– Да, внимательно.
   – Потом я возьму горсть монет и покажу ему, чтобы он убедился, что это не «кукла».
   – Понятно…
   – И в этот момент левой рукой я хватаю его за волосы и затаскиваю в салон. Ясно? А ты что делаешь?
   – Ломаю ракетку об его голову… Смотри, машина!
   Я сбавил скорость. Навстречу нам, ослепляя фарами, двигалась какая-то машина. Как только мы разминулись, я посмотрел в зеркало заднего вида.
   – «Запорожец», – сказал я. – Причем желтый. Вряд ли нумизмат Лембит Лехтине приедет на такой машине.
   Мы миновали пятидесятый километр, и я, как мне было предписано, развернулся в обратную сторону. Едва я занял свою полосу, как нам навстречу из-за поворота снова вынырнул желтый «Запорожец». Не подав никаких сигналов фарами, он проехал мимо.
   Мы с Ингой переглянулись.
   – Либо это он, либо не он, – выдал я бесспорную мысль. – Но если это совпадение, то очень редкое.
   Я сбросил скорость до сорока километров в час. Машина на черепашьем ходу взбиралась на перевал. Я поглядывал в зеркало заднего вида, но ничего, кроме черноты, не видел.
   – Нет, наверное, не он, – произнес я. Инга, вытащив из мешочка одну монету, рассматривала ее с таким видом, словно выбирала себе украшение в ювелирной лавке.
   – А если антиквару вместе с подлинниками подсунуть несколько таких монет? – спросила она.
   – Настоящий антиквар сразу заметит фальшивку, – ответил я. – Положи на место и завяжи.
   Сорок четвертый километр. Я снова развернул машину в обратную сторону. Не прошло и трех минут, как мимо нас снова проехал все тот же желтый «Запорожец».
   Мы с Ингой одновременно выкрикнули какое-то нечленораздельное междометие. Я ударил ладонью по рулевому колесу.
   – Это он! Можно не сомневаться!
   – Но почему не подает сигнала?! – возбужденно спросила Инга, повернувшись назад и провожая взглядом два красных габаритных огня.
   – Проверяет, нет ли за нами «хвоста». А может быть, его что-то насторожило.
   Мы развернулись в очередной раз и поехали в обратную сторону. Через минуту опять «Запорожец», и снова никакого сигнала!
   – Стой! – вдруг закричала Инга и схватила меня за руку.
   Я чуть не сбил ограничительный столбик и ударил по тормозам.
   – С ума сошла?! Что ты орешь?
   – Я все поняла, – сказала Инга. – Ничего у нас не выйдет. Он увидел, что нас двое. Он боится.
   Облокотившись на руль, я смотрел на свое отражение в черном стекле. Потом вдруг со злостью ударил себя по колену.
   – Я же говорил, что тебе лучше остаться дома! Какого черта ты увязалась со мной?
   – Не кричи на меня, – глухо произнесла Инга. – Я хотела как лучше…
   – Хотела! – передразнил я. – Он не станет подавать нам сигнал и уедет. А завтра пришлет письмо с каким-нибудь совершенно безумным условием, и вся наша затея рухнет. Ясно тебе?
   Инга вдруг резко схватила с заднего сиденья свою сумочку, открыла дверь и, выставив ноги наружу, сказала:
   – Попробуй проехать еще раз сам. Может быть, он решится подать сигнал. А я подожду тебя здесь.
   Я долгим взглядом посмотрел Инге в глаза, покачал головой и напомнил:
   – Ракетку только оставь. Спрячься в кювете и носа не показывай. Ясно, звезда отечественной эротики?
   Инга захлопнула дверь с такой силой, что невозмутимый джип закачался на рессорах, как лодка на волне.
   Я развернулся. Голова уже шла кругом. От избытка чувств погнал «Ниссан» на подъем в форсажном режиме и, взлетев на гребень, едва успел притормозить. Спереди на меня надвигались два световых пятна «Запорожца». Я выключил фары, придвинул голову к ветровому стеклу и почти остановился, предоставляя возможность этому вконец доставшему меня N внимательно рассмотреть внутренность салона.
   И вдруг – он трижды переключился с дальнего на ближний свет, два коротких сигнала и один длинный. Я тотчас затормозил и повернул голову, глядя, как «Запорожец» медленно удаляется на малом ходу. Он проехал еще метров сто, после чего ярко вспыхнули тормозные огни.
   Я положил мешочек с латунными копиями на колени и открыл настежь дверь. Свежесть и шум ночного леса ворвались в салон. Не сводя глаз с зеркала, я коснулся затылком подголовника и потянулся всем телом. Предчувствие близкого финала всей этой неприятной истории наполняло сердце радостным ожиданием, как бывает после напряженной трудовой недели накануне уик-энда, запланированного на природе, с друзьями и шашлыками.
   Однако N, он же Лембит, не спешил подойти ко мне или же прислать курьера. Ожидание развязки затянулось. Мне это уже казалось странным. Может быть, думал я, он сам забыл о своих же условиях и ждет, когда я подойду к нему?
   Я вышел из машины, положил мешочек на капот и стал следить за красными глазами габаритных огней «Запорожца». Никакого движения!
   И вдруг легкий ночной ветер, смешавшись с шумом леса, донес до меня одинокий щелчок выстрела. Уже через мгновение я не мог сказать определенно, показалось это мне или нет. До боли в глазах я всматривался в темноту. Мне показалось, что габаритные огни «Запорожца» поочередно мигнули, словно перед задним бампером машины происходило какое-то движение. Там же Инга! – вдруг дошло до меня, и я почувствовал, как между лопаток онемела кожа.
   Я уже кинулся вперед по шоссе, как из темноты стало проявляться светлое пятно, и несколько секунд спустя я увидел Ингу. Она быстро и беззвучно шла ко мне. В одной руке она держала сумочку, в другой – босоножки.
   – Кирилл! – тревожным голосом позвала она. – Ты слышал что-нибудь?
   Я схватил ее за плечи, пытаясь рассмотреть скрытое темнотой лицо.
   – Слышал, – ответил я.
   – Почему ты так на меня смотришь? – испуганно спросила Инга.
   Лавина сорвалась и понеслась вниз. Я даже не заметил, что все сильнее сжимаю плечи Инги, а на мое лицо наползает какая-то ужасная улыбка.
   – Какая ты… – произнес я, но нужного слова не подобрал.
   – Какая?! – вызывающе крикнула Инга.
   Я легко оттолкнул ее от себя и выхватил из ее руки сумочку.
   – Отдай! – крикнула она и замахнулась на меня босоножками.
   Я увернулся от удара, раскрыл сумочку и опустил внутрь руку. Того, что я искал, там не оказалось.
   – Если ты больной, – задыхаясь от злости, произнесла Инга, отбирая у меня сумочку и защелкивая ее, – то обратись к психиатру.
   Я рассеянно чесал затылок.
   – Извини, я всего лишь хотел проверить, пользуешься ли ты противозачаточными таблетками. Ну-у… чтобы прогнозировать будущее. А то вдруг…
   – Не вдруг! – перебила Инга. – Поехали к «Запорожцу», мне кажется, мы уже никого не дождемся.
   Мы сели в машину. Я делал вид, что очень переживаю за свое поведение, вздыхал и качал головой. Инга молчала. На малом ходу мы приблизились к «Запорожцу». Я врубил дальний свет фар. Мотор машины работал на холостом ходу, двери были закрыты, внутри салона – темно.
   Я коротко посигналил. Никакой реакции. Инга взглянула на меня.
   – Мне это не нравится, – сказала она.
   – Мне тоже, – присоединился я. – Выстрел прозвучал отсюда?
   Инга кивнула. Я проехал еще пару метров вперед, и мы поравнялись с автомобилем шантажиста. Сквозь покрытое бликами стекло я увидел смутный профиль водителя, неподвижно сидящего за рулем. Инга взялась за ручку двери.
   – Осторожнее! – предупредил я ее.
   Она вышла из машины и приблизилась к «Запорожцу».
   – Эй! – позвала Инга, склонившись над стеклом, и постучала по нему костяшками пальцев.
   Я не мог ошибиться и был уверен, что на это «эй» никто не ответит. Инга медленно взялась за ручку. Дверь, наверное, была деформирована и перекошена и открылась лишь со второй попытки, издав металлический скрежет.
   Инга вскрикнула и отшатнулась. Я не видел, что ее испугало – она закрывала спиной дверной проем «Запорожца».
   – Господи! – прошептала она.
   Пятясь, она уперлась в порожек, поставила ногу на ступеньку и села рядом. Я дал задний ход, развернулся и вплотную подъехал к «Запорожцу». Ослепительный свет фар упал на белоголового мужчину преклонного возраста с аккуратной седой бородкой, усами и в черных очках. Он был одет в серую водолазку, туго обтягивающую его рыхлое тело и закрывающую шею. Левая рука в матерчатой хозяйственной перчатке лежала на руле, в правой он сжимал пистолет. Голова человека, похожая на зрелый одуванчик, была опрокинута на залитую кровью грудь. Во лбу, пропаханном бороздами морщин, чернело пулевое отверстие. По переносице, огибая крылья носа, пробиваясь через седые усы, еще медленно текла густая кровь.
   – Поехали отсюда! – сказала Инга и нетерпеливо стукнула кулаком по панели.
   Не заставляя девушку повторять, я резко взял старт и быстро набрал скорость. Инга подняла стекло и включила кондиционер, хотя в салоне было совсем не душно. Я нашел на дециметровом канале Токкату ре минор Баха. Инга опустила солнцезащитный щиток, в который были вмонтированы светильник и зеркало, и стала красить губы бледно-розовой помадой. Я насвистывал под фонограмму органа Домского собора. «Ниссан» с легкостью взлетал на горки, а затем проваливался на спусках, вынуждая на мгновение останавливать дыхание. Инга, глядя на себя в зеркальце, завинтила помаду и кинула ее в сумочку.
   – Нет, не то! Надо что-то повеселее… Ты не станешь возражать, если я сейчас приглашу тебя в ресторан?
   Я косился на нее, глядя, как она меняет цвет губ с бледного на ярко-красный, а потом накладывает на веки густые фиолетовые тени вечернего макияжа. В живых осталось двое, думал я, невольно удивляясь тому, как легко женщина может изменить свою внешность. Осталось всего двое от той своры, которая хотела, чтобы я поделился золотом. Эта свора пожирает сама себя.

Глава 32

   Инга держалась за правую сторону руля, а я за левую. Мы рулили оба.
   – Ско`ко живу, – объясняла мне Инга, – ни разу… не видела `ких м`чат`х пффф…
   У девушки что-то случилось с дикцией, и я не совсем хорошо понимал ее слова.
   – Чего ты не видела? – уточнил я.
   – Ты меня любишь? – перешла на другую тему Инга и слепила из губ клубничку. – Тогда целуй!
   – Ты куда рулишь! – крикнул я. – На столб!
   – Ну и фиг с ним! – решила Инга, но руль отпустила и подняла с пола не допитую в ресторане бутылку шампанского.
   Я отобрал бутылку в тот момент, когда Инга выдернула пробку и уже прицелилась губами к горлышку.
   – Хватит пить!
   – Жалко, да?
   Хорошо, что мы были на машине. В таком состоянии я не донес бы Ингу до дома, и нам пришлось бы дожидаться утра на пляже. В голове у меня шумело, глаза слипались от усталости. Инга притулилась к моему плечу и, икая, стала вздрагивать.
   – Ты поможешь мне раздеться? – пробормотала она. – И под душиком помоешь, ага?
   Я подъехал к воротам гаража. Они были раскрыты настежь.
   – Все-таки я выгоню его! – сказал я, въезжая в черное нутро гаража.
   – Кого его? – спросила Инга, приподнимая голову и дурными глазами глядя вокруг.
   – Доходягу.
   – Кто это такой?! – требовательно спросила она. – Па-ччч-ему не знаю?!
   – Мой рабочий. Выходи и перестань орать, а то разбудишь всех соседей.
   Инга стала вылезать из машины, зацепилась каблуком о порожек и растянулась на полу гаража.
   – Послушай! – недовольно произнесла она, поднимаясь на ноги. – Что ты здесь понаставил?.. Пройти спокойно нельзя! Чуть не упала.
   Я закрыл ворота гаража, взял Ингу под руку и вывел через дверь во внутренний дворик. Ресторан и моя щедрость совершенно неожиданно подкинули проблему. Я вел шатающуюся Ингу и уже не был уверен, что она сможет адекватно воспринять то, что я для нее приготовил. А если дать ей выспаться, не вызовет ли у нее подозрение тот факт, что я так долго не поднимал тревоги?
   Но Инга, к моему удивлению, еще была способна соображать и заметила то, что не всякая трезвая женщина заметит.
   – А почему калитка открыта? – спросила она. – Кто здесь болтался в наше отсутствие? А? По рогам ему!
   Я остановился как вкопанный. Ингу немного занесло, и она обняла пружинистый кипарис.
   – Чертовщина какая-то, – пробормотал я. – Ключи от калитки есть только у меня.
   – Ну! – подтвердила Инга, отталкивая от себя кипарис. – А я о чем говорю!
   Она хотела взять меня под руку, но я кинулся вперед, плечом распахнул чугунную дверь настежь и, словно наткнувшись на препятствие, застыл перед дверями в бар. Потом словно какая-то сила кинула меня на колени. Со сдавленным стоном я ударил кулаками по краю аккуратной ямки посреди цветника, будто начал неистово молиться, схватил землю в пригоршни и швырнул ее в лицо Инге. Девушка, как привидение, неслышно приближалась ко мне. Я еще никогда в жизни не видел, чтобы человек мог так быстро протрезветь.
   – Что?! – едва слышно произнесла она.
   – Ничего!! – крикнул я, вскочил на ноги и стал неистово топтать цветы, потом прислонился к стеклянной стене и сделал вид, что зарыдал.
   Инга взяла меня за плечи и повернула к себе. Ее и без того бледное лицо в свете луны казалось зеленым.
   – Ты мне можешь объяснить? – тихо сказала она. Я почувствовал, что каждое слово дается ей с трудом. – Что произошло? Чего ты психуешь?
   – Сейчас ты будешь психовать, – с мстительной угрозой произнес я, убирая руки Инги со своих плеч. – Здесь, в этом цветнике, я закопал свое золото. И вот… осталась только ямка.
   Казалось, что до Инги не сразу дошел смысл моих слов. Она нахмурила брови, рассматривая мое лицо так, словно на нем проявились следы какой-то тяжелой болезни, и вдруг изо всей силы ударила меня по щеке.
   – Мерзавец! Негодяй! – крикнула она, отвернулась и пошла по двору, откидывая ногой пластиковые стулья.
   Нет, вы только посмотрите на нее, подумал я, потирая пылающую огнем щеку.
   Инга дошла до бетонной стены, уперлась в нее лбом и негромко засмеялась. Потом взяла себя в руки, замолчала, вытерла ладонями щеки и вернулась ко мне.
   – Извини, – произнесла она, избегая смотреть мне в глаза. – Но это самое ужасное: человеку дают надежду, а потом отнимают ее… Для таких случаев заводят огромного сторожевого пса. Я подарю тебе щенка ротвейлера или мастифа. Хотя… хотя собака тебе уже ни к чему.
   Она потянула на себя стеклянную дверь бара, раскрутила над головой сумочку и закинула ее за спину.
   – Шляпа ты, Кирилл! – сказала она неожиданно повеселевшим голосом. – Кто ж золото в землю зарывает?
   – Я. И еще, кажется, Буратино.
   – Вот потому-то жизнь вас и наказала.
* * *
   Нет, жизнь наказала меня за другое: я нарушил свое правило – после полуночи не пить, и утром страдал от головной боли и жажды. Вдобавок телефонный звонок курлыкал на редкость противно, отчего мне казалось, что кто-то сверлит мне череп мощным бошевским перфоратором.
   – Ну? – раздраженно спросил я, приложив трубку к уху, которое после нежной ладони Инги несколько увеличилось в размере.
   – Это я, – прозвучал молодой мужской голос.
   – Попова свинья, – ответил я в рифму. – Представляться надо!
   Какой же я бываю противный, когда неважно себя чувствую!
   – Это Володя… Ну, короче, автослесарь. Из «Rodeo-motors».
   – А-а! – кивнул я, почесывая волосатую грудь. – Теперь узнал. Ну, как жизнь, Володя из «Rodeo»? Что нового?
   – Я это… Короче, помнишь, ты мне говорил про своего другана, которого братки замочили? В общем, я тут кое-что вспомнил.
   – Давай выкладывай!
   – Не знаю, пригодится тебе эта информация или нет, – невыносимо растягивая гласные, сказал Володька. – Короче, после того, как он тачку конфисковал, выехал на асфальт… ну, короче, на шоссе, и тут к нему баба молодая подсела. И я так думаю…
   Он замолчал, подыскивая слова. Я ему помог:
   – Короче…
   – Да! – обрадовался подсказке Володька. – Короче, баба эта не из наших краев. Прическа каре, очки по моде, шкары, платье до трусов, короче, прикид понтовый. Я тогда сразу подумал, что не случайно она к нему подсела. Печенкой чувствую, что братки ее подослали.
   – Она голосовала?
   – Нет, не голосовала. Я так подумал, что она его специально ждала… Ну как? Такая информация пригодится?
   – Пригодится, Володя из «Rodeo»! Звони!
   Я положил трубку на стол и пошел в душ. Перед зеркалом я остановился, посмотрел на свое отталкивающее отражение и подумал: а что? Приятно получить ненавязчивое подтверждение собственному таланту предсказания.
   Выдавив немного крема для бритья на кисточку, я стал старательно намыливать свое отражение, чтобы поскорее убрать его с глаз долой.

Глава 33

   Роман самостоятельно поставил крест на нашей конспирации, без предупреждения пришел ко мне, упал в кресло и, направив на себя вентилятор, посмотрел на меня, как на карточного шулера.
   – У твоей игры, оказывается, опасные игроки, Кирилл. Я не думал, что дело закончится кровью.
   «Вот только сейчас наступил час расплаты», – подумал я, глядя на Романа, и мысленно просил его простить меня. Конечно, он многого не знал. Игра, в которую я его втянул, для него называлась: «Поймать вора за руку». А для меня – «Давить всех гадов без разбору». Я увлекся, и Роман увидел, по каким на самом деле правилам идет игра. Если я уже спокойно вел счет жертвам, то Роман не был готов к жестокости.
   Мне ничего не оставалось, как пожать плечами.
   – Чего ты молчишь? – спросил Роман.
   – А что тебе сказать? Ты пришел с какой-то новостью, но кидаешь мне по кусочку. Я жду, когда ты все расскажешь.
   – Что это за баба, твоя актриса? Ты ее вообще хорошо знаешь?
   – Немного знаю.
   – Что там у нее в прошлом? Она не рецидивистка?
   – Вроде нет.
   – Вроде! – криво усмехнулся Роман и провел ладонью по блестящему черепу, усеянному крупными каплями пота. – Приходит она сегодня к нам на стройку. Время – шесть утра. Я едва глаза продрал. А она за горло: где живет Доходяга?
   – Ну?
   – И я ей сказал! Ты же меня предупредил, чтобы я…
   – Дальше, дальше! – поторопил я. – Суть в чем? Суть?
   – Она ушла. Я еще поспал. Потом мои в магазин за молоком пошли. Возвращаются и спрашивают меня: «Кого это ты на Доходягу натравил? Там, вокруг его сарая, «Скорая», милиция, народ толпится…» Не знаю, что там произошло, но ниточка может потянуться ко мне. Эти игры, Кирилл, мне ни к чему. Давай дальше без меня. Забери назад свои деньги, и закончим на этом…
   Я смотрел на круглоголового низкорослого человечка, похожего на карлика, на его бронзовую лысину, на короткие ручки с толстыми пальцами, похожими на надутую медицинскую перчатку, и вдруг почувствовал, что перестал узнавать в нем своего школьного друга. А ведь ты трус, Ромчик, подумал я, с удивлением открывая в нем это качество. Ты был моим верным другом до тех пор, пока твоей шкуре ничто не угрожало.
   Роман еще что-то говорил, но я уже его не слушал. Мое естество, мое внутреннее «я» уже вычеркнуло его из скудного списка людей, которым я мог верить, и лишь совесть, как жалкий лепет слабого адвоката, продолжала долдонить: «Ты эгоист, Кирилл. Ты заставляешь людей решать твои проблемы. И совсем не думаешь о том, чем это может для них обернуться…»
   – Хорошо! – сказал я и быстро поднялся со стула, показывая, что разговор закончен. – Извини, я не рассчитал твои возможности.
   Роман понял, что, сам того не желая, сжег все мосты между нами. Он попытался дать задний ход, объяснить мне, что я не совсем правильно его понял, но я уже откровенно подталкивал его к двери.
   Тяжелый я человек, тяжелый!
* * *
   Чтобы не привлекать к себе внимания, я пошел к котельной пансионата пешком. С моста спустился по тротуарной плитке, которой укрепили склон, потом по тенистому парку прошел до хозяйственного двора и оттуда уже свернул к котельной.
   Рядом с фанерным сараем, который последнее время служил Доходяге ночлегом, стояли четыре милицейские машины, одна «Скорая», и, непонятно зачем, еще подъехала пожарная. Не меньше двух десятков старушек полукольцом окружали машины. Шел процесс оживленной дискуссии.
   Когда я приблизился к зрительским позициям, на мгновение воцарилась тишина. Из сарая вышли санитары с носилками. На носилках, прикрытый короткой простыней, лежал Доходяга. Лицо было закрыто, но я узнал рабочего по обуви и руке, свисающей из-под простыни, с надписью «ГРИНЯ» на тыльной стороне ладони.
   Следом вышли два милиционера и мужчина в штатском. Я узнал в нем следователя Маркова. Все курили. Остановившись перед входом, проводили взглядами носилки. Зеленый «УАЗ» с красным крестом на борту повез Доходягу в морг.
   Я протиснулся через шеренгу старушек. Марков заметил меня, энергично кивнул, одновременно с этим затягиваясь сигаретой.
   – Я тебя искал! – сказал он мне, протягивая руку и жмуря воспаленные от едкого дыма глаза, потом обнял за плечо и отвел в сторону. – Слушай, мне какой-то парень звонил, что-то про наркотики говорил, на тебя ссылался – я ничего толком не понял.
   Он вопросительно взглянул на меня.
   – Володька? – уточнил я и замялся, потому как легенда на этот случай была не готова. – В общем, ты помнишь, я как-то частным сыском хотел заняться. Ну, кое-что по наркотикам зацепил.
   Следователь, совсем ослепший от дыма, кивал головой и часто затягивался. Жесткая щетка его черных усов порыжела на кончиках от никотина. Он прикидывался простачком, мужиковатым увальнем, который совсем не разбирался в тонкостях жизни. Все он понял, просто проверял меня.
   – А потом раскинул мозгами, – продолжал я, – оценил свои возможности и пришел к выводу, что сам это дело не потяну. И дал своему осведомителю твои координаты. Ничего? Нормально?
   – Нормально! – кивнул Марков и хрипло откашлялся.
   Теперь можно было спрашивать Маркова обо всем, что меня интересовало.
   – А что с этим Доходягой случилось? Это ведь мой рабочий.
   – Правда? – спросил он, совсем не удивляясь этому известию, затем его морщинистое лицо сжалось еще больше и стало напоминать выжатую половую тряпку. – Утром сегодня грохнули. Двумя выстрелами в голову из «макарова»… Курить хочешь?
   – А кто грохнул, выяснили?
   – Пока нет… А-а! – вспомнил он и полез в карман. – Вся его конура была засыпана этой ерундой.
   Он раскрыл ладонь и показал мне латунный кружочек с рельефным изображением всадника.
   – Думали, что настоящие, оказались поддельными, – сказал следователь, кидая под ноги окурок и доставая из мятой пачки новую сигарету. – Теперь будем искать, где их штамповали, кто заказчик… – Он отвлекся на мгновение, прикуривая от спички. – Не поможешь нам?
   Это был даже не намек, а конкретная просьба, конкретно ко мне. Я попытался ухватить взгляд Маркова, но не смог – тому снова дым проел глаза.
   – Нет, к сожалению, не смогу, – ответил я.
   – Ну, как знаешь, – ответил Марков и вроде как тотчас забыл обо мне. Он повернул голову и крикнул милиционеру: – Геращенко! Отведи всех на десять шагов! Сколько повторять можно, чтобы не мешали работать!
   Снова переключил внимание на меня, повел плечами, словно хотел извиниться за то, что не может больше уделить мне времени, и прохрипел напоследок:
   – Ну, давай! Будет что сказать – заходи.
   Я тоже повернулся и пошел прочь, испытывая единственное желание: как можно реже встречаться с Марковым. Теперь из всей своры остался всего один человек, подумал я, поднимаясь по плиткам на мост.
   Но ошибся ровно на одного человека.

Глава 34

   Кто сказал, что у меня есть талант предсказателя? Я сам и сказал? Хвастун! Пижон! Тупица…
   Я уже доехал до развилки, делящей шоссе, как змеиный язык, надвое, как вспомнил, что сегодня вторник, а забрать плитку для бассейна надо было в среду. Пришлось тут же разворачиваться на круг и мимо патриотического обелиска ехать к автовокзалу.
   Сбросив скорость, я прокатился вдоль посадочных платформ, глядя на толпы белокожих курортников, вываливающихся из автобусов, как вдруг из-за округлой кормы «ЛАЗа» мне под колеса кинулась женщина.
   Я вдавил в пол педаль тормоза, крепко выругался и вывернул руль влево. Ничего страшного не произошло, спасенная женщина счастливо помахала мне рукой, и я уже был готов придать своему «Ниссану» достойную его скорость, как вдруг меня окатила волна мистического ужаса.
   Я снова ударил по тормозу, рванул рычаг на себя и обернулся, глядя в зеркало на женщину. Чувствуя, что мне сейчас станет дурно, я машинально выключил зажигание и, перебравшись на соседнее сиденье, прижался носом к стеклу.
   К машине шла Лебединская.
   Одной рукой я закрыл свой рот, из которого, как из трембиты, стали вырываться некрасивые гортанные звуки, а второй зачем-то схватился за ручку двери.
   – Как хорошо, что я тебя встретила! – громко говорила Лебединская, дергая за ручку снаружи.
   «Если это сумасшествие, – подумал я, – то важно выяснить, как долго оно длится».
   Она все-таки раскрыла дверь. Я отшатнулся и вцепился в руль.
   – Ты домой? – спросила она, отдергивая штанину, чтобы легче было поднять ногу и залезть в салон. – Возьми сумку, пожалуйста! Сестра надавала всего подряд…
   Я перехватил из ее рук большую спортивную сумку и, не зная, что с ней делать, сунул ее между собой и рулем.
   – …Я ей говорю: куда ты столько кладешь, – продолжала рассказывать Лебединская, усаживаясь рядом со мной и по-мужски сильно захлопывая дверь. – А она и копченого сала, и варенья, и самогонки зачем-то дала. Трехлитровую банку! Ты самогонку любишь, Кирилл?
   Я почувствовал, как ужас схлынул, напряжение спало и на смену им пришел идиотский смех. Он колотил меня крупным ознобом, заставлял крутить головой, а когда я уже не смог с ним бороться, то дико засмеялся, отчего машина помчалась вперед по весьма неровной траектории.