Дуэйн Диана. Глубокое Волшебство

   В первый раз она произнесла это слово вслух. И вся затряслась. Опять из глаз покатились крупные слезы.
   Карл молчал.
   – Можешь, – вдруг тихо проговорил он. – Со всеми это, в конце концов, происходит… иногда и по гораздо меньшей причине.
   – Но ведь что-то я могу сделать! Карл уставился в песок под ногами.
   – Что же ты собираешься СДЕЛАТЬ?
   Нита промолчала. Они оба слишком хорошо знали ответ.
   – Ты знаешь, к чему это ведет? – заговорил Карл.
   – Нет.
   – Помнишь заклинание, которое ты произнесла тогда в Манхэттене? Призыв к помощи с открытым концом?
   – М-ммм… Угу.
   – Это заклинание всегда означает, что потом, позднее, тебя призовут вернуть энергию, которую ты использовала. – Карл сурово поглядел на нее. – Ты получила помощь. Но для этого пришлось запечатать целый кусок иного пространства, отделить его навсегда от других пространств, а на это тратится колоссальная энергия.
   Нита вытерла слезы. Все правильно, и все же такие рассуждения ей вовсе не нравились.
   – Но в заклинании не сказано, что кто-то должен оплатить этот долг своей жизнью, умереть.
   – Да. Но зато сказано, что когда-нибудь в будущем придется вернуть количество энергии, равное затраченной. А это ох как много! Просто-напросто равно жизни. Это высокая цена, но меньшей не бывает. – Карл помолчал несколько мгновений и тихо проговорил: – Есть, правда, выход… – Лицо его стало непроницаемым, словно задвинулись какие-то шторки.
   Нита уткнулась головой в колени. Все шло не так, не на такой ответ она надеялась.
   – Карл, но должно быть что-то, что ты, то есть мы можем сделать!
   Волны с грохотом падали на песок, словно бы стараясь заглушить ее слова.
   – Нита, – с трудом говорил Карл, – пойми, девочка, тебе не уйти от решения. Ты все время пытаешься переложить его бремя на плечи другого. Ты хочешь, чтобы я каким-то образом снял тебя с крючка, на который ты попалась. Верно? Но за свое обещание тебе придется держать ответ самой.
   Ее передернуло.
   – Ты имеешь в виду… Карл, неужели тебе все равно, умру я или нет?
   – Мне совсем не все равно, и ты это прекрасно знаешь, – с болью проговорил Карл, – Но, к несчастью, именно я должен сказать тебе правду. Я Верховный Волшебник и лгать не имею права. Как ты полагаешь, почему нам дана такая сила? Мы платим за то, что творится вокруг, отвечаем за подвластное нам пространство… жизни других мы можем спасти, своя нам не принадлежит.
   – Так спаси меня! Скажи, что делать?..
   – Твое спасение в твоих руках, – мягко сказал он. – Девять десятых волшебной силы зависит от того, как ты САМА решишь. Остальное просто механика.
   Нита почему-то вспомнила их домашнего доктора, который с доброй улыбкой совал ей в рот ложку гадкого, горького лекарства. А Карл продолжал:
   – Я помогу тебе. Помогу в главном: сделать выбор.
   Она покорно кивнула.
   – Итак, первое, что ты МОЖЕШЬ сделать. Нарушить слово и не петь Песню. Что ж, это довольно легко. Ты просто исчезнешь – останешься на суше и никогда больше не встретишься с теми китами. И будешь жить.
   Взгляд Карла был устремлен в море, голос его был ровным, без тени осуждения или сочувствия.
   – Естественно, даром тебе это не пройдет. Ты приняла Клятву перед свидетелями и призвала Силы волшебства навлечь на тебя кару, если нарушишь свое слово. И возмездие неминуемо. Силы не забывают, Нита… Ты потеряешь способность к волшебству. Ее у тебя отнимут. Ты забудешь, что СУЩЕСТВУЮТ в мире такие вещи, как магия, волшебство. Разрушится твоя связь с другими Волшебниками. Ты больше никогда не встретишься с Китом, со мной, с Томом. Мы просто перестанем существовать для тебя.
   Нита окаменела.
   – Кроме того, твое исчезновение повлияет и на саму Песню. Если даже они сумеют найти тебе замену на роль Молчаливой… – Нита вдруг с содроганием представила в этой роли Кита и похолодела. – Ты слушаешь меня? Так вот. Песня будет почти разрушена твоим предательством. Она потеряет свою силу. Подземные толчки, загрязнение воды, убийство китов и нападения на других жителей Моря будут продолжаться. Или того хуже, Одинокая Сила проникнет в сердце волшебства сквозь прореху, оставленную твоим бегством, и разрушит или вовсе уничтожит волшебство. Я не хочу даже думать о том, что рано или поздно произойдет с Нью-Йорком и Лонг-Айлендом.
   Карл судорожно вздохнул.
   – Но и это не самое страшное. Нарушение Клятвы Исполнителя уменьшит, пусть на самую малость, волшебную силу, которая замедляет смерть Вселенной. Впрочем, потеряв способность к волшебству, ты напрочь забудешь обо всем этом и никогда не УЗНАЕШЬ, что в разрушении Вселенной есть и капля твоей вины. Но тень непонятной печали будет витать над тобой всю жизнь. Ты не сможешь избавиться от этого никогда, хотя и не сумеешь понять, что гнетет тебя…
   Нита не двигалась.
   – Вот и все «плохое». А теперь поговорим о «хорошем». Я могу почти с уверенностью сказать, что ты не погибнешь от землетрясения. То, что ты сделала в Манхэттене вместе с Китом, Силы не забудут. Они платят свои долги. Ну, например, перед самым землетрясением твоим родителям спешно потребуется навестить каких-нибудь родственников за границей или… короче, что-нибудь в этом роде. И вы будете далеко отсюда, когда разразится беда. А после всего этого жизнь твоя покатится – трюх-трюх – по прямой и гладкой дорожке. Нормальная, спокойная жизнь. А тень печали? В конце концов, большинство людей полагают, что неясная печаль в глубине души вполне нормальная штука. Ты вырастешь, найдешь работу, выйдешь замуж. Словом, станешь вести привычную для всех жизнь, делать то, что делают все. И умрешь в положенный срок. Как в сказке.
   Нита молчала.
   – Теперь вторая возможность. – Ровный голос Карла вдруг осел, в нем появилась хрипотца. – Ты сдержишь слово и спустишься под воду… Споешь Песню, а когда придет время, бросишься на острый выступ коралла или на скалу, нанесешь себе кровавую рану. Властелин акул приплывет на запах крови и разорвет тебя. Ты умрешь. На горе твоим родителям и друзьям.
   Нита снова заплакала.
   – Да, и твоим друзьям, – продолжал Карл, словно бы и не замечая ее слез. – Но Песня будет завершена, миллионы людей останутся живы, даже не подозревая, от какой беды спасены. Одинокая Сила потерпит еще одно поражение. Очень серьезное. Думаю, что после этого она уже не сможет по-настоящему разрушать жизнь Моря… а возможно, и на суше поутихнет лет эдак на пятьдесят. А то и больше.
   Нита, всхлипнув, кивнула.
   – Итак, если…
   – Погоди. Есть еще и третья возможность, – перебил ее Карл.
   – Правда?!
   Он внимательно посмотрел на нее.
   – Одни СТАНОВЯТСЯ жертвой, другие ПРИНОСЯТ себя в жертву, – произнес Карл, как бы размышляя, – Обреченные погибают. Убежденные побеждают.
   Нита вспомнила: эти слова она уже видела в Учебнике. Карл не знает выхода. Он просто утешает ее.
   – Какая разница, как умереть? – Голос ее сорвался на жалкий писк.
   Неожиданно, впервые за все время разговора. Карл чуть заметно улыбнулся.
   – Ого! Да ты чувствуешь себя овечкой, которую волокут на заклание! Если так, то отступись, Нита. – Он снова стал серьезным. – Да, Песню придется исполнить до конца. Но свершить это надо только по собственной воле, даже с радостью. И тогда волшебство твое наполнится такой силой, какую ты и вообразить себе не можешь. Одинокая Сила не колеблется: зло не размышляет, оно действует. И лишь страстное желание остановить его может разрушить страшную работу Одинокой Силы. Не покоряться необходимости, а покорять.
   Взгляд Карла был твердым и пристально прямым.
   – Ты поняла?
   – Да. – Нита постаралась придать своему голосу побольше бодрости.
   Карл вдруг рассердился.
   – Не надо притворяться, делать вид, будто тебе уже все равно. Ты Волшебница и не имеешь права обманывать даже себя. Не быть мучеником – вот чего требует волшебство. Не готовность к смерти, а желание одолеть ее способно разрушить любое деяние Одинокой Силы. – Он снова устремил взгляд в море. – Это вовсе не означает, что ты полностью избавишься от страха. Он будет терзать тебя. И еще как!
   – Великолепно, – сказала Нита с нервным смешком.
   – Запомни, когда Жертвоприношение свершалось по доброй воле, на долгое время утихали войны, становилось меньше преступлений, горя, потерь…
   И Нита вдруг подумала о тех, в кого стреляют, кого бьют или похищают. Она подумала о водородных и атомных бомбах, о бедных, умирающих с голоду… Значит, этого всего будет меньше? И все же эти ужасы, бедствия и несчастья других казались ей такими нереальными и далекими в сравнении с ее собственной, сию минуту подвергающейся опасности жизнью.
   – Не знаю, смогу ли я… – чуть слышно прошептала Нита.
   Наступила длинная пауза.
   – Я тоже не знаю, смог бы я… – эхом откликнулся Карл.
   Некоторое время они сидели неподвижно.
   – Хорошо…
   – Не спеши, – покачал головой Карл, – ты, вероятно, еще не успела твердо решить. Но даже если и решила… – Он отвернулся. – Есть еще время передумать… и тогда тебе не придется краснеть и терзаться потом…
   – Потом? – Она с надеждой поглядела на него. – Ты хочешь сказать, что увидишься со мной после, того, как я… – Она помолчала. – Подожди. Если я отступлюсь, то ведь не буду даже знать тебя, забуду обо всем, что сейчас со мной происходит! А если я… тогда не будет никакого «потом». Или я что-то не понимаю?
   – Существует Сердцевина Времени, – мягко сказал Карл.
   Нита молча покивала. Она когда-то была там, в том месте, куда при жизни могут найти дорогу лишь Волшебники. Это страшное и прекрасное место-пространство, где сохраняется все, что любимо, где после мгновенной остановки времени длятся вечные мгновения радости и бессмертия.
   – После того… после того как… – Она не в силах была договорить, выговорить это слово.
   – Любящие выживают, – прервал ее Карл.
   Она с грустью глядела на него.
   – Ну конечно, – тихо сказала Нита, – ты Верховный Волшебник. Можешь проникать туда в любой момент, хоть все время проводить там.
   – Нет. – Он все так же глядел на море. – В сущности, чем выше ты вознесен в волшебстве, тем больше работы наваливается на тебя здесь, на Земле, и тем меньше возможности проводить время вне этого мира, кроме как по делам, – Он вздохнул и печально покачал головой. – Я не был в Сердцевине Времени очень давно. Разве что во сне…
   Теперь загрустил он. Нита протянула руку и нерешительно похлопала Карла по плечу.
   – Ладно, – сказал Карл. Он медленно поднялся, стряхнул песок с полотенца и поглядел на нее. – Нита, – голос его дрогнул, – прости…
   – Да, – спокойно сказала она.
   – Позвони нам накануне, перед тем как отправишься в море. Если сможешь. О'кей? – буркнул под нос Карл. Расстроился? Или это его нью-йоркский акцент, когда кажется, будто у человека насморк?
   – Хорошо.
   Он повернулся, затем остановился и еще раз взглянул на Ниту. И все в ней словно бы оборвалось. Она кинулась к Карлу, обхватила его руками и вся зашлась в рыданиях.
   – Ну, милая, – успокаивал ее Карл, нагибаясь и крепко прижимая Ниту к себе. Ей сейчас так необходимо было это крепкое объятие. Она подняла голову, взглянула ему в лицо. Его кривящиеся в беспомощной, натужной улыбке губы ошеломили ее и заставили забыть собственную боль.
   Нита оттолкнула Карла, который еще какую-то долю секунды продолжал удерживать ее в своих объятиях.
   – Нита, – срывающимся голосом произнес он, – если ты… если ты сделаешь… – Он задохнулся. – Спасибо тебе, – вымолвил он наконец, – спасибо… – Он твердо глянул ей прямо в глаза. – Спасибо тебе за те десять миллионов людей, которые останутся жить и даже не узнают, что им грозило. Но Волшебники будут знать… и они никогда не забудут.
   – Ага. Это меня очень утешит, – улыбнулась Нита сквозь слезы.
   – Дорогая, – сказал Карл, – я вовсе не собираюсь тебя утешать. Да, никаких наград не существует. Мы поступаем так, как считаем нужным. И в этом наше счастье. И сила. – Он явно был взволнован. – Кстати, ты правильно сделала, что рассказала все родителям.
   Пока.
   – Пока, – кивнула Нита, с новой радостью отметив про себя это «пока».
   Карл, не оглядываясь, быстро зашагал в сторону. Воздух сомкнулся, захлопнулся за ним, и он исчез.
   Нита пошла назад, к дому.

 
   Она быстро скинула куртку, оставшись в одном купальнике, и хмуро пробормотала «до свиданья». Родители стояли рядом с ней на пляже и растерянно кивали.
   – Ма, может быть, мы вернемся к вечеру, – сказала она, – а может, и нет. Ш'риии говорит, что это зависит от того, сколько нам потребуется репетиций.
   – Репетиций? – Мама с удивлением поглядела на нее.
   – Ну да. Я же вам рассказывал, – вмешался Кит. – Все, кто поет, имеют свою собственную партию… но Песня поется сообща, и ее надо пропеть правильно. Он объяснял им, как детям.
   – Кит, мы опаздываем, – поторопила Нита. – Ма, – она крепко обняла маму, – не беспокойся, если мы вдруг не вернемся сегодня вечером. Пожалуйста, ма… Может, нам придется сразу и исполнить Песню… – Она запнулась. – А это займет дня полтора. Ждите нас утром в понедельник. – Все в ней напряглось и кричало от боли, но она постаралась сдержаться и не показать виду. – Па… – Она кинулась к нему, прижалась к груди и краем глаза увидела, как мама обнимает Кита.
   Нита оторвалась от отца и оглядела пляж.
   – Все чисто, Кит, – сказала она.
   Кинув на руки матери полотенце, которым она была обмотана, Нита побежала к воде. Несколько быстрых и ловких прыжков над прибрежными волнами, и вот уже можно нырнуть. Нита торопливо плыла к тому месту, где, как она знала, глубина достигает двадцати футов. Здесь она ловко и привычно влилась в оболочку кита-горбача. И ощутила радость, будто разом избавилась от всех опасностей и страхов, а не попала в смертельную ловушку, из которой могла никогда больше не выбраться. Да, став китом-горбачом, она вновь почувствовала себя нормально и спокойно. Впрочем, какая-то непонятная нервозность все же пронизывала тело. Но об этом Ш'риии предупреждала ее.
   А, какая разница! Она всплыла на поверхность и подняла в воздух фонтан воды, как бы посылая последний привет отцу и маме. Потом огляделась в поисках Кита. Он, крепко уперевшись ногами в волну, скользил по воде, как по льду. Нагнав ее, Кит ухватился за спинной плавник и приготовился нырнуть.
   На глубине пятидесяти футов Кит окутал себя Сетью, и превращение свершилось с невероятной скоростью. Кашалот, который появился на его месте, сердито взмахнул хвостом и пронзил воду грозным взглядом.
   – У тебя все нормально? – спросила Нита. Некоторое время он не отвечал.
   – Нет, – прогудел он наконец. – Ненормальный я, что ли, чтобы чувствовать себя нормально. Ведь мы плывем прямо… – Он осекся.
   – К'ииит, послушай…
   – Нет уж, ты послушай! Я ничего не могу изменить! И это мне не нравится! – В густом голосе кашалота слышалась и ярость, и нежность. От прикосновения этого голоса по коже Ниты пробегала дрожь, как при поскребывании ногтями по школьной доске.
   – Я и сама мало что могу сделать, – сказала она, – и мне тоже это не нравится. Давай не будем сейчас говорить об этом. Голова у меня раскалывается еще от вчерашних разговоров.
   – Х'Нииит, – настаивал он, – нам все же необходимо поговорить. Ведь завтра все ЭТО… уже произойдет!
   – Вот и отлично. Отложим до завтра. А сегодня молча погрустим, ладно? Мы правильно плывем?
   Он натужно засмеялся, всколыхнув воду вокруг.
   – Ну, ты даешь! – гукнул Кит. – Сама разве не слышишь?
   Она притихла, издавая лишь негромкие, похожие на тиканье и позвякивание звуки, которые служат китам-горбачам путеводной нитью. Море говорило с ней. Постоянный неясный шум расщеплялся на тысячи осязаемых звуков. С юго-запада доносилась безумная путаница протяжных, странных своей дикостью волнообразных воплей. Нежные, высокие свисты резко обрывались, сменяясь скребущими кожу помехами. Вокруг разносились четкие призывы горнов, будто кто-то охотился, выскакивая на поверхность над волнами. Доносились космические свисты и трели, похожие на позывные орбитальных спутников. Гудели глубокие басы. Неслось нескончаемое жужжание, словно работали сразу десятки газонокосилок. Мягко стелились в воде полутона стонов и нежных вздохов. И вся эта разноголосица, сплетаясь и возвращаясь к ней единым эхом, собиралась в главную тему Моря. Нита угадывала это в звучании протяжных тоскующих нот, постепенно поднимающихся до такой высоты и тонкости звука, какая недоступна человеческому уху, и снова снижающихся до густого шепота, который в конце концов сливался со спокойным дыханием волн.
   Нита еще не слышала этой главной темы Моря и все же мгновенно узнала и почувствовала ее, /став теперь неотъемлемой частью самого Моря. Это был мотив потери и обретения, печали и радости, всего того, что наполняло Песню Двенадцати. И то, что она слышала сейчас, приглушенное расстоянием и все же необыкновенно четко звучащее, было голосами собирающихся, сплывающихся Певцов. А скорбная нота, тревожной нитью вплетенная в мелодию, станет скоро для нее не просто мотивом, а страшной реальностью.
   – К'ииит, – встревожилась она, – китов там, кажется, гораздо больше двенадцати.
   Он выпустил из дыхала струю воды, как бы равнодушно пожав плечами:
   – Посмотрим.
   Она согласно свистнула и поплыла за режущим воду кашалотом на запад от южной оконечности острова, снова пересекая набитую кораблями бухту Атлантик-Амброуз. Они плыли по Мелководью, до самого дна пронизанному солнечным светом. И разноголосая песня их звучала все громче, усиливаясь многократным эхом. Но в каждое мгновение под плывущими почти над самым дном китами могла разверзнуться бездонная пропасть каньона Гудзон, где спасительное путеводное эхо тонуло и не возвращалось.
   – Вот здесь, – гуднул совсем рядом Кит. Они подплыли к самой границе того места, о котором говорила им Ш'риии – пятнадцать миль северо-восточнее Барнегат – в Нью-Джерси, и застыли прямо над обломками старого затопленного танкера, лежащего на глубине в шесть морских саженей. Вокруг, в зелено-золотистой, просвеченной лучами солнца воде плавали, парили, еле шевеля плавниками, киты.
   Нита ошеломленно оглядывалась. Сотни китов двигались кругами почти беззвучно. Малые полосатые сейвалы и кашалоты, сверкающие в воде дельфины всевозможных форм и цветов, медлительные грузно-грациозные синие киты и едва ли уступающие им своей громадностью финвалы, клюворылы и карликовые гладкие киты, множество китов-горбачей, серые киты и карликовые кашалоты, нарвалы, посверкивающие своим длинным спиральным зубом, напоминающим рог единорога, белухи, касатки, длиннорылы и бутылконосы…
   – К'ииит, – пропела Нита слабым голосом, – Ш'риии не предупреждала, что здесь будут посторонние.
   – Да, зрителей многовато. Но на репетициях это, кажется, обычная вещь, – беззаботно откликнулся Кит.
   «Легко тебе, – непроизвольно подумала Нита, – ты и сам почти зритель…» И тут же со стыдом оборвала себя. Она пропела ноту призыва, тщетно пытаясь услышать в ответ знакомый голос. И тут до нее донеслась глубокая, протяжная, спокойная нота Синего Кита. Это был голос Ар'ооона, приятный звук, освежающий, как золотистая тень. И тут же к нему примешались высокие, вибрирующие свисты дельфиньей болтовни. Голоса их были так похожи на свирельный горловой звук Ст'Ст, что Нита сразу поняла – это дельфины из его стаи.
   Стоило лишь Ните и Киту появиться среди этой толпы снующих и парящих в воде любопытных, как наступила полная тишина. Сотни китов образовали гигантский круг, и от его краев к центру постепенно полилась единая нота сплетенных голосов. Поначалу еле уловимая, она набирала силу, устремляясь к Посвященным. Вплетался в нее, подхватывал мощный голос Ар'ооона. В эту одну ноту сливались и трели дельфинов, и сотрясающий воду гуд синих китов. Одна мысль, выраженная одним-единственным словом на Языке – ВОСХВАЛЕНИЕ! Дрожь охватила Ниту. Они знали о ней все. Они знали, что она и есть Молчаливая. Они знали, что она собирается сделать для них. Они благодарили ее.
   Смущенная, охваченная радостью, Нита застыла на месте, дрейфовала, сопротивляясь течению.
   Кит слегка подтолкнул ее.
   – Нита, очнись – прогудел он еле слышно, – Ты звезда этого шоу. Твой выход. Выплывай на середину круга. Пусть они все увидят тебя.
   Она медленно проплыла сквозь ряды зрителей-китов, в центр их огромного круга, где в струях чистой воды уже собирались Посвященные.
   Скользя над покрытыми водорослями обломками танкера, она узнавала каждого. Несомый могучей приливной волной Ар'ооон. Его чуть хрипловатый голос усталого и опытного певца звучал с безупречной точностью. Дельфин Ст'Ст у самой поверхности воды словно бы вторил мелкими трелями основной мелодии, ведя свою песню Странника. Ар'ейниии, чуть сторонящаяся и Синего, и дельфина, вновь и вновь повторяла переливы своей части мелодии, отдельные музыкальные фразы песни Серой. Она лишь однажды кинула быстрый взгляд на Ниту и уже не обращала на нее никакого внимания.
   Были здесь и другие пятеро китов, которых Нита не знала. Старающийся быть все время рядом с ней верный ее кашалот на всякий случай оттеснил их. Нита с любопытством разглядывала новых своих сотоварищей. Вот белуха, величиной не больше дельфина, но формой тела напоминающая кита. Она раскинулась у самой поверхности воды и тянет свою протяжную мелодию из песни Пристально Глядящего. Плавун, длинный, худой и серый, вдруг умолкнувший на мгновение и с интересом разглядывающий Ниту. Гладкий кит с огромным, странно очерченным бесформенным ртом с завесой из китового уса, самозабвенно слушающий голос белухи. Касатка, чье тело цветом и резкими черно-белыми переходами так отличалось от скромного, серого в слабую крапинку окраса шкуры остальных китов.
   И – о радость! – Ш'риии. Она плыла рядом с касаткой, направляясь к Ните. При виде касатки, этого постоянного и страшного врага китов-горбачей, Нита в первое мгновение ощутила неприятный озноб. Однако спокойствие тут же вернулось к ней, и уже ничто больше не могло нарушить эту спокойную уверенность. Когда Ш'риии приблизилась, чтобы поприветствовать ее, Нита пропела в ответ ровным голосом, в котором звучало одновременно и гордое сознание собственной значимости, и тревожное чувство ответственности.
   – Мы немного опоздали? – как бы извинилась Нита. – Начнем?
   – Отличная идея, – откликнулась Ш'риии и, подбадривая, коснулась Ниты своим шершавым боком. – Сначала вступление.
   – Хорошо.
   Ш'риии повела Ниту за собой к группе скопившихся в центре круга певцов.
   – Мы уже утром пропели первую, часть Песни, – сказала Ш'риии. – Песнь-Представление и остальное. Ты же повторила эту часть дома, поэтому раньше приплывать тебе было и не обязательно. Теперь мы как раз подошли к раздельному пению, к Песне Искушения. Вот те, кто будет петь за Нерешившихся.
   – Привет, Ст'Ст, – пропела Нита, когда они со Ш'риии вплыли в центр круга.
   Дельфин просвистел свое легкомысленное ответное приветствие и снова переключился на трель Песни, продолжая при этом делать кульбиты и прыжки прямо над головой гладкого кита и другого, чьего голоса Нита, подплывая сюда, не слышала. «Клюворыл», – отметила про себя Нита. Она тут же поняла и то, почему не слышала голоса этой китихи. Призванная исполнять партию Ненасытной, она была, как и положено, занята поглощением пищи. Выдирала из остатков кормы затонувшего корабля длинные стебли бурых и красных водорослей, которые шевелились и колыхались густой сочной порослью. Клюворыл даже глаз не подняла, когда появились Нита и Ш'риии. Зато гладкий кит тут же подплыл к ним, чуть притормаживая, словно бы выражая этим деликатным и осторожным движением всю степень уважения.
   – Х'Нииит, это Т'Хкиии, – представила его Ш'риии. Нита ответным эхом послала свое приветствие и подплыла, чтобы потереться боком в знак вежливости и взаимного уважения. – Он поет партию Звонкоголосого, – пояснила Ш'риии.
   Т'Хкиии попятился назад и вновь подплыл к Ните, с любопытством разглядывая ее. Когда он наконец издал первый звук, в голосе его послышалось огромное удивление и странное беспокойство.
   – Ш'риии, это человек?
   – Т'Хкиии, – как можно мягче обратилась к нему Нита и бросила обеспокоенный взгляд на Ш'риии, – ты же не собираешься, Т'Хкиии, обвинять меня в том, чего я не делала. Не злись.
   Гладкий кит поглядел на нее искоса, сверху вниз. Взгляд этот не был злым или пренебрежительным, а скорее обычным для гладких китов, у которых глаза расположены высоко на плоской голове.
   – О, – голос его тоже смягчился, – у тебя, кажется, была стычка с Ар'ейниии? Не бойся. Молчаливая, или Х'Нииит, тебя ведь так зовут? Не бойся. – Благодушный тон гладкого кита мгновенно успокоил ее. Песня его звучала дружелюбно, в ней не чувствовалось неуемной слепой враждебности, как в том надрывном крике Ар'ейниии. – Если ты решилась послужить Морю, я могу лишь преклоняться перед тобой. Ради Моря, не считай, что мы все похожи на Ар'ейниии…
   Он покосился на спокойно поглощающую пищу китиху-клюворыла и вдруг сердито проворчал:
   – Правда, некоторым из нас необходима хорошенькая трепка, чтобы они научились уважать других и хотя бы иногда отрывались от еды.
   Т'Хкиии резко нырнул почти к самому дну и ткнул носом клюворыла.
   – Очнись, Р'ууут! Подними голову, пожирательница водорослей! Плывет Властелин акул!
   – А? Что? Где? – взлетел со дна испуганный вскрик. Высокие бурые водоросли заметались под ударами плавника, и из их гущи поднялась туша клюворыла с полным ртом скользких стеблей. – Где… что… о-ооо, – протянула она, когда эхо ее вскриков вернулось и уверило, что Властелина акул нигде пока поблизости нет. – Т'Хкиии, подожди, доберусь я до тебя!