Ситуация с мамой развивалась следующим образом. Марина Владимировна путем долгих ухищрений, экономии и продажи нескольких украшений смогла скопить десять тысяч долларов. Было это довольно давно – чуть ли не три года назад. И как раз в момент раздумий – а в какой бы банк и под какой процент ей положить такое неслыханное богатство – позвонил давний приятель. Не то чтобы очень близкий, но довольно приятный в общении, и спросил:
   – Марин, нет ли у тебя возможности помочь мне с деньгами?
   – Помочь – это как? – переспросила та.
   – Я бы взял у тебя под хороший процент несколько тысяч долларов. На год.
   – Ой, а как это? Я никогда с такими операциями не сталкивалась.
   – Ну ты даешь мне, к примеру, десять тысяч долларов под тридцать процентов годовых. Значит, в конце года я отдаю тебе тринадцать.
   – Это, правда, большой процент. А как мы оформим бумаги?
   – Напишу тебе расписку, копию паспорта приложу. Думаю, обойдемся без нотариуса. Мы ж друг друга столько лет знаем. Ну как?
   – Знаешь, – Марина рассмеялась, – на ловца и зверь бежит. Я как раз озадачена вопросом, куда бы вложить десятку. Банки гораздо меньший процент предлагают.
   – Ну вот видишь! Значит, решено?!
   – Послушай, а тебе разве выгодно самому под такой процент деньги брать?
   – Мне для бизнеса нужно. Это нормально.
   Я часто таким образом деньги привлекаю. И кредиторы довольны, и у меня все складывается как надо.
   – Ну что ж, давай попробуем.
   И Марина Владимировна без особых колебаний взяла незатейливую расписку с приятеля и отдала ему деньги. Мечтала она отдельную квартиру для дочери приобрести. Или ей эту оставить, а себе пусть бы в пригороде или в ближайшем подмосковном городке что-нибудь приобрести. Ритка – вон уже – невеста. Надо бы ей свою жизнь строить самостоятельно.
   Но прошел год. Прошло полтора. Приятель как-то странно реагировал на звонки Марины. Вечно занят, вечно не может разговаривать… Обещает перезвонить позже, но никогда не перезванивает. То он в отъезде, то в командировке, то абонент недоступен, то домашние его не в курсе, где он и когда будет. В общем, неприятное чувство возникло у Марины. Поняла она, что обманули ее, кинули, как теперь говорят. Уже и два года прошло, а приятель все скрывался. Она и в офис к нему приезжала, и домой. Он ее в открытую, не стесняясь, выгнал:
   – Нет у меня денег! Поняла?! И не ходи, не канючь! Появятся, отдам!
   – Да как ты разговариваешь со мной? Я тебя выручила, когда тебе надо было? А ты меня обманул!
   – Слушай, не читай мне морали, не учи меня, как надо себя вести! У меня и без тебя проблем хватает!
   Такой наглости Марина не ожидала. Она впала в длительный, болезненный стресс… Высохла, осунулась, постарела и однажды, не выдержав грубой реакции должника на очередной свой звонок, расплакалась и никак не могла остановиться. А в этот вечер зашли к ней в гости Рита с Алексеем. Чайку попить, концерт по телевизору посмотреть.
   Алексей, увидев заплаканную Марину Владимировну, искренне встревожился:
   – Что случилось?
   Она, захлебываясь рыданиями, все рассказала.
   Алексей был конкретен, деловит, сосредоточен:
   – Имя? Сумма? Адрес?
   Тут же набрал телефон своей охраны, продиктовал данные, объяснил подробности.
   Через пять дней начальник службы безопасности Алексея самолично позвонил в дверь Марины.
   – Здравствуйте! Я Максимов Сергей Максимович. Возьмите, пожалуйста, свои двадцать две тысячи долларов.
   – Как двадцать две?! Он же мне должен тринадцать!
   – Не торопитесь. Давайте считать.
   – Я слушаю.
   – Изначально он брал десять. Плюс три за первый год. Так?
   – Так.
   – Плюс четыре за второй год.
   – Это как?
   – Послушайте сначала. Плюс пять за третий. Всего получается двадцать две. Согласны?
   – Что-то я не понимаю. Да вы пройдите. Давайте я вас ужином накормлю, и вы мне все объясните.
   – С удовольствием все объясню. А вот от угощения откажусь. Не положено.
   Они сели за стол, и Сергей Максимович четко и ясно все разложил по полочкам:
   – Считаем снова. Конец первого года – тринадцать. Так?
   – Да.
   – Во второй год процент считается уже от этих тринадцати. Получается, что если бы он вам отдал деньги через два года, то сумма составила бы семнадцать тысяч.
   – Ну, наверное, – ошеломленная такой математикой, кивнула Марина.
   – А в третий год, соответственно, считаем базой уже семнадцать тысяч. А тридцать процентов от семнадцати – это как раз двадцать две. Согласны?
   Марина остолбенело смотрела на Максимова, не веря пока еще до конца ни сумме этой огромной, ни тому, что деньги уже у нее. Она и на свои-то десять уже не очень рассчитывала, а тут целых двадцать две! Вот это удача!
   – Подождите! А с вами как мне рассчитываться?
   – Со мной? – Он искренне удивился. – Никак.
   – Ну как же?! Я слышала, что вознаграждение в таких случаях составляет чуть ли не половину суммы.
   Сергей Максимович рассмеялся:
   – Вы мне ничего не должны. Мы выполняем задание Алексея Георгиевича. Это первое. А второе, если честно, то бесплатно мы не работаем, конечно. И приятеля вашего мы облегчили еще на некоторую сумму.
   – Ой!
   – Что? Уже жалко обидчика?
   – Да нет… Не то чтобы жалко, а неожиданно как-то…
   – Ладно, Марина Владимировна, пойду я.
   – Спасибо вам огромное! – Марина прижимала руки к груди и чуть ли не кланялась Сергею Максимовичу в благодарном порыве.
   – Вот моя визитка. Если кто-то побеспокоит вас, обращайтесь! Постараемся помочь.
   – Да, да! Спасибо!
 
   Виталий Петрович поначалу испытывал некоторые угрызения совести в отношении своей приятельницы Марины, но недолго. «Подумаешь, десятку должен. Отдам при случае. Сейчас совсем нет лишних денег. „Ауди“ свежую взял недавно, проект начинаю интересный с новым партнером. Надо определенную сумму вложить. А она со своими слезами. Отдам через полгодика». И настолько тема эта была несущественна для Виталия Петровича, что, когда двое интеллигентных с виду мужчин в серых костюмах уверенно и даже как-то по-хозяйски вошли к нему в кабинет, он даже и предположить не мог, что визит их может быть связан с такой мелочевкой.
   – Господа? В чем дело? Вы кто?
   Они молча сели.
   Виталий Петрович успел отметить про себя, что охрана не доложила о приходе посторонних в офис, что секретарь не предупредила… Он успел удивиться внутренней тревоге, которая уже начинала вызывать предательскую дрожь под коленками и учащенно пульсировать в горле.
   Двое молчали. Сидели спокойно, смотрели на него и молчали.
   Потом один из них отработанным жестом протянул Виталию Петровичу какое-то удостоверение. Тот посмотреть-то посмотрел, но не очень понял. Буквы прыгали перед глазами, во рту пересохло. Он хотел вызвать секретаря, попросить воды или чай, но коммутатор почему-то не отвечал, что было абсолютно немыслимо.
   В голове проносились какие угодно мысли: про налоговую, про ОБЭБ, про РУБОБ, про прочие карательные или проверяющие (что, впрочем, одно и то же) органы…
   – Здравствуйте, Виталий Петрович! – наконец-то произнес один из посетителей. – А у вас тут уютно. – Он оглядел кабинет. – Цветочки, картины…
   – Да, спасибо, – Виталий Петрович по-прежнему недоумевал.
   – Жаль будет, наверное, расставаться со всей этой красотой…
   – А зачем расставаться-то?! Почему?! Господа! – Он пытался взять себя в руки и убрать дрожь из голоса. – Объясните нормально, в чем дело?!
   – А сами не догадываетесь?
   – Да я вообще ничего не понимаю! Заходите, как к себе домой, говорите загадками…
   – Да нет никаких загадок. Скажите, как вы относитесь к высказыванию: «долг платежом красен»?
   – Что? Какой долг?
   – В принципе… Как вы относитесь к этой фразе?
   – Ну… Конечно… Долги надо отдавать…
   Я согласен… Естественно. Только я здесь при чем?
   – А вы, значит, никому ничего не должны?
   – Нет… Ну есть, наверное, какие-то обязательства, договора… А так сразу и не вспомнить.
   – А мы вам поможем вспомнить, – тут в разговор вступил другой. – Знаете ли вы некую Марину Владимировну?
   – А Маринку-то?! О, Господи! – на душе у Виталия Петровича полегчало. Отлегло, как говорят. – Знаю, конечно. Давняя моя приятельница.
   – А что ж вы старых приятелей обижаете?
   – Да нет никаких вопросов. Мы с ней нормально договорились. Я ей все верну.
   – Когда?
   – Ну… через пару месяцев и верну.
   – Значит, так, Виталий Петрович. Завтра вы возвращаете тридцать тысяч долларов. Здесь же. В это же время.
   – Что-о-о-о? С какой стати? Вы что себе позволяете? – Его рука потянулась к мобильнику. Но взять его в руки он не успел. Один из посетителей резким движением перехватил его и спокойно сказал:
   – Не надо волноваться! Не надо никому звонить! Надо завтра принести деньги!
   – Я ей десятку должен! Откуда тридцать?!
   – Считайте: десять брали. Плюс проценты за три года. Вы ж на тридцать годовых договаривались, помните?
   – Да. – Виталий Петрович еле-еле кивнул. – Но это получается… – Он прикинул на калькуляторе, – девятнадцать тысяч. – Он ужаснулся про себя. Е-мое, брал десятку, а во что это вылилось?
   – Ну не девятнадцать, а двадцать две. Поскольку проценты в конце года вы не отдавали, то получается совсем другая сумма.
   – Ну даже если и так, то все равно не тридцать же!
   – А вы полагаете, что мы бесплатно работаем? Нет. Может быть, вы будете разочарованы, но не бесплатно!
   – То есть?
   – Тридцать тысяч. Мы не торгуемся.
   – Подождите! Давайте как-то обсудим ситуацию!
   – Нечего обсуждать! Единственное пожелание: не пытайтесь ничего предпринимать. Мы имеем в виду охрану, разборки, прочие варианты. А чтобы была понятна серьезность наших намерений, то мы ставим вас в известность: ваша «Ауди» эти сутки побудет у нас.
   – Как? – Виталий Петрович аж вскочил. – Как у вас? Зачем?
   – Да не волнуйтесь вы так. Вы нам деньги. Мы вам возвращаем машину. Вам понятно?
   – А если я не успею до завтра? Сумма-то немаленькая!
   – Вы успеете!
   На этих словах двое поднялись и вышли из кабинета.
   На следующий день деньги были возвращены в полном объеме, машина возвращена владельцу.
   На прощание двое в сером сказали:
   – Советуем вам, Виталий Петрович, впредь либо не занимать деньги, либо возвращать вовремя. А то, видите, какие неприятности случаются. – И уже было повернулись к выходу, но как будто что-то вспомнив, один из них добавил:
   – Да… Вот еще что… Если, Боже сохрани, какие-то у вас претензии или вопросы возникнут к Марине Владимировне, то лучше бы вам не высказывать их ей никогда. Это так… в качестве совета на будущее. Будьте здоровы!
   Виталий Петрович рухнул в кресло, долго сидел неподвижно… Потом выпил пару рюмок коньяка… И лишь спустя полтора часа после ухода визитеров смог приступить к работе.
 
   Отношения Риты и Алексея становились все ближе. Они ежедневно созванивались и довольно часто встречались. Алексей, как правило, днем бывал занят. Зато вечерами они нередко выбирались в ресторан, на концерт или в кино. Любовные свидания проходили теперь уже в отремонтированной квартире Алексея, но оба они вспоминали почему-то незавидную пятиэтажку… Там все-таки было необыкновенно… Там им удалось испытать счастье быть одним целым. Единственный раз, пожалуй… И все остальные разы стремились они к этому прекрасному состоянию. Но никак не удавалось им вновь его ощутить. Впрочем, у них и так все было хорошо. Полет… Одновременная разрядка… Восторг от соприкосновения, от взаимопроникновения, от растворения друг в друге… Но такого острого приступа любви, как там… Нет, пожалуй, больше никогда! Песня ли тому способствовала, гитара ли, а может, свечи, а может, волну вселенской любви смогли поймать они тогда или попасть в поток космического наслаждения… Кто знает? Она как-то заикнулась про ту квартиру. Алексей с готовностью откликнулся, но друг как раз в тот момент находился дома. А потом еще раз звонили, и опять попали на него. Короче, не удалось повторить то ощущение.
   После истории с деньгами, в которую попала Ритина мама, Алексей запросто купил Рите квартиру. Просто подарил на 8 Марта. Для него была недосягаема мысль о том, что нужно долгие годы копить деньги, собирать по крупицам, складывать, откладывать, отказывать себе в чем-то, экономить… Раз Рита нуждается в квартире – да не вопрос! Будет тебе квартира!
   Рита даже и не предполагала такого подарка. Никогда от него ни намека, ни вопроса, ничего… Он привез ее в новый дом, неподалеку, кстати, от их с мамой района, и распахнул перед ней двери ее нового жилища. И пусть там были пока только одни стены, тем не менее это была прекрасная двушка с большой кухней и лоджией.
   Рита не знала, как и реагировать. С одной стороны, радость неимоверная! Еще бы: сбылась их с мамой мечта! С другой стороны, непонятно, как вести себя дальше с Алексеем. Не привязывает ли он ее таким образом к себе! Она-то, понятное дело, и так к нему привязана, безо всякой квартиры. Но теперь ведь получается, что она обязана ему. Тем более что он – человек женатый. А что это значит? А это значит, что он покупает таким образом себе любовницу. А это значит, что если ей когда-то, не сейчас, захочется встречаться с другим мужчиной и, что вполне нормально, придет время создавать семью, то Алексей вправе потребовать квартиру назад.
   Это что ж получается? Золотая клетка? Слышала она несколько подобных историй, когда состоятельные мужчины подобным образом гарантировали себе внимание любовниц. И как те мучались меж двух огней – метались от чувства благодарности за решение жилищного вопроса к чувству острой зависимости и несвободы.
   У Риты хватило ума высказать все это вслух. Потому что просто отказаться от квартиры без объяснений не получилось бы. А принять – означало бы обречь себя на пожизненную кабалу. И то, и другое было неприемлемо. Поэтому Рита решила выплеснуть все свои сомнения на ошеломленного Алексея.
   Тот ожидал чего угодно – восторга, cлез благодарности, подобострастных взглядов, хлопков в ладоши… Только не такого взвешенного анализа возможного развития их отношений в связи с появлением квартиры, который он услышал от Риты.
   Он вынужден был признать про себя ее абсолютную правоту. Естественно, он привязывал ее таким образом к себе. Понятно, что он давал себе право таким образом контролировать ее личную жизнь. Не вызывало сомнений, что он и мысли не допускал о появлении каких-либо мужчин на этой территории. Конечно, он гарантировал таким образом себе любимую женщину.
   Но он не мог позволить себе согласиться с этим во всеуслышание. И уже не мог отступиться от своего подарка.
   – Рита, поверь, я дарю тебе эту квартиру совершенно бескорыстно, – говорил он абсолютно неискренне. Врал себе. Врал ей.
   – Алексей! Я понимаю, тебе непросто сейчас. Но я совершенно не обижусь, если ты передумаешь. Квартиру ведь можно продать, еще и заработав на этом. Зато мы сохраним наши отношения искренними и свободными. Никто ни от кого не зависит. Встречаемся, потому что оба хотим этого, а не потому, что кто-то за что-то кому-то обязан.
   – Рита, Рита, – он грустно покачал головой, – как же ты права. Я хотел бы видеть тебя рядом все время. И квартира – это, конечно, пусть не стопроцентная, но хоть какая-то гарантия. Я не собираюсь разводиться со своей женой, но и тебя терять я не намерен! Слышишь, я не хочу тебя терять!
   – А ты и не теряешь! Разве мы не вместе?! К чему этот разговор?
   – Давай сделаем так: квартира эта твоя! Безо всяких условий! Я не отказываюсь от своих решений. А чтобы ты не волновалась, подпишем у нотариуса бумагу.
   – Какую бумагу?
   – Ну составят мои юристы. Что я ни при каких обстоятельствах не в праве… Ну и все такое прочее… Тем более что все документы мы оформим на тебя. Так ты согласна?
   – Да… Так… Согласна! Спасибо!
   И все-таки после этого подарка отношения изменились. Нет, их по-прежнему тянуло друг к другу, но оба все время помнили об этой квартире: он – что так запросто был разоблачен в своих намерениях, она – что оказалась умнее, чем он предполагал.
   Получается, что оба проиграли в этом споре. А и действительно, выиграть-то невозможно. Недаром говорят, что в споре нет победителей. Рите раньше эта фраза казалась недосягаемой. Как это невозможно? Вот, пожалуйста, результат налицо! Ан нет! Что из того, что она победила?! Что она приобрела? Чувство превосходства? Чувство собственной важности? Логические умозаключения ее продвинутого ума? Кому от этого радость? Ну да, она теперь обладатель квартиры! А он? Он же совершенно другое видел в этой покупке. Он деньги от семьи оторвал, он какие-то свои интересы ущемил. Ради чего? Ну да, можно сейчас прикрыться высокими словами: ради любимой женщины, во имя ее благосостояния… Это будет и правильно, и неправильно. Потому что, кроме заботы о ее благополучии, есть у него и собственная корысть. Была, по крайней мере. А теперь нет. И он об этом все время помнит. С какой дури квартирами разбрасываться? Деньги бешеные швырять непонятно на что? И свербит его эта мысль, и раздражает, и потихоньку отравляет его чувства… Какая уж тут победа?
   Когда Рита сказала Алексею эту фразу, ну про спор, он сделал недоуменные глаза:
   – Как это невозможно выиграть? Я почти все время выигрываю. Иначе как бы я в жизни продвинулся?
   Она ему напомнила про квартиру. Он сразу сник, хотя и пытался возразить, мол:
   – Да мы ведь и не спорили, – но больше ничего не сказал.
   – И еще… в той ситуации… помнишь, с мамой? Ну с приятелем этим ее, Виталием Петровичем?
   – А! Когда мои ребята бабки забрали? Конечно, помню!
   – Думаешь, закончен разговор?
   – Ну в этом-то я уверен на сто процентов.
   – А я почему-то не уверена. Мне кажется, он настолько унижен и уязвлен, этот ее приятель, что не смирится, не успокоится.
   – Даже не бери в голову! Не рыпнется он больше. А если рыпнется, объясним еще раз. К чему ты вспомнила?
   – Да все к тому, что вроде бы и победили, а какой ценой? Ценой унижения и оскорбления? Не получается наслаждаться победой, ощущая это. Не согласен?
   – Абсолютно несогласен! Лично я побеждал, побеждаю и намерен побеждать впредь! И вообще, оставь свое философствование! Расскажи лучше, как ты меня любишь. – И беседа плавно перетекла в иное русло, и разговор этот забылся.
   … Но, как выяснилось позже, Рита оказалась права. К сожалению ли, к счастью? Понять невозможно.
 
   Виталий Петрович не просто болезненно переживал незаконный отъем денег, как он это называл про себя. Он счел всю эту ситуацию настолько унизительной, оскорбительной и возмутительно несправедливой, что смириться не мог с ней, не хотел и не стремился. Конечно, он был человеком здравым и понимал, что лезть на рожон после тех предупреждений неправильно. Он решил выждать – это первое. И определиться, кто есть кто – это второе. Или, наоборот, сначала определиться, а потом выждать… Не важно. Важно было следующее. Он попросил кое-кого из своих знакомых выяснить обстановку. Ему доложили следующее: Марина Владимировна – это разведенная женщина, не замеченная ни в какой-либо связи с сильными мира сего. А вот ее дочь Маргарита…
   Тут следовала многозначительная пауза, вздох… Голос понижался до шепота и только потом произносилось имя Алексея Георгиевича. Да… с таким покровителем, действительно, многие проблемы разрешимы.
   Виталий Петрович заметно приуныл, сник, в какой-то момент даже готов был смириться со своей участью «невинно пострадавшего»… Пока не услышал про гибель Алексея Георгиевича. Человеком тот был известным, поэтому и пресса, и телевидение охотно комментировали подробности трагической кончины столь заметной фигуры.
   Вот теперь наконец-то настал звездный час Виталия Петровича! Вот сейчас-то он развернется, он вернет себе и деньги, и чувство собственного достоинства, которое было не просто потеряно, а практически задавлено и растоптано…
   Он разберется с этой Мариной. Кто теперь ее защитит? Кому она нужна? Тогда понятно, кто ее прикрывал. Да и то благодаря дочери. А что она из себя представляет сама по себе? Да ничего! Пустое место! Ладно, пусть десятка ее! Даже пятнашка. Бог с ней! А все остальное? Вернет как миленькая!
   И Виталий Петрович безо всяких сомнений, без малейших колебаний набрал номер домашнего телефона Марины.
   – Слышь, Марин! Значит, так. Пятнадцать штук чтоб вернула мне!
   – Что? Как? Какие пятнадцать штук?
   – Я говорю, деньги мне чтоб вернула! И без глупостей!
   – Ты о чем? – Марина сначала не могла узнать собеседника, а когда узнала, была ошеломлена и наглостью приятеля и тем, что вопрос с деньгами вновь поднимается. Она-то была уверена, что проблема решена окончательно, а тут вдруг какие-то претензии. – Мы же … вы же …
   – Так, я не пререкаться тебе позвонил, а определить время. Запоминай: ровно через неделю я заеду к тебе. Чтоб все бабки были на месте! Поняла? Если я непонятно объясняю, то придут люди, которые объяснят лучше! И повторяю – не делай глупостей! А то потом костей не соберешь!
   Она не могла ничего ответить. Просто хватала ртом воздух, как рыба без воды, и слушала короткие гудки, не в силах даже повесить трубку.
   Марина не просто заволновалась. Она заметалась. От телефона к записной книжке, от спальни к кухне, от стакана воды к аптечке, от аптечки – опять к телефону. Руки дрожали, мысли путались. Она никак не могла отыскать нужных ей номеров, психовала, плакала, сморкалась, откашливалась…
   Потом заставила себя сесть, взять в руки блокнот с записями, перелистать его. Потом в ящике стола взяла стопку визиток, пересмотрела их, нашла имя Максимова, дрожащими руками набрала номер.
   Он ответил сразу, но говорить не мог, был занят, обещал перезвонить.
   То время, пока она ждала его звонка, превратилось в нечто ужасное. Какие только мысли не проносились в эти минуты в ее голове. И что он ее не помнит, а если и помнит, то помочь не сможет. И что он вообще не перезвонит никогда, потому что она ему не нужна абсолютно. И что он теперь занимается совсем другим делом. И еще много чего подобного успела она передумать…
   Он позвонил через тридцать пять минут. Извинился, спросил в чем дело. Марина буквально разрыдалась в трубку, и единственные несколько слов, что Максимов понял из ее рассказа, были следующие: помните… десять тысяч… он опять… тридцать тысяч… а у меня только три… а я никак… а почему же… а что же теперь… а помните… вы говорили, а он снова пятнадцать тысяч… а где же я их… а как же быть…
   Максимов был у Марины Владимировны через час. Еще раз выслушал ее рассказ. Уточнил адрес Виталия Петровича, сказал:
   – Думаю, что смогу вам помочь. Успокойтесь, пожалуйста!
   Она каким-то совершенно чудесным образом успокоилась при этих его словах, хотя, как правило, слова типа: «Успокойся! Не волнуйся! Не бери в голову!» только выводили ее из себя и уж никак не приближали к желанному покою. А в этот раз она моментально поверила в то, что все будет нормально, что ее оставят в покое и что ей и вправду не о чем беспокоиться.
 
   Схема прихода интеллигентного вида мужчин в офис Виталия Петровича спустя год повторилась в точности до деталей. Так же уверенно, как к себе домой, зашли два человека в кабинет. Так же молча сели. По-прежнему ошеломленно смотрел на них Виталий Петрович. Только ужас был намного сильнее, чем в прошлый раз. Тогда он еще не знал, кто, что и зачем. А неизвестность, как говорят, это все-таки надежда. А сейчас он прекрасно все понял, кто, что и зачем. Только недоумевал почему? В его представлении никак не прорисовывался этот вариант. Он искренне считал, что некому теперь и незачем вступаться за какую-то там Марину… А выходит, неправ он. Неужели опять неприятности?
   Разговор на этот раз шел в совершенно другом тоне:
   – Мы тебя предупреждали?
   – Да все нормально, ребята! Никаких проблем! Мы сами разберемся.
   – Это тебе только так кажется, что у тебя нет проблем.
   – Ладно, мужики, – Виталий Петрович пытался свести разговор если не к панибратству, то хотя бы к более-менее спокойному тону, – давайте спокойно разойдемся.
   Они, казалось, не слышали его, а говорили свой, заранее заготовленный текст:
   – Ты что предпочитаешь: стать инвалидом, калекой или уродом?
   – А какая разница между инвалидом и калекой? – пытался пошутить Виталий Петрович.
   Шутка явно не удалась. Потому что ответ прозвучал жестко и совсем не весело.
   – Инвалидом можно стать по зрению, по слуху… Калека – это уже увечье. Можно остаться без руки, без ноги… Ну а уродство…
   – Так, я все понял, – прервал Виталий Петрович. – А нельзя как-то иначе решить вопрос?
   – Иначе, видимо, нельзя. Мы вас предупреждали, чтобы вы оставили Марину Владимировну в покое?
   – Ну… да…
   – Вы почему-то проигнорировали. Теперь у вас есть ровно минута, чтобы самому решить свою участь. Итак… Время пошло.
   – Подождите, подождите, вы что, серьезно?
   – Что вы имеете в виду?
   – Ну… собираетесь меня покалечить?
   – А у вас есть сомнения на этот счет? По-моему, мы однажды уже доказали свою состоятельность…
   – Да, несомненно… Господа, предлагаю решить вопрос как-то по-другому.
   – Это как?
   – Ну… давайте я принесу свои извинения Марине Владимировне.