дю Террайль Понсон Пьер Алексис. Женщина-дьявол (Варфоломеевская ночь, Молодость короля Генриха - VIII)

   -Женщины сводят с ума лишь тех мужчин, которые не умеют заставить полюбить себя.
   -То есть как это? - спросил Жак.
   -Ведь ты - маленький дворянчик?
   -Да.
   -А герцогиня Монпансье - влиятельная принцесса?
   -Увы! - вздохнул Амори-Жак.
   -Иначе говоря, ты стоишь у подножия лестницы, тогда как она находится на самой верхней ступени ее.
   -Ну-с?
   -Ну-с, значит, ты не сумел подняться на несколько ступеней вверх, чтобы сблизить отделяющее вас расстояние!
   Монах хотел спросить объяснений такому утверждению, но тут его внимание отвлек новый посетитель кабачка. Это был человек лет пятидесяти, лысый, пузатый, и обильно обливавшийся потом под кожаными доспехами. При виде его Жак невольно вскрикнул:
   -Отец Антоний!
   Действительно, в этом военном Жак узнал о. Антония, одного из монастырских сборщиков. Но четверо солдат, сидевших за столом, ровно как и полицейский, почтительно приподнялись и приветствовали вошедшего возгласом:
   -Доброго здоровья, капитан!
   -Капитан! - с отчаянием воскликнул Жак.- Разве вы стали теперь капитаном, отец Антоний? Толстяк улыбнулся и ответил:
   -Но я уже давно состою капитаном, мой бедный Амори!
   -Но ведь вы еще недавно были монахом!
   -Бедный парень! - сказал полицейский, наклоняясь к уху Амедея, но стараясь тем не менее, чтобы монах расслышал его слова.- Он все еще не оправился и везде видит монахов!
   -Да ведь не могу же я так ошибаться! - пробормотал Жак, снова почувствовавший себя перенесенным в мир странных противоположностей и несообразностей.- Вы - отец Антоний, или "брат-Четверг", как вас зовут.
   -Бедное дитя мое! - прочувствованно ответил ему капитан-монах.- Я вижу, твой разум еще не может отделаться от навязчивых видений долгой ночи, которая около года покрывала твое сознание. Ну приглядись же ко мне! Ведь я - твой родной дядя, капитан Гектор де Понтарлье. Но будем надеяться, что твой разум окончательно вернется к тебе и ты отделаешься от тяжелого недуга. А теперь пойдем.
   -Куда?
   -Вот это мне нравится! Конечно, в дом герцогини, на службе у которой ты состоишь!
   -Да, да, пора! - подхватил и Амедей и, взяв под руку окончательно сбитого с толка Жака, повлек его на улицу, сопровождаемый о. Антонием, неожиданно превратившимся в капитана.
   Они дошли до дома, который Жак сразу узнал: это был тот самый, куда несколько дней тому назад его привел мрачный дворянин в черном. В воротах они увидали экипаж, запряженный по-испански мулами, около экипажа нетерпеливо рыла копытами землю пара роскошно оседланных лошадей.
   Значит, герцогиня собирается отправиться в путешествие? спросил паж Амедей.
   -Да,- ответил о. Антоний.
   -А куда она отправляется?
   -Не знаю.
   -Кто будет сопровождать ее?
   -Пажи Серафин и Амори, если только последний окончательно пришел в себя.
   В этот момент дверь подъезда распахнулась, и оттуда вышла женщина, при виде которой у Жака вырвался подавленный стон: перед ним была царица его грез, белокурая женщина волшебного видения! Герцогиня Монпансье спустилась во двор и, подойдя к Жаку, положила ему руку на плечо, после чего сказала:
   -Ну, бедный Амори, ты окончательно оправился? В таком случае можешь сопровождать меня в путешествии!
   XII
   Дом, в котором происходили все эти чудеса, принадлежал не герцогине Монпансье, а графу Эриху де Кревкер. Читатели, наверное, помнят еще несчастного графа, столь посрамленного в своих надеждах и чувстве к прекрасной Анне. Но, отгадав ее истинный характер, отказавшись от мысли завоевать ее любовь, граф Эрих не отказался от того дела, душой которого была герцогиня Анна.
   Этим делом было подготовление восстания для низвержения короля Генриха. Эрих де Кревкер сам сознавал, что Генрих III решительно не подходит к высокому трону Франции, что под скипетром такого государя прекрасная, сильная страна может только разложиться и распасться. Он также сознавал, что энергичному, умному, талантливому герцогу Гизу гораздо более приличествует корона, украшавшая чело Генриха, а потому всей душой отдался интриге Гизов против Валуа. В этом доме непрерывно происходили собрания лигистов. Одно из таких собраний особенно пылкое и оживленное, происходило в ночь перед тем, как монах Жак так неожиданно узрел в монахе Антонии капитана и дядю. Только к утру разошлись участники собрания, но и то не все: двое - Эрих де Кревкер и о. Григорий - остались еще у Анны.
   -Ну-с, а теперь, дорогой граф, расскажите мне, что нового в Сен-Клу,- сказала герцогиня.
   -Герцогиня,- ответил Эрих,- король покинул Сен- Клу. Он в Париже у королевы Екатерины, с которой хочет обговорить подробности торжественного погребения герцога Анжуйского, потому что герцог действительно умер!
   -Да, он умер,- сказала Анна,- и это приблизило моего брата еще на одну ступень к французскому трону! А долго пробудет король в Париже?
   -Он должен выехать в одиннадцать часов утра в ШатоТьерри.
   -Он поедет один или с королевой-матерью?
   -Этого я еще не знаю.
   -Ну, так он встретит меня на своем пути! - заявила герцогиня.
   Граф де Кревкер с удивлением посмотрел на герцогиню.
   -У меня будет разговор с его величеством! - продолжала Анна.
   -О чем же?
   -Уж извините, милый граф, это мой секрет!
   -Вашему высочеству в последнее время вообще угодно нагромождать тайну на тайну!
   -Вот как?
   -Господи! - вмешался о. Григорий.- Я вполне согласен с его сиятельством. Вот, например, этот несчастный монашек. Я повиновался вам, герцогиня, и в точности исполнил все ваши инструкции, но все же отказываюсь понимать, какое значение в ваших соображениях может иметь эта игра с превращением Клемана из монаха в дворянина и обратно. У бедняги уже и без того ум заходит за разум!
   -Тем лучше! Но его рассудок еще не достаточно омрачился: я хочу, чтобы он окончательно потерялся и не мог определить, кто он такой!
   -Но какая цель всего этого? - спросил Эрих.
   -Дорогой граф, если вы хотите натравить собаку, как вы поступаете?
   -Ну... сначала ее морят голодом.
   -Сажают на цепь.
   -Именно. А в заключение натравливают на того, на кого нужно! Поняли?
   -Не совсем!
   -Так поймите: скоро настанет день, когда мне понадобится фанатик, готовый на все! Восстание против Генриха III- долгий путь, и мало ли в силу каких причин оно может и не удастся. Люди ведь крайне смешны в своих воззрениях: для многих особа этого шута на троне все же священна, несмотря ни на что. Ну так вот, если удастся устранить Генриха, то наша задача значительно упрощается. Но при этом нам самим нужно оставаться непременно в стороне. Вот для этого мне и понадобится монах, который будет доведен в своем фанатизме, страсти и безумии до того, что станет покорным орудием в моих руках.
   -Но все же при чем здесь эти превращенья?
   -А вот увидите, граф! Пока это мой секрет! Ну-с, мои распоряжения исполнены?
   -Да, герцогиня. А когда вам угодно будет двинуться в путь?
   -Между восьмью и девятью часами утра! А теперь я хочу отдохнуть! До свидания, господа! - и герцогиня, отпустив Кревкера и о. Григория, позвала своих камеристок, чтобы отдохнуть хоть несколько часов.
   Утром, в назначенный час, портшез был подан, и герцогиня отправилась в путь, сопровождаемая, как уже знает читатель, пажем Серафином и монашком Жаком, тогда как впереди гордо гарцевал о. Антоний в наряде капитана.
   Впрочем, горделивой осанки о. Антония хватило ненадолго. Когда-то, в юности, он езживал верхом, но тому прошло уже много лет, и езда на монастырском осле не могла поддержать его наезднические способности. Поэтому вскоре о. Антоний стал чувствовать себя до крайности неудобно, и его грузное тело мешком съезжало с седла.
   Зато Жак держался молодцом. Он сказал правду, когда объяснил Кревкеру, что монахом стал из-за лености. Но эта леность не относилась в детстве к езде верхом и к обращению со шпагой - и с тем, и с другим Жак в самом нежном возрасте управлялся на диво, и, если бы ему позволили обстоятельства, выбрал бы себе военную карьеру. Однако вот тут-то и помешала леность. Чтобы добиться на военной службе сносного положения, надо было обладать либо достаточными средствами, либо терпением, выдержкой и трудолюбием. Отец Жака был беден, как церковная мышь, и не мог дать сыну необходимые средства; пробиваться же рядом долгих лет, терпеть нужду - это было не в характере Жака. Поэтому он должен был поступить в монастырь, где несколько лет не особенно тяжелого послушания с лихвой искупались всей остальной сытой, ленивой и праздной жизнью в хмельном довольстве. Однако, вскочив в седло, Жак-Амори сразу почувствовал себя в родной стихии и принялся гордо гарцевать около портшеза, посылая восторженные взгляды герцогине, которая время от времени награждала его чарующими улыбками.
   Так они ехали до обеденного времени. Стало чрезвычайно жарко, мулы были истомлены, лошади в пене. Герцогиня приказала остановиться в первой же гостинице, которая встретится на пути.
   Вскоре они доехали до домика, лежавшего при дороге, в двух лье от города Мо.
   -Мы здесь поедим и переждем жару,- сказала герцогиня,- а вечером опять двинемся в путь.
   Так и сделали. После обеда герцогиня удалилась в отведенную ей комнату, чтобы отдохнуть, а ее спутники тоже разбрелись кто куда. Жак-Амори, усталый от непривычно долгого пути, забрался в конюшню и там сладко вздремнул. Его разбудили грохот и бренчанье какого-то большого поезда. Жак выбежал из конюшни и взглянул на дорогу. Невдалеке в облаках пыли, позлащенной последними лучами заходящего солнца, двигался большой конный отряд. Стук копыт, ржанье лошадей и бряцанье металлических доспехов было причиной шума, разбудившего нашего монашка.
   Вдруг окно в гостинице распахнулось, оттуда показалась голова герцогини Монпансье. Ее губы что-то шептали. Если бы Жак был ближе, то услыхал бы, что она говорила:
   -А! Наконец-то! Слава Тебе, Господи!
   XIII
   Поездка из Сен-Клу за Париж несколько рассеяла короля Генриха III, главным образом благодаря стараниям Мовпена, повышенного из пажей в придворные шуты.
   Мовпен знал, что недавно еще особой милостью короля пользовался Шико, отличавшийся умом и сумевший с большой выгодой для себя использовать свободу речи, предоставляемую обыкновенно шутам. Вот этого-то Шико, который вдруг таинственным образом исчез, и взял себе за образец Мовпен. Конечно, ему было еще далеко до остроумного Шико, в этом не сомневался и сам Мовпен, но он рассчитывал, во-первых, на нетребовательность .короля, а во-вторых, на то, что с течением времени разовьется навык к этому почтенному ремеслу. К тому же Мовпен был очень неглуп от природы, так что ему удалось с первых же шагов добиться порядочных результатов.
   Прежде всего, когда поезд двинулся в путь, Мовпен без всяких церемоний залез в экипаж к королю. Генрих рассмеялся на эту дерзость шута, но не стал протестовать. Он был даже рад этому, так как мог по пути отвести душу в беседе с ним.
   Конечно, эта беседа первым делом коснулась событий этого утра.
   -Боже мой, боже мой! - стал жаловаться Генрих.- Если брат действительно умер, то кто будет наследовать мне? Мовпен без церемонии расхохотался и ответил:
   -Вот это мне нравится! Ведь вам, государь, нет и тридцати лет еще!
   -Да, но... у королевы нет детей!
   -Нет, так будут!
   -Как знать?
   -А если даже и не будет, то во всяком случае лучше царствовать, не имея наследника, чем жить под вечным страхом, что тебя в один прекрасный день спихнут с трона.
   -Что ты хочешь сказать этим?
   -Гм... гм... герцог Анжуйский всегда отличался непомерным честолюбием!
   Генрих III нахмурился и припомнил, что лет семь- восемь тому назад королева-мать открыла ему заговор, составленный герцогом Франсуа с Гизами и направленный против него, Генриха. Те несколько минут, в течение которых он молчал, показали Мовпену, что он попал в цель.
   -Хорошо, допустим, что мне тридцать лет и что меня ждет долгое царствование. Но так или иначе, а наследника мне нужно. Корона не может оставаться без владыки, трон не должен быть под угрозой остаться вакантным!
   -По этому поводу я мог бы многое сказать вашему величеству,- заметил Мовпен.
   -Ну, так говори!
   -Долгое время вы, государь, были окружены дурными людьми.
   -Ты думаешь?
   -Вы дали себя завлечь безнравственным людям, сбившим вас с пути и склонившим ваши вкусы в нехорошую сторону. Так и случилось, что королева-супруга осталась в пренебрежении. Правда, вы посвящали немалое время покаянию, бичевали себя, постились, молились, но не этого ждал от вас Господь.
   -А чего-же Он ждал от меня, по-твоему?
   -Чтобы ее величество Луиза Савойская, королева Франции и ваша супруга, не оставалась в пренебрежении!
   -Гм... гм...
   -Вот уже восемь лет как я вступил на службу к вашему величеству. Я был при вашей особе, государь, две недели, когда вы отправились в Блуа на открытие генеральных штатов. Я помню, как накануне этого открытия вы изволили высказать ряд соображений, из которых явствовало, что женщина - исчадие ада, орудие сатаны и источник всех бедствий...
   -А разве это не так?
   -Рискуя навлечь на себя гнев вашего величества, осмелюсь заявить, что это неправда. С того времени как свет существует, женщина только и делала, что поправляла зло, содеянное мужчиной!
   -Что за чушь! А история Адама и Евы?
   -Ну а что эта история? Вспомните, ведь Адам ходил совсем голым; значит, зимой он мерз от холода, а летом страдал от жары. Благодаря Еве он получил одежду...
   Король невольно расхохотался.
   Мовпен продолжал:
   -Я не буду говорить вашему величеству о Дидоне, Семирамиде, Клеопатре и прочих знаменитых женщинах древности. Но я сошлюсь на Агнессу Сорель и Жанну д'Арк, спасших монархию, а в самое последнее время достаточно указать на Екатерину Медичи, которая не дала Франции погрязнуть в ереси! Что было бы вовсе нетрудно благодаря слабости...
   -Постой, да к чему ты хочешь прийти? - перебил шута король с недовольной гримасой.
   -К тому, что вы, ваше величество, очень много выиграли бы, если бы соблаговолили приблизиться к королеве-супруге!
   -Вот еще!
   -Во-первых, вы получили бы полное удовольствие от общества прелестного, ласкового существа.
   -Будто бы!
   -А новые заботы, возникшие от этого общения, отвлекли бы ваше величество от черных дум.
   -Это что за заботы?
   -Заботы о наследнике, ваше величество!
   Король погрузился в задумчивость. Мовпен, заметив, что его слова произвели свое действие, молчал. Так они въехали в Париж и направились прямо ко дворцу Босежур.
   Когда они подъехали к воротам дворца, король, выглянув в окно своего экипажа, вздрогнул: у подъезда стояли два придворных во всем черном.
   -Что это значит? - крикнул он.
   Один из пажей подскочил к экипажу и доложил:
   -Это траур по его высочеству герцогу Анжуйскому.
   -Значит, брат все-таки умер? - простонал Генрих. К экипажу подошел старик-шталмейстер и с низким поклоном доложил:
   -Его высочество испустил последний вздох прошлой ночью в Шато-Тьерри.
   Король дрожащей рукой провел по лбу и пробормотал:
   "Значит, человек в маске все-таки сказал правду!" - а затем громко спросил:
   -А где матушка?
   -Ее величество отправилась в Шато-Тьерри. Король подумал и сказал:
   -Значит, и мне тоже надо отправиться туда, но только не сейчас: теперь чересчур жарко, и я чувствую себя очень плохо. Мы остановимся пока здесь! - и король направился во дворец.
   XIV
   Да, герцог Франсуа умер, в этом уже не могло быть сомнений! Не в силах короля было воскресить его, но зато он мог почтить память покойного, устроив ему пышные похороны. За выработку церемониала их и принялся на следующее утро король.
   Для этого он потребовал к себе настоятеля женовефинцев. Монахи ордена Святой Женевьевы были немногими из черноризцев, еще державшихся короля. Доминиканцы, например, были лигистами, открыто проповедовавшими, что король - еретик, что власть должна перейти от нечестивых Валуа к Лотарингскому дому. Но женовефинцы, в общем люди очень жизнерадостные и терпимые, известные чревоугодники и пьяницы, оставались нейтральными в гражданской розни, раздиравшей в то время Францию.
   Настоятель женовефинцев, о. Василий, был еще совсем молодым человеком. Он происходил из знатной бургундской семьи, был высок ростом, красив и отличался завидным здоровьем. Среди своих собратьев он был известен за самого неутомимого гуляку и порядочного шалуна. Кружка, которую ему подавали в монастыре за трапезой, вмещала добрых три бутылки вина, причем он опоражнивал ее в два глотка. Что же касается Латинского квартала, этого царства школяров и нестрогих женщин, то там о. Василий славился любезностью и составлял изрядную конкуренцию студентам. Говорили, что однажды ревнивый школяр даже ткнул о. Василия кинжалом в грудь, но осторожный монах носил под власяницей кольчугу, так что кинжал сломался без вреда для любезного настоятеля. Однако, отбросив в сторону его мирские делишки, мы должны отметить, что он был отличным администратором и превосходно вел свой монастырь, а процессии монахов Святой Женевьевы были истинной радостью верующих. Вот почему Генрих III вытребовал его на совещание.
   Это совещание продолжалось несколько часов. Кроме Мовпена, на нем никто не присутствовал, так как мрачность и резкость делали Крильона совершенно непригодным для обсуждения таких вопросов, а больше у Генриха III никого и не было.
   Когда все подробности предстоящей церемонии были решены, король с завистью сказал настоятелю:
   -А знаете ли, батюшка, у вас такое цветущее лицо, что просто радуешься, глядя на вас!
   Отец Василий молча поклонился, но Мовпен ответил за него:
   -Если его преподобие обладает таким цветущим здоровьем, то это потому, что он знает верный секрет!
   -Вот как? Вы действительно знаете секрет? - спросил король.
   -Быть может, да! - улыбаясь ответил монах.
   -Могу открыть вам этот секрет, государь,- снова подхватил Мовпен.- Прежде всего, отец Василий любит старое вино и умеет отдать ему должное.
   -Затем?
   -Затем его преподобие изрядно кушает, а вкусив от даров земли, предается благодетельному сну.
   -И это - все?
   -Ну, не совсем! Отец Василий не упускает случая поинтересоваться состоянием здоровья своих духовных дочерей из... Латинского квартала! Если бы вы, ваше величество, последовали его примеру, то через месяц- другой обладали бы таким же цветущим лицом и хорошим расположением духа, как его преподобие.
   Советы шута Мовпена, подтвержденные таким наглядным примером, произвели на короля свое действие и заставили его погрузиться в какую-то неясную мечту. Когда он лег спать, ему приснился приятный сон: ему снилось, что перед ним стоит белокурая, голубоглазая, тоненькая девчурочка, и, когда он, король, обвил своей царственной рукой ее гибкий стан, она со страстью и нежностью приникла к нему. Проснувшись, Генрих III был в очень меланхолическом настроении, начиная сознавать, что действительно много потерял, отказывавшись так долго от естественных радостей жизни.
   Когда король рассказал свой сон Мовпену, шут расхохотался и ответил:
   -Вот видите, государь, недаром я говорил вам, что в женщинах есть много хорошего! Так, например, благодаря тому, что вы поухаживали во сне, вы не только отлично поспали, но и встали совсем другим человеком. У вас очень свежий вид, и это внушает мне новую мысль. Мне кажется, я лучше этого колдуна в маске смогу разъяснить вам вещий сон Крильона!
   -А ну-ка, истолкуй мне его, милочка!
   -Белокурая женщина сна Крильона и вашего августейшего сна - одно и то же лицо!
   -Как? Значит, она замышляет предательство?
   -Отнюдь нет! Но, завоевав ваше сердце, она тем самым завладеет и вами. Она покорит вас, станет вашей царицей! Но это сладкое поражение, государь!
   Слова Мовпена заставили короля глубоко задуматься. Наконец он сказал:
   -Вот странно! Я сам не предполагал, что мог бы влюбиться, а теперь вижу, что, пожалуй... могу!
   -Ну и дай бог! - торжественно провозгласил Мовпен. На следующий день был назначен отъезд королевского поезда в Шато-Тьерри, и в назначенный час этот поезд двинулся в путь. Герцог Крильон командовал сильным эскортом гвардии, Мовпен по-прежнему занял место в королевском экипаже. Они ехали весь день и наконец подъехали к той самой гостинице, где уже останавливалась герцогиня Монпансье.
   Мы упоминали, что герцогиня смотрела из окна в тот момент, когда королевский поезд близился. Заметив ее белокурую головку, король вскрикнул:
   -Боже мой! Женщина из моего сна!
   В сущности говоря, он только и видел, что белокурые волосы Анны, так как она поспешила отойти в глубь комнаты. Но мы уже не раз отмечали, каким слабохарактерным был король Генрих III и как легко он поддавался чужому влиянию. Убеждения Мовпена сделали свое дело, и король и в самом деле был уверен, что ему стоит лишь влюбиться, как тоска и нездоровье отлетят от него прочь. Истолкование Мовпеном сна Крильона тоже пришлось ему по душе, и он готов был во всякой блондинке видеть теперь женщину, которой сама судьба предписала сыграть роль в его жизни. Вот почему он был так потрясен видом этой быстро промелькнувшей белокурой головки.
   Мовпен не заметил этой головки, но все же воспользовался возгласом короля, чтобы шепнуть ему:
   -А вот, государь, отличный случай проверить на практике лечебные секреты отца Василия!
   -Посмотрим! - улыбаясь ответил король.- А пока прикажи-ка остановиться здесь!
   XV
   Войдя в зал гостиницы, король увидел в одном из углов ее пажа Серафина и спросил его:
   -Кто ты, милый мой?
   -Я паж, ваше величество! - ответил Серафин.
   -У кого?
   -Извините, государь, но моя хозяйка желает путешествовать инкогнито.
   -Да ведь я-то имею право знать имена тех, кто путешествует по моей земле!
   -Да, ваше величество, но хозяйка прогонит меня, если я разоблачу ее имя, а ведь я - бедный дворянчик, не имеющий ни денег в настоящем, ни наследства в будущем!
   -Ну, если она тебя прогонит, ты поступишь ко мне, только и всего! - возразил король.
   Неизвестно, как вывернулся бы Серафин после такого возражения, если бы в этот момент Мовпен не заметил Жака, притаившегося в другом углу. Королевский шут схватил несчастного монаха за шиворот и выволок его на середину, приговаривая:
   -Вы только полюбуйтесь, государь! Вот наш монах, превращенный в дворянина!
   Король сразу узнал монашка, который несколько дней тому назад произвел на него такое тяжелое впечатление.
   -Монах,- воскликнул он,- мерзкий, отвратительный монах!
   -Монах, превращенный в пажа, государь! - подхватил Мовпен.
   -Да вытолкай его вон! - с раздражением крикнул король, на которого вид Жака по-прежнему производил необъяснимо тягостное впечатление.
   -Почему ты перестал быть монахом? - спросил Мовпен, выволакивая Жака на двор.
   -Да я никогда им и не был! - злобно ответил Жак.
   -Не был? - расхохотался Мовпен.- А вот увидим! - и он сорвал с Жака шапочку и далеко отбросил ее в сторону.
   В Жаке вспыхнула вся кровь. Он вспомнил, что на поясе у него имеется шпага, и, обнажив ее, с бешенством ринулся на Мовпена. Тот отскочил в сторону и тоже обнажил шпагу.
   Королевские люди не знали Жака, а потому для них вся эта история имела характер обычной ссоры. Поэтому они окружили молодых людей и принялись следить за их поединком. Сам король вышел за дверь и, забыв на этот момент белокурую женщину, с озлоблением крикнул:
   -Убей его! Убей его, милый Мовпен! Убей мне этого мерзкого монаха!
   Мовпен недурно фехтовал, но монашек защищался с отчаянием и решимостью и так отчаянно вертел шпагой в воздухе, что оружие Мовпена не могло коснуться его. Наоборот, бешенство, видимо, побеждало выучку, так как Мовпен два раза оказался тронутым шпагой Жака, хотя и незначительно.
   Но на стороне Мовпена все же была привычка к оружию. Монах начал уставать, и, заметив это, Мовпен пустился на финт, выбил шпагу из рук Жака и приставил свою острием к его груди. Увидев это, король с новой силой закричал:
   -Убей его, Мовпен, убей!
   Но шут не успел привести в исполнение королевское приказание. Герцог Крильон прорвал круг зрителей и, ударом шпаги выбив оружие из рук шута, сказал:
   -Разве вы не видите, что его величество шутит! Французский король знает, что в честном бою безоружного противника не убивают!
   Генрих III закусил губы и крикнул:
   -Вы-то чего суетесь не в свое дело, герцог?
   -Простите, ваше величество,- спокойно ответил Крильон,но ограждение королевского достоинства и есть как раз мое дело!
   Король повернулся к нему спиной и сказал одному из гвардейцев:
   -Связать сейчас же этого мерзкого монаха, привязать его к седлу и отправить в монастырь!
   Гвардеец так и поступил, и через три часа они подъехали к монастырю. Опять бедный Жак начал думать, что он и в самом деле монах, что над ним лишь посмеялись. Это подозрение перешло почти в уверенность, когда во дворе монастыря он увидел о. Антония, спокойно прогуливавшегося в обычном монашеском платье.
   Но тут же ум начал мутиться у бедного юноши. Ну хорошо, положим, над ним действительно посмеялись! Но... о. Антоний! Ведь он еще утром был капитаном и предводительствовал эскортом герцогини! Ведь он оставался в гостинице, близ города Мо! Каким же образом он попал теперь в монастырь, да еще в монашеской одежде?
   Гвардеец грубо сбросил Жака на землю и крикнул о. Антонию:
   -Получайте-ка, вот тут один из ваших монахов!
   Отец Антоний подошел и сказал:
   -А! Это брат Жак! Наверное, у него опять был припадок безумия!