- Я ненавижу тебя! - крикнул Африд, кидаясь вслед за уходящим, и закрыл все небо своим черным покровом.
   От их голосов в испуге похолодел воздух, птицы забились в листву, зелень потеряла свои краски, цветы вздрогнули и испуганно закрыли свои чашечки. Наступила ночь.
   Африд впился в землю тысячами тысяч сверкающих глаз. Глаза тигра, глядящего на добычу.
   Всю ночь не мог заснуть индус Авга.
   Он думал:
   "Умереть завтра самому голодной смертью или убить сегодня богатого соседа?"
   Он то брался за копье, то снова клал его на скамейку.
   И казалось Авге, что он не один ночью в хижине.
   Что тут есть еще двое.
   И говорят с ним.
   Один голос говорил:
   - Не убивай!
   Другой повторял:
   - Убей... убей... убей...
   - Боги создали так, что он богат, а ты нищий! - говорил один голос. - Не спорь с волей богов!
   - Ты будешь сам могуществен, как боги: убей! - говорил другой голос. - Боги создали так, а ты переменишь волю богов. Ты совершишь чудо, достойное богов! Боги создали, чтоб он был богат, а ты умер. Он умрет, а ты будешь богачом. Ты будешь могуществен, как боги.
   И слушая голоса, перекликавшиеся в темноте в его хижине, Авга то нащупывал копье и сжимал его рукоятку, - то снова выпускал его из рук.
   - Все мудро, что существует. Все, что существует, предопределено. Не нарушай мудрости предопределенного! - говорил один голос.
   И другой прерывал его:
   - Все, что предопределено, то и совершится. Ничто не изменится в мире. Предопределено, чтоб был труп, - и будет труп. Предопределено, чтоб был счастливый и богач, - будет счастливый и богач. Но зачем же трупом должен быть ты?
   - Убийство. Смерть.
   - Переселение души, - и только. Он будет тобою, трупом, - ты станешь им: счастливцем и богатым.
   - Не убивай!
   - Убей... убей... убей...
   А между тем уж близился рассвет.
   Задрожали и побледнели звезды. Где-то в кустах чирикнула птица.
   - Проходит ночь, - в ужасе воскликнул Авга, - что ж мне делать? На что решиться? Теперь дорого каждое мгновенье!
   И хижина его наполнилась вдруг светом, и перед ним появились два человека.
   Один был одет в золотистые легкие одежды, другой кутался в черную мантию. И оба жадно смотрели на Авгу.
   - Кто вы? - с испугом спросил Авга.
   - Мы боги! - отвечали они.
   - Я Магадэва, бог света. Лучезарного света.
   - Я Африд, бог тьмы. Бездонной тьмы.
   Авга упал на колени:
   - Что привело вас ко мне?
   И Магадэва ответил ему:
   - Наша борьба!
   И Африд мрачно подтвердил:
   - Наша борьба.
   - Века мы боремся из-за тебя, из-за человека, - и это наполняет наше существованье. - Мы живем этой борьбой.
   - Кому ты будешь принадлежать, - мы спорим. Я Магадэва, добрый бог.
   - Я Африд, бог зла.
   - Ты должен быть моим.
   - Ты будешь моим.
   - Проклятье тебе, исчадье тьмы! Он будет моим!
   - Ненависть моя тебе, мираж далекого неба! Золотистый туман! Луч солнца, который поглотит тьма! Он будет моим.
   Авга стоял на коленях и слушал спор богов о нем. Он поклонился им до земли и сказал:
   - Великие и могущественные боги! Мне очень лестно слышать, что вы так спорите и боретесь из-за меня. Могуча ваша борьба. Но я-то! Я-то! Я похож на зерно, которое попало между двух жерновов. Один жернов белый, другой черный. Но бедному зерну-то плохо. Жернова борются и трутся друг о друга, - а бедное зерно, попавшее между ними, превращается в порошок. Великие, могущественные боги, вы боретесь из-за меня, - мне очень лестно. Но меня-то, ведь, вы стираете в порошок. Если бы вы могли оставить меня в покое?!
   И Магадэва, и Африд, поникнув головами, вышли из хижины.
   Рассветало.
   По лесу пошел шелест распускающихся цветов, развертывающейся травы. Рос и рос звон птиц.
   Магадэва и Африд, утомленные борьбой, сели отдохнуть по разным сторонам дороги. С ненавистью глядя друг на друга. Добро и зло, прикованные друг к другу борьбой. На дороге лежал навоз. И на навоз прилетели два воробья, и стали из-за него драться.
   Перья летели от них.
   От боли они жалобно чирикали.
   А все-таки клевали друг друга в голову.
   И текли у них капли крови.
   Глядя на них, улыбнулся мрачный Африд.
   Глядя на драку, улыбнулся улыбкой сожаленья Магадэва.
   И боги с улыбкой встретились глазами.
   Африд указал Магадэве на воробьев:
   - Не похожи ли мы на них?
   И Магадэва рассмеялся.
   - Из-за чего мы боремся? Мы видели сейчас человека!
   И Магадэва сказал:
   - Если б было что-нибудь выше нас, - это существо смеялось бы над нашей борьбой из-за человека, как мы смеемся теперь над этой дракой воробьев!
   Африд протянул ему руку:
   - Кончим же этот вечный спор между добром и злом. Из-за кого? Из-за чего? Отдохнем в покое небытия!
   И Магадэва ответил:
   - Я согласен. Пусть спор будет кончен, брат мой!
   И дорога расширилась между ними. Между ними была уж не дорога, а вся земля. Они потеряли вид людей и стояли друг перед другом великие, необъятные.
   И боги кинулись в объятия друг друга и крепко сжали друг друга в объятиях.
   И мир попал между ними, и они раздавили мир.
   Он умер с воплем.
   Заревели воды, завопили горы, камни, превращаясь в пыль.
   И только Магадэва в этом реве, в этом стоне сердцем услышал жалобный стон человека.
   Все было кончено.
   Не было больше ни добра, ни зла, ни мира, ни человека.
   И не было богов.
   Не стало человека, - и не стало ни добра, ни зла.
   И не стало и богов добра и зла.
   КАК ДЬЯВОЛ СТАЛ ПАХНУТЬ СЕРОЙ
   (Арабская сказка)
   В Дамаске жила девушка, по имени Таис. Она была так прекрасна, что, когда вечером смотрела на небо, звезды от злости срывались с места и гасли от зависти. Она была прекрасна. Аллах сказал сатане;
   - Касаясь всего своими мерзкими руками, не смей касаться Таис. В красивейший сосуд я хочу налить лучшего масла, - пусть она будет также прекрасна душой, как и телом.
   Дьявол поклонился до земли.
   Но, кланяясь Аллаху с покорностью до земли, со злобой подумал:
   - Потому я и разобью с особенной радостью этот кувшин!
   Настала ночь.
   Таис, раздетая, сидела в постели, тяжело дышала, вдыхая аромат цветов, горела, слушая пенье соловья, и смотрела в окно на небо, где танцевали хороводы звезд. Звезды срывались и гасли от зависти.
   Дьявол измучил цветы своим знойным дыханием, чтоб они пахли сильнее, измучил соловья мыслями о самке, чтоб он пел еще более страстно, - и тогда явился к задыхающейся от какого-то неведомого чувства Таис.
   - Хороши ли звезды? - спросил он, приняв вид страстного, прекрасного юноши.
   - Я гляжу на них! - ответила Таис.
   - А как хорошо должно быть там, за звездами!
   - Я мечтаю об этом! - вздохнула Таис.
   - Так дай мне обнять тебя, красавица, и я унесу тебя за звезды!
   Так сказал дьявол и обнял Таис.
   Ей показалось, что крылья выросли у нее за плечами и ноги оторвались от земли. И что в объятиях прекрасного юноши она несется все выше, выше, выше.
   Словно огненный дождь, кругом посыпались звезды. Какой-то невиданный свет открылся глазам. Какой-то огонь, палящий и сладкий, жег тело.
   А Таис неслась выше, выше.
   Как вдруг крылья опали у нее за спиной. И с надзвездной высоты Таис упала на землю.
   И зарыдала.
   - Зачем ты унес меня в такой чудный мир, чтоб вернуть снова на землю!
   А чудный юноша целовал ее и говорил:
   - Хочешь, я опять унесу тебя за звезды!
   И, услышав этот шепот, ангелы, которых послал Аллах охранять сон Таис, с печалью отошли от ее двери и со слезами пришли к Аллаху.
   - Великий! Мы не умели охранить Таис. В аромате цветов, в песне соловья, в тихом мерцании звезд, злой дух незаметно для нас прокрался в комнату Таис, - и мы слышали шепот, но это не был шепот молитвы, мы слышали вздохи, но эти вздохи неслись не к тебе, мы слышали слезы, но это не были слезы благочестия.
   И разгневанный Аллах вызвал к себе душу заснувшей от сладкого утомления Таис.
   - Зачем ты сделала это? - грозно спросил Аллах. - Зачем предалась сатане?
   Дрожа, отвечала бедная душа молодой девушки:
   - Могла ли я думать, всемогущий, что это сатана, когда он был прекрасен, как один из твоих ангелов? И к тому же он обещался унести меня на небо. Я приняла его за твоего ангела и доверилась ему.
   Грозный Аллах призвал пред лицо свое сатану.
   - Проклятый однажды, будь проклят снова! Ты принимаешь вид моих ангелов, чтоб выдавать зло за добро! Так я отмечу тебя своим гневом.
   И Аллах ударил молнией в коленопреклоненного сатану, - и от молнии смрад горящей серы проник все тело сатаны.
   - Пусть этот смрад будет моим новым проклятием! - сказал Аллах. По этому смраду тебя узнает всякий живущий на земле, и будет бежать от тебя.
   Снова настала ночь.
   И снова Таис, раздетая, сидя в постели, пьяная от аромата цветов, от пенья соловья, глядела в открытое окно на звезды и думала:
   "Что там? За ними? Как бы я хотела улететь туда".
   И вдруг соловей замолк, вспорхнул и улетел, и умер в воздухе аромат цветов, и воздух наполнился удушливым запахом гари и серы.
   В окне показался прекрасный юноша.
   - Ты? - кинулась к нему Таис, но отступила: - Какой ужас! Каким смрадом дышит твое тело! Уйди!
   - Я вновь унесу тебя за звезды, красавица! - молил дьявол.
   Но Таис отвечала:
   - Уйди! Мне кажется, что ты волочишь меня по омерзительной грязи! Уйди! Я задыхаюсь вблизи тебя!
   И дьявол, печальный, ушел.
   А из-за дверей он слышал радостный смех карауливших ангелов.
   И этот смех перевернул ему душу. И потекли однообразной чередой дни и ночи. Длинные дни и печальные ночи, - как ночи разлуки.
   Таис глядела на звезды и плакала:
   - Мне больше не носиться над вами!
   Ей казалось, что звезды смеются над нею.
   И побежденный дьявол грустно бродил по саду Таис, смрадным запахом горящей серы вспугивая соловьев и заставляя умолкать аромат роз.
   Так прошло десять дней и десять вечностей, - ночей. На одиннадцатый день Таис пошла на базар и обратилась к искусному ремесленнику, у которого обыкновенно покупала драгоценности.
   - Разве нельзя сделать аромат роз сильнее?
   - Из них можно сделать масло, - ответил искусный ремесленник, если умастить им тело, розы покажутся травой без запаха в сравнении с тобой. Но это масло будет стоить в пять раз дороже, чем золото!
   - Пусть! - со вздохом сказала Таис.
   И прибавила:
   - А эти смолистые кустарники, как будто вечно плачущие, на которых повисли густые смолистые слезы, желтые, как янтарь, душистые?
   - Из них можно сделать амбру. Если ты натрешься ею...
   - Думаешь ли ты, что этот аромат будет сильнее запаха горячей серы?
   - Как одно доброе дело сильнее тысячи злых!
   - Тогда сделай мне и это! - приказала Таис.
   И ночью дьявол, уныло бродя по саду Таис, вдруг услышал из окна шепот:
   - Ты здесь?
   Он грустно взглянул на красавицу, озаренную луной. Ее глаза мерцали, как погасающие звезды.
   - Иди сюда... ко мне... ко мне... - шептала Таис.
   - Зачем? - с горечью спросил дьявол. - Чтоб ты прогнала меня с отвращением?
   - Нет! Нет! Иди! Я столько вечностей не была над звездами! Неси, неси меня туда!
   И дьявол через окно вскочил в ее комнату, и даже у него закружилась голова от запаха ладана и роз.
   - За звезды! Унеси меня за звезды! - шептала Таис. - Цвету ли я, как роза, для тебя, благоухаю ли, как плачущий янтарными слезами ладанный куст?
   - Я слышу чудный аромат!
   - Это масло роз, это амбра, в них потонул запах серы, и ничто не мешает нам унестись за звезды, мой милый.
   И они понеслись.
   И огорченные, в слезах, отлетели ангелы от дверей Таис к престолу Аллаха.
   - Она выдумала благовония, чтоб не слышать запаха зла и греха!
   И Аллах грустно улыбнулся:
   - Женщина сумеет не заметить черта даже там, где знает, что он есть! Предоставим их друг другу! И занялся делами воинов.
   МУСТАФА И ЕГО БЛИЖНИЕ
   (Арабская сказка)
   Мустафа был мудрый человек.
   Он сказал себе:
   - Человек, который ищет истины, - похож на человека, которого томит нестерпимая жажда. Когда человека томит жажда, он должен пить воду, а не плевать.
   Поэтому Мустафа больше слушал, чем говорил. Он выслушивал одинаково всех. Тех, кого считали умными. И тех, кого считали глупыми.
   Почем знать: кто умен, а кто, в действительности, глуп?
   - Если светильник едва мерцает, - это не значит, что в нем нет масла. Часто светильник едва горит, потому что переполнен маслом и еще не разгорелся.
   Всякого, кто хотел вступить с ним в беседу, Мустафа спрашивал:
   - Не знаешь ли ты чего-нибудь об истине? Расскажи мне.
   Однажды, когда Мустафа, задумавшись, шел по дороге, навстречу ему попался старик дервиш. Дервиш сказал Мустафе:
   - Добрый день, Мустафа!
   Мустафа взглянул на него с изумлением: он никогда не видел этого дервиша.
   - Откуда ты меня знаешь?
   Дервиш улыбнулся и, вместо ответа, спросил:
   - Что ты делаешь, Мустафа?
   - Ты видишь, что я делаю! - ответил Мустафа. - Я иду.
   - Я вижу, что ты сейчас идешь. А что ты делаешь обыкновенно? спросил дервиш.
   Мустафа пожал плечами:
   - Что делают обыкновенно все. Хожу, сижу, лежу, пью, ем, торгую, ссорюсь с женой.
   Дервиш улыбнулся хитро:
   - Но что ты делаешь, Мустафа, когда ты ходишь, сидишь, лежишь, пьешь или ешь, когда торгуешь, ссоришься с женой?
   Пораженный Мустафа ответил:
   - Я думаю: что такое истина? Я ищу истины.
   - Ты хочешь знать, что такое истина? - все улыбаясь, продолжал дервиш.
   - Изо всего, что я знаю, я знаю наверное, что это знать я хочу больше всего.
   - Истина? Это - наш затылок.
   - Как так? - спросил Мустафа.
   - Она при нас, около, но мы ее не видим.
   - Я не понимаю этого! - сказал Мустафа.
   Дервиш подал ему драгоценное кольцо.
   - Вот тебе ключ к разгадке. Отдай это кольцо самому далекому от тебя человеку. И ты поймешь.
   И сказав это, свернул с дороги и исчез в кустах прежде, чем Мустафа успел опомниться. Мустафа поглядел на перстень.
   Поистине, он никогда не видал более драгоценной вещи. Ни таких камней, ни такой величины, ни такой игры! Мустафа сказал себе:
   - Это нетрудно сделать!
   Он взял денег, сколько мог, и отправился в путь. Он переехал на верблюдах через знойную, мертвую, раскаленную пустыню, каждое мгновение рискуя сорваться и разбиться насмерть, переправился через ледяные горы, переплыл много широких и быстрых рек, прошел дремучими лесами, раздирая кожу об острые ветви, переехал, чуть не потерпев крушение, через безбрежный океан и, наконец, очутился на краю света.
   И сожженный солнцем, и обмерзший, и израненный, не похожий на себя.
   Среди покрытых вечным снегом полей. Там царила вечная ночь.
   И только звезды горели над ледяной пустыней. Среди снежного поля, закутанный в меха, сидел, весь дрожа, перед костром человек и грелся.
   Он был так погружен в свои думы, что не заметил, как подошел Мустафа, как Мустафа сел к костру и стал греться.
   - О чем ты думаешь? - спросил, наконец, Мустафа, прерывая молчание человека, закутанного в меха.
   И странно прозвучали сло а в ледяной пустыне, где молчало все от сотворения мира.
   Человек, закутанный в меха, вздрогнул, словно проснувшись от сна, и сказал:
   - Я думаю: есть ли что-нибудь там...
   Он указал на небо:
   - За звездами!
   - Если там нет ничего, - продолжал закутанный в меха человек, словно рассуждая сам с собой, - то как же я глупо провожу свою жизнь! Часто мне хочется сделать это или то, - но меня останавливает мысль: а вдруг "там" есть? И я отказываюсь от того, что доставило бы мне удовольствие. Каждый день я трачу два часа на молитву, и плачу, и рыдаю, и сердце мое бьется так, как не бьется больше никогда. И вдруг там ничего нет? Мне жаль не истраченного времени. Мне жаль даром пролитых слез, мне жаль биений моего сердца. Этим слезам и этому биению сердца нашлось бы лучше место на земле.
   И человека, закутанного в меха, передернуло от негодования и отвращения при мысли:
   - А вдруг там ничего нет?
   - А если там есть?
   И его передернуло от ужаса:
   - Тогда, как ужасно я провожу свою жизнь! Только два часа в день я делаю то, что нужно делать. Если здесь не кончается все, и жизнь только начинается там? Тогда на что, на какой вздор, на какой ничтожный, бессмысленный вздор трачу я все остальные часы моей жизни!
   И при свете костра, словно освещенное здесь на земле пламенем ада, увидел Мустафа искаженное от нестерпимой муки лицо человека, который смотрел на звезды со стоном:
   - Что же есть истина? Есть ли что-нибудь там?
   И звезды молчали.
   И так страшен был этот стон, и так страшно было это молчание, что дикие звери, глаза которых, словно искры, горели во тьме, дикие звери, прибежавшие на звук голосов, поджали хвосты и в ужасе отошли.
   С глазами, полными слез, Мустафа обнял человека с лицом, искаженным страданием:
   - Брат мой! Мы страдаем одной болезнью! Пусть твое сердце слушает биение моего. Они говорят одно и то же.
   И сказав это, Мустафа с изумлением отступил от человека.
   - Я прошел вселенную, чтоб увидеть самого далекого от меня человека, - а нашел брата, почти что самого себя!
   И Мустафа с грустью спрятал драгоценный перстень, который хотел уже было надеть на палец человека, сидевшего перед костром среди ледяной пустыни.
   - Куда ж еще идти? - подумал Мустафа. - На звезды я не знаю пути!
   И решил вернуться домой.
   Жена встретила его криками радости:
   - Мы уж думали, что ты погиб! Скажи же, какие дела завлекли тебя так далеко от дома?
   - Я хотел узнать, что такое истина.
   - А зачем тебе это нужно?
   Мустафа с изумлением взглянул на жену. Он рассказал ей о встрече с дервишем и показал драгоценный камень.
   Жена чуть не лишилась чувств:
   - Какие камни! Она всплеснула руками:
   - И эту вещь ты хотел отдать?
   - Самому далекому от меня человеку.
   Лицо жены пошло пятнами.
   Она схватилась за голову и завопила таким голосом, какого еще никогда не слыхал от нее Мустафа:
   - Видели вы дурака? Он получает драгоценнейший перстень! Камни, которым нет цены! И вместо того, чтобы подарить своей жене, тащится через весь свет, чтобы бросить этакое сокровище - кому? Самому далекому от него человеку! Словно камнем в чужую собаку! Зачем небо создало такого дурака, если не затем, чтоб наказать его жену?! Горе мне! Горе!
   И вдруг Мустафа увидел, что между ними расстояние больше, чем до самой маленькой звезды, которая едва видна.
   Мустафа с улыбкой подал жене драгоценный перстень дервиша и сказал:
   - Да. Ты права.
   И весь день ходил, улыбаясь. И записал:
   "Истина - это наш затылок. Здесь, около. А мы не видим".
   Мустафа потом получил блаженство на небе.
   Но не на земле.
   ХАЛИФ ОМЭР И СУЛТАН КЕРИМ
   (Турецкая сказка)
   Халиф Омэр был справедлив.
   Да будет благословен всемогущий, посылающий блеск алмазам, запах цветам и справедливость властителям!
   Халиф Омэр был справедлив.
   Однажды он ехал в Багдад со своим рабом на двух молодых верблюдах.
   Дорогою один верблюд заболел и пал.
   Халиф воскликнул:
   - Что нам делать?
   Оставшийся верблюд был слишком молод и слаб, чтобы на нем ехать вдвоем.
   До Багдада было слишком далеко, чтобы раб мог добежать за верблюдом живой.
   Халиф сказал:
   - Делать нечего. Сделаем так: будем ехать по перегону. Один перегон ты поедешь на верблюде, другой - я.
   Один перегон халиф сидел на верблюде, и раб бежал за ним. Другой перегон ехал раб, и халиф бежал за верблюдом по жаре, по пыльной дороге.
   Случилось так, что последний перегон пришелся в очередь раба.
   Раб ни за что не хотел сесть на верблюда:
   - Как? Я, раб, въеду в Багдад верхом? А тень аллаха будет бежать за мной, как моя тень?
   Но халиф сказал ему:
   - Что делать? Так пришлось! Ты имеешь право ехать, - и было бы несправедливо лишить тебя твоего права!
   Халиф приказал рабу сесть.
   Раб повиновался.
   И они въехали в Багдад - на изумление всему народу: раб на верблюде, халиф бежал за ним, усталый, покрытый потом и пылью.
   Военачальники и приближенные пришли в ужас:
   - Не оставил ли разум великого халифа и не унесся ли к престолу всевышнего, покинув на земле тело, лишенное рассудка?
   Но халиф объяснил им, в чем дело, и сказал:
   - Было бы несправедливо заставить раба бежать два перегона?
   Тогда народ в восторге кинулся к халифу, и каждый хотел поцеловать святую пыль его одежды.
   И справедливость Омэра перешла в века.
   И имя "Омэр" стало значить:
   - Справедливость.
   Народ нарек Омэра Справедливым. Халиф Омэр был справедлив.
   Султан Керим был благочестив.
   Любимым занятием его было слушать рассказы о великих людях, которые сделались угодны аллаху и приятны людям своими доблестями.
   Он хотел быть также угоден аллаху и радостен людям. И хотел, чтобы имя его также сохранилось и перешло в века и благоухало каким-нибудь лестным прозвищем. Он горел желанием подражать примеру великих людей.
   И среди них халиф Омэр Справедливый был для него, как солнце для нас.
   Так летом, когда еще горит и сверкает солнце, спускаясь к закату, луна зачем-то торопится выйти на небо. И мы не видим ее света при ярком свете солнца. И бледный серп ее кажется маленьким, легким облачком на голубом небе.
   Так меркли все халифы и султаны пред Омаром Справедливым в глазах Керима.
   Однажды султану случилось ехать в Багдад. Султан с женою ехали на верблюде. Раб еле поспевал за ними верхом на осле. Осел не выдержал и пал в трех перегонах от Багдада.
   Керим вспомнил про Омэра и возблагодарил всемогущего.
   - Да будет благословен аллах, посылающий слуге своему возможность прославиться на веки веков!
   Он рассчитал и приказал рабу сесть на верблюда.
   - Мы побежим по перегону каждый!
   Раб рассчитал и сказал:
   - Если ты уж так милостив даже к рабу, - позволь мне сделать на верблюде второй перегон! Таким образом ты въедешь в Багдад, как подобает султану. А я войду, как подобает рабу.
   Но Керим крикнул на раба:
   - Делай свое дело: повинуйся!
   И раб повиновался.
   Раб проехал первый перегон, пробежал второй, и когда настал третий, султан Керим сошел на землю и приказал рабу:
   - Во имя справедливости, садись на верблюда!
   Но тут жена Керима, до сих пор сидевшая молча и думавшая о нарядах, заплакала и сказала:
   - Как? Ты хочешь подвергнуть меня еще неслыханному унижению? Чтобы жена султана сидела на верблюде рядом с рабом, как жена раба?
   Керим нахмурился:
   - Так требует справедливость!
   - Хороша справедливость! - воскликнула, вся в слезах, жена. Хороша справедливость, заставляющая заботиться о рабах и не думать о близких! Ты имеешь столько же понятия о справедливости, сколько я о коране, которого никогда не читала! Хороша справедливость: подвергать унижению женщину, которая ничем его не заслужила!
   - Но халиф Омэр, которого прозвали за это Справедливым! - в отчаянии воскликнул Керим.
   - Я знаю этот рассказ! - ответила женщина.
   - Но халиф Омэр был один! С ним не было жены! Он никого не заставил страдать!
   И Керим сказал себе:
   - Женщина права. Несправедливо заставлять раба бежать два перегона. Но еще несправедливее оскорблять женщину, когда она еще этого не заслужила!
   Он сел на верблюда рядом с женою и приказал рабу бежать сзади.
   Так, как подобает султану, они въехали в Багдад. И никто не обратил на их въезд никакого внимания. Некоторые только заметили:
   - Султан мог бы иметь платье и почище. Он сидит на верблюде, а весь в пыли. Человек должен соблюдать чистоту. Это противно святому закону.
   Злой сидел султан Керим в своем дворце. Зол был султан, что даром только пробежал целый перегон за верблюдом и даром глотал пыль из-под его копыт.
   - Аллах послал мне случай прославиться, как Омэру, - и я потерял его из-за женщины!
   Он хватался за голову:
   - Я въехал в город с женой, но без славы. Лучше бы мне въехать без жены, да со славой!
   Он был в отчаянии:
   - Справедливо сказано: кто собирается на доброе дело, не должен брать с собой женщины. Женщина и хорошее дело, - это не по дороге.
   Он клял себя:
   - Верно говорят в народе: "Человек, который слушает женщины, похож на слепого, который взял себе поводырем свинью. В конце концов он непременно утонет в грязи!"
   И вне себя Керим крикнул своей жене:
   - Я отпускаю тебя!
   И повторил:
   - Я отпускаю тебя!
   Для развода надо повторить это три раза. Но едва Керим открыл рот, чтобы сказать страшные слова в третий раз, жена упала в слезах к его ногам:
   - Повелитель! Ты хочешь быть справедливым и слушаешь одного только советчика: свой гнев. Именем Омэра Справедливого заклинаю тебя, посоветуйся с имамом, он знает коран и скажет тебе, согласно ли твое решение с законом и будет ли угодно аллаху. Клянусь, что я забочусь о твоей славе столько же, сколько и о моей жизни!
   Султан Керим, который хотел быть справедливым, позвал имама.
   Рассказал ему все, как было. И сообщил свое решение прогнать жену.
   - Я уже два раза отпустил ее. Теперь остается повторить в третий раз.
   Имам немного помолчал, как они делают это всегда для важности, и ответил:
   - Твое решение мудро. И справедливо. Но в нем есть один недостаток: оно опоздало. Тебе следовало бы три раза сказать жене: "я оставляю тебя" в пустыне, когда она уговаривала тебя совершить несправедливость по отношению к рабу. И ты въехал бы в город без жены, но со славою, еще большей, чем Омэр!
   - Она погибла бы одна в пустыне! - заметил Керим. - Султаны существуют на земле для справедливости. Кто хочет заставить султана совершить несправедливость, похож на дьявола, который хотел бы погасить солнце. И заслуживает смерти.
   Керим воскликнул в ярости:
   - И она заставила меня сделать несправедливость! Пусть же отправляется к тому дьяволу, который нашептал ей такую мысль! Аллах! Ты велик и премудр, - зачем же ты создал женщину на погибель мужчине и его добрым делам, и его славе!