— Нет! — вскричал Джерри, в ужасе глядя на зеркало. Изображение хохотнуло и начало таять, но голос продолжал звучать — слабее, как бы искаженный переговорным устройством, сквозь треск помех; «Джерри! Не бросай меня, Джерри! Ты еще здесь? Меня зажало, старина!.. Ради Бога, Джерри!..»
   Эти ужасные мольбы продолжались, казалось, бесконечно, а потом в зеркале осталось только ее отражение. Джерри упал на колени, съежившись и рыдая как дитя. Она хотела наклониться, но решила, что лучше не напоминать ему о своем присутствии. В жестокие, однако, игры играет этот Оракул, подумала она. Интересно, с какой целью?
   — Встань, сопляк! — презрительно фыркнуло ее отражение, и он медленно встал, дрожа и сердито вытирая лицо.
   — Ладно! — произнесло отражение. — Задание, с которым ты был послан, — зачем ты отправил Ахиллеса с жезлом обратно?
   Джерри сглотнул и пошевелил губами.
   — Мне казалось, что я могу спасти Киллера, и что я обойдусь…
   — Значит, ты надеялся искупить вину? Перед тем, первым Киллером, которого ты бросил?
   — Да. Да. Да!
   Отражение покачало головой.
   — Ты сказал, что надеялся на это. Но истинная причина ведь не в этом, правда?
   Нет, это было слишком жестоко. Джерри каким-то образом ухитрился сделаться еще бледнее. Он снова не нашел слов для ответа.
   — Ну, давай же! — сердито сказало отражение, голос которого доносился почему-то слабее, как у исчезнувшего призрака. — Тебе было сказано взять одежду на одного: детей в Мере нет. Совершенно ясно, что тебе полагалось захватить женщину и никого больше. Так почему ты отослал Киллера, а сам с ним не вернулся?
   Джерри давился и заикался; ему потребовалось довольно много времени, чтобы найти правильный ответ:
   — Она бы не согласилась. А я не хотел ее оставлять.
   — Продолжай, — настаивало отражение.
   — Мне было жаль ее.
   — А еще?
   Джерри покраснел аж до плеч.
   — Секс! Я хотел затащить ее в постель. Я совсем сошел с ума — я хотел ее до безумия, как ни одну женщину раньше.
   Отражение это, судя по всему, позабавило.
   — И хочешь до сих пор! Что ж, это правда, но не вся правда.
   Джерри казался удивленным. Он открыл рот, чтобы говорить, поколебался, потом выпалил:
   — Она восхищает меня как личность. Я люблю ее. — Он вздохнул и быстро, застенчиво улыбнулся Ариадне. — Спасибо, — сказал он зеркалу.
   — Не за что, — буркнуло отражение. — Так ты считал, что Киллер настоит на том, чтобы тебя вернули. Ты пытался шантажировать меня через Киллера!
   Джерри снова поперхнулся и признался:
   — Да, пытался.
   Отражение сердито кивнуло.
   — А почему ты так измордовал Карло? За то, что он сделал с Киллером?
   Джерри поколебался.
   — Месть! Он чуть не отдал меня демонам.
   Отражение снова кивнуло, на этот раз с удовлетворенным видом.
   — Ты был когда-нибудь близок с мужчиной?
   — Нет! Меня воспитали… я привык… я не могу… — Он выдохся и смолк, снова уставившись в стол.
   — Но ты дал слово Киллеру. Ты намерен сдержать его? И как ты себя чувствуешь в этой связи?
   Джерри скривился.
   — Сдержу. Надеюсь, меня не стошнит.
   Отражение засмеялось — смехом Ариадны.
   — Не зарекайся. Лучше позволь мне уладить это. Тем более что, как тебе известно, это не в первый раз. Завтра на закате, так ты ему обещал?
   Джерри снова вспыхнул, уставившись на ноги.
   — Но…
   — Твоя верность слову делает тебе честь, — заявил Оракул, откровенно наслаждаясь. — Но поверь, я смогу ублажить Киллера куда лучше, чем ты.
   Джерри вдруг рассмеялся.
   — Спасибо, — повторил он с явным облегчением.
   На этом шутки кончились. Оракул повернулся к Ариадне, и та съежилась в ожидании чего-то страшного.
   — Почему ты похитила Лейси у Грэма и Мейзи? — с невинным видом спросило отражение.
   Ну, на этот вопрос ответить легко — потому что она любила дочь. Она открыла рот — и не смогла произнести ни звука.
   Совсем ничего? Но это же правда, разве нет? Лейси — ее дочь. Она любит Лейси, но даже этого не может сказать. Молчание затягивалось, и Джерри, наверное, ждал, но она не могла взглянуть даже на зеркало, не то что на него. И не могла выдавить из себя ни звука. Должно быть, это искусство — говорить с Оракулом, знать, где она — истина, ибо что бы она ни хотела произнести, у нее не выходило ничего.
   Отражение вздохнуло.
   — Ладно, к этому мы можем вернуться и позже. Ты была алкоголичкой?
   — Да.
   — И сейчас?
   Нет.
   — Да.
   Почему она ответила так?
   — Ты хорошая мать?
   — Когда я не пьяна, — ей не стоило говорить этого…
   — Смотри на меня! — приказало отражение и начало меняться. Теперь на нем было голубое платье. Она помнила это платье — два года назад. И отражение росло, увеличивалось, становясь больше Минотавра — целых десять футов. И оно гневно смотрело на нее сверху вниз.
   — СКОЛЬКО РАЗ Я ТЕБЕ ГОВОРИЛА НЕ МЕШАТЬ МАТЕРИ, КОГДА ОНА РЕПЕТИРУЕТ!
   Господи! Это такой ее видела Лейси?
   И тут же изображение снова сделалось маленьким и обнаженным — и она нашла в себе силы спорить:
   — Многие родители строги со своими детьми. Я не думаю, что это честно.
   — Так честно или нет?
   — Да.
   — Ну? — произнесло отражение. — Немного усилий, и мы докапываемся до истины. А теперь скажи Джерри, что ты увидела, когда Минотавр ворвался в коттедж.
   Боже! И все же она смогла относительно внятно, изложить историю про Грэма в том, другом домике — Грэма пьяного, рогатого и в ковбойской шляпе.
   Джерри сочувственно взял ее за руку, но она даже не посмотрела на него.
   — Значит, Минотавр напомнил тебе твоего бывшего мужа? — ехидно спросило отражение. — Почему ты стреляла в его гениталии?
   — Это самое уязвимое место у мужчины, у самца, — ответила она. — Даже если серебряные пули и не пробили бы шкуру, они бы причинили ему боль. И это сработало, черт подери!
   Отражение улыбнулось.
   — Ты была хорошей женой адвоката. Ты дала правдивые ответы, но не до конца ответила на поставленный вопрос. Ладно, ответь на другой: опиши Мейзи Гиллис.
   Она попробовала, и это оказалось не так трудно. Дни, проведенные с ней в темнице, помогли ей узнать Мейзи как славную девочку, не слишком далекую, но, несомненно, добрую.
   — Она любит детей? — продолжало допытываться изображение.
   — Да! — быстро ответила Ариадна. — И Лейси любит ее, я должна признать.
   — Здесь тебе бы пришлось признать это, хочешь ты этого или нет. Так кто из вас двоих лучшая мать — добрая девочка, которую любят и которой помогает муж, или одинокая алкоголичка?
   Выбор был невелик — всего два имени, и свое она произнести не смогла.
   — Мейзи. Но…
   — Что?
   — Но я сомневаюсь в том, что Грэм — хороший отец!
   — Ага! — торжествующе произнесло отражение. — Вот как раз вернемся к первому вопросу. Так почему ты украла у него Лейси?
   Она разозлилась, заметив, что плачет так же, как только что плакал Джерри. Она вытерла глаза и сделала несколько глубоких вдохов-выдохов.
   — Чтобы она не досталась ему.
   Теперь она и сама поняла это.
   — А почему ты нападала на Минотавра именно таким образом?
   — Потому, что он напомнил мне Грэма! — выкрикнула она. — Из-за той ночи, когда он изнасиловал меня! Потому, что мне хотелось сделать ему больно! Я его ненавижу! — Она могла продолжать и дальше, но вот она была — истина. Она не раскаивалась.
   Джерри обнял ее за плечи.
   — Ариадна, — произнесло ее отражение, — ты можешь остаться в Мере, если хочешь. Здесь ты никогда не состаришься, не умрешь и не заболеешь. Как ты могла бы уже заметить, нездоровая тяга к спиртному тебе здесь не угрожает.
   Если ты не захочешь остаться здесь, ты будешь возвращена в свою машину в то мгновение, когда сворачивала в Надежду, Северная Дакота, словно ничего и не происходило.
   Значит, вот оно.
   — Но я сказала правду: я все еще алкоголичка; — грустно сказала она. — Что со мной будет?
   Отражение молчало, и Джерри пробормотал:
   — На такие вопросы он не отвечает.
   — А что Грэм и остальные?
   Отражение, казалось, колебалось.
   — Твое решение влияет на твой поток реальности. Их решения — не влияют.
   А твое решение не влияет на их потоки.
   Ариадна попыталась сказать, что хочет вернуться домой, и промолчала.
   Она попыталась сказать, что хочет остаться — тоже безуспешно. Выходит, она сама не знает, чего хочет… Она в отчаянии покосилась на Джерри.
   — Сколько времени у меня на размышление? — спросила она.
   — Сколько хочешь, но ты не можешь покинуть Меру, пока не примешь решение. Я помню случаи, когда люди оставались здесь на пару дней.
   — А я могу остаться и передумать потом?
   — Да, — отозвалось зеркало ее голосом. — Но после этого тебе никогда уже не удастся вернуться в Меру, а пожив в Мере, ты нигде уже не будешь счастлива — и демоны наверняка одолеют тебя.
   Она откинула голову и в упор посмотрела на зеркало.
   — Это что, намек? — спросила она — и не получила ответа. Она попыталась поэкспериментировать с предположениями — то, что, судя по всему, делал Джерри. — Моим демоном было фортепиано. — Верно! — Я надеялась… — Нет, если честно, она не надеялась всерьез возобновить концертную карьеру. — Мне уже слишком поздно было рассчитывать на успешную карьеру музыканта. — Снова верно! Так кто же она, алкоголичка, не имеющая никаких шансов на успех, на долгие овации, на гастроли по кругу: Париж — Москва — Лондон?
   Она снова рыдала. Слишком поздно! Демон фортепиано лишил ее материнства, и она сдалась демону алкоголизма — и это разрушило все.
   Но Лейси… у Лейси же талант, правда?
   Нет. Слова не выходили.
   — У Лейси всего лишь способности к музыке.
   Она только обманывала себя в надежде на то, что Лейси удастся сделать карьеру, какую не удалось сделать ей самой. О Боже! Как же она мучила Лейси, заставляя заниматься музыкой?
   Стоявший рядом Джерри кусал в тишине губы.
   — Я сказал правду: я люблю тебя, Ариадна. Ты любишь меня?
   — Я… я не знаю. Я не могу сказать так быстро. Я очень привязалась к тебе. Я… я восхищаюсь тобой. Это верное выражение?
   Это прозвучало так вяло в сравнении с его словами! Она ободряюще улыбнулась ему, вдруг осознав, насколько зависят люди от лжи, как горька может быть эта неразбавленная правда.
   — Джерри, — произнесла она, — это не из-за того Смит-Вильямса.
   — Правда?
   — Ты не трус, Джерри.
   — Я… не… — Он был поражен.
   — Глупый! — сказала она. — Ты не приказал бы остальным прыгать над вражеской территорией, если бы надеялся довести самолет домой. Сколько ты летел еще после этого?
   — Часа два… больше…
   — Ты не трус, — повторила она. — Ты просчитал шансы. Ведь ты пришел бы сегодня на помощь Киллеру, если бы Тиглат не помешал, правда?
   — Да! — ответил он — и был удивлен и одновременно счастлив оттого, что смог произнести это здесь, в обители Оракула.
   — Значит, ты не трус, вот и все.
   На лице его вспыхнула радость… вспыхнула и тут же погасла.
   — Ты любишь Киллера?
   Она отвернулась.
   — Я…
   — Ну?
   — Я не знаю, как я отношусь к Киллеру, — ну, по крайней мере это не надо больше таить.
   — Он может предложить гораздо больше, чем я, — произнес Джерри с убитым видом.
   Этого она уже не вынесла.
   — Если я поняла тебя правильно, ты… это гадко! — крикнула она. — Это не производит на меня впечатления, скорее наоборот! Он будет хуже Грэма. И мускулы его меня тоже не привлекают! В физическом плане я привязана к нему не больше, чем ты, Джерри Говард!
   Наступила тишина — они с Джерри поражение смотрели друг на друга, а отражение ехидно смотрело на них из зеркала.
   Правда?
   — О! — произнес Джерри, так и не понимая.
   — Но… — Она и сама еще толком не разобралась. — И все же он словно гипнотизирует меня. — Он обладает той же харизмой, тем же обаянием, что и Грэм. Если он позовет меня к себе в постель, я пойду… — Правда! Ох, черт! Что она сказала?
   Джерри взял ее за руку и ласково улыбнулся.
   — Я знаю. Может, когда он разберется с нами обоими, мы сможем наконец заняться друг другом?
   — Возможно! — Опять Киллер! Вечно этот Киллер! Она так и не знала еще, хочет ли остаться.
   Она хотела остаться.
   Но ее материнский долг…
   — Пилоты, бросающие свой экипаж… — сказала она. — А что насчет женщин, бросающих своих детей?
   Джерри начал заикаться, но в конце концов выдавил из себя:
   — Если ты вернешься, Карло убьет тебя.
   Правда?
   — Что? — переспросила она.
   Джерри почему-то торжествовал. Он повернулся к ее отражению:
   — Она спасла Киллера! Неужели Мера ничем ей не обязана? Скажи!
   Отражение кивнуло со вздохом:
   — Хорошо. Из-за исключительности случая я нарушу правила. Карло более известен под именем Хасан Ареф. Он террорист, великолепно подготовленный и ужасно удачливый, специалист по дистанционно управляемым взрывным устройствам. Обычно он не работает по частным заказам, но два его компаньона угодили в тюрьму. Гиллис согласился защищать их в случае, если твоя машина вернется из поездки благополучно — без тебя.
   Она поперхнулась. Грэм! Джерри выругался сквозь зубы.
   — Это дешевле, чем платить алименты, — не без ехидства пояснило зеркало.
   — Ты помеха для него. Ты дважды останавливала машину, чтобы перекусить; за это время они запросто могли арестовать тебя по обвинению в похищении детей. Они этого не сделали. Присутствие в доме двух мужчин оказалось для них сюрпризом, но они отвезли бы остальных — как нежелательных свидетелей куда-нибудь в мотель. А потом бы вернулся Карло… Три трупа в сгоревшем домике в Северной Дакоте вряд ли кто соотнес бы с исчезновением в Колорадо одинокой миссис Гиллис. Это было бы даже лучшим решением, чем предполагавшаяся раньше безымянная могила.
   — Видишь? — крикнул Джерри. — И если ты вернешься, ты ничего этого не будешь помнить. Ты остановишься где-нибудь на ночлег, и они расправятся с тобой! Это же ясно!
   Верно!
   — И еще одно ясно, — перебил Джерри Оракул, — что его будущее может быть еще более жалким, чем его прошлое. Вернись он позже, его принял бы за демона Киллер, вооруженный автоматом. Мир избавился бы от Хасана Арефа или Карло Веспуччи — вот в чем заключалась цель вашей операции!
   Джерри запнулся и вспыхнул.
   — А вместо этого мы с Киллером сами впустили его?.. Поэтому демоны собрались так быстро?
   — Он демон? — спросила Ариадна.
   — Он носил в себе большого демона, — ответил Оракул. — Да и Гиллис ненамного отставал. Вот почему они пережили появление Астерия в доме — они и так уже принадлежали ему. Но для сегодняшней материализации Минотавра требовалось много демонической энергии, и Астерию пришлось высосать ее из вас всю до капли. Разумеется, если они вернутся во Внешний Мир, они могут заразиться снова.
   — Если? — переспросила Ариадна.
   — Пусть их решение тебя не беспокоит. Оно тебя не касается.
   Она так и не могла решить окончательно.
   — Тогда посоветуй мне, если у тебя столько ума! — крикнула она зеркалу.
   Интересно, выходит ли Оракул из себя?
   Ее отражение улыбнулось, но уже не так ехидно и более ласково, чем раньше.
   — Тебе известна притча о Соломоновом решении? — спросило оно.
   — Конечно. — Две женщины предъявляли права на ребенка, и Соломон предложил им разделить его поровну между ними; настоящая мать отказалась от своей доли. Но при чем это?
   — Я умнее Соломона, — заявил Оракул, — и я могу воплотить его замысел.
   Что говорит тебе эта легенда о природе любви? Что такое любовь, Ариадна?
   Она вытерла глаза и вымученно засмеялась.
   — Боюсь, если мне надо ответить на этот вопрос, мы можем простоять здесь годы… Если любовь означает, что счастье любимого человека важнее, чем собственное счастье… это можно назвать любовью?
   Женщина с улыбкой кивнула:
   — Не так плохо! Помогает?
   Да, это помогало. Если верить Оракулу, ей нет смысла возвращаться, ибо Карло убьет ее в ту же ночь. Правда, она до сих пор не была уверена в том, что верит Оракулу.
   Но любовь… Она подумала о Лейси, страдающей за пианино. Она подумала о Лейси, обнимающей Мейзи. Даже о Лейси и Пегги. Она посмотрела на измученное ожиданием лицо Джерри и поняла, что хочет, чтобы и он был счастлив.
   — Я люблю тебя, — сказала она.
   Правда.
   Она повернулась к зеркалу.
   — Я останусь в Мере.
   Снова правда.


Глава 16


   — Ариадна Гиллис, ты выйдешь за меня замуж?
   — Нет.
   Оракул, зеркало, стол — все это исчезло, и они стояли вдвоем в кругу колонн, снова вполне пристойно одетые.
   Он пошатнулся, как от боли.
   — Нет?
   — Спроси меня через год, — объяснила она. — Уж если я клянусь в вечной преданности, я должна быть уверена.
   — О! — выдохнул он с облегчением.
   И еще ей придется разобраться как-то с Киллером. Возможно, как предполагал Джерри, для Киллера это просто очередная галочка. Но может быть, и нет, и она не может предлагать себя Джерри, если ей суждено быть подругой Киллера, пусть даже подругой по вызову. Эта мысль заставила ее содрогнуться от физического чувства омерзения, и все же она не могла не видеть, что Киллер в некотором роде поразительно напоминал Грэма.
   Возможно, просто еще один человек, знающий, чего он хочет; еще один мужчина, любящий податливых женщин. Даже это гипнотическое обаяние — Грэм тоже обладал им в молодости, и оно возбуждало ее почище джина. Пока она не избавится от угрозы Киллера, она не может ничего обещать Джерри.
   Подойдя к верхней ступеньке, она задержалась посмотреть на красно-розовый город, на Северные ворота и грозовое небо Внешнего Мира над залитыми солнцем холмами. Навсегда — она не скоро свыкнется с этим. Эти грозы не могут потревожить ее — в Мере она в безопасности. Рядом с ней прекрасный, благородный человек, чья любовь к ней подтверждена Оракулом, — и если она осядет здесь навсегда, ей не найти более верного и достойного человека, чем этот. Она посмотрела на опечаленное худощавое лицо… человек, так долго искавший себя, человек, так долго не любивший и в одночасье воспылавший неодолимой любовью к женщине — одной и единственной…
   — Ты можешь пожить пока у Хельги, — тактично предложил он.
   Она покачала головой.
   — По-моему, нам лучше отправиться к тебе и восхищаться друг другом.
   Он кивнул.
   — И мне, конечно, положено спать в ванне.
   — Не вздумай! — рассмеялась она. — Ты, конечно, можешь считать, что тебе мало чего предложить, но сегодня утром у тебя было на что посмотреть, и что бы ты, Джерри Говард, ни имел предложить мне, я приму это с радостью.
   Он улыбнулся и обнял ее, и они поцеловались — осторожно, потом с нарастающей радостью и чувством. Она и забыла, как долго может длиться поцелуй, как сумасшедше сладок он может быть, как возбуждает. Поцелуй Киллера был скорее технической формальностью, хотя и блестяще выполненной; этот же стал взаимным открытием, и, возможно, омолаживающая магия Меры уже начала действовать на нее, ибо, когда они наконец оторвались друг от друга, она почувствовала головокружение, словно девчонка на первом свидании. Однако и Джерри тоже казался разрумянившимся и хмельным, как она.
   — Милая, — сказал он. — Я ждал тебя сорок лет.
   Она всегда знала, что у нее глаза на мокром месте.
   — А я могла бы вскочить сейчас на эту балюстраду и побежать по кругу с криком: «Я нужна ему!» Я уже годы как никому не нужна была, Джерри.
   — С тобой Мера станет еще прекраснее.
   — Я не согласилась бы остаться в ней без тебя.
   Они снова взялись за руки и сбежали по ступеням, и она поняла, что их не было очень долго, куда больше времени, чем занял их поцелуй.
   И все же…
   И все же чего-то не хватало, что-то продолжало угнетать ее. Ложка дегтя где-то в глубине ее сознания. Что-то забытое… или кто-то…
   — Киллер! — твердо сказал Джерри. — Давай разберемся сначала с ним.
   По крайней мере Киллер оправился от разговора с Оракулом и стоял, облокотясь на балюстраду и глядя на них с мальчишеской ухмылкой. К нему они и направились.
   — Значит, милая дама остается? — спросил он. — И мой друг Джерри наконец влюбился! Ну что ж, я самый лучший добрый друг и самый добрый лучший друг.
   — Вот на этом и остановись пока! — предложил Джерри.
   Киллер задумчиво посмотрел на Ариадну.
   — Я люблю своего друга Джерри и его прекрасную даму тоже буду любить.
   — Веди себя платонически! — рявкнул Джерри и покраснел, но во взгляде Киллера вспыхнул странный огонек.
   — Он мне не доверяет! — печально вздохнул Киллер, взял ее руку и нежно поцеловал. И — странное дело — она не сомневалась, что только подлинная почтительность сорвала зеленую шапочку с этих кобальтовых кудрей, перед тем как он склонился к ее руке.
   — Ладно, — решительно сменил тему Джерри. — Мне было велено проводить Гиллисов в порт. Карло остается.
   — Этот чудила? — фыркнул Киллер и оглянулся в поисках его фигуры. — Что ж, у меня есть для него классная работенка. — Он подошел к Карло, стоявшему в стороне; Джерри с Ариадной шли следом.
   — Я слышал, ты остаешься в Мере? — поинтересовался Киллер.
   Карло помолчал секунду, смерив его взглядом с ног до головы, потом буркнул:
   — Ну и что?
   — Когда мы с Джерри уезжали отсюда, — сказал Киллер, — мы собирались устроить игру. С ней пришлось довольно долго обождать, но теперь нам ничто не мешает. Игра называется «Увечье». Не хочешь присоединиться к моей команде или, если не хочешь ко мне, к команде Свена? Я не сомневаюсь, он будет рад тебе.
   — Я в игры не играю, — ответил Карло.
   Киллер постарался изобразить огорченный вид.
   — Жаль. Должен предупредить, игра довольно буйная; команды по возможности велики, и правил почти нет. Может, она для тебя слишком буйная?
   — Звучит глупо. — Карло явно не собирался ловиться на крючок.
   Киллер собрался было уходить, но задержался, будто вспомнил что-то:
   — Погоди! Нам нужен судья, а ты как раз чужак. Не согласишься быть судьей?
   Взгляд Карло метался между Джерри и Киллером, словно змеиный язык.
   — Возможно. Я подумаю.
   — Вот и здорово! — с оживлением вскричал Киллер и протянул ему руку.
   Тот проигнорировал ее.
   — Разрешите один вопрос, мистер Говард, — произнес Карло, не сводя глаз с Киллера. — Этот экземпляр что-то развоображался. У вас нету закона, чтобы укоротить его слегка?
   Киллер застыл как вкопанный.
   — У нас в Мере вообще нет законов, — осторожно ответил Джерри. — Но Киллера не так просто укоротить.
   — Тогда смотрите, — очень тихо сказал Карло. Он оторвался от балюстрады и шагнул вперед. Киллер чуть пригнулся в стойке.
   Карло сплюнул.
   Киллер прыгнул.
   Карло опрокинулся на спину, вытянув ногу, и перекинул ею Киллера — тот врезался в балюстраду и исчез из вида. Ариадна взвизгнула, вместе с Джерри подбежала к балюстраде и посмотрела вниз. Киллер распластался без признаков жизни на скале футах в пятнадцати под ними.
   Карло уже вскочил на ноги и в полусогнутой стойке ждал Джерри… Джерри расхохотался. Он хрюкал, стонал и захлебывался смехом, ему пришлось опереться на плечо Ариадны и вытереть слезы, прежде чем он смог говорить.
   Ей это вовсе не показалось забавным: лишняя боль Киллеру, и так достаточно выстрадавшему? Она открыла рот, чтобы обрушиться на Джерри за бесчувственность…
   Джерри протягивал руку Карло, а тот в ожидании подвоха продолжал занимать оборонительную стойку.
   — Да выпрямись ты! — давился смехом Джерри. — Дай мне пожать твою руку.
   Это было бесподобно! Киллеру давно пора было встретиться с этим. — Мало-помалу Карло убедился в его искренности и принял его руку.
   — Я думал, ты его друг, — сказал Карло.
   Джерри снова чуть не задохнулся от смеха.
   — Да друг, друг! Но ему это полезно. И не бойся, он на коленях будет теперь умолять тебя об уроках карате.
   — Что тогда это за Увечье? — спросил Карло. — Почему он так хочет, чтобы я судил игру?
   — Это такая игра, если ее можно назвать игрой, — объяснил Джерри, избегая взгляда Ариадны. — Правил никаких. Побеждает команда, забившая последний гол. Это означает, что все игроки другой команды должны либо разбежаться, либо лежать покалеченными.
   Ариадна передернула плечами. Джерри ухмыльнулся.
   — Единственного правила он тебе не сказал — это то, что первый гол в игре забивается не мячом, а судьей.
   Карло заморгал, не веря своим ушам, потом выругался.
   — Нет, правда, — продолжал Джерри. — Другого проку от судьи при игре в Увечье все равно нет, а это куда интереснее, чем подбрасывать монетку. Я был судьей один раз — обе ноги сломаны, выбитое плечо и травмированная почка. Мне еще повезло.
   — В жизни не слыхал ничего глупее, — буркнул Карло.
   Киллер, не поднимая головы, встал и, шатаясь, побрел по склону вниз, в Больницу. Он заметно хромал и держался рукой за окровавленное ухо.
   Карло мотнул головой, но все же улыбнулся.
   — Оракул сказал мне, что кто-то должен подойти и приютить меня на пару дней. Какое-то непроизносимое имя, начинающееся с «Итти».
   Джерри присвистнул и закатил глаза.
   — Это девушка из древних хеттов. Очень славная! — Он улыбнулся Ариадне.
   — Одна из любимиц Киллера. Тебе повезло с хозяйкой, гражданин Карло!
   — Без дураков? — недоверчиво спросил Карло, на которого тем не менее это произвело впечатление. Потом он оглянулся, нет ли поблизости кого еще, и повернулся к Ариадне.
   — Мэм? — Он замялся и потупил взгляд.
   — Оракул сказал мне, — ответила она коротко. — Но этого не случилось, и я не хотела бы говорить об этом больше.