Страница:
Золотые слова, хотя, конечно, новизны в них нет. И опять же сомнительно, чтобы О. Казачковский не знал в 1989 г. о существовании у реактора РБМК положительного быстрого (и полного) мощностного коэффициента реактивности. И почему-то не говорит об этом в статье. Ну. значит, не хочет. В других газетах тоже было достаточно выступлений. И всё как бы побольше грязи вылить на оперативный персонал ЧАЭС. Вот «Известия» от 11.02.90 г., тоже доктор физико-математических наук, заместитель председателя Госпроматомэнерго-надзора В.А. Сидоренко пишет:
На что Казачков ответил: «Блок ещё не работает. И если к пуску не будет сделано, то будет он без меня».
Я на 100 % уверен, что объяви сегодня о возврате реакторов к прежнему состоянию, завтра ни один оператор не выйдет на работу.
Когда жареный петух клюнет твой собственный зад, то начинаешь воспринимать по-другому реальность. Раньше назначение правительственной комиссии для расследования причин аварии я воспринимал с удовлетворением, пока не столкнулся сам. И тут понял: в наших условиях, по крайней мере в то время, назначение правительственной комиссии – прямой путь для сокрытия истины.
Правило во всё вносить политику, даже туда, где она и рядом не лежала, переворачивает всё с ног на голову. Высокий руководитель комиссии, к примеру, в ранге заместителя Председателя Совета Министров, практически не отвечал ни перед народом, ни перед законом. Правильно ли, неправильно он делает, всё равно никакого наказания не последует. А раз нет председателю комиссии угрозы наказания – нет таковой и для членов, спрятавшись за широкую спину и они без боязни подпишут, что хочешь. Поскольку руководитель комиссии тем или иным путём замешан в причастности, если авария произошла по причине оборудования, то она фигурировать не будет, во всяком случае не будет обнародована. Как Б.Е. Щербина может быть заинтересован в сокрытии истинных причин аварии? Просто: он курировал эту отрасль. Захочется ли ему выслушивать по своему адресу нарекания, а то может и увольнение от должности, пусть и на другую не так уж плохую. Вот и пошли засекречивания и по причинам, и по последствиям аварии. Вообще считаю, в комиссии по расследованию не должно быть одного доминирующего лица ни с авторитетом специалиста, ни тем более с авторитетом власти. В первой комиссии было два заместителя министра и появились два документа: акт расследования, подписанный А.Г. Мешковым, и дополнения к акту, а фактически самостоятельный акт, подписанный Г.А. Шашариным. С самого начала всё могло встать на нормальный путь, но вмешались другие силы и иные, привнесённые соображения.
Не могу себя отнести к разряду «карасей-идеалистов», давно не верю во всеобщее торжество свободных идей. Годы становления и формирования взглядов, с четырнадцати до двадцати двух лет, прожил в заполярном г. Норильске. Кто жил там в то время, знает, что люди были там самые разные. И с высокими моральными качествами, и самые низкопробные подонки. Естественно, в такой обстановке трудно сохранить иллюзии. К примеру, знакомство с политическими заключёнными помогло рассеять годам к двадцати веру в святость товарища Сталина. Здесь очень кстати будет сказать, что те северные знакомства оказались очень прочными. Когда после аварии лежал в больнице, многие из них посетили меня. Даже те, с которыми после отъезда из г. Норильска в 1953 г. практически потерял связь. М.И. Медведков, К. и Н. Корнейчуки.
Утратив иллюзии, не стал ни нигилистом, ни циником. Научился жёстко отстаивать своё мнение и человеческое достоинство. Людей воспринимал такими, какие они есть – с их достоинствами и недостатками. Не терплю ложь – считаю её самым большим мужским пороком. Именно с ней и пришлось столкнуться после аварии с избытком. Это было самым большим потрясением, особенно когда во лжи упражняются старики. Ведь это же как больные раком, на пороге Той Жизни должны говорить одну только правду и ничего кроме правды.
Не те у нас старики. Что ли думают две жизни прожить? Академик Петросьянц минут пятнадцать по общесоюзному телевидению распространялся, какой дрянной персонал на ЧАЭС – вывел САОР, а то бы… Плохо, когда корреспондент с чьих-то слов распространяет ложь, ну, обманулся человек, доверился не тому. У академика Петросьянца есть книга по РБМК, сам он её писал, написали ли ему, но прочитал наверное. То есть он знал, что эта система ничем не могла помочь. Правда, понять академика можно: защищал свою должность. Председатель Государственного Комитета по использованию атомной энергии – министерский пост, соответствующий оклад жалования и паёк. И никакой ответственности, один почёт. Синекура. Связи с зарубежьем. Как у Высоцкого:
А вот другого плана пример. Академик Л.А. Булдаков в журнале «Смена» № 24 за 1989 г. пишет:
И ведь вот что – сам Л.А. Булдаков ни в коей мере не причастен к возникновению радиационного загрязнения, ни в малой степени не несёт ответственности. Почему же идёт на компромисс с совестью? На службу кому и чему отдаёт авторитет учёного? И не он один. Изнасилована наука, превращена в служанку. Что уж тут говорить о людях, лично виновных в возникновении катастрофы?
Уважаемый Читатель, разбор ещё одного Отчёта предложу вам с попыткой отделения его от других, поскольку и составлен он значительно позднее других, и организаций – участников в нём больше, чем в предыдущих. Рассматривать мероприятия, направленные на повышение надёжности реакторов РБМК, мы не будем, они описаны верно (это неудивительно, составители – люди знающие), обоснованы и действительно в большой степени улучшили физические характеристики активной зоны и А3 реактора.
Не надо удивляться и тому, что эти же знающие специалисты и через пять лет продолжают утверждать – реактор РБМК-1000 в 1986 г. был хорошим, СУЗ отвечала предъявляемым к ней требованиям. Утверждают вопреки фактам, вопреки их же высказываниям, в том числе и в этом Отчёте. Да, видимо, без этих утверждений начальство бы не подписало Отчёт.
Если О. Казачковский мог и не знать точные обстоятельства аварии, то В.А. Сидоренко хорошо знает и реактор РБМК, и обстоятельства аварии, и причины аварии, и как информировали зарубежных специалистов. Сам ещё до аварии писал создателям реактора, какой он (реактор) «хороший», только принципиальности и смелости не хватило для остановки эксплуатации, хотя и основания, и права были. Но уже появились отчёты и исследования с явными сомнениями в правильности официальной версии или с полным её отрицанием, о которых В.А. Сидоренко знал. Уже в газетах появились сообщения насчёт пересмотра причин Чернобыльской катастрофы. Беспардонное обвинение персонала уже не проходит. Вот почему понадобился авторитет зарубежных учёных. Вон их сколько было, комиссий и индивидуальных обвинителей. И всё в одну сторону дули. И звания, начиная с академика, и должности, начиная с заместителя Председателя Совета Министров. Ну, как тут не поверить? И ведь убедили. Даже оперативный персонал станций поверил на какое-то время. И не мудрено – материалы по аварии были закрыты для всех. И лишь постепенно операторы, осознавая мероприятия, выполняемые на оставшихся блоках реакторов, начали понимать, на какой пороховой бочке сидели или, вернее, их держали длительное время. Когда в суде свидетель, начальник смены блока И. Казачков сказал, что на первом и втором блоках станции проведена модернизация реакторов, на третьем ещё нет, судья ему: «Ну, вот видишь, не проводится».
«Впрочем многие эксперты МАГАТЭ считают, что вряд ли бы нашёлся в мире реактор, который выдержал такую безграмотную работу, что велась на четвёртом блоке в Чернобыле».
На что Казачков ответил: «Блок ещё не работает. И если к пуску не будет сделано, то будет он без меня».
Я на 100 % уверен, что объяви сегодня о возврате реакторов к прежнему состоянию, завтра ни один оператор не выйдет на работу.
Когда жареный петух клюнет твой собственный зад, то начинаешь воспринимать по-другому реальность. Раньше назначение правительственной комиссии для расследования причин аварии я воспринимал с удовлетворением, пока не столкнулся сам. И тут понял: в наших условиях, по крайней мере в то время, назначение правительственной комиссии – прямой путь для сокрытия истины.
Правило во всё вносить политику, даже туда, где она и рядом не лежала, переворачивает всё с ног на голову. Высокий руководитель комиссии, к примеру, в ранге заместителя Председателя Совета Министров, практически не отвечал ни перед народом, ни перед законом. Правильно ли, неправильно он делает, всё равно никакого наказания не последует. А раз нет председателю комиссии угрозы наказания – нет таковой и для членов, спрятавшись за широкую спину и они без боязни подпишут, что хочешь. Поскольку руководитель комиссии тем или иным путём замешан в причастности, если авария произошла по причине оборудования, то она фигурировать не будет, во всяком случае не будет обнародована. Как Б.Е. Щербина может быть заинтересован в сокрытии истинных причин аварии? Просто: он курировал эту отрасль. Захочется ли ему выслушивать по своему адресу нарекания, а то может и увольнение от должности, пусть и на другую не так уж плохую. Вот и пошли засекречивания и по причинам, и по последствиям аварии. Вообще считаю, в комиссии по расследованию не должно быть одного доминирующего лица ни с авторитетом специалиста, ни тем более с авторитетом власти. В первой комиссии было два заместителя министра и появились два документа: акт расследования, подписанный А.Г. Мешковым, и дополнения к акту, а фактически самостоятельный акт, подписанный Г.А. Шашариным. С самого начала всё могло встать на нормальный путь, но вмешались другие силы и иные, привнесённые соображения.
Не могу себя отнести к разряду «карасей-идеалистов», давно не верю во всеобщее торжество свободных идей. Годы становления и формирования взглядов, с четырнадцати до двадцати двух лет, прожил в заполярном г. Норильске. Кто жил там в то время, знает, что люди были там самые разные. И с высокими моральными качествами, и самые низкопробные подонки. Естественно, в такой обстановке трудно сохранить иллюзии. К примеру, знакомство с политическими заключёнными помогло рассеять годам к двадцати веру в святость товарища Сталина. Здесь очень кстати будет сказать, что те северные знакомства оказались очень прочными. Когда после аварии лежал в больнице, многие из них посетили меня. Даже те, с которыми после отъезда из г. Норильска в 1953 г. практически потерял связь. М.И. Медведков, К. и Н. Корнейчуки.
Утратив иллюзии, не стал ни нигилистом, ни циником. Научился жёстко отстаивать своё мнение и человеческое достоинство. Людей воспринимал такими, какие они есть – с их достоинствами и недостатками. Не терплю ложь – считаю её самым большим мужским пороком. Именно с ней и пришлось столкнуться после аварии с избытком. Это было самым большим потрясением, особенно когда во лжи упражняются старики. Ведь это же как больные раком, на пороге Той Жизни должны говорить одну только правду и ничего кроме правды.
Не те у нас старики. Что ли думают две жизни прожить? Академик Петросьянц минут пятнадцать по общесоюзному телевидению распространялся, какой дрянной персонал на ЧАЭС – вывел САОР, а то бы… Плохо, когда корреспондент с чьих-то слов распространяет ложь, ну, обманулся человек, доверился не тому. У академика Петросьянца есть книга по РБМК, сам он её писал, написали ли ему, но прочитал наверное. То есть он знал, что эта система ничем не могла помочь. Правда, понять академика можно: защищал свою должность. Председатель Государственного Комитета по использованию атомной энергии – министерский пост, соответствующий оклад жалования и паёк. И никакой ответственности, один почёт. Синекура. Связи с зарубежьем. Как у Высоцкого:
Здесь же:
«Может скажут: пейте, ешьте
Ну, а может – ни хрена».
Да за такую-то должность и мать родную оговоришь. Не удалось, правда, отстоять. Так ведь…
«Постоянно пейте, ешьте
И не скажут ни хрена».
А вот другого плана пример. Академик Л.А. Булдаков в журнале «Смена» № 24 за 1989 г. пишет:
Обращаю внимание: это говорится в конце 1989 г. Эвакуация из г. Припяти населения началась в 14 ч 27 апреля. К 10 ч 26 апреля уже ясна была на основе дозиметрических измерений невозможность длительного проживания в городе. Даже при исключении повышения мощности дозы в ближайшие дни, а оснований для этого никаких не было – выбросы продолжались, необходимость эвакуации была очевидной. И должна она была начаться на сутки раньше. Или десяток бэр, полученных каждым жителем за эти сутки, пользу им принёс? Не являясь специалистом по радиационной медицине, не берусь обсуждать всю статью. Но утверждение академика:
«Во-первых, не было запоздалого, а было заблаговременное выселение из г. Припяти».
представляется достаточно произвольным. Нормы радиационной безопасности говорят только, что 25 бэр – доза, при которой методами современной медицины не обнаруживаются изменения в организме. Но не сказано об их безвредности. По этому поводу у меня нет твёрдого убеждения, а по эвакуации ясно – запоздала на сутки. По-моему, все согласны с этим. Не думаю, чтобы у академика Академии медицинских наук были сомнения. Ему лучше других известна концепция радиационной защиты населения о всевозможном уменьшении индивидуальной и коллективной доз.
«Анализ мирового опыта влияния радиационных излучений на организм показывает, что минимально значимая доза при растянутом воздействии – 100…250 бэр»
И ведь вот что – сам Л.А. Булдаков ни в коей мере не причастен к возникновению радиационного загрязнения, ни в малой степени не несёт ответственности. Почему же идёт на компромисс с совестью? На службу кому и чему отдаёт авторитет учёного? И не он один. Изнасилована наука, превращена в служанку. Что уж тут говорить о людях, лично виновных в возникновении катастрофы?
Уважаемый Читатель, разбор ещё одного Отчёта предложу вам с попыткой отделения его от других, поскольку и составлен он значительно позднее других, и организаций – участников в нём больше, чем в предыдущих. Рассматривать мероприятия, направленные на повышение надёжности реакторов РБМК, мы не будем, они описаны верно (это неудивительно, составители – люди знающие), обоснованы и действительно в большой степени улучшили физические характеристики активной зоны и А3 реактора.
Не надо удивляться и тому, что эти же знающие специалисты и через пять лет продолжают утверждать – реактор РБМК-1000 в 1986 г. был хорошим, СУЗ отвечала предъявляемым к ней требованиям. Утверждают вопреки фактам, вопреки их же высказываниям, в том числе и в этом Отчёте. Да, видимо, без этих утверждений начальство бы не подписало Отчёт.
Глава 7. Завидная стойкость
В 1991 г. вышел отчёт «Причины и обстоятельства аварии на 4 блоке Чернобыльской АЭС. Меры по повышению безопасности АЭС с реакторами РБМК» за подписями директора ИАЭ Е.П. Велихова, генерального директора НПО «Энергия» (ВНИИАЭС) А.А. Абагяна, директора НИКИЭТ Е.О. Адамова, директора Института проблем безопасного развития атомной энергетики АН СССР Л.А. Большова, главного специалиста ГКНТ Э.И. Чукардина, директора НТЦ Госпроматомнадзора В.А. Петрова. Отчёт составлен сотрудниками этих организаций, а поскольку это, практически, и все организации, занимающиеся реакторами РБМК, то, видимо, этот отчёт надо считать итоговым документом. Ничего другого от них уже не дождаться.
Естественно, составители отчёта охулку на руку не положили. Бесполезно было бы искать у них о нарушениях в проекте требований нормативных документов. Нет их, нарушений. И документов нет, не знают. По их мнению, реакторные установки РБМК имеют только особенности:
Только чёткая система измерения, сигнализации и автоматики могла бы предотвратить это превращение, как того и требуют ПБЯ. Но самое основное составители умалчивают – не должен реактор становиться ядерноопасным при уменьшении запаса реактивности. Нет таких реакторов, только головотяпство физиков и конструкторов стержней СУЗ привело к этому.
С такими «особенностями» вполне закономерной стала особенность реактора РБМК – иногда взрываться.
Не видят составители отчёта в проекте реактора нарушений требований принятых в стране документов, зато видят:
– нормальные, работоспособные, а все режимы работы реактора, включая аварийные, обеспечивались в лучшем виде. Реактор РБМК не взрывался – «это всё придумал Черчилль в восемнадцатом году», что был взрыв.
Что реактор взрывался при срыве ГЦН, следует из акта комиссии Мешкова, где доминировали НИКИЭТ и ИАЭ – создатели реактора. Отказались потом от этой версии, но не потому, что взрыв невозможен, а срыва насосов не было; а что, по отчёту ИАЭ, реактор мог взрываться при отказе АР. об этом составители отчёта умалчивают. И ещё много ситуаций, да и этих достаточно. Может эти аварии они не относят к числу проектных? Вроде бы не должны. Срыв насосов вполне мыслим и притом в различных случаях. Отказ АР – тем более, во всех учебниках по автоматическому регулированию реактора обязательно рассматривается. Есть заключение комиссии ГКНТ, что при таком паровом эффекте реактивности реактор взрывается при МПА. Эту, последнюю, к непроектной при любом желании не отнесёшь.
Впрочем, составители отчёта и не думают так, как они пишут. Это продолжение всё той же политики – защиты чести мундира, презрения к людям. После разбора и перечисления принятых мер на оставшихся реакторах они пишут:
Для примера можно взять случай с разрывом технологического канала. Почти все реакторы (исключение третий и четвёртый блоки Смоленской АЭС) рассчитаны на разрыв одновременно двух каналов, не более. Разрыв более двух каналов приводит если не к Чернобылю, то к вполне сравнимой аварии. По расчёту НИКИЭТ одновременный разрыв двух каналов возможен с вероятностью 10-8 события на реактор в год. Это малая вероятность, а разрыв трёх и более каналов ещё менее вероятен, можно сказать, гипотетичен. Только есть одно но… Расчёт должен быть не лукавым. Не подвергаю сомнению добросовестность расчётчика, надо думать, он провёл его с привлечением всех знаний, всего математического аппарата, согласно заданию. А вот в задании-то и вопрос. Дело в том, что кроме разрывов каналов, обусловленных технологией изготовления, контролем и условиями эксплуатации (среда, температура, давление, цикличность), есть и другие, труднее учитываемые события (например, местный перегрев активной зоны, нарушение циркуляции). Учтено ли всё это?
В трёх выдержках из отчёта я подчеркнул слова «проектная авария» не потому, что они имеют там важное значение. Причина другая. Не совсем ясно, зачем авторы с назойливостью проталкивают это. Случайность исключена. Хотят что ли сказать, что 26 апреля авария была непроектная? И с нас, мол, взятки гладки? Да, авария непроектная. Такую аварию даже в проекте, по-моему, мыслить не надо, только при каких-то гипотетических условиях. Она должна исключаться конструкцией реактора и проектом реакторной установки, и наши нормативные документы отвечают этому условию. Реактор по конструкции не отвечал им, вот потому и произошла авария. И создатели реактора, надзорная организация ни при чём? Авария непроектная? Да нет, она именно проектом (конструкцией) обусловлена.
Это поползновение создателей реактора чревато серьёзными последствиями в дальнейшем, если ему дать окрепнуть.
Через задний ход, но протаскивают составители отчёта, что работа реактора на малой мощности была запрещена. Пишут:
– энергоблоки РБМК-1000 работают в базовом режиме (при постоянной мощности);
– быстрый мощностной коэффициент в рабочей точке – и дают отрицательное значение.
Все стараются создать впечатление, что реактор был хороший. Можно бы и не обращать внимания, т.к. есть в отчёте и нормальные правильные мысли, да ведь все должны быть такими: составители (их 23 человека) – вполне компетентные люди, а подписавшие – так и вовсе корифеи. Но мешает им что-то и через пять лет мешает. И отмахнуться от этого нельзя, потому что именно от этих, если не людей, то организаций, зависит будущая атомная энергетика.
Вполне логичным в связи с двойственной позицией авторов оказалось и заключение отчёта:
Таким вот вышел итоговый отчёт организаций, имеющих отношение к реактору РБМК, и надзорного органа вкупе с ними. Очень интересна позиция представителя надзорного органа В. Петрова: в этом отчёте он подписался под утверждениями, что реактор РБМК со всеми системами, включая СУЗ, «обеспечивал» безопасную работу; практически в одно и то же время подписывается под докладом, где указывается совершенно справедливо, что этот реактор не отвечал пятнадцати статьям ОПБ и ПБЛ, непосредственно влияющим на возникновение аварии 26 апреля 1986 г. Выходит, по мысли господина государственного контролёра, реактор с букетом несоответствий нормативным документам всё-таки хороший и вполне пригоден к эксплуатации. Может быть государственный контролёр г-н Петров при таком большом количестве отклонений проекта РБМК-86 от требований норм проектирования реакторов уже не считает его реактором (и это было бы справедливо) и руководствуется другими документами (какими?) и интуицией? Но в отчёте РБМК-86 называется реактором, и тогда он должен отвечать требованиям ОПБ и ПБЯ.
Но есть, есть сдвиг за пять лет. Выдавили-таки из себя, что авария произошла из-за физических характеристик реактора, особенностей конструкции органов регулирования, вывода реактора в нерегламентное состояние. Раньше эти люди признавали причиной только маловероятное сочетание нарушений инструкций и нерегламентное состояние. А поскольку очевидно, что 26 апреля 1986 г. аварии бы не произошло даже:
– при паровом эффекте реактивности, равном 6β;
– при положительном быстром мощностном коэффициенте реактивности в большом диапазоне мощности реактора;
– пусть А3 не отвечала предъявляемым к ней требованиям, но хотя бы не вносила положительную реактивность, то сколько лет этим людям требуется для безоговорочного признания причиной аварии исключительно свойств реактора?
Пишу это только потому, что люди эти находятся в живой атомной энергетике, рулят, а, как видите, рассчитывать на их откровенность не приходится.
Примечание: Позднее В. Петров свою подпись снял.
Естественно, составители отчёта охулку на руку не положили. Бесполезно было бы искать у них о нарушениях в проекте требований нормативных документов. Нет их, нарушений. И документов нет, не знают. По их мнению, реакторные установки РБМК имеют только особенности:
То есть, реактор находится во взрывоопасном состоянии, а система контроля и автоматики и ухом не ведёт. Нет ни сигнала предупредительного, ни автоматического срабатывания А3 для предотвращения перехода реактора в опасное состояние. В том числе и по «важной физической характеристике с точки зрения управления и безопасности реактора, называемой оперативным запасом реактивности». Такая вот особенность. Прошу обратить внимание на цинизм формулировки: «…от перевода её в нерегламентное состояние…». Оперативный персонал спит и видит, как бы это перевести реактор во взрывоопасное состояние, других мыслей у него нет. Здесь же в отчёте составители, не совсем понятно с какой целью, приводят сведения из Регламента: на номинальной мощности в стационарном режиме величина запаса реактивности должна составлять 26…30 стержней; при снижении запаса до 15 стержней реактор должен быть немедленно заглушён. Таким образом, всего 11…15 стержней отделяют реактор от нормального состояния и атомной бомбы, в то время как эффекты реактивности при смене режима могут составлять десятки стержней. И, следовательно, реактор сам превращается в бомбу, а не переводить его надо.
– «недостаточную автоматическую защищённость реакторной установки от перевода её в нерегламентное состояние».
Только чёткая система измерения, сигнализации и автоматики могла бы предотвратить это превращение, как того и требуют ПБЯ. Но самое основное составители умалчивают – не должен реактор становиться ядерноопасным при уменьшении запаса реактивности. Нет таких реакторов, только головотяпство физиков и конструкторов стержней СУЗ привело к этому.
Ну, конечно, составители – все научные работники и просто выражать свои мысли не должны, но даже с учётом этого фраза очень уж «особенная». Однако, означает она всё то же: реактор при том составе активной зоны имел недопустимой величины положительный паровой эффект реактивности. Об этом мы уже говорили.
– «характер изменения парового коэффициента реактивности αφ и эффект обезвоживания в зависимости от уменьшения плотности теплоносителя в активной зоне».
Во, особенность! – А3 при срабатывании вводит положительную реактивность, т.е. разгоняет реактор.
– «недостаточное быстродействие А3 и возможность ввода положительной реактивности».
С такими «особенностями» вполне закономерной стала особенность реактора РБМК – иногда взрываться.
Не видят составители отчёта в проекте реактора нарушений требований принятых в стране документов, зато видят:
– и далее идёт перечисление обычных требований, предъявляемых к системе, в том числе и по заглушению реактора. Далее
– «Система управления и защиты реактора основана на перемещении 211 твёрдых стержней-поглотителей в специально выделенных каналах, охлаждаемых водой автономного контура. Система в регламентных режимах и в условиях проектной аварии обеспечивала»
Что следует из этих двух выдержек? Системы управления и защиты и другие
– «Данные характеристики реакторной установки вместе с системами обеспечения безопасности: защитными, локализующими, обеспечивающими, – обеспечивали надёжную и эффективную работу РБМК во всех регламентных режимах и безопасность для всего перечня проектных аварий в соответствии с утверждённой проектной документацией».
– нормальные, работоспособные, а все режимы работы реактора, включая аварийные, обеспечивались в лучшем виде. Реактор РБМК не взрывался – «это всё придумал Черчилль в восемнадцатом году», что был взрыв.
Что реактор взрывался при срыве ГЦН, следует из акта комиссии Мешкова, где доминировали НИКИЭТ и ИАЭ – создатели реактора. Отказались потом от этой версии, но не потому, что взрыв невозможен, а срыва насосов не было; а что, по отчёту ИАЭ, реактор мог взрываться при отказе АР. об этом составители отчёта умалчивают. И ещё много ситуаций, да и этих достаточно. Может эти аварии они не относят к числу проектных? Вроде бы не должны. Срыв насосов вполне мыслим и притом в различных случаях. Отказ АР – тем более, во всех учебниках по автоматическому регулированию реактора обязательно рассматривается. Есть заключение комиссии ГКНТ, что при таком паровом эффекте реактивности реактор взрывается при МПА. Эту, последнюю, к непроектной при любом желании не отнесёшь.
Впрочем, составители отчёта и не думают так, как они пишут. Это продолжение всё той же политики – защиты чести мундира, презрения к людям. После разбора и перечисления принятых мер на оставшихся реакторах они пишут:
Бесспорно ли это утверждение, действительно ли обеспечивается безопасность реактора РБМК – не вполне очевидно, но этой фразой авторы перечёркивают предыдущие две, приведённые мной. Не вызывает сомнения, что проведённые после аварии технические мероприятия на реакторах повысили их надёжность, правильнее сказать, что они дали возможность поставить вопрос о надёжности реакторов РБМК. То, что было до 1986 г., ввиду многочисленных отступлений от требований нормативных документов по проектированию реакторов, нельзя называть реактором, нельзя говорить и о его надёжности. Если по привычке всё-таки называть реактором РБМК-86, то реактор РБМК-1000 совсем другой. Да, аварий по той причине, что была в 1986 г., и массе других причин на этом реакторе не будет. Однако изобретатели и конструкторы реактора настолько в первооснове реактора пренебрегли концепцией безопасности, что достигнуть уровня её, уже реализованного в других проектах, едва ли возможно при любых модернизациях. И не хочется говорить, но скорее всего так: горбатого могила исправит.
«Осуществление намеченных мероприятий по улучшению нейтронно-физических характеристик реактора, резкое повышение эффективности А3 позволили исключить неконтролируемый рост мощности при авариях с потерей теплоносителя и ограничить последствия всех проектных аварий допустимыми уровнями радиационного воздействия на персонал, население и окружающую среду».
Для примера можно взять случай с разрывом технологического канала. Почти все реакторы (исключение третий и четвёртый блоки Смоленской АЭС) рассчитаны на разрыв одновременно двух каналов, не более. Разрыв более двух каналов приводит если не к Чернобылю, то к вполне сравнимой аварии. По расчёту НИКИЭТ одновременный разрыв двух каналов возможен с вероятностью 10-8 события на реактор в год. Это малая вероятность, а разрыв трёх и более каналов ещё менее вероятен, можно сказать, гипотетичен. Только есть одно но… Расчёт должен быть не лукавым. Не подвергаю сомнению добросовестность расчётчика, надо думать, он провёл его с привлечением всех знаний, всего математического аппарата, согласно заданию. А вот в задании-то и вопрос. Дело в том, что кроме разрывов каналов, обусловленных технологией изготовления, контролем и условиями эксплуатации (среда, температура, давление, цикличность), есть и другие, труднее учитываемые события (например, местный перегрев активной зоны, нарушение циркуляции). Учтено ли всё это?
В трёх выдержках из отчёта я подчеркнул слова «проектная авария» не потому, что они имеют там важное значение. Причина другая. Не совсем ясно, зачем авторы с назойливостью проталкивают это. Случайность исключена. Хотят что ли сказать, что 26 апреля авария была непроектная? И с нас, мол, взятки гладки? Да, авария непроектная. Такую аварию даже в проекте, по-моему, мыслить не надо, только при каких-то гипотетических условиях. Она должна исключаться конструкцией реактора и проектом реакторной установки, и наши нормативные документы отвечают этому условию. Реактор по конструкции не отвечал им, вот потому и произошла авария. И создатели реактора, надзорная организация ни при чём? Авария непроектная? Да нет, она именно проектом (конструкцией) обусловлена.
Это поползновение создателей реактора чревато серьёзными последствиями в дальнейшем, если ему дать окрепнуть.
Через задний ход, но протаскивают составители отчёта, что работа реактора на малой мощности была запрещена. Пишут:
– энергоблоки РБМК-1000 работают в базовом режиме (при постоянной мощности);
– быстрый мощностной коэффициент в рабочей точке – и дают отрицательное значение.
Все стараются создать впечатление, что реактор был хороший. Можно бы и не обращать внимания, т.к. есть в отчёте и нормальные правильные мысли, да ведь все должны быть такими: составители (их 23 человека) – вполне компетентные люди, а подписавшие – так и вовсе корифеи. Но мешает им что-то и через пять лет мешает. И отмахнуться от этого нельзя, потому что именно от этих, если не людей, то организаций, зависит будущая атомная энергетика.
Вполне логичным в связи с двойственной позицией авторов оказалось и заключение отчёта:
Ну, особенностями мы уже оскомину набили. Нерегламентным состоянием тоже – опять указующий перст направлен на оперативный персонал. Но ведь отклонение любого параметра за норму есть нерегламентное состояние, 26 апреля – это запас реактивности. И что, при отклонении параметра реактор должен взрываться? Тогда все реакторы должны взрываться, нет реакторов, у которых бы не происходили отклонения параметров за норму. Но конструкция и защита их таковы, что прекращается цепная реакция без недопустимых нарушений.
1. «Авария произошла в результате наложения следующих основных факторов: физических характеристик реактора, особенностей конструкции органов регулирования, вывода реактора в нерегламентное состояние».
Процентов на пять верно это утверждение. Только в том смысле, что изучение и уточнение должны естественно продолжаться, пока реактор находится в эксплуатации. К аварии отношения не имеет, всё им было известно давно: и по паровому эффекту1, и по А3, и по конструкции стержней. И новых требований нет никаких в принятых по плану модернизации мероприятиях. Что паровой эффект должен быть не больше β – ещё в 1976 г. было принято решение и как этого достигнуть было указано, именно теми путями и пошли после аварии. Быстродействующая защита с плёночным охлаждением разработана не позднее 1973 г. Что нельзя конструировать органы воздействия на реактивность, меняющие знак вносимой реактивности при движении их в одну сторону, – это азбука. В том-то и дело, что ни одного неизвестного им фактора в аварии не выявлено; ни одного нового требования нет и после аварии, всё только направленное на выполнение требований ОПБ и ПБЯ, принятых и вступивших в действие более десяти лет до аварии.
2. «Появление новых современных программ, использование мощных средств вычислительной техники, а также экспериментальное изучение обезвоживания РБМК, позволили уточнить основные физические параметры реактора, а следовательно, и выработать новые требования к системам, повышающим его безопасность».
Таким вот вышел итоговый отчёт организаций, имеющих отношение к реактору РБМК, и надзорного органа вкупе с ними. Очень интересна позиция представителя надзорного органа В. Петрова: в этом отчёте он подписался под утверждениями, что реактор РБМК со всеми системами, включая СУЗ, «обеспечивал» безопасную работу; практически в одно и то же время подписывается под докладом, где указывается совершенно справедливо, что этот реактор не отвечал пятнадцати статьям ОПБ и ПБЛ, непосредственно влияющим на возникновение аварии 26 апреля 1986 г. Выходит, по мысли господина государственного контролёра, реактор с букетом несоответствий нормативным документам всё-таки хороший и вполне пригоден к эксплуатации. Может быть государственный контролёр г-н Петров при таком большом количестве отклонений проекта РБМК-86 от требований норм проектирования реакторов уже не считает его реактором (и это было бы справедливо) и руководствуется другими документами (какими?) и интуицией? Но в отчёте РБМК-86 называется реактором, и тогда он должен отвечать требованиям ОПБ и ПБЯ.
Но есть, есть сдвиг за пять лет. Выдавили-таки из себя, что авария произошла из-за физических характеристик реактора, особенностей конструкции органов регулирования, вывода реактора в нерегламентное состояние. Раньше эти люди признавали причиной только маловероятное сочетание нарушений инструкций и нерегламентное состояние. А поскольку очевидно, что 26 апреля 1986 г. аварии бы не произошло даже:
– при паровом эффекте реактивности, равном 6β;
– при положительном быстром мощностном коэффициенте реактивности в большом диапазоне мощности реактора;
– пусть А3 не отвечала предъявляемым к ней требованиям, но хотя бы не вносила положительную реактивность, то сколько лет этим людям требуется для безоговорочного признания причиной аварии исключительно свойств реактора?
Пишу это только потому, что люди эти находятся в живой атомной энергетике, рулят, а, как видите, рассчитывать на их откровенность не приходится.
Примечание: Позднее В. Петров свою подпись снял.
Глава 8. Люди
Академик А.П. Александров, безусловно, заслуживает особого разговора. В 1986г. президент Академии наук СССР, директор ИАЭ, научный руководитель темы РБМК, изобретатель реактора РБМК2. Какие ещё посты и должности он тогда занимал, не знаю. – в перечисленных он имел прямое отношение к катастрофе 26 апреля 1986 г.
Может статься, я буду пристрастным к нему здесь, ибо убеждён, что именно промыслом академика А.П. Александрова я потерял здоровье и стал зэком. Будучи изобретателем реактора и Научным руководителем, он не обеспечил нужного качества. Как Президент, как директор института, как председательствующий на заседаниях МВТС, направил расследование по ложному пути. И всё же я никаких измышлений не допущу, изложу только известные мне факты и моё понимание их.
Лет двадцать назад, ещё работая в г. Комсомольске-на-Амуре, приехал я в командировку в ИАЭ. Работники института Е. Аликин и другие говорили, что у директора правило: бумага должна отлежаться и если приобретает скандальную известность, то нужна и пора ей давать ход. Никак не думал тогда, что эта манера А.П. Александрова тяжким катком пройдётся по судьбам многих людей и моей.
Видимо, следуя этому своему правилу, А.П. Александров не давал ходу предложениям комиссии после аварии на первом блоке Ленинградской АЭС: предложениям В.П. Волкова и В.Л. Иванова. Эти предложения, решения Научно-технического совета Минсредмаша по уменьшению парового эффекта реактивности до 1β ещё в семидесятых годах, как и другие, втуне лежали под сукном. Скандала ждали? Дождались!..
Скажите, кто бы захотел и смог академику помешать внедрить всё это в жизнь? Нет таких людей. Ему и делать-то самому ничего не надо было. Только разрешить, приказать. И как не знали люди о Чернобыле до 1986 г., так бы не узнали до сего времени.
Может статься, я буду пристрастным к нему здесь, ибо убеждён, что именно промыслом академика А.П. Александрова я потерял здоровье и стал зэком. Будучи изобретателем реактора и Научным руководителем, он не обеспечил нужного качества. Как Президент, как директор института, как председательствующий на заседаниях МВТС, направил расследование по ложному пути. И всё же я никаких измышлений не допущу, изложу только известные мне факты и моё понимание их.
Лет двадцать назад, ещё работая в г. Комсомольске-на-Амуре, приехал я в командировку в ИАЭ. Работники института Е. Аликин и другие говорили, что у директора правило: бумага должна отлежаться и если приобретает скандальную известность, то нужна и пора ей давать ход. Никак не думал тогда, что эта манера А.П. Александрова тяжким катком пройдётся по судьбам многих людей и моей.
Видимо, следуя этому своему правилу, А.П. Александров не давал ходу предложениям комиссии после аварии на первом блоке Ленинградской АЭС: предложениям В.П. Волкова и В.Л. Иванова. Эти предложения, решения Научно-технического совета Минсредмаша по уменьшению парового эффекта реактивности до 1β ещё в семидесятых годах, как и другие, втуне лежали под сукном. Скандала ждали? Дождались!..
Скажите, кто бы захотел и смог академику помешать внедрить всё это в жизнь? Нет таких людей. Ему и делать-то самому ничего не надо было. Только разрешить, приказать. И как не знали люди о Чернобыле до 1986 г., так бы не узнали до сего времени.