Страница:
— Но…
— Послушай, ведь даже Англия подписала с Францией временное перемирие! — Он сердито отпихнул ее в сторону. — Может, и ты последуешь их примеру?
— Конечно. Но…
— Ты не можешь хоть немного помолчать? — рявкнул он. Прежде чем она успела возразить, Брендан накрыл ее губы своими, заглушив протест поцелуем. Элинор чуть слышно застонала. Только тогда он заставил себя оторваться от нее.
— Твои губы… — хрипло начал он.
— …можно использовать совсем для других целей, — закончила Элинор.
И показала ему, как…
Острый кончик ее языка дразняще коснулся его плоти, заставив его вначале вздрогнуть от неожиданности, а потом окаменеть. Она задвигалась, сначала робко, потом смелее, возбуждая его до неистовства языком, губами, легким касанием волос, пока Брендану не показалось, что сама кровь в его жилах закипает от безумного желания. Но вот ее язычок скользнул ниже, и хриплый стон вырвался из его груди. А через мгновение он забыл обо всем, даже о Боге.
Окончательно потеряв голову, Брендан подхватил Элинор и усадил ее на себя…
Отдаленный раскат грома расколол ночь надвое. Но они ничего не слышали. Только много позже, когда рассудок вернулся к Брендану, на душе у него стало черно. «Господи, я этого не перенесу!» — молнией мелькнуло в голове. «Но это мой долг», — пришел ответ.
Позже, свернувшись клубочком у него под боком, Элинор прошептала:
— Ты уже и сам догадался, что во мне не осталось ненависти ни к тебе, ни к Уоллесу. Но ты по-прежнему мой враг. Враг… чудовище… изгнанник… скотт.
Брендан со вздохом прижал ее к себе.
—Не сегодня, миледи.
Элинор открыла рот… Но не нашлась что ответить.
Глава 9
Глава 10
— Послушай, ведь даже Англия подписала с Францией временное перемирие! — Он сердито отпихнул ее в сторону. — Может, и ты последуешь их примеру?
— Конечно. Но…
— Ты не можешь хоть немного помолчать? — рявкнул он. Прежде чем она успела возразить, Брендан накрыл ее губы своими, заглушив протест поцелуем. Элинор чуть слышно застонала. Только тогда он заставил себя оторваться от нее.
— Твои губы… — хрипло начал он.
— …можно использовать совсем для других целей, — закончила Элинор.
И показала ему, как…
Острый кончик ее языка дразняще коснулся его плоти, заставив его вначале вздрогнуть от неожиданности, а потом окаменеть. Она задвигалась, сначала робко, потом смелее, возбуждая его до неистовства языком, губами, легким касанием волос, пока Брендану не показалось, что сама кровь в его жилах закипает от безумного желания. Но вот ее язычок скользнул ниже, и хриплый стон вырвался из его груди. А через мгновение он забыл обо всем, даже о Боге.
Окончательно потеряв голову, Брендан подхватил Элинор и усадил ее на себя…
Отдаленный раскат грома расколол ночь надвое. Но они ничего не слышали. Только много позже, когда рассудок вернулся к Брендану, на душе у него стало черно. «Господи, я этого не перенесу!» — молнией мелькнуло в голове. «Но это мой долг», — пришел ответ.
Позже, свернувшись клубочком у него под боком, Элинор прошептала:
— Ты уже и сам догадался, что во мне не осталось ненависти ни к тебе, ни к Уоллесу. Но ты по-прежнему мой враг. Враг… чудовище… изгнанник… скотт.
Брендан со вздохом прижал ее к себе.
—Не сегодня, миледи.
Элинор открыла рот… Но не нашлась что ответить.
Глава 9
Под присмотром Элен слуги приготовили столько разных блюд, что хватило бы на настоящий пир. Удалось раздобыть соленья. Стол ломился под тяжестью свежей рыбы, мяса и вина. Глядя на этот скромный домишко на окраине города, трудно было вообразить, что внутри подают обед, который мог бы вполне соперничать с пиршеством в зале замка какого-нибудь знатного барона.
Элинор еще не спустилась вниз. Брендан, сидя за столом между Эриком и Уильямом, настолько погрузился в мрачные мысли, что очнулся, только когда Эрик, толкнув его в бок, предложил подлить, ему вина.
— Хорошо, — рассеянно кивнул тот, мимоходом улыбнувшись Элен, которая ждала, держа в руках кувшин. Только тут он заметил внимательный взгляд Уильяма и догадался, что тот скорее всего уже довольно давно наблюдает за ним.
— Эскорт, посланный Филиппом, прибудет завтра, — обронил Уильям.
— Я знаю.
— Да ну? И ты не забыл еще, что мы с тобой изгнанники, объявленные вне закона?
Брендан едва не ухмыльнулся.
— Я помню.
Уоллес по-прежнему не сводил с него глаз.
— Мы с тобой не раз стояли плечом к плечу под градом стрел, отражали удары мечей, но тогда от боли и ран страдала лишь наша плоть. И мне бы не хотелось видеть, как истекает кровью твоя душа, потому что эти раны куда страшнее.
— Душа? — переспросил Брендан, не опуская глаз. Губы его скривились в горькой усмешке. — О чем ты, Уильям? Думаешь, я забыл, кто я такой? Обычный горец, хоть и возведенный в рыцарское звание на поле брани, но в душе все равно оставшийся «черной костью». В глазах английского короля я достоин одной лишь веревки. И я никогда не забуду об этом, Уильям.
— Да неужто? — Слабая улыбка заиграла на губах Уоллеса. — А я вот, представь себе, иногда забываю. И тогда мне кажется, что я обычный человек, который любит свой дом, семью, копается в земле, растит детей.
Порой мне сдается, что такую жизнь я бы с радостью предпочел любым испытаниям.
— Но ты ведь можешь все это иметь. Филипп будет только счастлив дать тебе и дом, и землю. А король Норвегии? Он много раз обещал тебе то же самое, лишь бы ты согласился служить ему…
— Нет, ни один из них не может дать мне дом: ведь земля, которой они рады меня наделить, — не моя земля, — покачал головой Уильям. — Да и детям, которые у меня могли бы родиться, я не смогу стать таким отцом, которого заслуживает каждый ребенок.
— Но ты ведь сказал…
— Я сказал, что я человек. Я потерял любимую женщину. И до сих пор порой, когда я слышу женский смех, мне вдруг представляется жизнь, которую я мог бы прожить. Но это проходит. Человек обязан принимать с благодарностью и не ропща все, что дает ему жизнь. Это вовсе не значит, что я никогда не женюсь. Но ты, мой юный друг, затеял опасную игру.
Глотнув вина, Брендан придвинулся к Уоллесу.
— Это ведь ты сказал, что пленница принадлежит мне.
— Да. Но ведь она уже давно не пленница, или я ошибаюсь?
— Я это и сам уже понял.
— К завтрашнему вечеру мы скорее всего будем уже в Париже.
— Но ведь это же только завтра, верно?
Смерив Брендана угрюмым взглядом, Уоллес укоризненно покачал головой. Потом пожал плечами.
— Да, это будет только завтра.
Именно в эту минуту на лестнице показалась Элинор. В длинном золотисто-желтом платье из мягкой струящейся материи с ниспадающими до полу рукавами, надменно подняв голову, она грациозной походкой спускалась к ним, словно королева — к свите покорных и восхищенных подданных.
— Миледи. — Уоллес отвесил ей поклон.
— Сэр Уильям, — чуть заметно кивнув головой, вежливо обронила Элинор.
Уоллес подвел ее к столу.
— Вы, наверное, знаете, что мы двинемся в Париж, как только прибудет присланный королем эскорт.
— Да.
— Тогда, вероятно, вы довольны тем, что больше вам не нужно подвергать опасности свою жизнь ради того, чтобы избежать нашего общества.
— Да.
— Конечно, этот дом — не совсем то, к чему вы привыкли, но это лучшее, что у нас есть.
На губах Элинор появилась улыбка.
— Сэр Уильям, неужели вы думаете, что я могу рассказать королю…
— Миледи, — почтительно перебил он, — меня пугает только тот день, когда, четвертованный, я встречусь с Творцом. Но что до того, о чем вы собираетесь рассказать королю… это, миледи, зависит лишь от вас.
Улыбка Элинор стала шире.
— Вы и вправду так считаете?
— Конечно.
— За вас, сэр! — Она поднесла к губам кубок с вином. — Признаюсь, мне будет искренне жаль, если в один прекрасный день вас четвертуют.
Уоллес расхохотался.
— В самом деле?
— Да, сэр Уильям, искренне жаль.
Улыбнувшись еще раз, Элинор отвернулась, и ее взгляд скользнул дальше, туда, где за столом сидел Брендан. Он взглянул на Элинор: в глазах ее было столько боли и отчаяния, что у него защемило сердце. Она показалась ему беззащитной маленькой девочкой.
— Миледи! — радостно улыбнулась ей сидевшая за столом Марго. Они обнялись.
— Стало быть, ты тоже участвовала в этом? — пошутила Элинор.
— Только потому, что боялась за вас, — улыбнулась Марго. — Но теперь все хорошо, правда? Вы могли погибнуть… вот Брендан и придумал все это.
— Марго, леди Элинор, ужин ждет вас, — напомнила Элен. — Миледи, отведайте этой рыбы. Скоро вы будете в Париже, но даже там вам не придется попробовать ничего лучше. И такого вина тоже.
— Вот в этом я нисколько не сомневаюсь, — пробормотала Элинор, усаживаясь за стол, и грациозным кивком поблагодарила Элен, когда та захлопотала вокруг нее.
Все воздали должное чудесно приготовленной рыбе и всему великолепию стола, в том числе и Уоллес, который выразил сожаление, что ему не приходилось раньше попробовать стряпни Элен.
Кто-то из мужчин тронул струны, и через мгновение сладостные звуки музыки наполнили комнату. Низкий, чуть хрипловатый голос запел старинную балладу о покинутой девушке и истекающем кровью воине. Завороженные красотой и печалью, зрители молча слушали. Уже давно стихли чарующие звуки, а они все сидели, погрузившись в свои мысли.
Первым очнулся Брендан.
— Твоя баллада хороша, приятель, может быть, даже слишком хороша для нас. Сыграй-ка нам лучше что-нибудь…
— Повеселее, — вмешался Эрик. Выскочив из-за стола, он схватил Марго за руку. — Потанцуешь со мной, красавица?
— Конечно, прекрасный сэр! — смеясь, согласилась Марго.
Они вышли на середину, и начался танец — дикий, неистовый, так что у зрителей перехватило дыхание. Наконец у танцоров закружилась голова, и они, смеясь, схватились за руки и остановились.
— Эх, жаль, что волынки нет! — вздохнул Уильям и повернулся к Элинор. — Миледи, могу ли я надеяться, что вы окажете мне честь…
Элинор встала.
— Охотно, сэр, если вы меня научите.
— У нас в горах этот танец танцуют в честь королевы Мая. Ведь мы, дикие и невежественные горцы, до сих пор верим в духов земли. Я с радостью научу вас ему, миледи.
Потягивая маленькими глотками вино, Брендан с удивлением следил за этой парой. Враги… непримиримые враги. Элинор ясно дала понять, что ничего не изменилось. И вот она как ни в чем не бывало танцует с Уоллесом. Покачав головой, он выругался сквозь зубы, стараясь не видеть того, как сверкают ее глаза, как струятся по плечам распущенные волосы…
— Сэр Брендан?
Элен потянула его за руку, и он послушно встал. Брендан танцевал как во сне. Он очнулся, только когда пришло время менять партнеров и маленькая ручка Элинор вдруг оказалась в его ладони. Глаза их встретились. Брендану показалось, что они плывут по воздуху.
— Мне нравится этот танец, — прошептала ему на ухо Элинор. — Он такой красивый.
— Это потому, что он родился в Шотландии. Ты и представить себе не можешь, как красивы наши горы, наши ущелья, водопады, горные озера. Они такие же голубые, как твои глаза.
— Возможно. Я ведь их никогда не видела.
— А бесчисленные острова на западном побережье Шотландии, где море с ревом бьется о скалы, а вода, серо-голубая, почти сливается с горизонтом! И земля…
— Красная, — подсказала Элинор.
— Красная?
— От крови, — пробормотала она и, выпустив его руку, вернулась за стол.
Брендан был как в тумане. Он не заметил, как все разошлись, как ушел Эрик, уводя за собой Марго, как неслышно один за другим выскользнули из-за стола остальные. Остались только они вдвоем с Уоллесом. Мужчины молча смотрели, как догорает огонь в камине.
— Эскорт прибудет завтра, — вдруг напомнил ему Уоллес.
— Да…
— Так не трать даром время, парень!
Словно очнувшись, Брендан в три прыжка преодолел лестницу и замер перед дверью в комнату Элинор.
Уже коснувшись ее рукой, он вдруг словно превратился в камень. Сумасшедший, пронеслось у него в голове.
Брендан мучительно гадал, ждет ли его Элинор.
Она ждала.
Стояла такая тишина, что даже время, казалось, остановилось. В камине беззвучно ллясали языки пламени.
То, что происходило совсем недавно, было похоже на сон. Она смеялась, кружилась в новом, незнакомом ей танце под чарующие звуки лютни, вместе с Уоллесом жалела, что не может послушать волынку. И чувствовала себя предательницей — ведь эти люди несли смерть и разрушения ее родной стране. Сомнения раздирали ее: они тоже умирали, отдавая свою жизнь за то, во что свято верили. Они сражались против ее короля, которого она почитала и будет почитать. Зажмурившись, Элинор попыталась воскресить в своей памяти тот страшный день в Клэрине, когда там лилась кровь, но в ушах ее по-прежнему пела лютня, а сердце с каждой минутой болело все сильнее.
Она ждала…
И вот наконец дверь отворилась, и пламя камина выхватило из темноты лицо Брендана. Элинор как во сне потянула завязки платья, и оно медленно сползло к ее ногам, а она все не в силах была отвести глаза от темного силуэта, застывшего в дверях. Он замер, и она не понимала, чего же он ждет, когда она стоит перед ним обнаженная, прикрытая только легким шелком волос. Даже на расстоянии он должен был слышать, как гулко стучит ее сердце…
Неужели он не догадывался?
Дверь с легким стуком закрылась, и он шагнул к Элинор. Она кинулась к нему на шею, и Брендан подхватил ее на руки.
Как счастлива была бы Элинор, если бы это продолжалось вечно…
Брендан проснулся с первым лучом солнца.
Элинор мирно спала.
Янтарные угли все еще тлели в черном зеве камина, но утро уже наступило. Он боялся пошевельнуться — она лежала, прижавшись к нему, спутанные волосы рассыпались по его груди, и он чувствовал исходивший от них сладкий запах. Кто-то чуть слышно постучал в дверь, и она слабо скрипнула.
— Светает, — произнес знакомый низкий голос, и Брендан догадался, что Эрик уже встал.
Она скоро выйдет за своего графа. Брендан знал, что Элинор, не колеблясь, сдержит данное ей слово. А сам он, несмотря на то что сейчас с радостью перевернул бы небо и землю, лишь бы оставаться с ней, пойдет и дальше своим путем, как Элинор — своим. И ему пришлось собрать все свои силы, чтобы не схватить ее в объятия… Он бы мог потребовать, чтобы она бросила своего проклятого графа, уехала бы с ним, чтобы сражаться рука об руку… С англичанами. Со своим народом.
Пальцы его задрожали. Едва сознавая, что делает, он зарылся лицом в ее ароматные волосы, легко коснулся губами плеча Элинор. Все тело его разрывалось от боли. Брендан стиснул зубы, ему казалось, сердце его истекает кровью. Он тяжело дышал, жадно втягивая ее запах, словно хотел навеки сохранить его в памяти…
Собрав в кулак всю свою волю, он встал, торопливо натянул на себя одежду и снова нагнулся к ней, заботливо укутав ее одеялом. В последний раз коснулся рассыпавшихся по подушке волос, отливавших золотом в первых лучах утреннего солнца.
Потом повернулся и вышел за дверь, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не обернуться.
Дверь с тихим стуком захлопнулась за его спиной, и он вздрогнул — этот звук показался ему ударом топора по плахе.
Внизу его поджидал Эрик.
— Пора ехать встречать посланцев короля, — напомнил тот.
Брендан молча кивнул.
Граф Бреслу оказался на редкость приятным человеком, галантным и изысканным кавалером. По его лицу было заметно, что он доволен, однако он тут же дал понять, что им пора ехать. Под началом у графа было двое рыцарей из королевской свиты и две придворные дамы, готовые исполнить любое желание Элинор.
Они выехали из Кале довольно большой компанией: пять человек, присланных королем Франции, вслед за ними — Уоллес, гарцевавший во главе шести своих людей, среди которых были и Брендан с Эриком, за ними де Лонгвиль, Марго и Элен. Позади вместе с багажом ехали слуги. Брайди, о которой Элинор уже почти забыла, ждала ее в Париже. Узнает ли она ее, гадала Элинор, ведь за то время, что прошло с их разлуки, она так изменилась.
Утром, едва открыв глаза, она не обнаружила Брендана. Ни слова прощания… ничего. Он ясно дал ей понять, что будущего у них нет. И сейчас он ехал впереди кавалькады, беседуя о чем-то с Уоллесом и Бреслу. С Элинор оставались только Марго и Элен. Женщины весело щебетали, показывая ей окрестности.
На ночлег они решили остановиться в Сент-Омере, в монастыре, построенном в седьмом веке.
Утро следующего дня выдалось погожим и солнечным. Отстояв заутреню и слегка закусив, отправились в Аррас. Прибыв в город, Элинор отдала визит вежливости городским старшинам. На ночь решено было остановиться в гостинице.
Из Арраса путь их лежал в Амьен. Но перед самым отъездом Бреслу настоял, чтобы они непременно зашли в собор, вознесли молитву о благополучном окончании путешествия.
При виде собора у Элинор дух захватило. Пока еще в строительных лесах, он поражал своим великолепием; неф и алтарь сияли золотом, тонкие шпили уходили, казалось, в самое небо. Опустившись на колени перед алтарем, Элинор вздрогнула — рядом с ней стоял Брендан. Невольно покраснев, она низко склонила голову, напомнив себе, что находится в храме.
— Молишься, чтобы Господь помог тебе стать хорошей и верной женой?
Она покосилась в его сторону, ожидая увидеть в его глазах насмешку, но лицо Брендана было неожиданно мрачным и суровым.
— Может быть. А вы, сэр? Просите Господа, чтобы он дал вам силы уничтожить англичан всех до единого и вернуть Шотландии долгожданную свободу?
— Нет, миледи, — просто ответил он, — молю Бога о том, чтобы он помог мне забыть вас.
Он порывисто поднялся и вышел, оставив ее одну, а Элинор тщетно старалась скрыть подступившие к глазам слезы. Шло время, а она все еще стояла на коленях, пока не почувствовала, как на ее плечо опустилась чья-то рука.
Это был Бреслу.
— Простите, миледи, но пора в путь. Мы поспешим, чтобы как можно скорее добраться до Парижа и к утру передать вас графу де Лаквилю.
Не поднимая головы, Элинор вслед за графом вышла из собора и позволила усадить себя в седло.
Местность, по которой они проезжали, поражала своей красотой. Чтобы не огорчать Элен и Марго, Элинор делала вид, что любуется окрестностями, на редкость живописными, несмотря на зиму.
Брендан старался держаться в отдалении. То он о чем-то беседовал с Уоллесом, то перекидывался замечаниями с Бреслу.
С наступлением темноты они добрались до Бове. Оказалось, что там их уже ждут.
Элинор отвели самые лучшие покои в замке графа Клавана. Сам граф был при дворе, но просил передать, что рад их приезду. Ужин уже поджидал их. К удивлению Элинор, она оказалась единственной женщиной за столом — остальных, в том числе и дам, сопровождавших ее в поездке, нигде не было видно. Кроме Бреслу, за столом сидели только Брендан, Эрик и Уоллес. Выпив несколько бокалов вина, Бреслу немного расслабился и позволил себе заговорить о делах, правда, предварительно извинившись перед Элинор.
— Сэр Уильям, вы меня просто поражаете, честное слово! Прошу прощения, миледи! Высадиться на французский берег в компании французского пирата! Конечно, ненависть нашего короля к старику Эдуарду — еще раз прошу прощения, миледи, — лучшая гарантия его безопасности, а за вас говорит ваша безупречная репутация и служба его величеству. Король Филипп был бы счастлив, если бы вы согласились принять от него в дар владения во Франции и встали бы во главе его армии…
— Я весьма признателен его величеству за столь высокую оценку моих скромных заслуг. — Уоллес почтительно склонил голову.
— А с такими воинами, как у вас… Ах, Брендан, надеюсь, вы еще не забыли, как мы плечом к плечу сражались в Гаскони? Иисусе сладчайший, я не знаю другого такого воина, как вы, мой юный друг! Под ударами вашего меча англичане валились на землю, словно спелые колосья под серпом!
— Славная была битва, — сурово бросил Брендан.
— О, прошу прощения, миледи! — Бреслу, в отчаянии от своей забывчивости, всплеснул руками. — Вы так прекрасны, что я все время забываю, что вы не француженка.
— Странный комплимент, граф, но все равно спасибо, — пробормотала Элинор.
Бреслу растерянно захлопал глазами. Потом вдруг с неожиданным гневом в голосе спросил:
— Этот пират… надеюсь, он не успел причинить вам зло? Подняв бокал, Элинор небрежно улыбнулась.
— Мы едва успели обменяться несколькими словами.
— Ах да! Ведь наши друзья подоспели на выручку почти сразу же! Ходили, однако, слухи, миледи, что вы на дух не переносите шотландцев. Неужели вы и вправду решились броситься за борт… и это в разгар зимы!
— Причем дважды, — ответил за нее Брендан. Элинор старалась не смотреть в его сторону.
— Там, откуда я приехала, сэр, легко вырасти в ненависти к шотландцам.
— А, вот в чем дело! Зато теперь вокруг вас одни французы.
— Да, — пробормотала Элинор.
— Итак, миледи, — насмешливо продолжал Бреслу, — вы и теперь находите, что шотландцы — это воплощение дьявола?
— Только в тот момент, когда они тащат меня из воды! — смеясь, ответила Элинор.
— К тому же дважды подряд, — подковырнул ее Бреслу и тоже захоходал, запрокинув голову. — Да, миледи, обычно слухи преувеличивают, но вы еще более удивительная женщина, чем я мог себе представить!
— Еще раз спасибо за комплимент.
— Хотя не все мужчины были бы рады заполучить такую непокорную невесту.
— Выходит, им по нутру пустоголовые овцы, слишком малодушные, чтобы сопротивляться, даже когда их тащат на убой? — вдруг вмешался Брендан.
Бреслу метнул в его сторону быстрый взгляд.
— Нет, конечно! Впрочем, хорошо это или плохо, покажет время. Ведь вы, миледи, при Фолкерке сражались как настоящий воин во главе своих людей, а тогда шотландцы потерпели поражение!
— Я вовсе не сражалась «во главе», я просто была среди них.
— Красота, изящество, к тому же скромность… просто само совершенство, — проворчал, ни к кому не обращаясь, Брендан.
За столом повисло неловкое молчание. Брендан откашлялся.
— Но сейчас у нас мир.
Элинор наконец отважилась поднять глаза на Брендана. Он смотрел на нее в упор.
— Мир, — согласилась она.
— Признаться, миледи, я просто сгораю от зависти, — вмешался Бреслу, стараясь разрядить обстановку. — Мой друг граф де Лаквиль даже не подозревает, как ему повезло!
— Это точно, — жестко подтвердил Уоллес.
Элинор вдруг почувствовала, как по спине пополз странный холодок.
Придворные дамы, мадемуазель Жено и мадемуазель Брай, поднялись помочь Элинор раздеться, И хотя она больше не находилась под опекой шотландцев, тем не менее нетерпеливо ждала, пока они уйдут. Теперь она среди французов, и Брендан не осмелится пробраться в ее комнату. Но она все равно молилась, чтобы он пришел. Элинор понимала, какой это риск, и все равно ждала. Завтра они въедут в Париж… Одному Богу известно, что ее там ждет. Но если их застанут на месте преступления, то по законам чести Бреслу будет вынужден вызвать Брендана на поединок. Уоллес, конечно, кинется защищать Брендана, и бог весть, чем все это кончится! Жизнь миллионов людей, судьбы стран поставлны на карту. Нет, лучше бы он не приходил.
Он не придет. Не может прийти.
И вдруг ей послышался слабый шум за окном. Бросившись к нему, Элинор обнаружила за ним балкон.
Вцепившись в каменный нос сказочного грифона, служившего украшением стены, Брендан подтянулся и перескочил через поручень. Элинор поспешно распахнула створки. Этим вечером он был в килте и простой льняной рубашке, поверх которой был накинут неизменный клетчатый плед, сколотый кельтской брошью.
— Я решил сегодня не пользоваться лестницей, — прошептал он.
— Гениальная идея, — мрачно пробурчала Элинор, — только довольно глупая.
— Но ведь мы же еще не в Париже.
Оба застыли, залитые лунным светом. Что тоже было глупо.
— Еще нет, — прошептала она и за руку потянула его в комнату.
В эту ночь они ни на минуту не сомкнули глаз — слишком драгоценны были эти минуты, которые им суждено было провести вместе.
— Помнишь, как ты на корабле сказал мне, что у меня жалкий вид?
— Тогда ты была больна. А сейчас…
— А сейчас ты взобрался по стене, чтобы увидеть меня…
— Ты прекрасна.
— Я стою того, чтобы мужчина рисковал ради меня головой?
— Тысячу раз. И все-таки нужно соблюдать осторожность. Ты просто не знаешь себе цены.
— Она не так уж велика. — Ты себя недооцениваешь.
— А мне казалось, чтонаоборот. Иты это говорил.
— Мы, шотландцы, любим рисковать.
— Ради Шотландии.
— У нас нет выбора.
— И у меня тоже, — тихо прошептала она. — А когда я выйду замуж…
— То станешь хорошей женой.
— Да. У меня нет другого выбора.
— Он есть, и ты это знаешь. Ты можешь связать свою судьбу с изгнанником. С шотландцем.
— Убежать с тобой?! — Ей показалось, что она ослышалась.
— Только не жди особой роскоши. Единственной крышей над нашей головой порой может быть листва деревьев. В дождь, в стужу, в холод. Конечно, и у нас встречаются замки, но на севере живут по старинке. Зато по крайней мере Эдуард не осмеливается туда сунуться.
— И шотландские бароны… словно флюгер на ветру — сегодня верны одному, завтра другому. Вчера был мир, а сегодня уже бряцают оружием. И этот жалкий король, за которого ты готов сложить свою голову…
— Не за него. За Шотландию…
— Но ведь ты же можешь присягнуть на верность Эдуарду, и он простит тебя. Единственный, от кого он не примет клятвы, — это Уоллес.
— Я служил Уоллесу слишком долго, чтобы сейчас умолять Эдуарда о прощении. И к тому же я не такой человек, который бросает клятвы на ветер.
— Но…
— Если я даю клятву верности, то это навсегда. — Элинор продолжала гадать, в самом ли деле Брендан предлагал ей бежать, разделить судьбу с изгнанником… Наверное, нет. Они были во Франции. Она была обручена со знатным, хотя и довольно старым, французским графом. И все же…
— Я никогда не смогу тебя забыть!
— Я не позволю, чтобы ты меня забыла, — пробормотал он, обнимая ее.
Они снова забыли о времени. А когда небо за окном стало светлеть, Элинор молча смотрела, как он, поплотнее завернувшись в плед, приготовился скользнуть в темноту. Не выдержав, она притянула его к себе.
— Брендан…
Опустившись на колени, он поднес ее руку к губам.
— Миледи, я клянусь вам в вечной верности. Если вам будет угрожать опасность, только позовите. И где бы я ни был, я приду.
— Брендан, ты не должен так говорить! Я вернусь в Англию. Это страшный риск для тебя…
— Мы любим рисковать.
— Ради Шотландии.
— Шотландия стоит того, чтобы ради нее рисковать головой. И вы, миледи, тоже.
Элинор затрясла головой.
— Я должна выйти замуж за Алена! Должна! — Приподняв ее голову, он поцеловал ее. Элинор закрыла глаза и взмолилась, чтобы время остановилось. Когда она открыла их, он уже исчез.
Элинор еще не спустилась вниз. Брендан, сидя за столом между Эриком и Уильямом, настолько погрузился в мрачные мысли, что очнулся, только когда Эрик, толкнув его в бок, предложил подлить, ему вина.
— Хорошо, — рассеянно кивнул тот, мимоходом улыбнувшись Элен, которая ждала, держа в руках кувшин. Только тут он заметил внимательный взгляд Уильяма и догадался, что тот скорее всего уже довольно давно наблюдает за ним.
— Эскорт, посланный Филиппом, прибудет завтра, — обронил Уильям.
— Я знаю.
— Да ну? И ты не забыл еще, что мы с тобой изгнанники, объявленные вне закона?
Брендан едва не ухмыльнулся.
— Я помню.
Уоллес по-прежнему не сводил с него глаз.
— Мы с тобой не раз стояли плечом к плечу под градом стрел, отражали удары мечей, но тогда от боли и ран страдала лишь наша плоть. И мне бы не хотелось видеть, как истекает кровью твоя душа, потому что эти раны куда страшнее.
— Душа? — переспросил Брендан, не опуская глаз. Губы его скривились в горькой усмешке. — О чем ты, Уильям? Думаешь, я забыл, кто я такой? Обычный горец, хоть и возведенный в рыцарское звание на поле брани, но в душе все равно оставшийся «черной костью». В глазах английского короля я достоин одной лишь веревки. И я никогда не забуду об этом, Уильям.
— Да неужто? — Слабая улыбка заиграла на губах Уоллеса. — А я вот, представь себе, иногда забываю. И тогда мне кажется, что я обычный человек, который любит свой дом, семью, копается в земле, растит детей.
Порой мне сдается, что такую жизнь я бы с радостью предпочел любым испытаниям.
— Но ты ведь можешь все это иметь. Филипп будет только счастлив дать тебе и дом, и землю. А король Норвегии? Он много раз обещал тебе то же самое, лишь бы ты согласился служить ему…
— Нет, ни один из них не может дать мне дом: ведь земля, которой они рады меня наделить, — не моя земля, — покачал головой Уильям. — Да и детям, которые у меня могли бы родиться, я не смогу стать таким отцом, которого заслуживает каждый ребенок.
— Но ты ведь сказал…
— Я сказал, что я человек. Я потерял любимую женщину. И до сих пор порой, когда я слышу женский смех, мне вдруг представляется жизнь, которую я мог бы прожить. Но это проходит. Человек обязан принимать с благодарностью и не ропща все, что дает ему жизнь. Это вовсе не значит, что я никогда не женюсь. Но ты, мой юный друг, затеял опасную игру.
Глотнув вина, Брендан придвинулся к Уоллесу.
— Это ведь ты сказал, что пленница принадлежит мне.
— Да. Но ведь она уже давно не пленница, или я ошибаюсь?
— Я это и сам уже понял.
— К завтрашнему вечеру мы скорее всего будем уже в Париже.
— Но ведь это же только завтра, верно?
Смерив Брендана угрюмым взглядом, Уоллес укоризненно покачал головой. Потом пожал плечами.
— Да, это будет только завтра.
Именно в эту минуту на лестнице показалась Элинор. В длинном золотисто-желтом платье из мягкой струящейся материи с ниспадающими до полу рукавами, надменно подняв голову, она грациозной походкой спускалась к ним, словно королева — к свите покорных и восхищенных подданных.
— Миледи. — Уоллес отвесил ей поклон.
— Сэр Уильям, — чуть заметно кивнув головой, вежливо обронила Элинор.
Уоллес подвел ее к столу.
— Вы, наверное, знаете, что мы двинемся в Париж, как только прибудет присланный королем эскорт.
— Да.
— Тогда, вероятно, вы довольны тем, что больше вам не нужно подвергать опасности свою жизнь ради того, чтобы избежать нашего общества.
— Да.
— Конечно, этот дом — не совсем то, к чему вы привыкли, но это лучшее, что у нас есть.
На губах Элинор появилась улыбка.
— Сэр Уильям, неужели вы думаете, что я могу рассказать королю…
— Миледи, — почтительно перебил он, — меня пугает только тот день, когда, четвертованный, я встречусь с Творцом. Но что до того, о чем вы собираетесь рассказать королю… это, миледи, зависит лишь от вас.
Улыбка Элинор стала шире.
— Вы и вправду так считаете?
— Конечно.
— За вас, сэр! — Она поднесла к губам кубок с вином. — Признаюсь, мне будет искренне жаль, если в один прекрасный день вас четвертуют.
Уоллес расхохотался.
— В самом деле?
— Да, сэр Уильям, искренне жаль.
Улыбнувшись еще раз, Элинор отвернулась, и ее взгляд скользнул дальше, туда, где за столом сидел Брендан. Он взглянул на Элинор: в глазах ее было столько боли и отчаяния, что у него защемило сердце. Она показалась ему беззащитной маленькой девочкой.
— Миледи! — радостно улыбнулась ей сидевшая за столом Марго. Они обнялись.
— Стало быть, ты тоже участвовала в этом? — пошутила Элинор.
— Только потому, что боялась за вас, — улыбнулась Марго. — Но теперь все хорошо, правда? Вы могли погибнуть… вот Брендан и придумал все это.
— Марго, леди Элинор, ужин ждет вас, — напомнила Элен. — Миледи, отведайте этой рыбы. Скоро вы будете в Париже, но даже там вам не придется попробовать ничего лучше. И такого вина тоже.
— Вот в этом я нисколько не сомневаюсь, — пробормотала Элинор, усаживаясь за стол, и грациозным кивком поблагодарила Элен, когда та захлопотала вокруг нее.
Все воздали должное чудесно приготовленной рыбе и всему великолепию стола, в том числе и Уоллес, который выразил сожаление, что ему не приходилось раньше попробовать стряпни Элен.
Кто-то из мужчин тронул струны, и через мгновение сладостные звуки музыки наполнили комнату. Низкий, чуть хрипловатый голос запел старинную балладу о покинутой девушке и истекающем кровью воине. Завороженные красотой и печалью, зрители молча слушали. Уже давно стихли чарующие звуки, а они все сидели, погрузившись в свои мысли.
Первым очнулся Брендан.
— Твоя баллада хороша, приятель, может быть, даже слишком хороша для нас. Сыграй-ка нам лучше что-нибудь…
— Повеселее, — вмешался Эрик. Выскочив из-за стола, он схватил Марго за руку. — Потанцуешь со мной, красавица?
— Конечно, прекрасный сэр! — смеясь, согласилась Марго.
Они вышли на середину, и начался танец — дикий, неистовый, так что у зрителей перехватило дыхание. Наконец у танцоров закружилась голова, и они, смеясь, схватились за руки и остановились.
— Эх, жаль, что волынки нет! — вздохнул Уильям и повернулся к Элинор. — Миледи, могу ли я надеяться, что вы окажете мне честь…
Элинор встала.
— Охотно, сэр, если вы меня научите.
— У нас в горах этот танец танцуют в честь королевы Мая. Ведь мы, дикие и невежественные горцы, до сих пор верим в духов земли. Я с радостью научу вас ему, миледи.
Потягивая маленькими глотками вино, Брендан с удивлением следил за этой парой. Враги… непримиримые враги. Элинор ясно дала понять, что ничего не изменилось. И вот она как ни в чем не бывало танцует с Уоллесом. Покачав головой, он выругался сквозь зубы, стараясь не видеть того, как сверкают ее глаза, как струятся по плечам распущенные волосы…
— Сэр Брендан?
Элен потянула его за руку, и он послушно встал. Брендан танцевал как во сне. Он очнулся, только когда пришло время менять партнеров и маленькая ручка Элинор вдруг оказалась в его ладони. Глаза их встретились. Брендану показалось, что они плывут по воздуху.
— Мне нравится этот танец, — прошептала ему на ухо Элинор. — Он такой красивый.
— Это потому, что он родился в Шотландии. Ты и представить себе не можешь, как красивы наши горы, наши ущелья, водопады, горные озера. Они такие же голубые, как твои глаза.
— Возможно. Я ведь их никогда не видела.
— А бесчисленные острова на западном побережье Шотландии, где море с ревом бьется о скалы, а вода, серо-голубая, почти сливается с горизонтом! И земля…
— Красная, — подсказала Элинор.
— Красная?
— От крови, — пробормотала она и, выпустив его руку, вернулась за стол.
Брендан был как в тумане. Он не заметил, как все разошлись, как ушел Эрик, уводя за собой Марго, как неслышно один за другим выскользнули из-за стола остальные. Остались только они вдвоем с Уоллесом. Мужчины молча смотрели, как догорает огонь в камине.
— Эскорт прибудет завтра, — вдруг напомнил ему Уоллес.
— Да…
— Так не трать даром время, парень!
Словно очнувшись, Брендан в три прыжка преодолел лестницу и замер перед дверью в комнату Элинор.
Уже коснувшись ее рукой, он вдруг словно превратился в камень. Сумасшедший, пронеслось у него в голове.
Брендан мучительно гадал, ждет ли его Элинор.
Она ждала.
Стояла такая тишина, что даже время, казалось, остановилось. В камине беззвучно ллясали языки пламени.
То, что происходило совсем недавно, было похоже на сон. Она смеялась, кружилась в новом, незнакомом ей танце под чарующие звуки лютни, вместе с Уоллесом жалела, что не может послушать волынку. И чувствовала себя предательницей — ведь эти люди несли смерть и разрушения ее родной стране. Сомнения раздирали ее: они тоже умирали, отдавая свою жизнь за то, во что свято верили. Они сражались против ее короля, которого она почитала и будет почитать. Зажмурившись, Элинор попыталась воскресить в своей памяти тот страшный день в Клэрине, когда там лилась кровь, но в ушах ее по-прежнему пела лютня, а сердце с каждой минутой болело все сильнее.
Она ждала…
И вот наконец дверь отворилась, и пламя камина выхватило из темноты лицо Брендана. Элинор как во сне потянула завязки платья, и оно медленно сползло к ее ногам, а она все не в силах была отвести глаза от темного силуэта, застывшего в дверях. Он замер, и она не понимала, чего же он ждет, когда она стоит перед ним обнаженная, прикрытая только легким шелком волос. Даже на расстоянии он должен был слышать, как гулко стучит ее сердце…
Неужели он не догадывался?
Дверь с легким стуком закрылась, и он шагнул к Элинор. Она кинулась к нему на шею, и Брендан подхватил ее на руки.
Как счастлива была бы Элинор, если бы это продолжалось вечно…
Брендан проснулся с первым лучом солнца.
Элинор мирно спала.
Янтарные угли все еще тлели в черном зеве камина, но утро уже наступило. Он боялся пошевельнуться — она лежала, прижавшись к нему, спутанные волосы рассыпались по его груди, и он чувствовал исходивший от них сладкий запах. Кто-то чуть слышно постучал в дверь, и она слабо скрипнула.
— Светает, — произнес знакомый низкий голос, и Брендан догадался, что Эрик уже встал.
Она скоро выйдет за своего графа. Брендан знал, что Элинор, не колеблясь, сдержит данное ей слово. А сам он, несмотря на то что сейчас с радостью перевернул бы небо и землю, лишь бы оставаться с ней, пойдет и дальше своим путем, как Элинор — своим. И ему пришлось собрать все свои силы, чтобы не схватить ее в объятия… Он бы мог потребовать, чтобы она бросила своего проклятого графа, уехала бы с ним, чтобы сражаться рука об руку… С англичанами. Со своим народом.
Пальцы его задрожали. Едва сознавая, что делает, он зарылся лицом в ее ароматные волосы, легко коснулся губами плеча Элинор. Все тело его разрывалось от боли. Брендан стиснул зубы, ему казалось, сердце его истекает кровью. Он тяжело дышал, жадно втягивая ее запах, словно хотел навеки сохранить его в памяти…
Собрав в кулак всю свою волю, он встал, торопливо натянул на себя одежду и снова нагнулся к ней, заботливо укутав ее одеялом. В последний раз коснулся рассыпавшихся по подушке волос, отливавших золотом в первых лучах утреннего солнца.
Потом повернулся и вышел за дверь, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не обернуться.
Дверь с тихим стуком захлопнулась за его спиной, и он вздрогнул — этот звук показался ему ударом топора по плахе.
Внизу его поджидал Эрик.
— Пора ехать встречать посланцев короля, — напомнил тот.
Брендан молча кивнул.
Граф Бреслу оказался на редкость приятным человеком, галантным и изысканным кавалером. По его лицу было заметно, что он доволен, однако он тут же дал понять, что им пора ехать. Под началом у графа было двое рыцарей из королевской свиты и две придворные дамы, готовые исполнить любое желание Элинор.
Они выехали из Кале довольно большой компанией: пять человек, присланных королем Франции, вслед за ними — Уоллес, гарцевавший во главе шести своих людей, среди которых были и Брендан с Эриком, за ними де Лонгвиль, Марго и Элен. Позади вместе с багажом ехали слуги. Брайди, о которой Элинор уже почти забыла, ждала ее в Париже. Узнает ли она ее, гадала Элинор, ведь за то время, что прошло с их разлуки, она так изменилась.
Утром, едва открыв глаза, она не обнаружила Брендана. Ни слова прощания… ничего. Он ясно дал ей понять, что будущего у них нет. И сейчас он ехал впереди кавалькады, беседуя о чем-то с Уоллесом и Бреслу. С Элинор оставались только Марго и Элен. Женщины весело щебетали, показывая ей окрестности.
На ночлег они решили остановиться в Сент-Омере, в монастыре, построенном в седьмом веке.
Утро следующего дня выдалось погожим и солнечным. Отстояв заутреню и слегка закусив, отправились в Аррас. Прибыв в город, Элинор отдала визит вежливости городским старшинам. На ночь решено было остановиться в гостинице.
Из Арраса путь их лежал в Амьен. Но перед самым отъездом Бреслу настоял, чтобы они непременно зашли в собор, вознесли молитву о благополучном окончании путешествия.
При виде собора у Элинор дух захватило. Пока еще в строительных лесах, он поражал своим великолепием; неф и алтарь сияли золотом, тонкие шпили уходили, казалось, в самое небо. Опустившись на колени перед алтарем, Элинор вздрогнула — рядом с ней стоял Брендан. Невольно покраснев, она низко склонила голову, напомнив себе, что находится в храме.
— Молишься, чтобы Господь помог тебе стать хорошей и верной женой?
Она покосилась в его сторону, ожидая увидеть в его глазах насмешку, но лицо Брендана было неожиданно мрачным и суровым.
— Может быть. А вы, сэр? Просите Господа, чтобы он дал вам силы уничтожить англичан всех до единого и вернуть Шотландии долгожданную свободу?
— Нет, миледи, — просто ответил он, — молю Бога о том, чтобы он помог мне забыть вас.
Он порывисто поднялся и вышел, оставив ее одну, а Элинор тщетно старалась скрыть подступившие к глазам слезы. Шло время, а она все еще стояла на коленях, пока не почувствовала, как на ее плечо опустилась чья-то рука.
Это был Бреслу.
— Простите, миледи, но пора в путь. Мы поспешим, чтобы как можно скорее добраться до Парижа и к утру передать вас графу де Лаквилю.
Не поднимая головы, Элинор вслед за графом вышла из собора и позволила усадить себя в седло.
Местность, по которой они проезжали, поражала своей красотой. Чтобы не огорчать Элен и Марго, Элинор делала вид, что любуется окрестностями, на редкость живописными, несмотря на зиму.
Брендан старался держаться в отдалении. То он о чем-то беседовал с Уоллесом, то перекидывался замечаниями с Бреслу.
С наступлением темноты они добрались до Бове. Оказалось, что там их уже ждут.
Элинор отвели самые лучшие покои в замке графа Клавана. Сам граф был при дворе, но просил передать, что рад их приезду. Ужин уже поджидал их. К удивлению Элинор, она оказалась единственной женщиной за столом — остальных, в том числе и дам, сопровождавших ее в поездке, нигде не было видно. Кроме Бреслу, за столом сидели только Брендан, Эрик и Уоллес. Выпив несколько бокалов вина, Бреслу немного расслабился и позволил себе заговорить о делах, правда, предварительно извинившись перед Элинор.
— Сэр Уильям, вы меня просто поражаете, честное слово! Прошу прощения, миледи! Высадиться на французский берег в компании французского пирата! Конечно, ненависть нашего короля к старику Эдуарду — еще раз прошу прощения, миледи, — лучшая гарантия его безопасности, а за вас говорит ваша безупречная репутация и служба его величеству. Король Филипп был бы счастлив, если бы вы согласились принять от него в дар владения во Франции и встали бы во главе его армии…
— Я весьма признателен его величеству за столь высокую оценку моих скромных заслуг. — Уоллес почтительно склонил голову.
— А с такими воинами, как у вас… Ах, Брендан, надеюсь, вы еще не забыли, как мы плечом к плечу сражались в Гаскони? Иисусе сладчайший, я не знаю другого такого воина, как вы, мой юный друг! Под ударами вашего меча англичане валились на землю, словно спелые колосья под серпом!
— Славная была битва, — сурово бросил Брендан.
— О, прошу прощения, миледи! — Бреслу, в отчаянии от своей забывчивости, всплеснул руками. — Вы так прекрасны, что я все время забываю, что вы не француженка.
— Странный комплимент, граф, но все равно спасибо, — пробормотала Элинор.
Бреслу растерянно захлопал глазами. Потом вдруг с неожиданным гневом в голосе спросил:
— Этот пират… надеюсь, он не успел причинить вам зло? Подняв бокал, Элинор небрежно улыбнулась.
— Мы едва успели обменяться несколькими словами.
— Ах да! Ведь наши друзья подоспели на выручку почти сразу же! Ходили, однако, слухи, миледи, что вы на дух не переносите шотландцев. Неужели вы и вправду решились броситься за борт… и это в разгар зимы!
— Причем дважды, — ответил за нее Брендан. Элинор старалась не смотреть в его сторону.
— Там, откуда я приехала, сэр, легко вырасти в ненависти к шотландцам.
— А, вот в чем дело! Зато теперь вокруг вас одни французы.
— Да, — пробормотала Элинор.
— Итак, миледи, — насмешливо продолжал Бреслу, — вы и теперь находите, что шотландцы — это воплощение дьявола?
— Только в тот момент, когда они тащат меня из воды! — смеясь, ответила Элинор.
— К тому же дважды подряд, — подковырнул ее Бреслу и тоже захоходал, запрокинув голову. — Да, миледи, обычно слухи преувеличивают, но вы еще более удивительная женщина, чем я мог себе представить!
— Еще раз спасибо за комплимент.
— Хотя не все мужчины были бы рады заполучить такую непокорную невесту.
— Выходит, им по нутру пустоголовые овцы, слишком малодушные, чтобы сопротивляться, даже когда их тащат на убой? — вдруг вмешался Брендан.
Бреслу метнул в его сторону быстрый взгляд.
— Нет, конечно! Впрочем, хорошо это или плохо, покажет время. Ведь вы, миледи, при Фолкерке сражались как настоящий воин во главе своих людей, а тогда шотландцы потерпели поражение!
— Я вовсе не сражалась «во главе», я просто была среди них.
— Красота, изящество, к тому же скромность… просто само совершенство, — проворчал, ни к кому не обращаясь, Брендан.
За столом повисло неловкое молчание. Брендан откашлялся.
— Но сейчас у нас мир.
Элинор наконец отважилась поднять глаза на Брендана. Он смотрел на нее в упор.
— Мир, — согласилась она.
— Признаться, миледи, я просто сгораю от зависти, — вмешался Бреслу, стараясь разрядить обстановку. — Мой друг граф де Лаквиль даже не подозревает, как ему повезло!
— Это точно, — жестко подтвердил Уоллес.
Элинор вдруг почувствовала, как по спине пополз странный холодок.
Придворные дамы, мадемуазель Жено и мадемуазель Брай, поднялись помочь Элинор раздеться, И хотя она больше не находилась под опекой шотландцев, тем не менее нетерпеливо ждала, пока они уйдут. Теперь она среди французов, и Брендан не осмелится пробраться в ее комнату. Но она все равно молилась, чтобы он пришел. Элинор понимала, какой это риск, и все равно ждала. Завтра они въедут в Париж… Одному Богу известно, что ее там ждет. Но если их застанут на месте преступления, то по законам чести Бреслу будет вынужден вызвать Брендана на поединок. Уоллес, конечно, кинется защищать Брендана, и бог весть, чем все это кончится! Жизнь миллионов людей, судьбы стран поставлны на карту. Нет, лучше бы он не приходил.
Он не придет. Не может прийти.
И вдруг ей послышался слабый шум за окном. Бросившись к нему, Элинор обнаружила за ним балкон.
Вцепившись в каменный нос сказочного грифона, служившего украшением стены, Брендан подтянулся и перескочил через поручень. Элинор поспешно распахнула створки. Этим вечером он был в килте и простой льняной рубашке, поверх которой был накинут неизменный клетчатый плед, сколотый кельтской брошью.
— Я решил сегодня не пользоваться лестницей, — прошептал он.
— Гениальная идея, — мрачно пробурчала Элинор, — только довольно глупая.
— Но ведь мы же еще не в Париже.
Оба застыли, залитые лунным светом. Что тоже было глупо.
— Еще нет, — прошептала она и за руку потянула его в комнату.
В эту ночь они ни на минуту не сомкнули глаз — слишком драгоценны были эти минуты, которые им суждено было провести вместе.
— Помнишь, как ты на корабле сказал мне, что у меня жалкий вид?
— Тогда ты была больна. А сейчас…
— А сейчас ты взобрался по стене, чтобы увидеть меня…
— Ты прекрасна.
— Я стою того, чтобы мужчина рисковал ради меня головой?
— Тысячу раз. И все-таки нужно соблюдать осторожность. Ты просто не знаешь себе цены.
— Она не так уж велика. — Ты себя недооцениваешь.
— А мне казалось, чтонаоборот. Иты это говорил.
— Мы, шотландцы, любим рисковать.
— Ради Шотландии.
— У нас нет выбора.
— И у меня тоже, — тихо прошептала она. — А когда я выйду замуж…
— То станешь хорошей женой.
— Да. У меня нет другого выбора.
— Он есть, и ты это знаешь. Ты можешь связать свою судьбу с изгнанником. С шотландцем.
— Убежать с тобой?! — Ей показалось, что она ослышалась.
— Только не жди особой роскоши. Единственной крышей над нашей головой порой может быть листва деревьев. В дождь, в стужу, в холод. Конечно, и у нас встречаются замки, но на севере живут по старинке. Зато по крайней мере Эдуард не осмеливается туда сунуться.
— И шотландские бароны… словно флюгер на ветру — сегодня верны одному, завтра другому. Вчера был мир, а сегодня уже бряцают оружием. И этот жалкий король, за которого ты готов сложить свою голову…
— Не за него. За Шотландию…
— Но ведь ты же можешь присягнуть на верность Эдуарду, и он простит тебя. Единственный, от кого он не примет клятвы, — это Уоллес.
— Я служил Уоллесу слишком долго, чтобы сейчас умолять Эдуарда о прощении. И к тому же я не такой человек, который бросает клятвы на ветер.
— Но…
— Если я даю клятву верности, то это навсегда. — Элинор продолжала гадать, в самом ли деле Брендан предлагал ей бежать, разделить судьбу с изгнанником… Наверное, нет. Они были во Франции. Она была обручена со знатным, хотя и довольно старым, французским графом. И все же…
— Я никогда не смогу тебя забыть!
— Я не позволю, чтобы ты меня забыла, — пробормотал он, обнимая ее.
Они снова забыли о времени. А когда небо за окном стало светлеть, Элинор молча смотрела, как он, поплотнее завернувшись в плед, приготовился скользнуть в темноту. Не выдержав, она притянула его к себе.
— Брендан…
Опустившись на колени, он поднес ее руку к губам.
— Миледи, я клянусь вам в вечной верности. Если вам будет угрожать опасность, только позовите. И где бы я ни был, я приду.
— Брендан, ты не должен так говорить! Я вернусь в Англию. Это страшный риск для тебя…
— Мы любим рисковать.
— Ради Шотландии.
— Шотландия стоит того, чтобы ради нее рисковать головой. И вы, миледи, тоже.
Элинор затрясла головой.
— Я должна выйти замуж за Алена! Должна! — Приподняв ее голову, он поцеловал ее. Элинор закрыла глаза и взмолилась, чтобы время остановилось. Когда она открыла их, он уже исчез.
Глава 10
С утра было холодно. Брендан ехал впереди вместе с Уоллесом и Эриком. Элен и Марго были рядом с Элинор. Время от времени подъезжал Бреслу, спрашивал, как она себя чувствует, и как-то подозрительно вглядывался в нее. Элинор чувствовала себя разбитой и несчастной. Скорее бы добраться до города, думала она, чтобы все это поскорее кончилось. Не видеть его, не знать, что впереди их ждет разлука навеки.