Страница:
8. Заимствовать из "Диалогов" Мориса Жоли мог не только Цион – неведомые нам плагиаторы без ведома Циона могли позаимствовать у него самого.
9. По поводу, мог или не мог Цион "пасть так низко", ничего наверняка сказать нельзя…
Взвесив все pro et contra, формуле "освобожден за недостаточностью состава преступления" я склонен предпочесть архаичную формулу "освобожден, но оставлен под сильным подозрением". Последнее, кажется, ближе к истине.
Разочаровавшись в журналистике и общественной деятельности, Цион попытался вернуться в науку, опубликовав оригинальную работу, посвященную физиологии уха.
К сожалению, продолжить научные занятия он не смог из-за отсутствия средств и болезни. Похоже, цепь неудач, преследовавших Циона с 1875 г., сокрушила его: ни талант, ни бешеная энергия, ни сверхамбиции не спасли эту незаурядную личность.
Цион умер в Париже 5 ноября 1912 г., в возрасте 69 лет, бедным и забытым родственниками и друзьями. Медицинская и общая пресса обошла его кончину молчанием.
Почему Цион был одинок в семье, непонятно. Он имел двух дочерей и сына. Старшая дочь вышла замуж за крещеного еврея, крупного дельца Генри Лютенберга; младшая вернулась в иудаизм и вышла замуж за одного из сионистских лидеров Москвы. Сын Федор работал в конторе своего зятя Лютенберга.
В национальной библиотеке в Иерусалиме я обнаружил книгу И.Ф. Циона "La Russie contemporaine", изданную в Париже в 1892 г., с дарственной надписью на русском языке: "Его превосходительству Константину Петровичу Победоносцеву в знак глубокого уважения. И. Цион". Каким путем эта книга попала в Израиль мы, вероятно, никогда не узнаем. Ее каталогизировали в 1937 г. Я долго смотрел на ясный и красивый почерк Ильи Фаддеевича и думал о превратностях судьбы: человек, рожденный для научной славы и все для этого имевший – ум, талант, усердие, образование, удачу – стал по собственной воле изгоем и проклятием своего народа.
Не хочется рассказ о российской науке заканчивать на минорной ноте. Оставаясь в пределах одной дисциплины и одной школы, легко перейти к следующему имени: если И. П. Павлов был учеником И.Ф. Циона, то князь Алексей Алексеевич Ухтомский (1875-1942) – учеником И.П. Павлова. К Циону Ухтомский относился с явным пиететом, он писал в 1940 г.: "Цион должен быть охарактеризован как блестящий талант преподавания и исследования".
Вклад А.А. Ухтомского в мировую науку огромен, он один из ее корифеев. Внешне, по воспоминаниям современников, князь Ухтомский походил на апостола. Вот, например, каким увидел впервые Ухтомского (на II съезде физиологов в Ленинграде) его будущий ученик: "В сапогах, кожаном картузе, пиджаке русского купеческого покроя, под которым виднелась домотканая рубашка, повязанная веревочкой, со стройной, невзирая на мощь и грузность, фигурой, легкой и спортивной походкой, Алексей Алексеевич производил впечатление истинного русского богатыря. Вместе с тем склоненная вниз голова, лицо и совершенно необыкновенные глаза создавали, скорее, образ мудреца – Сократа или ветхозаветного пророка, и уж если богатыря, то богатыря духа" (Аршавский И.А. Забвение – тяжкий грех: Из воспоминаний об Алексее Алексеевиче Ухтомском // ВИЕТ. 1995. № 4. С. 129).
В моей памяти это описание вызвало ассоциации с другими богатырями духа – Толстым, Стасовым, Бондаревым. А еще Ар-шавского поразило преображение "купца" и богатыря Ухтомского в аристократа во время разговора с не менее знаменитым, чем он, физиологом Линой Соломоновной Штерн (1878-1968). Что, собственно, объяснимо: отец Ухтомского был из Рюриковичей – потомок князя Всеволода Большое Гнездо. Закончив в Нижнем Новгороде кадетский корпус, А.А.
Ухтомский в 1894 г. приехал в Москву и поступил в духовную семинарию. Этот путь – из кадетского корпуса в семинарию – он проделал вместе со своим старшим братом, ставшим епископом Андреем. Затем их дороги решительно разошлись: Алексей Алексеевич предпочел официальному православию старообрядчество, а значит, должен был распрощаться с мечтой о карьере (если, конечно, таковая мечта у него была).
Но его близкий родственник князь Э.Э. Ухтомский (по свидетельству Витте, "человек весьма порядочный" и близкий к Николаю II), равно как его двоюродный брат, министр земледелия А.И. Наумов, наверняка поспособствовали тому, чтобы он продолжил образование.
Коротко о родном брате Ухтомского: в миру Александр Ухтомский (1872-?), духовный писатель, имевший ученую степень; с 9 ноября 1905 г. преподавал в Казанском духовном училище; 2 декабря того же года постригся в монахи; с 22 декабря 1913 г. – епископ Андрей Ухтомский и Мензелинский. Слыл либералом. Резко выступал против влияния Распутина на высшие сферы. Первым начал проводить приходскую реформу, чем вызвал недовольство Синода, попытавшегося лишить его кафедры, но в итоге вынужденного посчитаться с общественным мнением и оставить реформатора в покое.
В молодости Александр увлекался теософией и спиритизмом, опубликовал несколько статей на эти темы под псевдонимом Князь-инок. Епископ Андрей был одним из немногих иерархов, кто с одобрением отнесся к обновленчеству: что-то связывало его с обновленцем Александром Ивановичем Введенским (о нем см. далее). После революции 1905 г. епископ Андрей открыто выражал свои симпатии эсерам.
Итак, Алексей Алексеевич Ухтомский поступил в Петербургский университет на физико-математический факультет. Там же начал научную работу в физиологической лаборатории.
Собственно, его жизнь мы знаем пунктирно. Лишь в последнее время появились сравнительно солидные исследования*. Как пишет его ученик И.А. Аршавский, долго не удавалось опубликовать полную генеалогию Ухтомского. Например, кто была его мать? И здесь нас ждет открытие: урожденная Черносвитова,по национальности она была еврейкой.
* И не только солидные. Например, в 1996 г. в г. Рыбинске школьница Аня Чирфельд прочла на городской научной конференции доклад "Академик А.А. Ухтомский о традициях русской культуры" (см.: Обратная связь // Международная еврейская газ.1996. № 5 (164).
***
Сам Ухтомский, по воспоминаниям его близкого друга А.А. Золотарева, с особой любовью относился к своим многочисленным ученикам-евреям. Аршавский уточняет: «Указания А.А. Золотарева на особую приверженность А.А. к ученикам-евреям соответствуют действительности, но он не совсем правильно ее объясняет. Дело не в том, что в жилах А.А. текла часть еврейской крови. Евреи для него были создателями великой книги человечества – Библии. Ее он штудировал на древнееврейском, который хорошо знал. Когда А.А. положительно отзывался о человеке, он говорил: "Да ведь это настоящий Израиль" – независимо от национальности того, к кому это относилось. А если его внимание обращали на евреев дурного поведения и образа жизни, он отвечал: "Это не еврей, а несчастный человек, каких немало среди людей любой нации". Сам А.А. считал себя глубоко русским человеком и гордился своей принадлежностью к русской нации, внесшей столь богатый склад в мировую культуру. В анкетах, в графе, относящейся к национальности, А.А. с гордостью писал: "великорусской". За всю свою вот уже немалую жизнь я не встречал никого другого, кто бы относился к любому человеку, независимо от национальности, с такой искренней и душевной любовью, как А.А. Он был истинным христианином, интернационалистом в самом высоком смысле этого слова (курсив мой. – С. Д.). Он не был ни славянофилом, ни западником. В нем было как бы две души, сплавленные в одно совершенно оригинальное, неповторимое духовное целое» (Аршавский И.А. Указ. соч. С. 132).
Эти прекрасные слова относятся к личности, национальность которого ЧЕЛОВЕК. 25 марта 2001 г.
Самое интересное, на мой взгляд, стихотворение Бунина на ближневосточный сюжет "Магомет и Сафия":
Восхитительно! Написано в Риме; слово ислама о корнях мировых религий. Кратко и изящно.
Генетика – великая вещь. Давид Соломонович Шор (1867-1942), пианист, педагог, солист, входил в известное трио. Основатель в Тель-Авиве музыкальных школ и т. д.
Сионист. Его двоюродный брат Александр Германович (1876-1942), пианист, педагог, организатор музыкальной жизни. Дядя Александра Германовича – доктор медицины С.Я.
Эйнгорн, основатель и директор Петербургского института ортопедии по методу Цандера (лечил вдовствующую императрицу Марию Федоровну). Второй дядя, знаменитый певец А.Я. Чернов, в "девичестве", понятно, – Эйнгорн, артист Мариинского театра! (оба братья матери). Недурно (см. у Сорокера и Вагнера). 1 апреля Время не для шуток. Читать надо внимательно, еще внимательнее перечитывать: всегда находишь не только крохи, но бриллианты информации. Некто Грулев был начальником штаба Брест-Литовской крепости, а потом комендантом. Евреев из города выселили давно, но приходили инструкции высылать еще и латышей, католиков и прочих "неблагонадежных". Однако один еврей – протоиерей крепостного собора (бывший раввин!), не считая самого коменданта, в крепости все же оставался (Грулев.
Записки генерала-еврея. Париж, 1930. С. 246). Недурно. Грулев приводит пример вопиющего беззакония, когда начальник Военно-медицинской академии профессор А.Я.
Данилевский не мог зачислить своего сына в Академию, так как Александр Яковлевич Д. был евреем!
5мая
Есть несколько известных русских скульптуров-женщин: Голубкина, Сарра Лебедева, Мухина, Хана Орлова.
Анна Семеновна Голубкина (1864-1927), самая старшая из четырех, ученица Родена.
Сейчас принято говорить об искусственной привнесенности марксизма в Россию. Чушь!
В 1905 г. Голубкина изваяла Карла Маркса в Москве по просьбе социал-демократов.
Никто ее не принуждал. Прекрасная работа.
Хана Орлова (1888-1964), еврейка, жила в Париже и Палестине. Училась у Родена.
Получила мировую известность. Ваяла и Шагала, и Бен-Гуриона. В музее Израиля есть великолепная скульптура толстого доктора – приземистый Савва.
Вера Игнатьевна Мухина (1889-1953), создатель "Рабочего и колхозницы", пережила немало. Был донос, что "рабочий" – вылитый Лев Троцкий…
Сарра Дмитриевна Лебедева (1892-1967), кажется, русская женщина, эталон славянки.
Но откуда это библейское имя? Слово художнику Александру Григорьевичу Тышлеру: «Не могу вспомнить, когда и при каких обстоятельствах я впервые встретился с Саррой Дмитриевной Лебедевой. Вероятно, это было на какой-то выставке в конце 1920-х годов. С этого времени я продолжал с нею встречаться до последних дней ее жизни.
Однажды я спросил у Сарры, почему ей дали библейское имя, которое на первый взгляд совсем не вяжется с ее славянским лицом. Она ответила: "Когда я родилась, отец дал мне имя назло надменным соседям, которые были антисемитами"» (Сарра Лебедева. Авторы-сост. М.В. Алпатов и др. М., 1973. С. 23). Сарра Дмитриевна, урожденная Дармолатова, родилась в Петербурге, в богатой интеллигентной семье.
Подробности не знаю, а жаль. Если бы речь шла о протестантских странах – Англии, США – там это имя естественно, вроде Сарры Черчилль (о еврейском происхождении Уинстона отдельный разговор). Училась она у М.Д. Бернштейна, известного скульптора и педагога. Потом перешла к другим. Имя "Сарра" срослось с ней. И вправду, среди ее работ-портретов: С.М. Михоэлс, А.А. Сольц, Борис Пастернак, А.Б.
Гольденвейзер, С.Я. Маршак, А.Б. Мариенгоф ("Я с прожидью", – сказал он как-то Маркишу) и др. Алпатов отметил: "В портрете С.М. Михоэлса мы сразу его узнаем в умном и лукавом фавне" (Там же. С. 9). "Свергнутый" памятник Феликсу Дзержинскому – тоже ее работа. Она выиграла конкурс у В. И. Мухиной и С.Д.
Меркулова. Последнего "кто-то" навязал ей для доработки. Памятник, на мой взгляд, гениальный: в длинной шинели на цилиндрическом постаменте стоит суровый и беспощадный аскет – современный Савонаролла, Великий Инквизитор. Подобно шедевру Паоло Трубецкого (Александр III), памятник Дзержинскому лично мне говорит намного больше, чем хотел сказать ваятель. Он должен был бы стоять вечно в назидание потомкам. Сарра работала над ним в кабинете самого "железного Феликса".
Некий товарищ Герсон, вероятно чекист, сказал ей: "Похоже очень, но суровым вы Ф.Э. сделали". Присутствовавший при этом "сам" прокомментировал без тени иронии: "На таком деле посидишь – ангелом не станешь – такой и есть". Браво! (Там же. С. 15,25).
О "приращении" имени к личности подробно говорили М.С. Альтман и Вяч. Иванов.
Иванов: "Имена имеют огромное определяющее значение для всего характера и судьбы человека. Вот Флоренский удивительно умел об этом рассказывать". Далее примеры из Достоевского, Библии, Евангелия (Савл-Павел) и пример самого Ильи-Моисея Семеновича Альтмана (Альтман М.С. Разговоры с Вячеславом Ивановым. СПб., 1995. С 76-77). В любом случае пример Сарры Лебедевой, по-моему, убедителен…
Сегодня же перечитывал Леонида Мартынова и о Леониде Мартынове. Он, вероятно, еврейского происхождения, ибо в "Воздушных фрегатах" вспоминает о своем дедушке-кантонисте Збарском. Это на виду. Но ведь и фамилия "Мартынов", возможно, тоже кантонистского толка, "птичья": мартын – птица типа чайки; отсюда Орловы, Голубовские, Дудаковы и… Мартыновы. Его раннее стихотворение так и называлось "Мартыны".
Нет, не от Марса, бога войны, или св. Мартына, а от птицы, как множество кантонистских фамилий…
Я всегда подозревал, что поэмы Мартынова (поэмы как большая форма) – выдающиеся произведения русской поэзии. После двух великанов большая форма не прижилась на нашей поэтической ниве. "Возмездие" Блока не совсем удачно метрически, "Облако в штанах" гениально, но коротко. "Двенадцать", если признать за поэму, и, конечно,
"Анна Снегина". Думаю, что у Пастернака с поэмами не все гладко. У Ахматовой – "Поэма без героя". Размер взят напрокат у Кузмина ("Форель разбивает лед"). Но кое-что Ахматова взяла у Мартынова – летописный ход, который наличествует у Мартынова в "Тобольском летописце" и особенно в "Увенькае" – качественный прорыв. Строфы потрясающе емкие. Чудо красоты. И вдруг читаю: "Казалось мне, что Мартынов достиг в этой поэме высшего мастерства, когда не замечаешь формы произведения, и в то же время единение писателя с читателем достигается именно через эту форму, через ее совершенство. Такое ощущение появилось у меня ранее при чтении поэм Пушкина и Лермонтова…" Человек, написавший это, явно испугался и тотчас себя поправил: "Так примерно думал я о поэме Мартынова в то время…" (Утков В. Как этот самый миг возник… // Воспоминания о Леониде Мартынове. С. 283).
Почему Виктор Утков испугался? Ведь похвала выдержала испытание временем. "Съели бы" Роберты Рождественские, Вознесенские, Слуцкие и Евтушенки. Полные графоманы. Но почему в малой форме Мартынов не мог достичь даже Винокуровского "Женщина протяжно застонала"? Ни слова в воспоминаниях о позоре с Пастернаком. Почему?
* Цит. по: Воспоминания о Леониде Мартынове. М., 1989. С. 148.
И еще: строчный размер Мартынов, похоже, "подсмотрел" у Марии Шкапской:
Миллионы веков назначенных я томилась в чужих телах, нагруженных земными задачами и потом обращенных в прах.
Но кончая свой век коротенький, на закате земного дня, сыновьям своим или дочери отдавали они меня… 1925 г. 8 апреля Попались на глаза воспоминания о Бабеле. О нем писали многие и много добрых слов…
Жутко читать мемуар Льва Никулина: "Каин, где Авель? Никулин, где Бабель?" – неслось вслед старому стукачу. Но это ягодки. Интересны фрагменты из дневника Вячеслава Полонского, блестящего организатора и критика. Он создал журнал "Печать и революция" и с 1929 по 1931 г. редактировал "Новый мир". Ловко выскользнул из рук тов. Сталина в отличие от друга Воронского, умерев в 1932 г. Дневник писал для себя, не для публикаций: верный глаз – раздел Бабеля догола. Это страшно. О таланте – безоговорочное признание: "…внутренне он очень богат – старая глубокая еврейская культура". Ссылка на Воронского, читавшего неопубликованные произведения Б. "Воронский уверяет, что они сплошь контрреволюционные, то есть они непечатны, ибо материал их таков, что публиковать его сейчас вряд ли возможно. Бабель работал не только в Конной, он работал в Чека. Его жадность к крови, к смерти, к убийствам, ко всему страшному, его почти садическая страсть к страданиям ограничила его материал. Он присутствовал при смертных казнях, он наблюдал расстрелы, он собрал огромный материал о жестокостях революции. Слезы и кровь – вот его материал…'" И далее: "Вчера заходил Бабель… Читал рассказ о деревне. Просто, коротко, сжато – сильно. Деревня его, так же как и Конармия, – кровь, слезы, сперма. Его постоянный материал. Мужики, сельсоветчики и кулаки, кретины, уроды, дегенераты. Читал и еще один рассказ о расстреле – страшной силы.
С такой простотой, с таким холодным спокойствием, как будто лущил подсолнухи – показал, как расстреливают. Реализм потрясающий, при этом лаконичен до крайности и остро обрезан. Он доводит осязаемость образа до полной иллюзии" (курсив мой. – С. Д.). Здесь же Полонский пишет о нашествии "одесситов" на русскую литературу, некоторое презрение к этой самой русской литературе, нечто вроде нашествия саранчи (мои слова). (Воспоминания о Бабеле. М., 1989. С. 195-199).
Из написанного можно представить, как формировался Бабель-писатель. Его учителями на русской почве были Достоевский – по части крайне жестокого изображения быта; Ф. Сологуб (Мелкий бес); Леонид Андреев (Рассказ о семи повешенных); Всеволод Иванов (Дите); может быть Л. Соболь (Салон-вагон, Паноптикум). Из западных, понятно, Мопассан, включая поэзию. Помню поэму о групповом сексе. Но более всего Бабель обязан Амброзу Бирсу, особенно по части жестокости и утонченности формы.
На фоне других, "прилизанных", воспоминаний дневник Полонского возвышается, как Монблан. В них суть личности Бабеля-чекиста (он много раз бывал за рубежом), не верю в его доброту. Близость к Авербуху и Ежову. 16 апреля В РБС нашел статьи о полтавских полковниках Черняках: Леонтий Иванович был избран генеральным есаулом при избрании в свою очередь гетмана Самойловича в 1672 г. Его сын, Иван Леонтьевич, один из типичных представителей малороссийской старшины первой четверти XVIII в., т. е. интриган, стяжатель, противник гетмана Мазепы. Здесь самое интересное: оказывается, Герцики были родственниками Мазепы, а не только Орлика. Именно путем ареста семьи Герциков А.Д. Меншикову удалось предотвратить расправу Мазепы над Черняком (РБС. Черняк. С. 340). Думаю, что Черняки, наряду с Герциками, Нахименко, Новицкими, Боруховичами, возможно и Самойловичами, и Самойло (Самойло-Кишка) и другими, были еврейского корня. Все Черняки, которых я знаю, евреи. Кстати сказать, в том же томе РБС статья о медике Владимире Григорьевиче Черняке (1839-1884), надворном советнике и писателе. Работал на Северном Кавказе: Минеральные Воды, Пятигорск. Автор многих статей и т. д. 17 апреля Когда писал о масонах, следовало перечитать не "Войну и мир", как я это сделал, а материалы к роману – здесь масса информации. Толстой застал в живых многих масонов. Нет ничего притягательнее личного общения. Отсюда – уверенность в том, что он донес до нас живой голос Лабзина. Легенда об Адонираме и пр. Даже тогда, в 60-е годы, он был уже Толстым, т. е. думал о совершенствовании. Интерес к масонству был ступенью к "толстовству". Кажется, никем не замечено. Вот и курсив в черновике: "Цель жизни – смерть – истление всех вещей и переход к высшему состоянию". И далее: "главная цель – убить плоть" (Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. М., 1949. Т. 13. С. 32-33). Тут же некоторые слова на иврите, употребляемые в масонской лексике. В этом же томе (С. 764) текст, который, похоже, не вошел в основной корпус: "Главные цели масонства в четвертом градусе рыцарей Иерусалима скрыты от меня. Я должен пытаться узнать их…для посвящения себя в тайны высших градусов, я должен уехать отсюда и ехать в Пруссию и Шотландию", – рассуждения Пьера Безухова. 20 апреля Юрий Крыжанич, которого я цитировал в "Истории одного мифа", был антизападником, противником не только западной культуры, но даже чистоплотности: "не будем подражать чересчур заботливой и не жалеющей труда чистоплотности немцев". Его отталкивал быт изнеженных иностранцев. А стремление немцев сделать образованным каждого мужика выводило его из равновесия. Оставим, однако, Крыжанича в стороне.
Российский быт с вонючими нужниками и клопами, дорожная грязь, вши и прочие прелести вряд ли кому-то по вкусу. Ан нет! Лев Николаевич восхищался тем, что его последователь опростился до того, что у него завелись вши! "Какой человек этот Файнерман! Он даже обовшивел, а это хорошо. Обовшиветь у нас считается чем-то стыдным, а вы знаете, мужики говорят, что вошь нападает с тоски, с заботы…" (Записки И.М. Ивакина // Литературное наследство. М. 1961. Т. 69, кн. 2: Лев Толстой. С. 75). Браво! А мой редактор выкинул сравнение между немецкими колониями, мордовскими деревнями и русскими селами. Вероятно, побоялся попасть в русофобы.
Страшный пример: при Екатерине II в Поволжье поселились немцы-меннониты. Строили дома с черепичными крышами, удобные конюшни, имели хороший инвентарь. Тягостное впечатление производили находящиеся рядом русские села: мазанки или полуразвалившиеся избы с соломенными крышами, грязь… Кончаются русские селения с кое-как вспаханными полями, начинаются сады, огороды, добротные дома и хорошо одетые и обутые немцы (Тейтель Я.Л. Из моей жизни: За сорок лет. Париж, 1925. С.79).
А.Ф. Кони, будучи еврейского происхождения, никогда этого не афишировал и старался держаться подальше от еврейских дел. Кажется, его имени нет среди тех, кто защищал Бейлиса. Интересные воспоминания о нем оставил Тейтель. При знакомстве они обменялись мнениями по еврейскому вопросу. Кони рассказал, что его секретарь Лихтенштейн перешел в православие, как и ряд других судейских. У Тейтеля создалось впечатление, что Анатолий Федорович этого не одобрял. Кони же поведал о юдофобстве известного адвоката, либерального деятеля, еврея по происхождению, Евгения Исааковича Утина (1843-1894).
У Утина было имение в Подольской губернии, всякий раз возвращаясь оттуда, он распространялся о порочности евреев. Кони его останавливал… (Там же. С. 99).
Встречался Тейтель с Кони в Москве у приятельницы последнего писательницы P.M.
Гольдовской. 4 мая Давно не вносил ничего нового. Забыл внести в последнюю книгу о Блоке: фамилия Блок еврейского происхождения. Ее основной вариант – Ben Loeb Kahen, другой – и для Блоков, и для Блохов – Wallach как имя по месту рождения (Унбегаун Б.О.
Русские фамилии. М., 1995. С. 267); кстати сказать, фамилия Литвинова – Баллах.
Фамилия Блок принадлежит к сложным аббревиатурам, составленным в честь известных раввинов и включающим слова со значением "раввин". Это фамилии типа Барабаш, Барац, Богров, Брик, Маршак и т. д. Жаль, что никто не просветил мадам Гиппиус: вот было бы радости. Блок – Ben Loeb Kahen можно перевести как сын Лоевского коена; т. е. житель местечка Лоева, которое во времена Речи Посполитой входило в Минское воеводство. Далеко ушли жители этого местечка. Некоторые, вероятно, считают, что фамилия Богров или Багров русская. Разочарую: Ben Harab Rabbi Baruh.
Хотя и крестился автор "Еврейского манускрипта", но сохранил еврейский след в фамилии… 5 мая О гастролях Сары Бернар я писал довольно много. А вот о гастролях Рашель в Москве и Петербурге в конце 1853 – начале 1854 г., т. е. в разгар Крымской войны, но до вступления в нее Франции, не писал. Несмотря на напряженные отношения в тот период между Россией и Францией, Рашель имела шумный успех, свидетель писал, что вызывали ее несчетное число раз. Свидетель ценный: Константин Константинович Арсеньев (1837-1919), критик, публицист, сотрудник "Вестника Европы", председатель Литфонда. Он опроверг ходячее мнение о том, что актриса играла ненатурально, привел подробности игры ее в Расине и других пьесах. Вместе с ней играл ее брат Феликс (Арсеньев К. Из театральных воспоминаний // Голос минувшего.1916 (?). С. 238).
9 мая Монастырь "Отче наш" (Pater Noster) был построен по заказу княгини Латур д'Оверн – тип аристократки с атавизмом феодальных предрассудков. В прошлом – красавица, так сказать, кающаяся Магдалина, пыталась воскресить культ средневековых дам. В любом случае, большое ей спасибо за удивительно красивый памятник в Иерусалиме, на вершине Масличной горы (Скалой Д. Путешествие по Востоку и Святой Земле в свите князя Николая Николаевича в 1872 году. СПб., 1881. С. 239-240). Султан Абдул-Азиз подарил принцу Фридриху Карлу замок Ордена иоаннитов (госпитальеров), лежавший в развалинах.
Интересно, что Храм Гроба Господня, точнее принадлежащий грекам собор, называемый храмом Воскресения, внутри него имеет продолговатую форму, иначе говоря, корабль! Необыкновенно красив. В прошлом веке, в приделе явления Спасителя Богоматери (часовня de l'Improspere) показывали меч и шпоры Готфрида Бульонского. Принесены они были в дар потомками короля, но их подлинность вызывает сомнение. Например, меч короток и вряд ли можно было разрубить им сарацина, сидящего на коне (Там же. С. 248). Сейчас этих реликвий не показывают. 13 мая Где-то, когда-то, может быть у Перфита, читал, что среди гитлеровских фельдмаршалов были евреи. Удивился, хотя знал, что будущий генерал-фельдмаршал Мильх числился у Геринга "своим" евреем. Вообще, Геринг никогда не воспринимал антисемитизм всерьез, и в его ведомстве работали "полезные" евреи. Мильх был бывшим директором "Люфтганзе", без него невозможно было создать воздушный флот.
9. По поводу, мог или не мог Цион "пасть так низко", ничего наверняка сказать нельзя…
Взвесив все pro et contra, формуле "освобожден за недостаточностью состава преступления" я склонен предпочесть архаичную формулу "освобожден, но оставлен под сильным подозрением". Последнее, кажется, ближе к истине.
Разочаровавшись в журналистике и общественной деятельности, Цион попытался вернуться в науку, опубликовав оригинальную работу, посвященную физиологии уха.
К сожалению, продолжить научные занятия он не смог из-за отсутствия средств и болезни. Похоже, цепь неудач, преследовавших Циона с 1875 г., сокрушила его: ни талант, ни бешеная энергия, ни сверхамбиции не спасли эту незаурядную личность.
Цион умер в Париже 5 ноября 1912 г., в возрасте 69 лет, бедным и забытым родственниками и друзьями. Медицинская и общая пресса обошла его кончину молчанием.
Почему Цион был одинок в семье, непонятно. Он имел двух дочерей и сына. Старшая дочь вышла замуж за крещеного еврея, крупного дельца Генри Лютенберга; младшая вернулась в иудаизм и вышла замуж за одного из сионистских лидеров Москвы. Сын Федор работал в конторе своего зятя Лютенберга.
В национальной библиотеке в Иерусалиме я обнаружил книгу И.Ф. Циона "La Russie contemporaine", изданную в Париже в 1892 г., с дарственной надписью на русском языке: "Его превосходительству Константину Петровичу Победоносцеву в знак глубокого уважения. И. Цион". Каким путем эта книга попала в Израиль мы, вероятно, никогда не узнаем. Ее каталогизировали в 1937 г. Я долго смотрел на ясный и красивый почерк Ильи Фаддеевича и думал о превратностях судьбы: человек, рожденный для научной славы и все для этого имевший – ум, талант, усердие, образование, удачу – стал по собственной воле изгоем и проклятием своего народа.
Не хочется рассказ о российской науке заканчивать на минорной ноте. Оставаясь в пределах одной дисциплины и одной школы, легко перейти к следующему имени: если И. П. Павлов был учеником И.Ф. Циона, то князь Алексей Алексеевич Ухтомский (1875-1942) – учеником И.П. Павлова. К Циону Ухтомский относился с явным пиететом, он писал в 1940 г.: "Цион должен быть охарактеризован как блестящий талант преподавания и исследования".
Вклад А.А. Ухтомского в мировую науку огромен, он один из ее корифеев. Внешне, по воспоминаниям современников, князь Ухтомский походил на апостола. Вот, например, каким увидел впервые Ухтомского (на II съезде физиологов в Ленинграде) его будущий ученик: "В сапогах, кожаном картузе, пиджаке русского купеческого покроя, под которым виднелась домотканая рубашка, повязанная веревочкой, со стройной, невзирая на мощь и грузность, фигурой, легкой и спортивной походкой, Алексей Алексеевич производил впечатление истинного русского богатыря. Вместе с тем склоненная вниз голова, лицо и совершенно необыкновенные глаза создавали, скорее, образ мудреца – Сократа или ветхозаветного пророка, и уж если богатыря, то богатыря духа" (Аршавский И.А. Забвение – тяжкий грех: Из воспоминаний об Алексее Алексеевиче Ухтомском // ВИЕТ. 1995. № 4. С. 129).
В моей памяти это описание вызвало ассоциации с другими богатырями духа – Толстым, Стасовым, Бондаревым. А еще Ар-шавского поразило преображение "купца" и богатыря Ухтомского в аристократа во время разговора с не менее знаменитым, чем он, физиологом Линой Соломоновной Штерн (1878-1968). Что, собственно, объяснимо: отец Ухтомского был из Рюриковичей – потомок князя Всеволода Большое Гнездо. Закончив в Нижнем Новгороде кадетский корпус, А.А.
Ухтомский в 1894 г. приехал в Москву и поступил в духовную семинарию. Этот путь – из кадетского корпуса в семинарию – он проделал вместе со своим старшим братом, ставшим епископом Андреем. Затем их дороги решительно разошлись: Алексей Алексеевич предпочел официальному православию старообрядчество, а значит, должен был распрощаться с мечтой о карьере (если, конечно, таковая мечта у него была).
Но его близкий родственник князь Э.Э. Ухтомский (по свидетельству Витте, "человек весьма порядочный" и близкий к Николаю II), равно как его двоюродный брат, министр земледелия А.И. Наумов, наверняка поспособствовали тому, чтобы он продолжил образование.
Коротко о родном брате Ухтомского: в миру Александр Ухтомский (1872-?), духовный писатель, имевший ученую степень; с 9 ноября 1905 г. преподавал в Казанском духовном училище; 2 декабря того же года постригся в монахи; с 22 декабря 1913 г. – епископ Андрей Ухтомский и Мензелинский. Слыл либералом. Резко выступал против влияния Распутина на высшие сферы. Первым начал проводить приходскую реформу, чем вызвал недовольство Синода, попытавшегося лишить его кафедры, но в итоге вынужденного посчитаться с общественным мнением и оставить реформатора в покое.
В молодости Александр увлекался теософией и спиритизмом, опубликовал несколько статей на эти темы под псевдонимом Князь-инок. Епископ Андрей был одним из немногих иерархов, кто с одобрением отнесся к обновленчеству: что-то связывало его с обновленцем Александром Ивановичем Введенским (о нем см. далее). После революции 1905 г. епископ Андрей открыто выражал свои симпатии эсерам.
Итак, Алексей Алексеевич Ухтомский поступил в Петербургский университет на физико-математический факультет. Там же начал научную работу в физиологической лаборатории.
Собственно, его жизнь мы знаем пунктирно. Лишь в последнее время появились сравнительно солидные исследования*. Как пишет его ученик И.А. Аршавский, долго не удавалось опубликовать полную генеалогию Ухтомского. Например, кто была его мать? И здесь нас ждет открытие: урожденная Черносвитова,по национальности она была еврейкой.
***
* И не только солидные. Например, в 1996 г. в г. Рыбинске школьница Аня Чирфельд прочла на городской научной конференции доклад "Академик А.А. Ухтомский о традициях русской культуры" (см.: Обратная связь // Международная еврейская газ.1996. № 5 (164).
***
Сам Ухтомский, по воспоминаниям его близкого друга А.А. Золотарева, с особой любовью относился к своим многочисленным ученикам-евреям. Аршавский уточняет: «Указания А.А. Золотарева на особую приверженность А.А. к ученикам-евреям соответствуют действительности, но он не совсем правильно ее объясняет. Дело не в том, что в жилах А.А. текла часть еврейской крови. Евреи для него были создателями великой книги человечества – Библии. Ее он штудировал на древнееврейском, который хорошо знал. Когда А.А. положительно отзывался о человеке, он говорил: "Да ведь это настоящий Израиль" – независимо от национальности того, к кому это относилось. А если его внимание обращали на евреев дурного поведения и образа жизни, он отвечал: "Это не еврей, а несчастный человек, каких немало среди людей любой нации". Сам А.А. считал себя глубоко русским человеком и гордился своей принадлежностью к русской нации, внесшей столь богатый склад в мировую культуру. В анкетах, в графе, относящейся к национальности, А.А. с гордостью писал: "великорусской". За всю свою вот уже немалую жизнь я не встречал никого другого, кто бы относился к любому человеку, независимо от национальности, с такой искренней и душевной любовью, как А.А. Он был истинным христианином, интернационалистом в самом высоком смысле этого слова (курсив мой. – С. Д.). Он не был ни славянофилом, ни западником. В нем было как бы две души, сплавленные в одно совершенно оригинальное, неповторимое духовное целое» (Аршавский И.А. Указ. соч. С. 132).
Эти прекрасные слова относятся к личности, национальность которого ЧЕЛОВЕК. 25 марта 2001 г.
Самое интересное, на мой взгляд, стихотворение Бунина на ближневосточный сюжет "Магомет и Сафия":
Сафия, проснувшись, заплетает ловкой
Голубой рукою пряди черных кос:
"Все меня ругают, Магомет, жидовкой", –
Говорит сквозь слезы, не стирая слез.
Магомет, с усмешкой и любовью глядя,
Отвечает кротко: "Ты скажи мне, друг:
Авраам – отец мой, Моисей – мой дядя,
Магомет – супруг". 24.III.1914 г.
Восхитительно! Написано в Риме; слово ислама о корнях мировых религий. Кратко и изящно.
Генетика – великая вещь. Давид Соломонович Шор (1867-1942), пианист, педагог, солист, входил в известное трио. Основатель в Тель-Авиве музыкальных школ и т. д.
Сионист. Его двоюродный брат Александр Германович (1876-1942), пианист, педагог, организатор музыкальной жизни. Дядя Александра Германовича – доктор медицины С.Я.
Эйнгорн, основатель и директор Петербургского института ортопедии по методу Цандера (лечил вдовствующую императрицу Марию Федоровну). Второй дядя, знаменитый певец А.Я. Чернов, в "девичестве", понятно, – Эйнгорн, артист Мариинского театра! (оба братья матери). Недурно (см. у Сорокера и Вагнера). 1 апреля Время не для шуток. Читать надо внимательно, еще внимательнее перечитывать: всегда находишь не только крохи, но бриллианты информации. Некто Грулев был начальником штаба Брест-Литовской крепости, а потом комендантом. Евреев из города выселили давно, но приходили инструкции высылать еще и латышей, католиков и прочих "неблагонадежных". Однако один еврей – протоиерей крепостного собора (бывший раввин!), не считая самого коменданта, в крепости все же оставался (Грулев.
Записки генерала-еврея. Париж, 1930. С. 246). Недурно. Грулев приводит пример вопиющего беззакония, когда начальник Военно-медицинской академии профессор А.Я.
Данилевский не мог зачислить своего сына в Академию, так как Александр Яковлевич Д. был евреем!
5мая
Есть несколько известных русских скульптуров-женщин: Голубкина, Сарра Лебедева, Мухина, Хана Орлова.
Анна Семеновна Голубкина (1864-1927), самая старшая из четырех, ученица Родена.
Сейчас принято говорить об искусственной привнесенности марксизма в Россию. Чушь!
В 1905 г. Голубкина изваяла Карла Маркса в Москве по просьбе социал-демократов.
Никто ее не принуждал. Прекрасная работа.
Хана Орлова (1888-1964), еврейка, жила в Париже и Палестине. Училась у Родена.
Получила мировую известность. Ваяла и Шагала, и Бен-Гуриона. В музее Израиля есть великолепная скульптура толстого доктора – приземистый Савва.
Вера Игнатьевна Мухина (1889-1953), создатель "Рабочего и колхозницы", пережила немало. Был донос, что "рабочий" – вылитый Лев Троцкий…
Сарра Дмитриевна Лебедева (1892-1967), кажется, русская женщина, эталон славянки.
Но откуда это библейское имя? Слово художнику Александру Григорьевичу Тышлеру: «Не могу вспомнить, когда и при каких обстоятельствах я впервые встретился с Саррой Дмитриевной Лебедевой. Вероятно, это было на какой-то выставке в конце 1920-х годов. С этого времени я продолжал с нею встречаться до последних дней ее жизни.
Однажды я спросил у Сарры, почему ей дали библейское имя, которое на первый взгляд совсем не вяжется с ее славянским лицом. Она ответила: "Когда я родилась, отец дал мне имя назло надменным соседям, которые были антисемитами"» (Сарра Лебедева. Авторы-сост. М.В. Алпатов и др. М., 1973. С. 23). Сарра Дмитриевна, урожденная Дармолатова, родилась в Петербурге, в богатой интеллигентной семье.
Подробности не знаю, а жаль. Если бы речь шла о протестантских странах – Англии, США – там это имя естественно, вроде Сарры Черчилль (о еврейском происхождении Уинстона отдельный разговор). Училась она у М.Д. Бернштейна, известного скульптора и педагога. Потом перешла к другим. Имя "Сарра" срослось с ней. И вправду, среди ее работ-портретов: С.М. Михоэлс, А.А. Сольц, Борис Пастернак, А.Б.
Гольденвейзер, С.Я. Маршак, А.Б. Мариенгоф ("Я с прожидью", – сказал он как-то Маркишу) и др. Алпатов отметил: "В портрете С.М. Михоэлса мы сразу его узнаем в умном и лукавом фавне" (Там же. С. 9). "Свергнутый" памятник Феликсу Дзержинскому – тоже ее работа. Она выиграла конкурс у В. И. Мухиной и С.Д.
Меркулова. Последнего "кто-то" навязал ей для доработки. Памятник, на мой взгляд, гениальный: в длинной шинели на цилиндрическом постаменте стоит суровый и беспощадный аскет – современный Савонаролла, Великий Инквизитор. Подобно шедевру Паоло Трубецкого (Александр III), памятник Дзержинскому лично мне говорит намного больше, чем хотел сказать ваятель. Он должен был бы стоять вечно в назидание потомкам. Сарра работала над ним в кабинете самого "железного Феликса".
Некий товарищ Герсон, вероятно чекист, сказал ей: "Похоже очень, но суровым вы Ф.Э. сделали". Присутствовавший при этом "сам" прокомментировал без тени иронии: "На таком деле посидишь – ангелом не станешь – такой и есть". Браво! (Там же. С. 15,25).
О "приращении" имени к личности подробно говорили М.С. Альтман и Вяч. Иванов.
Иванов: "Имена имеют огромное определяющее значение для всего характера и судьбы человека. Вот Флоренский удивительно умел об этом рассказывать". Далее примеры из Достоевского, Библии, Евангелия (Савл-Павел) и пример самого Ильи-Моисея Семеновича Альтмана (Альтман М.С. Разговоры с Вячеславом Ивановым. СПб., 1995. С 76-77). В любом случае пример Сарры Лебедевой, по-моему, убедителен…
Сегодня же перечитывал Леонида Мартынова и о Леониде Мартынове. Он, вероятно, еврейского происхождения, ибо в "Воздушных фрегатах" вспоминает о своем дедушке-кантонисте Збарском. Это на виду. Но ведь и фамилия "Мартынов", возможно, тоже кантонистского толка, "птичья": мартын – птица типа чайки; отсюда Орловы, Голубовские, Дудаковы и… Мартыновы. Его раннее стихотворение так и называлось "Мартыны".
Черные воды пустынны,
Глухо ревет прибой,
Братья мои мартыны
Кружатся над тобой.
Тонкие руки раскинув,
Падаешь ты на песок.
Видишь летящих мартынов?
Путь их высок, высок*.
Нет, не от Марса, бога войны, или св. Мартына, а от птицы, как множество кантонистских фамилий…
Я всегда подозревал, что поэмы Мартынова (поэмы как большая форма) – выдающиеся произведения русской поэзии. После двух великанов большая форма не прижилась на нашей поэтической ниве. "Возмездие" Блока не совсем удачно метрически, "Облако в штанах" гениально, но коротко. "Двенадцать", если признать за поэму, и, конечно,
"Анна Снегина". Думаю, что у Пастернака с поэмами не все гладко. У Ахматовой – "Поэма без героя". Размер взят напрокат у Кузмина ("Форель разбивает лед"). Но кое-что Ахматова взяла у Мартынова – летописный ход, который наличествует у Мартынова в "Тобольском летописце" и особенно в "Увенькае" – качественный прорыв. Строфы потрясающе емкие. Чудо красоты. И вдруг читаю: "Казалось мне, что Мартынов достиг в этой поэме высшего мастерства, когда не замечаешь формы произведения, и в то же время единение писателя с читателем достигается именно через эту форму, через ее совершенство. Такое ощущение появилось у меня ранее при чтении поэм Пушкина и Лермонтова…" Человек, написавший это, явно испугался и тотчас себя поправил: "Так примерно думал я о поэме Мартынова в то время…" (Утков В. Как этот самый миг возник… // Воспоминания о Леониде Мартынове. С. 283).
Почему Виктор Утков испугался? Ведь похвала выдержала испытание временем. "Съели бы" Роберты Рождественские, Вознесенские, Слуцкие и Евтушенки. Полные графоманы. Но почему в малой форме Мартынов не мог достичь даже Винокуровского "Женщина протяжно застонала"? Ни слова в воспоминаниях о позоре с Пастернаком. Почему?
***
* Цит. по: Воспоминания о Леониде Мартынове. М., 1989. С. 148.
***
И еще: строчный размер Мартынов, похоже, "подсмотрел" у Марии Шкапской:
Миллионы веков назначенных я томилась в чужих телах, нагруженных земными задачами и потом обращенных в прах.
Но кончая свой век коротенький, на закате земного дня, сыновьям своим или дочери отдавали они меня… 1925 г. 8 апреля Попались на глаза воспоминания о Бабеле. О нем писали многие и много добрых слов…
Жутко читать мемуар Льва Никулина: "Каин, где Авель? Никулин, где Бабель?" – неслось вслед старому стукачу. Но это ягодки. Интересны фрагменты из дневника Вячеслава Полонского, блестящего организатора и критика. Он создал журнал "Печать и революция" и с 1929 по 1931 г. редактировал "Новый мир". Ловко выскользнул из рук тов. Сталина в отличие от друга Воронского, умерев в 1932 г. Дневник писал для себя, не для публикаций: верный глаз – раздел Бабеля догола. Это страшно. О таланте – безоговорочное признание: "…внутренне он очень богат – старая глубокая еврейская культура". Ссылка на Воронского, читавшего неопубликованные произведения Б. "Воронский уверяет, что они сплошь контрреволюционные, то есть они непечатны, ибо материал их таков, что публиковать его сейчас вряд ли возможно. Бабель работал не только в Конной, он работал в Чека. Его жадность к крови, к смерти, к убийствам, ко всему страшному, его почти садическая страсть к страданиям ограничила его материал. Он присутствовал при смертных казнях, он наблюдал расстрелы, он собрал огромный материал о жестокостях революции. Слезы и кровь – вот его материал…'" И далее: "Вчера заходил Бабель… Читал рассказ о деревне. Просто, коротко, сжато – сильно. Деревня его, так же как и Конармия, – кровь, слезы, сперма. Его постоянный материал. Мужики, сельсоветчики и кулаки, кретины, уроды, дегенераты. Читал и еще один рассказ о расстреле – страшной силы.
С такой простотой, с таким холодным спокойствием, как будто лущил подсолнухи – показал, как расстреливают. Реализм потрясающий, при этом лаконичен до крайности и остро обрезан. Он доводит осязаемость образа до полной иллюзии" (курсив мой. – С. Д.). Здесь же Полонский пишет о нашествии "одесситов" на русскую литературу, некоторое презрение к этой самой русской литературе, нечто вроде нашествия саранчи (мои слова). (Воспоминания о Бабеле. М., 1989. С. 195-199).
Из написанного можно представить, как формировался Бабель-писатель. Его учителями на русской почве были Достоевский – по части крайне жестокого изображения быта; Ф. Сологуб (Мелкий бес); Леонид Андреев (Рассказ о семи повешенных); Всеволод Иванов (Дите); может быть Л. Соболь (Салон-вагон, Паноптикум). Из западных, понятно, Мопассан, включая поэзию. Помню поэму о групповом сексе. Но более всего Бабель обязан Амброзу Бирсу, особенно по части жестокости и утонченности формы.
На фоне других, "прилизанных", воспоминаний дневник Полонского возвышается, как Монблан. В них суть личности Бабеля-чекиста (он много раз бывал за рубежом), не верю в его доброту. Близость к Авербуху и Ежову. 16 апреля В РБС нашел статьи о полтавских полковниках Черняках: Леонтий Иванович был избран генеральным есаулом при избрании в свою очередь гетмана Самойловича в 1672 г. Его сын, Иван Леонтьевич, один из типичных представителей малороссийской старшины первой четверти XVIII в., т. е. интриган, стяжатель, противник гетмана Мазепы. Здесь самое интересное: оказывается, Герцики были родственниками Мазепы, а не только Орлика. Именно путем ареста семьи Герциков А.Д. Меншикову удалось предотвратить расправу Мазепы над Черняком (РБС. Черняк. С. 340). Думаю, что Черняки, наряду с Герциками, Нахименко, Новицкими, Боруховичами, возможно и Самойловичами, и Самойло (Самойло-Кишка) и другими, были еврейского корня. Все Черняки, которых я знаю, евреи. Кстати сказать, в том же томе РБС статья о медике Владимире Григорьевиче Черняке (1839-1884), надворном советнике и писателе. Работал на Северном Кавказе: Минеральные Воды, Пятигорск. Автор многих статей и т. д. 17 апреля Когда писал о масонах, следовало перечитать не "Войну и мир", как я это сделал, а материалы к роману – здесь масса информации. Толстой застал в живых многих масонов. Нет ничего притягательнее личного общения. Отсюда – уверенность в том, что он донес до нас живой голос Лабзина. Легенда об Адонираме и пр. Даже тогда, в 60-е годы, он был уже Толстым, т. е. думал о совершенствовании. Интерес к масонству был ступенью к "толстовству". Кажется, никем не замечено. Вот и курсив в черновике: "Цель жизни – смерть – истление всех вещей и переход к высшему состоянию". И далее: "главная цель – убить плоть" (Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. М., 1949. Т. 13. С. 32-33). Тут же некоторые слова на иврите, употребляемые в масонской лексике. В этом же томе (С. 764) текст, который, похоже, не вошел в основной корпус: "Главные цели масонства в четвертом градусе рыцарей Иерусалима скрыты от меня. Я должен пытаться узнать их…для посвящения себя в тайны высших градусов, я должен уехать отсюда и ехать в Пруссию и Шотландию", – рассуждения Пьера Безухова. 20 апреля Юрий Крыжанич, которого я цитировал в "Истории одного мифа", был антизападником, противником не только западной культуры, но даже чистоплотности: "не будем подражать чересчур заботливой и не жалеющей труда чистоплотности немцев". Его отталкивал быт изнеженных иностранцев. А стремление немцев сделать образованным каждого мужика выводило его из равновесия. Оставим, однако, Крыжанича в стороне.
Российский быт с вонючими нужниками и клопами, дорожная грязь, вши и прочие прелести вряд ли кому-то по вкусу. Ан нет! Лев Николаевич восхищался тем, что его последователь опростился до того, что у него завелись вши! "Какой человек этот Файнерман! Он даже обовшивел, а это хорошо. Обовшиветь у нас считается чем-то стыдным, а вы знаете, мужики говорят, что вошь нападает с тоски, с заботы…" (Записки И.М. Ивакина // Литературное наследство. М. 1961. Т. 69, кн. 2: Лев Толстой. С. 75). Браво! А мой редактор выкинул сравнение между немецкими колониями, мордовскими деревнями и русскими селами. Вероятно, побоялся попасть в русофобы.
Страшный пример: при Екатерине II в Поволжье поселились немцы-меннониты. Строили дома с черепичными крышами, удобные конюшни, имели хороший инвентарь. Тягостное впечатление производили находящиеся рядом русские села: мазанки или полуразвалившиеся избы с соломенными крышами, грязь… Кончаются русские селения с кое-как вспаханными полями, начинаются сады, огороды, добротные дома и хорошо одетые и обутые немцы (Тейтель Я.Л. Из моей жизни: За сорок лет. Париж, 1925. С.79).
А.Ф. Кони, будучи еврейского происхождения, никогда этого не афишировал и старался держаться подальше от еврейских дел. Кажется, его имени нет среди тех, кто защищал Бейлиса. Интересные воспоминания о нем оставил Тейтель. При знакомстве они обменялись мнениями по еврейскому вопросу. Кони рассказал, что его секретарь Лихтенштейн перешел в православие, как и ряд других судейских. У Тейтеля создалось впечатление, что Анатолий Федорович этого не одобрял. Кони же поведал о юдофобстве известного адвоката, либерального деятеля, еврея по происхождению, Евгения Исааковича Утина (1843-1894).
У Утина было имение в Подольской губернии, всякий раз возвращаясь оттуда, он распространялся о порочности евреев. Кони его останавливал… (Там же. С. 99).
Встречался Тейтель с Кони в Москве у приятельницы последнего писательницы P.M.
Гольдовской. 4 мая Давно не вносил ничего нового. Забыл внести в последнюю книгу о Блоке: фамилия Блок еврейского происхождения. Ее основной вариант – Ben Loeb Kahen, другой – и для Блоков, и для Блохов – Wallach как имя по месту рождения (Унбегаун Б.О.
Русские фамилии. М., 1995. С. 267); кстати сказать, фамилия Литвинова – Баллах.
Фамилия Блок принадлежит к сложным аббревиатурам, составленным в честь известных раввинов и включающим слова со значением "раввин". Это фамилии типа Барабаш, Барац, Богров, Брик, Маршак и т. д. Жаль, что никто не просветил мадам Гиппиус: вот было бы радости. Блок – Ben Loeb Kahen можно перевести как сын Лоевского коена; т. е. житель местечка Лоева, которое во времена Речи Посполитой входило в Минское воеводство. Далеко ушли жители этого местечка. Некоторые, вероятно, считают, что фамилия Богров или Багров русская. Разочарую: Ben Harab Rabbi Baruh.
Хотя и крестился автор "Еврейского манускрипта", но сохранил еврейский след в фамилии… 5 мая О гастролях Сары Бернар я писал довольно много. А вот о гастролях Рашель в Москве и Петербурге в конце 1853 – начале 1854 г., т. е. в разгар Крымской войны, но до вступления в нее Франции, не писал. Несмотря на напряженные отношения в тот период между Россией и Францией, Рашель имела шумный успех, свидетель писал, что вызывали ее несчетное число раз. Свидетель ценный: Константин Константинович Арсеньев (1837-1919), критик, публицист, сотрудник "Вестника Европы", председатель Литфонда. Он опроверг ходячее мнение о том, что актриса играла ненатурально, привел подробности игры ее в Расине и других пьесах. Вместе с ней играл ее брат Феликс (Арсеньев К. Из театральных воспоминаний // Голос минувшего.1916 (?). С. 238).
9 мая Монастырь "Отче наш" (Pater Noster) был построен по заказу княгини Латур д'Оверн – тип аристократки с атавизмом феодальных предрассудков. В прошлом – красавица, так сказать, кающаяся Магдалина, пыталась воскресить культ средневековых дам. В любом случае, большое ей спасибо за удивительно красивый памятник в Иерусалиме, на вершине Масличной горы (Скалой Д. Путешествие по Востоку и Святой Земле в свите князя Николая Николаевича в 1872 году. СПб., 1881. С. 239-240). Султан Абдул-Азиз подарил принцу Фридриху Карлу замок Ордена иоаннитов (госпитальеров), лежавший в развалинах.
Интересно, что Храм Гроба Господня, точнее принадлежащий грекам собор, называемый храмом Воскресения, внутри него имеет продолговатую форму, иначе говоря, корабль! Необыкновенно красив. В прошлом веке, в приделе явления Спасителя Богоматери (часовня de l'Improspere) показывали меч и шпоры Готфрида Бульонского. Принесены они были в дар потомками короля, но их подлинность вызывает сомнение. Например, меч короток и вряд ли можно было разрубить им сарацина, сидящего на коне (Там же. С. 248). Сейчас этих реликвий не показывают. 13 мая Где-то, когда-то, может быть у Перфита, читал, что среди гитлеровских фельдмаршалов были евреи. Удивился, хотя знал, что будущий генерал-фельдмаршал Мильх числился у Геринга "своим" евреем. Вообще, Геринг никогда не воспринимал антисемитизм всерьез, и в его ведомстве работали "полезные" евреи. Мильх был бывшим директором "Люфтганзе", без него невозможно было создать воздушный флот.