Кстати, о сарае. Баба Нила собрала там огромное количество барахла, а в подполе держит овощи, выращенные на своей делянке, и собственноручно закатанные банки. Консервы у нее великолепные, огурчики хрустят, помидоры не теряют цвет, чеснок вышибает слезу.
   Только, к сожалению, на земле много людей, которые, как стрекоза из известной басни, все лето танцуют, поют, а зимой есть хотят. Помнится, егоза притопала к муравью и вежливо попросила ее накормить… Человек же поступает иначе – он попросту лезет в чужой погреб. Пару раз при мне баба Нила лишалась части запасов. Кто-то уносил ее банки, отсыпал картошку. Потом старуха заподозрила, что некто шарит в отсутствие хозяев и в доме. Грабитель действовал аккуратно, но хозяйский глаз заметил неправильно сложенные полотенца в шкафу и еще ряд мелочей, указывающих на появление постороннего лица. Вот тут терпение бабы Нилы лопнуло, и она решила поймать мерзавца. Чтобы застать негодяя на месте преступления, старуха придумала сигнальную систему: самая обычная веревка, хитро натянутая на полу сарая, «выходит» в огород, змеится, на манер электропроводки, на специально вбитых кольях и заканчивается на кухне целой гирляндой колокольчиков. Заденет чужая нога «тревожный шнур», – раздастся трезвон, который вор не услышит, но услышит пенсионерка. Дальше – понятно.
   Надо отметить, что баба Нила совсем не жадная, она радушно угощает всех, кормит супом и меня, и Томаса, и Нину, и Прасковью Никитичну. Мы живем коммуной, продукты в холодильнике и содержимое кастрюль на плите считаются общими. Почему же она так хочет поймать вора? Да потому что он вор! Приди человек в дом открыто, попроси он с голодухи пять картошин, баба Нила вручит ему мешок и еще консервов даст в придачу. Но воровать нельзя! Грабителя следует отловить и прилюдно высечь розгами. К преступникам баба Нила беспощадна.
   Так что теперь мы ожидаем поимки грабителя.
   …Втиснувшись в мою малолитражку, Рублева засопела и заерзала на сиденье.
   – Неудобно? – заботливо осведомилась я.
   – Тесно, ноги некуда вытянуть, – призналась она.
   – Сбоку есть рычажок, потяни его, и кресло отъедет назад, – объяснила я.
   – Супер! – воскликнула Валя. – Хорошая машина, но очень низкая, и «морды» почти нет, а Коля говорит: «Чем длиннее капот, тем длиннее жизнь».
   – Твой супруг прав, – кивнула я. – Собираюсь пересесть на джип.
   – Ух ты! – восхитилась Валя. – Какой?
   – Сейчас покажу, – пообещала я. – Видишь вон там, справа, в соседнем ряду, серебристый?
   Валентина чуть не свернула шею, разглядывая внедорожник.
   – Шутишь, да? Это же «БМВ», он более ста тысяч долларов стоит. Последняя модель, напоминает по виду бульдога.
   Настал мой черед удивляться:
   – Извини, я глупо пошутила! А ты хорошо разбираешься в машинах?
   – Да откуда, у нас с Колей колес нет и никогда не было. Машина – дорогое удовольствие, сначала ее купить надо, потом застраховать, чинить, мыть, бензином заправлять. Лучше на общественном транспорте ездить. А про джип «БМВ» я от бабы Нилы знаю, она Коле брелок для ключей купила, синий. А мне объяснила: «Это логотип крутой автомобильной марки, но она, зараза, дорогая».
   Я поняла, что случайно наступила на больное место. Вероятно, Валентина хотела бы сама сидеть за рулем, но ей никогда не купить собственный автомобиль.
   Остаток дороги мы провели под аккомпанемент радио, которое безостановочно вещало о пробках, пело о неразделенной любви и рекламировало средство тройного действия от облысения, поноса и насморка в одной таблетке.
   Улица Фастова оказалась небольшим переулочком, зажатым между несколькими высотными зданиями. Она была прямой и хорошо просматривалась.
   – И где труп? – спросила я.
   – Может, его увезли? – предположила Валя. – Звонили-то давно.
   – Но тогда здесь должны находиться люди, изучающие место преступления, – резонно возразила я. – Сама знаешь, этот процесс не прост, он занимает много времени.
   – Наверное, уже закончили, – промямлила Валентина, – дома тут дорогие, не захотели жильцам неудобство создавать.
   Мне последний аргумент показался совсем уж нелепым. Похоже, Рублевой очень не хочется верить в хулигана, который решил поиздеваться над бывшим прокурором. Я вылезла из машины, огляделась, увидела маленькую пекарню и направилась к ней. Вошла внутрь и спросила у тетушки за прилавком, очень смахивающей на фрекен Бокк:
   – Не видели здесь труп?
   Баба уронила на пол плюшку с вареньем и переспросила:
   – Что-что?
   – Сегодня на улице кого-нибудь убили? – уточнила я.
   – Где? – заморгала продавщица.
   Я указала на большое окно:
   – Там, на тротуаре.
   Тетка наклонилась, подняла булочку, сдула с нее пыль, без всякого колебания положила на поднос к другим плюшкам и буркнула:
   – Ты из дурки сбежала?
   Я достала рабочее удостоверение, подтверждающее мой статус частного детектива. Хорошо, что в нем не сказано о закрытии нашей разыскной конторы.
   – Из ментовки, – сделала глубокомысленный вывод пекарша. – И чего?
   – Нам сообщили об убийстве на улице Фастова, – сухо сказала я. – Где тело?
   – Спокойно у нас, – не проявила волнения тетка, – ни азеров, ни чеченов, люди вокруг тихие, на хороших машинах. Пошутил кто-то.
   – Вы Зинаида? – продолжила я.
   – Нет, Тамара Федоровна, – с достоинством представилась булочница, – частный предприниматель Изотова, все бумаги в порядке. Хочешь булочку? Могу кофейку налить.
   – А где Зина? – спросила я.
   – Какая? – прозвучало в ответ.
   – Та, что здесь торгует.
   – Я одна тут, и пеку, и за прилавком стою, – пояснила Тамара Федоровна. – Хозяйка, уборщица, торговка – все я. Никаких Зин нет.
   – Вы уверены? – уточнила я.
   Тамара Федоровна уперла руки в бока:
   – Конечно!
   – Мобильный вам не оставляли? – ощутив прилив злости, поинтересовалась я.
   Булочница взяла из кассы телефон:
   – Звоните, не жалко, у меня безлимитный тариф.
   Я схватила аппарат. Значит, хотя бы часть информации, сообщенной шутником, оказалась правдой.
   – Спасибо, вы нам очень помогли.
   – Ерунда, – во весь рот улыбнулась Изотова.
   Я повернулась и сделала шаг к двери.
   – Эй, стой! – забеспокоилась частная предпринимательница. – Ты куда?
   – В машину, – ответила я.
   – Трубку верни, – потребовала Изотова. – Много вас таких шляется. Если ты из милиции, это еще не гарантия, что не сопрешь мобилу, а она новая. Отсюда звони, я подслушивать не стану.
   Мне пришлось вернуться к кассе.
   – Вы дали мне свой телефон?
   Тамара Федоровна вновь подбоченилась:
   – А то чей?
   В булочной сильно пахло ванилью, корицей и сдобным тестом. От большого электродухового шкафа, в котором румянились багеты, исходил жар, а кондиционера не было. Я расстегнула куртку.
   – Человек, рассказавший мне про труп, предложил заглянуть в эту пекарню.
   – Обалдеть! – возмутилась тетка.
   – Сказал, что оставил продавцу Зинаиде мобильный, – устало договорила я.
   Духовка противно запищала. Тамара Федоровна нацепила толстые рукавицы, распахнула дверцу, вытащила противень, установила его на специальной доске, повернулась ко мне и зачастила:
   – Никого тут не замочили, Зинаиды здесь никогда не было, мобила моя, сегодня ко мне только постоянные покупатели шли. Ложный был вызов, придурки балуются или дети. Забудь.
   – Вы правы, – пробормотала я и открыла дверь.
   Звякнул колокольчик. Мне почему-то стало нехорошо, закружилась голова – скорее всего, пребывание в помещении, где нечем было дышать, губительно подействовало на сосуды. Валентина стояла у машины. Увидев меня, она шагнула на проезжую часть, направляясь на противоположную сторону улицы, где я пыталась справиться с дурнотой.
   С неба раздался странный звук, словно кто-то наступил на сухую ветку. Я вздрогнула, обернулась, увидела за собой дверь пекарни, перевела взгляд на Валю и приросла к грязному асфальту.
   Валентина чуть согнула колени, опустилась на мостовую как в замедленной съемке, запрокинула голову и легла на правый бок. Висевшая на ее руке лаковая сумочка отлетела в сторону. Вокруг рухнувшего тела взметнулись крохотные фонтанчики грязи и осели на бежевой куртке.
   Я медленно побрела вперед. Каждый шаг давался с трудом, на голове словно сидела шапка из ваты. Потом бац – невидимая рука ее сдернула, перед глазами перестала трястись черная пелена, я кинулась к Вале.
   Первое, что я увидела, – кровавое пятно справа от ее головы.
   – Убили-и! – завопила Тамара Федоровна, выскакивая из пекарни. – Убили-и!
   – Дай телефон, – приказала я и помчалась в булочную. Костин в отъезде, но не все же его коллеги отправились в Украину…

Глава 5

   К огромной моей радости, в момент прибытия «Скорой помощи» Валентина еще дышала.
   – Она поправится? – спросила я у хмурой женщины, которая хлопотала около раненой.
   Врач ничего не ответила, а фельдшер, тучный мужик неопределенного возраста, сказал:
   – Конечно, через два дня будет дома картошку жарить.
   Я чуть не запрыгала от радости, а доктор укоризненно покосилась на фельдшера и с неохотой произнесла:
   – Ранение в голову, отстрелено ухо. Сделаем, что возможно.
   – Она жива, – пролепетала я, – значит, все не так плохо.
   – Ага, – без особого энтузиазма кивнула врач, – ладно, поехали.
   Я наклонилась над Валей, поправила на ней одеяло и шепнула:
   – Все будет хорошо, мы его поймаем.
   Губы Рублевой шевельнулись.
   – Повтори еще раз, – попросила я.
   – Черви, – с трудом выдавила Валя, – черви! Скажи им…
   – Что она имеет в виду? – испугалась я.
   – Глючит, – пожал плечами фельдшер, – у нее черепно-мозговая травма.
   – Что можно сказать червям? – не успокаивалась я.
   Фельдшер закатил глаза:
   – Господи, да отойди ты от машины. Она тебе ничего не говорила, это бред.
   С включенной сиреной «Скорая помощь» задом подалась сквозь толпу непонятно откуда набежавших людей, мне внезапно стало холодно и одиноко.
   Чьи-то пальцы вцепились в мое плечо, и раздался знакомый баритон:
   – Девушка, помогите потратить мою зарплату.
   Я сделала шаг и увидела Макса. Страх исчез, несмотря на жуткую ситуацию, на моем лице сама собой появилась улыбка.
   – Нахал! – взвизгнула стоявшая чуть поодаль старушка, закутанная в клочкастую шубу. – Ну и времена настали! Сразу о деньгах разговор ведут! Иди мимо! Не приставай к нам!
   – Бабуля, – нежно пропел Макс, – употребление местоимения первого лица во множественном числе в данном случае неуместно, я пытаюсь склеить только девушку. Вы-то мне зачем?
   Пенсионерка зашипела гюрзой:
   – Сейчас в милицию позвоню! Пусть тебя посадят! Распустил язык!
   – Бабулечка, не расстраивайтесь, – вклинилась я в беседу. – Уж извините, это шутка. Парня зовут Максим, он мой друг, а теперь, простите, нам пора.
   Не дожидаясь ответа от ошарашенной бабуси, я быстро пошла в сторону двух только что подъехавших автомобилей и с радостью увидела, как из одного вылезает Павел Гладков, приятель Костина. Слава богу, приняв мой звонок, Паша решил прибыть на место происшествия самолично.
   Я ринулась к Гладкову, тот мимоходом поцеловал меня в щеку и бурно обрадовался Максу. Когда мужчины закончили обоюдный процесс похлопывания по спине и рукопожатий, обменялись вопросами про дела, я не выдержала:
   – Вы знакомы?
   – Ты умеешь делать логические выводы, – с самым серьезным видом заявил Паша.
   Макс погладил меня по голове:
   – Умница! Мы с Павлухой пару раз вместе работали.
   – Он мне жизнь спас, – торжественно объявил Гладков.
   – Да ладно, – отмахнулся Максим, – каждый поступил бы так же!
   Паша встряхнулся, словно промокшая собака, и сменил тон:
   – Что случилось?
   Я самым подробным образом изложила ход событий. Пока Павел меня слушал, его люди оттеснили толпу в сторону одного из домов и начали осмотр места происшествия.
   – Никакого трупа здесь не было, мобильного в булочной не оставляли, – завершила я свой монолог. – Звонивший нас обманул. Наверное, это хулиган, задумавший поиздеваться над Валентиной.
   Гладков вынул сигареты:
   – Любители розыгрышей не стреляют объектам своих шуток в голову. Очевидно, Рублеву специально сюда выманили.
   Иногда я, не подумав, задаю удивительно глупые вопросы. Вот сейчас, например:
   – Зачем зазывать Валю на улицу Фастова?
   Павел чиркнул зажигалкой:
   – Чтобы убить. Поэтому киллер соврал сначала про труп, затем про некую Зину и мобильный, зная, что Валентина на эту удочку клюнет.
   Максим громко чихнул и выдвинул свою версию:
   – У Валентины была опасная профессия. Многие мечтают отомстить прокурору. Осужденные больше всего не любят представителей обвинения. Даже судьи, которые выносят им приговор, на втором месте в списке их врагов.
   – Ну и холод, – пожаловался Гладков, – я весь промерз.
   – Мороза-то нет, – возразила я.
   – Зато сыро и ветрено, – встал на сторону приятеля Макс. – Уж лучше минусовая температура, чем промозглость.
   Я кивнула в сторону лавчонки Изотовой:
   – Можно заглянуть в пекарню, выпить кофе и слопать по плюшке.
   – Гениальная идея, – обрадовался Паша и крикнул одному из парней в резиновых перчатках: – Миша, мы в булочную пойдем!
   Булочки с вареньем у Тамары Федоровны оказались теплыми, но какими-то неправильными.
   – Раньше слопаешь одну калорийку[3] и весь день сыт, – вздохнул Гладков, отправляя в рот четвертую завитушку с изюмом. – А эти как из воздуха, вроде большие, но начнешь жевать – и глотать нечего.
   – Зато кофе горячий, и дождь не капает, – постаралась я найти что-то хорошее в ситуации.
   Паша отодвинул пустую тарелку:
   – Сделаем предварительные прикидки. Филипп Медведев был осужден и сейчас кукует на зоне. Кто может мстить прокурору, работавшему на процессе?
   – Родственник преступника, – тут же ответила я.
   – Плохо представляю себе мать-старушку со снайперской винтовкой, – подал голос Макс, – и по статистике, все городские стрелки – мужчины, ни одной бабы среди них нет.
   Но я не спешила признавать, что не права.
   – Все равно нужно проверить семью Медведева.
   – Возможно, это подражатель, – выдвинул другую версию Гладков.
   – Пресса не печатала материалов про снайпера, – напомнила я. – Откуда подражатель мог узнать о преступлениях?
   Максим снял куртку и повесил ее на спинку стула.
   – Масса вариантов. Например, он близкий друг стрелка.
   – Значит, возвращаемся к моей идее про семью и приятелей, – обрадовалась я, – или кто-то из причастных к следствию все же проговорился. Надо проверить всех сотрудников, так или иначе соприкасавшихся с этим делом.
   Павел подобрал с тарелочки крошки.
   – Еще есть работники прокуратуры, суда, следственного изолятора, адвокат, конвойные, сокамерники. Только начни перечислять тех, кто знал о Медведеве, и враз пара сотен людей наберется: он был в пересыльной тюрьме, ехал в «столыпине»[4], какое-то время провел в карантине, потом очутился в камере. Сколько народу, несмотря на особые условия содержания, встретил Медведев и с кем откровенничал?
   – Есть еще одно предположение, – протянула я. – Вдруг он не врал!
   – Кто? – удивился Паша.
   – Медведев, – уточнила я. – Он ведь не сознался в преступлениях, утверждал, что случайно нашел винтовку и попросту ее украл. А патроны отправился покупать, чтобы пострелять.
   Гладков вынул сигареты, покосился на Тамару Федоровну и сунул пачку назад в карман.
   – Ага, ловко выходит. Оружие спер, изба, где его нашел, очень вовремя сгорела. Слышали это, и не раз. Могу процитировать тебе вчерашнее заявление одного находчивого мальчика, которое он сделал дознавателю: «Я сидел дома, читал поэму Пушкина, и тут, без моего согласия, открыв входную дверь, ко мне ворвалась девушка, поскользнулась, упала, разбила принесенную с собой бутылку пива, угодила животом на случайно получившуюся «розочку», начала истекать кровью, поднялась, пошатнулась, вновь шлепнулась на стекло и так несколько раз подряд. Жертва мне не знакома, я ее и пальцем не тронул, так увлекся «Евгением Онегиным», что не слышал шума и ничего не видел».
   Максим засмеялся, но я даже не улыбнулась.
   – По делу одного серийного педофила расстреляли невиновного человека. Все улики были против него, никто не сомневался, что убийца детей пойман, но арестованный упорно твердил: «Я никого не трогал». Вот только ему никто не поверил, и беднягу лишили жизни[5]. Ошибка следствия привела к трагедии и позволила настоящему преступнику продолжать мучить малышей. Вероятно, Филиппа подставили.
   – Как? – резко перебил меня Павел.
   – Элементарно. Он действительно случайно вошел в избу и взял или, если хотите, украл винтовку. А преступник видел, как Медведев ее уносил, поскольку тоже находился в заброшенной деревне.
   – И позволил кому попало взять оружие? – перебил меня Макс. – Не пристрелил? Вокруг никого нет, снять нахала для снайпера не представило бы труда, пиф-паф, уноси готовенького, рядом лес, река, глушь: спрятал тело и свободен. Почему киллер молча наблюдал, как винтовку забирает посторонний?
   – Наверное, он понял, что есть шанс использовать Филиппа, – предположила я.
   – Ну-ну, – пробасил Гладков.
   – Дослушайте до конца! – возмутилась я. – Давайте зададим Медведеву простой вопрос: по какой причине он отправился на рыбалку именно в тот район Подмосковья? Может, кто-то ему подсказал: «Фил, езжай в Берово, там огромные щуки ловятся! По десять кило каждая. Устанешь, заходи в избу с зеленой крышей, она раньше моей теще принадлежала, открой сундук, там заварка осталась». Медведев послушался и увидел… винтовку.
   – Плохо узлы завязываются, – забубнил Макс. – Если отправиться в Берово ему посоветовал сослуживец – посторонний-то не мог подсунуть в сундук улики, – то Филипп должен был сообразить: оружие брать нельзя, друг сразу поймет, кто вор.
   – Не удержался, – я отчаянно защищала свою версию, – у Филиппа страсть к оружию. Такие люди никогда не оставят винтовку лежать просто так, непременно потрогают ее, захотят изучить. Вероятно, киллер надеялся заполучить отпечатки Медведева на стволе, а тот унес снайперское снаряжение и облегчил задачу преступника. Сейчас киллер успокоился и взялся за прежнее.
   – Зачем нападать на Валентину? – уперся Павел. – Это лишено всякой логики. Если мотив – месть за слишком суровый приговор или за осуждение невиновного, тогда понятна агрессия против прокурора. Но если ты права, то Филиппа подставили намеренно. В этом случае киллеру надо сидеть тихо и не изображать, что он мстит за невинно пострадавшего.
   – Некоторые преступники хотят славы и негодуют, если их лавры достаются другому. Помните дело Сергея Ярового? Следствие сразу пошло по ложному пути, заподозрило в убийстве восьми женщин таксиста, которого и арестовали. За «горячую» тему ухватились журналисты, расписали предполагаемого преступника яркими красками: «Убийца десятилетия», «Современный Джек-потрошитель», «Маньяк, который держит в страхе столицу». И что произошло дальше?