Дворецкая Елизавета. Ведьмина звезда, кн. 2: Дракон Памяти

   Он спускался вниз по северному склону перевала, конь мягко ступал по мху, которым тролли услужливо выстлали острые камни. Отсюда Хагир уже видел три горы. Про них ему говорили. Между этими горами лежит Золотое озеро, а где-то над озером живет Вигмар Лисица. От перевала, по словам отца Локни, до Золотого озера ехать дня два с половиной или три. Как дело пойдет, уклончиво заметил он, моргая и давая понять, что сам толком не знает. Чего доброму бонду там делать?
   Теперь больше не имелось надобности в провожатых: Хагир ехал, держа путь на три горы, и ему казалось, что не только он видит их, большие, но и они уже заприметили его, маленького, и поглядывают выжидающе, как он приближается: ну, муравей, с чем едешь, что скажешь? Карабкаясь из долин на склоны, пробираясь через лес и за повод шагом проводя коня через каменные завалы, Хагир и сам себя ощущал муравьем, что ползет, с упорством одолевая то листик, то веточку, то сосновую иголку, и все-таки продвигается вперед. Густые ельники Хагир объезжал стороной и только один раз заплутал, сбился и выбрался на волю значительно ниже, чем ему было нужно, так что пришлось возвращаться. Но к таким промахам он был готов и не огорчился.
   Перед закатом Хагир набрел на домик. Тот стоял в ельнике и так хорошо спрятался за густыми лапами, что Хагир мог бы его не заметить, если бы не наехал прямо на бревенчатую стену. Хозяин, мрачный, рослый, заросший бородой до самых глаз, молча выслушал просьбу о ночлеге, осмотрел его с ног до головы, скрылся в доме и тут же вынес корку жесткого хлеба пополам с желудями. Сотворив над ней знак молота, он вручил ее Хагиру. Локни сказала правду: каждый здесь спешил проверить встречного, прежде чем обменяться словом.
   – Далеко еще до Вигмара Лисицы? – спросил Хагир у хозяина, когда его угостили кашей из ячменя с салом, а сам он взамен выложил из мешка пару сушеных рыбин.
   – Хе! А как поедешь! – хмыкнул хозяин.
   – А как надо ехать? Есть дорога получше?
   – А езжай на три горы! – Хозяин махнул рукой. – Пустят – доедешь, не пустят – и так не доедешь, и так не доедешь. Это все равно.
   – Может, надо где-то жертвы принести? Или заклинания есть? – терпеливо расспрашивал Хагир, из первого объяснения мало что понявший. Похоже, они тут разучились говорить: среди троллей и человек одичает.
   – Ну, если кто колдун и умеет творить заклятья, то да, – согласился рассудительный, но не слишком красноречивый хозяин. – Если кто сильнее Рыжего и его дружков с ушами…
   – И носами, – вдруг вставила хозяйка.
   – А мы не знаем, – окончил хозяин. – Если он сам к нам приедет, то мы в дружбе и слова против не скажем. Наша дань – вон, медведь приготовлен и бобры тоже, и уголь нажгли… Это все есть. А нам чего к нему ездить?
   – А если вам понадобится помощь? Если кто-то вас обидит? Вы же можете позвать его?
   – Так выйду из дому и позову. Назавтра он кого-нибудь пришлет.
   – Как же он отсюда услышит?
   – Он не услышит. Его дружки услышат.
   – С ушами и носами?
   – Известное дело. Тут, может, и звать не надо. Не угадаешь: я вышел дров нарубить, а из-под коряги на меня смотрят… Или на дереве глазища – хлоп-хлоп! Ты не бойся! – Хозяин успокаивающе помахал в воздухе рукой. – Надо – тебя найдут и проводят. Теперь уж не потеряешься.
   Этим он вполне достиг своей цели отвязаться от расспросов: Хагир умолк, чтобы от таких разговоров не сойти с ума.
   Утром он поехал дальше, держа путь к трем горам. Солнечный свет подбадривал, но Хагир всем существом ощущал громадность безлюдного пространства, наполненного только деревьями и камнями, среди которых он, человек, затерялся без следа. Вспоминались давние поездки с дядиной дружиной, невольно пришла на память и та троллиха с волчьей лапой, но страх не возвращался: в представлении Хагира, как ни странно, троллиха осталась за морем, в лесу за мысом Ревущей Сосны. К одиночеству он не привык: всю свою жизнь Хагир прожил в гуще людей и событий, а теперь вдруг остался без того и без другого. Но и чувства потерянности тоже не было: наоборот, Хагир видел себя единственным хозяином всех этих просторов, таким же огромным, как и горы, мимо которых он ехал.
   Здесь Медный Лес уже вполне оправдывал свое название: гранит мало-помалу сменялся выступами и россыпями кремня, а в обрывистых склонах оврагов и срезах оползней виднелись черновато-рыжие полосы болотного железа. Иной раз ржавые комья руды лежали на земле, попадались под ноги коню. Хагир жалел, что не может собрать всю эту руду и увезти. Такое богатство лежит, никому не нужное, пропадает, в то время как на побережье не хватает железа и простые железные серпы приближаются, как любит говорить Гельд, по цене к серебряным. Почему? Почему все те люди, что живут в чужих усадьбах и жалуются на бедность, не могут приехать сюда и работать? Вот он со своими домочадцами из Березняка, если бы у него не было других забот…
   Хагир стал воображать, будто он со своим «горемычным сборищем», как говорит Тюра, приезжает сюда, вот прямо на этот дикий склон, выбирает место для дома… Вон в том ельнике можно навалить отличных бревен, а мха конопатить щели тут сколько угодно… Ага, вон там в ложбине родник, за водой ходить близко – отличное место для жилья! И склон как раз защитит от северных ветров. На первое время хватит дичи, а потом можно плавить железо и покупать за него хлеб. Для пастбища подходящего места пока не видно, но ведь свиней и коз можно пасти в лесу, и коров тоже, мальчишек для этого дела вполне хватит. А потом можно поискать и подальше. И уж сюда не доберется ни Вебранд Серый Зуб, ни Ормкель с Хрейдаром Гордым!
   Удобный склон остался позади, Хагир ехал, посвистывая и поглядывая на три горы – не похоже, чтобы они с утра хоть сколько-нибудь приблизились. Как будешь ехать, говорили ему. Едет он хорошо, быстро, конь здоров, сыт и идет ровно, даже весело. Скалистые выступы, кусты, мшистые камни так и отлетают назад, перед ним разворачиваются все новые виды… Стой!
   Хагир придержал коня и огляделся. Здесь он уже был. Тот самый склон, который он посчитал удобным для жилья, та же самая ложбина с родником. Вот оно, давно ожидаемое! Легкий и бодрый настрой мигом сменился настороженностью и даже злобой. Хагир враждебно огляделся, выискивая троллей, которые все это устроили. Закружили, завязали дорогу узлом и привели его туда же, где он уже был. Может быть, это не тот склон, а просто похожий? Нет, тот самый, до мелочей.
   От мелькания веток, шевелимых ветерком, от пестроты камней и мхов, палых листьев, свежей травы и солнечных лучей в глазах рябило, голова кружилась. Весенний ветер показался не приятным, а пьянящим и опасным. Хагир вдруг с ужасом ощутил, что вообще не знает, с какой стороны приехал и в какую сторону ему надо. Пытаясь справиться с наваждением, Хагир крепко зажмурился и тут же как будто упал в темную бурную реку: было ощущение стремительного движения в стихийном потоке, в ушах шумело, под опущенными веками проплывали пестрые пятна, красно-зеленые, желтовато-белые, быстро мелькали. Как будто нечисть корчит рожи, чтоб ее гром разразил!
   Переждав приступ головокружения, Хагир сошел с коня, снял с седла копье и начертил на твердой земле руну «хагль», что разрывает заколдованный круг и выводит на верную дорогу. Теперь можно попробовать еще раз.
   Он снова поехал вперед уже знакомой дорогой и с нетерпением ждал, когда же она сменится незнакомой. Ну если перед ним опять окажется тот длинный черно-рыжий оползень, позади которого откроется долина с родником… Тролли подглядели его мысли и теперь издеваются, но он-то пока не собирается поселиться здесь навсегда! В ответ на эти штучки в самом Хагире тоже проснулся какой-то злобный, кусачий тролль, и он готов был броситься на каждого, кто покажется… на каждое… Пугала только одна мысль: что враг так и не выйдет на глаза. Он заплутал совсем чуть-чуть, но в памяти всплыли разом все рассказы о людях, которые вот так плутали целыми днями и месяцами, пока не сходили с ума и не умирали под корягой, так и не увидев врага. Этот враг – всё: камни, осины, комки руды. Тролли! Где вы, подлецы ушастые?
   Хагир свирепо смотрел вперед, взглядом заклиная дорогу разворачиваться правильно, а не уклоняться назад к рудному оползню. Копье он держал в опущенной руке острием вперед. Против могущества остролиста и кованого железа никакие тролли не устоят, потому-то Века Великанов и кончились тогда, когда Златозубый Ас Хеймдалль научил первого кузнеца, Смида сына Бонда, обрабатывать железо. И пока что дорога слушалась. Вот тех трех деревьев, трех старых елей у серого повисшего выступа скалы, Хагир еще не видел.
   Подъезжая ближе, он заметил, что перед ним не три ели, а две ели и один человек. Высокий, выше самого Хагира, очень худой длиннорукий мужчина неопределенных лет стоял между двумя черноватыми стволами и ждал, когда всадник приблизится. Оружия при нем никакого не имелось, даже ножа на поясе, и это было странно. Бледное вытянутое лицо, туповатое и любопытное одновременно, длинный нос, маленькие моргающие глазки, большие уши… Придержав коня шагов за пять, Хагир извлек кусок хлеба, полученный накануне вечером, сделал над ним знак молота и протянул длинному.
   – Угощайся, добрый человек! – приветливо сказал Хагир.
   И нисколько не удивился, когда тот спрятал руки за спину и решительно затряс головой, как ребенок, которому предлагают что-то невкусное.
   – Еще чего! – обиженно воскликнул «добрый человек». Голос у него был тонкий, звонкий и скрипучий. – Тут небось один ячмень! Сам ешь свой башмак!
   – Ты кто? – спросил Хагир.
   – В дружине состоим! – важно ответил длиннорукий. – Мне тут встретить велели одного парня. Тебя, что ли?
   – Я еду к Вигмару Лисице.
   – А не боишься? – Тот смотрел на него с недоверчивым любопытством. – У него же молния!
   – Не боюсь, – заверил Хагир. – У меня тоже.
   Он показал свое копье. Длиннорукий долго рассматривал его, потом протянул было руку, но отдернул.
   – Это не та! – определил он. – Эта простая. В земле лежала, в печь побежала, на камне плясала, над землей летала, опять в землю попала… Тебя как звать-то? – вдруг спохватился он и посмотрел на Хагира с обидой. – А то сам все выспросил, такой хитрый!
   – Меня зовут Гестом! – ответил Хагир, как в таком случае и положено.^[11]
   – Ну, сколько же вас! – изумился собеседник. – Там, на побережье, и подумать как следует не умеют. Кто ни приедет – все Гест да Гест, и один Гест, и второй Гест, и третий Гест, и папа их тоже Гест, и мама тоже… Скучно живете! Вот я – Верзила, и тут на пять переходов другого Верзилы не сыщешь, хоть ты днем ищи, хоть ночью, – похвалился он, как будто его имя, больше похожее на кличку, было истинным сокровищем.
   Хагир невольно улыбнулся. Он не сомневался, что это тролль, что соседство его очень опасно, но ужас, пережитый в детстве, не возвращался. То ли сила и опыт взрослого мужчины придавали ему уверенности, то ли – остролистовое копье в руке, но, отдавая себе отчет, что в этих гибких пальцах запросто хватит силы задушить кого угодно, Хагир все же не чувствовал страха. Не было холодка вдоль позвоночника, головокружения и стихийного ужаса, от которых когда-то кричал мальчик на дереве; Верзила казался Хагиру несуразным, забавным, и не больше.
   Дальше они отправились вместе. Из привычной осторожности Хагир не хотел оставлять Верзилу у себя за спиной, но тот, похоже, так же мало хотел оставлять за спиной Хагира. Поэтому они двигались рядом, и Хагир предусмотрительно держал копье между собой и спутником. Хоть «молния не та», а против троллей хорошо помогает.
   После глухих мест снова появились жилые: нередко Хагир замечал избушки под дерновыми крышами, сенные сараи, каменные ограды полей. На верхних камнях были начертаны красным руны, при виде которых Верзила морщился и кривился: должно быть, они предназначались для охраны человеческого добра от троллей. Люди не показывались.
   Коня придерживать почти не приходилось: Верзила на своих длинных ногах без труда шел вровень со всадником. Как-то он внезапно сунул руку в куст и вытащил оттуда за уши крупного зайца, отчаянно бьющего задними ногами.
   – Ужин будет! – с довольным видом пояснил Верзила.
   Зайца поджарили на костре, когда остановились ночевать под скальным навесом. Пока Хагир рубил лапник себе на подстилку, Верзила собирал хворост для костра. При этом он не слишком перетрудился: только поводил руками в воздухе, и сухие ветки сами сползлись к нему со всех сторон. А пока Хагир развязывал мешочек с кремнем и огнивом, Верзила сунул длинный палец в кучу хвороста, пошевелил там, хихикая, будто щекотал кого-то, и из кучи сыроватых веток повалил густой дым, мелькнуло красноватое пламя.
   Зайца потрошил тоже он, и Хагир гадливо отвернулся, только раз глянув, как Верзила с жадностью засовывает в рот все подряд внутренности и еще опасливо косится, как бы спутник не отобрал. Куда тот девал шкуру, Хагир предпочел не спрашивать. Когда заяц поджарился, Хагир перед тем как откусить, заново делал над своей долей знак молота; Верзила при этом каждый раз вздрагивал и бросал на него недовольные взгляды, но ни на миг не отрывался от своего куска. Кости он тоже поедал, хрумкая ими, как сухариками.
   При свете огня Хагир вдруг увидел, что уши у Верзилы не просто большие, а длинные, как ладонь вместе с пальцами, а верхний их конец причудливо загибается вверх. Днем он этого не замечал. Как-то разом пришло осознание, что кругом ночь и Медный Лес, до человеческого жилья далеко, а он сидит один на один с троллем. Вот тут по коже поползли холодные мурашки, но Хагир старался не дать воли страху. «От твоего страха нечисть сильнее», – вдруг вспомнилось, как говорила ему мать… давным-давно, ему тогда было лет пять или шесть…
   Но все же осознание того, что перед ним несомненный тролль, потрясло Хагира меньше, чем он ожидал. За время пути через Медный Лес он привык к мысли, что до троллей здесь недалеко. Сами здешние горы и леса смотрели на него тысячей колдовских глаз, и сейчас он лишь встретил взгляд, который давно ощущал на себе.
   Покончив со своей долей, Верзила стал облизываться длинным красным языком, доставая почти до глаз, как собака. При этом он поглядывал на кусок в руке Хагира таким нехорошим взглядом, что внутри похолодело: тролли с тобой, сожри и подавись…
   – Послушай своими большими ушами, нет ли тут поблизости воды? – спокойно произнес Хагир, положил недоеденный кусок на еловый лапник и потянул к себе мешок, где лежал Дракон Памяти.
   Когда он поднял глаза, держа в руке кубок, куска зайчатины, конечно же, уже не было. Облизнувшись, Верзила глянул на Хагира… и вдруг волосы у него встали дыбом, лицо дико исказилось, и на месте лица проступили черты звериной морды – что-то среднее между зайцем и оленем. Хагир, как подброшенный, вмиг оказался на ногах и приготовился к защите; кубок он держал в одной руке, а копье само прыгнуло в другую. А то существо, что называло себя Верзилой, на четвереньках бросилось вон из пещерки и мигом растаяло в темноте. Слышался улетающий шорох сухих листьев и треск сучьев в костре. Больше ничего. Хагир так и не понял, что произошло.
   Постояв немного, Хагир снова сел на лапник. Копье он положил рядом с собой и не снимал ладони с древка. Сердце сильно колотилось, дыхание сбивалось. Что такое? То ли тролль хотел на него напасть, то ли сам его испугался? И где он? Вернется или нет? Тролли его разберут, чтоб ему подавиться чистым хлебом! Вдруг Хагир начал мерзнуть, по всей коже забегала зябкая дрожь, хотелось прижаться к костру вплотную; черная ночь казалась липкой и холодной, как болотная вода, и полной невидимых нечистых сил не то, чтобы опасных, но гадких, отвратительных… Вспоминая Верзилу, Хагир кривился от омерзения и уже удивлялся, что мог идти с ним рядом и даже делить еду.
   Хагир понимал, что спать в эту ночь будет очень глупо. Сев так, чтобы пламя костра не мешало ему смотреть в темноту, он чутко прислушивался. Но слух его не различал ничего, кроме обычных звуков ночного леса, и вскоре Хагир ощутил, что засыпает. Он встряхивал головой, таращил глаза, но голова сама собой клонилась, веки опускались. Он хотел встряхнуться, но не смог даже пошевелиться: какая-то мягкая невидимая сеть опутала его, убаюкала. Мелькнула смутная мысль о троллиных чарах, но сознание заволокло туманом, одолевала мучительная сонливость, уже было не тревожно, уже все равно: ничего не случится, а если случится, то пусть… По-прежнему держа под рукой копье и уронив рядом кубок, Хагир склонился головой к лапнику и заснул.
   Когда он проснулся, уже рассвело. Костер догорел, даже запаха дыма не ощущалось, было холодно. Вспомнив все вчерашнее, Хагир поспешно вскочил… и тут же наткнулся взглядом на острие чужого копья. Оно смотрело прямо ему в грудь.
   Наконечник сидел на коричневом древке. Хагир медленно пополз по нему взглядом. Собственное копье лежало под рукой, сделать выпад он всегда успеет.
   За коричневый наконечник держались руки юноши лет пятнадцати, для своих лет очень высокого, сильного и крепкого. На Хагира смотрели умные и настороженные серые глаза. На лбу юного воина, под неровными темными волосами, виднелось багровое родимое пятно величиной с половину ладони. Но взгляд его был чист и ясен, лицо осмысленно: уж это никакой не тролль, и Хагир испытал облегчение, ничуть не боясь копья.
   – Спокойно! – сказал рядом звонкий голос. Хагир скосил глаза и увидел второго юношу. Этому было лет шестнадцать, он уступал товарищу ростом и силой, зато весьма превосходил красотой – белокожий, с золотистыми кудряшками вокруг высокого лба, с прямыми, правильными чертами лица. В руках у него имелся лук с наложенной стрелой. – Не дергайся! – снисходительно, как более сильный, посоветовал он Хагиру. – Тогда тебя никто не тронет. Скажи лучше, кто ты такой и чего тебе здесь надо.
   – Мне нужен Вигмар Лисица. Даг сын Хельги и Гельд Подкидыш мне обещали, что я смогу найти его где-то в этих местах.
   – Как тебя зовут?
   – Сначала сказали бы, как вас зовут. И я был бы не против, если сначала хоть один из вас сделал бы знак молота.
   Парни молчали: их смутило это предложение. Они понимали его законность, но подозревали коварную ловушку и не решались выпустить из рук оружия.
   Кусты можжевельника зашевелились, из них выполз какой-то небольшой зверь вроде медвежонка. Разогнувшись, он оказался девочкой лет девяти в медвежьей накидке. Длинные волосы концами волочились по земле и набрали порядком всякого лесного сора, на румяной щечке серела земля. Старший из мальчиков искоса, стараясь не упускать из вида и Хагира, бросил на нее свирепый взгляд: дескать, тебя-то кто сюда звал?!
   – Вот так! – Девочка деловито отряхнула ладошки и сделала знак молота сначала над одним подростком, потом над другим. – Это – Хроар, а это Эгиль! – пояснила она Хагиру. – Сыновья Вигмара. Пойдем с нами.
   – Я – Хагир сын Халькеля из рода Лейрингов, – с облегчением сказал Хагир. – У меня дело к вашему отцу. Я не желаю ему ничего дурного.
   – Пошли! – Светловолосый Хроар опустил лук и мотнул головой. – Мы Верзилу послали тебя встречать, а ты его напугал до звериного состояния, он только к утру человечий язык вспомнил. Говорит, белый дракон явился. Мы думали, правда дракон в человеческом обличье, а потом смотрим – непохоже что-то…
   – Верзила ваш сдурел совсем! – неодобрительно буркнул Эгиль, тот, что с пятном на лбу. Похоже, высокорослый тролль не числился в его любимцах. – Вы его больше слушайте. А Лейрингов мы знаем! – обратился он к Хагиру. – Наш отец дружил с Ингвидом Синеглазым, только он погиб.
   – Это брат моей матери.
   – Тогда все в порядке, – обрадовался Хроар и сунул стрелу обратно к остальным. – Так бы сразу и сказал!
   – А покажи кубок! – стала приставать девочка. – Верзила говорил, он особенный, из-под земли!
   – Отстань, малявка! – прикрикнул на нее Хроар. – Не лезь не в свое дело! Отец сам разберется!
   – Мой отец – Тюр! – гордо заявила девочка и, подойдя к Хагирову коню, стала гладить его по ноге, намекая, что хотела бы ехать до дому именно на нем.
 
   Усадьба Вигмара Лисицы стояла на склоне одной из трех гор, отделенная от вершины густым сосняком, а от озера крутым каменистым обрывом. Видно было, что усадьба построена недавно; каждый из трех домов стоял на каменном основании из выложенных в два ряда беловато-серых гранитных валунов, а выше поднимались стены из мощных сосновых бревен. Все постройки опоясывала земляная ограда высотой в два человеческих роста.
   – Как называется усадьба? – спросил Хагир у Хроара, который был гораздо разговорчивее молчаливого серьезного Эгиля.
   – Серый Кабан, – охотно ответил тот. – У отца на севере была такая усадьба, а потом пришли фьялли с раудами, и он с тех пор живет здесь. Он сам ее построил со своей дружиной. У нас и священный камень есть, мы его зовем Серым Кабаном, только его отсюда не видно. Мы ему приносим жертвы, и он стережет наши владения.
   – А большие у вас владения?
   – На юг до Троллиного Седла, на восток до Раудберги, – пояснил Хроар, неопределенно махнув рукой куда-то в невидимую даль. Он держался с какой-то небрежной самоуверенностью, как сын конунга, которому никогда не приходилось сомневаться в силе и влиятельности своего рода. Хагир подумал даже, не следует ли называть его «Хроар ярл», как обращаются к наследнику престола. – Мы там собираем дань.
   Помня трудности пути, Хагир ожидал, что Вигмар Лисица, так далеко забравшийся от людей, не слишком обрадуется незваному гостю, но напрасно. Его приняли хорошо, и никто поначалу не расспрашивал о цели приезда. Хагир и сам не торопился излагать свое дело: имея много печального опыта, он хотел сначала приглядеться к хозяевам.
   В самого хозяина он вглядывался с таким напряженным вниманием, точно от того зависела вся его дальнейшая судьба. На висках у Вигмара Лисицы в темно-рыжих волосах уже виднелись две белые седые пряди. Такие же две прядки окружали рот, выделяясь в рыжеватой темной бороде. Длинные и густые волосы он заплетал в пятнадцать кос, распущенных по плечам. Желтые глаза смотрели умно, строго и пристально, и от взгляда этих глаз Хагира поначалу пробрала тайная дрожь. Вигмар был не выше среднего роста, не поражал ни шириной плеч, ни размером кулаков, но казалось, перед тобой дракон, для удобства принявший человеческий облик. В нем ощущалась огромная сила, гибкая и подвижная, до поры сжатая, затаившаяся, но в любое мгновение готовая выплеснуться: точно в нужном направлении и в нужном количестве. Этой силы хватит, чтобы держать в повиновении все человеческое и нечеловеческое население весьма обширных пространств от Троллиного Седла до Раудберги, на семь-восемь дней пути. И ничуть не казалось удивительным, что сыновья такого отца безбоязненно вдвоем отправились навстречу незнакомому гостю, которого считали драконом в человеческом обличье.
   Усадьба, в общем-то, ничем особо не выделялась: в гриднице на стенах висело оружие, на столбах в середине были вырезаны подвиги хозяина, вечером подолгу пировали и рассказывали саги, а днем женщины пряли шерсть. Но в порядках усадьбы замечалась примесь какой-то острой, тонкой необычности. Огонь здесь зажигали не кремнем и огнивом, а маленьким заклятьем, притом это умели даже дети. Хворост из леса возили не на конях, а на прирученных лосях. По вечерам к усадьбе являлись какие-то подозрительные соседи: сгорбленные старики и старухи ростом с десятилетнего ребенка, получали у ворот горшочек молока или масла, оставляли то дичь, то рыбу, то какие-то маленькие берестяные сверточки. В лесу гуляли олени с золотыми рогами, сверкающими под весенним солнцем, они безбоязненно подходили к самым воротам, и дети кормили их хлебом. Детей в усадьбе имелось множество, притом большинство из них, как казалось Хагиру, звалось сыновьями Вигмара.
   – Я, знаешь ли, когда-то в молодости очень страдал оттого, что у меня нет братьев, – как-то сказал ему Вигмар. – Я знаю, для чего они нужны. И уж я постараюсь, чтобы никто из моих сыновей этого недостатка не испытывал. Знаешь, за серебро можно нанять хорошую дружину, в своем доме можно вырастить еще лучше, но дружина из собственных сыновей будет надежнее всего.
   – И сколько же у тебя детей?
   – Девять мальчиков и две девочки. Это на сегодняшний день. И я, честно говоря, надеюсь, что это еще не все.
   – Я слышал, что род твоей жены когда-то был очень многочисленным?
   – Да. Но из этой оравы моей жене принадлежат, правда, только три мальчика и одна девчонка. Хроар – старший. Вам, Лейрингам, теперь придется потрудиться, чтобы восстановить свою былую мощь. Вас же только двое, я так помню: ты и еще один парень по имени Свейн сын Свейна, он ровесник моим старшим.
   Хагир не ответил. Когда-то он думал, что род Лейрингов будет продолжен с помощью Хлейны. А сейчас он вообще не желал думать ни о чем подобном.
   – В последнее время нашелся еще один, – сказал он, с усилием заставив себя подумать о деле. – Правда, он Лейринг по материнской линии, но зато со стороны отца…